Сезонные явления

Елена Шпартко
Сезонные явления
Реплики
за кулисами Старого театра.
Голоса
Автор
Актер
Актриса
Девушка
Курьер
Ассистентка
Музыкант
Рабочие сцены
…сначала было темно
глаза долго не могли привыкнуть
казалось, там жили только голоса и музыка
из них – фразы, которые называются репликами
их подают и бросают
такая игра
Девушка
темнота
и слабый луч света
красивая музыка – откуда?
давно, кажется позабыв обо всем на свете
оставленная в темноте
но капризный луч - все ярче, в уставшие глаза
рука ядовито заслоняет лицо
музыку глушит рабочий шум
1-ый рабочий сцены. Эй, девушка! Это я вам, вам! Не ходите сейчас по сцене, а то
провалитесь куда-нибудь – быть беде!
Девушка. А что – здесь часты провалы? Я только хотела…
1-ый рабочий сцены. Потерпите!
2-ой рабочий сцены. За вами и так придут (смеются).
Девушка. Извините.
1
вот темнота дрогнула, зашуршала
куда-то поплыла большая страшная декорация
она выглядела очень знакомо
на ее место встала другая
свет
реквизит
что-то будет
Проходная комната в театре, назначение которой весьма условно. Вдалеке – окно,
виден строгий городской профиль и времена года. У стены диванчик очень домашнего
вида. Старое фоно. Столик. Листы бумаги. На стенах расписания, графики,
постаревшие афиши и календари. Разбросаны репетиционные юбки и обувь –
жуткие кирзовые сапоги, чешки, стоптанные туфли и т.п. Повсюду забыты чашки и
кружки разного сервизного происхождения, пара-тройка, конечно же, с отбитыми
ручками. Некоторые чашки уже давно используются как пепельницы. Для этой же
цели на подоконнике приспособлена пустая консервная банка. На полу ваза с сухими
цветами. Справа выход на сцену, слева коридор с гримерками и актерским буфетом.
Наверху открытая галерея. Она плохо освещена.
Комната может показаться жилой, если бы не время от времени выставляемые
здесь кронштейны с одеждой разных культурных эпох, причудливые и неслучайные
декорации. В них-то и звучат голоса Старого театра.
Явление первое
На ощупь
Курьер. Да, да, оставьте так: она стояла в театре, в углу, за кулисами…
Автор (записывает на лист1). Это как в песне?
Курьер. В хорошей старой песне. Как по нотам.
Автор. Она стояла в театре…Одна?
Курьер. Пока еще жила чем-то своим.
Девушка. ...Далекими днями, безвестными улицами, шарфами, которые душат, но не
греют… такая, обычная...
Курьер. Нет. Сначала она просто робела.
Девушка. Улыбалась через силу
Курьер. Улыбалась…
Девушка. Ходила чуть ли не на цыпочках, ощупывала стены. Все так ново,
непонятно... театр. Пахнет кофе и нафталином.
Курьер. Порой хмурилась. Я думал - подражает осени. Про что-то красиво скучает.
Автор. А мотивация? Сюжет? У нее был сюжет?
Курьер. …как после многомноготочия. Еще я помню голос. Она рассказывала... ему...
Автор. Кому?
Курьер. Про снег и пустые трамваи - тонко так, правильно.
Девушка. Нет, нет, все было неправильно!
Курьер. Она звучала нефальшивой нотой. Мелькая в тусклых коридорах театра, в
актерском буфете с медленной чашкой чая, в шуме репетиций. И даже теперь, когда
исчезла, - звучит. А я слышу - будто отголосок сорванного спектакля.
Автор. Это плохо.
Курьер. На узком лбу девушки лежала страшная невозмутимая морщина. Лукавство.
Тайна.
Девушка. Нет же...
…потрепанный экземпляр некой пьесы: его носит с собой Автор, записывая отдельные фразы и теряя
листы, Девушка случайно путает страницы, какие-то - отдает Актеру, по другим Курьер сверяет текст и
«суфлирует», т.к. отдельные сцены, вообще говоря, могут оказаться репетициями и не более того.
1
2
Автор. Слишком искусственно.
Курьер. Значит - искусство.
Автор. Все равно – в этом гудит какая-то пустота. Вот-вот лампочки в коридорах
перегорят от скуки и лифты застрянут.
Курьер. А как же тогда?
Автор. Надо, чтоб про каждого, чтоб с полуслова... и сильно, как волной накрывает
или болезнью подкашивает.
Курьер. А как же?.. Ведь она была. Была?!
Автор. Я не знаю.
Курьер. Тогда вы не Автор!
Автор. Тогда кто? Может быть, вы? Насколько я знаю, в театре вы всего лишь
мальчик на побегушках. Переносите бумажки из кабинета в кабинет. Вот и
переносите.
Курьер. Но ведь она была. А здесь про нее ничего нет?
Автор. Это другая история. …Не знаю.
Курьер. Да что вы все заладили: не знаю, не знаю… Это не вы, что ль, написали?!
Автор. Я, но порой персонажи ведут себя очень капризно… и на следующий день их
не узнать… На бумаге – простаки, в гримерке – герои, на сцене – уже негодяи, а на
устах – чистая случайность. Куда там…
Курьер. Зато вас часто ставят. Как так получается?
Автор. Просто пытаюсь не жить…как это?..
Девушка. …далекими днями, безвестными улицами, душными шарфами…
Автор. Вот-вот.
Курьер. Ваша пьеса хорошо заканчивается?
Автор. Вполне.
Курьер. Это правильно. Сейчас это очень правильно.
Автор. Ваш покорный.
Курьер. А начинается?
Девушка. …А начиналось все осенью. Дождь хлестал по лицу. Холодно. Щурила
глаза и открывала сердце. На проспекте гудела пробка, а будний день стекал в метро.
По мостовой, через столики кафешек, бежал поток небесно-голубой воды. Что
творилось?! Боже мой… Лавочки пустовали. Мокли афиши. В театральном кафе
играла музыка. Осенние мелодии. Я помню. Красивая… легенда. Красивые голоса.
вместе с осенью ворвалось капризное неудержимое танго
Открытие сезона!!!
первые репетиции
новые лица
читки, роли, твои–мои
вглядеться, услышать, наиграть, что-то знакомое, с детства пьеса! Новая пьеса! Чья?
Неужели!…будет…ставиться …у нас?! А кто???
доска приказов, читки, роли, твои-мои…
в гримерке кипит чайник
ребята приносят нам горячий чай
чай?! Да. Ай-ай-ай!..
в перерывах - накурено, накурено, и смех
мы играет
открытие сезона! А скоро премьера
Режиссер небрит и часто кричит по пустякам. Его можно понять!
(Крик) Смерти вы моей хотите! За кулисами, замолчите навсегда!!! Начали!..
Явление второе
3
Знобит
старое оборвалось – завязалось новое
музыка не перестала, а превратилась в тонкий шепот
Девушка собирает с полу рассыпавшиеся листы пьесы.
Курьер. Ой, что за листопад!..
Девушка. Тише, там репетируют.
Курьер. Знаю. А ты что ж не репетируешь?
Девушка. А я не играю.
Курьер. Совсем?
Девушка. Совсем.
Курьер. Ни во что?
Девушка. Ну, иногда на нервах у кого-нибудь…
Курьер. Зачем?
Девушка. Наверное, характер скверный…
Курьер. Может, плохо прописанный?
Девушка. В театре все может…
Курьер. Кроме случайных людей. Что ты делаешь?
Девушка. Я...я так …лишние руки. Вот, правим тексты для актеров. Вымарывает
фразочки вслед за витиеватой режиссерской мыслью… Пытаемся не уничтожить
главного.
Курьер. Весьма полезное дело делаете, уважаемые руки! Вы даже листочки эти
прижимаете к сердцу, как самое дорогое…
Девушка. Так и есть.
Курьер. Она говорит, что театр – это красивая легенда в свете софита, раскрытого
тюльпаном. Когда косой луч осторожно шарит по сцене, будто ищет кого-то
знакомого и всегда находит
Девушка. Режиссер сорвал голос, отпустил всех на перерыв. Ти-ихо.
Курьер. Дыши…
-Скоро это у тебя кончиться?
-Тебе многое прощалось и будет прощаться, но только если ты станешь работать.
-Да что вы трещите?!
-Знаешь как это называется? Лень обыкновенная.
-Ага, и хмурость с осложнениями на сердце! Признавайся, кто тебя наконец охмурил,
а?! Ха-ха!!!
-Смилуйтесь, ну, родные, добрые, хорошие…честное слово, вот уже где…
-Ну ты хотя бы текст выучи – а там как получиться, если что – мы тебя в обиду не
дадим…ну шепнем ему, что ты так переживаешь, потому что нашел на голове
неучтенный седой волос. Ха-ха!!!
-Девочки, ну перестаньте... прошу вас.
