Джеймс Рэйчелс
реклама
Джеймс Рэйчелс Утилитаризм и дебаты вокруг него1 С современной точки зрения, удивительно, что христианская этика на протяжении веков принимает почти единодушно сентенциозную доктрину о том, что “цель не оправдывает средства”. Теперь мы должны спросить: “Если цель не оправдывает средства, что их оправдывает?” Ответ очевиден: “Ничего!” Дж. Флетчер, «Моральная ответственность” (1967) Философам нравится считать, что их идеи могут изменить общество. Часто это пустые надежды: философы пишут книги, которые читаются (возможно) несколькими думающими сходным образом мыслителями, но остальная часть мира ничего не замечает. Иногда, однако, случается так, что философская теория глубоко изменяет способ мышления людей. Утилитаризм, теория, предложенная Дэвидом Юмом (1711-1776), но получившая законченную форму в работах Джереми Бентама (1748-1832) и Джона Стюарта Милля (18061873) является тому примером. В конце восемнадцатого и девятнадцатом веках происходило множество бурных событий. Современные национальные государство формировались после Великой французской революции и распада наполеоновской империи; революции 1848 г. продемонстрировали силу новых идей о «свободе, равенстве и братстве»; в Америке возникло новое государство с новой конституцией и, в ходе кровавой войны, западная цивилизация наконец-то покончила с рабством; в то же время промышленная революция повлекла за собой полное переустройство общества. Неудивительно, что в разгар всех этих изменений люди начали по-другому думать об этике. Старые ценности, старые способы мышления начали подвергаться сомнениям. На этом фоне доводы Бентама в пользу новой концепции морали приобрели большое влияние. Мораль, утверждал он, заключается не в том, чтобы быть угодным Богу, и не в выполнении абстрактных правил. Бентам заявил, что существует один высший моральный принцип, а именно, «Принцип Полезности». Этот принцип требует того, чтобы в случае выбора между возможными поступками или мерами социальной политики, мы обязаны выбирать то, что имеет наилучшие последствия для всех, кого затрагивает это решение. В книге “Принципы морали и законодательства” (1789) он дает такую формулировку: «Под Принципом Полезности понимается тот принцип, который одобряет или не одобряет любое действие, исходя из того, увеличивает или уменьшает ли оно счастье той стороны, чьи интересы затрагиваются, или, что то же самое, но другими словами, способствует ли оно или препятствует этому счастью». Бентам был лидером группы философских радикалов, чьей целью было реформировать законы и институты Англии в соответствии с идеями утилитаризма. Одним из его сторонников был Джеймс Милль, выдающийся шотландский философ, историк и экономист. Сын Джеймса Милля, Джон Стюарт Милль стал ведущим защитником моральной теории утилитаризма для следующего поколения, так что движение бентамитов продолжалось и после смерти основателя. «The Utilitarian Approach” and “The Debate over Utilitarianism”, in Rachels, James, The Elements of Moral Philosophy, New York, McGraw-Hill, 1993, p. 90-116. 1 1 Бентаму повезло с учениками. Защита утилитаризма Джоном Стюартом Миллем была даже более изящной и убедительной, чем у учителя. В своей работе «Утилитаризм» (1861) Милль высказывает главную идею этой теории следующим образом. Сначала мы представляем некоторые обстоятельства, которые мы бы хотели видеть реализованными – обстоятельства, в которых все люди так счастливы, как это только возможно: «Согласно Принципу Наибольшего Счастья… высшая цель, по отношению к которой и ради которой желательны все другие вещи (рассматриваем ли мы свое собственное благо или благо других людей), есть существование, свободное, насколько это возможно, от боли, и, богатое удовольствиями, насколько это возможно». Поэтому главное правило морали может быть сформулировано очень просто. Оно заключается в том, чтобы действовать так, чтобы претворить в жизнь это состояние, насколько это возможно: «Это, будучи, по мнению утилитаристов, целью человеческого действия, с необходимостью является и стандартом морали, которая может быть определена как «правила и предписания для поведения людей, соблюдением которых мы можем, в наибольшей возможной степени, добиться описанного выше существования для всего человечества, и не только для него, но, насколько позволяет природа вещей, и для всех чувствующих существ». Решая, что делать, мы должны спросить себя: какие действия принесут с собой наибольшее количество счастья для всех, кого они затрагивают. Нравственность требует от нас делать лучшее с этой точки зрения. Может показаться, что утилитаризм - это не такая уж и радикальная идея, что это, в общем-то банальность. Кто будет спорить с тем, что мы должны стараться делать так, чтобы страданий было меньше, а счастья больше? Но, во-первых, то, что сделали Бентам и Милль было не менее радикально, чем две другие интеллектуальные революции XIX в. - революции Маркса и Дарвина. Утилитаризм оставляет за рамками своей теории Бога и какие-либо абстрактные правила, “написанные на небесах ”. Целью является счастье в этом мире и не более того, и мы имеем право - и даже обязаны - делать все для достижения этого счастья. Это, в то время была революционная идея. Утилитаристы были, как я уже сказал, не только философами, но и социальными реформаторами. Они хотели с помощью своей доктрины добиться изменений, не только в теории, но и на практике. Чтобы проиллюстрировать это, рассмотрим, как подходит утилитаризм к решению двух практических вопросов: эвтаназия и обращение с животными. Это ни в коем случае не главные вопросы, которыми занимается утилитаризм, но они служат хорошей иллюстрацией особенностей его подхода. Первый пример: эвтаназия. Мэтью Доннелли был физиком, который работал с рентгеновскими лучами на протяжении 30 лет. Он набрал слишком большую дозу облучения и заболел раком. Он потерял часть челюсти, верхнюю губу, нос, левую руку и два пальца правой руки. Он также ослеп. Врачи сказали ему, что ему осталось жить год, но он решил, что не стоит жить в таком состоянии. Его постоянно мучали боли, и, по одному свидетельству, “временами боли становились очень сильными и его можно было видеть лежащим в постели со стиснутыми зубами и каплями пота на лбу”. Доннелли умолял своих трех братьев убить его. Двое отказались, а один, младший брат, 36-летний Гарольд Доннелли, согласился, принес в больницу пистолет и застрелил Мэттью. Встает вопрос, правильно ли поступил Гарольд Доннелли? Он