«Агнец мой…»

Сергей Кулаков
«Агнец мой…»
Пастух
Женщина
Делец
Мудрец
Старик
Отрок
1-й санитар
2-й санитар
Доктор
Человек
Девочка
Ангел
Некто в белом с золотой трубой
Некто в черном
Из мрака возникает бесконечно длинная лестница без перил. Часть лестницы, которую
мы видим, освещена кроваво-красным светом, остальная – теряется во тьме. По лестнице
медленно спускается Некто в черном плаще. Лицо его скрыто под капюшоном, позади –
тянется длинный шлейф. Внезапно плащ соскальзывает, он лежит темной тенью на
кроваво-красной лестнице. Остается стоять черная фигура; ни лица, ни рук не видно – все
затянуто черным. Фигура эта напоминает тень. Такие же у неё и движения: длинные,
плавные с паузами – не человеческие. Существо это, скользя вниз по лестнице, растворяется
во тьме. Остается лежать только плащ – длинным, черным пятном на красной лестнице.
Все погружается во мрак. Слышны голоса.
Голос Отрока: Отец!
Голос Старика: Да, сын мой!
Голос Отрока: Вот огонь, отец, и вот дрова, а где же агнец?
Голос Старика: Господь усмотрит Себе агнца, сын мой! Господь Сам усмотрит его!
Сцена. Старик в светло-зеленом хитоне, с растрепанными волосами и бородой. Вокруг
пояса его обвязан черный гиматий; он помогает подняться с дров, уложенных для
жертвоприношения, отроку. Красный хитон отрока разодран спереди, грудь и плечи
обнажены. Старик дрожащими руками запахивает его разодранный хитон, снимает с себя
плащ, укутывает отрока и крепко прижимает к своей груди. Руки отрока обвисли, потом и
ноги его подкашиваются, и он валится с ног. Старик удерживает отрока, крепко прижимая
к себе.
Старик: Сын мой... Сын мой... Сын мой... Не бойся. Не бойся. Не бойся. (он плачет, утирая
одной рукой слезы, другой крепко держит отрока).
Отрок: (ноги не держат его) Мне страшно!
Старик: (крепко прижимает отрока) Не бойся, сын мой возлюбленный, не бойся! Господь
любит нас. Господь любит нас. Господь любит нас.
Отрок: Мне трудно дышать! (Старик отпускает его, отрок без сил садится на землю) Мне
страшно… отец.
Старик: (опускается на колени, тянется к ногам отрока; тот отползает от него) Не
бойся. Не бойся. Не бойся. (слышится негромкое блеянье. Старик говорит с надеждой.)
Что это? Ты слышишь? Ты слышишь?!
Отрок: (тоже замирает и слушает) Агнец блеет где-то рядом…
Старик: Господь усмотрел Себе агнца, сын мой! (Старик вскакивает на ноги, оглядываясь
по сторонам. Он счастлив.) Он запутался там, в кустарнике…
Старик уходит, радостно восклицая: “Он усмотрел себе агнца!.. Он усмотрел себе
агнца!..” Отрок уткнулся лицом в колени и плачет, плечи его вздрагивают. Через некоторое
время блеянье прекращается. Старик выходит и осторожно, как святыню, несет на
вытянутых руках голубого агнца. Агнец мертв. Хитон, лицо и руки старика забрызганы
кровью. Старик укладывает агнца на дрова, готовясь к жертвоприношению. Отрок все
также плачет. Ночь укрыла их обоих.
Вдали появляется Некто в белом, в руках у него золотая труба. Звук ее разносится
завыванием ветра. Появляется Пастух. Он одет в сиреневый хитон, поверх – овечья милоть,
в руках у него пастуший посох.
Пастух: Агнец мой!.. Агнец мой... Агнец мой...
Пастух также пропадает во мраке. Слышны только звуки трубы, как завывание ветра.
Тьма, как будто никого и ничего нет в мире. Да и самого мира нет!
Голос: (без всяких чувств, без всяких эмоций) Сын мой (пауза). Сын мой (пауза). Сын мой,
возлюбленный… Дщерь (пауза). Дщерь (пауза). Дщерь моя, где ты?..
Агнец (пауза). Агнец (пауза). Агнец мой, где искать тебя?..
Авансцена. Слева стоит кровать. Она напоминает больничные носилки, только бо́льших
размеров. Выступающие рукояти прикрыты дешевым бельем, которым кровать застелена,
отчего она имеет вытянутый вид. Слева поодаль стоит обычный стол, покрытый цветной
клеенкой. Рядом – табурет. Человек в серой измятой больничной пижаме сидит на кровати.
На ногах у него старые войлочные тапочки; пижама мала ему.
Человек встает, начинает вдумчиво ходить от кровати к столу. Он обдумывает скрытую
мысль, иногда останавливается, жестикулирует головой, кистями рук. Потом садится на
табурет, лицом к кровати, и, уперев локти в колени, обхватывает руками голову. Освещение
смягчается, свет падает только на кровать и на человека, который убрал теперь руки от
головы и смотрит на кровать, на которой что-то начинает шевелиться под одеялом.
