Моё депутатство(избранные эпизоды) Ещё в школе я поняла
реклама
Моё депутатство(избранные эпизоды) Ещё в школе я поняла, какая трагедия произошла с Россией в 1917 году. Отчасти этому способствовало то, что кровавая баня, организованная бандитами, захватившими власть в стране, коснулась нашей семьи: деда со стороны отца репрессировали задолго до моего рождения, бабушка попала на 10 лет в концлагерь, как жена врага народа, а отца, 13-летнего подростка, отправили в детский дом. Мой выбор профессии математика произошёл очень рано и был продиктован ярко выраженными склонностями. Закончила физический факультет ЛГУ, кафедру математической физики, защитила диссертацию и с 1988 г по настоящее время работаю старшим научным сотрудником института проблем машиноведения АН СССР (позже АН РАН).. До 1989 года никогда не занималась общественной работой, а к коммунистической партии относилась враждебно. У меня было твёрдое убеждение, что ничего невозможно изменить к лучшему в России ни в области духовной, где каждый обязан лгать, если не хочет гражданской смерти, ни, тем более, в области материальной, когда любая частная инициатива, направленная на улучшение ситуации, каралась законом. И вот в стране вдруг стало что-то происходить, в газетах и по телевидению появились выступления, которых раньше не могло быть, за такие крамольные речи раньше человека уничтожали. А весной 1989 года объявили альтернативные выборы! Впервые на моей памяти (и не только на моей), казалось, возникла возможность повлиять на ситуацию в стране. В городе, как грибы после дождя, стали появляться группы поддержки революционно настроенным кандидатам в депутаты Съезда. И я стала одним из организаторов такой группы поддержки редактора журнала «Нева» Б.Н.Никольского, который баллотировался в округе, где я живу. «Нева» был тогда самым интересным журналом в городе, а Борис Николаевич был авторитетным лидером оппозиции в Ленинградском отделении Союза писателей. Группа поддержки Никольского состояла отчасти из членов Союза писателей, а отчасти из представителей населения типа меня, которые проявили активность и предложили свои услуги. Наша команда победила и Борис Николаевич стал депутатом. Всё это казалось невероятным сном, трудно было поверить, что мы дожили до таких головокружительных перемен в стране. Всё казалось, что руководство поиграется, а потом закрутит гайки покруче, чем когда-либо. Началась удивительная пора. Люди стали организовываться в какие-то группы, каждая из которых боролась с теми или иными безобразиями, которые творила власть, привыкшая к полной безнаказанности и вседозволенности. Например, в день взрыва гостиницы «Астория» возмущённые горожане во главе с Алексеем Ковалёвым создали группу «Спасение», которая поставила своей задачей борьбу за сохранение архитектурных памятников исторического центра. Эти вопросы меня также волновали, как потомственную петербурженку, которая нежно любила Петербург и очень переживала за этот город, так сильно пострадавший в период с 1917 года от варварских действий бандитов, стоящих у власти. Я стала участвовать в деятельности общества «Спасение». В тот период (1989г.) одним из главных направлений работы этой общественной организации была борьба против строительства станции метро «Адмиралтейская». На одном из заседаний общества присутствовали специалисты, которые в своих докладах разъяснили, какие бедствия нам грозят, если городские власти запустят этот безумный проект. Нас ожидало в этом случае разрушение большой части города, включая Адмиралтейство, которое по расчётам наших лучших инженеров не выдержало бы и обрушилось бы. Решив посодействовать, стала помогать собирать подписи под протестом против этого проекта. В конце концов отправила все эти подписи в Мариинский дворец, указав свой домашний адрес в качестве обратного, хотя друзья и родственники пытались меня отговорить, предсказывая, что «доиграюсь». Можно представить себе мои ощущения, когда я получила из Мариинского дворца письмо, где было написано, что … мнение подписантов учтено и вопрос о строительстве «Адмиралтейской»» снят! К осени 1989 года группы поддержки оппозиционных кандидатов в депутаты союзного парламента стали превращаться