руководствовался благородными чувствами. Он любил своего брата и хотел прекратить его страдания. Более того, Мэттью сам попросил убить его. Однако, согласно доминирующей в Америке духовной 2 традиции, Гарольд Доннелли поступил неправильно, аморально. Доминирующая в Америке духовная традиция - это христианство. Христианство считает, что человеческая жизнь - это дар Божий, и только Бог может решить, когда она должна кончиться. ранние христиане запрещали всякое убийство, считая, что учение Иисуса не допускает никаких исключений в этом вопросе. Позже были сделаны некоторые исключения, прежде всего, допускающие смертную казнь и убийство на войне. Но другие виды убийства, включая самоубийство и эвтаназию, остались полностью запрещенными. Теологи сформулировали правило, согласно которому намеренное убийство невинных людей всегда преступно. Гарольд Доннелли именно сознательно убил невиновного человека, поэтому, согласно моральной традиции американского общества, он поступил неправильно. А как подходит к этой проблеме утилитаризм? Он спрашивает: рассматривая те альтернативы, которые были перед Гарольдом Доннелли, какой его выбор имел бы самые лучшие последствия? Какое его действие принесло бы самое лучшее соотношения счастья и несчастья? Если бы Гарольд не убил своего брата, тот жил бы еще год, слепой, искалеченный и постоянно испытывая боль. Мэттью сам сказал, что он так несчастен, что предпочитает смерть. Убийство спасло его от этих страданий. Поступок Гарольда создал самый лучший баланс счастья и несчастья. Так что утилитаристы заключают, что в некоторых случаях эвтаназия оправдана. Их доводы могут быть суммированы следующим образом: (1) Морально правильный поступок, в любой ситуации, тот, который дает наилучшее соотношение счастья и несчастья. (2) В некоторых случаях, наилучшее соотношение счастья и несчастья может дать убийство из жалости. (3) Следовательно, в некоторых случаях, убийство из жалости может быть морально правильным. Хотя эта аргументация очень отлична от той, которую мы находим в христианской традиции (как было сказано ранее, она не зависит от теологических концепций и не использует негибких правил) классические утилитаристы не считали, что здесь они проповедуют антирелигиозную философию. Бентам считал, что религия не осудила, а одобрила бы утилитаристскую точку зрения, если бы верующие по-настоящему верили бы в благость Творца. Он писал: “Веления религии и полезности совпадали бы всегда, если бы то Существо, которое является объектом религии, считалось бы всеми таким же благим, как и мудрым и могущественным . . . Но среди приверженцев религии (среди которых христиане только небольшое меньшинство) похоже только немногие (не скажу сколько именно) верят в его благость. Они называют его благим на словах, но не думают, что он таков в действительности.” Моральность эвтаназии здесь может быть хорошим примером. Бентам мог бы спросить: как благой Бог мог запретить убийство Мэттью Доннелли? Если кто-то говорит, что Бог добр и в то же время он требует, чтобы Мэттью мучился еще год перед смертью, то это как раз то, что Бентам определял как “называть Бога благим на словах”. Большинство верующих людей не согласно с Бентамом. Более того, под влиянием христианства формировалась также и западная правовая система. Эвтаназия нелегальна и Гарольд Доннелли был на законных основаниях арестован и обвинен в убийстве. Что по этому поводу сказал бы утилитаризм по этому поводу? Если, с утилитарной точки зрения, эвтаназия моральна, должна ли она также быть сделана законной? Этот вопрос связан с более общим вопросом о том, что должно быть целью права. Бентам был юристом, и считал, что Принцип Полезности должен также быть и руководством для законодателей. Цель права та же, что и морали: способствовать благополучию граждан. 3 Поэтому Бентам считал очевидным, что для того, чтобы служить этой цели, закон не должен ограничивать свободу граждан более, чем это необходимо. В частности, запрещена может быть только та деятельность, которая причиняет вред другим. Бентам поэтому возражал против законов, регулирующих сексуальное поведение взрослых людей, добровольно вступающих в сексуальные отношения, на том основании, что это поведение не причиняет никому вреда, и такой закон уменьшит, а не увеличит количество счастья. Но наиболее красноречиво этот принцип выразил Милль в своем эссе “О свободе” (1859): “Единственная цель, ради которой оправдано вмешательство в свободу действия любого числа людей - это самозащита. Единственная цель, ради которой власть может быть правомерно употреблена против любого члена цивилизованного общества - это предотвращение вреда другим. Его собственное благо, физическое или моральное, недостаточное основание. Над собой, над своим телом и разумом, индивид сам является хозяином”. Поэтому для классических утилитаристов, законы, запрещающие эвтаназию, не только противоречат общественному благу. Они еще и налагают недопустимые ограничения на право людей самим контролировать свою жизнь. Когда Гарольд Доннелли убивал своего брата, он в сущности помогал своему брату завершить свою жизнь так, как он сам выбрал. Никакого вреда никакому другому члену общества причинено не было, так что это не их дело вмешиваться. Следует заметить что, в соответствии со своей философией, Бентам сам попросил об эвтаназии в конце своих дней, хотя мы не знаем, была ли исполнена его просьба. Второй пример - отношение к животным. Традиционно считалось, что обращение с животными не представляет собой серьезной моральной проблемы. Христианская традиция утверждает, что только человек создан по образу и подобию Бога, а животные даже не имеют души. В Библии, в Книге Бытия, Бог говорит Ною: “ Да страшатся и да трепещут вас все звери земные и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они. Все движущееся, что живет, будет вам в пищу . . . (Бытие: 9, 2-3). В соответствии с этим считалось, что люди могут использовать животных для любой цели. Фома Аквинский писал: “Итак, опровергается ошибка тех, кто говорит, что греховно для человека убивать . . животных: ибо Божественным провидением они предназначены естественным образом для использования человеком. Поэтому не является неверным для человека использовать их, или убивая их, или любым другим способом”. Но не является ли неправильным быть жестокими с животными? Фома признает, что это так, но причина этого - в заботе о благе человека, а не животных: “Если какие-либо места в Священном Писании, как