ЗВЕЗДА МУСЛИМА » ( из газеты «Московский Комсомолец» за 3

« ЗВЕЗДА
МУСЛИМА »
( из газеты «Московский Комсомолец»
за
3 декабря 1963 года)
« Щедро был одарен юный Муслим Магомаев музыкальным талантом
- редким слухом и артистической душой. Одного ему не было дано - голоса.
Между тем двенадцатилетний пианист, уже пытавший свои силы
и в сложном искусстве композиции, нестерпимо хотел петь. Насмотревшись
итальянских фильмов, он запирался в пустой квартире или уходил на берег
моря и яростно терзал свое горло. Наивно и требовательно заставлял он
голосовые связки воспроизвести только что слышанного Джильи или Карузо.
Он кричал так без малого год, словно томимый предчувствием, и голос,
грезившийся во сне, пришел к нему наяву. В 13 лет у Муслима появился бас,
позднее превратившийся в баритон.
С тех пор он поет
непрерывно.
После фестиваля в Хельсинки, после нескольких выступлений в
Кремлевском Дворце и по радио о Магомаеве стали говорить и писать - он
внушал большие надежды. Этой зимой Муслим уезжает в Италию, в Милан, где
намерен пройти школу.
АРТИСТИЧЕСКОЕ
В сущности юность Муслима - это исполнение его детских
желаний. Немногие могут похвастаться тем же. «Судьба, но не заслуга, скажете вы, - голос - дар свыше…». Пожалуй, и все-таки…
На стене его комнаты в Баку висит раскрашенная фотография
зрительного зала Ла Скала. Она старше его голоса, она ровесница его
мечты. Конечно, он фантазер и мечтатель: в 12 лет думать о Ла Скала. Но
мечтатель из тех, кто силой воли и устремленностью воплощает фантазии в
жизнь.
Я уже сказал, что Муслим заставил пробиться свой голос, как
нефтяники Апшерона заставляют пробиваться нефть, - силой. В конце концов
не будь этой одержимости, он мог так и остаться безвестным даром, тайным
и бесполезным кладом.
Когда же Муслим обрел голос, он отнесся к этому с серьезностью
редко встречающейся в его возрасте. Хорошее фортепьянное образование дало
ему исполнительскую культуру, на которую он опирается и до сих пор.
Тринадцатилетний мальчишка пел дни напролет, играя своим умением
подражать любому певцу и подражая всем попеременно, чтобы со временем
научиться самостоятельности.
Он садится за ватман и делает набросок трагического горбуна из
оперы Верди - каким он себе его представляет. Потом он гримирует свое
мальчишеское лицо, заворачивается в плюшевую скатерть и вместо жабо на
шею повязывает кружевную бабушкину салфетку. При запертых дверях идет
первая проба голоса в «Риголетто».
У юноши чуткая артистическая натура, которой доступна вся гамма
человеческих переживаний. Один из рецензентов, писавших о Магомаеве,
выразил удивление тем, что 19-летний парень передает сложные чувства с
силой человека, обладающего драматическим жизненным опытом. Тут нет места
удивлению: опыт духовной жизни не всегда измеряется возрастом.
За три дня до победы в Берлине был убит солдат - художник
Магомаев, отец Муслима. Его мать, актриса небольшого театра, играла
комических героинь, кочуя из города в город. Ребенок воспитывался у
близких родственников; окруженный их любовью, он все же знал непреходящую
горечь сиротства.
Послушайте «Бухенвальдский набат» в исполнении Муслима наполненную болью дань мертвым и предостережение живым.
- О чем ты думаешь, когда поешь эту песню? - спросил я его.
- О последнем письме отца, похожем на завещание…
МУЖЕСТВО
НЕ
ОТСТУПАТЬ
Муслима воспитывал его дядя, старый государственный и партийный
работник; воспитывали фронтовые друзья отца, навещавшие мальчика;
воспитывали письма из окопов войны - их он стал понимать позднее. Эти
письма учили прямодушию, строгости к себе, любви к людям и беззаветному
служению Родине. Окропленные кровью, они были священны и непререкаемы.
Муслим принципиален и требователен к себе. Он иронически морщится,
когда читает строки, в которых его хвалят за «великолепную школу». Муслим
уверен, что школы у него нет никакой, он только мечтает о ней. Он сильно
сомневается в своей «блестящей технике».
Муслим очень благодарен «своей старушке» преподавательнице
консерватории Сусанне Микаэлян: «Она не мудрила, а просто заботливо
сохраняла и развивала мой голос». Но это не называется школой. И
самообразование, и южный темперамент, придающий колорит исполнению, тоже
не называется школой и техникой.
Поэтому полгода назад Муслим удрученно сказал мне, размышляя о
своем будущем: « пожалуй, лучше уж быть приличным эстрадным певцом, чем
оперной посредственностью». Сейчас в преддверии новых перспектив, он стал
более оптимистичен.