Девушка. Семь! Семь кнопок. Я помню. Семь кнопок. Как предатели. Вверх – до
нужной цифры – я проваливаюсь на дно скрипучей железной коробки. Рука
осторожно ощупывает ближайшую стенку лифта. Кабину знобит, ее скручивает сухим
рваным кашлем. Кхе-кхе!!!
Курьер. Тебе страшно?
Девушка. Я...я задерживаю дыхание, чтобы не заразиться. Тщетно. Это всего лишь
еле живой театральный лифт, с треском и недоумением везущий меня на этаж.
Жалобы, бесконечные жалобы на здоровье я слышу от него теперь по несколько раз
на день. Я так боюсь застрять однажды в этом глухом мирке.
4
Курьер. Что там?
Девушка. А ты не слышал? Там …волнения перед премьерой, старательный шепот
заученных фраз, запах театрального платья, тоска без причины.
Курьер. Это как романтика?
Девушка. Потом он выпускает меня в узкий коридор, а в спину колотится
вынужденный кашель старика.
Курьер. Несчастный, его сердце когда-нибудь остановится.
Девушка. Не успев набрать высоту, душа… душа застрянет между этажами и
старческая речь смолкнет на полуслове. И что же тогда? Больно дышать.
Курьер. Это с непривычки.
Явление третье
Глаза под стеклом
Девушка. Ехала с ним в лифте. Ну, случайно, конечно… Двери открылись, важно, со
скрипом, а там – он. Один. Улыбнулся – помнит. Хорошо. И я подумала: нет, это не
случайность. Вдруг так захотелось, чтоб это было неслучайно.
Актер. Оказалась, лишняя чашка чаю. Я не знал, куда ее деть, и решил отдать той
девочке в очках.
Девушка. Он принес мне горячего чаю с лимоном. А в чашке – еще четыре косточки,
ну от лимона. Три – пока еще на поверхности, одна – на донышке. И так было тепло!..
Актер. Она согрелась – днем в зале жуткие сквозняки.
Девушка. Вот, держите – ваши слова. Я все исправила.
Но все перепуталось… где слова? Где роли?.. Не знает ни один суфлер.
Актер. Она сидела на подоконнике, спиной к дождю. Зеленеют глаза. Дамская
сигарета. Курит неумело…
Девушка. Да, подносит к губам, слегка целует и тут же выпускает дымок.
Актер. Ей так по душе.
Девушка. В вестибюле театра смотрелась в большое строгое зеркало, слушала
разговоры гардеробщиц. Полдень. Безветренная погода – все разбрелись по углам.
Таблички: «Тихо! Идет репетиция». Никто не знает, кто я, откуда и почему? Даже та,
которая хитро смотрит на меня сквозь стекло - зелеными глазами. …А потом я бегу
по узкому коридору, мимо стендов с объявлениями, которые объявляют что-то
важное для них, за поворот – его спина, теплый шарф и …я, наверное, глупа. Так мы
встретились у лифта и ехали на один этаж. Было смешно и понятно.
Курьер. Девушка в очках. Пытается быть строгой. Слышать, что думают, думать, что
важно.
Девушка. Тихо!
Актер. Ее глаза пахнут шоколадом. Так знакомо!.. Редкостный дар – приходить
внезапным Случаем. Тихо красться через листопады, быть смехом и солью, называясь
правильными именами… Твои-мои, далеко-близко… Видишь?
Курьер. Изумрудные глаза под стеклом.
Актер. Темным, подозрительным.
Курьер. Глаза боятся яркого света.
Актер. Девушка в очках. Курит тонкую дамскую сигарету в окне театра. Так
запрокинуть бы голову и разглядеть: откуда сыплется золото
Курьер. Холода
Актер. Молодо?
Курьер. Нет – осень. Все летит куда-то…
Актер. К черту!
5
Явление четвертое
Крылья
Девушка. Крылья.
Актер. Крылья.
Девушка. Чьи?
Актер. Мои.
Девушка. А можно посмотреть?
Актер. Конечно.
Девушка. Вы умеете летать.
Актер. К сожалению. …Я не знаю.
Девушка. Слышать, что думают, думать, что важно…
Актер. Глаза бояться яркого света.
Девушка. Мне всегда казалось, что в детстве и у меня были крылья. Почему вы
улыбнулись так?
Актер. Как?
Девушка. Душно. Твои-мои, далеко-близко…
Актер. Простите…
Девушка. Да нет, ничего.
Актер. Не обращайте внимания. Нервный день выдался. Сегодня сложный
спектакль…
Девушка. Я лучше пойду.
Актер. Куда?
Девушка. В буфет.
Актер. Нет – осень. Все летит куда-то… А что же случилось с вашими крыльями?
Девушка. Очень просто: их сдуло ветром. Они улетели. От меня.
Актер. Душно.
Девушка. Здесь накурено.
Актер. Были бы сейчас гастроли… ехать, ехать, да-ле-кооо… из одной осени в
другую.
Девушка. Чужую.
Актер. Неважно. Дышать в окошко вагона, травить бесконечные актерские байки,
мерить время городами… и не думать…
Девушка. Может быть, я сошла с ума, слишком очаровалась, забыла обо всем… но
почему-то я вижу, как затяжные дожди переполняют осень. И вода льется через край.
Как больно из последних сил не слышать этого: все прекрасно, скоро день рождения,
праздник, все по-старому… Глаза боятся…
Актер. Попробуйте. (Отдает ей крылья).
Девушка. Зачем? Не нужно.
Актер. Как же?
Девушка. Совсем не так. Совсем не так. Они ваши.
Актер. Это для роли.
Девушка. А-а… Расскажите.
Актер. О чем?
Девушка. Окна заливает водой с чумазого неба, а ты все падаешь, цепляясь за
музыку.
Актер. Шорох листопада похож на аплодисменты.
Девушка. Ты почуял странное движение воздуха – и музыка провожает тебя в
новое…
Актер. Украдкой прячет слезинки в кулачок.
Девушка. Не прощаешься, а просто на секунду закрываешь глаза и падаешь в мокрую
листву.
6
Актер. И странно горишь, проникая в каждую отмершую жилку, в каждую гниющую
клеточку, сам таешь в ней.
Девушка. А кто-то гуляет по одиноким дорожкам бульвара, прикурив от последней
искры больного сердца, вдыхает твой пепел.
Актер. Листья жгут.
Девушка. Впускает в себя осень.
Актер. Хитрец!
Девушка. Смех.
Актер. Дивно!
Девушка. Соль. Кто-то узнает тебя на улице и скажет «привет» - не отвечай. Собери
болезненной желтизны со двора своего дома, поднеси к этому чужому лицу…и отдай
свою Осень.
Актер. Не согреет.
Девушка. Зато родится легенда.
Актер. Так просто?!
Девушка. Конечно! Посмотри: простые узоры холодного ветра и ранних сумерек…
Актер. Низкого заплаканного неба и одиноких дней…
Девушка. Аромата кофе и нежности первого надетого свитера. Когда идет дождь все
ангелы слетаются на чердаки и сушат крылья.
Актер. Мы часто говорим о работе.
Девушка. Это неправильно. Когда о работе – неправильно. Ангелы с чердака могут
загрустить. У них мокрые крылья. Греются последней сигареткой.
Актер. А я забыл дома зонт.
Девушка. Да, поливает. Целый день.
Актер. Кажется, неделю.
Девушка. Вам нельзя болеть У вас премьеры.
Актер. Знаете – после ночного ливня в кабинете худрука протек потолок. Теперь
белая стена расплывается грязно-серыми пятнами.
Девушка. Досадно.
Актер. Вдоль новенькой афиши сезона – линии дождя, как-то нервно и уродливо.
Девушка. Почему ваш театр плачет? Вы знаете?
Актер. Глаза боятся…так знакомо!
Явление пятое
Театроведение
Девушка. А что сегодня играют?
1-ый рабочий сцены. Спектакль…
Девушка. Понятно… (Уходит).
1-ый рабочий сцены. Слышь? А что сегодня?
2-ой рабочий сцены. Не знаю.
1-ый рабочий сцены. Ну сходи - посмотри график…
2-ой рабочий сцены. Да пошел он на фиг, твой график! Знаешь…
1-ый рабочий сцены. Ты чего?! Вчера, что ль?
2-ой рабочий сцены. Да ну их! Сидят в етой своей репконторе, репки! (Смеются).
Каждый день стряпают новое расписание на месяц – а ты мотайся потом, ничего не
понятно, куда декор, куда то, куда се, перечеркнуто, переклеено, штемпселями забито,
а поверх – еще разок, напоследок, от души, да еще с такой загогулиной, которая мне, вот мне! - чего-то так утверждает, что ну просто… доводят лично меня …ну и
актеров, и зрителей, кстати!
1-ый рабочий сцены (солидарно). Кстати, да.