в районные организации Народного фронта, так как на повестке дня теперь стояла подготовка к весенним выборам в городской совет. Оппозиционные настроения в народе были очень сильны, но и старые правители не хотели расставаться с властью. Я стала одним из организаторов Народного фронта в Дзержинском районе. В конце концов осенью состоялся съезд Народного фронта, где я участвовала как представитель своего районного отделения. Обсуждались программа и задача получения большинства в Ленсовете. На Съезде было много интересных докладов. В частности, сильное впечатление произвёл доклад эколога Брэслера, члена комиссии Яблокова, которая была назначена Академией Наук для экспертизы проекта строительства нашей дамбы. Брэслер рассказывал о том, какому преступному давлению подвергались во время работы комиссия и её члены. В частности, «неизвестные хулиганы» разгромили лабораторию Брэслера так, что однажды утром, когда он пришёл на работу, он обнаружил, что его приборы превращены в кучу хлама, покрытого сверху осколками пробирок и колбочек. А самому Брэслеру неизвестные угрожали по телефону, что, если он не «уймётся», то с ним расправятся. Тем не менее, честная комиссия Яблокова сумела набрать большинство голосов, которое проголосовало таки за её выводы, которые состояли в том, что проект дамбы губителен для города и должен быть пересмотрен. Наконец, объявили выборы депутатов Ленсовета 21 созыва. По округу №61 была выдвинута я. Мою кандидатуру поддержали «Мемориал», членом которого я была, как потомок репрессированных, и Ленинградское отделение Союза писателей, где меня хорошо знали со времени выборной компании Б.Н. Никольского. В группу поддержки вошли члены Дзержинского Народного фронта, проживающие в округе № 61 и друзья. В частности, мне помогали профессор Людмила Андреевна Чистович и с.н.с. Елена Кожевникова, которым в случае своего успеха обещала помочь запустить в городе очень важную программу раннего вмешательства. Речь шла о том, что, если рано обнаружить слабое зрение или слабый слух у младенцев, то можно, пользуясь новыми методиками, помочь детям уменьшить дефекты или даже совсем излечить их. Группа поддержки работала с большим энтузиазмом, её члены обошли все квартиры округа. Выборы закончились моей победой. Народный фронт получил две трети мест в новом депутатском корпусе. И вот депутаты 21 созыва впервые собрались в Мариинском дворце. Этот день воспринимался, как начало новой прекрасной эры. Вокруг было много умных образованных приятных людей, и было впечатление, что мы сможем изменить жизнь к лучшему… Одним из первых решений начавшейся сессии было решение о снятии охраны у входа в Мариинский дворец. Теперь вход в Ленсовет стал свободен, а власть стала народной. Любой житель мог теперь придти и поговорить с депутатами, рассказать о волновавшей его проблеме города. На первой сессии решались вопросы, связанные с организацией работы Совета (принятие регламента, утверждение списка постоянных комиссий и выборы их председателей и т.п.). Завершилась сессия выборами председателя Ленсовета и председателя его исполкома. Запомнилась вдохновляющая умная речь, произнесённая в заключение свежеизбранным главой Совета А.А.Собчаком. Блестящий оратор, он, в частности, очень правильно говорил о комиссии Яблокова, её выводах о непригодности и опасности действующего проекта строительства дамбы, о необходимости его срочно пересмотреть. Было только одно еле заметное облачко тревоги на ясном небе. Дело в том, что утром того самого дня, когда я ехала в Мариинский дворец, ко мне подошёл в метро человек и сказал, что он меня узнал, что он смотрел все трансляции наших заседаний, ему нравятся мои выступления и он верит в чистоту моих помыслов. А ещё он сказал, что я еду проголосовать за Собчака. И, наконец, он предсказал мне, что придёт время и я очень раскаюсь в своём голосовании, потому что пойму, что такое Собчак на самом деле. Сказав эти слова, незнакомец вышел из вагона метро, приветливо попрощавшись. Больше я его никогда не видела, хотя позже мне пришлось убедиться в справедливости его слов. Выбранный нами председатель исполкома А.А.