кажется, запрещают нам быть жестокими с животными, например, убивать птицу с ее птенцами, то это либо для того, чтобы отвести мысли человека от жестокости к людям, и чтобы через жестокость к животным кто-либо не стал жестоким с человеческими существами: или потому, что ранение животного может повлечь ранение человека . . .” В общем, получается, что животные моральным статусом не обладают. Традиционная христианская доктрина, сформулированная так, может показаться доходящей до крайности в своем отсутствии заботы о животных, многие из которых, в конце концов, разумные и чувствующие существа. Однако стоит немного поразмыслить, и мы увидим, до какой степени эта доктрина определила то, как мы обращаемся с животными. Мы их убиваем, 4 едим, делаем одежду из их шкур, проводим на них эксперименты. Мы используем их для развлечения в зоопарках и родео; популярный вид спорта состоит в преследовании и убийстве их просто для развлечения. Если кого-то не устраивают богословские обоснования этого, то западные философы предложили множество светских. Говорится, что животные не разумны, что они не могут говорить и т. д. - все это как причина того, что животные вне морали. Но для утилитаризма все это ничего не значит. С его точки зрения, не имеет значения, имеет ли существо душу, является ли разумным и т. п. Все, что имеет значение - это может ли оно испытывать удовольствие и страдание. Если существо может страдать, мы не имеем права мучить его, плохо обращаться с ним, даже если это существо - не человек. Фактически Бентам утверждает, что то, является ли существо человеком или нет, также неважно, как и то, белый человек или черный. Бентам пишет: «Может придти день, когда все живые твари обретут те права, которые могли быть отняты у них только рукой тирании. Французы уже открыли, что черный цвет кожи – еще не причина для того, чтобы оставлять человека беззащитным в руках мучителя. Может быть когда-то признают, что число ног, шерстистость кожи или окончание os sacrum – тоже недостаточные причины для того, чтобы предоставлять чувствующее существо такой судьбе. Что еще может обозначать непреодолимую черту? Может быть, это разум или способность рассуждать? Но взрослая лошадь или собака несравненно более разумна и общительна, чем ребенок в возрасте дня, или недели, или даже месяца. Но даже если бы это было по-другому, что бы это дало? Вопрос не в том, могут ли они рассуждать? или могут ли они говорить? а в том, могут ли они страдать?» Поскольку и люди, и животные могут страдать, мы имеем те же причины не обращаться с ними плохо. Если человека мучают, то почему это плохо? Потому, что он страдает. Таким же образом, если мучают животное, оно страдает, и это морально неправильно по той же причине. Люди и животные находятся в той же моральной сфере. Однако эта точка зрения может показаться такой же крайней, как и традиционная доктрина, которая вообще не придает животным никакого морального статуса. Действительно ли животные должны рассматриваться как равные людям? В некоторых отношениях Бентам и Милль думали именно так, но они были достаточно осторожны, чтобы отметить, что это не означает, что с животными и с людьми всегда надо обращаться одинаковым образом. Есть фактические различия между ними и нами, которые могут оправдать различия в обращении. Например, поскольку люди имеют интеллектуальные способности, отсутствующие у животных, они могут получать удовольствие от вещей, недоступных животным – люди могут заниматься математикой, наслаждаться литературой и т. д. Таким же образом, их более высокие способности делают их подверженными страданиям и разочарованиям, которые животные не могут испытывать. Поэтому наш долг способствовать счастью включает обязанность способствовать этим особым наслаждениям и препятствовать этим особым несчастьям. В то же время, однако, поскольку наше поведение влияет на благополучие животных, мы имеем прямой моральный долг учитывать это, и их страдание так же важно, как и страдание человека. Современные утилитаристы иногда отвергают этот аспект классической доктрины, и это неудивительно. Наше «право» убивать, экспериментировать, и иным образом использовать животных кажется большинству из нас таким очевидным, что трудно поверить в то, что мы ведем себя так аморально, как это утверждали Бентам и Милль. Однако, некоторые современные утилитаристы приводят серьезные аргументы в пользу того, что Бентам и Милль были правы. Австралийский философ Питер Сингер в книге со странным названием «Освобождение животных» (1975) утверждал, следуя Бентаму и Миллю, что наше обращение с животными глубоко неправильно. Сингер спрашивает, как мы можем оправдать такие эксперименты, как следующий: 5 «В Гарвардском университете Р. Соломон, Л. Камин, Л. Винн изучали влияние электрического шока на поведение собак. Они поместили сорок собак в устройство, называемое “shuttlebox”, которое состоит из ящика, разделенного на две части барьером. Первоначально барьер был установлен на высоте холки собаки. Затем сотни сильных импульсов электротока были пропущены через решетку пола. Сначала собаки могли избежать ударов током, если они научались прыгать через барьер в другое отделение. Затем в другое отделение стали подавать более сильный ток. Чтобы «предотвратить» перепрыгивание, экспериментаторы заставили одну собаку прыгать в другое отделение сто раз. Они пишут, что во время прыжка собака «издавала резкий лай в предвидении шока от электричества, который затем переходил в визг, когда она приземлялась на электрическую решетку». Затем они перекрыли проход между двумя отделениями стеклом и снова подвергли испытанию собаку. Собака «прыгнула вперед и разбила свою голову о стекло». Первоначально собаки демонстрировали такие симптомы как «дефекация, мочеиспускание, визг и вой, дрожание, нападение на устройство и т. д.», но через десять или двенадцать дней эксперимента собаки перестали сопротивляться. Экспериментаторы пишут, что это «произвело на них впечатление» и заключают, что комбинация барьера из стекла и электрошока оказалась «очень эффективной» в предотвращении прыжков собак». Доводы утилитаристов вполне просты. Мы должны судить о правильности или неправильности действий в зависимости от того, приносят ли они больше счастья, или несчастья. Совершенно очевидно, что собаки в этом эксперименте подвергались ужасным страданиям. Получили ли мы столько счастья, что это оправдывает его? Предотвращено ли большее несчастье для людей или животных? Если