Расширенный Евросоюз как партнер России
реклама
Иван Иванов РАСШИРЕННЫЙ ЕВРОСОЮЗ КАК ПАРТНЕР РОССИИ Современная политическая и экономическая карта Европы кардинально изменились. В 2004 г. Европейский Союз осуществил пятое по счету и наиболее масштабное расширение. Теперь в его составе насчитывается 25 стран с территорией 3,9 млн км2, населением 457 млн человек и совокупным ВВП около 10 млрд. евро. «Это самым фундаментальным образом увеличивает, – подчеркивает Комиссия ЕС, – политический, географический и экономический вес Евросоюза на континенте Европы».1 Действительно, на этом, по сути, кончается «потсдамская» модель устройства Европы, сложившаяся после Второй мировой войны. Через 15 лет после распада СССР и социалистического лагеря государства ЦВЕ вступили в Евросоюз, и перешли таким образом к участию в иной, «амстердамской», модели своего дальнейшего развития в условиях европейской интеграции с эпицентром на западе континента. В современной Европе остается всего два основных самостоятельных игрока – Евросоюз и Российская Федерация. Обе стороны в официальных документах заявляют о своем стратегическом партнерстве, и оно действительно диктуется самой жизнью. «Европа, – подчеркивал в своей речи в германском бундестаге Президент России В. Путин, – твердо и надолго укрепит свою репутацию мощного и действительно самостоятельного центра мировой политики, если она сможет объединить свои собственные возможности с возможностями российскими – людскими, территориальными и природными ресурсами, с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России». «Со своей стороны, России и странам на Западе СНГ, – отмечала Европейская комиссия, – должна быть предложена перспектива иметь свой интерес на едином внутреннем рынке ЕС».2 Именно поэтому Россия и ЕС заключили между собой Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), приняли стратегии взаимных отношений, ведут проработку Общего европейского экономического пространства, обмениваются мнениями о будущих контурах Большой Европы в целом, ищут новые пути обеспечения безопасности на континенте, включая борьбу с международным терроризмом и организованной преступностью. Однако жизнь показывает, что глобальные намерения сторон и конкретная практика взаимоотношений – вещи взаимосвязанные, но не всегда взаимообусловленные, 259 часто между ними существует ощутимый разрыв. Расширение ЕС на восток в этом смысле – не исключение. Текущие вопросы взаимоотношений Разумеется, присоединение тех или иных стран к ЕС является внутренним делом их властей и Евросоюза. Согласно ст.49 Договора о Европейском Союзе, участником ЕС может быть любая европейская страна, удовлетворяющая критериям такого членства. Для этого есть и объективная база в виде общности истории, географии, традиций и ценностей европейских народов. Поэтому в условиях глобализации процесс региональной интеграции может иметь свою пространственную динамику (от 6 стран в 1957 г. до 9 в 1973 г., 10 – в 1981 г., 12 – в 1986 г., 15 – в 1995 г.). Именно ее, видимо, имел в виду видный «строитель европейского дома» Жак Делор, когда он в интервью газете «Фигаро» говорил о Европе, «представленной концентрическими окружностями». 3 Однако правила международной торговли, в том числе дух и буква ст. XXIV ГАТТ/ВТО требуют при этом учета законных интересов третьих стран, в данном случае России. Они также требуют, чтобы стимулы расширения внешней торговли со складывающимися экономическими группировками (trade creation) преобладали над факторами, отклоняющими товарные потоки от третьих стран на внутренние рынки таких интеграционных объединений (trade diversion). Для оценки соотношения этих двух противоположных последствий правила ГАТТ/ВТО и сложившаяся практика предусматривают проведение торговых консультаций между интеграционными группировками и заинтересованными третьими странами. Формально этот принцип в отношениях России и ЕС при расширении последнего на восток был выдержан. В финальных коммюнике совместных саммитов специально подчеркивается стремление сторон даже в условиях расширения Евросоюза увеличивать объемы хозяйственного сотрудничества России как со вступающими в него странами, так и с расширенным ЕС в целом. С января по апрель 2004 г. прошли специальные консультации с целью учета интересов России при расширении ЕС, завершившиеся подписанием соответствующего Протокола. Тем не менее, в реальности последствия расширения ЕС для России неизбежно будут неоднозначными и противоречивыми, причем