Щелканов, я думаю, был первый и единственный человек на этом посту, который жил на зарплату, более того, даже не на всю зарплату, так как часть её он раздавал нуждающимся (вопреки желанию жены). После сессии я начала работать в комиссии по культуре, председателем которой был избран профессор-историк Глеб Сергеевич Лебедев, который прошёл в депутаты по спискам Народного фронта. Порадовало, что теперь главную в городе структуру по культуре, наконец-то, возглавляет культурный и умный человек. Для сравнения вспомним, что в это время во главе тогдашнего исполнительного органа – управления культуры - стоял г-н Мальков, бывший моряк, а во главе Мариинского театра был бывший пожарник. На первом же заседании комиссии Лебедев предложил мне заняться вопросом о конфликте в камерной филармонии и подготовить на одно из следующих заседаний комиссии проект решения. Я сразу вспомнила, что последнее время то в одном зале, то в другом стали появляться афиши о концертах новой музыкальной структуры «Камерная филармония». Автором идеи её создания и директором оказался известный пианист Виталий Берзон. Попав однажды на концерт камерной филармонии, я заинтересовалась и стала следить за её афишами. Берзон оказался не только прекрасным пианистом, но и великолепным организатором интересных концертов. Он объединил вокруг себя хороших музыкантов и перемежал талантливо подобранные и исполненные музыкальные номера интересными комментариями. В результате о камерной филармонии Берзона заговорили в городе, стали советовать друг другу туда сходить. И вот Лебедев сообщил мне, что начальник управления культуры Мальков подписал приказ о снятии Берзона с поста директора камерной филармонии и назначил некого Яблонского. Артисты и музыканты, которые после унылой рутинной жизни воспряли духом, вдохновлённые деятельностью создателя и директора камерной филармонии Берзона, в отчаянии подписали обращение в комиссию по культуре Ленсовета с просьбой вернуть им любимого директора. Подписалось большинство, хотя многие не без колебаний, так как дело было небезопасное. Ведь, если новая власть их не поддержит и директором будет Яблонский, то плохо им придётся. Мне было приятно, что люди нам поверили, обратились, рискуя карьерой, и я почувствовала, что не зря пришла в Ленсовет, сейчас я, как честный и разумный человек, наведу порядок и восстановлю справедливость. Когда я пришла в камерную филармонию, то люди встретили меня с надеждой, а хитрая лиса Яблонский постарался навести тень на плетень, уверяя, что Берзон был неспособен как директор. Замечу ещё, что Виталий Берзон даже свои личные гонорары от заграничных гастролей клал на счёт камерной филармонии, имея в виду развитие своей идеи. А Яблонский, став директором и получив доступ к этим деньгам, немедленно спустил их на развлекательные заграничные поездки. В общем после моего доклада и выступлений лидеров «оппозиции» камерной филармонии, комиссия по культуре единогласно проголосовала за мой проект решения об отмене приказа управления культуры о смещении Берзона. Оставалось вынести это решение комиссии на Президиум Совета для утверждения, что, в соответствии с регламентом Ленсовета, было привилегией председателя комиссии. Поскольку глава комиссии по культуре Лебедев прекрасно понимал ситуацию, то я считала, что деле сделано, можно было не беспокоиться. Наступила осень, время второй сессии Совета. Придя в Мариинский дворец, все депутаты получили проект повестки дня второй сессии. К моему великому удивлению я не обнаружила там вопроса о дамбе. Тем более удивительно, что, как я прекрасно помнила, в заключительной речи Собчака было чётко сказано о приоритетности этого вопроса. По регламенту Ленсовета перед началом сессии можно было вносить от микрофона дополнения в проект повестки дня, а потом шло голосование за проект Президиума и за дополнения. Удивило, что ни Собчак, ни комиссия по экологии не побеспокоились о включении такого важного вопроса. «Ну, что ж, значит придётся мне вносить этот вопрос в повестку дня, хоть я и не член комиссии по экологии» – решила я и заняла очередь у одного из микрофонов. Началось заседание. Показалось странным какое-то новое лицо Собчака. Вместо образца вежливости и корректности я увидела человека, который вёл себя высокомерно и грубо, отключал микрофоны, когда видел там кого-то неугодного ему и т.