Т. Таннберг (Тарту)
реклама
ОСТЗЕЙСКИЙ ВОПРОС ВО ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ В 1806-1807 ГГ.* Т. Таннберг (Тарту) Введение В начале XIX в. остзейский вопрос неоднократно вставал на повестку дня в деятельности правительственных кругов России. Для Александра I, взошедшего на престол в 1801 г., Остзейские губернии стали своеобразным испытательным полигоном, на котором велись поиски путей решения крестьянского вопроса. Под давлением центрального правительства остзейское дворянство было вынуждено приступить к упорядочению законодательных основ взаимоотношений между помещиками и крестьянами и ввести в Эстляндии и Лифляндии первые крестьянские законы. К осуществлению разрабатывавшихся в окружении императора планов реформ был привлечен ряд представителей остзейского дворянства; важную роль в духовной жизни империи стал играть Дерптский (Тартуский) университет, возобновивший свою деятельность с 1802 г. Однако в период войны 1806-1807 гг. между Россией и Францией остзейский вопрос встает на повестку дня в несколько ином ракурсе. Международное и военное положение России очень осложнилось осенью 1806 г., что, в свою очередь, оказало значительное воздействие и на внутриполитическое развитие государства. В сентябре 1806 г. в Европе сложилась новая антинаполеоновская коалиция, финансовое обеспечение которой легло на плечи Англии, основную же тяжесть военных действий должны были нести главным образом Россия и Пруссия. Россия же после сокрушительного поражения Пруссии в октябре 1806 г. под Йеной и Ауэрштедтом, осталась, в сущности, воевать один на один с Францией. К тому же продолжалась РусскоПерсидская война (1804-1813), а вскоре началась также очередная Русско-Турецкая война (1806-1812). Таким образом, в конце 1806 г. Россия одновременно воевала с тремя государствами1. Начало новой войны с Францией было сопряжено с созданием небывалой атмосферы страха в высших сферах власти России. У всех был на памяти сокрушительный разгром русской армии под Аустерлицем менее года назад. Этим разгромом Александру I было нанесено огромное моральное поражение, сопряженное с унижением и стыдом, смыть которые можно было только одним способом — разгромить Наполеона на поле битвы. Александр I и его приближенные боялись, что после ошеломляющего разгрома Пруссии Наполеон может вторгнуться и на территорию России, что, в свою очередь, могло повлечь за собой непредсказуемые политические последствия. Правительственные круги пугала возможность того, что предполагаемое вторжение Наполеона вызовет в стране волнения и беспорядки, которые могут потрясти основы государства. В обществе распространялись всевозможные слухи, говорилось о том, что Наполеон собирается уничтожить в России крепостное право и восстановить Польшу в прежних границах. Официальный биограф Александра I специально подчеркивает, что в период войны 18061807 гг. с Францией особую роль играли различного рода ложные слухи 2. С точки зрения правительственных кругов в «угрожающем» положении находились тогда и Остзейские губернии. В настоящей статье, в контексте внешне- и внутриполитических проблем развития России в целом, более подробно рассматривается внутриполитическое положение Остзейских губерний в конце 1806 – начале 1807 гг. В основу исследования положены до сих пор во многом еще не использованные архивные материалы из Российского государственного исторического архива, * © Т. Таннберг Исторического архива Эстонии, а также опубликованные источники и исследования по данной теме. Планы всеобщего вооружения народа Учитывая сложную внешнеполитическую обстановку, осенью 1806 г. правительство стояло перед серьезным вопросом: что делать дальше и как оборонять государство? Александр I считал, что для обеспечения обороны и внутренней безопасности государства следует предпринять чрезвычайные меры. Император считал, что для борьбы с врагом регулярной армии недостаточно и в чрезвычайной обстановке следует мобилизовать народ. Правящие круги в Петербурге действительно разделяли точку зрения, согласно которой без широкого привлечения народа невозможно было успешно бороться с опасным врагом. Целью императора Александра I и его ближайшего окружения была мобилизация всех подданных государства для борьбы с Наполеоном, не считаясь с сословными ограничениями и религиозными различиями. Для этого, однако, следовало провести идеологическую подготовку общества и разъяснить народу сущность чрезвычайных мер, а также необходимость их применения. В правительственных кругах прекрасно понимали, что привлечь народные массы к борьбе с Наполеоном можно было только взывая к его патриотизму и обращаясь к историческому опыту. Так, при подготовке к войне с Францией использовались примеры из эпохи «Смутного времени» XVII в. В преддверии войны с Наполеоном (в первую очередь в 1806-1807 гг.) в национальном сознании российского общества закрепляется образ героической борьбы начала XVII в. и её главных героев – К. Минина и Д. Пожарского3. В этих условиях Александр I счел необходимым применение чрезвычайных мер, но до вынесения окончательного решения о том, какие конкретно меры следует применить, он решил посоветоваться с приближенными. По распоряжению Александра I три «ключевых» министра: военный министр С. Вязьмитинов, министр иностранных дел А. Э. Будберг и министр внутренних дел В.П. Кочубей – обсудили предложения императора о создании в ряде губерний линии обороны путем поголовного вооружения населения4. Министры изложили императору свою позицию в форме записки, с которой Александр I ознакомился 11 ноября 1806 г. Три министра отрицательно отнеслись к предложению императора. Они сочли поголовное вооружение чрезвычайной мерой, которая до сих пор в России не применялась, и выразили убеждение, что в государстве это повлечет за собой возникновение атмосферы страха, углубления чувства безысходности и рост недоверия к правительству среди народа. Министры нашли, что если враг узнает о поголовном вооружении, то сочтет это слабостью государства и это еще больше распалит его стремления к завоеванию. С точки же зрения внутриполитического положения такое предложение могло перепугать всех помещиков. В военном отношении авторы записки также не сочли предложение разумным: вооруженные силы в предлагаемом виде представляли бы собой в действительности плохо подготовленную массу людей, которые разбегутся при первом выстреле. Кроме того, министры считали, что вооружение такого количества простого народа во внутренних губерниях, где нет регулярного войска, представляло бы собой очень большую угрозу для внутренней безопасности государства. Этой точки зрения придерживался и тогдашний статс-секретарь Г.Д. Вилламов, который 22 ноября говорил на темы поголовного вооружения с самим императором и нашел, что применение подобной меры вызовет беспорядки в государстве5. В целом министры сочли, что в настоящем положении для укрепления вооруженных сил можно было бы использовать уже испробованные методы. Они предложили как можно быстрее провести рекрутский набор, снизив минимальный рост рекрутов и повысив их максимальный возраст, а также смягчив некоторые другие требования6. Но анализом возникшей ситуации и поисками выхода из сложных внешнеполитических обстоятельств занимались не только министры. Аналогичное задание Александр I дал и другим своим приближенным. 11 ноября 1806 г. — то есть в тот же самый день, которым датирована записка трех министров, — Александр I ознакомился и с запиской7 своих «молодых друзей» А. Чарторыйского, П.А. Строганова, Н.Н. Новосильцева8. Эта записка начиналась угрожающими словами: «Россия в опасности, в опасности великой, необыкновенной». Авторы её были уверены, что «Прусская монархия, сия сомнительная и злощастная союзница, близка к совершенному разрушению»9, после чего Наполеон будет готов к вторжению в Россию, призывая при этом народ к мятежу. Выход из создавшейся сложной ситуации приближенные Александра видели только во введении чрезвычайного положения, так как обычных методов было бы недостаточно и это в конечном итоге могло бы стать гибельным. Авторы записки видели неиспользованный резерв именно в патриотизме народа. Согласно их планам, правительство должно было разъяснить обществу причины и цели предстоящей войны, а также её неизбежность. Среди предлагавшихся чрезвычайных мер было и создание временного ополчения, и сосредоточение всей полноты власти в едином центре (т. е. создание чрезвычайного органа власти). Они были уверены, что должно быть созвано ополчение, которое, правда, не способно будет остановить Наполеона, тем не менее такое временное войско могло бы оказать поддержку регулярной армии и препятствовало бы проникновению врага вглубь территории страны. Созыв временного ополчения Александр I разделял как опасения «молодых друзей», касавшиеся возможного вторжения Наполеона в Россию, так и их мнение о безотлагательном введении чрезвычайных мер. О модернизации вооруженных сил правительство стало думать уже после катастрофы при Аустерлице. Для пополнения потерь в войне 1805 г. и комплектования новых полков в 1806 г. было проведено два рекрутских набора в соотношении 5 человек от 500 душ мужского пола. Кроме этого были приняты дополнительные меры по снабжению армии и увеличению офицерского состава10. Но в целом этих мер оказалось недостаточно. Так как рекрутская повинность как основная форма комплектования армии в начале XIX в. больше не могла обеспечить пополнение вооруженных сил в требуемом количестве, то в таком положении правительство обратилось к чрезвычайным мерам и объявило о созыве всеобщего ополчения. Такая мера для правительства в начале XIX в. действительно была чрезвычайной, поскольку последний раз всеобщее ополчение собиралось в России почти два столетия назад (в 1613 г.). Созыв небывалого по размерам всеобщего ополчения (всего 612 тысяч человек 11) был объявлен манифестом Александра от 30 ноября 1806 г.12 Манифест императора призывал дворян, городские и сельские общества, купечество, духовенство и все другие сословия принимать активное участие в формировании ополчения. Ополчение должно было быть создано в тридцати одной губернии России, которые, в свою очередь, были поделены на 7 областей, куда входило по 4-5 губерний13. Ополчения трех Остзейских и Псковской губерний составили временную Вторую область, которая должна была поставить 60 тысяч ополченцев, в том числе Эстляндия — 8 тысяч, Курляндия — 12 тысяч, Лифляндия — 20 тысяч и Псковская губерния — 20 тысяч. Главнокомандующим Второй области ополчения был назначен генерал от инфантерии А. Беклешов14. Для общего руководства ополчением в начале декабря 1806 г. был создан особый «Комитет главного производства дел милиции», в который входили генерал-фельдмаршал Н. Салтыков, военный министр С. Вязьмитинов, министр внутренних дел граф В.