как в торгово-экономическом, так и в более широком – историческом и геополитическом – контексте. Чисто экономически, можно ожидать, что присоединение новых стран к ЕС повысит темпы их экономического роста, а в результате увеличится и их спрос на 260 российский экспорт. Согласно прогнозу, уже в 2004 г. у «новых европейцев» они будут выше прежних и выше, чем в странах основного ядра ЕС.4 Удлиняется общая граница России и ЕС, что позволяет сторонам шире практиковать приграничное хозяйственное сотрудничество, в частности, используя опыт, накопленный на российско-финской границе. Единообразие правил деловых операций на более широком пространстве расширившегося ЕС облегчает деятельность обосновавшихся там российских предприятий, сокращает их накладные расходы. Организационно проще станет вести торговые переговоры, ибо они переходят в компетенцию Брюсселя. На место существовавшей подчас недостаточно развитой правовой базы хозяйственного взаимодействия с каждой из присоединившихся стран приходит комплексное Соглашение о партнерстве и сотрудничестве Россия – ЕС. Вовсе не собираются забывать о российском рынке и деловые круги стран ЦВЕ, особенно после трудностей, с которыми они столкнулись, переориентировав свои операции с Востока на Запад Европы. В стратегическом плане расширение ЕС, с учетом законных интересов России, могло бы сыграть конструктивную роль и при формировании в будущем Общего европейского экономического пространства и Большой Европы в целом (или, по терминологии ЕС, «A Wider Europe»). Однако все эти преимущества с трудом поддаются обсчету и требуют для своей реализации политической воли и согласованных усилий сторон. В то же время у России в связи с расширением ЕС возникает и немало конкретных трудностей, крайне важных для страны с позиций национального прагматизма. Поэлементно они сводятся к следующему. Таможенное обложение. После присоединения новых стран к ЕС их импорт из России облагается пошлинами по ставкам Общего внешнего тарифа ЕС, которые номинально, как правило, ниже прежних национальных. Но здесь есть свои исключения, затрагивающие ряд основных товаров российского экспорта. Это, прежде всего, природный газ, таможенное обложение которого в странахкандидатах с переходом на тариф ЕС повышается с 0% до 0,7% (что дает расчетный негативный эффект порядка 30 млн долл. в год), алюминий и его сплавы (пошлины возрастают с 0% до 6%), тепловыделяющие стержни для АЭС (ТВЕЛы) и ряд химикатов. Взвешенный по итогам торговли за 2000 г. этот переход с одного уровня таможенного обложения на другой дает разный эффект по различным странам. Если на Кипре, в Польше и Турции, например, он равен соответственно 10 млн, 20-27 млн и 82-84 млн долл. в пользу российских экспортеров, то в Чехии и Венгрии они оказываются в убытке в размере 68 млн и даже 196 млн долл. 261 Нетарифные ограничения. Вступая в ЕС, «новые европейцы» должны были отменить все свои квоты на импорт, в том числе из России, ибо в Евросоюзе эти ограничения применяются лишь в исключительных случаях. Однако одно такое исключение сильнейшим образом затрагивает российский стальной экспорт, так как значительная часть его номенклатуры подпадает под квотное соглашение по некоторым видам стали между Россией и ЕС, а к нему теперь присоединяются и новые страны, где таких ограничений ранее не было. Конкретно речь идет о листовом прокате, катанке, прочем сортовом прокате, о рулонах для дальнейшей прокатки. Поэтому при включении стран ЦВЕ в существующие квоты ЕС российские экспортеры стали оказались перед перспективой убытков от сокращения экспорта на эти традиционные для них рынки в размере более 150 млн долл. (в том числе Кипр – 0,7 млн, Венгрия – 7 млн, Польша – 10,1 млн, Эстония – 11 млн, Турция – 111,6 млн долл. и т. д.). Основным же препятствием на пути российского промышленного экспорта в ЕС грозят стать различия в технических стандартах, в частности, при переходе новых стран с прежних стандартов СЭВ и ГОСТов на стандарты и системы сертификации Евросоюза. Разумеется, обе стороны в определенных объемах прибегают к гармонизации своих стандартов со стандартами ИСО (Международная организация по стандартизации). В России число обязательных государственных стандартов будет сокращено. Однако поле различий остается значительным, и оно уже сейчас влияет на российский экспорт. Это имеет место, например, в атомной энергетике, ибо блоки АЭС, построенных ранее в ЦВЕ и Балтии по российской технологии, подлежат, по правилам