знаки нетолерантности в фонетической системе языка

УДК 801.41
ЗНАКИ НЕТОЛЕРАНТНОСТИ В ФОНЕТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ЯЗЫКА
Фомина Т.Г.
кандидат филологических наук, доцент кафедры современного русского языка
Казанского (Приволжского) федерального университета
АННОТАЦИЯ
В
статье
рассматриваются
психолингвистические
проблемы
формирования негативной или положительной оценки иноязычной речи,
обусловленные возникающими фонетическими ассоциациями, которые
актуализируются при ослаблении или отсутствии смысловых ассоциаций
незнакомого языкового знака. Анализируется специфика проявления оценки
звуковых единиц в связи с их периферийным или центральным положением в
фонетической системе родного языка. Подчеркивается роль полилингвизма в
ослаблении фонетических ассоциаций и переключении внимания слушающего
на смысловую сторону языкового знака, что способствует формированию
положительной оценки чужого языка.
Intolerance symbols in phonetic language system
Fomina T. G.
In this article we will discuss psycholinguistic problems connected with
negative or positive estimation formation of foreign speech, due to occurring
phonetic connections, which become actual when the sense connections of an
unknown language symbol fall off or they are just absent. Specifics of estimation
expression of sound units in view of their peripheral or central position in phonetic
system of the first language is being analyzed. The role of polylinguism in phonetic
associations decrease and attention diversion of a listener into notional aspect of a
language symbol is being emphasized, that contributes to the positive estimation
formation of foreign speech.
Звучание незнакомой иноязычной речи, вкрапленной в русскую языковую
среду, как правило, вызывает у носителей языка яркую эмоциональную
реакцию, порождая непроизвольные ассоциации. «Как вообще сознание
русскоязычного человека, – цитирует Дина Рубина одного из репатриантов,
изучающих иврит, – может воспринять язык, на котором неприлично
звучащее слово «ялда» означает «девочка». Или, как пишет Дина Рубина в
своем эссе «Я не любовник макарон», или Кое-что из иврита»: «…просто
неловко вспомнить, как по приезде в Иерусалим я отказалась от прекрасной
съемной квартиры – (редкая удача: наплыв репатриантов, все квартиры
нарасхват) – только по одной причине: дом, в котором маклер предлагал нам
снять эту квартиру, стоял на улице Писга. Я представила себе, как сообщаю
свой адрес московским друзьям, и как, посылая письма, они выводят на
конверте: Pisga-strit…Нет-нет, сказала я маклеру, эта квартира мне не
подходит. Вид из окна, знаете ли, спальни, не очень, знаете ли, не фонтан…
(Между прочим, «писга» означает – «вершина». Я потом жила в поселении,
которое называлось «Вершины» – во множественном числе – «Псагот». И
ничего. Очень любила это место.)» [1, с.1]. Речь европейцев, иностранный
акцент и раньше могли вызывать у русскоязычных носителей негативную
реакцию. Вот как, например, А.С. Пушкин характеризует восприятие русскими
иноязычного акцента проживающего в России немца-эмигранта: «Извините,
любезный сосед, – сказал он тем русским наречием, которое мы без смеха
доныне слышать не можем…» [2, с.437]. Или микродиалог командирафранцуза с бегущими воинами в «Борисе Годунове»: Маржерет:
«Quoi?Quoi?» – Другой: «Ква!ква! тебе любо, лягушка заморская, квакать на
русского царевича; а мы ведь православные» [3, с.255]. Бесчисленные
англицизмы, заимствованные ныне бизнесом и языками программирования (
HR=хиар, коучинг, хедхантинг, мерчендайзер, девелопер, аутсорсинг,
аутплейсмент, гаджет и т.п.), часто воспринимаются русскими как
неблагозвучные и формируют не соответствующие исконному значению слова
стилистически сниженные звуковые ассоциации: коучинг=куча, хиар=харя,
аутсорсинг=сор, гаджет=гадкий, i-mail=мыло=Емеля и т.д. Именно
незнакомая иноязычная речь часто вызывает у носителей другого языка
психологическое отторжение или способствует возникновению комического
эффекта при ее восприятии. Известно, например, как ранее русские
характеризовали непонятную им иноязычную речь и ее носителей: «курлымурлы», «немые» (немцы), «гугнивые» (косноязычные) и т.д. Причины такой
негативной ассоциативно-образной оценки иноязычных слов или иноязычной
речи обусловлены, как мы предполагаем, как особенностями психологии
речевосприятия, так и структурой фонетической системы родного языка
реципиентов.
