Андрей Корф КАРАНТИН избранные стихи (1981

Андрей Корф
КАРАНТИН
избранные стихи (1981-1988)
редакция 2005 года.
***
Мы с тобой - слепые котята.
Поэтому ты называешь папой Гомера,
А я говорю Рэю Чарльзу: Daddy!
Наша мать – кошка с весенней помойки,
И громкое имя Любовь
Не делает ее чище.
До нас
Она родила так много других
Слепых котят,
Что стала похожа на вокзал
С неразборчиво мурчащим радио.
Одни котята прозрели –
и попали на открытки ко дню Святого Валентина.
Другие умерли слепыми и попали на свалку.
Нас, как и прочих детей Любви,
Сложили в пододеяльник и бросили в Ночь,
Чтоб мы захлебнулись во мраке,
Обнимая друг друга,
Мешая друг другу выплыть.
Но мы оказались умнее.
Мы расцепили лапы,
И жевали веками мрак
В рассветную кашицу.
...И вытекла ночь,
Выбросив нас на берег.
Прозрев, мы увидели утро.
Ты - на своем берегу,
Я - на своем.
Два бестолковых котенка.
Как мы жалеем теперь,
Что расцепили лапы
И одолели ночь...
1982-2005
***
Пришли слова в письме:
"Не смейся и не смей!"
И пел сверчок в степи:
"Террпи, террпи, террпи..."
1981-2005
РАЗГОВОР НА ЭСКАЛАТОРЕ
СТАНЦИИ МЕТРО "МАЯКОВСКАЯ",
НАПРАВЛЯЮЩЕМСЯ ПОД ЗЕМЛЮ
- Товарищ! Эй! Потише с тростью!
Ишь, размахался, супостат.
На вид приличный, прямо Троцкий,
А пахнет водкой в день поста!
- Я вам прощаю ваши речи,
Как все прощаю москвичам.
Я подожду до нашей встречи,
До нашей скорой встречи т а м .
Но вы правы, дерьмо коровье.
Я выпил много и один.
Глоток – за ваше нездоровье,
Занюхав пылью из гардин;
Глоток - за сны моей москвички,
Глоток - за немца, старика;
Стакан - за страсти и привычки,
Пока не дрогнула рука;
Потом - за дам, прошу прощенья;
Потом, презрев земной закон,
Пил за свои изображенья,
Которых больше, чем икон.
Химеры плакали в Париже,
И тень бежала в Эльсинор...
Что, что? Вы сходите? Мне ниже.
Гораздо ниже, монсеньор!
1982-2005
***
Капля дождя золотая
В пруд залетела и - ах! Думала, в пруд залетая,
Что растворится в волнах.
Но оказалось, иначе
Было прудом решено:
Капля, от ужаса плача,
Камнем упала на дно, И закатилась под камни,
Спящие молча в воде Окаменевшие капли
Прежде прошедших дождей.
1982
ОДИНОЧЕСТВО
За стеною - храп, как будто кто-то
Набирает номер телефона,
Но никак не может дозвониться,
Потому что занята "девятка"...
Я один, и храп меня спасает.
1982
***
Телевизор похож на аквариум,
В котором плавают люди,
Машины, дома, деревья
И весь этот глупый мир.
Ты тоже хочешь туда,
Маленькая актриса?
1982
***
Вечер.
Дом с зажженными окнами,
Точно кроссворд.
Клеточки - по вертикали
И горизонтали.
В клеточки вписаны буквы,
Слова,
Разговоры,
Жизни.
Слово из семи окон
По вертикали:
"Подъезд" или "пустота"...
Четыре окна
По горизонтали:
"Этаж" или "беда",
"Мрак" или "свет"...
Снег.
Живой копошащийся конус
Под фонарем.
Гаснет огромный дом;
Гаснет кроссворд;
В клеточках гаснут люди.
Где же ответ?
Еще одна ночь
Мимо прошла, не умея
Правильно выбрать слова.
1982
***
Безымянный, босой,
Он то обгонял меня,
То отставал,
Но всегда был рядом.
Прихрамывал на левую,
Осеменял тишину шагами.
А потом спрыгнул с перил
И превратился в пальцы,
Указательный и средний,
С неровными ногтями
И царапинами.
Перила детства
Закончились.
Дверь во двор.
1982-2005
ГРОЗА
1
Ветер срывает с мольберта
Пейзаж.
На ладах бесконечной гитары
Напряглись телеграфные струны.
Срезанный берег реки
Многократно прострелен гнездами,
Жизнь сочится из них.
Растекаясь по пляжу,
Разлетаясь по небу.
Крылатые брызги жизни
Кричат на своем языке:
"Скоро гроза! Cкоро!"
2
Трюм городской угрюм.
В трюме – трюмо –
Автопортрет двух людей в интерьере
Сброшенной ими одежды.
Сушь и покойно.
О шторме
Знает лишь маятник.
То-то качается.
То-то…
1983-2005
***
Она проснулась, молодая,
И поняла, что любит Город,
Как любят мальчика и мужа,
Как любят сына или внука.
Она проснулась от любви,
Но почему-то прошептала:
"Я ненавижу тебя, Город!"
А Город ей ответил днем.
Он обходил свои проспекты
Поджарой сукою жары.
Жара лакала из прудов
Его бензиновые слезы.