нет, эксперимент морально неприемлем. Следует отметить, что эта аргументация не предполагает, что все подобные эксперименты аморальны – она предлагает судить о каждом индивидуально. Но она настаивает на том, что боль, причиненная животным, требует обоснования. Мы не можем просто полагать, что, раз они не люди, можно делать все, что угодно. Для большинства из нас критиковать подобные эксперименты слишком легко. Поскольку мы в них не участвуем, мы можем ощущать свое моральное превосходство и «праведность». Сингер указывает, однако, что никто из нас не свободен от вины. Мы участвуем в жестокостях, не меньших, чем совершаемые в любой лаборатории, потому что мы все (по крайней мере, большинство из нас), едим мясо. Факты о производстве мяса не менее душераздирающи, чем факты об экспериментах над животными. Большинство людей верят что, хотя бойня – место малоприятное, в остальном с животными, выращиваемыми на мясо, обращаются хорошо. Но, как указывает Сингер, ничто не является более далеким от истины. Например, телята проводят жизнь в стойлах таких маленьких, что они не могут повернуться или даже удобно лечь – но, с точки зрения мясопромышленников, это хорошо, потому что движение укрепляем мускулы и понижает качество мяса; кроме того, обеспечить животных достаточным пространством для жилья было бы очень дорого. В этих стойлах телята не могут вылизывать себя, что они инстинктивно стремятся делать, потому, что нет места повернуть голову. Понятно, что они скучают по своим матерям и, как человеческие дети, хотят что-нибудь сосать: можно видеть, как они безуспешно пытаются сосать углы стойла. Чтобы их мясо было вкусным, их кормят жидкой пищей, в которой не хватает железа и клетчатки. Естественно, они жаждут этого. Нехватка железа так сильна, что если позволить, они будут лизать собственную мочу, что в нормальных условиях для них отвратительно. Маленькое стойло, не дающее повернуться, решает проблему. Нехватка клетчатки ощущается особенно сильно, потому что без нее животное не может сформировать жвачку. Им не дают никакой соломы на подстилку, потому что животное будет стремиться съесть ее, а это скажется на качестве мяса. Так что 6 для этих животных бойня – не неприятный конец нормального существования. Убийство их, при всей его жестокости – это скорее акт милосердия. Опять же, учитывая эти факты, аргументация утилитаристов проста. Система производства мяса порождает сильные страдания животных. Поскольку мы можем обойтись без того, чтобы есть их – вегетарианские блюда также вкусны и питательны – благо не перевешивает зло. Сингер приходит к выводу, что мы должны стать вегетарианцами. Наиболее революционное во всем этом – просто идея того, что интересы животных важны. Мы обычно считаем, в соответствии с доминирующей традицией нашего общества, что только люди достойны быть объектами морали. Утилитаризм бросает вызов этому и настивает на том. Что моральное сообщество должно быть расширено так, чтобы включать всех созданий, чьи интересы затрагиваются тем, что мы делаем. Люди во многих отношениях уникальны; и адекватная мораль должна признавать это. Но также верно и то, что они – только один из видов, населяющих эту планету; и мораль должна также признавать и это. Упорство теории Итак, классический утилитаризм - теория, которую пропагандировали Милль и Бентам можно свести к 3-м тезисам: 1. Во-первых, действия должны рассматриваться как правильные или неправильные исключительно в силу своих результатов. Ничто другое не имеет значения. Правильные действия - это те действия, которые дают самые лучшие результаты. 2. Во-вторых, при оценке результатов единственное, что нужно учитывать, это количество счастья или несчастья. Все остальное не имеет отношения к оценке действий. Таким образом, правильные действия - те, которые дают наилучшее соотношения счастья и несчастья. 3. В третьих, когда мы подсчитываем, сколько счастья или несчастья будет результатом действия, мы не должны считать, что есть люди высшего сорта, чье счастье более важно, чем счастье других. Благополучие каждого человека одинаково важно. Как писал Милль в своей книге “Утилитаризм”(1861) “счастье, которое является утилитаристским критерием правильности поведения, это не счастье субъекта действия, а счастье всех, кого оно касается. Утилитаризм требует, чтобы субъект был беспристрастен между своим и чужим счастьем, как незаинтересованный и доброжелательный зритель.” Итак, правильные действия - те, которые дают самое лучшее отношение счастья к несчастью, где счастье каждого рассматривается как одинаково важное. Привлекательность утилитаризма для философов, политиков, особенно экономистов была и остается огромной. У этой теории по-прежнему много приверженцев, хотя против нее было выдвинуто много очень сильных возражений. Причем эти возражения настолько многочисленны и настолько убедительны, что многие пришли к выводу о том, что утилитаризм как теория полностью несостоятелен. Но любопытно то, что многие так не считают. Современные утилитаристы полагают, что анти-утилитарные аргументы показывают только то, что теория должна быть изменена, усовершенствована, но основная ее идея - верна. Рассмотрим некоторые из аргументов против утилитаризма. Кстати, эти аргументы интересны и сами по себе, так как они поднимают ряд фундаментальных философских проблем. I. Является ли счастье единственно важной вещью? 7 Утилитаризм утверждает, что правильные действия те, которые приносят наибольшее благо. Но что есть благо? Классический утилитаристский ответ: благо - это счастье, и только счастье. Милль писал об этом так: “Доктрина утилитаризма состоит в том, что счастье, и только счастье желательно как цель, все остальные вещи - как средства для этой цели”. ( в самом деле, для чего деньги, вещи и т. д.?) С идеей о том, что счастье ( или удовольствие) является единственной и наивысшей целью ( а несчастье или страдание единственным злом) мы сталкивались в курсе этики, когда говорили о гедонизме. Это теория всегда была привлекательной благодаря своей простоте, и интуитивно правдоподобной идее, что вещи хороши или плохи не сами по себе, а потому, что они заставляют нас чувствовать. Но несложные размышления выявляют недостатки этой теории. Рассмотрим несколько примеров. 