П. Кочубей, тайный советник и заместитель министра юстиции Н. Н. Новосильцев и министр иностранных дел А. Э. фон Будберг15. Созываемое ополчение не входило в состав регулярной армии. Комитет главного производства дел милиции координировал формировние ополчения через Министерство внутренних дел и главнокомнадующих областями ополчения. На уровне губерний формирование ополчений входило в обязанности гражданских губернаторов, которые в свою очередь опирались на выборные дворянские сословные учреждения, в Остзейских губерниях – на рыцарства. Формирование временного ополчения в губерниях началось после того, как министр внутренних дел В. Кочубей 6 декабря разослал по губерниям манифест 30 ноября и инструкцию, одобренную Александром I 4 декабря16. Эта инструкция содержала унифицированные, но в то же время подробные указания губернским властям и дворянским сословным учреждениям о том, как формировать временное ополчение. Инструкция представляла собой своеобразную объяснительную записку к манифесту 30 ноября, которая конкретизировала основные положения манифеста. Гражданский губернатор Эстляндии А. фон Лангель получил указанную инструкцию вечером 9 декабря и на основе её через два дня изложил принципы формирования временного ополчения17. Аналогичным образом информировали губернские власти и рыцарства Лифляндии, Курляндии и о. Эзель (о. Сааремаа) 18. Затем через губернские правления информация о созыве ополчения была доведена и до крестьянства, вначале в Эстляндии (11.12), затем в Курляндии (14.12) и Лифляндии (22.12)19. Во второй половине декабря 1806 г. были проведены чрезвычайные заседания ландтагов, на которых обсуждались вопросы формирования ополчения и общее положение в губерниях в условиях начавшейся войны. Опасения правительства в связи с формированием ополчения На создание ополчения царское правительство пошло далеко не с легким сердцем и не без сильных колебаний. Правящие круги всерьез опасались, что с созданием гигантского ополчения в стране могут начаться волнения и беспорядки. Такого рода опасения были характерны и для представителей дворянства на местах в различных регионах страны20. Поэтому волнения и беспорядки пытались предотвратить и подавить в зародыше. Принципы формирования временного ополчения обсуждались на первом заседании Комитета главного производства дел милиции 5 декабря 1806 г.21, на котором было решено в дополнение к манифесту императора от 30 ноября и вышеупомянутой инструкции разослать в губернии дополнительно еще одну секретную инструкцию, чтобы посредством её придать желательное для правительства направление действиям дворянских собраний22. Инструкция должна была довести до губернских начальников, что всевозможные встречающиеся недоразумения и неверное истолкование изданных законов следует урегулировать в срочном порядке. Новая инструкция была разослана губернским начальникам 17 декабря 1806 г. В данной инструкции23 основное внимание при формировании ополчения уделялось уже не организационной стороне, а необходимости точно обозначить сущность и цели созыва ополчения как для дворян, так и для податных сословий24. В инструкции подчеркивалось, что ополчение созывается в поддержку регулярной армии и для поддержания внутреннего порядка. Следовало также разъяснить дворянам, что активное участие в ополчении обеспечит безопасность их имений и семейств. Таким образом, главной задачей этой инструкции было обеспечение внутреннего мира и спокойствия в губерниях. В тексте этой инструкции также отражается страх правительства перед Наполеоном, деятельность которого описывалась в как можно более угрожающих тонах, а также утверждается, что начавшаяся война уже больше не является обычной войной. По мнению правительства, Наполеон для достижения своих целей использует не только вооруженные силы, но стремится возбудить население против его законных правителей, стремится к отмене крепостного права, уничтожению дворянского сословия и подрыву основ государства. Поэтому всем, начиная от представителей губернского правления и кончая теми, кто был выбран на различные должности в ополчении, следовало особое внимание обращать на обеспечение порядка и безопасности. При формировании ополчения губернские власти, согласно инструкции от 17 декабря, должны были обеспечить порядок и спокойствие. На основании этой секретной инструкции губернские власти издавали свои публичные распоряжения – патенты и публикаты губернских правлений, в которых кратко излагалось основное содержание инструкций, и давались первые указания по созыву ополчения. Однако особенно в распоряжениях губернских правлений подчеркивалось, что власти должны препятствовать распространению в обществе различных слухов («пустых и ложных домыслов»). Об их появлении следовало немедленно докладывать и подвергать распространителей аресту25. Секретными предписаниями, разосланными властями Эстляндской губернии 26 декабря 1806 г. всем гакенрихтерам, обер-пробстам и помещикам, адресаты обязывались при формировании ополчения обеспечивать порядок и спокойствие26. Гражданский губернатор Эстляндии проинформировал министра внутренних дел о предпринятых им шагах письмом от 29 декабря27. Роль церкви в формировании ополчения Комитет по делам ополчения на заседании 5 декабря в дополнение к вышеперечисленным мерам счел необходимым командировать в губернии сенаторов, составить специальную инструкцию главнокомандующим областями ополчения и активизировать деятельность церкви в формировании ополчения и усмирении народа. Реализация последней задачи должна была осуществляться в первую очередь через юстиц-коллегию. В процессе формирования ополчения правительство действительно предназначило особую роль православной церкви, на которую была возложена идеологическая подготовка этого мероприятия. В своем манифесте от 6 декабря 1806 г. Александр I призвал Святейший Синод действовать на благо России. Синод составил свое обращение к православным, в котором Наполеон был охарактеризован как главный враг христианства, антихрист, идущий войной на Россию, чтобы погубить православие. Все православные призывались к войне за веру, против Наполеона, причем защитники ее получали благословение Господне, на уклоняющихся же должно было пасть Божье проклятие28. Обращение Синода, которое многократно зачитывалось во всех храмах государства, по существу было анафемой Наполеону, что в то время оказывало огромное воздействие на простой народ, да и имя Бонапарта (Наполеоном его в то время называли чрезвычайно редко) впервые стало широко известно в России именно в 1806 г., особенно в период формирования ополчения29. Обращение Синода в переводе на немецкий язык было опубликовано и в Остзейских губерниях, но из-за различий в вероисповедании оно не получило там такого же отклика, как в целом по России. Тем не менее, и губернские власти, и местная лютеранская церковь в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии активно включились в кампанию пропаганды, направленной против Наполеона. Курляндское губернское правление опубликовало это обращение уже 18 декабря, приложив со своей стороны образец показательной молитвы для богослужений военного времени30. Последняя была опубликована и на латышском языке. В январе 1807 г. было разослано официальное обращение Синода ко всем лютеранским пасторам 31. Как видно из сохранившихся материалов церкви, во время богослужений подчеркивалось, что в настоящей войне виновно не Российское государство, а «коварный и злой враг»32. Эстляндское губернское правление также опубликовало в конце декабря 1806 г. специальную молитву, в которой подчеркивается, что в начавшейся войне русская армия сражается с «врагом всей Европы»33. По инициативе лютеранской церкви тогда был опубликован ряд изданий, предназначенных для пробуждения у местного населения патриотизма и покорности властям34. Одним из таких изданий был, например, и первый поэтический сборник на эстонском языке35. Однако несмотря на старания царского правительства объяснить народу необходимость созыва ополчения и, частично, его цели, причины формирования ополчения в 1806 г. осталось для многих, тем не менее, непонятными36. Усиление политического контроля в обществе Созыв народного ополчения в декабре 1806 г. можно считать переломным моментом во внутренней политике страны в сторону реакции, когда «дней Александровых прекрасное начало» сменилось гораздо более жестким официальным политическим курсом37. В 1806-1807 гг. значительно усилился политический контроль в обществе. В начале своего правления Александр I ликвидировал ненавистную Тайную экспедицию, и, с созданием министерств, полицейские функции (в том числе слежка за изменением общественных настроений) были переданы в компетенцию создаваемого Министерства внутренних дел. Но это отнюдь не означало, что новый император отказался от намерений контролировать общество. Осенью 1805 г. был создан межведомственный тайный Комитет по делам высшей полиции38, который должен был действовать в то время, когда император находится на фронте. В состав Комитета входили министры военный, внутренних дел и юстиции. Обязанностью Комитета было следить за настроениями в обществе и разумными мерами обеспечивать внутреннюю безопасность государства. Одной из задач было выявление «подозрительной корреспонденции», что в действительности означало разрешение на перлюстрацию писем. Согласно