д. Однако, когда очередь дошла до меня, Анатолий Александрович ласково улыбнулся и обратился ко мне очень любезно, даже галантно. Я, ничего не подозревая, внесла в повестку дня в качестве дополнения вопрос о дамбе. Надо было видеть, как мгновенно изменился Собчак, лицо его секунду было растерянным, а потом вытянулось и побагровело от гнева. Но было поздно, предложение было внесено, и он обязан был поставить его на голосование. Депутаты дружно проголосовали «за», и вопрос был внесён в повестку дня. После этого ко мне подошёл профессор С.Г.Стадницкий, член комиссии Яблокова Академии Наук и самый бескомпромиссный и квалифицированный лидер зелёных в Совете. Сергей Георгиевич пожал мне руку и сказал, что он совершенно потрясён моей победой. Оказалось, что самые знающие и честные зелёные на заседаниях Президиума всеми силами пытались заставить Собчака включить в повестку дня вопрос о дамбе, но дело кончилось тем, что Собчак, которому нечего было им возразить, просто перестал их пускать на заседания Президиума, обзывая скандалистами. К сожалению, кандидатура Стадницкого не прошла при голосовании на сессии на место председателя комиссии по экологии, а прошёл конформист Артемьев. Поэтому Стадницкий не был членом Президиума. Помню, как академик-математик Ольга Александровна Ладыженская спрашивала меня с горечью о том, как же это могло произойти такое, что наиболее квалифицированный и бескомпромиссный лидер зелёных, член комиссии Яблокова, не был избран председателем комиссии по экологии. Что я могла ответить, мне было стыдно за Совет. Когда вопрос о дамбе был включён в повестку дня, то комиссия по экологии подключилась и подготовила проект решения. В целом проект был прогрессивный, хотя и не такой радикальный, как хотелось бы. Однако и против такого проекта начальник строительства дамбы депутат Севенард и его сторонники, которым помогал Собчак, вели войну. Не буду останавливаться на деталях, скажу только, что, к чести нашего Ленсовета, проект комиссии был принят, что остановило работы по замыканию смертельно опасного кольца дамбы вокруг города. Было решено сделать в насыпи промежутки, над которыми предполагалось построить мосты, что позволило бы воде циркулировать и приостановило бы процессы гниения. В интервью Сергею Шолохову, ведущему популярной в то время телепередачи «Пятое колесо», в ответ на вопрос, почему именно мне удалось то, что не смогли зелёные, - внести в повестку дня вопрос о дамбе, что переломило ситуацию, высказала предположение, что это не иначе, как помощь мадонны, статуэтку которой я получила накануне от неизвестных добрых христиан из Германии. Мадонна была изображена в виде девушки необычайной красоты, несомненно обладающей зарядом некой духовной энергии. Даже мои самые скуптические знакомые признавали, что она как-то просветляюще воздействует. Интересно, что посылка с Мистической Розой (так её называли в объяснительном буклете) пришла ко мне в день крещения моего сына. А поведение Собчака заставило меня вспомнить слова незнакомца в метро, которые он сказал мне в день, когда мы выбрали Анатолия Александровича председателем Совета. После сессии я заметила, что Лебедев почему-то тянет с вынесением проекта решения комиссии по культуре о Берзоне на Президиум, чтобы утвердить, после чего приказ о снятии Берзона потерял бы силу. Сначала Лебедев вёл себя со мной уклончиво, ссылаясь на различные причины. Спасаясь от моей настойчивости, он перестал подходить к телефону и стал меня избегать. Потом он объявил, что напечатанное и подписанное им решение комиссии он потерял. А когда я сделала новую распечатку и предложила ему подписать, то почтенный председатель отказался, сказав, что решение устарело. В прессе стали появляться статьи о том, что Берзона лоббирует ни в чём ничего не понимающая я и т.д. и т.