ЕС, остановке или модернизации, что означает для нас потерю здешних рынков атомного оборудования, ядерного топлива и сопутствующих услуг. По крайней мере, мы пока допущены к модернизации всего двух таких объектов. При экспорте российской электроэнергии в ЕС возникает, по меньшей мере, 17 технических различий в стандартах ее передачи и распределения. Такие же различия затрудняют участие российских фирм в торгах и тендерах в странах ЕС, особенно при подрядном строительстве. К числу нетарифных барьеров, изменяющих товарные потоки, могут быть отнесены и некоторые неофициальные нормативы ЕС, особенно в области энергетики. В частности, на новых членов распространяется рекомендация не импортировать из одного источника более 30% нефти. А поставки российского ядерного топлива в ЕС, искусственно и вопреки положениям ст. 22 СПС, лимитируются в 25% его потребления 262 Венгрия и Чехия уже заместили часть потребляемого российского ядерного топлива французским. Существуют ли теперь эти лимиты? Вообще же этим странам придется следовать общей энергетической политике ЕС, предусматривающей максимальную диверсификацию источников энергоснабжения в радиусе 5-7 тыс. км от ЕС и замену к 2030 г. 20% потребляемого трубопроводного газа сжиженным (СПГ), который Россия в Европу не экспортирует. Учитывая, что новые страны примерно на 90% зависят от поставок топлива из России, все эти меры затрагивают именно нашу долю местных рынков. Членство в ЕС открывает двери для «экспорта» в страны ЦВЕ придирок Евросоюза к ряду условий наших долгосрочных контрактов на поставку газа. Антидемпинговые процедуры и защитные меры в торговле. Антидемпинговое законодательство в присоединившихся странах либо отсутствовало, либо не применялось сколько-нибудь широко и жестко. Лишь в Польше против российского экспорта были направлены четыре таких защитных процедуры (уголь, нитрат алюминия, тракторы, горячекатаный лист). Однако эта ситуация в корне изменяется после присоединения данных стран к ЕС. Во-первых, на них распространяются все антидемпинговые ограничения российского экспорта, которые действовали в самом Евросоюзе (сейчас их 12), а главное, существующий в этой области правовой вакуум заполняется антидемпинговым законодательством ЕС. И хотя с признанием России как страны с рыночной экономикой наиболее одиозные антидемпинговые правила с нее, вроде бы, сняты, они почти в том же объеме перенесены ныне в «рыночные» антидемпинговые регламенты ЕС. Во-вторых, можно ожидать потока жалоб со стороны промышленности самих «новых европейцев», которая столкнется с открытой конкуренцией «основного ядра» ЕС и будет испытывать нелегкие времена. Как бы там ни было, в результате распространения на новые страны ЕС действующих антидемпинговых процедур против России ее ущерб может составить: по Словении – 0,1 млн, Кипру – 1,2 млн, Чехии – 3,9 млн, Эстонии – 13,4 млн, Венгрии – 13,5 млн, Польше – 13,6 млн. Транзит. Страны ЦВЕ и Балтии всегда были для России воротами на рынок ЕС. Через их территории идут транзитом, например, до 90% нефти и весь газ, направляющиеся на рынок Евросоюза. На очереди – новые нефте- и газопроводы. Замена национального режима транзита стран ЦВЕ (который подчас был усложненным и мало предсказуемым) на единые транзитные правила ЕС делает ситуацию 263 в данной области единой и более прозрачной. Однако применение правил ЕС в отношении установления транспортных тарифов может привести к значительному увеличению расходов российских фирм на транзит внешнеторговых грузов по этим направлениям. По крайней мере, после вступления Финляндии в ЕС в 1995 г. Россия была вынуждена переориентировать часть транзитных потоков через эту страну на Балтию. Со вступлением в ЕС стран Балтии свобода выбора наших экспортеров в транзите значительно сузилась. Не исключено, что благодаря финансам ЕС «второе дыхание» приобретет и ряд проектов транзита в обход России, которые новые страны самостоятельно осуществить пока не в состоянии. Речь может идти, в частности, о нефтепроводе Одесса–Броды– Гданьск как альтернативе нашему экспорту каспийской и среднеазийской нефти через Босфор, а также о проекте «Трасека» (южный транзитный путь из Азии в Европу), который осуществляется при технической помощи ЕС и куда Россия не допускается. Готовится подключение новых членов ЕС к трубопроводным и танкерным поставкам газа из Северной Африки и к проекту «Навуходоносор» – магистральному газопроводу ИранТурция-Балканы-Австрия. Приграничное сотрудничество и визовый