Роман Солнцев

Роман Солнцев
ЧЕЛОВЕК В ТУЛУПЕ
Грустная комедия в 2-х частях
Действующие лица:
ЕВГЕНИЙ, муж
ЕВГЕНИЯ, жена
АНАСТАСИЯ, соседка
СОФЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА, старуха, мать Евгения
ЛЮДМИЛА АНДРЕЕВНА, старуха-соседка
Действие происходит в городе и в деревне.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Сцена 1.
Комната с прихожей в городской квартире, книжные полки, ноут-бук на столе,
телефонный аппарат, телевизор. Дверь в спальню.
Звонит дверной звонок (это может быть мелодия тореодора из «Кармен»). Появляется
ЕВГЕНИЯ.
ЕВГЕНИЯ. Кто? Сейчас! (Спешит к двери, отпирает.)
Входит ЕВГЕНИЙ. Он в кепке, в куртке, в сапожках, вносит огромную - в обхват посылку, обшитую белой материей.
ЕВГЕНИЯ. Батюшки! Что это ты принес?
ЕВГЕНИЙ(кладет на пол). Да черт его знает.
ЕВГЕНИЯ. Посылка?..
ЕВГЕНИЙ. От мамы. Дай ножик.
ЕВГЕНИЯ. Возьми ножницы. (Несет ножницы.) Опять книжки?
ЕВГЕНИЙ (раздевается, надел тапочки). Да какие книги?! Все книги детства уже
переслала.
ЕВГЕНИЯ. А что, хорошие! «Как закалялась сталь», «РВС»... (Пытается поднять.) Ойой, тяжелая! Но сверху мягкая.
ЕВГЕНИЙ (взрезает материю). Мягкая. Еле допер.
ЕВГЕНИЯ. Может, сверху перовые подушки? Что ни говори, синтетика вредная.
ЕВГЕНИЙ (раздирает материю, растерянно). Какие подушки?...Тулуп.
ЕВГЕНИЯ. Тулуп?
ЕВГЕНИЙ. Да, тулуп.
ЕВГЕНИЯ. Это вроде большой шубы?
ЕВГЕНИЙ. Мама-мама! Ну, зачем?! .
2
Сняв оболочку, раскладывает тулуп на полу. А возможно, туго свернутый тулуп сам
раскатился, развернулся.
ЕВГЕНИЯ. Длинный какой!
ЕВГЕНИЙ. Ну, зачем мне в городе тулуп?! (Растерянно смотрит на тулуп. В кармане
звонит сотовый. В трубку.) Да?.. Да я думал, думал! Нет, программа в таком виде не
пойдет. Прожорливая, а ноги короткие, как у крокодила... (Отключил. Ложится на
тулуп лицом вверх, закрыл глаза. Тулуп с откинутым башлыком длиннее нашего
героя.)
ЕВГЕНИЯ. Он что, медвежий?
ЕВГЕНИЙ. Почему? Бар-раний. (Вскочил.) Только здесь много их вошло. (Блеет.)
ЕВГЕНИЯ. Фу! Да он и пахнет.
ЕВГЕНИЙ. Табаком...
ЕВГЕНИЯ. И овчиной.
ЕВГЕНИЙ. Так он овчинный. Или бараний. Какая разница. (Пытается надеть. Полы
касаются пола. Голова захлопнулась башлыком.) М-м.
ЕВГЕНИЯ. Что ты сказал?
ЕВГЕНИЙ(приподнял башлык). Иди сюда, говорю.
ЕВГЕНИЯ. Не хочу.
ЕВГЕНИЙ. Здесь как в шкафу. Можно тайно от всех поцеловаться.
ЕВГЕНИЯ. Нашел что таить.
ЕВГЕНИЙ. Да так, детство вспомнил. (Распахивает тулуп, тяжело ходит в нем по
квартире.)
ЕВГЕНИЯ. Что ты ищешь?
ЕВГЕНИЙ. А где повесить.
ЕВГЕНИЯ. В прихожей.
ЕВГЕНИЙ. Я и хочу в прихожей.
ЕВГЕНИЯ. Нет, там, в общей прихожей.
ЕВГЕНИЙ. Там нет вешалки. Не на счетчик же вешать?! Пока здесь. (Повесил на
рожок вешалки. Тулуп свис до пола.) Зачем она мне его прислала?!
Звонит сотовый. Евгений достал трубку.
Да? Нет, Костя, ты пьян, что ли? Говорю, лучше довести до блеска, зато потом дороже
продать... чем копейками брать за сопли... Ты же голодом не сидишь? (Выключив.
Евгении.) Память о прошлых годах... об отце... Но если тебе очень уж не нравится...
ЕВГЕНИЯ. Почему? Пусть повисит. В воскресенье на дачу увезем.
ЕВГЕНИЙ. Тоже верно.
ЕВГЕНИЯ. Никогда не видела такой огромный...
ЕВГЕНИЙ. В него закутывались, когда на санях ездили в морозы. Можешь надеть, в
трамвае прокатиться...
3
ЕВГЕНИЯ. Заставят из-за тяжести три билета взять, а то и четыре.
ЕВГЕНИЙ. Напишу, чтобы больше ничего не присылала. Старые коньки-дутыши... ну,
куда я на них?
ЕВГЕНИЯ. Не ворчи. И не обижай ее.
ЕВГЕНИЙ. Обидишь ее! У нас мамочка строгая. Как Суслов. Был такой в ЦК КПСС.
ЕВГЕНИЯ. Кстати, давно ты ей писем не писал.
ЕВГЕНИЙ. Да писал как-то... Ладно, сейчас... надо же откликнуться... (Берет ноут-бук,
уходит в спальню).
ЕВГЕНИЯ (подошла к тулупу, притронулась). Ой!.. (Отдернула руку. Евгению.) Я чуть
сознание не потеряла. Так трахает? Я понимаю, электростатика...
ГОЛОС ЕВГЕНИЯ. Что?! Погоди, мне звонят.
ЕВГЕНИЯ. Прямо зубы застучали. (Кричит ему.) Убери его! Страшный такой висит!..
(Стоит перед тулупом.)
Звонит квартирный телефон.
ЕВГЕНИЯ (берет трубку). Слушаю. А, привет. Нет, сейчас одна. Говори, что хотела.
Что? Да никуда не денется твой Костя. Только сейчас звонил. Наверно, на фирме. Они
же программу лепят... Мой - дома. Письмо маме пишет. Она ему тулуп прислала.
Огроменный, вдвоем можно спать. Ха, ха. Увы, нам не до этого. В последнее время
врозь. Устает. Да и всякая интоксикация. Что пьем, чем дышим. (Слушает.) Не надо!
Ты принесла золотой корень - у него давление сто шестьдесят, пульс... Я думаю, всё
наладится... вот проект сдадут... (Кладет трубку.) Господи, как я по дочке тоскую!
Зачем мы ее туда отправили?! (В сторону спальни.) Можно же и в России учиться?
Слышишь?!
ГОЛОС ЕВГЕНИЯ. Лыжи?!
ЕВГЕНИЙ (появился). Не говори! Может еще и лыжи прислать... и деревянный
пистолет с резинкой, я его в третьем классе смастерил... всё хранит! Но додуматься
тулуп прислать?! Я ей потом напишу. (Ткнул пальцем в тулуп. Отдернул руку.) Ух ты!
Бьет как! Помню-помню, он и раньше бил... прямо до хребта пробирало... синим таким
язычком! На фиг! Отдать какому-нибудь деду... вон, дворник Сергей Иваныч на морозе
сидит, курит... (Смотрит на часы.)
ЕВГЕНИЯ. Отдай, конечно! Ты куда опять?
ЕВГЕНИЙ. На фирму, к большому компьютеру. Ложись. Я поздно. (Уходит.)
Евгения остается одна, закуривает.
Сцена 2.
Деревенская изба с печью, с кроватью. Несколько книжек на полке, старый приемник
«Спидола» на столе, икона в углу. В окне бело - снег. К старухе СОФЬЕ стучится из
сеней старуха ЛЮДМИЛА.
4
Софья - сухопарая, высокая старуха, на плечах шаль, на ногах валенки, идет к двери, с
трудом переставляя ноги, опирается на палку. Людмила - еще крепенькая, румяная,
пришла в валенках, в платке, в полосатой, некогда модной шубейке.
ЛЮДМИЛА. Можно к тебе, Софья Лексанна?
СОФЬЯ. Проходите, Людмила Андревна.
ЛЮДМИЛА. Что так официально?
СОФЬЯ. А вы тоже официально.
ЛЮДМИЛА. Так я-то с просьбой, Софья Лексанна!
СОФЬЯ (помедлив). А может, и у меня будет просьба.
ЛЮДМИЛА. Какая?
СОФЬЯ. Нет уж, сначала вы говорите, Людмила Андревна.
ЛЮДМИЛА. У меня просьба такая, Софья Алексанна. Зима катит в глаза. Как вы в
школе наших деток учили.
СОФЬЯ. И что из этого следует? (Пристукнула палкой.)
ЛЮДМИЛА. Да с дровами худо.
СОФЬЯ. И у меня их немного. Я лично экономлю.
ЛЮДМИЛА. Так, может, объединиться бы нам на зиму-то, Софья Лексаннна? Вон,
Курешиха кандыбает к Петренковской Машке... договорились... всё меньше дров
палить... Дети далеко. Хоть покалякать вечерочком.
СОФЬЯ. Поняла. А теперь у меня просьба. Сказать, Людмила Андревна?
ЛЮДМИЛА. Конечно, скажите, Софья Лексанна.
СОФЬЯ. Сделай так, чтобы я тебя больше не видела. (Отвернулась.)
ЛЮДМИЛА. Ты жестокая, Софья Лексанна! Бывшая советская учительница не может
быть такой жестокой.
СОФЬЯ (не поворачиваясь к ней). Может.
ЛЮДМИЛА. Это почему?
СОФЬЯ. Если доведут.
ЛЮДМИЛА. Да кто тебя довел?! Сама еще в огороде копаешься, по селу ходишь.
СОФЬЯ. А ты что, гроб уже сколотила да возлегла, опрыскавшись духами?
ЛЮДМИЛА. Ах!.. (Хватается за сердце.) Зачем так оскорбляешь?! Я шла как к святой
женщине, можно сказать...
СОФЬЯ. Я не святая.
ЛЮДИМИЛА. Да?
СОФЬЯ. Да. Грехи есть и на моей совести. (Оперлась обеими руками на палку. Косится
на гостью. Шепотом.) Но любила я одного. А ты моего Мишу отбить пыталась.
ЛЮДМИЛА. Так ведь не отбила!
СОФЬЯ . Кто знает, что у вас было... Если он приходил и... в тулуп прятался.
ЛЮДМИЛА. Какой еще тулуп?!
5
СОФЬЯ. Не важно! Уходите, Людмила!
ЛЮДМИЛА. Соня! Софья Алексанна! Ну молодая я была, глупая...
СОФЬЯ. И я была молодая. Порой хоть веревку на себя набрасывай. Уходи!
ЛЮДМИЛА. Да не было ничего! Одни разговоры.
СОФЬЯ. Разговоры страшнее пистолета. Так писал Грибоедов. Уходи же ты, ради Бога!
ЛЮДМИЛА (осела на стул). Сейчас... ноги не держат...
СОФЬЯ. Что с тобой?
ЛЮДМИЛА. Сейчас... господи...
СОФЬЯ. Не надо тут кино устраивать... Людмила?! (Подошла.) Что такое?!
ЛЮДМИЛА. Сердце... прости... (Закрывает глаза.) Я сейчас пойду.
СОФЬЯ. Да постой, посиди... я валерьянки накапаю. (Пошла по избе, накапывает в
чашку валерьянки, доливает воды.) Люся!.. Вот!. Выпей...
ЛЮДМИЛА. Нет, ты права... мне надо умереть... я плохая...
СОФЬЯ. Брось дурь городить! Пей!
ЛЮДМИЛА. Ты святая... я говно... виновата перед тобой...
СОФЬЯ. Не надо мне ничего рассказывать. Я не буду слушать. Пей!..
Людмила пьет валеньянку.
Сейчас пройдет. Я на днях сама чуть не померла.
ЛЮДМИЛА. Давление? Ты очень нервная, Софья Алексанна!
СОФЬЯ. Да нет. Понесла к почтальонке Розе тулуп для сына... обещала на мотоцикле в
район отвезти... не помню, как вернулась...
ЛЮДМИЛА. Сказала бы, я бы отволокла... И зачем ему тулуп? Небось, в дубленке
ходит.
СОФЬЯ (задохнулась). Неважно... Он поймет...
ЛЮДМИЛА( медленно встает). Спасибо, Сонечка. Ты святая. Пойду.
СОФЬЯ. Да ладно, оставайся. Только не вместе спать будем. Неси или койку, или...
ЛЮДМИЛА. Спасибо, золотко мое! (Пытается поцеловать ей руки.)
СОФЬЯ. Перестань! Если моих дров не хватит...
ЛЮДМИЛА. Я свои притартаю! Завтра же. Вишь, какие тучи катятся... зима, наверно,
суровая будет...
Софья, опершись обеими руками на палку, молча смотрит в окно.
А тулуп зря сыну отправила. Спали бы под ним...
Софья не отвечает.
А Роза хочет в город перебираться. Никто зимой не желает жить в деревне.
Софья не отвечает.
Сцена 3.
6
Городская квартира, горит электрический свет. Тулуп чернеет на месте. ЕВГЕНИЯ
сидит с ногами в кресле, глядя на экран телевизора.
Звонит телефон, он на полу.
ЕВГЕНИЯ (устало берет трубку). Слушаю. Да, Костя? Его еще нет. А ты разве не на
фирме? Какая-то музыка. Ты много не пей, Костя. Один умный человек сказал:
пьянство - это добровольное сумасшествие. (Кладет трубку.)
Входит ЕВГЕНИЙ, устало снимает верхнюю одежду и обувь.
Наконец-то! Ужинать будешь?
ЕВГЕНИЙ. Может быть, потом.
ЕВГЕНИЯ. Всё на кофе держишься? Это опасно, Женя. Звонил Костя.
ЕВГЕНИЙ. Вот как?! А сотовый не отвечает. Знает кошка, чье мясо съела. Что
говорит? Балаболит со скоростью пулемета?
ЕВГЕНИЯ. Мне показалось, он в ресторане.
ЕВГЕНИЙ. Еще бы! Предатель!
ЕВГЕНИЯ. Что-нибудь натворил?
ЕВГЕНИЙ(ядовито). Нет, ничего! Все на всего продал неготовую программу шайкелейке под названием ООО «Сибвест». Оставил конверт с тысячей долларов и трусливо
смылся... Зачем мне его тысяча?! Могли заработать на порядок больше! Алкаш!