Было время, когда Муслим стоял на распутье. Он сознавал, что
эстрадный оркестр, в котором он пел тогда, отнюдь не цель его устремлений
и не школа, которую он искал. И Муслим ушел в оперу, поначалу рядовым, на
70 рублей в месяц (в оркестре он зарабатывал в три раза больше).
Этому предшествовали внутренняя борьба, колебания и сыгравший роль
эпизод, о котором я хочу рассказать. На гастролях в одном областном
городе у певца пропал голос. Исчез, как если бы его никогда не было.
Муслим сидел в гостинице, соло-соло, как говорят итальянцы - совсем
один, и боялся попробовать голос. Это было не сомнение, а отчаянье.
Двенадцать дней, сто пятьдесят страшных часов, когда человек смотрит в
глаза своей судьбе...
Все обошлось, голос вернулся. Муслим ушел в театр.
ПЕВЕЦ
И
ГОЛОС
В его библиотеке между исследованием о доренессанской итальянской
живописи и монографией о Кранахе - старшем я увидел сборник карикатур с
немца Гейнриха Цилле. Чем он мог заинтересовать Муслима, лирика и
артиста, этот беспощадный к человеческим слабостям рисовальщик,
прозванный «отцом улицы»?
Я понял это, когда услышал арию о клевете - торжество всемогущей
посредственности, сильной не собою, а человеческими слабостями. Какое
ехидство, какой сарказм, какой голос - желчный, как сама желчь!
Певец брал уроки у графика.
Муслим как-то рассказывал мне об одном молодом баритоне, которого я
позднее увидел.
- Он слушает себя, - говорил Муслим. - У него красивый тембр и
великолепные верха. Когда он достигает их, он думает: куда направить
голос, какой оттенок ему придать? Он кое в чем даст мне сто очков форы…
Между прочим того баритона на бис не вызывали. Вызывали Муслима,
который во время исполнения не думает, «куда направить голос». Он
руководствуется непритязательной аксиомой: донести до слушателя не свой
голос, а исполняемую им вещь. Мыслящему и сознательному исполнителю, ему
претят повторения и подражание. Кто слышал однажды каватину Фигаро в его
исполнении, тот помнит не только виртуозный голос Муслима, но и
феерическое зрелище: бешеный темп, вихрь жестикуляции, неповторимое лицо
мима - смена выражений на нем происходит с калейдоскопической быстротой.
Это общее мнение - он незаурядный актер.
Профессор Р. Захаров писал о его голосе: «Магомаев показал себя
вокалистом редкой одаренности. Он наделен от природы не только
исключительными вокальными данными, но и актерским талантом…»
Как правило, певцы утомительны в быту. Они нянчатся со своим горлом,
кутают его в пуховые кашне, с ужасом смотрят на открытую форточку и
боятся сквозняка больше, чем непроданных на их концерт билетов. В
компании они поют шепотом.
Муслим Магомаев курит, ходит по улице с открытым горлом, поет по
первой просьбе. Он хочет поставить свой голос выше случайностей.
ПЕРВЫЙ
СОЛЬНЫЙ
10 ноября в зале имени Чайковского в Москве был первый сольный
концерт Муслима Магомаева.
Успех в известной мере предопределил уже состав публики:
большинство были поклонники юного баритона. Перед подъездом стояла
толпа, скандирующая: «Нет ли лишнего билета?».
Популярность Магомаева растет. Его знают многие радиослушатели и
телезрители. В месяц он получает до 150 писем.
Программа концерта была классической, обширной и разнообразной. С
самоуверенной запальчивостью молодости Муслим подготовил ее за предельно
короткий срок. Это был форсаж собственных сил, и это не могло пройти
незамеченным.
В антракте он сидел в артистической, обжигаясь, лихорадочно пил
чай, и струи пота бежали по его лицу.
Первое отделение и часть второго Муслим пел не в полную силу
голоса. Он чувствовал себя не вполне здоровым, он опасался, что не хватит
сил до конца. Хватило. Его триумфом была каватина Фигаро. Вместо
названных в программе 16 вещей он спел 23. Публика долго не расходилась,
рукоплескания не прекращались.
Муслим знает цену успеха. Раскланиваясь, он искал глазами те лица,
мягкое одобрение которых для него много ценнее шумных оваций иных
экзальтированных и не очень требовательных поклонников.
… В Баку филармония носит имя Магомаева. Гуляя как-то ночью по старой
крепости, я попал в узкую улочку - улицу Магомаева. Это дед Муслима,
первый оперный композитор Азербайджана. Земляки говорят о Муслиме младшем: «Пусть будет он достоин своего знаменитого деда».
Муслим стоит в начале большой дороги - ему 21 год, все в его руках.
От него зависит, мелькнет ли новая звезда ярким метеоритом или долго и
сильно будет светить людям с небосклона искусства.
В. Буханов,
специальный корреспондент АПН