7
2-ой рабочий сцены. А вчера! Этот …ну из осветителей… молоденький… ну
совсем… он вообще не знал, что его смена!.. на спектакле две лампы в софитах
лопнуло…такой спецэффект вне программы… а зритель сейчас нервный пошел.
1-ый рабочий сцены. Ну!?
2-ой рабочий сцены. Я те говорю
1-ый рабочий сцены (солидарно). Кстати, да.
2-ой рабочий сцены. Бардак!
1-ый рабочий сцены. Ну и как? Сильно…расстраивался?
2-ой рабочий сцены. Парень хороший… сегодня я за него.
1-ый рабочий сцены. А что сегодня?
2-ой рабочий сцены. Поглядим… (поднимает с полу мятый листок). …Репки!
Докуривай - пошли декор грузить.
1-ый рабочий сцены. Знаешь, я не помню – кто, но кто-то умный сказал, что
театр…ну, театр
2-ой рабочий сцены. Ну! Театр…
1-ый рабочий сцены. Это когда актер и пред ним - коврик…
Явление шестое
Воздух
Музыкант (играет на губной гармошке). Хочешь - научу?
Девушка. А…
Музыкант. …Играть.
Девушка. Простите?
Музыкант. Губная гармошка – инструмент легкий, во всех смыслах.
Девушка. Боюсь, это не для меня.
Музыкант. Ну, как знаешь… (играет).
Девушка. (Вежливо похлопав в ладоши) Браво-браво. Вы музыкант. А что это?
Музыкант. Импровизация. Для тебя. А то сидишь здесь одна, скучаешь, воздух
густеет…
Девушка. Я жду…репетиция должна быть…уже полчаса как…
Музыкант. Ну и где она?
Девушка. Буфетствует. Вот так и поверишь, где место актера.
Музыкант. Ну и ты бы присоединилась.
Девушка. А я уже обедала.
Музыкант. А чай пила?
Девушка. И чай пила, и кофе, и конфетами меня угощали, и сигаретами…
Музыкант. Как в гостях.
Девушка. Да, не дома.
Музыкант. Театр показывали?
Девушка. Давно. Водили, конечно…
Музыкант. На большой сцене была? Первые ощущения?
Девушка. Скрипит. Днем там жуткие сквозняки. Приходится кутать плечи в
шерстяной платок, а руки зябнут.
Музыкант. А еще, при всем уважении… там страшновато.
Девушка. Угу.
Музыкант. Вот и я им говорю!.. не то что-то… просят музыку им сочинить, а мне
кажется, здесь все уже давным-давно сочинено. Слышишь? А это разбитое фоно!
Мелодия только ждет избавления от тесноты клавиш. (Наигрывает)
Девушка. Это фортепиано из спектакля.
Музыкант. (Закрывает крышку) Тогда пусть отдохнет.
Девушка. А я видела. …Тогда сцена потонула в бледно-оранжевой тоске - и
скромная душа ее будто бы распалась на миллиарды ленивых огоньков.
8
Музыкант. Так трогательно.
Девушка. Так необъяснимо парящих в искусственном воздухе.
Музыкант. Когда все уходят, начинается другая игра.
Девушка. Скромно и немного растерянно в дальнем углу сцены жалось старенькое
фортепьяно. Уйдя, тапер забыл закрыть крышку.
Музыкант. Наверное, чтобы не прерывать разговор.
Девушка. Я пристроилась в середине пустого зала, на боковом стуле, и следила, как
по треснувшей коже скользит свет, льющийся откуда-то с балкона, из софитовых
глаз.
Музыкант. Щедрый дар слишком явных и оттого незаметных мгновений закулисья.
Девушка. Фортепьяно - случайный гость спектакля, неповоротливый и беззащитный.
У него было нелегкое прошлое. …Для кого-то – мебель. Может, полка для книг, газет
или вазы с умершими цветами. Гроб с музыкой. Ох, как же это больно! Занимает
слишком много места, но выбросить жалко. Годы в пыльной тишине. Но для
успокоения не хватает музыки. Полировка кое-где потрескалась и отходит мелкими
кусочками. (С галереи слушает Актер).
Музыкант. А ведь если долго не играть – клавиши расстраиваются и впадают в
хандру. (Наигрывает) Так часто кажется, что ты никому не нужен и нет человека, в
душевной партитуре которого спрятаны цепочки твоих нот.
Девушка. Разлад. Хрипота и капри-изные звуки. Усмирить-усмирить! Надо просто
сыграть, надо быть неудержимо счастливым и легким!..
Музыкант. А клавиши молчат и еле-еле вздыхают.
Девушка. Они перебирают в памяти давно остывшие мелодии и недоумевают, что
еще живо
Музыкант. А что умерло.
это первый снег
скрипит под ногами
выдувает из головы сухую листву
Музыкант. Это очень старый театр.
Девушка. Какая разница…
Музыкант. Воздух не для легких. Давай откроем окно.
вскружило, завьюжило - ах!
и будто бы навсегда…
Явление седьмое
Бумажные кораблики
путаются лестницы Старого театра
по мрамору скользит солнечный зайчик, слепит глаза на актерских портретах
она мигнула фонарем - и вместо снега стал песок
в глазах задрожали трамвайные линии
Ассистентка. В детстве я жила у моря, у самого черного моря. (Музыкант играет
соло – может быть, о том, что рассказывает голос девушки из южного порта). Это
как в сказке или в песне. Но море было самое обыкновенное – не то синее не то серое
не то правда, правда не то неправда… Даже как-то обидно. В детстве я делала из
бумаги белые кораблики и пускала их в Черное море. И они возвращались со знанием
жизни, потрепанные, некрасивые, но все равно – белые. Приплывали не все, нет… А я
ждала и теперь жду. А ведь если набрать в ладони этой соленой воды – вот, ты
9
держишь море. Забери с собой, в большой город, поделись с кем-нибудь, кто тоже
хочет разглядеть солнце, зацепившееся за крышу
Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
море
слез?
чужих
людей?
кораблей!
Автор. Она – девушка из южного порта.
Ассистентка. Но в Москве такая долгая зима.
Автор. Она любит петь.
Ассистентка. Но нет голоса.
Автор. Она любит стихи.
Ассистентка. Но пишет театральные программки.
Автор. Она любит танцевать танго.
Музыкант. Но у нее нет партнера.
Девушка. Она любит.
Автор. Но морскую воду нельзя пить.
Ассистентка. У моря жил слепой художник. Он учил меня видеть в темноте и
слышать, как цветут и вянут розы на окне или падает ресничка на скрипучий паркет.
Он дарил мне тряпичных кукол с умными лицами, говорил, что они похожи на меня,
потом – шелковые платки, а как-то раз мы пили красное вино: я уезжала.
-ты счастлива? - спрашивал он.
-не знаю.
-ты должна быть счастлива. Такой шанс!..
-вот и мама говорит: молодец, пристроилась в столицу, и не абы как, все-таки
культурное место… театр, центр города, общежитие дают, кабинет дают, обедать
будешь за одним столом с заслуженными-перезаслуженными. Могла ль ты мечтать о
таком счастье в своем этом… областном драматическом дэка?! Нет, не могла. И не
мечтала. Как это странно все: будто выдумал кто, а потом и сам так поверил, ну так
поверил, что руки озябли и бессонница замучила… будто зима. Зимой я покупала
обратный билет – каждую неделю. А потом сдавала и возвращалась в театр, через
этот чужой лихорадочный город. Маленький кабинет с видом на автостоянку, куча
графоманских пьес, программки на следующий месяц, громкое редакторское
начальство.
Автор. Не о том эта песня. (Музыкант обрывает грустное соло и начинается
красивая светлая песня).
Ассистентка. Он зашел вечером, перед спектаклем. Сразу на «ты».
Актер. Ты пережди первые полгода, обрасти московскими знакомыми, и когда твой
телефон начнет звонить хотя бы два раза в неделю – сердце успокоится.
Ассистентка. За кулисами темно, а я-то вижу. Иногда на ощупь, по памяти. Я слышу,
как падает снег во двор театра, на плечи зрителей, на купленные ими цветы. И
случайно потерянная ресничка…или слеза. (Она на ладони). Не вернуть.
Актер. Что это?
Ассистентка. Наверное, это болезнь. Старая как мир. Как слепой художник. Ты
знаешь его? Вы очень похожи! (Хватает за руку).
Актер. Пусти!
Автор. А почему вы не едите домой?
Ассистентка. Как вы думаете, чем были эти цветы?
Автор. Я не разбираюсь.
Ассистентка. Вот здесь преданность, похожая на заученный адрес и номер
телефона… а тут – полный порядок в мыслях, подведены глаза и …пахнет
бензином… А здесь очень просто и …знаете, такое часто бывает, когда не хватает
10
станции метро, чтоб дочитать книгу, или осенью хочется вымокнуть до нитки и
простудиться. Здесь что-то не сложилось или спектакль не понравился или…
Автор. А зачем простудиться?