Торопится хавать... и предает на каждом шагу.
ЕВГЕНИЯ. Успокойся. Дать валерьянки? Я сейчас. (Уходит.)
Звонит телефон.
ЕВГЕНИЙ (снимает трубку). Да? Ты?! Ты что же, фофан, делаешь? Ты, мурло
белоглазое... во первых, это была моя разработка... во вторых... Алло?! Что?! Ждете
меня за столом? Огромное спасибо, с-сука! (Бросает трубку.)
ЕВГЕНИЯ (появляется с двумя чашками). Не надо так, Женя!
ЕВГЕНИЙ (сдерживаясь). От Жени слышу. Давай. (Выпивает капли.)
Евгения обняла его, усаживает в кресло.
ЕВГЕНИЯ. Сосчитай до двенадцати и забудь его.
ЕВГЕНИЙ. Как я могу, Женечка, забыть, если он украл идею, которая могла дать
очень многое...
ЕВГЕНИЯ. Всех денег не заработаешь!
ЕВГЕНИЙ. Да дело не в деньгах! Это все равно что... ну, как тебе сказать... как врачу,
чтобы понятнее... Это все равно что посредством кесарева сечения вынуть
трехмесячного ребенка...
ЕВГЕНИЯ. Что ли, Костя, обманул ту контору? Программа не будет работать?
ЕВГЕНИЙ. Да будет она работать... только от и до. Может быть, тем и не надо
большего диапазона, но только ведь отныне программа больше нам не принадлежит! И
разрабатывать ее дальше нет смысла. Надо придумывать новое.
7
ЕВГЕНИЯ (целуя его). Ты придумаешь, милый... придумаешь... Может, нам на дачу
поехать... в баньке попаримся... Заодно тулуп увезем.
ЕВГЕНИЯ. Да!.. (Подходит к тулупу.) Помню, на санях... Наденешь ушанку, валенки,
полушубок, а сверху на тебя вот его... это страшилище... едешь, и только слышишь словно где-то далеко - копыта хруп-хруп по снегу... жарко, а лицо высунешь - мороз
резанет, как бритвой...
ЕВГЕНИЯ. Такие морозы были?
ЕВГЕНИЙ. За сорок пять. Как живой грел. Ты не бойся, притронься.
ЕВГЕНИЯ. Я уже притрагивалась. (Подошла, тронула тулуп). Ой!.. опять!.. (Отдернула
руку.)
ЕВГЕНИЙ. Ну, да... когда сухой, он трескает... помню, в чулане - синяя такая
маленькая молния... аж до мозга пробирала...
ЕВГЕНИЯ. Чуть сознание не потеряла.
ЕВГЕНИЙ. Да ну брось. Он больше не ударит. (Гладит тулуп.) Надо его погладить...
черные и рыжие крылья... Ишь, все равно бьет.
ЕВГЕНИЯ. Трение.
ЕВГЕНИЙ. Тоже верно. Просто надо поприкасаться, снять заряд. Вот... сейчас можешь
попробовать.
ЕВГЕНИЯ. Я больше не хочу!
ЕВГЕНИЙ. Надо матери написать. Всё некогда... эта жизнь сволочная... (Всовывается в
тулуп спиной, запахивается, оставив открытым лицо.) Когда папа приходил с работы
выпившим и мама начинала ругать, он уходил в сени, вставал в тулуп - тулуп висел на
гвозде, доставая до самого пола - и в него запахивался. Он же был невысокий,
лысенький, стоял там, как провинившийся школьник. Мама звала ужинать - не
откликался. Я к нему бегу, шепчу: папа! А он плачет.
ЕВГЕНИЯ. Почему? Алкогольная истерия?
ЕВГЕНИЙ. Да ну тебя! У тебя на всё медицинские термины!.. То в деревне бригадира
хорошего хоронили, а как же он мог не зайти на поминки.. то у кого-то сын родился...
он же был председатель... Закроется весь и стоит. Тогда и мама начинала плакать.
Говорит, пожалей свое сердце... тебе нельзя пить... Папа же на фронте контузию
получил...
ЕВГЕНИЯ. Ты рассказывал. Мог упасть... да?
ЕВГЕНИЙ. Да дело не в этом. Нервы как оголенный провод. Вот иногда и выпивал.
Даже не заходя из сеней в дом, вставал в тулуп и замолкал
ЕВГЕНИЯ. Ну прямо дитя! Ты в него.
ЕВГЕНИЙ. А чем я в него?! Нет уж, говори!
ЕВГЕНИЯ. Да перестань. Просто хотела сказать: нежный.. ранимый...
ЕВГЕНИЙ. Ты не это хотела сказать.
8
ЕВГЕНИЯ. А что я хотела сказать? Если знаешь, что я хотела сказать, зачем
спрашиваешь?
ЕВГЕНИЙ. Ладно.
ЕВГЕНИЯ. Что ладно?! Вот, с ерунды начинаешь дуться. Мне тоскливо вечерами...
давно ни на концерт, ни в оперу. Теперь какое-то время ты свободен?
ЕВГЕНИЙ (зло). А нам не нужны деньги? А дочери в Лондоне? А маме твоей? И моей?
Мы же посылаем? А жизнь сейчас дорогая, моя дорогая.
ЕВГЕНИЯ. Не называй меня так! Мне самой ничего не надо..
ЕВГЕНИЙ. Кроме белого халата? (Выходит из тулупа, садится перед телевизором.)
Евгения стоит рядом. Супруги молча смотрят телевизор. Евгений выключает
телевизор.
ЕВГЕНИЙ. Тогда в селах не было этого. Только радио. Но по радио замечательную
музыку передавали. Представляешь, посредине села - столб, на нем репродуктор, как
бочка. И поет Лемешев... или Алла Соленкова: «Соловей мой соловей»... У нас в
деревне многие подражали певцам... Роза...
ЕВГЕНИЯ Роза?
ЕВГЕНИЙ. Что Роза?! Ну, была одна... дивно пела...
ЕВГЕНИЯ. Это с кем ты учился? Первая любовь?
ЕВГЕНИЙ. Да просто дружили... Или, например, разливается увертюра к
«Хованщине», «Утро над Москвой-рекой». Сказочная же музыка.
ЕВГЕНИЯ. А ты поставь. (Садится.) У нас есть?
ЕВГЕНИЙ. Нет. У нас электронная... Жан Мишель Жарр... и тэ дэ.
ЕВГЕНИЯ. Ну, поставь хоть это.
Евгений поставил на проигрывание диск с нервной, воющей музыкой. Сел на пол,
слушает. Евгения сидит в кресле, глядя на него.
Звонок в дверь. Входит стремительная АНАСТАСИЯ, высокая, смуглая, синеглазая.
Смуглая - больше от кремов, наверное. Она живет этажом ниже.
АНАСТАСИЯ. Мир рушится - а вы медитацией занимаетесь.
ЕВГЕНИЯ. Скорее - релаксацией.
ЕВГЕНИЙ. Ну, эти медики как сойдутся...
АНАСТАСИЯ. Моего Кости вторые сутки нету! Я больше не могу ходить по его
друзьям...
ЕВГЕНИЯ (насмешливо). А мы не друзья?
АНАСТАСИЯ. А он здесь?
ЕВГЕНИЯ. В тулупе стоит.
АНАСТАСИЯ. Правда?.. (Распахивает тулуп.) Да ну вас! (Евгению.) Женя! Или ты,
Женька! Сходите в седьмую... там корова одна, цыганку из себя изображает... гитару
трясет... Может, он там?
9
Муж и жена переглядываются.
ЕВГЕНИЯ. Вообще, было слышно гитару.
ЕВГЕНИЙ. Я его убью.
АНАСТАСИЯ. Убей! Только если он там, он тебе не откроет. Он мне признался: опять
виноват перед тобой. Женька! Сходи ты! Он тебя любит!
ЕВГЕНИЯ. Меня? Меня никто не любит. Но, так и быть... схожу. (Надевает туфли в
дверях, уходит.)
АНАСТАСИЯ. Почему она так говорит? Обижаешь?
ЕВГЕНИЙ. Обидишь вас.
АНАСТАСИЯ. Нас очень даже можно. Мы как одуванчики. Дунешь...
ЕВГЕНИЙ. И увидишь кукиш.
АНАСТАСИЯ (хохочет). Ну ты остряк. Ой, что это у тебя?.. (Протягивает руку к его
голове, снимает волосок.) Перышко.
ЕВГЕНИЙ. Откуда? У нас холафайберные подушки.
АНАСТАСИЯ ( смотрит в окно). Ой, какие тучи. Наверно, снег скоро.
Евгений смотрит в окно - Анастасия прячет волосок в карман.
ЕВГЕНИЙ. Что ты мельтешишь? Сядь спокойно. Ты как частица в квантовой механике
- одновременно в разных местах.
АНАСТАСИЯ. А ты на меня как анестезия действуешь... хочется упасть к твоим ногам.
ЕВГЕНИЙ. Перестань. Этого больше не будет.
АНАСТАСИЯ (капризно). Да ну-у-у ...
ЕВГЕНИЙ. Женька идет. Она хорошая.
АНАСТАСИЯ. А я все равно тебя от нее оторву. (Смотрит как гипнотизер.)
ЕВГЕНИЙ. Перестань! (Вскакивает, ходит по комнате.)
Входит ЕВГЕНИЯ.
АНАСТАСИЯ. Ну как?! Там он, негодяй?
Евгения отрицательно мотает головой, смотрит на мужа.
ЕВГЕНИЙ. Да вернется он.
АНАСТАСИЯ. Твои слова бы да богу в уши! Ладно, сама поищу. (Надевает темные
очки.) Задушу, если он с бабец.
ЕВГЕНИЯ. Мне кажется, Костя очень тебя любит. Так смотрит на тебя.
АНАСТАСИЯ. Он на всех баб так смотрит. Он - шарик с глазами. Вот у тебя мужчина
так мужчина. Мачо. Топор. Кинжал.
Муж и жена промолчали.
АНАСТАСИЯ уходит.
Евгений рывком обнимает жену. Затемнение.
Сцена 4.
10
Деревенская изба. Здесь добавилась раскладушка, под ней - чемоданчик. Перед печкой
старухи СОФЬЯ и ЛЮДМИЛА. Софья сложила шаль на колени, но на ногах все-таки
валенки. Людмила - она моложе - в расстегнутой кофтенке и в ботинках «прощай,
молодость». Трясет почтовым конвертом.
ЛЮДМИЛА. Роза на два часа опоздала, думала, в сосульку превращусь.
СОФЬЯ. Главное - привезла.
ЛЮДМИЛА. Говорит, дороги позамело. На мотоцикле-то. Теперь обещает в
следующую пятницу. (Целует конверт.) Спасибо, доченька! Пишет: внучка моя
подрастает... ходит...
СОФЬЯ. Так она, поди, уж в школу ходит? Я ж слышала лет пять назад... что внучка
твоя в балерины собралась... а там только с семи.
ЛЮДМИЛА (слегка смутилась, с жаром). Ну, конечно, конечно! Я про то, что скоро,
глядишь, и невестой станет. Время-то как идет! (Целует конверт.) Не забывает старуху!
СОФЬЯ. Какая ты старуха! Ты еще много писем получишь.
ЛЮДМИЛА. А тебе твой не пишет?! (Пауза.) Вот молодежь! Если бы он, как и моя
дочка, за границу уехал, наверное бы, тоже писал... Говорят, там все по Родине
тоскуют... Ничего, еще напишет.
СОФЬЯ. Почему же «напишет»?! Я тоже получила письмо.
ЛЮДМИЛА. Как?! Ты же не выходила.
СОФЬЯ. А Роза сама постучалась... почему и задержалась... Чаю хлебнула.
ЛЮДМИЛА. Да-да, она ведь с твоим сыном дружила. (Пауза.) Что пишет?
СОФЬЯ. Всё хорошо.
ЛЮДМИЛА. Тулуп-то он получил?
СОФЬЯ. Получил. Пишет: работы много. Но будущим летом обязательно заедет к нам.
ЛЮДМИЛА. Конверт не покажешь? Небось, марки особенные? У меня-то видишь...
СОФЬЯ. Обычный конверт. Я его уже в печку... а письмо - там. (Кивает на божницу.)
Почерк, как всегда, шаляй-валяй.
ЛЮДМИЛА. У моей тоже! Зато у невестки твоей!..
СОФЬЯ. Это верно.
ЛЮДМИЛА. И сама она очень красивая. Похожа на тебя в молодости.
СОФЬЯ. Откуда знаешь про мою молодость?
ЛЮДМИЛА (кивает на стену). А вон же фотография. (Кладет конверт в карман
кофты.) А внучка пишет?
СОФЬЯ. И внучка пишет. Написала недавно: бабушка, я раньше думала, что Лондон это когда в колокол бьют. Лон-донн!.. А сейчас вижу - это город, все дома как храмы с
такими крышами... острыми... и часы на них огромные...
ЛЮДМИЛА. Постой! А я слышала... еще в прошлом году... Роза рассказывала с твоих
слов, как внучка твоя про Лондон пишет...
11
СОФЬЯ. Так она в каждом письме удивляется. Народ, пишет, вежливый... никто друг
друга не толкает...
ЛЮДМИЛА. Но там же взрывы были! (Пауза.) Вот в Канаде - тихо..
СОФЬЯ (прижав ладонь к груди). Ну и слава богу. Может, детей и в Англии не
тронут?..
ЛЮДМИЛА (проницательно глядя на Софью). Но про взрывы знает, пишет?
СОФЬЯ. Нет. Наверное, чтобы меня не тревожить. А пишет: когда ваша церковь будет
звонить в колокол, вспоминай про Лондон, бабуля, и про меня вспоминай.
ЛЮДМИЛА. Она думает, у нас церковь есть. Она здесь и не была ни разу?
СОФЬЯ. Привозили, когда ей было года три... В речке купалась. Такая смелая.
ЛЮДМИЛА. Моя тоже смелая. Дочка пишет, сама всё включает и выключает... Один
раз даже пальчики в розетку сунула... Но там у них гнездышки глубокие.. не достала.
Это же страшное дело - электричество!
СОФЬЯ. А мою учат в очень строгой школе. Там запрещено даже слово «черт»
говорить. Англия!
ЛЮДМИЛА. Надо же, как жизнь повернула! А мы здесь. Дочка, конечно, зовет, но я
же по канадски ни бум-бум!
СОФЬЯ. Там тоже английский язык. Но ты права: на старости лет... Ит из импосибл.
ЛЮДМИЛА. Что ты сказала?
СОФЬЯ. Грейся, подруга, русскими дровами.
ЛЮДМИЛА (смеется). Покуда весь лес в Китай не увезли?! Тоже верно! Ты сыну-то
ответь - я передам с оказией.