режим. Со вступлением в ЕС стран Балтии и Польши протяженность общей границы между Россией и ЕС возросла, что позволяет шире и полнее использовать ценный опыт приграничного хозяйственного сотрудничества, накопленный, в частности, в отношениях с Финляндией. Напрямую начинают сотрудничать друг с другом и таможенные органы сторон, в том числе в борьбе с контрабандой, наркотрафиком, торговлей людьми и их органами, а также с манипуляциями в декларировании грузов. Но одновременно «новые европейцы» ввели в отношениях с Россией шенгенский визовый режим, заменивший прежние двусторонние безвизовые режимы. Конечно, намерения ЕС плотнее закрыть свои границы перед нелегальной иммиграцией, наркоторговлей и преступностью понятны. Понятна и негативная реакция общественности Евросоюза против этих явлений. Непонятно только, при чем здесь Россия? Ведь власти стран ЕС сами наводнили свое общество выходцами из Африки, Азии, Арабского мира, Балканского региона и т.д., хотя с самого начала было очевидно, что вместе с ними в ЕС проникает криминал. К тому же, главный поток иммигрантов шел отнюдь не через российские, а через южноевропейские границы. Так, доля России в общей иммиграции в ЕС в последние годы не превышала 1,5%, а в накопленной иммиграции она еще меньше.5 264 Соответственно, новые визовые правила бьют прежде всего по деловому общению и туризму России и новых стран ЕС, нанося ущерб обеим сторонам. Особые проблемы в этой связи возникают у Калининградской области, где даже режим сообщения с основной территорией России стал «квазивизовым». Иностранные инвестиции. Неблагоприятная ситуация может возникнуть и в плане привлечения в РФ иностранных капиталовложений. В расчете на эффект расширения в новые страны ЕС могут уйти многие из тех инвестиций, которые в иных условиях могли бы быть направлены в Россию. По крайней мере, уже сейчас фирмы и банки США, Японии, Швейцарии и Юго-Восточной Азии стараются «застолбить» для себя отдельные секторы хозяйства стран ЦВЕ аналогично тому, как они ранее десантировались в ЕС при его создании. Поэтому, несмотря на количественный рост иностранных инвестиций в Россию, ее доля в мировом объеме прямых зарубежных капиталовложений застряла в последние годы на уровне 0,4%.6 Преференции в торговле. Своеобразная головоломка складывается и в сфере торговых преференций. С одной стороны, на рынки вступивших государств распространяются тарифные преференции в торговле, которые ЕС предоставляет России. С другой – на те же рынки распространяются и гораздо более обширные преференции, которые ЕС предоставляет развивающимся и ряду сопредельных стран. Это ухудшит конкурентные позиции, занимаемые на данных рынках теми российскими экспортерами, которые предлагают продукцию, аналогичную или сходную с товарами иных странбенефициаров, в первую очередь, по полуфабрикатам и изделиям низкой и средней технологичности. Подробных расчетов по конечному эффекту наложения друг на друга этих двух различных схем преференций не производилось. Однако можно с достаточным основанием утверждать, что для России он будет негативным. Действительно, Россия, в силу энергосырьевой структуры своего экспорта, лишь в небольшой степени способна воспользоваться преференциями ЕС, ибо они распространяются на готовые промышленные изделия. К тому же сфера применения этих преференций поэтапно сокращается, и ныне они покрывают лишь половину позиций общего внешнего тарифа ЕС. В то же время преференции для сопредельных стран в рамках региональных торговых соглашений распространяются на 80% позиций, а для развивающихся стран-участников Договора Котону – даже на 95%. Неизмеримо больше насчитывается и странбенефициаров второго типа преференций: фактически из 148 членов ВТО ими пользуются около 130. Поэтому российские экспортеры таких, например, товаров, как металлы, 265 химикаты, стройматериалы, полуфабрикаты, заготовки и т.