1. Многообещающая молодая пианистка повреждает кисти рук в автомобильной аварии и не может больше играть. Почему это плохо для нее? Гедонизм скажет, что это плохо, потому что это порождает ее несчастье. Она будет очень расстраиваться, переживать, страдать, каждый раз когда подумает о том, что все могло бы быть иначе, и в этом ее несчастье. Но, как кажется, подобный способ объяснения ее несчастья ставит все с ног на голову. Ведь дело не в том, что ситуация сама по себе нейтральна, но становится плохой, потому что девушка расстраивается и огорчается. Напротив, ее переживания - это естественная реакция на действительно трагическую ситуацию. Она могла бы стать пианисткой, выступать с концертами, а теперь не может. Трагедия - в этом. Мы не можем устранить эту трагедию просто успокоив эту девушку, объяснив ей, что надо не расстраиваться, а быть веселой. 2. Вы думаете, что некто является вашим другом, но на самом деле у вас за спиной он говорит всякие гадости про вас. Никто вам об этом не сообщает, так что вы об этом так никогда и не узнаёте. Является ли эта ситуация плохой для вас? Гедонизм скажет, что нет, так как никакого несчастья вы не почувствовали. Но мы осознаем, что что-то происходит плохое. В чем суть всех этих примеров? В том, что мы ценим вещи, включая творчество и дружбу, сами по себе. Мы счастливы, когда имеем их, но только потому, что мы уже до этого считаем, что это хорошие вещи. Мы не считаем, что они хорошие потому что они делают нас счастливыми - вот почему гедонизм ставит все с ног на голову. Поэтому мы считаем, что лишиться этих вещей - это несчастье, независимо от того, сопровождается эта потеря отрицательными эмоциями, или нет. Таким образом, гедонизм неправильно понимает природу счастья. Счастье это не высшая цель, к которой мы стремимся ради него одного, а все другие вещи - только средства к этой цели. Нет, счастье - это реакция на достижение тех вещей, которые мы считаем благами самими по себе. Мы считаем, что дружба - это хорошая вещь сама по себе, поэтому обладание друзьями делает нас счастливыми. Это не так, что мы сначала стремимся к счастью, потом решаем, что обладание друзьями могло бы сделать нас счастливыми, а затем ищем друзей как средства для этой цели. Сегодня большинство философов признают справедливость этого, гедонистов осталось очень мало. Поэтому те, кто симпатизирует утилитаризму, стараются найти способ так сформулировать эту доктрину, чтобы она включала гедонистические представления. Некоторые, например английский философ Дж. Е. Мур (1873 - 1958) попытались составить списки вещей, которые ценны сами по себе. Мур предположил, что есть три очевидных блага самих по себе - удовольствие, дружба и эстетическое наслаждение - и что правильные действия те, которые увеличивают количество этих вещей. Другие оставляют открытым вопрос о том, какие вещи являются благами сами по себе и говорят только, что правильные действия - те, которые дают наилучшие результаты, независимо от того, что счиать наилучшим. Еще одни утилитаристы заявили, что надо максимизировать удовлетворение предпочтений людей. Вопрос о правильности подобных мнений особый, я пока не буду его рассматривать. Пока нам важно то, что гедонистические взгляды классических 8 утилитаристов, Бентама и Милля большинством их последователей отвергнуты, и утилитаризм смог легко от них отказаться. Дело в том, что гедонизм с самого не был обязательным элементом доктрины. II. Только ли результаты имеют значение? В отличие от этого, утверждение о том, что только результаты имеют значение, является необходимой частью утилитаризма. Самая фундаментальная его идея - в том, что для того, чтобы определить, какое действие было бы правильным, мы должны посмотреть: а что получится в результате? Если мы придем к выводу, что что-то еще, кроме этого, важно в определении правильности действия - тогда будет нанесен удар по самому основанию утилитаризма. Самые серьезные анти-утилитаристские аргументы атакуют именно здесь: они утверждают, что, не только полезность, но и многие другие соображения важны при определении, правильно ли действие. Рассмотрим вкратце три варианта таких аргументов. 1. Справедливость. Х. Дж. МакКлоски в своей статье, опубликованной в журнале «Инкваэри» в 1965 г. предлагает рассмотреть следующий случай: «Предположим, некий утилитарист посещает территорию, где имеют место расовые конфликты и, во время этого визита, негр насилует белую женщину, и в результате этого преступления начинаются расовые волнения. Белые толпы, с молчаливого согласия полиции, избивают и убивают негров и т. д. Предположим также, что наш утилитарист находился в месте совершения преступления, так что его показания могут привести к осуждению одного из негров. Если он знает, что быстрый арест остановит погромы и линчевания, он, как утилитарист, конечно должен заключить, что его долг – лжесвидетельствовать, чтобы способствовать наказанию какого-то невинного человека». Это вымышленный пример, но это ничего не меняет. Утверждение заключается только в том, что если бы кто-то оказался на этом месте, ему следовало бы лжесвидетельствовать против невинного человека. Это имело бы плохие последствия – невинного человека могли бы казнить, но было бы достаточно хороших последствий, которые перевесили бы это: волнения и линчевания были бы остановлены. С помощью лжи были бы достигнуты лучшие последствия; поэтому, согласно утилитаризму, надо было лгать. Но, далее развивается аргументация МакКлоски, способствовать казни невинного человека недопустимо. Поэтому утилитаризм, который считает, что это правильно, должен быть ошибочен. Согласно критикам утилитаризма, этот аргумент показывает один из серьезнейших недостатков данной теории - ее несовместимость с идеалами справедливости. Справедливость требует, чтобы мы поступали честно по отношению к людям, чтобы люди получали то, что заслуживают. Невинный человек не сделал ничего плохого, он не совершал убийства, поэтому он не должен быть наказан за него. Этот пример иллюстрирует, как требования справедливости и полезности могут войти в конфликт, так что теория, которая говорит, что не имеет значения ничего, кроме полезности, не может быть права. 2. Права человека. Рассмотрим реальный случай, который рассматривался в одном из аппелляционных судов США в 1963 г., дело Йорк против Стори. В октябре 1958 г. истец, Анжелин Йорк, стала жертвой избиения. Она пришла в отделение полиции, чтобы подать заявление в суд. Ответчик, полицейский Рон Стори, дежуривший в тот день в участке, сказал Анжелин, что ему необходимо сделать фотографии ее. Он проводил ее в комнату, закрыл дверь, приказал Анжелин раздеться, и принимать разные позы, скажем так, довольно рискованные, в которых он ее и фотографировал, хотя она и возражала, говоря, что синяки все равно не будут видны на фотографиях. По закону никаких фотографий делать не требовалось. 