СОФЬЯ. Нет. Писать я ему больше не буду.
ЛЮДМИЛА. Почему?!
СОФЬЯ (после паузы). Я ему послала тулуп. На этом всё. Поймет - поймет. Нет - нет.
ЛЮДМИЛА. А что он должен понять?.. Ты же сказала: ласковое письмо прислал.
СОФЬЯ. Давай спать.
ЛЮДМИЛА. Ты жестокая, Софа. Давай хоть отпразднуем получение? У меня
самогонка люкс.
СОФЬЯ. Нет. Я только с горя могу выпить сколько-нибудь... А у нас с тобой, я вижу,
все хорошо.
ЛЮДМИЛА. Это верно! Да!
Старухи замирают, глядя в огонь.
Сцена 5.
Ночь. ЕВГЕНИЙ сидит в полутемной комнате. На столе догорает свеча, видны остатки
пиршества - четыре бокала, бутылки и пр.
12
ЕВГЕНИЙ. Она мне не пишет. Тулуп прислала... да разве я не понимаю ее! Что
делать?! Вернуться туда я не могу. Учителем в школе, как мечтал отец? Там уже и
школы нет... Сады посадить, как он говорил?! Там уже еловый бор спалили, чтобы
малина росла, пчел разводить... деньги зарабатывать, как я здесь зарабатываю...
ГОЛОС ЖЕНЫ: Ты будешь спать? Уже половина третьего.
ЕВГЕНИЙ(тихо). Успею. Дай посижу. А наша главная радость была - речка под самым
домом. Однажды в половодье поднялся ледовый затор, вода хлынула прочь и промыла
новое русло через луга. Получилась старица. Когда я ходил в школу, там еще росли
купавки, рыба гуляла, по дну ползали раки, пиявки - чистая была вода, потому что
одним концом соединялась с речкой. А потом... я домой приезжал редко, не обратил
внимание: и этого конца образовался перешеек, даже выше самого берега. Наверное,
тут кружило течение, торкались льдины, вот и намыло песку. Наша старица умерла.
Она летом цветет. Рыбу всю вычерпали с бреднем подростки, раков - проезжие
шофера, пиявок - врачи из райбольницы. А однажды какой-то шофер мыл бензовоз,
был пьян, что-то не так повернул - бензин потек в старицу. А на берегу мальчишки
жгли костер. Полыхнуло над водой - словно молния прошла... мальчиков обожгло,
бензовоз взорвался, а самому шоферу ничего не сделалось - он в это время в стороне
закусывал... только глаза, говорят, стали красные, и пуговицы расплавились на
рубашке. Мама особенно огорчалась, что старица погибла... А я что могу поделать?!
ЕВГЕНИЯ. Женя! Что с тобой? Ложись!
ЕВГЕНИЙ. Ну дай посижу.
ГОЛОС ЖЕНЫ. Тебе нельзя пить водку, Женечка.
ЕВГЕНИЙ. Я не пью!.. Я посижу...
ЕВГЕНИЯ. Я хотела сказать, у тебя печень слабая.
Евгений молчит, обхватил голову руками.
Ты меня вчера во сне Розой назвал. Это которая теперь почтальонка в вашей деревне?
ЕВГЕНИЙ. Да при чем тут Роза?!.. (Отпивает из рюмки.) При чем тут?.. (Допил.
Пауза.)
ГОЛОС ЖЕНЫ. Ребята помирились?
ЕВГЕНИЙ. Что? (Пауза.) Помирились. Когда уходили - целовались. Спи. (Взялся за
голову.)
ГОЛОС ЖЕНЫ. И ты его простил?
ЕВГЕНИЙ. А что мне, убивать его?!
ЕВГЕНИЯ. Тише!.. Неустойку из-за него заплатил.
ЕВГЕНИЙ(вяло). Я новую идею придумал... сейчас будем разрабатывать.
ЕВГЕНИЯ. А он опять украдет... за бутылку продаст.
ЕВГЕНИЙ. Не продаст...
ЕВГЕНИЯ. Ты ради друзей готов рубашку снять.
13
ЕВГЕНИЙ. Ему моя не подойдет...
ГОЛОС ЖЕНЫ. Ей подойдет.
ЕВГЕНИЙ. Не говори так. Спи, Женя. Одно жаль - время потеряли. (Прикрывает дверь
в спальню, снова садится, глядя на свечу.). Как пламя вьется... подмигивает...
гримасничает... Ничего не успеваю. Гонка как на лошади в ночном, в детстве... летишь,
закрыв глаза...
Вдруг тулуп шевельнулся... сходит со своего места, медленно идет по квартире.
Замер.
ЕВГЕНИЙ(тихо, испуганно). Что это? (Пауза.) Кто? Отец?
Тулуп стоит посреди комнаты.
Понимаю, бред. (Закрыл лицо руками.) Бред, бред, бред... Всё понятно... Я... да... я
безмерно виноват... До сих не спилил осину, которая над твоей могилой выросла.
Закрывает и фотографию, и рябинку душит... И мать не уговорил переехать... А сейчас
она не выдержит дорогу. И написать не могу... это надо каяться во всем, что
вспомнилось... да и верно сказано: мысль изреченная есть ложь. А поехать - времени
нет. И работа валится из рук... И еще задумался: все равно умрем... как жить? Есть ли в
жизни смысл?.. Какой может быть смысл?.. Хорошо звездам - горят огромные шары.
Если и погаснут, так через вечность. Можно успеть подумать о чем-то таком, что нам в
голову не придет...
Слышен тихий смех. Евгений отнимает ладони от лица.
Что?! Кто там?!
Тулуп раскрывается, видно смеющееся лицо АНАСТАСИИ. Она почти нагая, а
может быть, и совсем нагая. Протягивает к нему руки.
ЕВГЕНИЙ (шепотом). Ты с ума сошла!..
Она протягивает к нему руки.
Ты не захлопнула дверь?..
АНАСТАСИЯ (шепотом). Я сказала Косте, что с Женькой твоей поговорю. И наверх
опять взбежал.
ЕВГЕНИЙ. Уходи.
АНАСТАСИЯ. Иди ко мне. Я снова подвешусь, как было... а мы в укрытии...
ЕВГЕНИЙ. С ума сошла! Уходи. (Толкает ее в тулупе к двери.)
АНАСТАСИЯ. Тр-рус!..
ЕВГЕНИЙ. А ты!. Подслушивала тут...
АНАСТАСИЯ. Подслушивала?! Я ничего не слышала.
ЕВГЕНИЙ. Слышала! Змея!
АНАСТАСИЯ. Да вот зуб золотой даю! Сидит, стонет... откуда я знаю, что ты там себе
говоришь.
ЕВГЕНИЙ. Я отца вспомнил. Уходи!
14
АНАСТАСИЯ. Нет, не по этой причине ты не спишь. (Проскользнула к столу,
протягивает что-то к пламени свечки.)
ЕВГЕНИЙ. Что ты делаешь?!
АНАСТАСИЯ. Колдую. Шелды-елды... хмара-шмара...
ЕВГЕНИЙ. Дурочка. Волос палишь. У меня тогда сняла?
АНАСТАСИЯ. Ага. Ты же по всем гороскопам мой.
Евгений молча толкает ее к выходу.
ЕВГЕНИЙ. Не хочу... слышать...
Анастасия смеется и протягивает руки из тулупа.
Уйди же ты!..
ГОЛОС ЖЕНЫ. Что ты сказал?!
Анастасия в тулупе быстро движется на то место, где висел тулуп, и замерла.
Вышла в ночной рубашке ЕВГЕНИЯ.
ЕВГЕНИЯ. Чем это пахнет?
ЕВГЕНИЙ. Свеча.
ЕВГЕНИЯ. Свечи какие-то вонючие... Ты будешь ложиться?
ЕВГЕНИЙ. Да.
ЕВГЕНИЯ. А то уж испугалась... не спрятался ли от меня в тулуп. А мне самой туда
впору... (Делает шаг в сторону к тулупу.)
ЕВГЕРИЙ. Не надо!
ЕВГЕНИЯ. Что?!
ЕВГЕНИЙ. Он электричеством бьет.
ЕВГЕНИЯ. Тогда не убил - и сейчас не убьет!
ЕВГЕНИЙ. Не надо! (Обнял ее.) Пойдем. Я его боюсь. Мне показалось - отец пришел.
ЕВГЕНИЯ. Говорю тебе - у тебя печень... Тебе нельзя пить Согласен?
ЕВГЕНИЙ. Согласен
ЕВГЕНИЯ. Я понимаю, надо было их помирить. Но теперь давай ни грамма. Хорошо?
ЕВГЕНИЙ. Пошли отсюда. (Задувает свечу.)
ЕВГЕНИЙ и ЕВГЕНИЯ уходят в спальню. .
Из тулупа выходит одетая кое-как АНАСТАСИЯ, тихо выскальзывает из квартиры,
еле слышно защелкнув дверь.
Сцена 6.
Ночь в деревне. Старуха СОФЬЯ и старуха ЛЮДМИЛА лежат в постелях своих
(Софья на кровати, Людмила на раскладушке), закутанные по горло, набросав на себя
старые пальто и шали. В печке слабо играют угли.
СОФЬЯ. Ну и что они тут ходят? Скырлы-скырлы. В ворота стучат.
15
ЛЮДМИЛА. Дома выбирают. Священник один город Солнца хочет на том конце
организовать... какие-то женщины к нему из города приехали... а богатые парни с
завода под дачи подкупают...
СОФЬЯ. Ну, если ты к дочке уедешь, продавай.
ЛЮДМИЛА. Да я и так бы продала... нанялась бы горничной в своем дому... Да кто
мою избу возьмет? Вот возле твоей раза три из машин вылезали.
СОФЬЯ. Я свой дом не продам.
ЛЮДМИЛА. А ты подумай. Если что, можем ко мне перейти. Видишь, у тебя
семистенник, с палисадником, прямо над старицей стоит. Красиво!
СОФЬЯ. Садик пусть сами посадят. А захотят воду себе подпустить поближе - у них
бульдозеры, техника... А наш дом я не продам.
ЛЮДМИЛА. Как скажешь, Софья Андреевна. (Встала, пошла к столу, налила из
пузатой бутылки в рюмку, посмотрела на просвет, выпила.) «Напрасно старушка ждет
сына домой». Чё к сыну-то не переехала? Был бы сейчас догляд... ласка...
СОФЬЯ. Не о таком продолжении мечтал Миша. И как я его брошу?
ЛЮДМИЛА. Мишу?! Забери с собой. Сейчас во всем мире снова заново хоронят.
Дороги боишься? У меня тоже в самолете голову сдавливает... можно поездом. Хотя
четверо суток тоже не сахар. Не дай бог...
СОФЬЯ. Не о том, не о том речь!
ЛЮДМИЛА. О том! Это называется капкан. В Канаду далёко, да скажу честно, не
особо и приглашают... а на Украине голодней, чем у нас. Всё ждала, найдется из города
какой-нибудь бодрый старичок. (Поет.)
Через пень, через плетень,
через всю акацию,
мужик бабе закатил
в жопу облигацию.
СОФЬЯ. Фу!..
ЛЮДМИЛА. А чего ты?! Софья Алексанна! Это ж тоже жизнь!
СОФЬЯ. Перестаньте. Неужели больше ни о чем говорить не можете?
ЛЮДМИЛА. Почему не могу? Могу. (Пауза.) По радио сказали: циклон движется.
(Включает радиоприемник. Слышен свист, хрип.) У тебя батарейки сели. (Выключила.)
Дождей, вишь ли, нынче мало было. У меня картошка вся проволочником изъедена.
Вот раньше, когда коров держали да навоз был, разве плодилось его столько. Торчат из
картошки как иголки. У тебя свекла хорошая, сладкая. А у меня в черных таких
поцелуйчиках. (Пауза.) Книжку на днях прочитала. «Кавалер Золотой звезды». Нашла у
тебя в чулане. Вот жизнь была! Ни воров, ни наркоманов.
СОФЬЯ. Подольститься хочешь? Тогда было много обмана. Врали, глядя в глаза.
Почему и рухнул СССР.
16
ЛЮДМИЛА. А я что говорю. Зато теперь Президент пообещал пенсии поднять... на
пятнадцать процентов. Скоро во все деревни газ проведут. Где осталось хотя бы две
семьи. Опять поднимать будут.
СОФЬЯ. Издеваешься, что ли?!
ЛЮДМИЛА. Не издеваюсь! Софа! Ты всю жизнь была оптимистка, теперь и я
становлюсь. Только вот откуда семьям-то взяться? В Голландии вроде разрешили
жениться отдельно бабам и мужикам. Ежели Курешиха с Петренковской Марией
оформились бы, да мы с тобой, глядишь и провели бы газ. И дров не надо!
СОФЬЯ. Ну зачем, зачем этот сомнительный юмор?!
ЛЮДМИЛА. Всё веселее! (Пошла, выпила еще рюмку. Стоит, глядя на Софью.) И к
нему ты напрасно была строга. Это ж надо, прятался в тулуп.
СОФЬЯ. Дался тебе тулуп! Зря я тебе про тулуп сказала...
ЛЮДМИЛА. Да об этом вся деревня говорила.
СОФЬЯ. Ну и что?! Зато сын у меня вырос нравственным. В каждом письме к себе
зовет. И деньги присылает. Вон, под иконкой... только куда мне их?! Здесь ни
магазина...
ЛЮДМИЛА (смеется). Отдай мне. А что?! Приоденусь, накрашусь... съезжу в Москву.
В мавзолей схожу.
СОФЬЯ. Ты смеешься?
ЛЮДМИЛА. Насчет мавзолея - смеюсь. А так-то... почему бы не поездить?!. А ты? В
чем ходишь?! Надела бы кофту какую-нибудь новую...
СОФЬЯ. У меня есть.
ЛЮДМИЛА. Так достань! Ну, чего ты?! Я хоть посмотрю. Кого он так любил-то... что
не ушел от тебя. Я ведь колдовала.
СОФЬЯ. Ты шутишь, Людмила? Перестань такими шутками шутить.
ЛЮДМИЛА. А вот истинный крест! Сейчас расскажу. (Идет к столу, зажгла свечу.) Ты
же должна понимать, как колдуют. Надо что-нибудь отобрать, чтобы приворожить. Ну,
волосочек там, я не знаю, ноготочек... или майку на какое-то время... в общем, как для
собаки, чтобы что-то такое у колдуньи в руках оказалось, что ему принадлежит...
СОФЬЯ. Я не хочу слушать!