Одеяло откидывается. На кровать садится, не доставая ногами до пола, девочка с
косичками, в длинной розовой ночной рубашке. Девочка сонно потирает глаза, соскальзывает
на пол, потягиваясь, уходит прямо в «световой занавес».
Человек медленно поднимается с табурета и медленно подходит к кровати, вытянув руку.
На лице его страх, изумление. Он начинает ощупывать кровать, и ощупывает её все более
яростно, сбрасывая на пол простыни, одеяло, подушку, матрас. Освещение опять
приглушается. Человек останавливается. Он с ужасом видит, как из «светового занавеса»
выбегает девочка. Она теперь в зимней вязаной голубой шапочке и длинной синей,
распахнутой куртке. Девочка подбегает к столу.
Девочка: Мама, мама! Ну, мама... Мне уже пора!
Из «светового занавеса», прямо перед столом, выходит Женщина. Она покрыта, как на
иконах, тканью. Ткань серого цвета. Женщина поднимает клеенку на столе, под ней – чаша,
бутыль с молоком и блюдо с хлебом. Она подает девочке хлеб на блюде; та берет и
начинает есть. Женщина переливает в чашу молоко, подает чашу девочке. Та отпивает и
отдает чашу Женщине.
Девочка: Мама, мама! Дай мне яблоко…ты же знаешь, я люблю яблоки…
Женщина достает из своих одежд красное яблоко, дает его девочке. Та хватает яблоко и
убегает в «световой занавес». Женщина, утирая слезы, смотрит на чашу, потом на
Человека, отпивает из чаши, пролив молоко на себя. Затем она выливает остатки молока в
чашу, ставит её на стол, берет пустую бутыль, блюдо и пятится назад, пока не исчезает в
«световом занавесе».
Человек с ужасом подходит к столу, глядя на чашу, затем хватает её и начинает жадно
пить, проливая на себя, а потом выливает остатки себе на голову. Он с криком
отбрасывает чашу. Она исчезает в «световом занавесе». Человек начинает жутко кричать.
Он не может остановиться, хватает клеенку со стола, начинает заматываться в неё:
тело, голову, рот… Крики становятся глуше. Человек падает на пол, корчится, заползает
под стол.
Вбегают двое. Они коротко стрижены. На них коричневые брюки, коричневые
военные свитера
1-й санитар: Опять он за свое!
2-й санитар: Опять разворотил тут всё!
1-й санитар: Вот ведь заноза в заднице.
2-й санитар: Тащи его! За ноги тащи…
1-й санитар: Ой! Ах ты, гад… брыкается, сволочь!
2-й санитар: Вяжи ноги! Я держу… (наваливается всем телом.)
1-й санитар: Готово! Подержи ещё, а я кровать в порядок приведу. Удержишь?
2-й санитар: Держу пока…
1-й санитар: Готово. Давай его пристегнем, пока не успокоят. Надо за доктором сбегать.
2-й санитар: Понесли (переносят на кровать.)
1-й санитар: Тяжелый, сука. (пристегивают ремнями к кровати). Надо клеенку снять,
только смотри, держи крепко; он мне как-то руку прокусил, гад.
2-й санитар: Надо ему полотенце в пасть засунуть, раз он такой зубастый.
Разматывают клеенку.
1-й санитар: Побудь с ним, а я за доктором сбегаю.
2-й санитар: Только быстрее …
1-й убегает. 2-ой застилает стол клеенкой, собирает разбросанные вещи. Человек,
привязанный к кровати, все время что-то кричит, через полотенце, которое ему засунули в
рот. Появляется 1-й санитар, за ним входит доктор. Доктор одет в коричневый костюм,
на нем – бабочка. В руках у доктора старомодный чемоданчик. Крики Человека на кровати
постепенно смолкают.
Доктор: Что опять?
2-й санитар: Это я ещё прибрал тут! Здоровый он, вдвоем еле справляемся…
Доктор подходит к столу, раскладывает чемоданчик, готовит укол.
Доктор: Что ж ты, голубчик, буянишь? Уж всех тут извел... Смотри, брат, а то, ведь, дадут
тебе электричеством по башке – сам не рад будешь. Это, голубчик, как молнией
садануть – приятного, скажу тебе, мало. Даже вовсе это и не приятно, а болезненно
очень. Держал бы ты себя в рамках, право, а то ведь надоел всем буйством своим.
Понимаю, брат, что не от хорошей жизни буйствуешь, да людям-то остальным, что
проку от этого? Ну что, притих? То-то, братец, ты голосу-то разума внемли
(1-й и 2-ой усмехаются), потому как, в ином случае совсем худо тебе придется.
Это, уж, ты мне поверь; это, уж, я верные слова тебе говорю, и ты не сомневайся даже
в них. Испепелят разум твой больной, чтобы не маяться больше, вот и конец
истории настанет. Тогда уж точно притихнешь! Вдумайся в слова мои, потому как
в последний раз говорю тебе.