существовавшим тогда законам официально это запрещалось39. Одновременно на фоне растущего противостояния с Францией у императора, его приближенных и во всем обществе возросла шпиономания. Опасения возможной деятельности иностранных (в первую очередь, французских) шпионов со стороны правительственных кругов привело к тому, что контроль за проживающими в Российской империи иностранными подданными был ужесточен. С этой инициативой выступил в конце 1806 г. тогдашний министр иностранных дел А. Э. фон Будберг. Регионами, которым особенно «угрожала» деятельность шпионов, считались столица, а также населенные поляками приграничные губернии. Свою кульминацию шпиономания 1806 г. получила в указе от 28 ноября, который предусматривал высылку всех французских подданных40, которые откажутся принести специальную присягу41. Исходя из существовавшего тогда внешне- и внутриполитического положения, Александр I принял решение создать постоянный орган, который должен был осуществлять политический контроль в обществе, следить за настроениями населения, бороться с вражескими «агентами» и распространявшимися в стране слухами. С этой задачью и был 13 января 1807 г. создан Комитет охранения общей безопасности 42. Как и в случае с Комитетом, созданным в 1805 г., деятельность которого теперь прекратилась43, это был постоянно действующий межведомственный орган, но на этот раз не тайный. Постоянными членами Комитета были назначены П. Лопухин (председатель), сенаторы Н. Новосильцов и А. Макаров, а в случае необходимости к работе в нем привлекались министры — военный и внутренних дел, а также столичный главнокомандующий. По распоряжению императора в Комитет могли быть назначены и другие представители высшей власти. В компетенцию Комитета были переданы все дела по «важным» преступлениям. Особенное внимание Комитет, разумеется, должен был уделять проискам шпионов и нездоровым слухам, распространяющимся в обществе, особенно же обезвреживанию распространителей этих слухов. Комитету фактически были подчинены все полицейские структуры государства. Обязанностью министра внутренних дел была незамедлительная передача Комитету всех поступающих из губерний сведений о «важных» преступлениях. Со своей стороны, Комитет выбирал способ решения всех дел, а также учреждение, которое дожно было заниматься каждым конкретным преступлением. В компетенцию Комитета входило проведение следствия по делам, касавшимся измены государству, а также о тайных заговорах, направленных против всеобщей безопасности44. Так по существу в новом обличье была восстановлена Тайная экспедиция, только политический контроль общества стал осуществляться в более мягких, чем прежде формах45. Комитет, созданный под вывеской борьбы со шпионажем, по существу превратился позднее в высший орган судебного преследования по политическим и важнейшим уголовным делам46. Создание Комитета было довольно единодушно одобрено реакционными кругами правящей верхушки государства.47 Внутриполитическое положение Остзейских губерний Возникшие в правящих кругах, а также в различных концах империи опасения, что созыв ополчения может повлечь за собой беспорядки и волнения, явственно обнаружились и в Остзейских губерниях. Аналогичные настроения господствовали и в среде остзейского дворянства. На ландтагах рыцарств в декабре 1806 г. на повестку дня остро встал вопрос о возможных крестьянских волнениях, могущих произойти в связи с начавшейся войной. Особенно отчетливо эти опасения проявились в Эстляндии, где представители местного дворянства высказали на ландтаге мнение, что беспорядки, вызванные «недоразумениями», в губернии вполне возможны, причем для подавления их у губернских властей отсутствуют регулярные части. Поэтому дворянство сочло, что гораздо целесообразнее вместо созыва временного оплочения было бы проведение в губернии чрезвычайного рекрутского набора48. Члены рыцарства обсуждали возможность крайне осторожно прозондировать в этом отношении почву в Петербурге. Ландмаршал Эстляндии до поездки в Петербург собирался заехать в Ригу и обсудить данный вопрос с представителями лифляндского рыцарства. О серьезности намерений эстляндского рыцарства свидетельствует то обстоятельство, что с этой целью на ландтаге была образована специальная комиссия49. Целый ряд внутренних факторов усиливал в 1806 г. опасения помещиков. Тревога дворян возросла, разумеется, и из-за того, что созыв ополчения совпал в 1806 г. с дополнительным рекрутским набором50. При этом следует отметить, что проведение рекрутского набора в таких масштабах в Остзейских губерниях осуществлялось впервые. Рекрутский набор 1806 г. проводился здесь всего лишь в восьмой раз, и с этим еще не успели свыкнуться ни крестьяне, ни помещики51. В конце 1806 г. в Эстляндии и Лифляндии в рекруты было взято около 3600 человек52. Если к этому добавить и предполагаемое число ополченцев (28 тысяч человек в обеих губерниях), то мобилизации в Эстляндии и Лифляндии подлежало, в сущности, более 1/3 пригодного к воинской службе мужского населения. Такой степени мобилизации не сумели достигнуть даже в период Первой мировой войны. Понятно поэтому, что созыв ополчения был чем-то небывалым как для царского правительства, так и для остзейского дворянства (шире – для всего дворянства России), а также и для податного населения, на плечи которого ложилась эта повинность. Остзейское дворянство, по возможности, созыву ополчения предпочло бы рекрутский набор, так как опасалось, что на территории губернии возникнут проблемы с обузданием ополченцев, тогда как рекрутов переводили в другие регионы под строгим военным надзором. С началом войны тревогу помещиков возбуждали и другие распоряжения и ограничения, еще более углубляя неуверенность и нестабильность в обществе. В начале декабря 1806 г. по распоряжению губернских правлений на службу были призваны унтерофицеры. Через несколько дней последовало распоряжение об иностранцах (в первую очередь, подданных Франции и её союзников), которые должны были зарегистрироваться в течение 8 дней53. Последовали отдельные распоряжения для церковных властей54. Еще более усложняли положение неурожай и голод, все более широко распространяющийся в Эстляндии и Лифляндии55. Таким образом, в декабре 1806 г. общее положение день ото дня становилось все более беспокойным и неопределенным. Это беспокойство и неопределенность неизбежно передавались и простому народу. Так, например, в конце 1806 г., возвращаясь после молебна домой, два крестьянина разговаривали между собой «о военной напасти и о том, какое влияние она окажет на нашу страну, так как много нашего народу заберут в ополчение, а еще к тому же о большом недороде и голоде у крестьян». Второй крестьянин подтвердил: «Да, мне уже 53 года, а такого года я еще не видел, чтобы всего так не хватало и чтобы было так трудно»56. Опасения помещиков, что созыв ополчения может повлечь за собой беспорядки, в конце 1806 г. были не совсем беспочвенными. В некоторых местах крестьяне действительно высказывали смелые мысли и демонстрировали хороший уровень информированности относительно того, что происходило в Европе. В конце 1806 и в начале следующего года в Перновском уезде Лифляндской губернии крестьяне Вейкскюла Яак и его батрак обсуждали в корчме возможность повернуть раздаваемое ополченцам оружие против помещиков. Подобные же мысли высказывались ими другим крестьянам в корчме Синди 11 января 1807 г. Вейкскюла Яак заявил там, что все мужики должны обязательно идти в ополчение и там «они должны повернуть оружие и убивать не французов, а всех немцев, а от французов получить свободу»57. Но этот разговор подслушал находившийся в то же самое время в корчме помещик Мориц Брёмзен58, сообщивший об этом властям. Яака с батраком арестовали, и они, недолго запираясь, признали себя виновными, извиняя свое поведение тем, что болтали спьяну59. Делом Вейкскюла Яака занимался Комитет охранения общей безопасности 60, и оно было одним из самых весомых дел за все время деятельности этого Комитета. Забегая вперед, отметитим, что решением Сената Вейкскюла Яак в начале 1808 г. был сослан в Сибирь61. Согласно отчета гражданского губернатора Лифляндии, составленного в конце января 1807 г., в связи с созывом ополчения в губернии имело место неповиновение крестьян одной из мыз Венденского уезда, которые сочли, что призыв в ополчение освобождает их от «мызного рабства». Такие же сведения были переданы в губернское правление из мызы Олай Рижского уезда. Но по утверждению гражданского губернатора все виновные были наказаны и беспорядки при помощи орднунгсгерихта и казаков ликвидированы62. Аналогичные случаи известны и в Эстляндской губернии. В конце 1806 г. гакенрихтер из Алутагузе сообщил гражданскому губернатору о распространившихся среди крестьян разговорах о том, что они с радостью ожидают прихода Бонапарта, потому что тогда все освободятся от помещичьего рабства и опять окажутся под властью Швеции. Крестьянам будто бы также известно, что сделал Бонапарт в Пруссии, и они готовы повернуть оружие против помещиков. Гражданский губернатор А. фон Лангель сообщал, однако, министру внутренних дел В. Кочубею, что ничего серьезного не происходит: крестьян будоражат ложные сведения, распространяемые в губернии бродягами63. По некоторым сведениям, крестьяне оказывали неповиновение помещикам и в Курляндии64. Известно, что в других местах России беспорядки, связанные с формированием ополчения, происходили в Вологде65. Тем не менее, в целом формирование ополчения в 1806 г. не сопровождалось в Остзейских губерниях волнениями и беспорядками, которых правительство и помещики так боялись. Вышеописанные инциденты были довольно обычными и не имели скольконибудь значительных последствий. Местные рыцарства вместе с губернскими властями нередко старались представить центральному правительству внутриполитическое положение в Эстляндии и Лифляндии как более взрывоопасное, чем это было на самом деле. На рубеже XVIII-XIX вв., в тревожные годы, в докладах губернских властей и рыцарств стало обычным пугать царское правительство всеобщим бунтом 