Ассистентка. Я…я не знаю. Может, есть какой-то смысл-отзвук- когда пауза, но этот
шум за сценой все портит. Он как будто болеет… вот зимой же все тени остаются
лежать под снегом.
Автор. Вы знаете – что …вы напоите меня чаем, солнечное дитя. Поговорим о
литературных наших мучениях. (Уходят, а Музыкант играет старую песню, еще
долго, очень долго…)
Явление восьмое
Счастье
Полумрак. Только что закончился спектакль. Чуть воровато крадется Курьер. Он
долго всматривается в темноту, шарит по углам. Потом встает в центр, молчит и,
усмехнувшись чему-то своему, начинает произносить одну и ту же фразу на разные
лады.
Курьер. Н-да… Вот тебе и театр. Кхе-кхе! Вот тебе и театр… Вот тебе и театр! Ха-ха!
звонкий смех
отражаясь от стен
долгое эхо где-то высоко-высоко
Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство.
Декораций никаких. (Смотрит в окно). Открывается вид прямо на…
Актер (из гримерки). …глухую стену дома напротив, стоянку, помойку.
Курьер. Уууу!
Актер. Потому город. Он там – мокнет в снегу. Любить его можно, но зачем? И
говорить о нем разрешено долго. И почему у меня такое чувство, что я все это уже
где-то слышал? Про город и…
Курьер. Ну это же понятно.
Актер. Да, верно. И слишком понятно, и мы все тогда поняли, что что-то поняли из
того, что было раньше так непонятно, но на самом-то деле абсолютно понятно, и нам
сказали, и мы только тогда поняли… Бррр!
Курьер. Что-то имеешь против?
Актер. Нет. О простых вещах труднее всего говорить. Как лето?
Курьер. Ну если я все еще здесь околачиваюсь!
Актер. Что-то имеешь против?
Курьер. …переношу бумажки, сплетни и …амбиции разных гостей в приемной
нашего…
Актер. Снова во все?
Курьер. Куда успел.
Актер. Снова нигде.
Курьер. А счастье было так возможно.
Актер. И который раз уже?
Курьер. Третий.
Актер. Это не предел! Это даже не рекорд. Люди по шесть раз поступали.
Курьер. Все равно, как головой об стену.
Актер. Как рыба об лед.
Курьер. А я вот в детстве все время думал.
Актер. А сейчас уже не думаешь?
Курьер. Нет, сейчас…
11
Актер. Вот!
Курьер. Нет, сейчас по-другому просто.
Актер. А зачем?
Курьер. Что – зачем?
Актер. Зачем не как в детстве – по-другому – просто?
Курьер. Я не понимаю.
Актер. Вот и я не понимаю!
Курьер (помолчав) …Я думал, что это вот есть такая рыба …глупая и она называется
Облет. И все знают, что она глупая, поэтому так часто вспоминают ее. И еще я думал,
что, раз она глупая – значит, часто попадается на крючок, ее вылавливают, несут
домой целыми корзинами и смеются…над этой рыбой – какая она глупая…потом
жарят и едят…вот.
Актер. А если с протекцией?
Курьер. В смысле?
Актер. Не быть глупой рыбой облет и попросить кого-нибудь.
Курьер. Не…
Актер. Хорошо попросить. И поступить.
Курьер. Нет, так поступать нельзя.
Актер. Так поступать можно.
Курьер. Так поступать нельзя
Актер. ТАК поступать можно!
Курьер (чуть ли не с кулаками). ТАК ПОСТУПАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!
(Актер и Курьер утихомириваются, садятся по углам. Курьер – на диван. Молчат
какое-то время).
Актер. Дай закурить.
Курьер (дает Актеру сигарету. Закуривает сам. Молчат). У меня таких денег нет.
Актер. А теперь без бурления и кипения, кровь молодая. Только такой болван, как ты,
уже работая в театре, хоть кем – неважно, целый день слоняясь без дела между
дирекцией и сценой, не в состоянии втесаться в дружбу к кому следует. Тоже
неплохой вариант. Надо уметь вертеться! Надо иметь талант…
Курьер. А может его и нет. Почем ты знаешь? Может, мне только и место, что в
конторе, на посылках, а там (показывает в сторону сцены)- я вовсе лишний. Зачем же
я буду поступать – пусть даже так, прыгая выше головы, если люди знающие…
Актер. Ладно… Упрямый ты. Это хорошо. Значит следующим летом вновь на штурм.
Люди знающие, хм… Главное, чтоб ты сам знал, чего хочешь, куда плывешь (с
горечью) глупая рыба…
Курьер. Я не глупый, но поступать ТАК – нечестно.
2-ой рабочий сцены (с дивана). Ой, ребяты, ребяты вы мои! Рассказать вас, сколько
раз я поступал! Вот уж у кого опыт так опыт. Опыт переживания. А теперь –
вишь…чем не перевоплощение. Мать родная не признает. (Зевает. Трое сидят,
курят, молчат). А он (показывает на Актера) прав. Хочешь жить – умей вертеться, а
то окажешься на сковородке.
Курьер (умоляюще) Ну не до такой же степени! (Вышел).
2-ой рабочий сцены. Куда? Униженный и оскорбленный… А кто тебе сказал, что это
счастье? Поглядел бы на ближнего своего, вона как человека ето самое счастье
скрутило. Правда ведь? Вооот. Многим…ето…ну… «мерцает призрачная сцена», да
многих и слепит светом-то этим. Ха-ха, ето вроде даже как-то и наших мозолистых
осветительских рук дело! Воооот. А я ему говорю: ето, брат, такое дело… все
сумасшедшие…надо привыкнуть. Такое дело, брат… вооот…
Актер. Вот тебе и театр.
Явление девятое
Выходной
12
Девушка. Сначала ждала репертуар на следующий месяц, искала в нем его спектакли.
Потом расписания на неделю, самое главное – время, когда он придет. И наконец –
дождаться дня, нервничать еще с вечера, выбирать одежду, примерять улыбки и
слова, чтобы сыграть хорошо, верно – эти случайные встречи у лифта.
Актер. Подносит к губам, слегка целует и тут же выпускает дымок. Ей так по душе.
Чай горький.
Девушка. Горький.
Актер. Остыл, невкусно. Тот, кто пил из этой чашки до меня, пил чай с лимоном. На
дне…
Девушка. На дне. (Смеется).
Актер. …Остались лежать четыре лимонные косточки. Пока мы разговариваем, я и
сам не замечу, как они растворятся. Что-то происходит…
Девушка. В этом чае что-то происходит.
Актер. Что-то… Сегодня играют?
Девушка. Нет, совсем тихо…
Актер. Я видел: днем она бродит по тихим коврам вестибюля.
Девушка. Можно несерьезно спорить о чем-нибудь, будь добрыми и спокойными. В
театре – выходной день. Нет спектаклей. Репертуарная не отзывается на звонки.
Актер. Черно в зале.
Девушка. Сбивается ритм. Возвращается другое время.
…Уже осень, дожди, а тепло …ну, ты знаешь – когда нужно бродить по скверам
целыми днями, медленно, нырять в листву, смотреть, как далека даль.
Актер. Так полагается.
Девушка. Еще осень. Прогуливала институт в парках, под ивами. Глазела на людей,
хотелось плакать отчего-то, но это же ведь глупо – плакать, когда дождь, правда?
Актер. Правда, никто не заметит.
Девушка. А так хочется!
Актер. Это сезонное явление.
Девушка. И я поняла: это похоже на театр – для них, вздыхать и швыряться
листьями, сидеть на мокрой лавочке и курить, запрокинув голову, чтоб капли падали
прямо в лицо… потом мне было холодно, я забредала в магазины, ничего не покупала
и шла дальше – с истеричных улиц поворачивала в тихие переулки.
Актер. Тихо, тихо…идет…
Девушка. Прохожие часто спрашивали у меня дорогу: им всем надо было куда-то
попасть, срочно, их там ждали… в парках стали жечь сухие листья, вечера показались
неторопливыми и терпкими. Вокруг все жило. На бис. Перед долгой зимой, а я будто
засыпала… в таких расстроенных чувствах как-то раз я порхнула в переулок и
оказалась в кассах театра. Афиши, фотографии… на них – лица, которые будут
действовать…в таких …ну, позах…да…там имена…а дождь все наглей и наглей, но
там – в театре – не слышно, тепло…афиши… и вдруг…
-Девушка, вы уже выбрали или вам помочь?
любезно спросила женщина в окошке…
простите, как пройти к цирку?
где ближайшая станция…
книжный магазин…
музей-квартира…
церковь Троицы…
сувениры…???
Девушка. В тот вечер я была в старом театре, спектакль на малюсенькою сцене,
последний ряд, крайнее место. Со сцены – классика о вечном. Я кутала плечи в
платок, слышала, как за стеной, в дорогом ресторане, шумели гости, а в антракте две
мои улыбчивые соседки спорили, которому из молодых актеров с обезоруживающей
улыбкой подарить цветы. …А свет гас – и на сцене играли…все тоже как
13
полагается…любовь, там… смерть, встречи, разлуку, азарт – словом, судьбы чьи-то.