п., теперь сталкиваются на рынках новых стран ЕС с резко возросшей конкуренцией развивающихся и близких к ним стран, чьи товары и без того имеют, как правило, пониженные издержки производства. Единая аграрная политика ЕС. Картина здесь также противоречива, причем с вероятным конечным негативным эффектом для России. С одной стороны, ЕС активно субсидирует свой аграрный экспорт. С определенными ограничениями такая же практика распространяется и на новые странычлены ЕС, что может удешевить для России закупки их сельхозтоваров (а они значительны). Однако уже практически решено, что такое субсидирование будет применяться в этих государствах не единообразно, а постепенно, с исходного порога 25% от норм ЕС-15, что резко уменьшает указанные выше выгоды. Более того, и сам бюджет аграрных субсидий ЕС будет в перспективе снижаться, в том числе во исполнение решений ВТО, что в еще большей степени обесценивает наш возможный выигрыш. Наоборот, рынки самих этих стран в виду аграрной политики ЕС окажутся фактически закрытыми для российского экспорта, ибо цены на отечественную продукцию будут при ввозе в ЕС повышаться до уровня внутренних цен Союза. Таким образом конкурентоспособность российских фермерских хозяйств будет резко занижена. Сам режим аграрного импорта в ЕС является наименее предсказуемым и подвергается постоянным изменениям. Летом 2002 г. это ощутили на себе, например, экспортеры российских зерновых, а весной 2004 г. – шоколада. В дополнение к обычной адвалорной пошлине в 9%, импорт шоколада в Восточную Европу и Балтию облагается теперь еще «уравнительным» сбором, подгоняющим его цены к конкурирующим ценам на местных рынках (до 15%) плюс специальным сбором за содержание в нем молочных жиров, крахмала, глюкозы и т.д., что заглушает нормальную конкуренцию. Обобщая вышесказанное, можно целиком согласиться с польскими экспертами, считающими, что расширение ЕС приведет, в целом, именно к перераспределению торговых потоков (trade diversion), а не к их созданию (trade creation) для всех стран СНГ, включая Россию.7 В пользу такого вывода говорят и имеющиеся исторические параллели. Так, заключение Европейского соглашения (соглашения об ассоциации) между Польшей и ЕС в свое время привело к «обострению конкуренции на польском рынке для всех поставщиков стран СНГ», причем это касалось 75% польского импорта.8 Но если положения Европейских соглашений, работавшие против поставщиков из третьих стран, вводились в силу поэтапно, то расширение ЕС вводит аналогичные меры одновременно и в полном объеме. Поэтому, например, присоединение к ЕС такого крупного торгового 266 партнера России, как Финляндия, обернулось для российских экспортеров переплатой таможенных платежей на сумму более 100 тыс. фин. марок, дополнительным расчетным убытком по антидемпинговым процедурам в 27 млн долл. и сокращением объемов военно-технического сотрудничества с 98 млн до 7 млн долл. Нет никаких гарантий, что новое расширение ЕС не приведет к аналогичным результатам. Перспективы и проблемы стратегического партнерства Сказанное заставляет задуматься о том, какого партнера будет иметь Россия в лице Европейского Союза в строительстве Большой Европы. К размышлениям побуждают не только объективные показатели, но и субъективные факторы. Те, кто когда-либо вел переговоры с «еврочиновниками», знают, как сложна и застойна эта процедура и насколько трудно бывает превратить общеполитические декларации и даже договоренности сторон в реальные дела. Переговорные позиции ЕС всегда являются плодом компромисса участвующих в нем стран (которых теперь стало 25, а в перспективе будет 28 и даже больше). Потому данные позиции, во-первых, отражают, особенно по вопросам, требующим единогласия, взгляд государства-члена, наименее заинтересованного в их положительном решении, а во-вторых, оставляют за Комиссией ЕС крайне узкое пространство маневра. Так, например, если для скандинавских странчленов, Германии, Польши и Литвы очевидна необходимость достижения конструктивной договоренности с Россией по Калининграду, то в южных странах ЕС эта тема отнюдь не рассматривается как приоритетная. Со своей стороны, Комиссия ЕС в таких случаях либо страхуется, занимая на переговорах даже более жесткую исходную позицию, чем ей было предписано, либо прибегает к собственной, не всегда конструктивной интерпретации тех проблем и позиций, которые остались непрописанными или же нечетко отраженными в ее мандатах. В итоге, сами же западные политологи признают, что «внешнеполитический потенциал ЕС еще крайне недоразвит»,9 а это лимитирует способность Евросоюза к партнерству. Разумеется, все это чувствует на себе отнюдь не одна Россия. Те же причины не позволили Евросоюзу, например, оперативно отреагировать на трагические события 11 сентября 2001 г. в США. Однако на отношениях с Россией в кругах ЕС сказывается и тот факт, что большинство его государств-членов принадлежит еще и к иным системным блокам западных стран со своей собственной дисциплиной и особыми интересами. Поэтому, в частности, задерживается выработка модальностей взаимоотношений России с ЕС по