1-й санитар: Хм... Думаете, он хоть что-то понял из слов ваших? Пустое дело! Слова только
понапрасну тратите…
2-й санитар: Э-э-э, нет! Примолк он совсем... Смотрит так внимательно, и, как будто
смысл во взгляде есть. Может и понимает…
Доктор: Понимает-понимает, конечно, понимает! Отпустило его помутнение, все теперь
понимает, голубчик. (Подходит к кровати.) Полотенце-то зачем?
1-й санитар: Да он кусает, сильно кусает. Раз мне руку прокусил – чуть кусок не вырвал.
Доктор: Эх-эх-эх…Ладно, сейчас укол сделаю – будет спать голубчик, как младенец.
Делает укол. Санитары вынимают полотенце изо рта. Человек лежит, смотрит вверх.
2-й санитар: Ремни не снимать?
Доктор: Они ему не будут мешать. Ослабьте немного. Пусть спит.
2-й санитар: (ослабляет ремни) Доктор, да он плачет. Вон слезы текут…
Доктор подходит, смотрит. Потом берет полотенце, утирает слезы.
Доктор: Вот, кто поймет, что у него в голове происходит?! Жаль человека, совсем,
видно, худо ему. А ведь молодой совсем! Жить бы и жить, а тут ноша эта свалилась
непосильная, и – изнемог разум. Телом – силен, крепок, а разум не вынес! Вот оно,
как зло человека ломает, так и перемалывает в пыль, в прах… Вы понапрасну не
трогайте его. Только боюсь я, что придется, все таки, молнию запустить. Жаль!
Пусть спит. Пойдем отсюда…
Забирает чемоданчик. Втроем уходят. Из «светового занавеса» выступает Некто в черном,
как тень. Он затягивает кровать с Человеком внутрь «занавеса».
Сцена. Задняя и правая стена обозначают жилище. Размеры его небольшие метра 4-5 на
метра 1,5-2. Окон нет. Вместо левой стены стоят двери. И двери и правая стена
расположены в обратной перспективе к залу. Перед жилищем стоит столярный стол: двое
козел, на которых лежит щит из досок. Внутри жилища все освещено янтарным светом. У
задней стены стоит колыбель, рядом сидит Женщина. Это та же Женщина, что и в сцене с
Девочкой, только сейчас на ней желтый хитон, голову покрывает светло-зеленый плат. Она
прядет пряжу, время от времени заглядывает в колыбель.
Перед дверью останавливается Пастух. Он снимает с себя овечью милоть, отряхивает
ее, входит в жилище.
Пастух: (тихо) Спит?
Женщина: Мы не спим, мы не спим; мы вокруг глядим…агу, агу, агу… агу, агу, агу…
Пастух ставит посох, кладет милоть, подходит к колыбельке; заглядывает туда,
опускает руки, как бы играя с ребенком.
Пастух: Смотри, какая цепкая…ухватилась за палец, и отпускать не хочет. Накрепко
ухватила.
Женщина: Мы цепкие, мы очень цепкие…Цап-цап-цап…Цап-цап-цап…Цап-цап-цап…
Пастух: Смотри, смеется, как будто…Овца окотилась. Славненький агнец такой, совсемсовсем слабенький, совсем-совсем беспомощный…
Женщина: (продолжает играть с ребенком) Где эта маленькая овечка? Где она? Где она?
Где эта маленькая овечка?
Пастух подходит к столярному столу, берет с него плоский белый крест, размером чуть
меньше человеческого роста. Он подбрасывает его, как подбрасывают ребеночка. Крест
кажется очень легким. Потом Пастух надевает на себя крест, как заплечную суму.
Пастух: Подойди-ка сюда. Я тут кое-что сделал для нас…
Женщина подходит. Пастух берет со стола второй белый крест.
Пастух: Вот. Давай помогу (одевает.)
Женщина смотрит то через одно плечо, то, через другое, оглядывая крест; она
поворачивается кругом, как бы показываясь.
Женщина: Ну как?
Пастух: Не тяжел?
Женщина: Как перышко легонький и как раз впору.
Пастух: Вот и хорошо! Я все боялся, что слишком уж тяжел будет, а и вовсе не тяжелый. Вот
и хорошо. (снимает крест с себя, помогает жене. Берет оба креста, прислоняет к
стене. Оглядывает их, потирая ладонью.) Хорошо получилось – легче перышка!
Оба идут к колыбели, заглядывают в неё. Женщина садится, продолжая прясть. Пастух
идет к столярному столу, начинает что-то мастерить. Раздается далекое блеянье
ягненка. Пастух и Женщина замирают. Слева появляется Ангел [крылья актеру не нужны!] в
белых одеждах, с широкой золотой лентой, перекрещенной на груди, с узкой золотой лентой
в волосах, которая спадает ему на плечи. Ангел проходит сквозь левую стену жилища,
забирает оба креста и, обойдя правую стену жилища, исчезает за задней стеной. Он поет:
Он сделал белый крест себе,
Другой – своей жене,
А вот малютке не хотел
Крест смастерить и мне
Об этом Господу пришлось,
Пришлось сказать, тогда
Господь ответил: “Что ж, ступай,
Ступай и сделай так:
Когда они беспечны, ты
Крест сделай красный им,
И положи его потом
На плечи всем троим…
И положи его потом
На плечи всем троим ”
Сверху опускается большой крест кровавого цвета. Огромная тень его ложится на весь зал.