п. Дело кончилось тем, что деньги Берзона Яблонский промотал, концерты камерной филармонии прекратились, а Берзону пришлось уехать в Германию, где он радует всех своей игрой и учит в тамошней консерватории наших эмигрантов, которым на родине не у кого учиться (ведь в нашу консерваторию его не брали, слишком вёл себя независимо). А Лебедев, который баллотировался в Ленсовет, чтобы бороться с невежеством и подлостью Управления Культуры, подружился с его начальником Мальковым и тот шикарно прокатил его по Италии и Франции. Эта история произвела на меня сильное впечатление. Добавлю, что она не была последней в таком духе. К сожалению, таких историй в Ленсовете было много. Так я утратила свои иллюзии. На следующей сессии комиссия по жилищной политике предложила проект приватизации квартир населением. При этом депутаты вместе со всякого рода специалистами с пеной у рта доказывали, что следует… продавать людям их квартиры по стоимости их строительства! Когда я пыталась спорить с ними, говоря, что сто раз ограбленные люди уже давно заплатили за своё убогое жилище, то меня обзывали… коммунисткой. При этом обзывали те самые люди, которые в своё время вступили в партию для карьеры, а потом «перекрасились». Говорили, что необходимо пополнять городскую казну! Решение о платной приватизации, которое было принято в первом чтении, считаю позором нашего Ленсовета. Слава Богу, в Москве депутаты оказались более гуманными (и разумными) и приняли решение о бесплатной передаче жилья гражданам России. Пришлось нашим кровожадным коршунам перестраиваться. К сожалению, поправка депутата Сергея Павлова (которую я тоже собиралась внести, но не успела) о разрешении приватизировать комнаты не прошла. Наши депутаты высокомерно заявляли, что комнаты – это не жильё, забывая, что половина города живёт в коммуналках и ничего больше не имеет. Слава Богу и в этом вопросе нас впоследствии поправили, облегчив бедным людям жизнь. Вообще, сравнивая столичных депутатов и нас, скажу, что, хотя наши депутаты очень гордятся, как законодатели, своей более высокой культурой, (и с этим можно согласиться), но в Москве депутаты оказались более сердечными, менее глухими к нуждам простого народа. Интересно, что и про петержбурцев говорят, что они в среднем культурнее, но прохладнее душой. Ещё один пример. Я пыталась убедить депутатов в необходимости введения бесплатного проезда в транспорте для пенсионеров. Пыталась доказать, что это самая эффективная помощь малоимущим, так как все попытки «спустить» бедным гражданам деньги иначе, во-первых, связана с тем, что им приходится подвергаться изматывающему пожилых людей собиранию справок, стоя в очередях, а во-вторых, при этом львиная доля денег оседает в карманах обслуживающих соответствующий социальный проект чиновников, так как зарплаты их очень высоки. И снова меня обвинили в коммунистических замашках. Только после того, как бесплатный проезд для пенсионеров был введён в Москве, мне удалось внести в повестку дня сессии аналогичное предложение о бесплатном проезде пенсионеров в Петербурге. Тогда комиссия по социальной политике подключилась и решение было принято. Был момент, когда я особенно остро почувствовала, что обязана была пойти в депутаты. Вернёмся к теме метро «Адмиралтейская», точнее говоря, теме защиты города от этого страшного проекта. В совете было несколько человек, которые знали вопрос, главным был Алексей Ковалёв. А вне Совета была активно действующая организация «Невский проспект», возглавляемая Феликсом Сагайдаковым, главной задачей которой было не допустить варварства неграмотных функционеров. Как мне объясняли, причина такого упорства руководства метро связана с неправильной системой оплаты их труда. Именно, им платят по количеству введённых станций. Следовательно, вместо того, чтобы строить метро в новостройках, где это требует много труда, им выгоднее лепить всё новые и новые станции на одном и том же пятачке. И они не хотят считаться с показаниями грунта, с отсутствием фундамента у старых зданий, которые и так еле стоят, а если начать строить шахту, то без сомнения посыпятся. И вот, придя на очередную сессию, я увидела в повестке дня проект строительства всё той же старой знакомой, станции метро «Адмиралтейская». Кроме того, оказалось, что на сессии отсутствует Алексей Ковалёв и никого нет, чтобы выступать против. Так что, хотя я и не была членом какой-либо профилирующей комиссии (по историческому центру, по транспорту, по градостроительству…), но пришлось именно мне идти к микрофону и добиваться