Что касается психологии речевосприятия, то необходимо отметить, что,
воспринимая звучащую речь человека, в отличие от любых других звуков –
природы или музыки, человек ожидает актуализации в своем сознании
смысловых ассоциаций. Если он не находит их в незнакомой речи, то это
способствует возникновению фонетических ассоциаций или порождает ее
негативную оценку. Действительно, в стандартной коммуникативной ситуации
внимание человека всегда приковано к смысловому содержанию речи:
нормативно звучащая речь не притягивает нашего внимания к плану
выражения языкового знака, его звуковой стороне. Задача звучащей лексемы –
только актуализировать в сознании слушающего содержание словесного знака,
поэтому фонетические ассоциации в стандартной коммуникации подавляются.
Ассоциативные эксперименты, проведенные в начале ХХ века К. Юнгом и А.
Эбершвеллером,
«продемонстрировали, что тенденция формировать
смысловые ассоциации, вызываемые стимулирующим словом, препятствует
звуковым ассоциациям» [4, с.5]. Данные эксперименты показали также, что с
ростом уровня бессознательного, при снижении внимания информанта под
влиянием аффекта, усталости или при его бессознательном состоянии,
количество смысловых ассоциаций (например: парта – школа, класс, ученик,
писать) при восприятии слова резко падает, но при этом возрастает количество
звуковых ассоциаций (парта – карта, Марта, партия, партикулярный).
Эти фонетические ассоциации в первую очередь связаны с заключенными
в звуковую оболочку слова фонестемами, т.е. звуковыми сочетаниями,
являющимися предшественниками морфем, своего рода «предморфами»
(например, фонестема гн: гнить, гнилой, гной, гнев, гнать, огонь, гнус, гнусный,
гнусавый, гугнивый; фонестема г(о)р: гора, горло, гореть, горе, горький, горн).
«Считается, – пишет М.Э. Данилова, – что от морфемы фонестему отличает
меньшая продуктивность, регулярность и большая расплывчатость значения»
[5, с.3]. Именно фонестемы, формируя звуковые ассоциации, обеспечивают
звуковое сходство как этимологически близких, так и этимологически не
связанных между собой лексем.
Воспринимая асемантические, т.е. искусственно составленные, лексемы,
не имеющие значения, или незнакомые иноязычные слова, слушающий, не
находя в своем сознании плана содержания языкового знака, включается в
поиски фонестем, способных обеспечить ему звуковое единство со знакомыми
ему лексемами, чтобы сформировать тот или иной смысловой образ. Вот,
например, какие ассоциации при восприятии асемантических лексем обычно
проявляются у информантов: шушат – ‘корыто’, по созвучию с «ушат»;
лемире – животное ‘лемуры’; минеаль – ассоциация с ‘миндаль’, название
фирмы минеральной воды; петхинс – ‘пентхаус’; порода собаки – петкинес;
суп из петуха; фрыш – похоже на ‘прыщ’, неприятное на слух; созвучно с
английским словом fresh, т.е. что-то свежее, или название рыбы – Fish ;
жужусыч – насекомое ‘жук’ ; ‘жук’, ‘усач’; гибрид жука и сыча; деревенский
мужик с усами; зейхац – предположительно ‘вид зайца’; чокуфа – название
страны где-то на севере (’Чукотка’); лобадин – человек с большим лбом;
лодлен – житель Лондона.
Важно отметить, что процесс поиска и выделения фонестем лежит также
в основе таких психолингвистических процессов, как реэтимологизация или так
называемая «народная этимология» (человек = тот, кто думает), проявляется
при восприятии
заимствованной лексики (маньяк=манить), в
орфографических ошибках школьников (капитал→ копитал = от копить),
используется в языковой игре (демократия = Димакратия), в нейминге
(Вискас= кис-кис, кс-кс). Наше сознание часто выделяет в заимствованных из
разных языков словах, непроизводных с точки зрения русского языка, те или
иные словообразовательные элементы, например, суффикс ак ( казак, батрак,
кулак, башмак, рюкзак, пиджак) или суффикс арь (фонарь, янтарь, алтарь,
календарь), что подчеркивается включением данных лексем в акцентные схемы
собственно русских производных слов, характеризующихся данными
суффиксами (ср.: рыба – рыбак – рыбака/рыбаки, кулак – кулака/кулаки,
рюкзак – рюкзака/рюкзаки; слово – словарь – словаря/словари, алтарь –
алтаря/алтари, календарь – календаря/календари). Именно через
обнаруженные в лексемах фонестемы носители языка стараются сформировать
план содержания незнакомого им иноязычного слова.