Когда основание креста уже коснулось пола, крест начинает наклоняться над жилищем и
тень от него отползает от зала, пока не накрывает только жилище Пастуха. Слышится
слабое блеянье ягненка. Женщина начинает прясть, Пастух – пилить. Опять слышится
блеянье. Женщина оставляет пряжу, встает. Пастух роняет пилу, внимательно
вслушивается. Блеянье слышится теперь очень слабо.
Пастух: Агнец... Агнец... Агнец мой!
Женщина подбегает к Пастуху, бросается на колени, обхватывает его.
Женщина: Сделай же что-нибудь! Не стой на месте! Иди, иди за ним. Не стой. Не стой.
Не стой…
Пастух тоже опускается на колени. Они обнимают друг друга. Женщина плачет.
Она отталкивает Пастуха.
Женщина: Что ты здесь делаешь? Что ты здесь делаешь? Что ты здесь делаешь? Иди, иди
за ним… (падает на пол.)
Пастух встает, он начинает собирать мешок: берет хлеб, немного денег, какие-то вещи.
Затем надевает милоть, поверх неё – мешок, берет посох, идет к двери. На пороге
оглядывается, протягивает к женщине руку. Она продолжает лежать, распластавшись на
полу. Сверху над ними нависает крест. Пастух уходит. Все скрывается во мраке.
Где-то вдали появляется Некто в белом с золотой трубой. Звук трубы, как завывание
ветра. Появляется Пастух. Он продирается вперед, сквозь непогоду.
Пастух: Агнец... Агнец... Агнец мой!
Затемнение.
Сцена. Лавка Тканей. Помещение такое же, как жилище Пастуха, только появилась левая
стена. У края обеих стен стоят большие зеркала. Повсюду чудесные ткани, они светятся
небесным светом; их цвета самые немыслимые. Они свешиваются с полок, струятся,
радуют глаз. Торговец – человек в восточном наряде: богатый зеленый халат, коричневые
шальвары, рубаха, тюрбан и восточные туфли его – янтарного цвета. Пояс – красный с
кистями. Он услужлив, сладкоголос, когда видит выгоду, если же выгоды нет, сразу
становится безучастным и безразличным.
Делец: Посмотрите... Ну, посмотрите... Нет, вы только посмотрите. Ах, какие ткани! Какие
замечательные ткани! Они околдовывают, завораживают, пленяют вас переливами
цветов, струящимися складками, своей мягкостью, и гладкостью, и воздушностью. Они
прекрасны, они прозрачны, они невесомы, как сам воздух. Того и гляди – улетят в
небеса... Ах, эти небесные отблески шелка, бархатистая ночь тончайшей шерсти: так
бы трогал и трогал, гладил и гладил… (От удовольствия закрывает глаза,
счастливо улыбается, причмокивает губами.) Как же я люблю свои прекрасные ткани!
Кажется, купил бы их у самого себя. (потирает руки.) Какая изысканная красота,
и качество – лучше всяких похвал. (Поворачивается к полкам с тканями. Появляется
Пастух. На нем та же милоть, за плечами – мешок, в руках посох.) Чудные, чудные...
тонкие, тонкие... мягкие, мягкие... небесные, небесные... (хочет обнять свои ткани,
гладит их, сдувает с них пылинки.)
Пастух: Послушайте, господин мой!
Делец: Ах, вы пришли купить, купить у меня мои чудесные, мои неземные, мои небесные
ткани... (Оборачивается. Видит Пастуха. Понимает, что он ничего не купит.) Чего
тебе?
Пастух: Имей прекрасные я ткани,
Из солнечных и звездных нитей…
Делец: Ах! (Закрывает от удовольствия глаза и словно собирается взлететь ввысь.)
Пастух: …Искусно вышитые ткани
Из ранних и вечерних нитей –
Их постелю тебе под ноги…
Делец: Ай! Ай! Ай! (он готов раствориться от счастья.) Как это чудесно, как это поэтично!
Пастух: …Но я владею лишь мечтами;
Мечты кладу тебе под ноги…
Делец: Как мечты? Какие такие мечты? Зачем мечты?
Пастух: Поэт говорит, что он бедняк, поэтому и кладет лишь мечты под ноги любимой…
Делец: Бедняк?! Не упоминай этого слова. (оглядывается) Не упоминай! Не упоминай его,
слышишь?
Пастух: Я – несчастный человек…
Делец: Ну, так – немного получше... Чего тебе нужно?
Пастух плачет. Он падает на колени, хватает Дельца за ноги. Тот отбегает.
Пастух стоит на коленях и плачет.