экспертизы проекта. Слава Богу, сессия проголосовала за моё предложение. Исторический центр был спасён. А ведь, если бы в тот момент никто бы не вступился, то было бы принято губительное для города решение, а против решения сессии Ленсовета уже не поборешься. Вечером того же дня мне звонили из группы «Невский проспект». Оказывается они пытались пробиться на сессию, но их не пустили. И вот, когда они уже были уверены, что всё погибло, вдруг они услышали по радио моё выступление, которое было воспринято ими, как настоящее чудо. Говорили, что Господь услышал их молитвы. Конец восьмидесятых и начало девяностых, время нашего ЛенсоветаПетросовета, было неким особым периодом в истории и России, и Петербурга. В это время у людей, которые уже ни во что не верили, возникли надежды, что можно что-то сделать, изменить жизнь к лучшему. Так, например, в 1990-м году в городе можно было видеть много новых маленьких театров разного профиля: «Театр реального искусства», «Салон-театр Санкт-Петербург», «Дерево» и т.д. Помню с удовольствием их посещала. И вот узнаю от одного знакомого, что «Театр реального искусства», спектакли которого мне так нравились – в беде. Режиссёр этого театра Эрик Горошевский взял на пост директора некую г-жу Раскину, а она, вместо того, чтобы заниматься организацией работы театра, фальсифицировала документы и, уволив актёров и режиссёра, завладела выделенным театру помещением в центре, используя его и счёт театра для коммерческих целей. А когда Эрик обратился в районную администрацию, то выяснилось, что там Раскину покрывают и не желают ничего делать. В комиссии по культуре Ленсовета к рассказу Горошевского отнеслись равнодушно. Получилось, что единственный человек, кого взволновал вопрос об этом вопиющем безобразии, была я. В союзники привлекла чрезвычайно уважаемого мною депутата Эрнста Борисовича Перчика. Мы с ним распутали это дело и вернули театр в его помещение. При этом нам звонили по телефону неизвестные лица и угрожали нашей жизни. Благодарная труппа не знала, как нас благодарить. На энтузиазме и, конечно, на незаурядном таланте режиссёра и ряда актёров, театр в рекордные сроки поставил «Маскарад» Лермонтова. Спектакль получился потрясающий и мы с Перчиком до сих пор не можем его забыть. Пока наш Совет работал, я курировала этот театр и защищала его помещение от посягательств тех или иных сил. Однако, когда наш Совет разогнали, то скоро погиб и бедный театр, ставший беззащитным, «съели» его очередные «волки». И ещё одна история такого типа. Мы с депутатом Смольнинского райсовета Германом Диановым, которого я знала ещё со времён выборной компании Никольского, задумали создать в городе духовно-просветительский центр. И люди подходящие для такого дела нашлись – неформальная группа во главе с христианским философом Константином Ивановым. В итоге недалеко от лавры, на улице Черняховского удалось получить здание и там стало функционировать общество «Открытое христианство», при котором возникла христианская школа, религиозно-философский институт, церковный приход и прекрасная библиотека из книг, изданных в русских эмигрантских центрах во Франции. Голландские христиане помогли привести в порядок здание, которое было в аварийном состоянии. Был сделан ремонт, завезена хорошая мебель, компьютеры, холодильные установки для оборудованной по последнему слову техники кухни, где бесплатно кормили школьников и студентов общества, а также нуждающихся граждан района. На лекции, которые читались в религиозно-философском институте общества, ходили не только студенты, но и любознательные граждане, которые раньше в тоталитарном государстве были лишены доступа к этому слою культуры. Голландских спонсоров «Открытого христианства» я познакомила также с обратившимся ко мне за помощью обществом «Вега» многодетных матерей Дзержинского района, где находился мой округ. Помощь от этих голландских христианских общин мои многодетные матери получают по сей день Интересно, что эти матери часто обращались ко мне со своими бедами и после окончания моих депутатских полномочий. Они жаловались, что власти мало обращают на них внимания и тепло вспоминали, как я водила их и инвалидов Дзержинского района бесплатно