Еще вальс играл. Я все пыталась его запомнить и унести домой…ведь такой
простенький…ну такой…такой…там-там-пам-пам, потом еще раз, и пам-пам…но это
не звучит: он остался там, у них…я не запомнила – а ведь плакала – там!
Там-там-там…плакала, когда играли…и вальс. Первый раз в жизни плакала на людях,
да и то, никто не видел. Настоящие слезы, вот откуда-то отсюда (естественно –
сердце), и такие горячие, соленые…что это ? вот что это?
Актер. Э-э, сила искусства, может быть, нервы.
Девушка. Да, нервы меня сдали, предатели…и как же все-таки правильно, что на
время игры в зале гасят свет! Какая свобода чувств! А что было б, если вдруг, в
момент какой-нибудь особо душетерзательный …а?
Актер. Пойманная
Девушка. За крыла
Актер. …правда. Правда, сегодня в театре выходной день.
Девушка. А разве бывает такое?..
Явление десятое
Театроведение, часть 2
издалека, по лестницам, с этажа на этаж
чуть потрескивая зеркалами и помигивая старыми лампами
это появляется новый голос
то ли песня, что лилась над колыбелью
то ли эхо долгой молитвы – слепящее и приснопамятное
Актриса смеется
Актриса. …Бывает и такое, бывает и другое, а бывает так, что ничего не бывает…
Автор. Но вы же звезда, вы светлый дух, эта красота – имперская, дворянская,
расстрелянная лишь только за свое молчание!..
Актриса. Ну что вы такое говорите, я и так спокойно по улицам ходить не могу. И
потом – нервы, вы сами знаете…. А в нашем деле это…это не дело.
Автор. Это не вы посвящаете театру себя – театр должен боготворить вас за то, что
ангел снизошел до его скрипучей сцены. И каждый раз – будто бы строчки первых
неуклюжих стихов…
Актриса. Вы считаете, я неуклюже играю?
Автор. В них первое дыхание всех чувств. Как эссенция. Вы писали стихи в
пятнадцать лет?
Актриса. Ха-ха!.. Право, я не помню. Кажется, что-то…несерьезно, словом…
Автор. А вот я сочинял много и будто бы хотел объясниться…
Актриса. С любимой девушкой?
Автор. И с ней тоже. Но важнее, неверное, было с самим собой. Как найти
правильные слова для утренних звуков деревеньки, блеска реки, голоса матери или
улыбки той девочки, что промчалась мимо на велосипеде и больше никогда не
встретится тебе. В девятнадцать я уже сочинял плохую тяжеловесную прозу, чтобы
придумать себе мир тех, с кем интересно поговорить и помолчать. Затем остались
только незнакомые голоса – я стал писать пьесы.
Актриса. Я читала вас.
Автор. Пожалуйста, только не говорите – понравилось вам или нет. То, что идет
сейчас в нескольких театрах и печатается в толстых журналах…это…это я заигрался.
Актриса. Интересно… Как так? Вас, по-моему, считают очень новым, дерзким,
многообещающим…
Автор. Знаете, я никому ничего не обещал. Просто однажды притронулся к болевой
точке – и самому страшно сделалось: боже ты мой, неужели пришло время и это все
14
показывать так прямо, грубыми мазками; неужели, если рассказать со сцены, а не на
газетных страницах, - нам станет чуточку светлее и не так боязно… Когда-то я всего
лишь сказал «А», но это был скорее крик, чем хитрая уловка для зрителя. Потому я
никому ничего не обещал – а остальные, молодые и горячие, договорили весь
алфавит, кажется, уже до конца. А что там - вы же знаете, вы же понимаете… Но для
вас я напишу совершенно другую пьесу, всеми правдами и неправдами протолкну ее в
репертуар, сам найду, приглашу, упрошу самого талантливого режиссера, буду ходить
на каждый спектакль и дарить вам, только вам…
Актриса. …Миллион алых роз.
Автор. Вы любите алые?
Актриса. Нет-нет, это слишком…ну я не знаю…театрально. Я люблю ромашки. Что –
не слишком подходит к образу имперской, дворянской?..
Автор. Как вам будет угодно, ангел мой.
Актриса. Я вас прошу…
Автор. Хорошо – не буду. (Молчат). Что вы сейчас репетируете?
Актриса. Что пописываете? Чем нас подарите? (Смеются).
Автор. Ах, простите, я немножко робею рядом с вами.
Актриса. Минуту назад, когда вы говорили о девочке на велосипеде и грубых мазках,
вы были посмелее.
Автор. Просто ваши глаза…
Актриса. Самые обыкновенные.
Автор. Вы смотрите будто издалека.
Актриса. У меня линзы.
Автор. Как из прошлого…
Актриса. (Медленно, четко, но мягко). А вот интересно, стали бы вы говорить все эти
красивые слова, если бы увидели, как лет пять назад я и еще парочка таких же
светлых ангелов московской сцены всю ночь ползали на карачках по комнаткам
актерского общежития, вытирая то, что извергла-таки из себя труба туалета перед
летальным исходом?.. Смешней всего выглядели посреди всего этого не мы, почти
что заслуженные артистки страны, а охапка дорогущих алых роз, которые отчаянно
пытались…пахнуть.
Автор. Вы все равно прекрасны и знаете это.
Актриса. Спасибо... Вам - удачи. Знаете, даже у наиталантливейшего актера может не
получиться спасти плохой текст. Но это не про вас. Хотя, знаете что, если вдруг вам
надоест писать пьесы – приходите в наш театр …ну, скажем… суфлером. Будете мне
текст подсказывать, а то, представьте, я такая ленивая, все учу в последний момент.
(Смеется). Вот видите, сколько нового вы обо мне сегодня узнали.
Автор. Боюсь, что…
Актриса. А вы не бойтесь. Будьте смелым и гоните от себя хандру, а то нынче,
кажется, стало модным называть ее творческими муками.
Автор. Да-а?
Актриса. Верно-верно, так все и…было. Правда, это не в пятнадцать, а в семнадцать
лет…
Восторженные фразы Вашей роли!
Ведь это Вас забрали нынче с неба,
На сцену пнули - будем мы партнеры,
Стареющий кумир и злая дева.
Вчерашние бродячие таланты
Медлительных иллюзий и сезонов,
Кровавые умы, Комедианты
Неведомых чувствительных законов.
15
Наш зритель заскучает в настоящем,
Нелепом, как холодные ладони,
Неправильном, болезненно щемящем,
И душу отопрет лучистой боли.
Явление одиннадцатое
Из прошлого
Актриса. Грусть моя!
Актер. Ау!
Актриса. Надо же - отзываешься…
Актер. Вот и ты…
Актриса. Извини, но так нельзя. Подумай о ближнем. Что это у тебя?
Актер. Это?… Кажется, наш Автор потерял листок.
Актриса. Дай-ка. (Читает про себя). А про кого ж тогда эта пьеса, а?
Актер. Не могу знать.
Актриса. (Читает) Так случается осенью, когда ты уже весь дрожишь от
предчувствия болезней, но продолжаешь танцевать на тоненькой веточке клена и
раскланиваться случайным прохожим. Браво! Браво! Мы тебя помним и любим! А
назавтра ты, обессилевший и обесцвеченный, срываешься с места и подаешь…
(Замолкает).
Актер. И нет никакой обиды. Все понимаешь. Но где теперь твой клен? А где ты сам?
Только мелодия, и романтически настроенные девушки приходят в парк собирать
осенний букет.
Актриса. …Я слышала, выпуск нашего спектакля переносят, возможно, даже на
весну и с другим режиссером.
Актер. И с другими актерами, да?
Актриса. Я этого не говорила.
Актер. И конечно же, все из-за меня.
Актриса. Этого я тоже не говорила.
Актер. Прости меня.
Актриса. Забыли.
Актер. Я испортил все дело своим нытьем, сорвал тебе главную роль.
Актриса. Ничего. Весной будет легче дышать, все наладится. Придет новый режиссер
и обязательно оставит наш феерический дуэт.
Актер. Мы уже два сезона не играли вместе.
Актриса. И зрители нас любит. Я знаю. До сих пор в кассах спрашивают билеты на ту
комедию, помнишь? Ты еще никак не мог научиться фокстрот танцевать – ноги
заплетались!
Актер. И вся труппа со мной билась, чего-то показывала.
Актриса. В итоге научились даже тетеньки-реквизиторши – только не ты. А на
прогоне ты мне два раз на ногу наступил и по такому случаю обещался донести меня
до общежития на руках – и донес, через полгорода, по весенней слякоти…
Актер. Шепча на ухо всякий бред.
Актриса. Ну, бред - не бред…
Актер. А худрук тогда проспорил-таки мне ящик шампанского!