Делец: (неуверенно, как будто его застали врасплох) Что это ты? А ну-ка прекрати! К чему
эти рыдания, эти слезы? У меня ничего нет; я сегодня еще ничего не продал. (Роется
в карманах шальвар. Вытаскивает горсть денег. Крупные сразу откладывает
обратно.) Ну ладно, вот возьми себе. (протягивает Пастуху деньги. Тот продолжает
рыдать) Ну ладно, ладно…(вытаскивает еще одну монетку) Вот, возьми еще. Больше
нет!
Пастух смотрит на деньги в руке Дельца. Он поднимается с колен, утирая слезы.
Пастух: Мне не нужны деньги.
Делец: (удивлен) Не нужны?! (Смотрит на деньги, потом недоверчиво глядит на Пастуха).
Хмм... Не нужны? (Пастух качает головой). Не нужны деньги?! (Подбрасывает
монеты на ладони и быстро прячет в карман). Какой счастливец! (Он не понимает
почему Пастух не взял деньги, но доволен, что они остались у него). А ты меня чуть не
напугал... Как это человеку не нужны деньги? А чего же ты хочешь, друг мой?
Пастух: Мой агнец…Кто-то забрал моего агнца…Я ищу его! Он такой маленький, такой
беспомощный, такой…(опять начинает плакать).
Делец: Послушай... Послушай... Послушай... Не будь глупцом! Тебе нужно копить
деньги. Вот посмотри: у тебя был агнец, потом он пропал, и ты его не можешь отыскать.
Ты печалишься, плачешь, тоскуешь, бродишь всюду, терпишь нужду и голод... Однако,
позволь заметить, что агнец-то не один: окинь взглядом, вон их сколько кругом. Ты
можешь купить их. Да-да, одного, и двух, и даже трех или четырех. Тебе нужны деньги.
Вот что необходимо! Это лучше всего, потому что на деньги ты купишь себе любого
агнца. (Говорит Пастуху на ухо). Я и сам, иногда, так поступаю… (он вдруг зажимает
себе рот, как будто сболтнул то, чего не стоило говорить).
Пастух: (протягивает к нему руки) Ты видел моего агнца? Он был здесь?
Делец: (машет руками перед лицом Пастуха) Нет, нет, нет. Не было здесь никого. Не было!
Ты не там ищешь. Не там. Я – торговец. Я продаю ткани: чудесные, прекрасные,
дорогие ткани. Здесь нет твоего агнца. Ты пришел не по адресу. Только ткани... Только
мои чудесные ткани.
Пастух: Помоги мне, помоги мне, помоги мне. Я не знаю, что мне делать, я не знаю где
мне искать. Сердце мое изнывает от горя. Я устал, я изнемог, силы мои иссякли.
(он снимает суму, достает кошель, высыпает деньги на руку и протягивает Дельцу.)
Вот, у меня есть деньги, помоги мне!
Делец с любопытством смотрит на деньги, даже перебирает их пальцем. Отыскав золотую
монету, берет ее двумя пальцами, рассматривает, пробует – верно ли это золото.
Убедившись, он остается очень доволен.
Делец: Хорошо, хорошо, я помогу. Я помогу тебе, а ты отдашь мне взамен вот эту монету.
Эти – можешь оставить себе. Я помогу тебе!
Пастух: Бери, конечно, бери. Забирай её, друг…господин мой! Только умоляю: помоги мне.
Делец: (прячет монетку в карман) Как я уже говорил, я не знаю, где может быть твой
агнец, но (поднимает палец вверх) я знаю одного Мудреца, который непременно
должен тебе помочь. Отец его был могущественным человеком, а сам он живет тихо и
незаметно [что само по себе говорит о его мудрости], к тому же – совсем рядом. Я
готов – когда ты так щедр со мной – отвести тебя к нему. Всего-то за одну
монетку; если ты, конечно, согласен, друг мой?!
Пастух: Да, да, да! Согласен, согласен, согласен. Идем же скорее…
Делец: Мне нужно запереть мою лавку. Я не могу оставить её открытой!
Он поглаживает свои ткани, обнимает полку с тканями, как бы прощаясь.
Пастух: Идем, идем! Ему сейчас так одиноко, так страшно…
Делец: Надо все тщательно проверить, надежно запереть. (Достает из-под прилавка
огромный ключ). Замок у меня что надо: большой, надежный, крепкий!
Пастух: Идем. Идем. Идем.
Делец: Теперь можно идти со спокойным сердцем. Как ты там говорил? Все мои небесные
ткани из звездных нитей… и еще каких-то там нитей, но пусть будет только звездных –
так мне больше нравится – я расстелю вам под ноги. Это чудесно! Это прекрасно!
Тут, мало кто откажется от покупки!
Затемнение.
Сцена. За крепким столом с зеленым сукном сидит Мудрец. Он одет в синий хитон; широкая
черная лента свешивается с его плеч до пояса; семь золотых звезд на ней. На голове Мудреца
– венок из лавра. Бородка его аккуратно подстрижена. На столе перед ним лежит большая
(почти во весь стол) книга. Мудрец погружен в чтение. Он не видит, как входят Делец с
Пастухом; он как будто в спячке, оживая только, когда перелистывает страницу.