66. Такие же угрозы раздавались и в период Отечественной войны 1812 г.67 Отношение Паррота к формированию ополчения Очень отрицательно относился в то время к созыву ополчения первый ректор возобновившего в начале XIX в. свою деятельность Дерптского университета Г. Ф. Паррот, который тогда был доверенным лицом Александра I68. В декабре 1806 г. Паррот принимал участие в чрезвычайном ландтаге эстляндского рыцарства, на котором созыв ополчения вызвал большую тревогу и породил желание заменить ополчение определенной и понятной для рыцарства формой – рекрутским набором. Он и сам разделял эти настроения и относился к созданию ополчения полностью отрицательно. Из Эстляндии Паррот направился прямо в Петербург и прибыл туда утром в рождественский сочельник. Он попытался сразу же получить аудиенцию у Александра I, чтобы поговорить о созыве временного ополчения в Остзейских губерниях, но это ему не удалось и ему пришлось дожидаться в течение нескольких дней69. В то же время император предложил ему представить свои соображения в письменном виде, что Паррот и сделал. В адресованной Александру I записке от 27 декабря 1806 г. Паррот излагает свое видение сложившегося в Остзейских губерниях положения, останавливаясь и на вопросе о патриотизме местного крестьянства. Он отмечает, что у крестьян Эстляндии, Лифляндии и Курляндии отсутствует патриотизм, свойственный русским крестьянам, и подводит итог: «Эстонцы и латыши – это не русские». Отсутствие патриотизма у местных крестьян он объясняет тем обстоятельством, что Остзейские провинции в течение длительного времени были освобождены от рекрутской повинности. По мнению Паррота, это была «большая политическая ошибка, так как таким образом эстонцы и латыши остались в стороне от военных успехов государства». Что же касается ополчения, то он полагал, что «ополчение из латышей и эстонцев – это сомнительное предприятие. Крестьянин достаточно громким голосом утверждает, что он ждет Бонапарта, как своего освободителя. Значит это войско, состоящее из ополченцев, надо держать под наблюдением регулярных войск». К тому же он очень низко оценивал воинские качества эстонцев и латышей, оставаясь в уверенности, что «из них получатся только жалкие ополченцы»70. Г. Ф. Паррот не сомневался в том, что в ходе формирования ополчения будут происходить выступления крестьян против помещиков, и описывал предполагаемые в будущем события в угрожающих тонах. Он был уверен в том, что начавшееся «восстание можно будет подавить только тогда, когда половина помещиков будет убита и половина мыз разорена», так как в губернии нет достаточного количества регулярных войск, с помощью которых можно было бы усмирить крестьян71. Он сообщил императору о тревожных настроениях, которые проявились на Эстляндском ландтаге в связи с созывом временного ополчения. Таким образом, Г. Ф. Паррот выступал как своеобразный посланец рыцарств, который должен был прозондировать в Петербурге почву в отношении господствовавших там настроений. Но к тому времени, когда Г. Ф. Паррот передавал свою информацию императору, правительство успело принять в отношении Остзейских губерний ряд важных решений. Остзейский вопрос в Комитете главного производства дел милиции В глазах правительственных кругов Петербурга в конце 1806 г. три Остзейские губернии, наряду с недавно присоединенными землями Польши, были одним из наиболее опасных регионов империи, где формирование временного ополчения, по мнению правительства, могло повлечь за собой непредвиденные последствия. «Молодые друзья» царя в вышеупомянутой записке от 11 ноября также указывали на Остзейские губернии как на особо взрывоопасный регион. Записка предупреждала императора о том, что французские войска могут вторгнуться в беззащитные Курляндию и Лифляндию, где «одно слово вольности» Наполеона будет «сигналом отторжения и кровопролития»72. Многие высшие сановники были убеждены, что Остзейские губернии следовало исключить из перечня тех губерний, где началось формирование временного ополчения. Этой точки зрения придерживался и Г.Д. Вилламов, который предпочитал, чтобы Эстляндия и Лифляндия остались в стороне от формирования ополчения и писал: «…Нахожу неудобным вооружать там мужика»73. Поэтому неудивительно, что остзейский вопрос обсуждался и в Комитете главного производства дел милиции. Этот Комитет заседал не регулярно, а в соответствии с необходимостью, если требовалось обстоятельствами и докладами, поступавшими из губерний и от командующих округами ополчения74. На двух первых заседаниях Комитета главного производства дел милиции 5 и 13 декабря в первую очередь обсуждались меры, необходимые для начала формирования ополчения и принятия требующихся для этого законодательных актов75. Основным же вопросом, обсуждавшимся на третьем заседании 19 декабря, было внутриполитическое положение Лифляндии76, и шире – Остзейских губерний в целом. По желанию Александра I с докладом о положении дел на заседание Комитета были приглашены находившиеся тогда в Петербурге лифляндские ландраты: Г. Й. фон Будденброк, Ф. В. фон Сиверс, Й. М. фон Герсдорфф и О. Ф. фон Пистолькорс. Это были ведущие дворянские политики Лифляндии начала XIX в., которые к тому же хорошо были известны в петербургских коридорах власти и в ближайшем окружении императора. Некоторые ландраты были членами находившегося в Петербурге Лифляндского комитета по крестьянским делам (Герсдорфф, Будденброк), другие же – официальными делегатами лифляндского рыцарства в Петербурге (Пистолькорс). Ландратов пригласили с отчетом на заседание Комитета, так как, по мнению императора, противостояние крестьян и помещиков в Лифляндии было широко известно77. В журнале Комитета сущность проблемы зафиксирована следующим образом: «Тайный советник Новосильцев объявил высочайшую волю, дабы по случаю пребывания здесь некоторых из лифляндских ландратов, Комитет вошел с ними в соображение, не представится ли какого-либо неудобства, по известному расположению тамошних крестьян к помещикам, учредить в Лифляндии земское войско, на основании изданного о сем узаконения, и поэтому не признано ли будет нужным принять в рассуждении Лифляндии и Эстляндии каких-либо других мер»78. Для Комитета главного производства дел милиции вопрос стоял в первую очередь о формировании ополчения: применять ли при созыве ополчения в Лифляндии специальные предписания и дополнительные меры для обеспечения порядка и безопасности или ограничиться общими принципами? Характерным в сложившемся положении было то, что на уровне царского правительства такой вопрос не ставился по отношению ни к одному другому региону. Таким образом, правящие круги Петербурга самым взрывоопасным считали именно внутриполитическое положение трех Остзейских губерний, особенно же Лифляндии. Сами ландраты, однако, не считали положение в Лифляндии столь серьезным, чтобы при формировании ополчения следовало бы вводить чрезвычайные меры. Представители лифляндского дворянства нашли, что помещики непосредственно заинтересованы в сохранении спокойствия, и поэтому должны тщательно отбирать крестьян в ополчение. Кроме того, и секретные инструкции предусматривают некоторые меры безопасности, применение которых, в свою очередь, должно помочь избежать возникновения возможных волнений. Учитывая точку зрения ландратов, Комитет главного производства дел милиции постановил при формировании ополчения в Лифляндии исходить из общегосударственных принципов. Но для предупреждения возможных волнений (речь идет «о средствах к отвращению всяких неудобств, при сем случае в Лифляндии возникнуть могущих») Комитет сделал все же ряд специальных распоряжений. Губернские власти вместе с главнокомандующим Второй областью ополчения А. Беклешовым должны были тщательно следить за распространением всевозможных слухов (особенно в корчмах) и подавлять их уже в зародыше. Особую роль в умиротворении крестьян должны были сыграть местные пасторы, при посредничестве которых, по мнению Комитета, все важнейшие сведения доходят до крестьян. По словам тайного советника Н. Новосильцева, император Александр I уже сделал соответствующие распоряжения церковным властям Остзейских губерний. Кроме того, министр внутренних дел также должен был связаться по этому вопросу с генералсуперинтендантами Эстляндии, Лифляндии и Курляндии79. Запрет на издание первой газеты на эстонском языке В качестве последней меры, для обеспечения внутренних порядка и безопасности в Лифляндии, на заседании Комитета 19 декабря было решено запретить выходившую в Дерпте (Тарту) на эстонском языке газету «Tarto maa rahwa Näddali-Leht». В журнале Комитета об этом написано: «Наконец, Комитет не мог не обратить внимания на газету в Дерпте для простого народа на эстском языке издаваемую и заключающую в себе статьи о военных и других политических обстоятельствах. Комитет полагает газету сию немедленно запретить»80. Это была первая газета на эстонском языке, которая начала выходить с марта 1806 г. под надзором цензурного комитета Дерптского университета. Выходившая регулярно каждую неделю газета была предназначена для тогда еще крепостных крестьян окрестностей Дерпта81. В газете публиковалось множество новостей из-за границы, местные новости, практические советы и небольшие литературные произведения82. Можно с уверенностью утверждать, что вопрос о газете был включен в повестку дня не по инициативе правительства, а по инициативе местных помещиков, информировавших правительственные круги в Петербурге о том, что в Дерпте выходит «опасное» издание. Скорее всего, жалобы на крестьянскую газету прозвучали со стороны лифляндского помещика и ландрата О. Ф. фон Пистолькорса, который в 1805 г. был избран делегатом лифляндского рыцарства в Петербурге83. В правительственных кругах Петербурга он использовал другого влиятельного члена лифляндского рыцарства барона Г. А. фон Розенкампфа84, который 15 декабря проинформировал правительственные круги о выходившей в Дерпте газете и ознакомил с публиковавшимися там «политическими статьями»85. На основании этой информации вопрос о газете был поставлен на заседании Комитета главного