такой важнейшей тематике, как «европейская оборонная самобытность». Несмотря 267 на очевидный потенциал сотрудничества по всем ее трем составляющим (реакция на гражданские кризисы, миротворчество, военно-техническое сотрудничество), он за последние три года был реализован лишь в минимальной степени и на разовой основе. Главная причина этого в том, что ЕС считал необходимым сначала договориться по вопросу о такой «самобытности» с Соединенными Штатами и НАТО и только потом обсуждать вопрос с Россией. В итоге, за последнее время политическая составляющая в отношениях России с НАТО развивалась гораздо более динамично, чем с ЕС. В еще большей степени над нашим возможным стратегическим партнерством довлеют мировоззренческие различия сторон в его интерпретации. Действительно, если в российской стратегии четко делается акцент именно на развитии сотрудничества с ЕС и на нашем посильном вкладе в становление Большой Европы, то брюссельская стратегия выглядит, скорее, мессианской и делает упор на преобразовании Большой Европы, включая Россию, по собственным стандартам, меркам и ценностям. Как следствие, российский прагматизм сталкивается здесь с брюссельским идеализмом, что не выглядит столь уж невинным или чисто философским занятием. Составной частью этого мессианства являются претензии ЕС на роль старшего партнера в тандеме с Россией, отрицание ее специфики, видение ее предназначения лишь в «ученичестве» у остальной Европы. Такая асимметрия в идеологии взаимоотношений также не является секретом ни для европолитиков, ни для местных политологов. Например, видный эксперт Европейского центра политических исследований (СЕПС) М.Валь характеризует стратегию ЕС в отношении России как «слабую производную» от имеющихся у него «европейских соглашений» с малыми или сопредельными странами Европы. При этом основную задачу нашей страны Брюссель видит в усвоении экономических и политических норм ЕС.10 На прикладном уровне это выражается в упорном навязывании России, к месту и не к месту, aсquis communautаire как альтернативы ее собственной правовой системе. По крайней мере, преимущественно такое наполнение имело до сих пор брюссельское видение Общего европейского экономического пространства. Разумеется, современное российское законодательство и законотворчество регулярно подпитываются зарубежными правовыми новеллами, особенно по тем направлениям, где наши собственные правовые конструкции, в силу известных исторических причин, неадекватны или отсутствуют. Но право ЕС не является единственным источником, из которого российские законодатели могут черпать правовые 268 нормы. Интересные элементы, подчас даже более близкие к нашим реалиям, можно заимствовать из законодательства США, Японии, Китая. Все сказанное отнюдь не отрицает необходимости стратегического партнерства России и ЕС даже с учетом отмеченных особенностей Евросоюза как партнера. В перспективе цивилизационный выбор России является европейским, и она не может ставить себя вне Большой Европы, равно как и эта последняя была бы ущербной без России. Поэтому обеим сторонам (и не только брюссельским, но и московским бюрократам) понадобится еще немало политической воли, обоюдного понимания и взаимного уважения для реализации политического партнерства. Возможными рамочными координатами, в этой связи, могут стать цели постепенного формирования в Европе Общего европейского экономического пространства» (или «A Wider Europe»), которое видится из Москвы как соглашение типа «ВТО плюс». Ее смысл состоит в утверждении между Россией и ЕС взаимоотношений по нормам и правилам ВТО с дополнительным углубленным сотрудничеством в отдельных секторах, где у сторон есть к этому интерес и готовность (энергетика, наука и техника, транспорт, экология, борьба с терроризмом и преступностью), причем круг этих секторов мог бы постепенно расширяться. Конечно, в рамках такого пространства часть проблем России, вызванных расширением ЕС, могла бы быть снята. Но жизнь в данном случае требует обратной логики, а именно: степень доверия сторон, необходимая для формирования такого пространства, может нарастать лишь постепенно, на базе практических взаимовыгодных решений. Главное же заключается в том, что в этом диалоге России нельзя отказывать в ее европейской идентификации. К сожалению, настроившись на волну расширения, и органы ЕС, и связанные с ними научные центры, и пресса попросту ставят знак равенства между понятиями «Евросоюз» и «Европа», выводя за ее границы все страны, которые не входят или не войдут в ЕС, в том числе Россию. «Все прежние расширения, – философствует, например, Генеральный директорат по связям с прессой и общественностью КЕС, – имели место в разделенной Европе. Нынешнее же дает шанс воссоединить континент». 