Делец: (тихо) Видишь, он настоящий мудрец. Он всегда погружен в свою книгу, так что
ничего и никого не видит вокруг.
Пастух: (так же тихо) Но тогда, как он сможет помочь мне, если он ничего не видит вокруг?
Делец: (так же тихо) Не стоит понимать все так буквально. Он не замечает только того, что
происходит прямо под его носом, потому что знания поглотили его разум. Нет, нет,
конечно, я имел в виду, что его разум жадно поглощает знания... Видишь эту книгу?
Там заключен источник его мудрости! Посмотри, какой прекрасный у него хитон? Это
потому что он покупает материю у меня!
Мудрец, перелистывая страницу, замечает Дельца и Пастуха. Пастух, увидев это, толкает
локтем увлекшегося Дельца. Оба они кланяются.
Делец: Ты не помнишь меня?
Мудрец: Глаза мои не так сильны, как прежде… впрочем, лицо твое кажется знакомым.
Делец: Это потому, что ты иногда покупаешь мои прекрасные ткани. Только, все же, жена
твоя и дочь, появляются в лавке моей куда как чаще…
Мудрец: А-а-а…да, да, да. Что привело тебя? Чего хочешь ты отыскать здесь?
Делец: Вот этот несчастный пришел сегодня и стал умолять меня помочь ему. Но я
разбираюсь только в тканях, а не в тех сложных материях, о которых он мне начал
рассказывать. Мне близки лишь дела торговли, а в тех происшествиях, что
приключились с ним, я совершенно не разбираюсь. Однако, я быстро понял, что только
лишь ты можешь помочь этому несчастному, поэтому я поскорее закрыл лавку и
привел его к тебе... И еще, он знает чудесные стихи!
Мудрец: Стихи? Но я ничего не понимаю в стихах! Я их не изучал.
Делец: Дело здесь вовсе не в стихах! Из-за стихов я бы не стал тревожить тебя, но у него
совершенно иное, весьма запутанное, сложное дело. Впрочем, лучше он сам расскажет
тебе, а мне пора идти! Лавка моя закрыта, ткани мои некому продавать.(Пастуху) Так
что, вот тебе Мудрец со всеми его знаниями, а мне – пора! (Делец толкает Пастуха
локтем, делает ему знаки, призывая быть смелее, и уходит).
Мудрец: Какие же обстоятельства привели тебя ко мне?
Пастух: Я бедный человек, господин мой! Не гони меня из-за того, что средства мои скудны,
и все что я имею, ношу с собой. Выслушай меня, потому что душа моя стонет, и
сердце моё вопит. Помоги мне, господин мой, потому что тает надежда моя;
подует ветерок – и нет её. Помоги мне…
Мудрец: “Не презирай бедных” – говорил один мудрый, и был он не далек от истины, ибо кто
не беден из нас, друг мой? Один не имеет денег, другой обнищал годами, третий беден
телом или духом, а иной – и тем, и этим в одночасье. Но, чем я могу помочь тебе,
чего ты ищешь здесь?
Пастух: Агнец…Мой агнец… Он такой маленький, такой слабый…
Мудрец: Агнец? Я не понимаю…
Пастух: Да-да, агнец. Ему сейчас так одиноко, так страшно…Он совсем маленький.
Мудрец: Но я не понимаю тебя.
Пастух: Кто-то забрал моего агнца. Мне нужно отыскать его, мне нужно вернуть его, но я
не знаю, где искать…Никто не видел его! Все заняты делами, а он может умереть
от тоски, от страха, от горя. Мне нужно узнать где он. Мне нужна лишь небольшая
надежда! Он сказал, что ты можешь помочь…
Мудрец: Агнец? Я не встречал никакого агнца. Здесь его не было.
Пастух: Но, может там, в твоей книге, что-то сказано? Может там можно что-то отыскать?
Надежда опять покидает его. Он садится на пол, придавленный грузом усталости.
Голова его беспомощно свисает. Мудрец подходит к столу и начинает листать свою
огромную книгу…
Мудрец: (читает) …мул, доставляющий соль, поскользнулся в реке. Содержимое мешков
растворилось, и мул пошел налегке. С тех пор, переходя реку, хитрый мул всегда
окунал мешки, облегчая себе труд. Когда торговец понял, откуда недостача соли, он
наполнил мешки губками и шерстью, и когда мул опять проделал свой трюк, поклажа
его стала очень тяжелой. С тех пор он ни разу не замочил груза…
Пастух: (не меняя положения) К чему мне мул? Мне нужен агнец.
Мудрец продолжает листать книгу, через некоторое время он оставляет ее.
Мудрец: Здесь нет ничего об агнце. Масса других полезных, необходимых вещей, событий и
примеров описаны в этой книге, но здесь нет ничего о твоем агнце. В книге нет
упоминаний о нем.