в спасённый мною театр Горошевского и на музыкальные концерты в консерваторию. Остаётся добавить, что после разгона нашего Петросовета общество «Открытое христианство» власти тоже разгромили и преступно разграбили всё его имущество. Выполняя наказы избирателей, я вместе с группой депутатовединомышленников добилась на первой сессии создания в структуре Ленсовета постоянной комиссии по семье и детству, стала её членом и в дальнейшем провела через эту комиссию решение о создании института раннего вмешательства. Директором этого института стала Елена Кожевникова, а главным идеологом – профессор Людмила Андреевна Чистович. Постепенно эти люди создали сеть центров ранней диагностики и помощи детям-инвалидам по новым методикам во всех районах города. Они стали пионерами очень важной социальной программы, которая сейчас вводится по всей России. Если говорить о моих положительных впечатлениях о работе других депутатов, то я всегда с интересом следила за поединком депутата Сергея Нестеровича Егорова и мэра Собчака. Дело в том, что Совет имел право отменять распоряжения мэра, если они противоречили действующему законодательству. Так вот депутат С.Н.Егоров регулярно, каждую сессию выносил длинный список распоряжений мэра на отмену, как незаконные, указывая по поводу каждого распоряжения, какому закону оно противоречит. И каждый раз сессия голосовала за отмену этих распоряжений. И каждый раз юрист-профессор Собчак подавал иск об отмене нашего решения. И всегда адвокатом Совета в суде выступал С.Н.Егоров, который получил диплом о юридическом образовании уже будучи депутатом. И всегда он побеждал! Фракции, которые образовались в Ленсовете, отражали политический спектр депутатского корпуса. Наличие одной фракции коммунистов и нескольких фракций демократов объясняется, на мой взгляд тем, что коммунисты были воспитаны на дисциплине и единоначалии, а демократы проповедовали свободу и индивидуализм. Выбирая определённую демократическую фракцию, депутат, в действительности, выбирал лидера, тип личности которого был ему ближе. Так я выбрала фракцию С.Н.Егорова и В.К.Смирнова. Интересно, что, хотя я почти не посещала заседания фракции, где обсуждалось, как следует голосовать по тому или иному вопросу но, когда стали анализировать результаты поимённых голосований, то выяснилось, что ни у кого нет такого стопроцентного совпадения с С.Н..Егоровым и В.К.Смирновым (т.е. с руководством фракции), как у меня. Одно из самых сильных впечатлений времён моего депутатства – это защита депутатами Мариинского дворца, атака на который ожидалась по образу и подобию московских событий. Все были взволнованы. Только позже я поняла, что всё это был не более, чем спектакль, поставленный «с какой-то тайной целью» – как сказал Шекспир. Высокопоставленные чины, начиная с уровня мэра, были посвящены в сюжет как минимум в общих чертах. Например, Собчак в самом начале, когда никто ничего не знал, спокойно назвал в узком кругу день и час, когда вся инсценировка закончится. А позже один мой знакомый кинорежиссёр Феликс Якобсон показывал мне заснятое им своё интервью с главным танкистом, который «перешёл» со своим танковым подразделением на сторону защитников Белого Дома, а потом стоял на Красной площади рядом с довольным Ельциным. Так вот, Феликс очень долго искал этого «танкиста», который оказался совсем не танкистом. В искусно построенном интервью сей гражданин был «загнан в угол» так, что стало совершенно ясно, что этот проходимец был нанят в качестве актёра, которому хорошо заплатили, велели молчать и не давать никогда никому интервью. На киноленте хорошо видно, как напуган был «герой-танкист». В общем много было в депутатской деятельности нашего Совета и плохого, и хорошего. Это удивительное время розовых надежд породило плеяду демократов- романтиков. Ясно, что такой власти никогда больше не было: ни «до», ни «после». Депутаты нашего Совета, которые работали в других Советах одновременно, раньше или позже, утверждают, что наш был лучше. Можно, конечно, поправить их и сказать более самокритично, что это другие Советы были хуже. И тоже будет правильно. Конечно, мне дороги воспоминания о нашем Совете, хотя я не склонна его идеализировать.