9 Позже Стори сообщил истцу, что он никому не показывал ее фотографии и уже уничтожил их. На самом же деле он их распространял среди своих сослуживцев, и некоторые из них печатали себе дополнительные фотографии с негативов и тоже распространяли их среди своих друзей. Анжелин Йорк подала в суд на этих полицейских и выиграла дело. ее юридические права были явно нарушены. Но как насчет моральности поведения этих полицейских? Утилитаризм говорит, что действия оправданы если они производят хорошее соотношение счастья и несчастья. В данном случае, мы должны сопоставить неприятные переживания Анжелин Йорк и удовольствие, полученное Стори и его дружками. Вполне допустимо, что их действия повлекли больше счастья, чем несчастья и , значит, с точки зрения утилитаризма оправданы. Но, как кажется, это какой-то извращенный пожход к этому делу. При чем тут вообще удовольствие Стори и его дружков? Почему оно вообще должно приниматься во внимание. Они не имели права так обращаться с Анжелин, и то, что они при этом получили удовольствие, не кажется хорошим оправданием. Чтобы сделать этот вопрос еще более ясным, предположим, что дело было по другому. Предположим, что Стори подглядывал бы за Анжелин через окно ее спальни, и тайно сделал бы фотографии ее в раздетом виде. Допустим, что никто бы это не заметил, и что он никому не показывал бы фотографии, использовал бы их только для собственного развлечения. Таким образом, единственным результатом его действий было бы увеличение количества его собственного счастья. Как утилитаризм может отрицать, что его действия были правильными? Однако для обыкновенного здравого смысла очевидно, что они не были правильными. Значит, утилитаризм некорректен. Мораль всего этого такова, что люди имеют права, с которыми нельзя так бесцеремонно обращаться только потому, что кто-то ожидает хороших результатов. В случаях, приведенных выше, было нарушено право Анжелин на частную жизнь. Но легко можно представить себе сходные случаи, когда на карту были бы поставлены другие права право на свободу слова, свободу совести, или даже право на жизнь. Может случиться так, что время от времени хорошие цели могут быть достигнуты через игнорирование этих прав. Но мы не считаем, что наши права должны быть с такой легкостью отбрасываемы. Понятие индивидуальных прав - это не утилитарное понятие. Наоборот: идея права это идея “защитной сферы” вокруг человека, которая ограничивает то, как с человеком можно обращаться, независимо от того, какие хорошие результаты могут быть достигнуты. Может быть, будут очень хорошие результаты если человека подвергнуть пытке. Но сущность прав человека как раз в том, что, несмотря на это, человек имеет право не подвергаться пытке. 3. Соображения, обращенные в прошлое. Допустим, вы обещали кому-то, что встетитесь с ним в центре города сегодня вечером. но, когда уже время выходить, вам не хочется делать этого - вам нужно сделать кое-какие дела и вы бы лучше остались дома. Что вы должны делать? Допустим, вы полагаете, что полезность завершения этих дел несколько перевешивает неудобство, причиненное вашему другу. Согласно стандартам утилитаризма, вы можете сделать вывод, что правильно остаться дома. Но это рассуждение не кажется правильным. Тот факт, что вы обещали, налагает на вас обязательство, и вы не можете так просто его игнорировать. Конечно, если последствия верности обещанию были бы тяжелыми - если бы, допустим, у вашей матери случился бы сердечный приступ - вы имели бы право нарушить обещание. Но небольшое увеличение полезности не может быть основанием для того, чтобы не соблюдать обязательство, которое наложено на вас тем фактом, что вы дали обещание. Поэтому, как кажется, утилитаризм, который придает значение только последствиям, ошибается. Почему утилитаризм уязвим для критики такого рода? Потому, что он обращен в будущее. Заботясь только о результатах, он сосредоточивает все внимание на том, что будет в результате наших действий. Однако мы обычно думаем, что соображения относительно прошлого тоже имеют значение. Тот факт, что вы обещали другу встретиться с ним, это факт относительно прошлого. А утилитаризм исключает соображения относительно прошлого. 10 Можно привести еще много примеров подобных соображений. Тот факт, что кто-то не совершил преступление, является основанием для того, чтобы его не наказывать. Тот факт, что кто-то когда-то сделал вам добро, может быть причиной для того, чтобы и вы оказали ему услугу. А утилитаризм лишает прошлого всякого значения при выборе наших действий, и это представляется его большой ошибкой. Защита утилитаризма Все аргументы против утилитаризма, взятые вместе, производят сильное впечатление. Теория, которая на первый взгляд могла показаться такой естественной и прогрессивной, сейчас кажется полностью опровергнутой. Она не согласуется со справедливостью и правами человека, она не учитывает важность прошлого в выборе линии поведения. И действительно, приведенные соображения заставили многих философов отказаться от утилитаризма. но многие продолжают верить в правоту утилитаризма. в ответ на те аргументы, которые были приведены, они приводят контраргументы. Первая линия обороны. Первым контраргументом является указание на то, что приведенные примеры нереалистичны. В жизни так не бывает, а утилитаризм задуман как руководство к действию в реальных ситуациях. Все антиутилитарные аргументы, которые мы рассмотрели, следуют одной и той же стратегии. Сначала описывается какой-то случай. Затем отмечается, что с утилитаристской точки зрения в этом случае требуется некоторое действие - действие, которое даст наилучшие результаты. Затем говорится, что это действие неправильно. Значит, и утилитаристская концепция правильности действия неверна. Эта стратегия будет успешна только в том случае, если мы допустим, что описанные действия действительно будут иметь наилучшие последствия. но утилитарист не обязан этого признавать. Он может возразить, что в реальной жизни лжесвидетельство не приносит хороших результатов. Допустим, утилитарист в одном из описанных выше случаев действительно попытался бы оговорить невинного человека, чтобы остановить беспорядки. но эта попытка может быть неуспешной. Его ложь может быть раскрыта, и ситуация станет еще хуже. Даже если ложь и не будет раскрыта, настоящий убийца