Актриса. И мы пили его на нашей свадьбе, и ты снова нес свою Актрису на руках…
Актер. И ромашки из твоего венка сводили меня с ума.
Актриса. Только ромашки? (Молчание в ответ). А говорю: только ромашки?
Актер. Может, то были орхидеи или даже лилии…
Актриса. А помнишь, я была еще студенткой, и меня за несколько дней до премьеры
назначили заменять главную роль…чего-то она там себе сломала…ой, эти запутанные
диалоги…я уже ничего не понимала, а ты брал меня за руку и проходил все ключевые
16
сцены спокойно, уверенно, будто мы шли по висячему мосту над пропастью, а ты
всего лишь сказал
Актер. Не смотри вниз
Актриса. И я перестала бояться и видела только тебя. (Помолчав). Мы уже два сезона
не играли вместе.
Актер. Ну хоть ты-то понимаешь, что это не просто нытье?!
Актриса. (Спокойно и четко) Допустим, только, пожалуйста, я тебя очень прошу, не
надо кричать.
Актер. Все из-за меня! (Уходит).
Актриса. Нет же, вовсе нет! Как был упрямый!.. (Тихо) Мы тебя помним и любим.
Явление двенадцатое
Головокружение
Девушка. Не про то! не про то! совсем не про то вы пишете!
Автор. Вы сговорились все…
Девушка. Как это просто!..
Автор. Вы учитесь или работаете?
Девушка. А вы?
Автор. Я пишу.
Курьер. Молчит… Далекими днями, безвестными улицами, душными шарфами…
Девушка. Два дня не была в театре – и завыла. Не спала ночь, а утром торопилась в
метро, скользила по улицам, кажется, толкала прохожих, извинялась и бежала дальше,
в переулок… Такой гололед - хоть стой, хоть крылья расправляй… Влетела – и тут
же запах кофе, или нафталина…суета…
Автор. …А это важно? Ну, как впечатление - допускаю… а в остальном - разные
мелочи. Это диковинки для вашего маленького мирка. Я не знаю. Вы видите то, что в
контурах – и слабеет.
Девушка. Иногда здесь страшно.
Автор. Духи театра?
Девушка. Нет, я не сумасшедшая.
Автор. Беспокойные существа. Это мифология.
Девушка. Вы знаете, я здесь уже четвертый месяц, бегаю после института на
репетиции, потом - на спектакли, по ночам печатаю суфлерские экземпляры… все
как-то не по правилам.
Автор. И вас, конечно же, манит сюда некими волшебными силами.
Девушка. Я научилась слышать его. Знаете…нет, вы не знаете…он шепчет на ухо: то
жгучую романтику, то капризы этих обворожительных лицедеев, иной раз тонкое
унынье.
Автор. Чье? Ваше?
Девушка. Так обманчив и серьезен его рассказ. Ко всему можно притронуться. Это
очень просто. Ха… Знаете…нет, вы не знаете…я вам расскажу. Вот долгий
полукруглый коридор, вдоль гримерок шестого этажа, не доверяет мне.
Автор. Это тайна?
Девушка. Как слепнущий ребенок, он продолжает кружиться в потемках взрослого
мира, разбивая себе коленки, исчерчивая ангельскую мордашку страшными
царапинами. Но вскоре наступает затишье - он смирился. А голова моя по-прежнему
кружится, когда я иду там.
Курьер. Там затаила дыхание тишина театра. Свет всегда немного приглушен,
стережет чей-то секрет.
Девушка. У ног шуршат воспоминания, будто бы накрахмаленные юбки главных
героинь.
Курьер. Из давно отыгранных спектаклей.
17
Девушка. Театральная память – щедрая. Живет не в скрупулезно отобранных
заметках критиков, а в этом густом и чуточку безнадежном воздухе гримерок и
путаных коридоров.
Курьер. Эта память – наша болезнь, которая не унимается со временем.
Девушка. Времени здесь нет. Вернее, оно другое, оно играет вами.
Автор. Да, вы знаете, со мной очень часто играют в Дирекции вашего театра! Ну вот,
сейчас вы скажете, что я прозаичен и вам меня жаль.
Девушка. Зачем? - вы уже сами сказали
Курьер. Улыбается
Автор. Что ж…
Курьер. Отвечает тем же.
Автор. Вы молоды, вы-вы…
Девушка. Выдумщица?
Автор. Вы умеете очаровываться.
Курьер (шепчет). Это правильно…
Автор. Это очень правильно.
Явление тринадцатое
Дни до премьеры
скоро Новый год.
суета сует…
Девушка играет на губной гармошке
Актер. Что вы играете?
Девушка. Это радость и музыка, и снег. Это Новый год – семейный праздник.
Тридцать первое, заветное, с детства.
Актер. Что вы загадывали под бой курантов?
Девушка. Не знаю. Наверное, если б сбывалось, - я бы помнила.
Актер. Жаль…
Девушка. Почему?
Актер. Это важно, как имена, как дни рождения.
Девушка. …Первые стихи.
Актер. …Звонки друзей…
Девушка. …Как сны вещие с четверга на пятницу…
Актер. Или те мысли, что осенью гонят бродить по долгим бульварам.
Девушка. Без зонтика.
Актер. С картой воздушных замков
Девушка. И секретных станций метро!.. Надо иметь талант проживать зимы:
находить верную дорогу домой, глядя только себе под ноги, скользя и шаркая.
Актер. И падая в мягкий сугроб
Девушка. Нет-нет, не всегда, не всегда…
Актер. Бывает, иногда очень больно.
Девушка. Иногда…очень…больно. Нестерпимо. Когда хочется кричать и плакать.
Актер. А на морозе слезы – это…
Девушка. Это стертая рифма. Безыскусно. А для зимы нужен особый талант.
Ожидание. День ото дня, как до премьеры. Оно – новое – почему? откуда? смех, крик,
непонятно, слезы, но по-другому. Еще курим часто и долго, спорим, хотим все
бросить и уйти, а как??? Ведь оно живое
Актер. Такое знакомое
Девушка. С детства
Актер. И желаемое, как тридцать первое
18
Девушка. И последнее… Маленькая девочка сидит на высоком шатком стуле у окна,
глядит в зиму. Дышит на стекло, рисует лето… Весь день она смотрит на белую
улицу. А день уже короток. Фонарь, свет, иллюзия. Танцуют, они танцуют без
музыки. Как бы запрокинуть голову и разглядеть: откуда сыплется снежное
нежное
вьюжное
стуженое?
Девушка. Если оно падает на варежку и долго не тает – можно поднести к лицу,
близко-близко, и разглядеть крошечное чудо, его узор, и как оно протянуло к тебе
тонкие ручонки…
Актер. Ты помнишь? Она была красивой, непонятной, совершенной …раньше ты и
представить, и нарисовать, и во сне увидеть не могла - и вдруг так близко, что не
верится.
Девушка. А я вздохнула – она пропала. Осталась капелька, на варежке… а потом и
капельки не стало. А я помню. И вижу, вот так – близко-близко.
Актер. Та же?
Девушка. Да, она.
Актер. И капелька?
Девушка. Нет, это другая, это моя. Научиться ловить каждую снежинку декабря.
Хранить в руке, отдавать друзьям, писать в стихах на последних страницах,
разгадывать вещие сны, считать лавочки на бульварах и дни декабря.
Актер. До премьеры. В этот день спектакли начинаются раньше, билеты раскупаются
быстрее обычного. Вроде бы все то же, а говорят другое, тонкое, волшебное… Да, к
Новому году в актерском буфете поставят искусственную елку. В уголок. К окошку.
Стены украсят еловыми ветками… такими…такими…
Девушка (смеется). Пушисто-пластмассовыми!
Актер. Они сплетутся лапами и набросят на плечи колючей мишуры.
Девушка. А мы покажемся чуточку добрее и красивее.
Актер. Нас сделают детьми – так не напрасно, так любя.
Девушка. Разговоры – музыка – театральная кухня. Нельзя курить. Заболтались – чай
остыл. Весь день угощают мандаринами. Вьюжит.
Актер. А? Нужен-нужен… Нам нужен праздник. Его играют все. Когда город
хохочет …от всей души…петардами, искрится шампанским. Легкомысленно встречаем, любим, запоминаем, так незаметно приходит час – и провожаем…
Девушка. Нашего бывшего кумира.
Актер. Но помним.
Девушка. Когда музыка и снег!
Явление четырнадцатое
Трамвай звенит к началу весны
Ассистентка. Знакомые незнакомые…
Девушка. Твои-мои
Ассистентка. …актеры и актрисы танцуют танго в кафе. Потом сами себе
аплодируют.
Девушка. Это звонкий смех или песня?.. Это из роли? Что за празднество? По
какому такому поводу? Ничего не понимаю!
Ассистентка. Знаю только, что хорошо – мучительно и кружит голову, наглое танго,
и нет от него спасенья в прямых углах кабинетов! И можно даже выключить голоса в
коробочке трансляции, забыть про календари и читать новые пьесы, чуть касаясь
ресницами этих пространно-странных-израненных монологов.