ЛЮДМИЛА. Ну, конечно, волосок взять проще. Я как-то зашла в правление колхоза,
он говорит: ой, снег, снег выпал... урожай погиб... И за голову схватился. Я говорю,
дядя Миша, давайте я вас причешу. Я же обращалась к нему с почтением. А он: да
зачем? У меня уже лысина. Ну лысина у тебя еще как молодой месяц... так-то еще
кудри красивые... Но пожалела выдергивать. Смотрю, старое удостоверение на столе...
фоточка маленькая выгнулась, еле держится... я ее незаметно хвать.
Софья молчит.
17
Ну, пришла к этой... Помнишь, у нас жила такая, в конце улицы, за старым колодцем...
который сразу высох, как она приехала... Земфира звали... имя цыганское, что ли?..
Глазища - как яйца куриные на Пасху... одно синее, другое красное... Хрипит: давай,
что принесла, добавь бутылку водки, я сделаю настойку да на угли полью в печке, и
там ответ тебе будет... А пока выйди. Я вышла. Стою в сенях, в темноте, трясусь от
страха... на незаконное дело иду! Помню, табаком пахнет, видать, сушит... мышки
попискивают по углам... Слышу: заходи! Зашла. Она иглу в фотокарточку воткнула и
кивает в печь: смотри! Смотрю... а в пламени разве разберешь, что там показывается...
синие такие лица, змеи... боюсь и смотрю... и от страха смеяться начинаю... у нас в роду
всегда так... А она как разозлится! Это потому что ты мне не веришь?! Если надо
приворожить, второй раз неси две бутылки водки... и курицу живую...
СОФЬЯ. Ну и ну.
ЛЮДМИЛА. Принесла я ей и водки, и курицу. Да ничё не помогло. При встрече
улыбнется - и больше ничего.
СОФЬЯ. Ты меня не обманываешь, Сорокина?!
ЛЮДМИЛА. Вот разрази меня молния на этом месте! Вот войди в голову и преврати в
синий уголь!.. Очень я его любила. И когда замуж пошла за Павлика, говорю: давай я
тебя Мишей буду звать. Он как врежет мне... кулаком... Твой-то был ласковый.
СОФЬЯ. Слишком. Всех любил, всех жалел. Когда назначили, своим заместителем взял
человека, который колхоз-то и развалил. Пожалел, хотел великодушным быть.
ЛЮДМИЛА. А, я помню этого прохиндея. С пузом.
СОФЬЯ. Он лет семь за спиной Миши воровал... от его имени мед с пасеки увозил
бидонами, чтобы жена продала на базаре в райцентре... рыбу на рыбскладе самую
жирную себе выбирал - сомов, линей... Мише люди-то говорили, а он: не верю. И уж
когда милиция доказала, согласился...
ЛЮДМИЛА. А как на гармошке играл! (Поет.)
Шла на танцы - кукурузу
Я в карман положила,
А она, такая блядь,
Меня растревожила.
СОФЬЯ. Ты вот веселишься, Сорокина... а он ведь, как снег-то выпал, из своего нагана
стрелялся. Из «Вальтера»... еще с войны... Слава богу, спасли, три месяца в больнице.
ЛЮДМИЛА. Я помню, как же! Сказали, инфаркт. Дурачок. Зачем жизнь-то губить?!
Ну хрен с ним с хлебом, все равно государство всё забирало... другой вырастет... ну,
выговор дадут... не он же на поля снег высыпал... он же не Дед Мороз!
СОФЬЯ. Как ты не понимаешь?! Он сказал: я хлеб погубил... я верил, что солнце еще
покажет себя... успеем убрать... после дождей будет полоса света... И народ мне
18
поверил. А выходит: лучше бы скосили под дождем, хоть скоту на корм пошла бы
рожь...
ЛЮДМИЛА. Не знаю! Ты лишнего была к нему строгая. Ему некуда было ткнуться,
посоветоваться. Не в райком же партии. Там такие же, как ты.
Софья молчит.
Надо же, в тулуп встанет и стоит.
СОФЬЯ(кричит). Перестань!.. Хватит про тулуп!.. (Садится на кровати.) Я его любила!
Я с ним по трем воинским частям таскалась... потом эта мирная жизнь: то в одной
деревне, то в другой... он милиционер, он председатель сельсовета... я семь изб - я
подсчитала - семь избушек с мочалкой и мылом продраила от пола до потолка... пока,
наконец, вот этот сруб не выделили... а достраивал он сам, председатель! Я его два раза
от смерти спасала... у него больное сердце, ему нельзя было пить, а он пил... с какимито конюхами, бригадирами... он был слабый руководитель.
ЛЮДМИЛА. Но его все любили.
СОФЬЯ. А если бы я его с тобой застукала, я бы тебе, Люда, глаза выцарапала!
ЛЮДМИЛА. Понятное дело. Да брось уж, не трави душу. Выпей, говорю, моей
мурцовки.
СОФЬЯ (после паузы). Налей. Грамм пятьдесят.
ЛЮДМИЛА. Где пятьдесят, там сто.
СОФЬЯ (резко). Я сказала?
Людмила наливает в рюмку ей и себе - побольше.
ЛЮДМИЛА. Ну, будь. Зима долгая. Побереги себя, не сжигай... А то мне одной тошно
будет.
СОФЬЯ. Переживешь.
Женщины выпили, Людмила унесли рюмки на стол, легла на свою раскладушку,
укуталась. Угли, потрескивая, гаснут...
Сцена 7.
Городская квартира, зимний вечер. Включено всё электричество. ЕВГЕНИЯ ходит по
комнате, ждет мужа, время от времени пытается дозвониться к нему по телефону.
ЕВГЕНИЯ. Алло? Алло?..
ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ. Абонент отключил телефон или находится вне зоны покрытия...
ЕВГЕНИЯ. Алло?..
И снова тот же ответ.
ЕВГЕНИЯ (смотрит на часы). Господи, уже половина четвертого!.. Что-то случилось!..
Наконец, щелчок в двери, появился взмыленный ЕВГЕНИЙ. Швыряет шапку на
вешалку.
ЕВГЕНИЯ. Что? Что? Машину занесло?
19
Евгений срывает пуховик, сапоги.
Морковь привез? Или что, всё померзло?
ЕВГЕНИЙ. Воры! Были воры!
ЕВГЕНИЯ. Воры?.. В погребе?..
ЕВГЕНИЙ. Украли тулуп.
ЕВГЕНИЯ. Тулуп?!
ЕВГЕНИЙ. Да, да!..
ЕВГЕНИЯ. Господи, зачем он им?!
ЕВГЕНИЙ (кричит). Откуда я знаю?! Замки открыты. Видно, ключи подобрали. А
двери потом захлопнули, суки! Я слышал, недавно и по соседям прошлись. Точно
рассчитали - в такой мороз кто будет на даче сидеть? Даже Алексея Иваныча, генерала
МВД, обчистили, который через участок... телевизор, ружье...
ЕВГЕНИЯ. Если и генерала, милиция найдет. Что-нибудь еще взяли у нас?
ЕВГЕНИЙ. Да хрен с ним! Всякую ерунду... магнитофон наш старый... Налей мне!
Пока бегал по поселку, замерз, как цуцик.
ЕВГЕНИЯ. Может, лучше валокордина?
ЕВГЕНИЙ (кричит). Налей, говорю!
ЕВГЕНИЯ. Сейчас... сейчас... успокойся... (Уходит в соседнюю комнату.)
ЕВГЕНИЙ. Сволочи!.. Там есть недостроенные дома, всякие бродяги живут... Одна
компания топит печку, увидели меня - смеются... я прошел, посмотрел - нашего нет. Не
пойман - не вор!
ГОЛОС ЕВГЕНИИ. Постели не тронули?
ЕВГЕНИЙ. Что? Постели? Не помню... кажется, нет твоего пуховика... Но главное тулуп, тулуп отца!
ЕВГЕНИЯ (несет рюмку с коньяком и конфету). Держи. Закуси обязательно.
ЕВГЕНИЙ. Да иди ты!.. (Выпил.) Тебе как-то все равно?!
ЕВГЕНИЯ. Почему так говоришь, Женечка?!
ЕВГЕНИЙ. А может, Настя с Костей были да забыли запереть? Вот и зашли какиенибудь. Вторые ключи у них?
ЕВГЕНИЯ. Но что им там делать в такую стужу?
ЕВГЕНИЙ. У камина посидели...
ЕВГЕНИЯ. И в тулупе ушли?!
ЕВГЕНИЯ. Тебе смешно?! Помолчи! Я следователю позвоню. Хороший паренек,
обещал генералу землю рыть.
ЕВГЕНИЯ. Ты на часы посмотри!
ЕВГЕНИЙ (отмахнувшись, набирает на сотовом.) Виктор Николаевич, извините, если
разбудил... да я еще тоже нет... зацепок пока никаких? (Упавшим голосом.) Понятно.
(Упал в кресло. Ему душно.)
20
ЕВГЕНИЯ. Да ладно, Женечка! Если уж генерала ограбили, найдут. А я испугалась...
ночь, а тебя нет. Иди в ванную, согрейся!
ЕВГЕНИЙ. Да я мокрый весь! (Вскакивает.) Сволочи! Всю страну разворовали.
Половина работает, половина ворует. (Уходит.)
Звонок в дверь.
Появилась АНАСТАСИЯ.
АНАСТАСИЯ. А чего не запираетесь?!
ГОЛОС ЕВГЕНИЯ. У нас дачу обокрали.
АНАСТАСИЯ. Дачу? Не подожгли?
ЕВГЕНИЯ (зло). Н-нет!.. А ты бы хотела?
АНАСТАСИЯ. Чего ты?.. Сейчас прямо жгут.
ЕВГЕНИЯ. Женя спрашивает: вы там не были? Может, замкнуть забыли?
АНАСТАСИЯ. Я никогда ничего не забываю. Да и куда нам... Костя болеет.
ЕВГЕНИЯ. Что с ним опять?!.
АНАСТАСИЯ. Маргинал. Видишь ли, надо всё выпить, пока живой. Твой-то умный.
Много взяли?
ЕВГЕНИЯ. Магнитофон... пуховик... тулуп...
АНАСТАСИЯ. Тулуп? На фиг он им?! Наверно, унесли-то с трудом. Бомжи -народ
слабый. Все чаи выгребли?
ЕВГЕНИЯ. Может быть. Спроси у Женьки.
АНАСТАСИЯ. Надеюсь, на нас не думаешь? Мы только раз, летом заезжали, в бане
парились... тогда еще тулупа не было. Да не расстраивайся, дело наживное... Главное чужие ноги ходили... чужие руки...
Выскакивает в халате с мокрой головой ЕВГЕНИЙ.
ЕВГЕНИЙ. Сучары! (Кивнул гостье.) Сейчас оденусь и на городской базар. Они рано
начинают. Может, попадутся.
ЕВГЕНИЯ. С ума сошел?! Во первых, раньше десяти эти ряды не открывают.
ЕВГЕНИЙ. Им никакие ряды не нужны! Подвезут - и прямо с асфальта за бутылку
отдадут!
АНАСТАСИЯ. Во вторых, у нас четыре рынка. Азербайджанский... чеченский...
смешанный и китайский.
ЕВГЕНИЯ. Да, да!
АНАСТАСИЯ. И еще возле Краза самостийный... и на вокзале...
ЕВГЕНИЯ. Да! И куда ты! Где ты кого поймаешь?! Да еще в таком виде! Тебе надо
выспаться! Ты упадешь!
ЕВГЕНИЙ. Я даже надеть его не успел! Чтобы руки в рукава... как положено... Помню,
отец меня в рукав заталкивал... я ногами дрыгаю... И на санях возил, словно крышей
накроет... лошади хруп-хруп по снегу...
21
ЕВГЕНИЯ. Иди, милый, ложись!
ЕВГЕНИЙ. Я сейчас не усну. (Бегает по комнате, включил телевизор.)
Слышна музыка Мусоргского - «Утро над Москвой-рекой» из оперы «Хованщина».
ЕВГЕНИЯ. Какая красивая музыка!
ЕВГЕНИЙ (ядовито). «Утр-ро над Москвой-р-рекой»?.. Это не про нас. Этой страны
больше нет! (Переключает.)
Слышен хриплый баритон Шуфутинского: «А наш притончик гонит самогончик...
никто на свете не поставит нам заслончик...»
ЕВГЕНИЙ. Вот! Вот наш гимн! Воруем всё: тулупы, компьютерные программы... И все
хорошо живем! Паразитируем друг на друге... громоздясь до облаков... этакое древо
жизни Эрнста Неизвестного...
АНАСТАСИЯ уходит.
ЕВГЕНИЯ. Успокойся, дорогой мой.
ЕВГЕНИЙ (орет). Чтобы вас тулуп мой электричеством поразил до задницы!.. Чтобы
глаза ваши сварились, как яйца!.. Чтоб вы!..
Евгения обняла мужа, прижала к себе.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сцена 8.
Квартира. ЕВГЕНИЙ один.
ЕВГЕНИЙ. Мама рассказывала, что иногда ночью над нашей обмелевшей старицей
всякие видения всплывают... из этой тины, из гнилого камыша пламя синее вьется...
наверное, души погибших рыб и людей... Шофер, который слил бензин с берега,
говорят, спился и умер... Бог милосерден, но и гневлив.
А возле старицы слева был наш огород. Здесь мало что росло. Правда, плетень, хоть и
вечно повален метелями да мальчишками, зеленел каждой весной. Конечно, картошка
нарождалась, но рыхлая, морковь строчила мелкая, разве что лук со звездчатыми
шариками радовал глаз, да на горке навоза - кривые, сладкие огурчики..
Звонит телефон.
ЕВГЕНИЯ ( в трубку). Да, Женечка?.. Нет, мне дома лучше работается... Там
невозможно. Всё, всё... (Бросает трубку.) И здесь же стояла баня. Когда вечером меня
гнали помыться в только что натопленную, раскаленную баню (отец и мать шли
последними, после моих теток), я, не выдержав зноя, порой стоял нагишом в дверях
предбанника и слушал сладостный, какой-то безумный стрекот лягушек по берегам да
посвист вечерних птиц... И мне почему-то казалось, что именно эти минуты я не
забуду никогда - может быть, потому что сейчас я здесь, один, при звездах или луне,
весь открытый, как скульптура из учебника... и стыдно, и жутковато чего-то... Но кто
увидит с воды? Да еще плетень между нами, он мне до пояса... да и темно...
22
Звонит сотовый. Евгений глянул на экран трубки, выключил.