производства дел милиции 19 декабря, на котором присутствовал и сам О. Ф. фон Пистолькорс86. Один из издателей газеты Й. Ф. фон Рот позднее также упоминал, что безобидная информация, опубликованная в газете, была «одним лифляндским помещиком расписана в верхах как опасная»87. С точки зрения правительства решение Комитета главного производства дел милиции о закрытии выходившей в Дерпте газеты было предваряющей мерой, которая должна была предупредить распространение безосновательных слухов и возникновение возможных волнений в Остзейских провинциях. На это ясно указывает и протокол заседания самого Комитета, где говорится: «Естьли бы в изданиях такого рода и не было никаких скрытных намерений, то ни в коем случае не может быть полезно занимать крестьян предметами, вовсе для них посторонними»88. Следовательно, члены Комитета не были так уж уверены в опасности газеты, но все же на всякий случай приняли решение о закрытии газеты. Закрытие газеты Комитет рассматривал не как самостоятельный вопрос, а в комплексе с общим внутриполитическим положением в Лифляндии и как превентивную меру для обеспечения порядка в губернии. В распоряжении о закрытии и конфискации газеты, разосланном 29 декабря 1806 г. министром внутренних дел В. Кочубеем губернским властям Эстляндии и Лифляндии, однозначно говорится, что публикуемые в газете военные и политические новости могут, по мнению императора, породить среди населения недоразумения, опасные для внутреннего мира империи, и могу стать источником распространения в народе опасных слухов и мнений89. Решение Комитета главного производства дел милиции как своего рода чрезвычайного органа исполнительной власти было достаточно авторитетным для Александра I, и 21 декабря император утвердил запрет на издание газеты 90. В тот день у императора обедал также член Комитета фельдмаршал Н. Салтыков, при посредстве которого, видимо, обсуждение проблемы на заседании 19 декабря было доведено до 91 императора . После получения одобрения императора на закрытие газеты процесс остановки её выхода в свет был запущен уже на уровне исполнительной власти92. 27 декабря министр внутренних дел В. Кочубей посылает министру просвещения П. Завадовскому выдержку из журнала Комитета главного производства дел милиции от 19 декабря и мнение Александра I по этому вопросу: «Государь Император, признав причины сии основательными и утвердив меру, полагаемую Комитетом, высочайше повелеть соизволил газету сию немедленно запретить». Одновременно министр внутренних дел сообщил, что обратился по этому вопросу к гражданским губернаторам Эстляндии и Лифляндии, «чтоб они со всею точностию наблюдали, дабы сия газета ни под каким видом в губерниях, им вверенных, не обращалась и не была земским начальством терпима»93. В действительности министр внутренних дел к этому времени еще не обратился к гражданским губернаторам, он сделал это только 29 декабря. За день до этого, 28 декабря, министр просвещения обратился однако к попечителю Дерптского учебного округа Ф. М. фон Клингеру, приказав тому отдать университету распоряжение немедленно прекратить издание газеты94. 29 декабря Клингер передал Дерптскому университету распоряжение министра просвещения, приложив к нему и выдержку из журнала Комитета главного производства дел милиции от 19 декабря, и копии писем министра внутренних дел и министра просвещения. В цензурный комитет Дерптского университета письмо поступило 3 января 1807 г.95 Письмо министра внутренних дел, разосланное 29 декабря 1806 г. гражданским губернаторам, обязывало последних обеспечить «самые действенные меры, чтоб при настоящих особенно обстоятельствах никакие разглашения, спокойствию и повиновению вредные, в народе не были попускаемы […]». Подобные вредные слухи могла, по мнению правительства, распространять и газета на эстонском языке. Поэтому газету и следовало запретить и конфисковать, ибо «Его Величество, признавая, что известия сии могут поселян ввести в разные заблуждения внутреннему спокойствию вредные, и что ни в коем случае не может быть полезно занимать крестьян предметами вовсе для них посторонними и могущими подать повод к вредным толкам и разглашениям /…/»96. Гражданский губернатор Лифляндии получил предписание министра внутренних дел 3 января 1807 г. На следующий день он отослал распоряжения о закрытии и конфискации газеты дерптскому полицеймейстеру и орднунгсгерихтам, проинформировав министра внутренних дел о принятых мерах97. Согласно этому распоряжению дерптское полицейское управление было обязано «вызвать издателя газеты на эстонском языке городского печатника Гренциуса, запретить ему под его собственную ответственность дальнейшее печатание и распространение этой газеты и взять у него подписку о выполнении этого распоряжения»98. Из протокола дерптского полицейского управления от 9 января выясняется, что М. Г. Гренциус в тот же день был в полицейском управлении, где ему объявили распоряжение министра внутренних дел от 29 декабря и «под личную ответственность запретили дальнейшее печатание этой газеты на эстонском языке, а также взяли у него подписку о том, что это распоряжение было до него доведено»99. Находившийся в Петербурге Г. Ф. Паррот вскоре узнал, что издававшаяся под эгидой университета газета на эстонском языке обсуждалась на правительственном уровне и была закрыта. Об этой «новости» Г. Ф. Паррот немедленно в частном порядке проинформировал тогдашнего ректора Дерптского университета К. Ф. Мейера, сообщив ему, что «в Петербурге уверены, что эта газета на эстонском языке имеет тенденцию, путем распространения политических новостей и взглядов среди крестьян отвращать их от послушания своим помещикам и начальникам, и что уклонение эстонцев от набора в ополчение является явным следствием чтения этой газеты»100. Предпринятые правительством меры были столь действенны, что в результате их были собраны и уничтожены по существу все номера газеты. Уже в XIX в. ни одного номера первой газеты на эстонском языке не было известно и она стала объектом поисков. В 20-е гг. XX в. поиски этой газеты велись в государственных масштабах, но тоже безуспешно. Позднейшие поиски под руководством литературоведа профессора С. Г. Исакова в архивах Ленинграда (С.-Петербурга) в 1960-е гг. не дали ожидаемого результата. Но к счастью эта газета не исчезла бесследно. Поздней осенью 1995 г. автору настоящей статьи посчастливилось обнаружить в Российском государственном историческом архиве 10 подлинных номеров этого уникального издания101. Запрет брошюры Эверса Наряду с запретом издания газеты на эстонском языке Г. Ф. Паррота в Петербурге настигла еще одна неприятная «новость». Ему стало известно, что вместе с газетой в немилости оказалось еще и вышедшая под эгидой университета работа, которая получила разрешение на публикацию в цензурном комитете университета 14 декабря 1806 г. и цензором которой был он сам. Действительно, закрытие выходившей на эстонском языке газеты поставило на повестку дня также запрет и изъятие из продажи одновременно с конфискацией газеты в январе 1807 г. и анонимной брошюры «О положении крестьян в Эстляндии и Лифляндии102, в которой критиковался закон 1804 г. о крестьянах Эстляндии и автором которой в действительности был И. Ф. Г. Эверс103. Строгий запрет на издание газеты сделал губернские власти очень осторожными. Кроме того, в конце распоряжения министра внутренних дел от 29 декабря было отдельно добавлено, что «в особенности при настоящих обстоятельствах не разрешается распространение в народе любых слухов, вредных для спокойствия и послушания». И когда на страницах выходившей в Дерпте на немецком языке газеты «Dörptsche Zeitung» в конце декабря 1806 г. была опубликована ознакомительная рецензия на эту брошюру, то в столь тревожной обстановке губернские власти, разумеется, не могли не отреагировать на неё104. Гражданский губернатор Лифляндии Х. А. фон Рихтер послал эту брошюру для ознакомления ревизовавшему в тот момент Остзейские губернии сенатору И. Тейлсу, который в своем ответе от 4 января 1807 г. не счел возможным допустить распространения этого издания. В ответ на это губернатор Лифляндии, ссылаясь на И. Тейлса, сообщил министру внутренних дел В. Кочубею, что им отдано распоряжение дерптскому полицеймейстеру изъять из продажи и конфисковать данную брошюру105. В письме гражданского губернатора полицейскому управлению Дерпта от 4 января 1807 еще раз указывается, что перед полицией поставлена задача предпринять действенные меры, чтобы «в народе не распространялись никакие слухи и мнения, которые могли бы нарушить спокойствие и порядок». Вышеназванная же брошюра, по мнению гражданского губернатора, могла стать причиной беспорядков среди крестьян Эстляндии106, почему и следовало это издание конфисковать и хранить «в полиции в запечатанном виде»107. В докладе лифляндского прокурора министру юстиции П. Лопухину от 8 января 1807 г. также говорится, что рецензия на брошюру, опубликованная в «Dörptsche Zeitung», а также содержание самой брошюры могут стать предлогом для начала волнений и беспорядков среди крестьян Эстляндии, «и это в то время, когда свыше дано распоряжение начать формирование временного ополчения»108. Дерптский полицеймейстер конфисковал эту брошюру (всего 84 экземпляра109) 8 января и на следующий день вызвал Гренциуса в полицейское управление и потребовал от него, чтобы он назвал автора конфискованной брошюры. Гренциус же заявил, что он не знает имени автора брошюры, ибо оно известно только университетскому цензурному комитету110. Кроме того, полицеймейстер уже 8 января обратился к ректору университета, чтобы ему сообщили имя автора для передачи его в лифляндское губернское правление111. Однако ректор К. Ф. Мейер отказался назвать имя. Это особенно разгневало сенатора И. Тейлса (считавшего для себя унизительным обратиться к ректору напрямую), который в своем письме императору от 8 февраля 1807 г. многословно поносит ученых, распространяющих в обществе сомнительные «слухи» о свободе и равенстве. Острым нападкам подверг сенатор И. Тейлс и Дерптский университет, где, как он