Девушка. Не получится: шумит театральная кухня. Голоса - знакомые незнакомые…
Ассистентка. Твои-мои…
19
Девушка. А мне нравится!
Ассистентка. Ну еще бы!
Девушка. А помнишь, как про трамваи?
Ассистентка. Что? ...я не понимаю…ты вообще… ты допечатала, что я просила?
Девушка. Просила катать тебя на всех трамваях города, по всем маршрутам, не
пропуская ни одной остановки!
Ассистентка. Кто тебе рассказал?
Девушка. Ты!
Ассистентка. Я?!
Девушка. Трамвай едет вдоль бульваров, ты видишь знакомый пруд с уточками и
белыми лебедями Пашей и Машей, дети кормят их хлебом, а птицы, они доверчивые,
подплывают к самому берегу, вытягивают свои шеи…охотно позируют перед
фотокамерой, расправляя крылья, перебирая перышки…
Ассистентка. Достопримечательность.
Девушка. Говорят, тех, кто был до них, украли и съели местные бомжи.
Ассистентка. Кошмар!
Девушка. А дальше, за поворотом – шумные улицы… и долго еще…долго еще…
трамвай звенит к началу весны. Это ведь ты пишешь стихи на замерзших стеклах?
Ассистентка. Читала?
Девушка. Я езжу на метро.
Ассистентка. Кошмар!
Девушка. В последнем вагоне, глазами в книгу и часто пропускаю свою станцию. А
когда еду в обратную сторону.
Ассистентка. Когда еду в обратную сторону – на ладонях остается иней, эти
сумасшедшие узоры…что-то знакомое…а, ну да – стихи…
Девушка. А иногда такое чувство, как забыто самое главное, а вот – вот же! И слова
все правильные – расставлены в правильном порядке, имена выписаны с больших
букв и запятыми перечислены сомнения, а каждое тире означает твой вздох или…
посмотреть так резко, будто недовольна чем-то, или он забыл позвонить, не зашел
перед спектаклем, опоздал на твой день рожденья…
Ассистентка. Простим?
Девушка. Простим. Неужели он лучше всех?
Ассистентка (кивает).
Девушка. Но почему?!.. Я же помню: всегда многомноготочия – и это убивает
каждый раз… на ладонях остаются километры стихов и многоточий. …Он целует
твои руки?
Ассистентка (молчит). Большие сгоревшие глаза. Глядят на всех и ни на кого, как
чей-то персонаж говорит в зал любимый монолог, - молчит о своем.
Девушка. Давно?
Ассистентка. А я знаю – он читал, только это было весной, и пустые трамваи гремели
совсем в другом городе.
Девушка. Поезд остановился, разжал двери, а из перехода полилась мелодия – старое
знакомое танго. А все делают вид, что не слышат. Как болезнь! Погодно-денежная
мигрень.
Ассистентка. Как?
Девушка. …Говорят о внезапных потеплениях, новых ценах и головной боли, а
думают…
Ассистентка. Какой-то грустное танго.
Девушка. Бежим! Пока двери не закрылись!
Курьер (выскакивает из угла). Осторожно!
Пары танцуют – что это? Праздник? День рожденья или удачная премьера – не все ли
равно, когда так красиво!
20
Ассистентку подхватывает и уносит танец
Курьер удерживает Девушку за руку
Явление пятнадцатое
Два узелка и бантик
Девушка. Но там…
Курьер. Подожди. (Придумывает). У тебя нет пары для танцев.
Девушка. Не беда.
Курьер. А вот она теперь злится на меня, будто это я разболтал всему театру… ну,
про трамваи и дальше – до конечной. Понимаешь?
Девушка. Да-да, верно…
Курьер. А знаешь, как про меня сочинили, когда я только просился на работу?
Девушка. Как?
Курьер. «Думали – дефективный, оказалось – интеллигент». А вообще, конечно, это
по доброте… (Вдруг серьезно). Куда же ты пропала?
Девушка. Зимой как всегда простуды: лихой ветерок с улицы в форточку или в метро
кто-то чихать хотел на всех или не хотел и извинился бы, но…так получилось… вот
лежишь, болеешь, распространяешь микробы и хлопоты вокруг себя…и неудобно
так…главное, чтоб зимой…он рванул в супермаркет, самый большой в его районе, и
принес домой в этих шуршащих пакетах лимоны, апельсины, микстуры, мед, малину,
плед, теплый шарф тебе на шею…или не нашел – отдал свой…да, и не думать, что
оно все так слишком хорошо и не может, не должно… А если думать – то можно
выдумать разных витиеватых бед – не те, которые бывают, а те, про которые
снимают сериалы…можно придумать… Это просто беда, это как дурь: сердце не
любит – даже его, такого доброго и тихого! А если просто надоело – выдумывать.
Отмечать на карте незнакомого города улочки, по которым никогда не бродила, но
могла бы бродить, а могла бы и жить там… надоело мерить биографию невстречами,
несловами, не мной самой! Можно зашить тонкими нитками, завязать на два узелка и
потом – бантиком, для красоты. Отзывается порой только на красивую музыку,
говорит живыми словами, но так непонятно, что, боюсь, отпугнет всякого маломальски сумасшедшего. …А трамвай качается – пустой, пустой, хочешь
приглядеться, заметить ну хоть кого-нибудь в нем…нет, нет никого…пустой трамвай
везет только свет внутри себя – по темному городу (Замолкает и отворачивается).
Курьер. К этому сердцу очередь, как в Мавзолей. Что будешь делать?
Девушка. (Поворачивается, но другой, не узнанной, как-то сильно уставшей). А ты
что – поверил? Ой, мама моя! (Смеется).
Курьер. Расскажи!
Девушка. Нет.
Курьер. Ну, расскажи!
Девушка. Буду капризной.
Курьер. Тогда я обижусь. Вот! (Обижается на самом деле). Попрошу, чтоб взяли
кого-нибудь помоложе. В самом деле – мне тридцать с обидным хвостиком, а играю
мальчишку…я вообще не понимаю, откуда он в этой пьесе! Если ему семнадцать –
восемнадцать, то кто его в театр взял…
Девушка. Ты же говорил, что у тебя тетя суфлером работала… По доброте.
Курьер. А вот здесь вот (показывает в текст) ни про какую тетю нет. Нет, нет и нет!
Девушка. Ну, тише… Не кричи. А то он в гримерке спит. За тетей – это к Автору. А
пока закуривай.
Курьер. Нет, я не отказываюсь…просто …ну ты ж понимаешь.
Девушка. Понимаю. Но кто тогда украл все конфеты с директорской елки? А они
оказались ненастоящими…Так я пойду?.. Не грусти – все еще будет. «И в горничных
играют королев…» Не нужно только подкладывать динамит под собственные замки
21
на песке, тем более если они так прекрасны. И рядом – еще чьи-то, а там еще и еще и
целый берег… море в ладонях и все-все бумажные кораблики, которые заблудились в
детстве, еще вернутся, обязательно… (Прощается с Курьером, около двери гримерки
останавливается и кричит). Ну что же ты, усталый старый клоун? Где твой меч
картонный?
Явление шестнадцатое
Поблизости
Актер. Так, с полуслова… и сильно, как болезнь подкашивает – тогда ты вдруг
видишь все!
Я опоздал на репетицию, засуетился, так что даже сам нарычал на кого-то. Потом
только заметил: ее место в уголочке пустует. Уже с неделю. Ну и что… Экзамены,
может…ну, конечно, я иногда совсем забывал, она же еще училась… там, в своем
институте… или, может, заболела… а может, просто тоже надоело все это… До ночи
готовили прогон, спорили, курили, глушили кофе…это понятно…новое. А я все попрежнему: будто увязал по колено во мраке осеннем, сердце, правда, перестало ныть молчало. Помню, почти засыпал, полулежа на стуле.
Курьер. У режиссера хватало сил не кричать, что неправильно выстроен свет и
музыка все время начиналась раньше положенного.
Актер. Вдруг я почуял, оно присело сзади и стало говорить как-то нехорошо.
Действительно, разве во всем этом остался хоть какой-нибудь смысл? И эти слова,
пьесы, которую все и так знают наизусть, и вот это количество шагов вот в этой вот
сцене, и музыка – именно эта – для чего?!
Курьер. Мы пытаемся сказать что-то, а кому это нужно?
Актер. Режиссер велел – я сделаю. Я попробую. Я могу лишь попробовать. Нет, мне
есть, что сказать им. А захотят ли они меня слушать? Или им важна только моя
чересчур узнаваемая фигура, маячащая на сцене? Мизансцены выигрывают чаще, чем
я. Как лечащий врач – себе помочь не в силах, если не верит ни глазам, ни рукам
своим. И места для меня нет в пустом трамвае.