останется на свободе и может совершить другие преступления. Наконец, если убийца в конце концов будет пойман, у лжеца-утилитариста будут большие проблемы, и вера в правосудие будет еще сильнее подорвана. Вывод такой, что мы не можем быть уверены, что наилучшие результаты будут достигаться подобными средствами. Наоборот, опыт учит, что казнями невинных людей ничего хорошего не достигнешь. То же самое и относительно других аргументов. Нарушение прав человека, несоблюдение обещаний, ложь - все это имеет плохие последствия. Только в искусственных примерах, придуманных философами, дело обстоит по-другому. В реальном мире люди типа полицейского Стори попадаются, а их жертвы страдают. В реальном мире, когда люди лгут, это наносит вред другим людям, а репутация лжецов разрушается, в реальном мире, когда люди нарушают обещания, они теряют друзей. Поэтому утилитаризм не противоречит тому, что мы не должны лгать, нарушать обещания и не соблюдать права человека. Наоборот, он объясняет, почему мы не должны всего этого делать. Более того, без утилитаристкого объяснения, эти наши обязанности остаются загадочными и непонятными. Что может быть более загадочным чем то, что некоторые действия правильны “сами по себе”, без всякого хорошего результата от них? Или что может быть более непонятным, чем идея прав, не связанных с какими-то благами от этих прав? Зачем тогда эти права нужны? Поэтому, утилитаризм не противоречит здравому смыслу. Вторая линия обороны. На самом деле первая линия обороны - это по большей части блеф. Хотя вполне правдоподобно, что большинство случаев лжесвидетельства и тому подобных 11 вещей в реальной жизни имеют плохие последствия, нельзя утверждать что все такие действия имеют плохие последствия. Очевидно, что, по крайней мере в некоторых случаях в реальной жизни можно достичь хороших результатов действиями, которые обычное моральное сознание осуждает. Поэтому, по крайней мере в некоторых реальных жизненных случаях утилитаризм войдет в конфликт с обычным здравым смыслом. Более того, даже если бы антиутилитарные аргументы полагались бы только на выдуманные примеры, это не лишило бы эти аргументы силы; показать, что утилитаризм приводит к недопустимым последствиям в гипотетических случаях - это вполне нормальный способ указать на его теоретические дефекты. Вторая линия обороны допускает все это и пытается спасти утилитаризм дав ему новую форму. Что нужно сделать для того, чтобы пересмотреть теорию в ответ на критику? Нужно выявить ту особенность теории, которая вызывает проблемы, и изменить (или убрать ее), оставив все остальное неизменным, насколько это возможно. Проблематичным аспектом теории было вот что: классический утилитаризм полагал, что каждое индивидуальное действие должно оцениваться по его собственным последствиям. Если в каком-то случае вам хочется солгать, можно это сделать или нет определяется по последствиям этой данной лжи. От этого-то и все беды теории, говорят некоторые ее защитники. Хотя мы знаем, что в целом ложь имеет плохие последствия, очевидно, что в некоторых отдельных случаях она может иметь последствия хорошие. Поэтому, новая версия утилитаризма изменяет теорию так, что отныне индивидуальные поступки не будут больше оцениваться по Принципу Полезности. Вместо этого, будут установлены правила в соответствии с этим принципом, а индивидуальные действия будут теперь считаться правильными или неправильными в соответствии с этими правилами. Эта новая версия утилитаризма называется “утилитаризм правил” в отличие от первоначальной теории, которую называют “утилитаризмом действий”. “Утилитаризм правил” без проблем справляется со всеми анти-утилитарными аргументами. Утилитарист действий может решить, что надо лжесвидетельствовать против невинного человека, потому что последствия этого конкретного лжесвидетельства будут хорошими. “Утилитарист правил” не будет рассуждать подобным образом. Он спросит себя: “Какие общие правила поведения будут приносить наибольшее счастье?” Представим себе два общества, в одном из них люди тщательно соблюдают правило “не лжесвидетельствуй против невинного”, а в другом обществе - нет. В каком обществе люди будут жить лучше? Ясно, что в первом. Поэтому, правило о запрете лжесвидетельства против невинного должно быть принято и, опираясь на это правило, утилитарист правил заключает, что он не должен лжесвидетельствовать. Аналогичные аргументы могут быть использованы для того, чтобы установить правила против нарушения прав человека, нарушения обещаний, лжи и т. д. Мы должны принять такие правила, потому, что следование им, в целом, делает жизнь лучше, способствует благосостоянию. Один раз мы устанавливаем такие правила, и затем уже и не вспоминаем про Принцип Полезности, когда думаем, как поступить в каждом конкретном случае. Индивидуальные поступки оцениваются по тому, как они соответствуют этим правилам. Так что утилитаризм правил не может быть обвинен в том, что он противоречит здравому смыслу, справедливости, правам личности и т. д. Сместив акцент с обоснования отдельных действий к обоснованию правил, теория стала замечательно совпадать с нашими моральными интуициями. Третья линия обороны. Небольшая группа современных утилитаристов предложила совершенно другой ответ на анти-утилитарные аргументы. Эти аргументы указывают на то, что классическая теория утилитаризма вступает в конфликт с обычными представлениями о справедливости, правах личности и т. д. На это эти современные утилитаристы как бы говорят: «Ну и что?» В 1961 году австралийский философ Дж. Дж. С. Смарт опубликовал 12 монографию, озаглавленную «Очерк системы утилитарной этики». Смарт говорит о своей позиции в этой книге следующее: «По общему признанию, утилитаризм приводит к последствиям, несовместимым с обычным нравственным сознанием, но я предпочел ответить на это: «тем хуже для обычного нравственного сознания». Так что я был склонен к тому, чтобы отвергнуть обычную методологию испытания нравственных принципов через рассмотрение того, насколько они совместимы с нашими чувствами относительно конкретных ситуаций». В конце концов, наше обыденное нравственное сознание не является абсолютно надёжным. Оно может включать различные иррациональные элементы, включая предрассудки, усвоенные нами от родителей, из нашей религии и культуры в целом. Почему мы должны просто полагать, что наши нравственные чувства всегда правильны? И почему мы должны отвергать правдоподобную, рациональную теорию этики, такую, как