Ведь этот город был мужчина,
И он любил случайных женщин;
Но самой лучшей он трусливо
За неслучайность отомстил,
Спалив ее лицо и душу,
Состарив кожу и глаза.
Она бродила, увядая,
И поняла, что любит Город,
Как безымянно любит роза Свою гостиничную вазу.
Она дрожала от любви,
Но через силу прошептала:
"Я ненавижу тебя, Город!"
А город ей ответил ночью.
За час состарились бульвары,
Дома погасли до утра,
И лишь большой автомобиль
Смотрел воловьими глазами
На пожелтевший светофор.
А Город тихо брал аккорды
На нарисованных роялях
Своих безлюдных переходов,
Чтоб растворить в легато ночи
Стаккато легких каблучков.
Она лежала, молодая,
И ощущала телом Город.
Он целовал ее сквозь окна
Своим стеклянным поцелуем;
И оба плакали от горя:
"Я ненавижу тебя, Город!"...
И Город ей ответил эхом...
1983-2005
РЯБИНА
Весь день она любила свой фонарь
И ластилась, и ластилась ветвями,
А он стоял, никак не отвечая,
Сутулился и прятался от солнца.
Весь день она любила свой фонарь,
А он стоял, никак не отвечая;
А засыпала - плел из тонких веток
Стеклянную ночную паутину.
1983-2005
***
В тамбуре последнего вагона
Я курю все утро напролет.
Прочь бежит трусливый старый город;
Вру себе, что не наоборот.
Шпалами расчерченные рельсы,
Будто кинокадры, возродят
Образ – то январский, то апрельский,
Шалый или кающийся взгляд.
Слово не создать из междометий.
Кадры не составятся в кино.
Лисье откровение кометы
Собственным хвостом заметено.
Сотни мимолетных фотографий
Прямо из окна уходят на…
А героем фильма станет гравий
Долгого стального полотна.
1984-2005
***
Затяну горизонт, как шнурок на кисете,
И заброшу на памяти пыльный чердак
Эти строгие горы, и пастбища эти,
И - сквозь пену овец - пастухов и собак.
Отвезу свою ношу в беспамятный город,
И напомнит о ней через несколько лет
Только лай за окном, или песня про горы,
Или в лавке старьевщика - ветхий кисет..
1984
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЕВЫ
Женщина вяжет. Озвучим
Спицу – приметой весла.
Тихим укором уключин:
- Эх, мол, была, да сплыла.
По океану покоя
Лодку толкает Борей
В край, где найдется по двое
Жадных до счастья зверей.
Гавань закрыта. Ресницы,
Пали решеткой на сны.
А за кормою струится
Шаль небывалой длины.
1984-2005
ДОМОВОЙ
Мое тело - мой дом, а душа - домовой,
И я верю в него всеми силами Детства,
Только сердцем остыв, поумнев головой,
Все труднее сберечь это чудо - соседство.
Он отправится прочь и вернется опять
Под высокие своды холодного тела,
Чтобы верить в любовь, чтобы вновь раздувать
Ту золу, что, казалось, давно отгорела.
Мое тело - мой дом. В нем живут сквозняки,
И живет Домовой, пока я в него верю:
В неприкаянном взгляде, во взмахе руки,
Что напрасно стучится в открытые двери.
1984
ОСЬМИНОГ
(вязкий сон)
Я пришел в этот мир накануне войны.
Этот мир был мой сон или я ему снился.
Из людей здесь был я, Осьминог, а вокруг
Жили, строились, пели и прятались звуки.
Из простых разговоров здесь строился дом,
Из кокетливых фраз и ругательств - прохожий;
Теплый шепот ночной пролетал сквозняком,
Обещая, что день будет тихий, погожий.
Старый город был создан из старых стихов:
Так, стихи о бульваре здесь были бульваром,
А стихи о мостах выгибались ажурно
Над стихами о речке, глубокой и сонной.
Центр города строгости полон большой:
Здесь стоят небоскребы речей юбилейных,
Приговоров, призывов, амнистий и актов;
Неподвижные речи внушают порядок.
Здесь органная месса построит собор
Лучше самого зодчего зодчего в мире:
Будет в нем и просторно, и горько, и сладко,
И захочется верить в спокойного Бога...
Я пришел в этот мир накануне войны.
Я был паузой тихой, а значит - невидим.
Кто хотел в этом городе стать невидимкой,
Замолкал, исчезая из шумной толпы.
Я пришел в этот мир накануне войны,
Потому что на город из дальних предместий
Странным войском и страшным, не знавшим пощады,
Надвигались незваные варвары - крики.
Крик рожающей женщины, голос плода,
Получившего право на пульс и на подвиг,
Здесь звучали с воронами в хоре зловещем,
И растрепанных птиц становилось все больше.
Замирая, в ничто превращалась толпа
Под напором непрошеных счастья и горя.
Стон безумного нищего смолкнуть заставил
Весь огромный собор, сотворенный органом;
Небоскребы речей и мосты над рекой
Разрушались от крика больного проказой И обломки молчащие вслед за толпой
В непроглядную тишь ускользали трусливо.
И весь город летел в тишину, будто в ад,
Под напором сплошного истошного крика.
Неужели, подумалось, может язык
Так красиво плести, так безжалостно рушить!..
Я пришел в этот мир накануне войны.
1984
ЛОЖЬ
Я позвал ее:
- Правда!
Появилась нескладная, в ситце.
Побыла полминуты.
Неловко простилась.