считал, позволялось без всякого контроля печатание «всего, что придет в голову»112. Гренциус пытался защищать себя и свою типографию. Для начала он поговорил с ректором и 9 января послал официальное письмо цензурному комитету, в котором сообщал, что он поступал законопослушно и публиковал только те издания, которые получили соответствующее разрешение цензурного комитета. Тем не менее, констатирует он, «все это меня не защитило и я должен был отдать все экземпляры, которые были напечатаны на законном основании». Учитывая это, Гренциус обращается в цензурный комитет с «покорнейшей просьбой о защите от случившегося и могущего произойти в будущем»113. Независимо от губернских властей Лифляндии, но в том же направлении, действовали и губернские власти в Эстляндии. Гражданский губернатор А. фон Лангель в январе 1807 г. пригласил к себе книгопродавцев Ревеля (Таллина), чтобы сообщить им поступившее свыше распоряжение о закрытии и конфискации газеты на эстонском языке. В ходе разговора выяснилось, что газета, издаваемая в Дерпте, в Ревеле не продается. Но, по словам одного книготорговца, у него в продаже находилась брошюра И. Ф. Г. Эверса. После знакомства с ней гражданский губернатор по своей инициативе изъял её из продажи, о чем сообщил и министру внутренних дел, беспокоясь о том, что, несмотря на немецкий язык брошюры, содержащиеся в ней идеи могут, тем не менее, дойти до крестьян114. В конце марта 1807 г. А. фон Лангель вновь обратился к центральным властям с вопросом, что делать с конфискованными в январе в Ревеле брошюрами (всего 66 экземпляров): отослать ли их в Дерпт или же уничтожить115. Ректор университета Мейер сразу же информировал о конфискации брошюры находившегося в Петербурге Паррота, известив его о том, что, несмотря на требование полицейских властей, он не сообщил имя автора брошюры, поскольку может это сделать только в том случае, если цензурный комитет получит соответствующее распоряжение от своего непосредственного начальства116. Мейер просил Паррота обратиться к Клингеру с просьбой дать цензурному комитету точные инструкции117. К этому времени Александр I был уже в курсе обстоятельств конфискации брошюры Эверса. Император передал дело в Комитет по делам Лифляндии, но один экземпляр брошюры в тот момент еще неизвестного автора оставил себе. Нет сомнений, что Александр I основательно ознакомился с этим произведением. Более того, позднее Александр I использовал содержание брошюры при проведении новых крестьянских реформ в Остзейских губерниях. И. Ф. Г. Эверс был уверен, что именно его брошюра, опубликованная в 1806 г., «непосредственно подтолкнула Его Величество к проведению реформ в Эстляндии, результатом которых стало освобождение тамошних крестьян»118. Действительно, работа Эверса стала для правительственных кругов своеобразным руководством, к которому обращались для сравнения положения крестьян в Лифляндии и Эстляндии. Так, например, министр внутренних дел А. Куракин составлял сравнительные заметки о крестьянских законах обеих губерний, опираясь, в первую очередь, на брошюру Эверса119. Попытки добиться справедливости в вопросе о запрете и газеты, и брошюры Эверса в Петербурге, тем не менее, никаких принципиальных изменений за собой не повлекли. Решения о запрете остались в силе, хотя выяснением того, кто был автором брошюры «О положении крестьян в Эстляндии и Лифляндии», и других связанных с этим обстоятельств правительство занималось до лета 1807 г.120 Что же касается газеты, то в начале 1807 г. Паррот потребовал, чтобы ему были присланы переводы всех опубликованных в газете «политических статей», «чтобы он мог перед Его Превосходительством … куратором оправдать, а также через его посредство защитить и цензурный комитет, и издателей газеты от таких злостных вымыслов и обвинений со стороны лифляндского дворянства»121. В ответ на это цензор Ленц перевел с эстонского на немецкий язык все «политические статьи» и отослал их Парроту в Петербург, но в деле защиты газеты от них уже пользы не было122. По-видимому, Александр I не считал более необходимым вновь ставить на повестку дня однажды решенный вопрос. Кроме того, и военно-политическое положение России не прояснилось: первые сражения с французами были кровопролитными и не склонили чаши весов ни в одну сторону. Смягчение напряженности в отношении Остзейских губерний Первое сражение в войне с Францией произошло 14 декабря 1806 г. под Пултуском у реки Нарев. С военной точки зрения оно закончилось ничьей, но оба главнокомандующих – маршал Ж. Ланн и генерал Л. Беннигсен — доложили своим императорам о разгроме врага. В конце января 1807 г. произошло еще более кровопролитное сражение у Прейсиш-Эйлау в Восточной Пруссии. И на этот раз, когда против генерала Л. Беннигсена сражался сам Наполеон, ни одна из сторон не одержала победы. Это, однако, не препятствовало Л. Беннигсену вновь сообщить Александру I о своей победе. Александр I, который после сражения у Пултуска возвел Л. Беннигсена в ранг главнокомандующего русской армией, теперь даровал ему высший российский орден Андрея Первозванного и пожизненную пенсию в 12 тысяч рублей 123. Сражение у Прейсиш-Эйлау внушило российскому обществу оптимизм и надежду на победу. Александр I стал собираться в армию, чтобы довести войну с Наполеоном до победного конца. Россия совместно с Пруссией отвергла предложения Наполеона о мире124. Результаты сражения у Прейсиш-Эйлау позволили России надеяться, что война с Францией может быть успешно завершена. Поскольку непосредственного вторжения французской армии в Россию уже не опасались, правительство стало думать о сокращении временного ополчения. К тому же в деле формирования и снабжения 600-тысячного ополчения в то время возник ряд трудностей; свою роль в этом сыграли экономические проблемы в государстве125. В марте 1807 г. временное ополчение, согласно рескрипту Александра I от 9 марта и указу Сената от 15 марта, было реорганизовано в подвижную милицию126. В первую очередь, реорганизация временного ополчения означала уменьшение его личного состава на 2/3. Главную задачу подвижной милиции царское правительство видело в оказании поддержки регулярной армии. Для достижения этой цели основную часть мобильной милиции (более 127 тысяч человек) предполагалось отправить прямо на театр военных действий с Францией. Остальную часть милиции намеревались послать на Днестр, на Кавказ, в Сибирь и в резерв127. Согласно этим планам, милицию Остзейских губерний также предполагалось отправить прямо на войну. Состав милиции был предусмотрен в Эстляндии – в 1788, в Лифляндии – в 4759 и в Курляндии – в 3314 человек128. В то же время Остзейские губернии по-прежнему оставались в глазах правительства взрывоопасным регионом, где существовала опасность начала возможных беспорядков, теперь уже в связи в реорганизацией временного ополчения в мобильную милицию. Этой проблемой Александр I занимался лично. 15 марта 1807 г. главнокомандующему Второй областью А. Беклешову он посылает секретное распоряжение об обеспечении порядка и безопасности в трех Остзейских губерниях. Император отмечал, что, исходя из расположения Остзейских губерний, проявившейся в ряде мест в ходе формирования ополчения готовности к неповиновению, а также для обеспечения помещиков от возможных беспорядков, следует: 1) мобильную милицию из Эстляндии и Лифляндии перебазировать в Псковскую губернию, тамошнюю же милицию перебазировать, в свою очередь, в Эстляндию и Лифляндию. 2) милицию из Курляндии перебазировать в Витебскую губернию. 3) все эти преобразования производить без выдачи ополченцам оружия и под руководством главнокомандующего области129. Через день после отдачи распоряжений – 16 марта, Александр I с приближенными покинул Петербург и отправился на театр военных действий. Путь Александра I пролегал через Лифляндию и Курляндию. В Курляндии он встретился с французским королем Людовиком XVIII и прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. 21 марта 1807 г. Александр I прибыл в Мемель. Проезжая через Лифляндию и Курляндию, Александр I столкнулся и с проблемой формирования милиции. К его удивлению, комплектование милиции проходило без проблем. Главнокомандующий Второй областью ополчения А. Беклешов также считал, что формирование мобильной милиции проходит успешно и её перебазирование в Псковскую и Витебскую губернии как в политическом, так и в экономическом отношении может принести только вред. Поэтому 22 марта в Мемеле Александр I издал специальный указ на имя генерал-фельдмаршала Н. Салтыкова, которым повелел Комитету главного производства дел милиции отменить его прежнее распоряжение (15 марта) о перебазировании милиции Остзейских губерний в другие губернии. В конце марта 1807 г. Н. Салтыков, в свою очередь, сообщил А. Беклешову, что распоряжение от 15 марта не следует проводить в жизнь130. Однако ни Комитет главного производства дел милиции, ни министр внутренних дел не желали считаться с этим решением, так как при перебазировании резерва регулярной армии подвижная милиция Остзейских губерний была уже учтена. Эта позиция была ясно высказана на заседании Комитета главного производства дел милиции 3 апреля 1807 г., где вновь на повестке дня оказалось внутриполитическое положение трех Остзейских губерний. Министр внутренних дел также был уверен, что вывод подразделений милиции всячески оправдан в связи с неспокойной ситуацией в крае131. Однако решение императора осталось в силе, и милиция не была перебазирована132. Когда же 22 апреля обсуждалось обращение сенатора И. Тейлса, в котором последний не жалел слов для описания опасности положения Лифляндии и имевших там место беспорядков, то комитет постановил оставить это обращение без последствий133. Таким образом, пребывание Александра в Лифляндии и Курляндии и непосредственное соприкосновение императора с реальной обстановкой в значительной степени смягчило правительственные страхи в отношении Остзейских губерний, и привело к отмене принятых ранее запретов и ограничений. Остзейский вопрос на правительственном уровне на этот раз был снят с повестки дня. Заключение 1806-1807 годы были сравнительно важной вехой во внутренней политике России в начале XIX в. В первую очередь, потому, что борьба с Наполеоном заставила правительство применить чрезвычайные меры и созвать ополчение. Это, в свою очередь, означало гораздо более широкую, чем до сих пор, мобилизацию общества, возбуждение патриотизма и привлечение народа к борьбе с внешним врагом. Таким образом, события 1806-1807 гг. были своеобразной репетицией 1812 г., когда Россия вновь оказалась в состоянии борьбы с Наполеоном и вновь столкнулась с необходимостью мобилизовать общество. Вместе с тем, эти годы означают изменение внутриполитического курса в стране. Начало войны с Францией породило небывалые страхи в правительственных кругах. Высшие чиновники империи, как и Александр I, опасались, что Наполеон может вторгнуться в Россию и вызвать тем самым смятение и беспорядки. Такие страхи повлекли за собой усиление контроля в обществе и вспышку беспрецедентной шпиономании. В целом эти годы можно рассматривать как явный поворот в сторону реакции. Кроме всего прочего, Остзейские губернии были в глазах правительственных кругов регионом, явно подвергавшимся опасности. Опасались, что под влиянием Наполеона в Эстляндии и Лифляндии могут также вспыхнуть волнения и беспорядки. Этой точки зрения придерживались и местные рыцарства, и ряд влиятельных представителей интеллигенции из окружения императора Александра I (например, Г.