Курьер. А ты помнишь, как на спектакле снова разорвалась лампа софита?
Актер. Я стоял прямо под ним. Сначала звук: кокетливое «ах!» и унылое «уф!»…
посыпалось снежное
нежное
вьюжное
стуженое…
Актер. Зима была долгой, пока сыпались осколки.
Курьер. Она рассказывала – тонко, правильно…
Актер. А ты помнишь?
Девушка. Он умеет всегда быть поблизости – на расстоянии высохшей слезы. Теперь
сутулится и расправляет крылья все чаще и чаще.
Курьер. Под них прячутся в ненастье беззащитные воробышки, зверята и добрые
люди.
Актриса. Он мрачнеет осенью, но расцветает весной.
Курьер. Играет героев, сильных душой. Поэтому щедро. Чуточку сумбурен…
Девушка. Как почерк старика, начинающего что-то забывать.
Курьер. Наивен по доброте.
Актриса. Как девятиклассник. В глазах – весенние лужи и сети нагих безымянных
деревьев. Покажется – новое. Нет. Постаревшая так рано весна.
Актер. Весной она вновь прогуливает недели учебы в парках, под ивами… заходит в
театр…заходит в театр?
Курьер. Не знаю.
22
Актер. Мы играем, и падают ее … слезы. Где-то, в маленьком зале, в последнем
ряду, никто не должен видеть. А мне так хочется мельком, хоть в антракте разглядеть
изумрудные глаза под стеклом. Они бояться яркого света. Так протянуть бы руку в
темноту и поймать слезинку, чтоб она не затерялась, не пропала даром…
Явление семнадцатое
Сны
Девушка. Вы что-то потеряли? А пока вы спали – в буфете праздновали… кажется,
день рожденья… Танцевали танго, смеялись.
Актер. Разрешите… (Приглашает).
Девушка. А вдруг я только сон.
(Потанцевав совсем чуть-чуть, отпускает, оказывается, что кружит
Ассистентку).
Ассистентку. …Приходят и уходят по календарю, часто не оставляют о себе долгой
памяти. А мы так щедро одариваем их задушевными монологами на театральной
кухне…в обмен на бестолковую работу. Но мы все решаем мирно, ведь никогда не
знаешь: они – случайность
Актер. Или мы.
Ассистентка. Ах, эти девушки, ах, эти пташки. (Пара разрывается).
Актер. А глаза-то! глаза настежь! Запомнить – как это! Не упустить ничего. Вид из
окна, корешки книг, цвет стен, скрип лифтов, лабиринт театральных комнат и сцен…
Скользят глубокими глазами по фотографиям и живым лицам с этих фотографий,
вздрагивают на резкий голос помрежа из коробочки трансляции… Да, да, запомнить,
выучить наизусть их простые имена, голоса таких внятных и правильных мыслей!..
Девушка. А вам какие сны снятся? Наверное, про театр?
Актер. Наверное.
Девушка. И самое ужасное, что может присниться актеру, это когда забывается
текст…
Актер. И некому подсказать.
Девушка. Партнеры на другом конце сцены, да-ле-ко
Актер. А помреж за кулисами замешкалась.
Девушка. И ты стоишь
Актер. Как дурак! Пялишься в черноту и слышишь этот кашель, каждый раз этот
кашель!
Девушка. Не стоит обижаться.
Актер. Я не знаю… А вам что снится?
Девушка. Снится, будто иду по старому Арбату…
Актер. С желтыми цветами?
Девушка. Нет, не про то. Очень странно. Зима. Скучный холодный февраль.
(Задумалась, вдохнула).
Актер. Что же странного?
Девушка. Фе-враль… Голова давно переболела после всех праздников души и тела.
Иду, кутаюсь в зеленый шарф, думаю про весну. Вдруг смотрю – наш…в смысле
ваш…худрук, как живой…в смысле…живой, ну он, точно…в толпе уличных
музыкантов
Актер. Так ведь зима же, холодно, обычно не играют
Девушка. Играют. Они играют. Я подхожу чуть ближе и смотрю наш…ну, в смысле
ваш…в костюме рыжего клоуна, с этой размазанной красной улыбкой, носом, еще
шевелюра такая, торчит во все стороны колючим солнцем. Клоун пытается играть на
скрипке свою веселую песню. Какие-то дети визжат и дергают его за немыслимый
балахон. Мелодия срывается, а он все играет, играет…Скрипка…она… она уже
просто скрипит, она болеет! И я говорю ему, худруку, в смысле клоуну: «Ваша
23
скрипка больна, не мучайте ее!» А он отвечает: «Я сам болен, давно-давно … и ты
больна. На - держи!», и дает мне замерзшую скрипку, проводит пальцами по моим
губам и размазывает помаду, рисуя кривую клоунскую улыбку. Я говорю: «Я не
умею». А он отвечает: «Я тоже». И солнце катится по крышам, слепит глаза лучистой
болью.
Актер. Больно.
Девушка. Потому что сначала было темно, и глаза долго не могли привыкнуть.
Казалось, там жили только голоса и музыка. Из них - фразы. Подают друг другу,
бросают на улицах, в ноги…
Музыкант. …шуршат и грустят вечерами.
Автор. На плечи
Ассистентка. Белеют и стынут под косыми фонарями
Курьер. В глаза
Актриса. Молчат и стареют
Девушка. (Все протягивают руку вперед, будто что-то ловят в темноте) ...такая
игра. Назови ее...
Автор. Сезонные явления.
И все как будто знакомо!
на сцене – Актер
кашляет страшно и грубо, не может остановиться
луч отползает от него
танго из буфета, где актерская братия все еще что-то празднует
и музыка репетиций
теперь - нечто глухое, раскатистое
Явление восемнадцатое
Про грусть и радость
Автор, Девушка, Музыкант, Курьер
молча и по-хозяйски
порядок в комнате
чисто, как в гостиничном номере
Музыкант аккуратно притрагивается к клавишам
Автор. Браво, браво… замечательно, витиевато и с претензией… но словно все это
было про другое.
Курьер. А что вас опять не устраивает? Конец спектаклю. (Над сценой взрывается
лампа). Ну вот…
Девушка. Фокус-покус…
Курьер. Прям тень отца Гамлета.
Девушка. Не люблю привидений. Капризные очень.
Курьер. Эй, там! Кончайте безобразие! (Садится рядом с Девушкой, дает ей
конфету).
Девушка. Спасибо.
Курьер. Тогда о чем эти разговоры?
Девушка. Я думала, о нас. Автор, автор… а куда делись остальные? Мы не дописали
там…
Автор. Все хорошо.
(Музыкант играет светлую песню).
24
Курьер. А мне кажется, здесь все очень просто и знакомо, как остывший чай, и не
надо голову ломать.
Автор. Ну если просто и знакомо, тогда… (Девушке) пиши! Можно плакать и
смеяться, покупать и дарить цветы - спектакль окончен. Публика спешит занять
очередь в гардероб. Но где-то в суете лиц, каждый раз отчаянно пытается выжить и
твой непонятный взгляд, искренние и, может быть, столь редкие огоньки в глазах.
Они уже не видны, когда в зале включили свет. Рано или поздно все замолкает, и
толпа выносит тебя на улицу. Замедляется пульс - что-то другое. Сердце – будто
легче, роднее. А уличный музыкант берет простенькие аккорды, хрипит свою
песню… и слова как нарочно: «вот каждый уходит своею дорогой…» Просто горечь
застыла на самом донышке. Не потому что праздник кончился, а потому что - каждый
уходит своею дорогой, когда хочется остаться. …Одели маски, заговорили
правильными словами, но тебе, вдруг вот именно тебе (так получается…) они помочь
не в силах, потому как не знают да и не могут знать…
(Музыкант замолкает).
Девушка. Чего?
Автор. У каждого свое многоточие в начале.
Курьер (тихо). Как же тогда?…
Автор. Спектакль не заканчивается. Никогда. (Девушке) Разрешите…
Автор и Девушка
танцуют осеннее танго и ни о чем не жалеют
Актер и Ассистентка
Курьер и Актриса
следуют их примеру
но скоро пары разрываются и путают весь сюжет
Актер танцует с Девушкой
Автор – с Актрисой
Курьер подхватывает озадаченную Ассистентку
…и вот танго играет совсем по-другому
будто бы на сей раз правильно –
Девушке и Курьеру
Актеру и его Актрисе
Автору и Ассистентке
долгое мучительное танго – про грусть и радость
как это всегда бывает
Музыкант (один на пустой сцене). Уличным музыкантам надо подавать – щедро, от
души. Красивый жест. Красивое чувство. Про грусть и радость, как это всегда бывает.
(Играет дальше).
двое, очень похожие на Рабочих сцены
осторожно идут друг за дружкой по галерее
курят, мечтают
задевают перила большими невероятными крыльями
откуда-то сверху падают листы бумаги с текстами пьес
еще одна осень
это новый сезон
25
_________________________________
26