Ушла.
Я курил и не верил,
А время вязало крючками.
Я позвал ее снова.
Она появилась не сразу.
Поначалу герольды
Гремели посудой тромбонов,
А потом было платье
С лимузиновой форой для тела.
Я молчал от досады,
Не зная, как звать мою гостью:
Постаревшую Правду
По имени-отчеству надо.
1984-2005
***
Где теперь Буратино?
Однажды весной он зацвел
И почувствовал корни,
Из ног уходящие в землю.
Надоело ему
Быть подобием злого ребенка;
Новорожденный ствол
Разорвал человеческий панцирь,
Чтобы кроной шуметь
Вдалеке от людской суеты И на нос Буратино, Отныне удобную ветку, Прилетели две галки
О людях посплетничать всласть.
1984
***
Вы видели,
Как умирают бабочки?
Они умирают в стыде и страхе,
Сложив два крыла,
Как ладони - кающийся.
И муравьи - санитары леса Лапки и усики поедая,
Крылья не тронут:
Молитва это.
1984
МЕЛЬНИЦА
Мельница летала тяжелее других птиц.
Она летала днем или ночью, дождавшись сильного ветра.
Она неуклюже вращала крыльями,
Роняя со дна остатки фундамента.
Случалось, она закрывала солнце И люди кричали: "Вот дура Мельница!"
Заслышав в небе ревматический скрип,
Детишки прятались в погреб.
А с неба падали мешки муки,
И люди сбегались к диковинному помету:
И, в душе благодарные мельнице,
Они все же кричали ей вслед: "Дура!"
А мельница тяжко летела дальше,
Огромная черная тень в лунном свете И след на земле, где она пролетала, Чудесный Мучной Путь - был похож на Млечный.
1984
ГОТИКА
Этот собор колючий Пень от сосны, что прежде
Здесь подпирала небо
И называлась Бог.
1984-2005
***
Разве беззаботный светлячок,
Залетевший на море случайно,
Мог вообразить себе, что лоцман
Примет его спьяну за маяк?!
Что фрегат, нагруженный товаром,
Развернется боком к своей цели
И пойдет послушно за ничтожным,
За слепым своим поводырем?
Сотни тонн отборной древесины,
Легкие знамена парусов,
Ящики с вином, литые пушки,
Мачты, люди, бархат и сукно Все это не молвило ни звука,
Направляясь к острову - обрыву,
Где родился глупый светлячок
И куда теперь он возвращался.
1984
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Две пригоршни робких следов,
Рассыпавшихся у двери,
Я бережно соберу И вытопчу черные бусы
Вокруг одинокого дома
В подарок хозяйке спящей.
1984
ОТРАЖЕНИЯ
Ты живешь в опрокинутом замке,
И вечерняя рябь на воде
Твои волосы перебирает.
Ты живешь в опрокинутом замке
У подножия жалкой лачуги,
Где не спит твой покорный слуга.
1984
***
Одноглазое дерево видит дуплом,
Поселяя в дупле человеческий образ.
Это смотрит ребенок. Во взгляде его
Копошатся птенцы, познавая на ощупь
И друг друга, и мягкий пуховый настил.
Это девушка смотрит. Кокетливой белкой
Ее тайна по ветке проскочит - и канет,
Оставляя в наследство мгновенный испуг.
Это смотрит старик. Из пустого зрачка
Выползает беззубый, заспавшийся уж
И на ветку ложится, как на руку вена.
...Одноглазое дерево видит дуплом,
Карауля людей на единственной тропке.
1984-2005
ВЕСЕННЕЕ
Луны запотевший монокль мне цитировал Данте,
Февральская фуга сменялась весенним анданте,
Сосульки - клыки, украшавшие челюсти - крыши,
Жевали дома, но хрустели при этом все тише,
И капала с них не змеиным, а мартовским ядом
Простая вода - небывалым весенним парадом,
И лету навстречу росли по отрогам лесным
Подснежники марта - молочные зубы весны.
1985
***
Влюбленные вне времени живут,
Но стрелки, будто ножницы, отрежут
Последний час - и саваном минут
Накроются тела. Как будто реже
Забьется старый маятник. Весы
Ссутулятся под тяжестью разлуки,
А дети не посмотрят на часы:
Ослепли их глаза - прозрели руки.
1985
ДОЛГИ
Долги мои! Когда, не знаю сам,
Закрылись бесконечные кредиты.
Я задолжал внимание друзьям И вот они уходят. Будем квиты!
Двум женщинам, забывшим обо мне,
Я должен отослать их амулеты
И письма, бесполезные вдвойне,
Как оптом уцененные монеты;
Я должен церкви - исповедь грехов,
И юных, и напрасных, и приятных,
Читателям - два сборника стихов,
Редактору - два слова непечатных.
Долги мои! Когда вас отдавать?
Ведь дверь уже шатается от стука...
Не требует оплаты только мать,
А я ей должен молодость и внука.
1985
КАРАНТИН
Я душу посадил на карантин.
Она больна - не нужно посещений.
Я так устал от ваших паутин
Надуманных прощаний и прощений!
Любимые! Не стойте надо мной.
Друзья мои! Гоните их, и сами
Ступайте прочь. За каменной стеной
Вы можете беседовать часами.
А мне необходима тишина;
На столике - сухие сигареты,
Квадратная больничная стена
И ваши молчаливые портреты.