Ф. Паррот), которые в целом способствовали росту страхов, господствовавших в Петербурге. Правительство и Комитет главного производства дел милиции, игравший тогда роль чрезвычайного органа власти, во имя предупреждения волнений и обеспечения внутреннего порядка пытались провести в Эстляндии и Лифляндии предупреждающие меры. Одной из таких превентивных мер было закрытие в декабре 1806 г. Комитетом главного производства дел милиции первой газеты на эстонском языке. По доносу местных помещиков, власти сочли, что в сложном внешне- и внутриполитическом положении это издание может подстрекать крестьян к волнениям. И хотя эти обвинения были безосновательными, газету закрыли и конфисковали. Одновременно в немилость попала и брошюра, в которой критиковалось положение крестьян в Эстляндии и Лифляндии и которая также была запрещена и конфискована. Кроме того, планировалось перевести ополченцев из Остзейских губерний. Опасения правительственных кругов в отношении Остзейских губерний как взрывоопасного региона смягчились только после того, как в марте 1806 г. Александр I проследовал на театр военных действий через Курляндию и Лифляндию и убедился, что внутриполитическое положение находится там под строгим контролем местных властей. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 О наполеоновских войнах и участии в них России см.: Chandler D. The Campaigns of Napoleon. New York, 1966; Gates D. The Napoleonic Wars. 1803-1815. London, New York, 1997; The Military History of Tsarist Russia. 2002. Pp. 107-122; История русской армии от зарождения Руси до войны 1812 г. СПб., 2003. С. 494-702; История русской армии 1812-1864 гг. СПб., 2003. С. 3-197; История внешней политики России. Первая половина XIX века. М., 1995. Шильдер Н. Император Александр I, его жизнь и царствование. Т. II. СПб., 1897. С. 164. Подробнее см.: Зорин А. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М., 2001. С. 159-186. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 288а; ненумерованные листы в начале дела. Дневник статс-секретаря Григория Дмитриевича Вилламова. 1806 г. // Русская старина. 1912. Т. V. С. 241. Через несколько дней вдовствующая императрица Мария Федоровна сообщила Вилламову, что от идеи поголовного вооружения, как от неподходящей, отказались (Там же. C. 243). Министры предложили понизить требования к росту до 2 аршинов 3 вершков (до того 2 и 4) и повысить максимальный возраст с 30 до 35 лет. Из замечаний на полях записки следует, что Александр I не согласился на смягчение требований к физическим параметрам рекрутов. Записка трех товарищей министров императору Александру I // Русская старина. 1894. Год XXV–й. Август. С. 212216. А. Чарторыйский был заместителем министра иностранных дел, П.А. Строганов — заместителем министра внутренних дел и Н.Н. Новосильцев — заместителем министра юстиции. Записка трех товарищей министров императору Александру I // Русская старина. 1894. Год XXV –й. Август. С. 212. Богданович М. История царствования императора Александра I и Россия его времени. СПб., 1869. T. II. С. 161-164; Полное собрание законов Российской империи (Далее — ПСЗ). Собрание первое (Далее -I). Т. XXIX. СПб., 1830. № 22275, 22348. СПб., 1830. Для сравнения укажем, что в 1805 г. регулярная армия России составляла 572 тысячу человек. См.: Шведов С. Русская армия в 1805-1815 гг. // Военно-исторический журнал. 1989. № 6. С. 64-65. ПСЗ. I. Т. XXIX, № 22374. О формировании ополчения в России см.: Ливчак Б. Народное ополчение в вооруженных силах России в 1806 – 1856 гг. // Ученые труды Свердловского юридического института. T. IV. Серия «История государства и права». Свердловск, 1961. О создании временного ополчения в Остзейских губерниях см.: Tannberg T. Мaakaitseväekohustus Balti kubermangudes 19. sajandi 1. poolel (1806-1856). Tartu, 1996. Lk. 65-80. ПСЗ. I. Т. XXIX, № 22380. Подлинные документы об основании Комитета главного производства дел милиции см. также: РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 289. Исторический архив Эстонии (Далее — ИАЭ), ф. 29, оп. 1, ед. хр. 365, л. 17-26. 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ИАЭ, ф. 29, оп. 1, ед. хр. 365, л.17. Информация о формировании ополчения поступила в Остзейские губернии до 10 декабря 1806 г. Публикат Эстляндского губернского правления (Далее — ЭГП) от 11.12.1806; патент Курляндского губернского правления (Далее — КГП) от 14.12.1806; патент Лифляндского губернского правления (Далее — ЛГП) от 22.12.1806. Русский архив. 1895. № 1. С. 410. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 2-7. Утром того же дня четверо членов комитета (Салтыков, Кочубей, Будберг и Вязьмитинов) были приняты Александром I (Камер-фурьерский церемониальный журнал. Июль-декабрь 1806 г. СПб., 1905. С. 662). РГИА, ф. 1286, № 1, 1806 г., ед. хр. 90, л. 2об. Протокол заседания 5 декабря был утвержден Александром I 14 декабря. ИАЭ, ф. 29, оп. 7, ед. хр. 46, л. 4-11. Публикат ЭГП от 26.12.1806. Публикат ЭГП от 26.12.1806. РГИА, ф.. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 288а., л. 309-313. Письмо А. фон Лангеля было получено министром иностранных дел 4 января 1807 г. ПСЗ. I. Т. XXIX, №22394. Вяземский П. А. Полное собрание сочинений князя П. А. Вяземского. Т. VII. С.Пб., 1883. С. 255. Патент КГП от 18.12.1806. ИАЭ, ф. 1284, оп. 1, ед. хр. 184, с. 2-16; Aufruf an das Landfolk des Livländischen Gouvernements im Namen des OberConsistoriums vom Januar und März. Riga, 1807. ИАЭ, ф. 3144, оп. 1, ед. хр. 41, с. 3. Публикат ЭГП, возможно, от 12.1806 (точно не датирован). См., например: Neil Ehsti-ma-rahwadele Ria Gubernementi sees. Tarto Linnas, 1807. Winckler R. J. Eesti-ma Ma-wäesöä-laulud. Tallinn, 1807. Русский вестник. 1865. Т. 58. С. 220-221. Лотман Ю. М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 63. Тарту, 1958. С. 166. Высшие и центральные государственные учреждения России 1801-1917. Т. 1. СПб., 1998. С. 68. Севостьянов Ф. Развитие «высшей полиции» при Александре I // Жандармы России. Сост. В. С. Измозик. СПб., 2002. С. 211-212. Под французскими подданными подразумевались подданные всех находившихся под властью Наполеона стран. Севостьянов Ф. Развитие «высшей полиции» при Александре I. С. 216-218. Высшие и центральные государственные учреждения России 1801-1917. Т, 1. С. 68. См. также: Пресняков А. Российские самодержцы. М., 1990. С. 208-209. Так как Комитет 1805 г. имел временный характер и действовал только в случае отсутствия императора в столице, то его деятельность была незначительной. Севостьянов Ф. Развитие «высшей полиции» при Александре I. С. 218-222. Пыпин А. Общественное движение в России при Александре I. СПб., 2001. С. 136. Высшие и центральные государственные учреждения России 1801-1917. Т, 1. С. 68. Севостьянов Ф. Развитие «высшей полиции» при Александре I. С. 222. Таким образом, соображения эстляндского рыцарства по этому вопросу были схожи с содержанием вышеупомянутой записки министров. ИАЭ, ф. 854, оп. 2, ед. хр. 685, с. 97-98. ПСЗ. I. Т. XXIX, №22275, 22348. Рекрутский набор 1806 г. проводился в две очереди: сначала на службу надо было поставить четырех человек на пятьсот душ мужского пола, но позднее поступило дополнительное распоряжение о отправке еще по одному человеку. Дополнительный рекрутский набор был прямо связан с вышеупомянутым предложением трех министров. Первый рекрутский набор в 1806 г. был объявлен губернскими правлениями в Эстляндии 22 октября и в Лифляндии 26 октября, второй рекрутский набор — соответственно 22 и 20 ноября. Рекрутская повинность окончательно была введена в России в 1705 г. На Остзейские губернии эта государственная повинность была распространена только в 1796 г. в начале правления императора Павла I, и уже на следующий год был произведен первый набор. ИАЭ, ф. 291, оп. 1, ед. хр. 2630, л. 2-4. Патенты ЛГП от 4.12.1806, 10.12.1806. Эти патенты поступили к дерптскому полицеймейстеру соответственно 13 и 18 декабря (ИАЭ, ф. 1880, оп. 1, ед. хр. 1. Л. 72-73). О роли церкви см.: Tannberg T. Maakaitseväekohustus… Lk. 68-69. См. об этом подробнее: Vahtre S. Ilmastikuoludest Eestis XVIII ja XIX sajandil (kuni 1870. a.) ja nende mäjust põllumajandusele ja talurahva olukorrale // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 258. Тарту, 1970. С. 84-85; Vahtre S. Eestimaa talurahvas hingeloenduste andmeil (1782-1858). Tallinn, 1973. C. 200-203. Rootsmäe L. Nakkushaigused surma põhjustena Eestis 1710-1850. Tallinn, 1987. Lk. 38-39. Ligi H. Lõuna-Eesti demografilisest arengust aastail 1780-1819 // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 371. Тарту, 1987. С. 41-42. Põldmäe R. Lisaandmeid eesti talurahva elu kohta XVIII sajandil ja XIX sajandi esimesel poolel (Hernhuutlike allikate põhjal) // Eesti talurahva sotsiaalseid vaateid XIX sajandil. Tallinn, 1977. Lk. 42. Подробнее см.: Kahk, J. Rahutused ja reformid. Talupoegade klassivõitlus ja mõisnike agraarpoliitika Eestis XVIII ja XIX sajandi vahetusel (1790-1810). Tallinn, 1961. Lk. 219-221; Konks, J. Eestimaa feodaal-pärisorjuslik põllumajandus ja talurahva olukord XVIII sajandi lõpul ning XIX saj. 1. aastakümnel. – Tartu Ülikooli Toimetised. Vihik 96. Tartu, 1960. Lk. 254-255. Он был избран начальником ополчения. (РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 291. Л. 95). 