ЕВГЕНИЙ. Думал, не забуду, а ведь забыл, только сейчас, с этим тулупом, вспомнил
банные свои стояния... и как мох курил, вырывая из пазов бани... и огурцы ел в
темноте, когда пить захочется... А воздух к осени, зябкий... Но, конечно, не это
главное! Все хожу вокруг да около, но это было - мы стояли на самом берегу под вечер,
еще среди теплого лета, с одноклассницей Розой с верхней улицы... Я обещал ей стихи
свои почитать, но от волнения позабыл, а что придумывал на ходу, было неуклюже,
сбивчиво... И при этом нас все время жалили комары. Звенят, ноют сотнями, тысячами
атакуют нас. Хлопая с усилием - для смеху - себя по лицу, я показывал ей красные от
крови ладони и говорил: ерунда... я сейчас вспомню... Она терпеливо ждала, помахивая
веточкой вокруг своей головы, и звала: идем к нам, на Верхнюю улицу, у нас там ветер
с поля, комаров нет. Как вы тут живете? А я отвечал: у нас интересней, вот постоим
еще! Я клялся, что каждую ночь, когда большая луна, из воды выныривает вот там, за
кувшинками, русалка с большими глазами и поет. На каком языке, спрашивала умная
девочка, отличница Роза. А я не знал, как ответить, сказать на русском или татарском
мне почему-то представлялось невозможным... мы в школе проходили немецкий, но он
такой грубый... все эти плюсквамперфекты... и я сказал: на итальянском. Потому что,
дескать, там несколько раз слышалось слово амур. Она засмеялась - это на
французском ля мур, а на итальянском аморе. Значит, на французском, соглашался я. А
Роза с сожалением смотрела на меня, как взрослая девушка на маленького мальчика,
хотя мы были ровесники. Я тогда еще не знал, что девочки взрослеют раньше нас. К
тому же, если они отличницы. А я учился средне, любил физику и рисование, стихи,
конечно, любил, но ненавидел писать диктанты и сочинения на тему...
Звонит телефон.
ЕВГЕНИЙ( в трубку). Да ради бога, не беспокойся!.. Да найду я чем пообедать!.. Всё,
всё!.. (Кладет трубку.) И зачем удерживал я ее в комарином царстве, в сумерках возле
нашей Старицы, чего хотел? Напроситься на поцелуй деревенский мальчишка никогда
бы не решился. Может быть, как раз и надеялся на ее раннюю взрослость, что Роза
посмотрит-посмотрит на меня с кровавыми следами на лице да пожалеет, сама одарит
меня девичьим чмоканием хотя бы в щеку... при этом надо учесть: если скосит глаза
вправо, то целует только от жалости, так говорили взрослые парни... если смотрит
влево - то ласково шутит, это уже лучше...... а вот если целует, опустив глаза, то замуж
за тебя хочет, тут же, на этом месте... Роза все не уходила, но и не целовала.
А лилово-розовая на вечерней заре старица звенела от лягушачьих оркестров, причем
все лягушки как по команде вдруг замолкали и вновь начинали стрекотать... Собаки
бесились по деревне - катался на мотоцикле сын милиционера Вахита... овцы,
опоздавшие домой, торкались по воротам и смешно блеяли... громко щелкал кнут
23
пастуха дяди Васи... и хрипло радио рассказывало на столбе среди села о достижениях
народного хозяйства...
Роза ушла тогда домой уже в синих сумерках, оплеснула меня на прощание
загадочным, влажным взглядом. И больше я ее на берег вечером не приглашал. А сам
подолгу стоял здесь, называл себя дураком, потому что русалок нет в нашей Старице,
как нет их нигде в СССР. Ну, может быть, возле древней Греции, в Средиземном
море... где плавал Одиссей... и то, наверное, пожилые, безголосые... потому что откуда
взяться юным - они же не могут размножаться, у них нет мужей...
И вот теперь только камыш да песчаные холмы на месте нашей Старицы, горит
мусор, старые резиновые колеса, и между ними на мотоциклах скачут современные
мальчишки, преодолевая подъемы и спуски... И не очистить более Старицу, не вернуть
сюда чистую воду с лодками и гусями, не порадовать старые глаза моей мамы... А если
попробовать? Заплатить за экскаватор... рабочим... Длина - километра три... глубина...
ну, допустим метра полтора... ширина метров сто... пусть даже пятьдесят... Общий
объем работ - семьдесят пять тысяч. (Звонит). Алло?.. Это я. У нас есть знакомые, кто
по земляным работам спец? А, это мы им ставили сигнализацию? Спроси, сколько
будет стоить вырыть семьдесят пять тысяч кубов? Да прямо сейчас. Я жду. (Пауза.)
Нет, не каменистая почва... земля... что?! Да это ничего! В долларах?!. (Кладет трубку.)
Нет, таких денег мне не собрать. И нашу Старицу я воскресить не сумею.
Сцена 9.
В деревне. СОФЬЯ в старом пальто и валенках перед печкой, обеими руками оперлась
о костыль. Входит с мороза ЛЮДМИЛА в шубейке, вносит три полешка.
ЛЮДМИЛА. Дровишки-то твои кончаются! Завтра принесу своих. Эх, сейчас бы
молодость вернуть да на санях с колокольчиками... да под тулупом вашим!.. Я помню
его.
СОФЬЯ. Много ты помнишь. Почты не было?
ЛЮДМИЛА. Роза опять не приехала. (Снимает платок, шубку.) А эти ходят и ходят...
СОФЬЯ. Слышала я, в окна стучали.
ЛЮДМИЛА. Ты бы видела - легковушки как трактора... мужики большие, важные.
Они и сейчас возле калитки...
СОФЬЯ (обрывает). Я сказала: не продам!
ЛЮДМИЛА. Софа! Чего ты ждешь? Сына? Жить он сюда не приедет. А навестить мог
бы и у меня. Зачем молодому деревня? А эти обещают знаешь сколько?
СОФЬЯ. Слышала. Кричали.
ЛЮДМИЛА. Сколько они тебе кричали?
СОФЬЯ. Две тысячи.
24
ЛЮДМИЛА. Я думаю, ты понимаешь, Софа, не рублей, а долларов! Это шестьдесят
тысяч! За избу! Ну, чего ты упираешься? Это же большие деньги!
Софья, пристукнув палкой, отрицательно мотает головой.
Старый дом... хрен ли за его держаться... у тебя тут что, клад закопан?
СОФЬЯ. Может быть. Как там другие наши старушки? Навестила?
ЛЮДМИЛА. Ну!. Курешиха с Петренковой Машкой гриппуют, друг дружку ругают.
Машка кричит: ты в район ходила за хлебом, там подцепила. А эта: ты старые
фотокарточки смотришь, а там соплей на целую больницу хватит. А эта: бахтерии
помирают, а ты еще жива. Ну и дальше. Не бойся, я чесноку поела да еще чесноком же
и крестилась перед ними.
СОФЬЯ. Чему быть, того не миновать.
ЛЮДМИЛА. Сказала девка, ложась на кровать. Тоже верно, Софа. Священник на том
конце трем бабкам молитвы читает, одну в жену взял. Эх, какое было село... считай
деревянный город! А теперь - кресты да звездочки... и живых нас своих четверо.
Может, тоже в жены пойдем, к этому...
СОФЬЯ. Вот ты смеешься: клад у меня тут. А знаешь, сколько мы с Мишей ни ездили,
сколько стен ни сменили, все мне казалось - с нами переезжают наши деды-прадеды. В
детстве мать внушила - и до сих пор видится то человек из стены, то человек из печи.
Ну, который печь клал еще ту, в отчем доме... Да и эту клал родной человек, брат
Миши... Иной раз сучки в стене словно бы засветятся, да щелочка по дереву как улыбка
поползет...
ЛЮДМИЛА. Как ты себя чувствуешь?
СОФЬЯ. Думаешь, брежу? Нет, Люда. А еще у нас был часовщик... в деревушке, где
родилась... возьмет в горсть речного песку, сожмет, сильно сожмет, потом откроет
ладонь - а там уже колесики тикают, часы время показывают. Наверное, обманывал
детей, а мы не успевали заметить подмену... а то, что все у него чинили часы, это
точно...
ЛЮДМИЛА. А в нашем-то селе, помнишь, кузнец Ибрагим? Могучий, как медведь.
Говорили, на спор настоящего медведя подковал.
СОФЬЯ. Да нет, Миша мне рассказал... это лошадка была такая мохнатая, из
Казахстана... Ты ж молодая, у тебя свои, чудесные воспоминания. А вот с твоим
Павликом мой Миша хлебнул горя.
ЛЮДМИЛА. Я же сказала: прости!..
СОФЬЯ. Да не о том, Людмила. Он же лысоватый был, с бородкой...
ЛЮДМИЛА. С бородкой...
СОФЬЯ. Очень на Ленина похожий...
ЛЮДМИЛА. Да, маленько смахивал. Иной раз выпьет и речи толкает, причем
запомнил всё по книге... картавит, подлец... народ кто пугается, кто хохочет...
25
СОФЬЯ. То-то. Мишу вызвали в райком, там человек из МГБ... вы, говорит, или
обрейте его, или пусть в артисты идет... только чтоб народ не смущал. А то уж слухи
пошли, дескать, это то ли сын Владимира Ильича, то ли внук... письма пишут... а он,
мерзавец, водкой берет у народа за свои обещания помочь...
ЛЮДМИЛА(звонко смеется). Я не знала!
СОФЬЯ. Миша переговорил с Павлом, тот ни в какую. Тогда его Ибрагим как раз и
взял за локотки, а еврей Симон мылом обмазал бороду да опасной бритвой сбрил.
ЛЮДМИЛА. Веселый был народ!
СОФЬЯ. Если бы не Миша, сидеть бы твоему «Ленину» в тюрьме.
ЛЮДМИЛА. За что?! Понимаю, если было бы за что, и расстреляли бы! Да уж,
погуляли удалые молодцы по родной земле... до сих пор шепотом охота говорить... Но
ведь и ты в партии была. Прости, Софья Алексанна.
СОФЬЯ. Была. А ты в комсомоле случаем не была, Людмила Андревна?
ЛЮДМИЛА. Была. (Махнула рукой.) Да что теперь! Давай споем.
СОФЬЯ. Спой. У тебя голос звонкий. А у меня уже - как скрип колеса... Что-то сердце
болит. Наверное, у сыночка беда...
ЛЮДМИЛА(шутливо). Не выглядывает из стены?
СОФЬЯ. Нет. Он может выглянуть из ведра с водой... из пламени в печи... а из стены
смотрят мертвые.
ЛЮДМИЛА. Да ну тебя! (Включила приемник.) Батарейки совсем сели.
СОФЬЯ. Дверью прищеми... Женька так делал... там что-то добавляется.
ЛЮДМИЛА. Дверью?.. (Вынимает батарейки, прищемляет дверью по одной все
батарейки. ) Надо же!.. Истинно, Кулибины наш народ... (Вставила в приемник,
включила.)
Звучит «Утро над Москвой рекой» - увертюра к опере Мусоргского «Хованщина».
Софья дернулась, оперлась о костыль, поднялась.
ЛЮДМИЛА. Что с тобой?..
СОФЬЯ. Опять эта музыка! Помнишь?.. в те еще годы.. по радио часто играли...
Может, что-то возвращается? Может, и дети наши услышат?..
Сцена 10..
Городская квартира.
ЕВГЕНИЯ(под гитару пытается петь). Со-оло-овей мо-ой... со-оловей...
Голо-оси-истый со-олове-ей!
Ты-ы куда-а, куда-а лети-ишь...
где-е всю ночку про-опое-ешь?
А-а-а...
Кхм!.. Кто-о-то бе-едная-я, как я-я...
26
но-очь прслу-уушае-ет тебя-я...
Звонок в дверь. ЕВГЕНИЯ убирает в угол гитару, торопится, отпирает.
Входит ЕВГЕНИЙ.
ЕВГЕНИЙ(сердито). Ты ключ в дверях оставила.
ЕВГЕНИЯ. Сам же просил, Женечка!
ЕВГЕНИЯ. Да, да!.. Да!.. (Раздевается с мороза.) Ворье!..
ЕВГЕНИЯ. Ну что там?! Что-нибудь прояснилось? А может, черт с ним!
ЕВГЕНИЙ. Следователь с ходу стал ругать: «Что так поздно?!» Дескать, по телевизору
раза три объявляли... А кто его смотрит?! Я ему телефон давал, нет чтобы позвонить...
ЕВГЕНИЯ. Ты объяснил, что у тебя на работе была запарка?
ЕВГЕНИЙ. Да что ему объяснять?! За эту неделю, конечно, всё в ментовке разобрали.
На полу что осталось - телевизор с выбитым экраном... рваный пуховик, но не наш...
велосипед...
ЕВГЕНИЯ. Но воров-то нашли?
ЕВГЕНИЙ. Нашли! В гараже на Хабаровской целая гора краденого. Менты торопят: у
нас тут скоро будет новая экспозиция для пострадавших... так они шутят... Полкузова
сотовых телефонов! Я стою, следователь дергает за рукав: есть что твое? Я ему про
тулуп, а он не помнит, был тулуп, нет... вроде какие-то полушубки были... Слава богу,
народ под расписку берет... Там же просто так не выдают - согласно заявлению с
перечнем...
ЕВГЕНИЯ. Это правильно.
ЕВГЕНИЙ. Я попросил журнал показать... отдавали кому-нибудь тулуп или нет? Он
говорит: чем уж так тебе дорог тулуп? Что-нибудь было зашито? Я ему: память об
отце, блин... он меня под ним в детстве возил... Вроде понял. Листаем. Двое взяли
дубленки, один - полушубок... Мент говорит: тулуп, наверное, успели толкнуть на
базаре...
ЕВГЕНИЯ. Но ты же ездил?
ЕВГЕНИЙ. Но я же не господь бог, чтобы весь город одновременно оглядеть?! Он
говорит: а может, и спалили... Хотя такой огромный... его не сжечь, да и зачем?! Он
говорит: ну возьми хоть что-нибудь. Нам надо комнату освобождать. А я ему: на фиг
мне это барахло! Где тулуп?! Может, его кто под видом шубы забрал... ну, вписал:
шуба... а это наш тулуп...
ЕВГЕНИЯ. Значит, пропал тулуп! Успокойся, Женечка, ты не виноват.
ЕВГЕНИЙ. А это мы еще посмотрим! Вот адреса пострадавших... из нашего
огородного товарищества... Попью чаю - и побежал!
ЕВГЕНИЯ. Может, ты по телефону?
ЕВГЕНИЙ. По телефону? Если они взяли взамен своего... разве признаются? А я зайду
и сразу увижу. На почте была? От мамы письма нет?
27
ЕВГЕНИЯ. Ты ей написал?..
ЕВГЕНИЙ (сокрушенно машет рукой). Вот выясню насчет тулупа... и уж тогда...
ЕВГЕНИЯ. Ой, Женя!..