1985
***
Ветер в снастях меня свистом позвал, будто пса,
Благословенным, незримым охотничьим зовом;
Гончая свора рычала, крепя паруса,
Грезя недолгой погоней и сытным уловом.
Рядом ходила добыча. Хотелось постичь
Пулю и пыж, на лету догорающий в искре.
В небе Луна, будто старая, мудрая дичь,
Молча манила, но не подпускала на выстрел.
1985-2005
ВОСПОМИНАНИЕ
Он был овечьим, этот вечер,
Осенний вечер шерстяной,
Когда листвы большое вече
О нас шепталось за спиной.
Он кем-то связан был из веток,
Сиропных фраз, сиротских век,
Историй Ветхого Завета,
Который греет тем, что ветх,
И - ну конечно же - разлуки,
Чей злой пергамент, желтый лист,
Упал с небес на наши руки.
И наши руки расплелись,
И нить за нитью распустили
Осенний вечер шерстяной
Для новой сказки, новой были,
Для вязки ласковой иной.
1985-2005
***
Любовь угасла нынче ночью.
Ну что ж, давайте помянем,
Но прежде всмотримся воочью
В лицо, проявленное днем.
Вот русло, бывшее рекою.
Изнанка омута светла.
Любовь запомнится такою,
Какой при жизни не была.
1986-2005
***
Дни мои! Вы - как черновики
В детстве сочиненного романа...
Ваши пожелтевшие клочки
Я не вынимаю из кармана,
Потому что знаю наперед
Все мытарства главного героя:
Знаю, что уступит свой черед
Год сомнений - месяцу покоя,
Год покоя - месяцу тоски,
Год тоски - мгновению удачи...
Дни мои! Вы - как черновики
Повести, задуманной иначе.
1986
***
Я и коршун на поруки
Были выпущены в зной.
Я лежал, раскинув руки,
Коршун замер надо мной.
И в торжественную небыль,
Как в религию, вошли:
Он - нательный крестик неба,
Я - нательный крест земли.
1986
***
Зимние морозы сохраняли,
Город в холодильник превратив,
Тайные любови и печали,
Горя поэтический мотив;
Но не миновать метаморфозам:
Солнце припекает на дворе.
Чувства, сохраненные морозом,
Портятся мгновенно на жаре.
1986
***
В парижских улочках Москвы
Никто не жарит мне каштаны,
И не побалует, увы,
Табачник пачкою "Житана",
И разноцветная афиша
Не приглашает в казино...
Но не играют в домино
В московских улочках Парижа;
И настроение не то,
И не увидишь там на даме
С такими чудными глазами
Такое старое пальто.
1986
***
Я - раб на галере вечернего сквера.
Мы прибыли в гавань весны.
Гребцы утомились, осела галера,
И палубы грязи полны.
Как дальние пристани - прошлые весны
Мерцают за этой весной...
И спят фонари - будто сушатся весла
На смирной галере ночной.
1986
***
Я пока еще ваш, пустыри и просторы,
Я пока еще твой, говорливый родник,
Мне пока еще снятся надменные горы
И полночной совы человеческий крик;
Я по собственной памяти, как по музею,
Прохожу осторожно, храня тишину,
И смотрю на леса, и на реки глазею,
Как наивный мальчишка у сказки в плену;
Но я сам - экспонат в городском вернисаже,
Добровольный послушник осенней Москвы.
Я свой пасмурный дом, нарисованный в саже,
Не сменю на шатер акварельной листвы.
Лишь поставлю пластинку... О, Господи, лишь бы
Не скользила игла по наросшей пыли И я снова увижу изюминки - избы,
Запеченные в тесто российской земли.
1986
ОСЕНЬ
Я осень жду. К ее приходу
Я, как осенний атташе,
Храню хорошую погоду,
Порядок в доме и в душе.
Она, паломница с дороги,
Придет, дыханье затая,
И, показавшись на пороге,
Промолвит просто: "Вот и я,
Твоя решенная проблема,
Твой теплый дождь, твоя листва,
И долгожданная поэма,
И к ней капризные слова;
Твоя прогулка по туману
Старинных улочек Москвы..."
Мечты прекрасны, но, увы, Все может статься не по плану.
И друг мой, циник, будет прав:
Придет сентябрьская дата, И клен разжалует в солдаты,
Погоны желтые сорвав;
До нитки вымокнет поэт,
Вернется в дом, ругая стужу,
И черный зонтик пустит лужу
Под самой дверью - на паркет.
1986
ВЕТЕР
Носился, листья вороша,
Парад-аллея.
Но гнев – на милость.
Бег на шаг.
Еще теплее.
Теперь он снова очень мил:
Сулит уступку,
Как будто кто-то позвонил
И дышит в трубку;
И это лучше, чем слова,
Поскольку ясно:
Не вся Вселенная - листва
Не вся - напрасна.
1986-2005
***
Песню на одной осенней ноте
Выучила пресная вода.
Капли, будто пули на излете,
Бьют в окно, не делая вреда.
Вымокли вокзалы, порты, доки;
Напрочь отсырели чердаки;
Зонтиков расправленные дольки
Вывесили нити - ручейки;
Мокрая листва, как десятина,
С кленов отсылается земле.
Тут бы – про камин… Но нет камина.
Только собутыльник – шурале.
1986-2005
СОЗЕРЦАНИЕ
Я забираюсь на чердак,
Просторный, как автобус.