Пастух: Но тогда зачем она? Зачем нужна эта книга, если она не может помочь?
Мудрец: Нет, нет. Что ты! Она помогает…Она многим, многим помогла. В ней столько
мудрости, столько знаний... В ней есть все! Почти все… Только сведений о твоем
пропавшем агнце нет. Я не знаю, как это произошло, но вынужден признать, что этого
нет в моей книге.
Пастух: Она не может дать ответ на малый вопрос, который тревожит меня. А для меня этот
маленький, этот никчемный вопрос сейчас важнее всех загадок, всех звезд, всего
мироздания... Для меня он важнее всего! Это вопрос жизни моей, а ты не можешь
ответить.
Мудрец: Прости меня, друг, я не могу помочь тебе.
Он садится за стол и как будто засыпает.
Пастух: Пожалуй, пора возвращаться. Что я скажу ей?
Пастух поднимается и идет мимо Мудреца. Тот вдруг точно припомнил что-то важное.
Мудрец: Постой! (Пастух останавливается, но не смотрит на Мудреца) Постой. Ты
расспрашивал Стража у ворот? Может быть, он что-то видел? Впрочем, этот Страж…
он вечно делает вид, что занят чем-то важным, чем-то очень серьезным, что на пустяки
у него нет времени. Нет, это пустая затея!
Пастух: (говорит, как эхо) Стража у ворот…
Мудрец: Выбрось из головы, он не станет помогать тебе.
Пастух: (будто очнулся от наваждения) Страж у ворот. У ворот... У Ворот!
Мудрец: Глупая затея, говорю тебе!
Пастух: (озарение пришло к нему) Да... да... Ну, конечно же... Страж у ворот! (Убегает).
Мудрец: (двинулся было за ним) Постой, постой... Постой же, он не станет помогать тебе!
(останавливается). Вот, ведь, чудак! Вот чудак.
Дальше говорит, как бы убеждая сам себя
Он не станет тебе помогать. Скажет, что не может из-за таких пустяков
подвергать опасности остальных; что ему доверили важный пост: охранять ворота
и жизни многих, а тут – какой-то агнец… Он не поможет тебе и потому что ты беден, а я
слышал, что он усерден, если только посулишь ему золото или серебро… впрочем, и
медью он не брезгует. Нет, нет, несчастный друг мой, он не поможет тебе.
Мудрец возвращается к столу, смотрит вслед ушедшему Пастуху, задумывается. Затем он
качает головой и садится за стол. Он раскрывает книгу, находит место, где закончил
читать и снова погружается в чтение…
Затемнение.
Сцена. Вдали появляется Некто в белых одеждах с золотой трубой. Звуки трубы как
завывание ветра разносятся во тьме. Луч света освещает Женщину. Она ждет. В руках у
неё кресты, что когда-то сделал Пастух, только теперь они стали красными. Появляется
Пастух. Он направляется к Женщине. Он подходит к ней.
Пастух: Я не нашел его. Никто не помог мне. Все заняты своими делами. Никто ничего не
знает... Я чувствую, как силы оставляют моё тело. Тьма, пустота, отчаяние заполнили
сердце. Так одиноко, так страшно. Эта буря, этот ветер… Мне кажется, что они
терзают меня изнутри. Они расшатывают, ломают, разрушают меня. Нет спасения...
Нет спасения... Нет спасения...
Женщина подает ему один крест. Он одевает его.
О-о-о, как он тяжел! Он давит, давит, давит…
Пастух опускается под тяжестью креста на колени. Крест дальше пригибает его к земле.
Помоги. Помоги мне! Он раздавит меня…
Женщина дает ему свой крест. Пастух медленно, тяжело, опираясь на этот крест,
поднимается. Женщина стоит рядом, опустив голову, она не помогает Пастуху. Когда ему
почти удалось подняться, крест падает. Пастух падает на него и оказывается между
двумя крестами: один сверху, на его спине, другой – под ним.
Некто в белом исчезает, утихают и звуки трубы. Наступает тишина. Женщина
опускается рядом с Пастухом на колени. Она поет песню:
Средь острых слов, средь лезвий фраз,
Уму, душе – покоя нет!
Пройдет немало лунных фаз –
Тоскливо также будет мне.
Ты в сумраке теперь лесном
Блуждаешь; здесь горюю я,
И думаю все об одном:
Какие острые края
У этих слов людских и фраз,
Как в чаще там тебе темно…
Пройдет немало лунных фаз,
Не будет счастья все равно.
Не будет счастья все равно…
Женщина наклоняется, кладет обе руки на Пастуха.
Появляется Ангел. Он идет от правой кулисы к левой, мимо женщины и Пастуха. Ангел
несет на вытянутых руках голубого агнца и исчезает.
Вдали появляется Некто в белом, труба его вновь завывает ветром и бурей. Женщина
обвязывает Пастуха и оба креста длинной веревкой, поднимается и тащит их за собой.
Затемнение.