11 Отсюда, кстати, вырастают и явные двойные стандарты в отношении России, укоренившиеся среди еврочиновничества. Например, хотя озабоченности России12 расширением были доведены до сведения ЕС еще в 1999 г. и тогда же и приняты к сведению рабочими органами СПС, собственно переговоры по ним начались только в январе 2002 г. (да и то лишь по поводу транзита между Калининградом и остальной Россией). По другим вопросам переговоры начались лишь в январе 2004 г. и были в 269 существенной степени скомканы. Более того, Европейский Совет в феврале 2004 г. ультимативно потребовал от России распространить СПС на «новых европейцев» с 1 мая, независимо и не взирая на результаты этих переговоров. В феврале 2004 г. Торговопромышленная палата России и Российский Союз промышленников и предпринимателей выступили с резким протестом против таких притязаний ЕС, нарушающих международное право и интересы отечественного бизнеса. Этот протест был доведен через «Еврошамберс» до сведения КЕС и Европарламента. Но ответом на это были лишь вежливые письма и повторение той же позиции ЕС в упомянутом выше документе Совета. Однако наиболее одиозным применением этих двойных стандартов стала тема неравноправного положения русскоязычного населения в Прибалтике. Хотя критерии приема в ЕС официально требуют уважения прав национальных меньшинств, для Латвии и Эстонии из этих правил были сделаны скандальные исключения. Такая позиция Комиссии ЕС не удовлетворила даже Европейский парламент. В своей резолюции, оценивающей ход расширения по состоянию на весну 2004 г., евродепутаты указали, в частности, что они «озабочены положением в Латвии тех людей, которые, хотя они проживают здесь уже в течение длительного времени, все еще страдают от нищеты, социальной маргинализации, не имеют ясно определенного гражданского статуса ввиду изменений в законодательстве о гражданстве, равно как и лишены правовой помощи в защите своих прав». Депутаты Европарламента предложили латвийским властям «незамедлительно предоставить этим людям статус резидентов и предпринять усилия с целью их интеграции в латвийское общество», в том числе при уважении их права обучаться на родном языке. Эстонии было указано, что «количество людей без гражданства (около 165 тыс. – И.И.) остается проблемой, требующей дальнейших усилий» от эстонских властей.13 Но Комиссия ЕС в очередной раз посчитала, что с правами русскоязычного населения в Прибалтике уже все «в порядке» и отказались обсуждать этот вопрос с Россией в рамках переговоров о расширении ЕС, заявив, что все это «не имеет отношения к расширению». Важно определиться и с тем, где все-таки ЕС видит свои границы. Не секрет, что в Евросоюз стремится часть политического истеблишмента Украины и Молдовы. Претендует на это и Грузия. В последнее время европейские политологи выдвигают концепцию особых отношений ЕС с «соседними странами», которые находятся за пределами нынешнего расширения. В числе таких стран называются Украина, Молдова, Беларусь. Здесь необходим самый серьезный и взвешенный диалог, причем очищенный от брюссельского мессианства и двоемыслия и уважающий интересы нашей страны. 270 Наверное, должна быть активнее и российская дипломатия, чего, в связи с расширением ЕС, с ее стороны длительное время не наблюдалось. Анализ проблемы недостаточен без оценки расстановки сил среди политической элиты России. Это особенно важно, ибо, наряду с прагматиками здесь имеется и «ультраевропейское» крыло, выступающее за сближение с ЕС ускоренным темпом и без особой оглядки на условия. Представители этого крыла понимают европейский выбор России не как общецивилизационный, а как конкретно экономический и политический, причем с согласием на патронаж ЕС. Для примера, можно сослаться на ряд исследований ИМЭМО, где утверждается, что «процесс… расширения ЕС на Восток не только не ставит препятствий на пути нашей интеграции в европейское экономическое пространство, но и создает для него благоприятные условия».14 Аналогичные мнения не раз звучали и на заседаниях Комитета «Россия в объединенной Европе», не говоря уже о работах Российско-европейского центра экономической политики.15 В основном, такие воззрения идут от недостаточной информированности их авторов о