Луны захватанный пятак,
Как милостыни образ,
Лежит плашмя на потолке.
Под ним роятся звезды,
И держит дерево в руке
Нетронутые гнезда.
Оно прижало их к груди
И треплет в ласке сонной;
И ветер скачет впереди,
В деревню запряженный.
1986
ЖЕНСКОЕ ПИСЬМО
"Прости, любимый! Я не знала,
Что ты придешь. Была зима,
И я с житейского вокзала
В чужие ездила дома,
Чтоб хоть немного отогреться
И сделать сердцу горячо,
Чтоб понарошку опереться
На чье-то твердое плечо.
Отогреваясь - подгорала;
Копила горе от ума...
Прости, любимый. Я не знала,
Что ты придешь. Была зима."
1986
НАВОДНЕНИЕ
Уж наводнение умов
Свершилось кровью молодою;
Уже флотилия домов
На мель посажена водою.
Сплошное царствие воды
Крадет веселость у походки
И топит грузные следы,
Как переполненные лодки;
И стоя спит чистюля пес,
И, не замеченный Синодом,
Обычный мальчик, как Христос,
Навстречу нам идет по водам.
1986
УЧАСТКОВЫЙ ПОЭТ
Я - участковый поэт.
Я по привычке дежурю
Там, где неоновый свет
Спорит с небесной глазурью,
Там, где гудят провода,
Будто басовые струны,
Где дождевая вода
Крутит колеса фортуны;
Там, где тоскует сверчок,
Там, где стареющий Кто-то
Держит кленовый клочок,
Как пожелтевшее фото.
Я - участковый поэт.
Вот скромная лепта:
Краткий рецепт и сонет
На обороте рецепта.
1987-2005
***
Мы просыпаемся детьми,
Пока курьер житейской прозы,
Будильник, черт его возьми,
Не опрокинет наши грезы;
Пока молчит железный кран,
Вчера закрытый до упора,
И окон треснувший экран
Еще завешивает штора;
Пока диезы будят «ми»,
Пока в секундах нет цикуты,
Мы просыпаемся детьми,
Чтоб постареть за полминуты.
1987-2005
***
Где вы, одинокие сердца?
Выйдите из дома. Перед вами
Осень - как билет на два лица
В зиму, что уже не за горами.
Осень приглашает всех подряд
Выйти на прогулку по бульварам,
Но осенний сад - как детский сад,
Где, гуляя, строятся по парам.
Где вы, одинокие сердца?
Осень вас зовет, а с ней не спорят.
Осень - как билет на два лица
В общество бульварного кольца,
Где вас и подружат, и поссорят.
1987-2005
***
Мы живем в страшном мире,
Где троллейбусы ходят до двенадцати,
А люди любят до тридцати.
Конечно,
Бывает троллейбус и в два часа ночи,
Но где взять силы его дождаться?..
1987
***
По стойке "смирно" в этом мире
Стоят солдаты. А в квартире Торшер и книжные тома;
Еще - служебные собаки
И восклицательные знаки,
А также блочные дома.
По стойке "вольно" с ними рядом
Стоят деревья, сбившись садом;
На поле - мокрые стога;
И неслужебные собаки,
И вопросительные знаки,
И ваш покорнейший слуга.
1987
***
Суета большеглазых наяд
Для девчонки не станет уделом:
Ведь ее электрический взгляд
Заземлен человеческим телом
И стекает, ужалив слегка,
С ее маленького каблучка.
1987
***
Двор как палуба. Дома Как на палубе корма;
А на голой мачте клена
Спит дозорная ворона;
И, во власти полусна,
Вдруг кричит она: - Весна!
Но весна, на самом деле,
Далеко: за две недели,
И увидишь с наших мачт
Не портовый город Март,
А дворы, что с перепугу
Пришвартованы друг к другу.
1988
***
Первый снег сладок.
Мы вылепим из него пирожные,
Рассыпчатые,
Как арпеджио Шопена.
1988
***
Вот и ночь. Заохала сова.
Речка засучила рукава,
И, не опускаясь на колени,
Руку ей целуют два оленя.
1988
***
Весь этот день - сплошной зевок,
Надеждам вопреки.
Перо в руке - как поплавок
На плоскости реки;
Но жизни нету ни в реке,
Впадающей в окно,
Ни в этом самом поплавке,
Нацеленном на дно.
Рыбалка - скучная игра,
И грустен мой улов:
Ведь точек черная икра
Не станет стайкой слов.
1988
***
Две фары у обочины Неглинки
На пульсе похороненной реки.
В их конусах шевелятся снежинки Сугробов суетливые мальки;
И здания построились рядами,
И улицы пиджачные борта
Небрежно зашнурованы следами
Ушедшего на подвиги кота.
1988
РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Вы невзлюбили гимназиста
За то, что молод и прыщав,
А он с листа читает Листа,
От упражнений отощав,
И в перерывах между ними
Сей незадачливый поэт
Твердит на память ваше имя,
Как перед этим - менуэт.
Его стихи - четыре тома,
В которых вы, и только вы,
Я отыщу при сносе дома
На бывшей улочке Москвы.
1988
ШУМ
Был шум дождя под песню барда
И джаза теплая волна,
Была московская мансарда
С нездешним видом из окна;
И стул, подобно младшим братьям,
Мое донашивал пальто,
Держа беседу с белым платьем
О том, что времечко не то...