утилитаризм, просто потому, что она конфликтует с этими чувствами? Может быть, следует отбросить не теорию, но чувства. В свете этого, рассмотрим снова пример МакКлоски о человеке, испытывающем искушение лжесвидетельствовать. МакКлоски доказывает, что было бы неправильным, чтобы человека осудили за преступление, которого он не совершал, потому, что это было бы несправедливо. Но подождите: такое суждение хорошо служит интересам этого человека, но как быть с другими невинными людьми, которые пострадают, если погромы и линчевания продолжатся? Конечно, мы можем надеяться, что никогда не окажемся в ситуации вроде этой, где все варианты действий крайне неприятны. Но если нам придётся выбирать между (а) осуждением одного невинного человека и (б) смертью нескольких невинных людей, разве так уж неразумно считать, что первый вариант, как бы плох он не был, лучше, чем второй? С этой точки зрения, утилитаризм действий вполне защитим и не нуждается в модификациях. Утилитаризм правил, напротив, слишком жидкая версия теории, которая придаёт правилам больше значения, чем они заслуживают. Утилитаризм действий, как это общепризнанно, является радикальной доктриной, которая подразумевает, что многие из наших обычных моральных суждений ошибочны. В этом отношении она делает то, что всегда делает хорошая философия – заставляет нас переосмыслить вещи, которые мы считали само собой разумеющимися. Что верно и что ошибочно в утилитаризме В некотором отношении ни один философ морали не может полностью отвергнуть утилитаризм. Все должны признать, что последствия действий, то, способствуют ли они счастью или вызывают страдания, очень важны. Джон Стюарт Милль однажды заметил, что если мы благожелательны, то должны принять стандарты утилитаризма, и он, конечно, был прав. Более того, подчёркиваемая утилитаризмом беспристрастность тоже должна стать частью любой обоснованной моральной теории. Вопрос в том, является ли это единственными соображениями, которые должна учитывать адекватная моральная теория. Нет ли других соображений, также важных? Если мы сверимся с тем, что Смарт называл нашим «обычным нравственным сознанием», то кажется, что есть много других морально важных соображений. В разделе о возражениях против утилитаризма были приведены некоторые примеру этого. Но я верю, что радикальные утилитаристы действий правильно предупреждают нас, что «здравому смыслу» доверять нельзя. Многие люди когда-то чувствовали, что существует существенная разница между белыми и чёрными, что интересы белых значительно важнее. Доверяя «здравому смыслу» тех дней, они могли бы настаивать на том, что адекватная моральная теория должна согласовываться с этим «фактом». Сегодня никто, кого стоило бы слушать, не будет говорить таких вещей. Но кто знает, сколько других иррациональных предрассудков 13 ещё остаются частью нашего обыденного морального сознания? В конце своего классического исследования расовых отношений «Американская дилемма» (1944) шведский социолог Гуннар Мюрдаль напоминает нам: «Должны существовать другие бесчисленные ошибки такого же типа, которые ни один из живущих людей не может обнаружить, из-за того тумана, который создаёт вокруг нас наш тип западной культуры. Культура создаёт представления о сознании, о теле, о вселенной, с которых мы начинаем; ставит вопросы, которые мы задаём; влияет на то, какие факты мы ищем; определяет интерпретацию, которую мы даём этим фактам; и направляет нашу реакцию на эти интерпретации и выводы». Сила утилитаризма в том, что он твёрдо противостоит «коррупции» со стороны возможно иррациональных элементов нашего сознания. Придерживаясь Принципа Полезности как единственного стандарта для суждения о правильном и неправильном, он избегает всякой опасности включить в теорию морали предрассудки, чувства и интуиции, не имеющие рационального основания. Здесь необходимо сделать предостережение. «Здравый смысл», действительно, может ввести нас в заблуждение. Однако, в то же время могут быть по меньшей мере некоторые неутилитарные соображения, которые адекватная теория должна учесть, потому что для них есть рациональные основания. Рассмотрим, например, вопрос о том, чего люди заслуживают. Человек, работающий как вол, заслуживает повышения по службе больше чем тот, кто лентяйничает, и было бы несправедливым, если бы первым повышение получил бездельник. Можно ожидать, что любой порядочный работодатель согласен с этим; мы все были бы разгневаны, если повышение вместо нас получил кто-то, работающий не так много или не так хорошо, как мы. Утилитаристы могут согласиться с этим, и сказать, что их теория это объясняет – они могут сказать, что поощрение хорошей работы способствует общему благу. Но это не кажется адекватным объяснением важности заслуг. Женщина, работавшая лучше, имеет большие основания для повышения не потому, что это способствует общественному благу, но потому, что она это заслужила. Основания для её повышения по службе связаны с её заслугами. Это не кажется тем соображением, которое может допустить утилитарист. Означает ли это, что данные соображения выражают только предрассудки, или они имеют рациональное основание? Я считаю, что они имеют рациональное основание, хотя и не такое, которое может быть принято утилитаристами. Мы обязаны признавать индивидуальные заслуги как основание для того, чтобы обращаться с людьми определённым образом – например, как основание для повышения по службе женщины, работавшей лучше, - потому что это главный способ обращаться с людьми как автономными, ответственными существами. Если люди действительно имеют способность выбирать свои действия так, что они ответственны за эти действия и их последствия, тогда признание их заслуг есть способ признания их статуса автономных индивидов. Обращаясь с ними так, как они заслуживают, мы реагируем на то, какое поведение они свободно избрали. Поэтому в некоторых случаях мы не будем обращаться со всеми одинаково, потому что люди – не просто члены недифференцированной толпы. Нет, они индивиды, которые, делая выбор, демонстрируют, что заслуживают разной реакции. Я скажу более о том, чего заслуживают люди и почему это важно для этики в главах 10 и 13. Пока же я сделаю только одно заключение относительно утилитаризма: хотя он подчёркивает то, что должна признавать любая адекватная теория морали, утилитаризм сам не является вполне адекватной теорией, потому что есть по крайней мере одна важная тема – индивидуальные заслуги – которая не попадает в его сети. 14