том, как реально работает Евросоюз и что он хочет от России. Однако здесь вполне можно усмотреть и непонимание или игнорирование интересов нашей страны. Очевидно, что Россия как мировая евроазиатская держава должна использовать все геоэкономические и геополитические выгоды своего положения, развивать политическое и хозяйственное сотрудничество по всем азимутам и потому не может служить исключительно «хинтерландом» (тылом) Евросоюза. В числе прочего, ей необходимо обеспечить ускоренное развитие Сибири и Дальнего Востока, куда сигналы, стимулирующие экономический рост, доходят из Европы крайне слабо, если доходят вообще. Наконец, на роль локомотива хозяйственного развития мира в XXI в. выдвигается пока Азиатско-Тихоокеанский регион, а не Западная Европа. Не случайно в «Концепции участия России в Форуме Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС)», утвержденной Президентом Российской Федерации, ставится «стратегическая задача поднять уровень нашего политического и хозяйственного сотрудничества с регионом АТЭС до уровня, ранее достигнутого Россией в Европе». Ультраевропейская ориентация не учитывает также интересы страны на постсоветском пространстве, включая хозяйственную интеграцию СНГ (центром гравитации для которой остается Россия) во всех ее нынешних форматах. У подобных воззрений, фактически отказывающих России в ее национальногосударственной самоидентификации, есть и существенный психологический изъян. Это 271 безосновательная мифологизация Евросоюза и завышенные расчеты на бескорыстное отношение к России с его стороны. На фоне реальных событий это выглядит как комплекс национальной неполноценности. Между тем, как справедливо отмечает российский социолог Э.Баталов, у значительной части российского общества к началу XXI в. уже сформировалось понимание того, «что США и Европу придется принимать такими, каковы они есть, научившись при этом защищать свои национальные интересы без покорной оглядки на Запад». По крайней мере 70% россиян, опрошенных ВЦИКОМ в мае 2001 г., «высказали убеждение, что Россия вправе принимать отвечающие ее интересам решения и при этом не оглядываться на другие страны».16 * * * «Учитывая неоднозначный характер влияния расширения Европейского Союза на условия сотрудничества с ним России и ее национальные интересы, РФ стремиться к максимальному использованию выгод такого расширения… при недопущении, устранении и компенсации возможных негативных последствий», – говорится в «Стратегии развития отношений Российской Федерации с Европейским Союзом на среднесрочную перспективу (2000-2010 гг.)». Поставленная таким образом задача остается ключевой в деятельности российской дипломатии на анализируемом направлении, и здесь она вправе рассчитывать на активную помощь отечественной общественной науки. 1 Doc. EC. COM (2003) 104 final, 11.03.2003, p.3 Ibid., p.4 3 См. Ч.Грин. Делор. Добро пожаловать в дом, который построил Жак. М., 2000, с.200 4 “Europe”, 8.04.2004, p.10 5 Doc. EC. COM (2003) 104 final, 11.03.2003, p.23 6 Ibid., p.20 7 E.Kaweska –Wyrzykowska, D.Rosati. The Impact of Accession of Central European Candidates to the European Union on Russia, Ukraine and Belarus. Trade and Investment Effect. Geneva, 2002, p.34 8 Ibidem. 9 М.Эмерсон. Слон и медведь. Европейский Союз, Россия и их ближайшее зарубежье. М., 2001, стр.21 10 CEPS. Working Document № 166. Brussels, 2001. 11 The European Union: Still Enlarging, Brussels, 2002, p.4 12 Речь идет о перечне из 15 пунктов, по которым у российской стороны возникала обеспокоенность в связи с потенциально негативным влиянием предстоявшего расширения ЕС на указанные сферы ее отношений с Евросоюзом. Список включал следующие позиции: тарифная защита, нетарифные ограничения, транзит, визовый режим, товарные потоки, инвестиции, инфраструктура, преференции в торговле, Общая сельскохозяйственная политика ЕС, политика в области конкуренции, борьба с организованной 2 272 преступностью, стандарты и сертификация, присоединение стран ЦВЕ к евро, оборонная политика, проблемы русскоязычного населения. 13 European Parliament. On Comprehensive Monitoring Report of the Candidate Countries, 11.03.2004, §§ 54, 72, 73 14 Расширение ЕС на Восток: позиции стран Евросоюза. М., 2002, стр.119-120 15 См., напр., «Россия и Европа: курс или дрейф». М., 2002; «Расширение ЕС: угроза или шанс для России». М., 2002 16 Э.Баталов. Россия и Запад: эволюция российского общественного сознания. Фонд «Мосты Восток-Запад». М., 2002, стр.19 273