ЕВГЕНИЙ. У нас свои отношения с мамой. Если сказать честно, она... я люблю ее, но
она очень суровая... Как я напишу, что... потерял?!. Тебе не понять. Это с тобой она как
солнышко. А меня, например, в школе заставляла тетрадки заново переписывать... с
сочинениями, с задачами... если ближе к концу тетради вдруг почерк стал плохим...
поправки, кляксы... Любила, чтобы работа была сделана чисто - от и до.
ЕВГЕНИЯ. Ну и что?! Ты сам такой.
ЕВГЕНИЙ. Нет, этого не объяснишь. Я тебе про папу рассказывал?.. Вот и я ее тоже
боюсь. Но если не дай бог... (Берет себя за горло.) Все время о ней помню... Честная,
прямая... в деревне ее уважали... Великая учительница... Она все книги, которые
прочитала, помнит... она...
ЕВГЕНИЯ. Идем, сначала попьешь чаю.
ЕВГЕНИЙ. Да, там был магнитофон «Филлипс»... следователь говорит: бери... какая
разница... у тебя был «Сони»... ну, хоть что-то вернешь... А на фиг нам чужой
«Филлипс»? Мама бы узнала - не поняла... А отец бы просто не разговаривал после
этого месяца два... (Уходит.)
Сцена 11.
Старуха СОФЬЯ вконец разболелась, лежит на скамейке возле печки, справа стулья
спинками к ней, чтобы не упала. В печке горят дрова.
По комнате ходит, выглядывая в окна, ЛЮДМИЛА..
ЛЮДМИЛА. Ну, давай этих богатых попрошу... вон три джипа стоят... опять же к тебе
в окна толстяк смотрит. Готовы прямо в больницу отвезти. И все оплатят.
СОФЬЯ. И дом заберут?
ЛЮДМИЛА. Да что они, разбойники?! У одного вполне хорошие глаза. Подождут
твоего решения.
СОФЬЯ. Зачем... дрова... лечить?
ЛЮДМИЛА. Ты про себя? Софья, как ты можешь так говорить??? Ой, Роза вернулась,
вижу - дым из трубы. Давай попрошу телеграмму отвезти, она дружила с твоим
Женькой, она отвезет. Вызовем. Парень не бедный, прилетит.
СОФЬЯ. Нет.
ЛЮДМИЛА. Что нет? В райцентре врачу заплатит, на такси привезет.
СОФЬЯ. Нет, сыну телеграмму я давать не буду. Скажи лучше: было у тебя что-то
серьезное с моим Мишей? Только честно. Я ведь почувствовала одно время... будто
больной являлся... серый весь... в глаза не смотрит... От тебя приходил? Почему
28
молчишь? Говори, а то помру - будешь потом на могилке плакать. А я уже не услышу.
Там ведь связь в одну строну. Меня-то ты услышишь... а я тебя нет...
ЛЮДМИЛА. Зачем ворошить, Софья?
СОФЬЯ. Не сено же ворошим. Было?
ЛЮДМИЛА. Но совсем, совсем недолго!.. И платонически, платонически!
СОФЬЯ. Говори.
ЛЮДМИЛА. Это сразу, после второго раза у этой сельской ведьмы.. Может, она
ничего и не сделала, но я-то я поверила... иду однажды, ночь, метель, а окно в
правлении светится... думала, истопник Хасан... заглянула - а это Михаил, сгорбился
над тетрадками, где трудодни за год... Подошла и, не владею собой - в наглую обняла...
И водку достала... А пурга окна трясет... прямо конец света...
СОФЬЯ. И что? Что?
ЛЮДМИЛА. Он как ребенок рыдал... это уже потом... у меня под утро... «Как я в глаза
Софье смотреть буду?!». А я ему честно: «Так ничего и не было. Ты выпил и уснул, как
ребенок!» Он: «Правда?» А зачем мне врать. Я поняла: он меня не любит, безумно
любит тебя. Другая могла бы шантажировать... Он: «Правда? Я не посягнул?» Словото какое! И руки мне целует.
СОФЬЯ. Ты врешь.
ЛЮДМИЛА (кричит). Нет!..
СОФЬЯ (закрывая глаза). Главное, он был с тобой...
ЛЮДМИЛА. Ну и что?! Был со мной да не мой. Сказал: сразу тебе всё расскажет... как
напился, уснул... и меня попросил подтвердить... Я взмолилась: не надо. Потому что ты
бы все равно меня под суд... или еще как... Разве нет?
Софья молчит.
Может, нет, чтобы авторитет Миши не рушить?
СОФЬЯ. Главное, вы встречались. И не раз.
ЛЮДМИЛА. Заезжал... когда тяжело ему было... ведь кому пожалуешься? Тому, кто
слушает... А я жалела его.
СОФЬЯ (сдавленным голосом). А я не жалела?!
ЛЮДМИЛА. Я ничего не говорю, Софья Лексанна! Может, мужикам нравится, где их
больше жалеют... Однажды признался: хочет в суд подать на Галеева, секретаря
райкома... что тот заставляет раньше всех в области сеять...
СОФЬЯ. Я про суд не слышала. Знаю только: очень сердился на него. Дескать, тайн
земли и воды не знает. Он же себя считал хозяином.
ЛЮДМИЛА. Вот. Отговорила. Ты спросила - я честно рассказала. Прости, Софья
Алексанна... гадина я, конечно, подколодная... (Пытается руки поцеловать.) Но ничего,
ничего у меня не получилось. Он верный.
29
СОФЬЯ (отдернула руки). Подожди, Людмила. А я... я ведь тоже ходила... к этой... В
магазине встретились, подмигивает бесстыжими глазами, намекает: надо бы мужа-то
удержать. И я потащилась. Среди ночи... стыдно, страшно... несколько раз подходила к
ее избе... зайти не могу... В окне лампа горит, красным накрытая... то ли спит Земфира
эта, то ли колдует...
ЛЮДМИЛА. Да водку пьет, Софья Лексаннна! Пьянчуга она была... злая, хрипатая...
Ты ей тоже принесла?
СОФЬЯ. Не смогла войти. До сих пор помню. Решила: чему быть, того не миновать.
ЛЮДМИЛА. Софа, Софочка. Вот весь мой грех. Одни разговоры. Кто-то видел, как
шли мы среди ночи по селу... а я в ответ на эти шу-шу, блядь бесстыжая, только
лыбилась... не отрицала... Хоть так себе радость устроить... А жизнь моя, Софья, сразу
под уклон пошла. С Павликом распростилась, как только вторая дочка родилась... он
бил меня, почему не сын... Если бы сын, он бы его к себе забрал... а зачем ему дочери...
Вот и растила их одна...
СОФЬЯ. Хорошие они у тебя?
ЛЮДМИЛА (после паузы, зло). Да в мать! Одна третий раз замужем, которая в Канаде.
Смеется: зато счастливая. А вторая, что в Донбассе, изменяет своему... он аж сюда
приезжал... может помнишь, в девяностом?.. жаловался...
СОФЬЯ. А я подумала: свататься кто приехал.
ЛЮДМИЛА. Да ну, молодой мужик! С усами. Плакался. За ночь, говорит, полтинник
требует... в долларах... (Хохочет, как ворона.) Но ведь и красотка.
СОФЬЯ. И что?
ЛЮДМИЛА. Что «что»? Ну он платил. Да сколько можно? Дело шахтерское денежное,
да ведь опасное... у него двое дружков уже сгорели в шахте. Он уйти хотел,
плотничать. А она - рой уголь, добывай золото.
СОФЬЯ. Ты бы ее утихомирила. Потом сама будет тебя упрекать. Где ты, мама, была.
ЛЮДМИЛА. Это так... всегда мы виноваты.
СОФЬЯ (смотрит в лицо Людмила). А может, ты и врешь. Чтобы мне было полегче. Я
же помню, хорошие девочки у тебя росли.
ЛЮДМИЛА (плачет). Маленько и вру. Умная ты, Софья. И справедливая. Все-таки
неплохие они... внуков хороших родили... А поехать к ним... нынче дорого и в райцентр
съездить. Скукожилась наша родина, Софья Алексанна, вся до нашего села. Прости
меня.
СОФЬЯ. Кажется, я еще не умираю. Но хорошо, что рассказала. Только лишнего врать
не надо. Дети ни в чем не виноваты. Мы виноваты.
ЛЮДМИЛА. Да в чем мы виноваты? Вожди, суки, виноваты.
СОФЬЯ. Радиоприемник включи. Батарейка-то еще жива?
ЛЮДМИЛА. Соскучилась по их речам? Ворюги, краснобаи... (Включила.)
30
Только хрип. Людмила достает батарейки, придавливает дверью, снова всунула в
приемник, включила.
Звучит музыка - «Утро над Москвой рекой» из оперы Мусоргского «Хованщина».
СОФЬЯ. Опять «Утро над Москвой рекой»?.. Помнишь, со столба, из репродуктора, в
те годы? Что ли, снова вспомнили? И сынок услышит да тоже про меня вспомнит?...
Сцена 12.
В городской квартире.
Пьяный, плачущий ЕВГЕНИЙ перед своей ЕВГЕНИЕЙ.
ЕВГЕНИЙ. Эти люди украли наш тулуп! Две семьи точно не брали, я проверил! А эти
сознательно избегают встречи! Иду по адресу, звоню... старушечий голос: извините,
хозяев нет дома. Я по телефону - автоответчик: говорите после короткого сигнала,
оставьте ваше сообщение. Я уже сколько оставил сообщений! «Может, случайно в
милиции взяли не свою вещь?» Вот давай, позвони ты! (Дает ей бумажку с номером.)
Евгения набирает номер.
Что?!
ЕВГЕНИЯ( слушая, кивает). «Оставьте сообщение после короткого сигнала...»
ЕВГЕНИЙ (выхватывает трубку). Давай сюда! Это мы, мы, ваши товарищи по
несчастью... нашу дачу тоже ограбили... Нам надо срочно увидеться с вами!
Пожалуйста, позвоните! Телефон сорок два двенадцать тринадцать! Адрес... (Бросает
трубку.) Уже пи-пи. Но адрес я им в дверь воткнул!
ЕВГЕНИЯ. Зачем так расстраиваешься? Ну, хочешь... у меня лежат деньги на туфли...
еще заработаем до лета... а сейчас возьмем да купим такой же тулуп... Я видела на
рынке - золотистого цвета, с огромным воротником, с такими...
ЕВГЕНИЙ. Ты издеваешься?! Издеваешься?! Зачем мне чужой тулуп?!. Это был наш,
отца моего... он меня укрывал, когда на санях мы на кордон за дровами ездили... и
когда заболел, в больницу... и когда...
ЕВГЕНИЯ. Ну перестань. Женечка!
ЕВГЕНИЙ. Я не Женечка! Евгений! Это ты Женечка!
ЕВГЕНИЙ. Милый! Вряд ли эти люди взяли его, он же старый, такой тяжелый. Кто его
надеть сможет?! И к чему он в городе?!. А воры... бомжи... может быть, пировали на
нем да спалили.
ЕВГЕНИЙ. Я должен знать доподлинно, есть он на свете или нет его!
ЕВГЕНИЯ. Ну, зачем, зачем?!
ЕВГЕНИЙ. Да потому что я... он для меня как отец... мама...
ЕВГЕНИЯ. Евгений! Тебе нельзя пить.
ЕВГЕНИЙ. Я прятался в него, когда хотел подумать о чем-нибудь прекрасном.
ЕВГЕНИЯ. Господи, Женька... я вот пряталась в шкаф.
31
ЕВГЕНИЙ. Я не хочу в шкаф! Прячься сама в шкаф!.. Я запутался!
ЕВГЕНИЯ. Ты хочешь вернуть детство?
ЕВГЕНИЙ. Да, детство!
ЕВГЕНИЯ. Понятно, там твоя Роза.
ЕВГЕНИЙ. Да при чем тут Роза?!
ЕВГЕНИЯ. Ты меня уже не раз во сне назвал Розой.
ЕВГЕНИЙ. Да, боже мой, школьная дружба... у кого ее не было?..
ЕВГЕНИЯ. У меня не было...
ЕВГЕНИЙ. Ну и что теперь из этого следует?!
ЕВГЕНИЯ. Там я тебя потеряю...
ЕВГЕНИЙ. Ты здесь меня потеряешь, если не будешь помогать! Я звонил по этому
телефону или нет?!
ЕВГЕНИЯ. Звонил, звонил! Евгений! Смешно убиваться из-за тряпки!
ЕВГЕНИЙ. Это не тряпка!!!
ЕВГЕНИЯ. Ну, я помню, помню... на него пошло баранов десять... рога... копыта...
ЕВГЕНИЙ. Перестань паясничать!
Входит АНАСТАСИЯ.
ЕВГЕНИЯ. Я не паясничаю... пытаюсь его рассмешить... а он...
ЕВГЕНИЙ. Отстаньте от меня. (Анастасии.) Чего тебе надо?! Ищи своего Костю сама.
Он мне и так тысячи три должен.
АНАСТАСИЯ. Я как раз зарплату получила. Вот, возвращаю.
ЕВГЕНИЙ. Да дело не в этом! Я жду! Может, у них совесть проснется - они вернут...
АНАСТАСИЯ. Костя дома, говорит, что завязал. (Отдает деньги Евгении.) Тут главное
- терпение, Женечка.
ЕВГЕНИЯ. Разве я не терплю?! Он мне тулупом все уши прожужжал.
ЕВГЕНИЙ. Надоело слушать - уходи! Погуляй, если я тебе надоел!
ЕВГЕНИЯ надевает пуховик, сапожки и уходит.
АНАСТАСИЯ. Не понимает тебя? Жаль, конечно. Расскажи мне про этот тулуп. Я его
толком тогда и не разглядела. Тяжеленный. И электричеством бьет. Думала, сознание
потеряю среди ночи.
ЕВГЕНИЙ. Отец меня укрывал им, возил в страшные морозы... помню, в больницу
возил... на кордон за дровами... лошадь скрипит копытами в снегу... синицы тенькают...
а мне жарко....
АНАСТАСИЯ. Красиво.
ЕВГЕНИЙ. Еще бы!.. Летом мама стелила мне в сарае... я сам просился, чтобы там
спать... луна, лягушки где-то визжат... гармонь играет... а я на этом тулупе... на его
мохнушках... с всякими впадинами и бугорками...
АНАСТАСИЯ. Понимаю.
32
ЕВГЕНИЙ. Что ты понимаешь?! Да, да, мне казалось - это жаркая женщина... я же был
мальчик... луна светит... я спал на нем...
АНАСТАСИЯ. Милый мальчик! Спи на мне!