Но дождь прошел. Он был недолог
В потоке джазовых синкоп.
А шум остался. Кардиолог
Его услышал в стетоскоп.
И боль сердечного укола
Вернула память о дожде
Десятком капель корвалола,
Бесследно канувших в воде.
1988
***
Эх, дураки!
Я стал бы птицей,
Чтоб улететь от дураков.
Я стал бы деревом,
Чтоб пережить их.
Но дураки стреляют в птиц
И рубят деревья.
Такой уж нынче век Дурацкий...
1988
***
Мои шаги! Я вас слыхал
В коробке дальнего вокзала...
А тень? Не ты ли, как шакал,
Брела и за ноги кусала?
Я помню четки поездов,
Перебираемых в тумане
И этикетки городов,
Как марки вин на чемодане,
И тот заплеванный перрон,
Где спит с улыбкой нехорошей
Нетрезвый стрелочник Харон,
Из дома изгнанный Хароншей.
1988
***
Время - неумелый портретист.
Лица не закончены - и кисть
В будущем займется переделом:
Выпишет морщину, как строку,
А потом поднимется к виску,
Чтобы, как мишень, наметить мелом.
1988
***
Скоро буря. А покуда тишина,
Но вздыхает и сутулится сосна;
И дрожит уже лесное озерцо,
Как готовое расплакаться лицо.
1988
ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ ИГРУШЕК
День поминовения игрушек,
Умерших, как дети, на руках.
Кукол. Юл. Щелкунчиков. Петрушек.
Зайцев. Лисапедов. Черепах.
Помнишь: тишина на полуслове,
Холод рук и взглядов ледостав.
Вежливая смерть: ни капли крови.
Ни слезы. Ни вздоха на устах.
Лишь потом, наматывая на кол
Пряжу непролившихся дождей,
Плакать стало льзя – и ты оплакал
Разом и игрушек, и людей.
1988-2005
***
Как неряшливой щетиной,
Всем стараниям назло,
Обрастало днище тиной,
Пока все не обросло;
А на судне, между делом,
Пробавляются винцом,
И стоят три мачты в белом,
Как невесты под венцом;
И, шепча “memento mori”,
Из пучины смотрит скат,
Как пускает корни в море
Наш прогулочный фрегат.
1988-2005
***
Я не ревнивец и не вор.
Я не нарушу разговор:
Пускай другие партизанят;
Но сутки стали коротки,
Как телефонные гудки,
Когда твой номер занят... Занят...
1988
СТАРОЕ КЛАДБИЩЕ
Века собираются в стаи
И строятся над головой.
Земля зарастает крестами,
Кресты зарастают травой;
И осень, на ласку скупая,
Простая, как боль в голове,
Идет, осторожно ступая
По этой веселой траве;
И водит экскурсии кошек
На крохотные бугорки,
Где вьется зеленый горошек
Кокетливым жестом руки.
1988
***
Где меня поджидает беда?
Вероятно, на том полустанке,
Где по-птичьи кричат поезда,
И идут облака, будто танки;
Где искусственный глаз фонаря
Занавешен вуалью-туманом,
И коней забирает заря,
Оставляя уздечки цыганам.
1988
***
Я пробираюсь в мир зари
По тропам тишины,
Где бьют поклоны фонари,
Как нижние чины;
И клен с повадками ферзя
Качается в грязи,
Холеной лапой тормозя
Свободное такси.
1988
МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО ПОЭТА
Не будет, к сожалению, воспета,
Роняя умиление в сердца,
Могила неизвестного поэта,
Художника. Писателя. Певца.
Умершего, увы, не на дуэли,
Не в ссылке, не в тюрьме и не в бою,
А просто на неубранной постели
В прокуренном гостиничном раю.
Творившего не лучше и не хуже,
Чем те, из хрестоматии живой,
Чьи памятники мартовские лужи
Так любят отражать вниз головой.
Его не подвели. Не обманули,
А просто не заметили - увы! И некому в почетном карауле
Сменяться перед холмиком травы;
И рукописи кружево густое,
Вместилище надежды и тоски,
Скурили гренадеры на постое,
Разделав на неровные клочки.
Скурили - и пошли молодцевато,
Под флагом, ветерком и матерком Простые неизвестные солдаты,
Шагающие в вечность босиком.
1988-2005
ВАЛЬС
В процессе "Ветер против фетра"
Мы оставались в стороне.
Нам было холодно и ретро,
И неприкаянно вполне.
И, сын неравного марьяжа
Трубы со стареньким фоно,
Кружился вальс под маской пажа
С тобой и мною заодно.
Он нам шептал: "Молчите, или
Я буду вами обречен!.."
И мы тотчас заговорили
О чем-то лишнем. Ни о чем.
Заговорили - дали повод
Для объявления войны,
И вальс, оборванный, как провод,
Ударил током тишины.
1988-2005
***
Он умер, этот маленький фигляр И близкими положен был в футляр,
Настолько неприметный - как для скрипки,
Что вызвал он не слезы, а улыбки.
1988
***
Разрешите зажмурить глаза
И укрыться за створками окон,
Чтоб увидеть, как вянет лоза
Там, где вился искусственный локон;
Чтоб услышать за шарканьем ног
И бездонным падением капель,
Как подводит осенний итог
Поднебесная горсточка цапель;
Чтобы солнца вечерний напалм
Завладел парусами фрегата
И обвел позвоночники пальм
На рентгеновском снимке заката
1988-2005
***
Что дарить Прекрасной Даме,
Уроженке т е х времен,
Если снег пробит следами,
Как троллейбусный талон;
Если веточку сирени
Не отыщешь в декабре
Ни в изысканном катрене,
Ни у бабки во дворе;
Если шаль теперь не носят,
И почти не носят крест,
А Москву прилежно сносят,
Начиная с лучших мест.