В звуковых ассоциациях, формирующих план содержания незнакомого
слова, всегда содержится оценка звучащей лексемы, которая во многом
обусловлена ролью звуков и звуковых сочетаний в системе родного языка.
Как считают В.М. Живов и Б.А. Успенский, иноязычные слова, междометия,
ономатопы, пейоративы или эмфатическая речь, относятся к периферии
языковой системы, в которой проявляются аномальные структуры и не
выполняются закономерности, присущие центру языка. «Периферия, – пишут
они, – в большей степени, чем центр, использует маркированные члены
оппозиции» [6, 35], поэтому эмфатическая речь, междометия, заимствования и
всякая «инаковость» будут характеризоваться усложнением артикуляции и
перцепции, что отражается на негативной оценке иноязычных лексем
носителями языка-реципиента. Оценочная деятельность сознания человека в
процессе познания мира – это деятельность прагматическая, поэтому
периферийность фонемы, связанная с ее маркированностью более редкими
признаками, препятствует ее опознанию в речи, так как требует от слушающего
дополнительного энергетического импульса.
Действительно, если проанализировать материалы проведенного
А.П.Журавлевым в 1974 году эксперимента по фоносемантическому
восприятию звуков [7, с.46 – 49], то можно отметить, что негативную оценку
по шкалам «красивый – отталкивающий», «хороший – плохой» получают
звуки, характеризующиеся маркированностью более редкими для фонетической
системы русского языка признаками, т.е., например, в оппозиции согласных по
месту образования «переднеязычные – среднеязычные – заднеязычные»
маркированными будут считаться заднеязычные согласные [к, к’, г, г’, х, х’] и
среднеязычный [j], в оппозиции среди переднеязычных (по пассивному органу)
«зубные – небные» именно небные [ж, ш, ч’, р, ш:’] маркированы более редким
признаком, а в оппозиции согласных по способу образования «смычные –
щелевые – дрожащие» маркированными будут являться щелевые [с, с’, ш, ш’:,
ж, х, х’, ф, ф’] и дрожащие согласные [р, р’]. Отмечено, что в оппозиции
согласных «твердый – мягкий» именно мягкость усиливает негативную
оценку звука, поэтому представители тех языков, которым фонологическое
смягчение было неизвестно, испытывали к нему, как отмечал Р.О. Якобсон,
истинное отвращение, которое ассоциировалось с артикуляторной слабостью,
которую слушатели переносили на самих носителей палатализующих языков, в
частности на русских: О, эти бедные русские! Все-то у них смягчено!» А в
языках Европы, соприкасающихся с «палатализующими языками», смягчение
гласных используется для образования уничижительных слов [8, с.100].
Исключение составляет согласный [л’], так как его основной аллофон,
встречающийся во многих языках, является полумягким согласным.
Несомненно, что в оппозиции «сонорный – шумный» сонорные согласные
получают более высокую оценку, чем шумные, так как они, во-первых, близки
к гласным, во-вторых, свойственны большинству языков мира, особенно
смычно-проходные носовые [м, н], поэтому они легко опознаются в звуковом
потоке речи. В оппозиции шумных согласных «звонкий – глухой», как правило,
смычные звонкие [д, д’, б, б’, г, г’] получают более высокую оценку, чем
соответствующие глухие [п, п’, т, т’, к, к’], что же касается щелевых
согласных, то звонкость не всегда обеспечивает им более высокую оценку
слушающих. Именно поэтому в фонетической системе русского языка
оппозиционными являются согласный [л’], находящийся в центре
фонетической системы и получающий у носителей языка самую высокую
оценку, так как он является сонорным, смычным, переднеязычным, и
согласный [х’], находящийся на периферии фонетической системы и
получающий самую низкую оценку слушающих, так как он является шумным,
глухим, щелевым, заднеязычным, мягким (звонкий заднеязычный фрикативный
[ү], как известно, был изгнан из системы литературного русского языка,
сохранившись только в периферийной диалектной подсистеме). В системе
гласных фонем однозначно негативную оценку получает гласный [ы[,
теряющий свои фонологические функции и статус фонемы, на периферию
сдвигается и гласный [у], особенно находящийся после мягких лабиовелярных
согласных (мю [м’у], хю [х’у], пю [п’у] и др.).