ЕВГЕНИЙ. Да перестань!.. А главное... я отца обидел... Он меня приучал купаться в
ледяной речке, перед самым ледоставом... Ты должен закалиться, стать мужчиной!» Я
купался... простыл, кашлял... мама ругала его... А тут еще я. Искал свою тетрадку со
стихами, наткнулся на картонную папку... открыл - а там документ с печатью, про
отца... «за мягкотелость в обращении с подчиненными»... «в отставку» или «в запас»...
сейчас не помню... Я ему и говорю: «Вот ты меня учишь быть мужчиной, а сам... из
армии... за мягкотелость...»
АНАСТАСИЯ. Дурачок.
ЕВГЕНИЙ. Конечно. Он на меня так глазами сверкнул... и вышел из дома. И долго со
мной не разговаривал. И под тулупом больше не возил.
АНАСТАСИЯ. Он любил тебя.
ЕВГЕНИЙ. А у меня его тулуп спиздили! Спиздили! У идиота! Зачем я его на дачу
увез... (Кивая на дверь.) Видишь ли, пахнет!
АНАСТАСИЯ. Успокойся. Я тебя так понимаю! (Гладит по голове.)
ЕВГЕНИЙ. Он мне снится, смотрит так с жалостью... я кричу: «Папа, я был дубина!..»,
но как он услышит меня?! Да я еще... на его могиле до сих пор осину не спилил...
прохлопал глазами, выросла за эти годы толстенная, как бревно. Начнешь пилить - на
другие могилы упадет, ограды порушит... упустил я время... все некогда... дела, деньги,
отдых за рубежом... по дороге к маме на три дня... Она уж ничего не говорит. Просто
смотрит на меня, плачет.
АНАСТАСИЯ. Мама тебя любит. Не может она такого красивого сына не любить.
ЕВГЕНИЙ. Но ведь она не просто так тулуп мне прислала! Кто знает, может, сама и к
почтальонке домой оттащила. Там Розка живет, такая девушка, мы вместе учились... на
мотоцикле в район возит...
АНАСТАСИЯ. А почему ты мать сюда не заберешь?
ЕВГЕНИЙ. Не хочет. Куда, мол, я от родной могилы. Да и папа мечтал, что я в
деревню учителем в школу вернусь...или даже руководителем района... все околицы
фруктовыми садами украшу... (Машет рукой.)
АНАСТАСИЯ. Бедные наши родители. Дай я тебя поцелую!
ЕВГЕНИЙ. Не надо.
АНАСТАСИЯ (целует его). Приходи ко мне. Я Костю в санаторий отправила.
Придешь? И по папу мне еще расскажешь.
ЕВГЕНИЙ. Приду.
Звонок в дверь.
Входит ЕВГЕНИЯ.
33
ЕВГЕНИЯ. Я побывала у Гальпериных дома. Ну, кому ты звонил.
ЕВГЕНИЙ (вскакивая). Ну?!
АНАСТАСИЯ. Я пойду, не буду мешать. (Уходит.)
ЕВГЕНИЯ. Так вот... Хозяйка квартиры извиняется, муж, говорит, ездил в деревню к
маме своей, а она была в командировке. Спрашивает, мы насчет полушубка?
ЕВГЕНИЙ. Ну, ну?!
ЕВГЕНИЯ. Говорит: воры у них унесли две дубленки, телевизор, пуховую куртку
мужа. Их дача от нашей метров сто за трансформатором. Когда милиция обратилась по
телевидению, что пострадавшие могут приехать в РОВД забрать свои вещи... если они
есть в этой куче... поехал ее муж, единственное, что точно было их - телевизор.. но у
него выбит экран... ни дубленок, ни куртки... Он спросил, можно забрать хотя бы этот
полушубок?
ЕВГЕНИЙ. Тулуп?
ЕВГЕНИЯ. Она говорит: именно полушубок. Лейтенант сказал, берите, что хотите,
скоро у нас тут будет новая гора, арестовали шпану, которая сотики воровала. Муж и
привез.
ЕВГЕНИЙ. И где, где наш тулуп?
ЕВГЕНИЯ. Но это, Женя, не тулуп. Я его видела. Полушубок! Они говорят, если он
наш, могут отдать.
ЕВГЕНИЙ. Господи, зачем нам чужой полушубок?!..
ЕВГЕНИЯ. Ты меня разлюбил?
ЕВГЕНИЙ. Что?! Мне кажется, я никого еще не любил. (Одевается.)
ЕВГЕНИЯ. Езжай на дачу. Твой тулуп там.
ЕВГЕНИЙ. Что?!
ЕВГЕНИЯ. Твой тулуп там. Я его спрятала. Думала, успокоишься. Он за поленницей,
прикрыт моим пуховиком, там и магнитофон.
Отвернулась, заплакала.
ЕВГЕНИЙ. Дура!.. Значит, еще и врала?!. (Быстро уходит.)
Сцена 13.
Деревня. На столе самовар, чашки, за столом - ЛЮДМИЛА и СОФЬЯ в валенках,
укутаны в одеяла. Старухи пьют чай.
Слышно, как стучат в ворота. Софья обожглась.
СОФЬЯ. Как им не надоест?!
ЛЮДМИЛА. А ты все-таки подумай! Я шла - три тысячи предлагают! Это девяносто
тысяч по нашему, Софа!
СОФЬЯ. Я сказала? Не продам. А умру - так пусть бесплатно забирают. Но я сына хочу
дождаться.
34
ЛЮДМИЛА. Они обещают уголь привезти.
СОФЬЯ. Поди, отдери в сенях пару досок.
ЛЮДМИЛА. Софья! Уж и так сени дырявые.
СОФЬЯ. Мои сени. Да и зачем они? Есть народы - прямо в жилую комнату входишь. Я
в кино видела. Я вижу, ты замерзла, зубами стучишь.
ЛЮДМИЛА. Это я ложечкой... а зубы у меня до сих пор все целые!
СОФЬЯ. Да, зубы у тебя крепкие.
ЛЮДМИЛА. Кстати сказать, я Михаила на сенокосе от смерти спасла... яд из ноги
высосала...
СОФЬЯ. Мне поведали, поведали про твой героический поступок.
ЛЮДМИЛА. А страшно было.
СОФЬЯ. Вот за это одно я тебя и не пришибла. Хотела.
ЛЮДМИЛА(смеется). Чем, Софья Лексанна?!
СОФЬЯ. Старым утюгом. Два дня с ним ходила...
ЛЮДМИЛА. А он тогда и говорит... бесполезно... я умру... скажи Соне, что должен
остался колхозу семьдесят рублей, брал на водку для Ибрагима, он сына женил... пусть
Соня как-нибудь отдаст... и еще - что стихи, посвященные тебе, постеснялся тогда
прислать с войны, с собой носил... они в тумбочке, в жестяной коробке из-под
китайского чая, в которой теперь рыболовные крючки сына...
СОФЬЯ. Где???
ЛЮДМИЛА. В коробке из-под китайского чая. Где рыболовные крючки Женьки, он
так разъяснил.
СОФЬЯ. Что ж ты раньше не сказала?! Давай снимай с полки все банки... я в них,
бывало, крупу держала... шиповник...
Людмила тащит несколько разноцветных жестяных банок. Старухи начинают
вскрывать.
СОФЬЯ. Нету ничего.
ЛЮДМИЛА(нюхает). Крючки-то рыбой должна пахнуть.
СОФЬЯ. Господи, столько лет прошло... так смотри.
ЛЮДМИЛА. Пусто. Нету. Ой, вот! (Подает сверток коротеньких бумажек.)
СОФЬЯ. Отвернись! (Молча читает. Плачет.)
ЛЮДМИЛА. Мне уйти сейчас куда-нибудь?
СОФЬЯ. Да что теперь?.. Можешь прочитать. Вслух прочти.
ЛЮДМИЛА. Из дыма войны, как со дна морского,
я руки к тебе тяну.
Услышишь ли ты солдатское слово?
А может быть, ты в плену?
А может, покуда летит треугольник
35
замученного письма,
средь изб сожженных и ветел голых
сама ты сходишь с ума?
Я честный воин, бесстрашный воин,
но так говорю судьбе:
я, глупый парень, ее не достоин,
и все же спасибо тебе.
Трясется земля, строчат пулеметы,
нам белые саваны шьют,
но я кричу им: пустая работа!..
и хохочу, как шут.
А там, вдалеке, сквозь военные ночки,
ты, Софья, встаешь вдали,
как Сююм Бике в золотистом платочке,
как белый Храм на Нерли.
СОФЬЯ. Я даже не знала, что он разбирается в храмах. Было ж коммунистам и
комсомольцам запрещено интересоваться. Картошку в них хранили.
ЛЮДМИЛА. Ой, какое блядство! Что за страна была! Народ-то хороший, а эти уроды...
(Всмотрелась.) А тут еще на обратной стороне... карандашом...
СОФЬЯ. Да? (Берет письмо, всматривается.) Не вижу ничего.
ЛЮДМИЛА. А вот искоса... на свет... «Будущему сыну.»
СОФЬЯ. Читай же!
ЛЮДМИЛА. «Здравствуй, зерно, золотая чеканка солнца, повторяющая форму моих
сложенных ладоней или тайная тайных женщины, - зерно, которое прорастет одним
колосом, а через год - полем, накормит весь мир, ударит хмельной брагой в бочках,
покроет венком золотым мокрую от пота голову земледельца! Здравствуй, кроха,
малость, пустяк, который в космос найти - как золотой метеорит в руку поймать, это
значит - не голодать человечеству, шуметь зеленым волнам, в белой ночи на кирпичах
раскаленных душистым хлебом зреть... как ноль, внутри которого прячется единичка,
как рисунок замкнутого рта, который вот-вот стихами заговорит... легкое, твердое,
закрученное хитро, как маленькая галактика в разрезе, солнце, притворившееся
творением земли, - здравствуй, зерно!..» Красиво написал.
СОФЬЯ (плачет). Он стеснялся своих сочинений.
ЛЮДМИЛА. Какой был человек! Давай отправим письмом сыну твоему, Розка отвезет.
СОФЬЯ. Нет, сам приедет, сам прочтет. Когда-нибудь же он приедет?!
ЛЮДМИЛА. Зачем так говоришь?! Ты же его любишь.
СОФЬЯ. Я ему тоже кое-что написала. Найдет ли? Вряд ли найдет.
36
ЛЮДМИЛА. В тулупе?.. (Пауза.) Ой, а мне же надо дочку малую с днем рождения
поздравить. Сейчас сочиню и к Розке сбегаю. Розка сказала: она замуж за кого-то
выходит.
СОФЬЯ. Холодно! Неси в печку что хочешь и беги!..
ЛЮДМИЛА, кивнув, напяливает шапку, уходит на мороз.
Сцена 14.
Городская квартира. Зимний вечер. Тулуп висит на месте. Евгений уткнулся в
телевизор с выключенным звуком. Евгения ходит по комнате.
ЕВГЕНИЯ. Зачем от меня на даче прячешься?
ЕВГЕНИЙ. Я не прячусь.
ЕВГЕНИЯ. Прячешься. Обиделся? Ну, прости меня.
ЕВГЕНИЙ. Бог простит.
ЕВГЕНИЯ. Уже неделю. И на звонки не отвечаешь. Я все-таки жена?
ЕВНЕНИЙ. Я там один, один! Я в пламя в нашем камине смотрю,
ЕВГЕНИЯ. Снова пьешь? Что тебя мучит?
ЕВГЕНИЙ. Почему?! Почему ничего не вижу в кирпичах, кроме кирпичей, в пламени только пламя?! Помню, в детстве, сижу рядом с отцом, в горящей печке видел лица
наших дедов-прадедов! Из стены выходил человек, которого так и звали: Человек из
стены. Из часов выходил человек, которого так и звали: Человек из часов. Он мог взять
в ладонь речного песку, сжать, разжать пальцы - а там уже стеклянные часики тикают.
Ведь стекло - оно из песка, если его расплавить... Почему я словно ослеп?! Я не вижу
их! Не слышу! Душа моя мертва!
ЕВГЕНИЯ. Может, еще не проснулась?
ЕВГЕНИЙ. Конечно, медицина всё знает! Ах, ах!
ЕВГЕНИЯ. Мы не так живем все эти годы, милый. Куда бежим? Волшебный мир
пролетает мимо нас. Хоть какое-то наслаждение испытать... А всех денег не
заработаешь...
ЕВГЕНИЙ. А дочку в Лондоне содержать? Сама хотела, чтобы она школу там
закончила?!
ЕВГЕНИЯ. А я теперь поняла: без ее ласковых глазок я...
ЕВГЕНИЙ. А я, может, ненавижу деньги! Рассадник бактерий!
ЕВГЕНИЯ. Но тебе же нравится красиво жить. Машину японскую купил! Чем хуже
был «Жигулёнок?
ЕВГЕНИЙ. Но разве не тебе я покупаю всякого барахла?
ЕВГЕНИЯ. Каждый год то в Испанию тянешь, то в Италию...
ЕВГЕНИЙ. Я же с тобой летаю!
37
ЕВГЕНИЯ. А в России есть красоты... мы их только на картинах мастеров видим... у
Саврасова, Левитана... А к маме твоей давно не заезжали. Я уж про мою не говорю. А
меня ты любил только первые полгода... когда поженились... Стала для тебя
привычной, как банное полотенце или кейс... С тобой я и сама стала холодной. Завтра
я к маме еду.
ЕВГЕНИЙ. Езжай!
ЕВГЕНИЯ. И поеду!
Входит одетая по зимнему АНАСТАСИЯ.
АНАСТАСИЯ. Можно?
ЕВГЕНИЯ. Проходи, подруга..
АНАСТАСИЯ. Ну, что, нашелся тулуп? А мы уезжаем.
ЕВГЕНИЯ. Далёко?
АНАСТАСИЯ. Далёко.
ЕВГЕНИЯ. В Тайланд? Там сейчас тепло.
АНАСТАСИЯ. Да нет. Здесь, по России. (Закурила.) Нашли хороший обмен. Хватит
Косте... сидеть на его спине... Мне не нужен муж прихлебатель. Пусть учится сам
выплывать. (Пауза.) Да и мне бы подальше от твоего мужа. Любовь зла. Чао! (Уходит.)
ЕВГЕНИЯ. Заметь - я ничего не спрашиваю.
ЕВГЕНИЙ. И спрашивать нечего. По пьянке, по глупости... Гладкая змея в темных
очках оказалась в нужный момент в нужном месте...
ЕВГЕНИЯ. Отвези меня на вокзал. Нет, я сама! И вообще - пошел ты вон! Или - лучше
я пошла... Навсегда!
ЕВГЕНИЙ. Вот как?! Так легко?
ЕВГЕНИЯ. Легче бритвы.
ЕВГЕНИЙ. Ты меня пугаешь.
ЕВГЕНИЯ. Тебя ничем не испугаешь. Слушай чаще магнитофон, там песенки есть.