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 Kahk, J. Rahutused ja reformid. Lk. 221. Подробнее см.: РГИА, ф. 1163, оп. XVI, 1807 г., ед. хр. 23. Предтеченский А. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М., 1957. С. 229-230. Kahk, J. Rahutused ja reformid. Lk. 221. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 288а. Л. 338об. ИАЭ, ф. 29, оп. 7, ед. хр. 46. Л. 32-32об., 34-35. Ливчак Б. Народное ополчение… С. 41. Kahk J. Rahutused ja reformid Lk. 219 (ссылка 135). Многие современники также отмечали, что в тревожные военные годы больше страшились врага внутреннего, чем внешнего. (Merkel C. Die Letten vorzüglich in Liefland am Ende des philosophischen Jahrhunderts. Leipzig, 1797. Lk. 35 Petri Chr.J. Ehstland und die Ehsten oder historisch-geographisch-statistisches Gemälde von Ehstland. Bd. I. Gotha, 1802. Lk. 306.) ИАЭ, ф. 854, оп. 2, ед. хр. 691. Л. 257-262. Александр I познакомился с Г. Ф. Парротом в 1802 г., во время своего визита в Дерпт. Паррот стал для Александра I одним из доверенных лиц, имел право обращаться к царю в любое время и без сомнения оказывал на него влияние. Например, и перед ссылкой М. М. Сперанского в марте 1812 г. Александр I советовался с Парротом (Федоров В. М. М. Сперанский и А. А. Аракчеев. М., 1997. С. 117-118). Паррот сохранил частично свое влиятельное положение и в период правления Николая I (Выскочков Л. Николай I. М., 2003. С. 178.). В целом роль и влияние Паррота во внутренней политике России в первой половине XIX вв. заслуживает отдельного исследования. Bienemann Fr. Der Dorpater Professor… S. 270. Полный текст записки см.: Bienemann Fr. Der Dorpater Professor… S. 350-354. Bienemann Fr. Der Dorpater Professor… S. 351-353. Записка трех товарищей министров… С. 213. Дневник статс-секретаря Григория Дмитриевича Вилламова. 1806 г. // Русская старина. 1912. Т. VIII. С. 217. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 7. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 2-13об. На этом заседании Комитета его члены были проинформированы также о том, что император утвердил инструкции гражданским губернаторам и главнокомандующим областями ополчения. Александру I и его окружению, конечно, были памятны крестьянские волнения 1804-1805 гг. в Эстляндии и Лифляндии, которые, безусловно, определяли их мнение об Остзейских губерниях в целом. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 14 об. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 14-19. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 19. Таким образом, в данном случае мы имеем дело с беспрецедентным случаем в истории, когда для крепостных крестьян издается регулярно выходящая газета. Подробнее см. в сборнике, составленном автором данной статьи, посвященном этой газете: «Tarto maa rahwa Näddali-Leht». Uurimusi ja allikmatejale. Tartu, 1998. Bienemann Fr. Der Dorpater Professor Georg Friedrich Parrot und Kaiser Alexander I. Reval, 1902. S. 238. Биографию Пистолькорса см.: Deutschbaltisches biographisches Lexikon (DBBL). Köln-Wien, 1970. S. 593. Подробнее о Г. А. фон Розенкампфе см.: Recke J.Fr., Napiersky K.E. Allgemeines Schriftssteller- und GelehrtenLexikon der Provinzen Livland, Esthland und Kurland. Mitau, 1829, Bd. III, lk.565-568; Русский биографический словарь. Рейтерн-Рольхберг. СПб., 1913. С. 365-371; Русская старина. 1904. Год XXXV-й. Октябрь. С. 140-185. Ноябрь. С. 371-429 (сохранившиеся воспоминания Г. А. фон Розенкампфа со вступлением и комментариями П. Майкова). См. также его послужной список: РГИА, ф. 1260, оп. 1, ед.хр. 901, л. l90-99. Вклад Розенкампфа в подготовку реформ и разработку законодательства в первые годы правления Александра I достоин более глубокого изучения (хорошие возможности предоставляют для этого, например, материалы Комисси по составлению законов, хранящиеся в РГИА). До сих пор его деятельность незаслуженно оставалась в тени деятельности М. М. Сперанского. В кратком изложении «политических статей» использованы 33 номера газеты, последний из которых опубликован 17 октября 1806 г. Он и позднее проявлял «бдительность» в отношении Лифляндии. Так, его имя на страницах журнала Комитета по делам ополчения фигурирует и далее в роли своеобразного «информатора». Конкретно, 22 апреля 1807 г. на заседании Комитета обсуждалась его докладная записка, в которой обращалось внимание на беспорядки при формировании ополчения, точнее, — на побеги ополченцев (РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 298об.299). Jahresverhandlungen der kurländischen Gesellschaft für Literatur und Kunst. Bd. I. Mitau, 1819. S. 61; Peegel J. Eesti ajakirjanduse algus (1766-1857). Tallinn, 1966. Lk. 30. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л.14-19. ИАЭ, ф. 29, оп. 1, ед. хр. 365, л. 104-105. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 288а, л. 267. Камер-фурьерский … С. 688-689. Кроме того, на следующий день на обеде у императора вместе с министром внутренних дел В. Кочубеем присутствовал и ландрат Ф. В. фон Сиверс. Процесс закрытия газеты затянулся, тем не менее, на несколько дней. Это, видимо, было связано с тем, что обстановка на театре боевых действий была тревожной – ожидали известий о результатах первого крупного сражения с французами у Пултуска. В понедельник – 24 декабря – в столицу пришло долгожданное сообщение о победе русской армии (результаты сражения были все же преувеличены генералом Л. Беннигсеном). Император отдал распоряжение о пышном праздновании этой победы на следующий день. В церкви сообщение Беннигсена было зачитано военным 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 министром С. Вязьмитиновым, после чего последовало богослужение и в конце — 101 залп победного салюта (Камерфурьерский … С. 692-696, 412-415). ИАЭ, ф. 402, оп. 10, ед. хр. 61a., л. 4; РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806. г., ед. хр. 288a, л. 292-293. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806. г., ед.хр. 288a, л. 295. ИАЭ, ф. 402, оп. 10, ед. хр. 61a, л. 1-5. ИАЭ, ф. 30, оп. 1, ед. хр. 365, л. 105. ИАЭ, ф. 1880, оп. 2, ед хр. 2, л. 6-6 об, 8; РГИА, ф. 1286, оп.1, 1806 г., ед. хр. 288a., л. 296. ИАЭ, ф. 1880, оп. 2, ед хр. 2, л. 6-6 об, 8. ИАЭ, ф. 1880, оп. 2, ед хр. 219, л. 3 об-4 об.; ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед хр. 61а, л. 19. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед хр. 39, л. 21-21 об. РГИА, ф. 1286, оп.1, 1806 г., ед. хр. 288a, л.171-290 об. Всего с марта по декабрь 1806 г. вышло 39 номеров газеты. Остальные номера до сих пор не обнаружены. Vom Zustande der Bauern in Liv- und Estland. Ein Wort zu seiner Zeit. Dorpat, 1806. Подробнее о И. Ф. Г. Эверсе (1779-1830), работавшем тогда домашним учителем, позднее же ректором Дерптского университета, об одном из основателей русской школы истории права см.: Leppik L. Rektor Ewers. Tartu, 2001. Dörptsche Zeitung. 1806. 30. Dezember. Автором этой рецензии был профессор Дерптского университета Ф. Э. Рамбах (РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 12). РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 3-4, 11-12. (Дерптский полицеймейстер получил от Гренциуса 84 экземпляра). В брошюре обоснованно утверждалось, что крестьянские законы начала XIX в. предоставляли крестьянам Лифляндии больше прав, чем крестьянам Эстляндии. ИАЭ, ф. 1880, оп. 2, ед хр. 219, л. 6-8, 11. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 1-2 об. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 3-4, 11-12. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 219, л. 3 об.-4 об. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед хр. 39, л. 31-31 об. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 13-14 об. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед хр. 39, л. 30-30 об. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 5-5 об. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 16. РГИА, ф. 1528, оп. 1, ед. хр. 185, л. 32 об. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед. хр. 39, л. 32-32 об. Leppik L., Salupere M. Uusi materjale J.Ph.G. Ewersi tundmaõppimiseks // Tartu Ülikooli Toimetised. Vihik 851. Tartu 1989. Lk. 88. Leppik L. Rektor Ewers. Lk. 65. См. об этом также: Лотман Ю. М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 63. Тарту, 1958. С. 235-240; Kahk J. Rahutused ja reformid. Lk. 235-240. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед. хр. 39, л. 21-21 об. ИАЭ, ф.402, оп. 10, ед. хр. 61а, л. 6-18. Троицкий Н. Александр и Наполеон. М., 1994. С. 117. История внешней политики России. С. 59. Ливчак Б. Народное ополчение. С. 45-46. ПСЗ. I. Т. XXIX, № 22496; РГИА, ф. 1286, оп.1, 1807 г., ед. хр. 231, л. 4 и следующие; ед. хр. 232. Л. 1-8. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 219-225. Подробнее см.: Tannberg T. Maakaitseväekohustus... Lk. 94-98. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 231,. л. 109-110 об. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1807 г., ед. хр. 232, л. 111-111 об., 113. Министр внутренних дел в качестве одного из аргументов приводил также то, что местное дворянство подало ряд жалоб в связи в проводимыми ревизиями, с чем могут быть связаны и новые беспорядки. Поэтому было бы крайне целесообразно вывести ополчение из губерний. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1807 г., ед. хр. 290, л. 229, 301. РГИА, ф. 1286, оп. 1, 1806 г., ед. хр. 290, л. 282-283.