Проведенный ассоциативный анализ искусственно составленных лексем
показал, что лексемы, составленные преимущественно из звуков периферии,
часто получают у носителей русского языка негативную оценку и, что важно
отметить, характеризуются при этом как восточные, азиатские, китайские,
арабские, японские, тюркские, кавказские, немецкие реалии, например:
цошежуф – китайская лекарственная трава, горькая; город в Китае;
китайская фамилия; польское ругательство; японское блюдо, невкусное;
чокуфа – японское, что-то съедобное или питьевое ; человек с Востока,
какой-нибудь посол; шафык – напоминает татарское мужское имя; какой-то
налог, дань, что-то восточное; одежда в арабских странах, длинная, темная;
головной убор, похожий на феску; грузинское или татарское блюдо; зыфук –
турецкое мужское имя, волевой, сильный, угрюмый мужчина; штайрен –
фамилия немецкого человека, они сухие – эмоции не показывают; название
немецкой фирмы, выпускающей мебель; город в Германии, грубый, холодный;
социальное положение женщины в обществе в германских языках; зыжухю –
блюдо китайской кухни; китайское название засухи, сильной и страшной;
острое корейское блюдо; африканское племя, большое, грубое, пассивное,
страшное; женское имя, что-то кавказское; зейхац – старый немец; военный
немецкий чин; немецкий концлагерь, плохой, грубый, отталкивающий;
зюдрекыр – татарский женский платок на голову; что-нибудь иностранное,
турецкое; монгольское племя.
Лексемы, составленные из звуков центра фонетической системы русского
языка, часто оцениваются информантами положительно и характеризуются как
французские, английские, португальские, испанские, итальянские реалии,
например: ликонейро – португальский корабль; испанское вино, вкусное;
название города, например, в Бразилии; испанский танец, быстрый,
зажигательный; некий испанский или латиноамериканский ценный товар;
вид аргентинского танго; лемире – французская фирма; прекрасное женское
имя, французское; название французских духов, приятный запах, мягкий,
утонченный; лодлен – французское имя, мужественное, загадочное; город
романтический, где-то во Франции, на реке; толеанис – город в Испании,
курорт, пляж – главные достопримечательности; что-то итальянское,
город; итальянское имя мужчины, спокойного; итальянец, легкий, светлый,
радостный, веселый, добрый; античный герой, стройный, бравый; из
греческого – название растения, музыкального инструмента, бога; что-то из
греческой мифологии; минеаль – какое-то французское косметическое
средство; античная скульптура, белая, утонченная.
Таким образом, в восприятии русскими незнакомых лексем четко
выделяются две группы: 1) лексемы, составленные преимущественно из фонем
периферии фонетической системы русского языка, обозначающие, по мнению
аудиторов-информантов, восточные, азиатские, а также немецкие реалии и
характеризующиеся негативной оценкой; 2) лексемы, составленные
преимущественно из фонем центра фонетической системы русского языка,
обозначающие, по мнению аудиторов-информантов, реалии европейской или
латиноамериканской культур и характеризующиеся положительной оценкой.
Конечно, такие звуковые ассоциации обусловлены во многом
фонетическим составом называемых языков. Так, например, в тюркских языках
частотным является гласный [ы] или небные щелевые согласные, вызывающие
у русскоязычных аудиторов негативную оценку, а романским вокальным
языкам свойственна значительная роль гласных и сонорных согласных, что
часто ассоциируется с благозвучностью речи. Однако, на наш взгляд, в
формировании ассоциаций и оценки при восприятии лексем участвуют и
экстралингвистические, культурологические факторы, связанные с этническим
самоопределением информанта и его членением мира на «свои» и «чужие».
При этом концепт «чужие» может члениться на близкое «чужое»,
вторгающееся в границы «своего», а значит, опасное, враждебное, плохое, и на
далекое «чужое», безопасное, прекрасное и «чудное» [9, 84 ]. Франция, Англия
и Латинская Америка в русском менталитете всегда ассоциировались с чем-то
прекрасным, с мечтой. Между тем как Германия, Китай, арабские страны,
вторгаясь в русскоязычное пространство, ассоциируются у нас с опасностью.