(Одевается, уходит.)
Евгений хотел было одеться и иди за ней, но остался.
Сцена 15.
СОФЬЯ и ЛЮДМИЛА сидят рядком перед печкой, надев все теплое на себя. На Софье
все новое: кофта, ичиги, юбка, шаль, какое-то особенное пальто. Красный свет играет
на лицах старых женщин.
ЛЮДМИЛА. Хороша мурцовка! Выпьешь еще?
СОФЬЯ. Пить нехорошо. Ну, давай.
Людмила несет две рюмки с самогонкой. Чокается с Софьей, та отпила.
Это из какого продукта? Из навоза?
ЛЮДМИЛА (хохочет). Ну ты скажешь! Споем? (Запевает.)
38
Ой, мороз-мороз, не морозь меня...
СОФЬЯ (подпевает). Не морозь меня, моего коня... (Распахнула пальто.)
ЛЮДМИЛА. Вот, молодец, новую кофту надела. Теплая?
СОФЬЯ. Чистая шерсть.
ЛЮДМИЛА. Сразу видно. А зачем ракушки всякие подвешены?
СОФЬЯ. Спроси китайцев. Или из Индии она?
ЛЮДМИЛА. Нет, красиво, красиво. И юбка... А платок-то!
СОФЬЯ. Из Венеции.
ЛЮДМИЛА. Вижу... лодочки тут... Молодец твой сын. А ичиги... Ты прямо
помолодела.
СОФЬЯ. Как лампочка.
ЛЮДМИЛА. Почему - лампочка?
СОФЬЯ. Перед тем как погаснуть, ярко вспыхивает.
ЛЮДМИЛА. Что, плохо себя чувствуешь? Это не отрава!
СОФЬЯ. Слишком хорошо чувствую.
ЛЮДМИЛА. Просто ты согрелась..
СОФЬЯ. Еще сердце бы согреть...
ЛЮДМИЛА. Я убеждена, он тебе кучу писем послал. Где-то по дороге затерялись. Роза
бы принесла. Послушай, они дружили... почему не поженились?
СОФЬЯ. Наверно, я виновата. Роза хорошо поет, но она некрасивая... Я помню, сказала
сыну: не торопись, ты достоин особенной жены... Правда же, его Женечка - чудо... Но
если не пишет, значит, что-то случилось.
ЛЮДМИЛА. Перестань. Споем?
СОФЬЯ. Лучше помолчим.
ЛЮДМИЛА. Господи, как тихо на свете! Будто никаких городов, никаких войн...
(Включает приемник.) И музыки никакой... Я уж батарейки давила, давила... Надо было
бизнесменов попросить. Они бы тебе новый приемник подарили!
СОФЬЯ. Не надо музыки. Может, что-нибудь услышим.
Слышен свист морозной вьюги.
Сцена 16.
В квартиру входит ЕВГЕНИЙ, зажигает свет. Видно, что он пьян. Швыряет шапку,
куртку, вскрывает конверт, который, видимо, только что извлек из почтового ящичка.
Читает.
ЕВГЕНИЙ. Что?! Спасибо, тетя Люся. Ну и где это может быть? (Снимает с гвоздя
тулуп, раскладывает на полу. Роется в нем.) Нет здесь никакого подклада! Разве что в
ворот вшито? Да, да, да! (Ищет ножницы, возвращается с ножницами. Ковыряется в
воротнике.) Толстый какой... Можно что угодно спрятать. Нет, нету... Карманы!
39
Карманы пусты. У-узкие... и варежку не всунешь... а зачем человек в тулупе варежка?
У него рукава. И рукавицы, конечно, меховые... Стоп! А что он такой длинный?!
Узкий, длинный-длинный... нижняя часть прошита ниткой... вроде бы как отделена...
Тут что-то есть. Да вряд ли. (Вспарывает.) Нет, какая-то бумажка... только мягкая... Ну,
конечно, тулуп под снегом намок... размокла... (Вытащил клочок бумаги, несет к
свету.) Это записка, о которой она пишет? Добрая женщина... помню, погладит по
голове, подмигнет, засмеется.. (Включает все светильники в комнате. Пытается
прочесть.) Никаких слов. Бумага белая.... как снег, на котором одни следы птиц...
волнистые линии... Наверное, Людмила Андреевна не так поняла маму. (Вернулся к
тулупу, склонился над ним.) Дорогой тулуп! Дед наш бараний! Наш покровитель
старинный. Я тебя целую! (Встал на колени.) Я плачу над тобой. Только зачем ты мне в
этой идиотской жизни?! Душу рвать? И вправду, отдам дворнику... (Встает, поднимает
старый тулуп и - отбрасывает на пол.) Как ты меня ударил! Прямо в сердце! За что?!
Эй! Наверное, есть за что... (Трет грудь, где сердце.) Или не отдавать тебя? Будешь
висеть на даче... в твоих рукавах птицы будут гнездиться... в воротник подальше от
мороза мышки залезут... под полою будет спать приблудный пес... и я, я иногда буду
вставать в тебя... (Вешает тулуп на вешалку.)
Евгений вернулся к столу, где лежит странная записка.
ЕВГЕНИЙ. Но ведь мама что-то же хотела сказать этой запиской? Что означают эти
кривые? Розу нарисовала? Нет, на цветок не похоже. Бывшая учительница, она
рисовать умела всегда... Похоже на прописную букву «тэ»... про тулуп что-то хотела? Я
помню, как он спас нас с мамой... в деревне не было акушера, папа повез маму в
райцентр... а сугробы жесткие, лошадь сломала ногу... если бы не тулуп, мама вместе со
мной погибла бы... отец закутал нас, вынес на шоссе, а там трактор катит... А однажды
на него самого в поле волки напали... лошадь забилась в страхе, упала... волк прыгнул
на папу - (Кивает на тулуп.) спас он... он был содран когтями, слетел с отца... пока
волки рвали его на части, лошадь вскочила и понесла... а деревня уже близко, дымом
печей пахло... волки отстали. Отец с Ибрагимом взяли ружья, съездили за ним. И дядя
Ибрагим особыми, смолеными нитками снова прочно сшил его... Что же мать хотела
написать? Чтобы я сохранил душу чистой, как белый снег? Вот и сунула, зашила белый
листочек, чтобы сын немного помучился... чтобы совесть проснулась... Это так на нее
похоже. Папа тоже любил таинственные записки. Он на фронте служил
шифровальщиком... помню, в день окончания школы вручил листок с цифрами. И я
расшифровал! Догадался! Там было просто: тысяча двести тридцать семь... восемь...
нечетные цифры означали точку, четные - тире. Азбука Морзе. «П... о... з... дравляю!»
Отец хмыкнул: молодец, соображаешь!
В комнате погас свет.
40
ЕВГЕНИЙ. Что за черт?! (Чиркает зажигалкой, зажигает свечку. Звонит по телефону).
Алло, горсвет? Почему нет света? Что? Конец света? Ничего себе шуточка...
Садится за стол, сидит, схватившись за голову.
ЕВГЕНИЙ. Так тихо в небесах... Почему так тихо в небесах? Даже буранов нет нынче...
лишь угрюмый мороз. Словно кто-то внимательно смотрит... внимательно слушает...
Только звезда блеснет - и снова синяя мгла... Издали дымом древесным повеяло...
подростки костер жгут? О, запахи родного дома... ласковое тепло голубых изразцов...
сохнущие варежки в проемах... листочек со стихами, приклеившийся к раскаленной
печке... Только никогда, никогда это больше не повторится! Записка мамы... белая
записка... Это тоже влияние папы. Он любил тайны. Однажды взял за руку, подвел к
серебристой ветле. Запомни, сказал, твоя сестра. Подвел к рыжему бычку Ваське,
пощекотал ему нарастающие пульки на лбу. А это - твой младший брат... Что, что
хотела сказать мама? (Смотрит на просвет записку.) Боже мой! Это не роза... не буква
«т»... это моя маленькая ладошка! Тогда любили обводить карандашом пальчики! Я
был такой маленький?! Мама!.. Вот о чем она напомнила... Они с папой мечтали, чтобы
я вырос умный, патриотичный. Хозяин земли. Человек в тулупе. (Смотрит на свою
большую ладонь.) Я умный? Патриотичный? Хозяин земли?.. Господи, куда уходят
мольбы наши, наши голоса? На каких пластинках, на какой магнитофонной пленке
навек записались слова матери и отца? В торсионных ли полях остались, как уверяют
некоторые физики... или ничего такого нет и не может быть? Прозвучало слово - и
умерло слово. Как были мы все одиноки в этом звенящем черном космосе, так тому и
быть? Все, что я запомнил, уйдет со мной? Но как это несправедливо! Что же тогда,
остается одно - из глаз в глаза родным, младшим, из рук в руки детям, внукам? А если
все шесть миллиардов на земле закричат: нам одиноко?! Все равно потом будет тихо?
Или кто-то откликнется, разодрав звездный полог, - так хозяин кукольного театра
раздирает светящийся занавес, чтобы сказать: я не дам вас в обиду, люди и звери, рыбы
и птицы! Я ваш бог! Не знаю... а может быть, и не нужен такой великий отклик с
небес? Одинокие, живые, маленькие, мы будем больше ценить друг друга и любить? А
если не получается, уйди, не мешай другим. У меня - не получилось. Не нашлось тайн,
жизнь желтой оказалась, скудной. Бетон, стекло, электроника. И даже то самое светлое,
что было в жизни, свою прелестную девочку-жену потерял. Мама очень ее любила. И
никогда не простит мне неверности... Так что все прощайте, всем-всем-всем, говорит
Информбюро... я ухожу в внутреннюю эмиграцию. (Несет бутылку водки, наливает в
стакан.) Здравствуй, це два аш пять о аш! Плюс аш дв о! Да здравствует химия, лучший
плод цивилизации! (Выпил.) Как сказал один врач одному алкоголику: в вашем спирте
мало гемоглобина... (Налил в стакан еще.) Да, она что-то говорила про магнитофон?
Где наш магнитофон? Вот наш магнитофон. И пленка тут стоит. (Включает.)
41
СЛЫШЕН ГОЛОС ЕВГЕНИИ. У меня... слабый голос, но я тебе тоже спою песню про
соловья. (Поет.) Со-оло-ове-ей мой, со-о-оловей...
Голо-оси-истый со-олове-ей!
Ты-ы куда-а, куда-а лети-ишь...
где-е всю ночку про-опое-ешь?
А вот его трели ты уж сам спой, милый. Я устала. (Дальше молчание, шипение пленки.)
ЕВГЕНИЙ (выключает). Какой же я кретин! Бетонный столб! (Стоит над
магнитофоном. Издеваясь над собой, пытается спеть припев без слов, который следует
за словами в песне про соловья.) А-а-а-а... а-а...а-а... (Идет к столу, хватает стакан.) Я
это заслужил. Со всеми моими заработками-приработками. Сколько осталось на
книжке? Тысяч двадцать зеленых? Отошлю маме и прыгну в Енисей. Как играет свет в
водке!.. какими спиралями ходит, обещая волшебный сон... Ну-с?! (Пьет. Наливает
еще.) Если бы мама увидела, сказала бы: слабак, как и отец твой. Но, мама, может быть,
не для этой страны мы были с ним рождены. Мы слишком нежные. (Протягивает руку
к свечке.) Если сейчас станет больно... хоть какому-нибудь человеку на свете... в дверь
постучатся, придут... Ну же! Ну?! Никто не идет. (Выпивает.) Всё прекрасно! (Кричит.)
А можно и дальше тянуть жестянку!.. зарабатывать!.. прятать глаза и потихоньку
хрюкать... хрю-хрю... или блеять: бе-е... верно, Тулуп Тулупыч?!
Звонок в дверь.
ЕВГЕНИЙ (про себя). Кого черт несет? Я не запер. (Идет, шатаясь, к двери, встает в
тулуп.)
Дверь открывается - ЕВГЕНИЯ с тяжелой сумкой.
ЕВГЕНИЯ. Женя?.. Евгений? Тебя нет дома?.. (Раздевается.) Ой, опять этот висит.
(Проходит к свече.) Куда-то вышел? Спать лег? Женя!..
Тулуп идет к ней.
(Увидела, кричит.) А-а-а!..
ЕВГЕНИЙ (открывает лицо). Бе-е...
ЕВГЕНИЯ. Это ты?! Я, думала, упаду.
ЕВГЕНИЙ. Пока что это я. (Лижет обоженную ладонь.) Я пьян.
ЕВГЕНИЯ. Ты выпил?
ЕВГЕНИЙ. Пил и буду пить. Да. И вообще, хочу тебе сказать на прощание...
ЕВГЕНИЯ. Ты куда-то уходишь?
ЕВГЕНИЙ. Да, куда-то ухожу. Даже если я кажусь рядом, меня уже здесь нет. И не
будет. Андестед?
ЕВГЕНИЯ. Перестань. (Достает банку с медом.) Вот тебе мама мед послала...
донниковый... Попьешь чаю с медом, успокоишься... (Подошла к нему.)
ЕВГЕНИЙ. Хочешь, тебе одну штуку покажу? (Идет в тулупе к столу, пртягивает жене
бумажку с рисунком.) У меня вот такая ладошка.
42
ЕВГЕНИЯ(улыбается). Мама прислала?
ЕВГЕНИЙ. Я снова маленький. Объясни мне, как маленькому. Как человечку, который
начинает с нуля.
ЕВГЕНИЯ. Что тебе объяснить?
ЕВГЕНИЙ. Ты простила?
ЕВГЕНИЯ. Я люблю тебя.
ЕВГЕНИЙ. Я сейчас протрезвею. Сейчас. (Обнял ее, оставаясь в тулупе.) Завтра...
летим к моей маме.
ЕВГЕНИЯ. Как скажешь. Надолго?
ЕВГЕНИЙ. Я думаю... навсегда. Ты как думаешь?
ЕВГЕНИЯ. Как скажешь.
ЕВГЕНИЙ. Нам трудно будет. Ой, трудно. Но я когда-то обещал. Идем, я не спал
сутки.
ЕВГЕНИЯ. Я тоже. Милый!.. Такой небритый!. Я тебя такого так люблю!.. Оставь эти
лучи!..
ЕВГЕНИЙ. А как же мама?! Она щетину терпеть не может.
ЕВГЕНИЯ. А ты усы оставь! Я помню, она говорила: ей нравились усы Чапаева!
Тулуп захлопывается и медленно уходит в сторону спальни.
И свеча сама погасла.
КОНЕЦ
Роман Солнцев. 660036 г. Красноярск, Академгородок, 12-а, корпус 3, кв. 28
тел. 8-3912- 437955.
Е-mail: rhsol@yandex.ru
solntsev@akadem.ru