1988
***
Ну, вот тебе еще один пример:
Посажен за решетку старый сквер,
И сам с собой в ночной играет "преф",
Где липы ходят с пик, а клены с треф.
1988
***
На улице громко и сыро.
Под носом машин и телег
Отрезанным ломтиком сыра
Желтеет истоптанный снег.
А в доме шершаво и сухо,
И дыбом стоит тишина,
Лишь истово крестится муха
Всем телом - в проеме окна.
1988-2005
СТИХОТВОРЕНИЕ НА ЛОМАНОМ РУССКОМ
Л.Т.
Живое зеркало воды;
Рыба. Чайка. Ты.
Рыба пускает круги,
Будто меняет пластинки
На патефоне пруда.
Чайка целует в клюв
Собственное отражение.
Ты, по пояс в воде,
Стала игральной картой
В шулерских пальцах лета.
Ты. Чайка. Рыба.
Живое зеркало воды
Пошло волдырями дождя.
1988-2005
ГОЛЫЙ И ДУНЯ
ГОЛЫЙ И ДУНЯ
Москва, известно, град веселый,
Хотя бывает тишина.
Там чудеса. Там бродит Голый;
Там Дуня дремлет у окна.
Там размножаются попарно
Дома, деревья и следы;
Там Следопыт высокопарно
Обходит скверы и пруды;
И, далеко не улетая
От скверной местности "Москва",
Как будто пуганая стая,
С ветвей снимается листва.
1988
***
Вдали от дома и работы
Из ниоткуда в никуда
Летят игрушки самолеты,
Идут игрушки поезда.
А Дуне плохо. Плачет Дуня
В просторном городе Москве.
Авдотья пригоршней шампуня
Выводит мысли в голове.
Но наболевшие вопросы
Разводят новую тоску.
Они, как спутанные косы,
Не поддаются гребешку И, в вечном празднике зевоты,
Дуняша вновь глядит туда,
Где пролетают самолеты
И проползают поезда.
1988
***
У Дуни комната - плацкарта
И шторы цвета кирпича.
Авдотья пьет коктейли марта
Через соломинку луча;
И это тоненькое жало,
Дрожа на коже восковой,
Все губы Дуне искусало
Своей любовью войсковой.
1988
ЭПИСТОЛЯРИЙ
Коротая день тяжелый
В сиротливой тишине,
Дуня пишет: "Здравствуй, Голый!"
На обоях и стене.
Голый пишет глупой Дуне:
"Жизнь твоя проходит втуне!"
Голый пишет, смеха ради.
Ну и почерк! Просто жуть!
Будто волосы в тетради Так и хочется смахнуть.
Голый делает погоду,
Но отсутствует по году.
Дуне бедной, Дуне слабой
Изменяет по частям:
Легким телом - с глупой бабой,
Что ночует по гостям,
С умным другом - головой,
Сердцем - с городом Москвой.
1988
***
Небо цвета олова
Виснет над людьми,
И рукою Голого
Расставляет головы
Точками над i.
1988
***
У Дуни есть диковинный комод,
В котором, поздно ночью оживая,
Костюмы, что накоплены за год,
Толкутся пассажирами трамвая,
Схватившись вопросительным крючком
За поручень, захватанный руками,
Протянутый над самым потолком
Над плечиками и воротниками;
И ссорятся, толкаясь невзначай,
Пока не надоест немая ссора;
И Голого, пришедшего на чай,
Боятся, как ночного контролера.
1988
***
У Дуни есть чужие книги,
В которых тянутся интриги,
Из года в год, из тома в том;
А между книгами, на воле,
Живет семейство белой моли
На сантиметре обжитом.
По вечерам, сдержав зевоту,
Авдотья ходит на охоту
На моль, летящую во тьму;
И, не щадя свои мозоли,
Дуняша хлопает по моли,
А Голый думает - ему.
1988
***
Дуня стоит на трибуне,
Сеет торжественный звук.
Голый мерещится Дуне
В зарослях поднятых рук.
Дуня сбегает с трибуны,
Но, не пустив к мужику,
Мельничный жернов фортуны
Дуню стирает в муку.
Голый смеется лукаво,
Видя, как ловкий народ
Дуню под выкрики: "Браво!"
Носит ногами вперед.
1988
ГОЛЫЙ
Он выжил на трапеции паркета,
Как брошенная наспех сигарета,
И выкурил хозяев с чердака;
И, солнце призывая, как собрата,
Пожаром стопроцентного заката
Сжег город, как монах - еретика.
В дымящемся финале этой сказки
Мелькали позолоченные каски
И плавились большие купола,
И, заревом вставая над полями,
Зашторенными окнами - углями
Мерцала полуночная зола.
1988
***
Когда уличные разговоры
Занавесит малиновый мрак Выйдет Голый хозяином своры
Безоружных котов и собак;
И пометят его рядовые
Неприличным продуктом воды
Все проспекты и все мостовые,
Где толпой суетились следы;
Ну, а Голый хозяйственным оком
Поглядит на долину дымов,
И поставит горчичники окон
На холодные спины домов.