Важно отметить, что двуязычные информанты, чьим родным языком
является татарский, характеризуя те или иные звуки русского языка или
лексемы с маркированными фонемами периферии языка, которые они
описывают как тюркские, арабские и т.п., иногда меняют оценочность лексем
на нейтральную или положительную, например: чокуфа – мягкая подушка, на
которой сидят на востоке, в Азии, легкая, не очень большая; шафык – место
отдыха на востоке, похож на кровать, только квадратной формы, большой,
плоский; мясо, приготовленное по-восточному, мягкое, сочное; восточный
канал (арык).
Двуязычные репатрианты в Германии дают более высокую оценку
предполагаемым немецким реалиям: фрыш – немецкое слово: Frisch – свежий.
Крайне редко, но в восприятии в первую очередь двуязычных
информантов может смениться и культурологическая характеристика лексемы,
то есть лексемы, ранее характеризовавшиеся как французские, испанские или
азиатские, тюркские, немецкие, в анкетах двуязычных информантов могут
менять свою ориентировку, например: ремилая – мазь восточного
происхождения, при болях в суставах, ревматизме; девушка, может,
арабская, очень красивая; лобадин – нечто арабское; толеанис – красивый
африканский цветок; нем. информанты: зейхац – еврейская фамилия;
советское название, обозначение кого-то при власти, органа власти: «Зейхац
объявил», «Зейхац решил провести»; толеанис - нация, он толеанис (как
немец); зюдрекыр – Disk-Jokey, английское слово.
Как мы видим, знание двух или нескольких языков размывает
национально ориентированные границы звуковых ассоциаций, ослабляет или
меняет оценку лексем. А знание семантики иноязычных слов переключает наше
внимание на содержательную сторону языкового знака.
Прожив четыре года в Израиле, Дина Рубина пишет: «Однако, живешьживешь, и привыкаешь… Более того – постепенно теряешь чувствительность
«русского уха» к звучанию слова, начинаешь прилагать немыслимые усилия,
чтобы не засорять речь привычными названиями на иврите… Прошло
несколько лет, и я совершенно спокойно слушаю в последних известиях и про
мошавников, и про кибуцников. Да что там! – абсолютно не моргнув глазом
перевариваю какое-нибудь «мемшала мехуевет» (правительство обязано)…
Больше не ассоциирую. Сознание отсекает…» [10, с.6 ].
Действительно, вхождение в новую языковую среду, знание плана
содержания ранее незнакомых языковых единиц, переключает внимание
двуязычных или полиязычных носителей на смысловые ассоциации и
подавляет фонетические. Более того, новый язык кажется более простым и
удобным, так как он лучше приспособлен к реалиям новой жизни, которым
трудно найти эквивалент в родном или просто ранее знакомом языке.
ЛИТЕРАТУРА
1. Рубина Д.И. «Я не любовник макарон», или Кое-что из иврита. – URL
http://lib.rus.ec/b/100284/read.
2. Пушкин А.С. Гробовщик// Пушкин А.С. Евгений Онегин. Драматические
произведения. Романы. Повести. – М.: «Худож. лит-ра, 1977, БВЛ, С.2,
Т.104. – С. 436 – 441.
3. Пушкин А.С. Борис Годунов // Там же. – С. 203 – 274.
4. Кюглер Поль. Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое. – М.:
ПЕРСЭ, 2005. – 224с.
5. Данилова М.Э. Семантика рифм современной английской лексики
(фоносемантический аспект). – АКД, Пятигорск, 2007. – 23с.
6. Живов В.М., Успенский Б.Н. Центр и периферия в языке в свете
языковых универсалий // ВЯ, №5, 1973. – С.24-35.
7. Журавлев А.П. Фонетическое значение. – Л.: Изд-во Ленинградского унта, 1974. – 160с.
8. Якобсон Р.О. О теории фонологических союзов между языками // Роман
Якобсон, Избранные работы. – М.: «Прогресс»,1985 – С.95-107.
9. Фомина Т.Г. «Свои» и «чужие» в восприятии звуковой формы языка//
Проблемы социо- и психолингвистики: Сб. ст. /Отв. Ред. Т.И. Ерофеева;
Перм. ун-т. – Пермь,2002. – Вып.1. – С.84 - 89.
10.Рубина Д.И. Там же: URL http://lib.rus.ec/b/100284/read.