1988
***
Длинная, как улица, подруга,
Дуне нагадала на руке
Умного и сильного супруга,
Спутника в веселье и в тоске,
Чьи немузыкальные мозоли
И рабочей грязи островки
Втиснутся, как черные бемоли,
Между клавиш Дуниной руки.
1988
***
У Дуни на стене висит Баталов,
А в баре, в ожидании смотрин,
Хрустальные солдатики бокалов
Равняются на высохший графин;
И скатерть до противного опрятна.
Ей больше не служить Бородином.
Исчезли ностальгические пятна,
Оставленные пролитым вином,
И, сосланная именем закона
На кухню, где покой и тишина,
Сутулая бутыль "Наполеона"
Под уксус невозвратно отдана.
1988
***
Мы засыпали в мире Дуни,
Среди мерцающих углей,
В огромном городе - лагуне,
Забитом сотней кораблей;
И южный ветер, друг заката,
Рвал облака, как паруса,
С антенны нашего фрегата,
Глядящей косо в небеса...
Но мы проснемся ранним утром
В стране зажмуренных дверей,
Где не обманет перламутром
Фальшивый жемчуг фонарей;
Где поливальные машины
Топорщат белые усы
И Голый в образе мужчины
Ведет троллейбус под уздцы.
1988
***
Голый делает погоду.
Между этим, черт возьми,
Он, подобно кукловоду,
Забавляется с людьми:
То скучать поставит в угол,
То, на площадь выводя,
Будет дергать мокрых кукол
За веревочки дождя.
1988
***
Во дворе лиловость утра.
Утро вечера взрослей.
Снег - как сахарная пудра
На пирожных "Жигулей";
Дворник цинковой лопатой
Громко бреет тротуар
И вздыхает, и, лохматый,
Из него выходит пар;
И бредут стада снежинок
В направлении двери,
Где стоит, как строгий инок,
Голый - пасынок зари.
1988
***
Голый любит мещан.
Да и как не любить
Этих славных людей
За спокойный характер;
За умеренный труд,
За уверенный быт:
Пьедестол, пьедестул,
Пьедеспальня в антракте.
И за то, что долги
Заплатили с лихвой,
И за то, что для них
Все так просто и ясно;
И за дьявольский пыл
Их игрушечных войн
Голый любит мещан.
Не любить их опасно.
Для того, кто узрел
Иронический сплин
В предыдущих словах,
Повторяю сурово:
Голый любит мещан!
Он и сам мещанин,
Только Дуне, прошу вас,
Об этом - ни слова!
1988
ХОККУ
БУДИЛЬНИК
Три стрелки в часах.
Одна торопит другую.
Третья молча ждет.
ЦВЕТОК
На нем гадали,
Отрывая лепестки,
Влюблен ли он.
СКАМЬЯ
В парке хлынул дождь.
Вздохнула облегченно
Старая скамья.
ГНЕЗДО
Мертвые ветви
Лежат на живых ветвях.
Раскрытые рты.
ТИШИНА
Рыба плеснула.
Волны пошли по небу,
Тронув кувшинок ряд.
ЛОВЕЦ ЖЕМЧУГА
В ночной глубине
От тела жемчужный след.
Море смеется.
ЛЕБЕДИ
Белые облака
Прячут, спустившись с неба,
Голову под крыло.
ВЕТЕР
Ветер - спаситель
Сдул гусеницу с листка
На другой листок.
РУСАЛКА
Как жаль, что гномов нет,
И сказок не бывает,
Подумала русалка.
ФОТОАППАРАТ
Щелчок! Закрылся объектив,
Обратно время не пуская.
Мы наконец наедине.
ЛУНА
Кто надкусил Луну,
Созревшую на ветке?
Молчит ночной сверчок.
НОЯБРЬ
Шорох в заброшенном парке:
Листья крадутся, шурша,
По опустевшей аллее.
ПЛАМЯ
Пламя ныряет в свечу,
Точно под землю - лисица,
Рыжим хвостом догорая.
СЕНТЯБРЬ
Хрупкая осень вокруг.
Клен, будто карточный домик:
Тронешь - рассыплется весь.
АНГЕЛЫ
Летняя линька ангелов.
Носится легкий пух
От тополей - до солнца.
ГОСТЬЯ
Слышишь: стучится ночь
Бабочками об окна
На одинокий свет.
***
Это жизнь виновата,
Что я принял за пудру
Пыльцу с твоих щек.
1984
***
Дерево и дождь.
Вздрагивают листья
От холодных капель.
1984
МОРОЗ
Воздух на ощупь тверд.
Голое черное деревце Будто бы трещина в небе.
1984
ВЕДЬМА
Я подарил тебе метлу,
Чтоб ты летала.
А ты квартиру подмела.
1984
***
Лужи и слякоть. Под крышей
Голуби жмутся друг к другу Черные бусы дождя.
1985
***
Я продеваю легкий шепот
В твое игольное ушко,
Чтоб залатать провал во Времени...
1985
ПОДНЯТЫЙ ЯКОРЬ
Морская глубина
Калачиком свернулась
У борта корабля.
1985
***
Сердце - как грецкий орех.
Не разобьешь - не узнаешь,
Что под его кожурой.
1987
МОСТ
Стоило мост построить Слово забылось б р о д,
И появилось: м е л ь.
1984