Авансцена. Из «светового занавеса» Некто в черном выкатывает кровать; на ней сидит
Человек. Некто в черном, как тень исчезает. Лицо у Человека искажено ужасом. Рот его
раскрыт в бесшумном вопле. Он сидит так несколько секунд без движения в абсолютной
тишине. Потом он обхватывает руками голову и начинает бормотать слова:
Человек: Сын мой (пауза). Сын мой (пауза). Сын мой, возлюбленный… Дщерь (пауза).
Дщерь (пауза). Любимая дщерь моя, где ты?.. (Бормотание переходит в крики)
Агнец (пауза). Агнец (пауза). Агнец мой, где искать тебя?..
Вопли вырываются изо рта Человека, он начинает корчится на кровати, непрестанно крича
от ужаса. Он скатывается на пол, поднимается и, продолжая кричать, разбрасывает
постель, переворачивает кровать, рвет простыни, одежду на себе. Вбегают санитары,
сбивают его с ног, связывают, чем попадается под руку. Крики Человека заглушают
полотенцем, которым ему затыкают рот. Появляется Доктор, в руках у него шприц.
Человек корчится на полу, пока санитары быстро ставят кровать и укладывают матрас.
Человека кладут на кровать, привязывают ремнями, держат, пока Доктор делает ему укол.
Человек успокаивается, Доктор машет рукой, показывая санитарам, чтобы они увозили его.
Доктор остается один. Он оглядывается, подбирает разбросанные вещи, складывает их на
стол, потом уходит в ту сторону, куда санитары увезли кровать.
Затемнение.
Во тьме звучат далекие голоса, какие-то обрывки фраз и несвязные слова. Все эти глухие,
невнятные звуки сливаются и плывут одним потоком, пока не раздается:
Голос Доктора: Все готово? Так… Начинаем!
В темноте несколько раз молния пронизывает пространство. Слышен какой-то гул, потом
все затихает.
Авансцена. Зажигается «световой занавес». На сцене пусто. Из света один за другим
выходят с небольшими интервалами то у правого, то у левого порталов: Старик и Пастух,
Отрок и Женщина, Делец и Мудрец. Выступая из света, каждый из них с удивлением
оглядывается и, замечая других, поклоном приветствует их и присоединяется к своей группе.
Они не прикасаются друг к другу.
«Световой занавес» вдруг пропадает, и персонажи оборачиваются вглубь сцены, образуя
две «зеркальные» немые группы. На сцене – кровать, застеленная белоснежной простыней
до пола. Эта та же кровать, что и в предыдущих действиях. На ней, скорчившись, лежит
Некто, он весь затянут в черное; не видно ни лица, ни рук, ни ног – он как обугленное пятно.
Недалеко от кровати стоит стол, застеленный белоснежной скатертью до пола. Это тот
же стол, что и в предыдущих действиях. На нем стоит большой стеклянный куб. В нем –
птичка.
Персонажи на авансцене остаются без движения, замерев в своих «зеркальных» позах,
направленных на сцену: кто-то стоит, кто-то нагнулся, кто-то припал на колено…
На кровати Некто в черном начинает двигаться, извиваясь, он соскальзывает на пол,
поднимается, движется к столу. В движениях его нет ничего человеческого, они похожи на
движения тени. Некто в черном продолжает свою медленную плясу вокруг стола. Птичка
начинает метаться в своей стеклянной клетке. Некто в черном валится на пол перед
столом, корчится, заползает под свесившуюся со стола скатерть. Свисающие края
скатерти начинают шевелиться, потом все затихает. Приподнимается передний край
скатерти, оттуда выбрасывают, точно ненужную кожу, черный сплошной комбинезон.
Отрок подбегает к столу, приподнимает край скатерти, из-под стола, на четвереньках
выбирается Человек, он хочет встать, Отрок помогает ему. Человек не удерживается на
ногах, как ребенок падает. Он сидит, свесив голову, и дрожит; на нем только небольшой
кусок материи прикрывает бедра. Отрок держит его за руку.
Остальные подбегают к ним, помогают Человеку подняться на ноги. Старик достает
красный хитон и его одевают на Человека. Женщина – лиловый гиматий. Пастух отдает
свой посох, Мудрец – лавровый венок, Делец отстегивает свой пояс, на котором висит
кошель с деньгами и обвязывает этим поясом Человека.
Человек, который все это время наблюдал, как его наряжают, вдруг узнает их. Он с испугом
отбегает в сторону. Остальные замирают, призывая Человека не покидать их. Он
осматривает себя в новом одеянии и начинает смеяться. Он смеется все громче и громче,
раскидывая руки для объятий. Остальные подхватывают его смех, подходят к нему,
подбадривают. Все вместе уходят, весело переговариваясь.
На сцене остается только стол со стеклянной клеткой в луче света. В клетке бьется
птичка. Свет медленно гаснет.
Слышится какой-то волшебный голос. Он поет на неземном наречии песню печали, любви и
надежды. Кажется, что он переполняет все вокруг.
Возникает бесконечная лестница, та же, что была в начале пьесы, теперь она освещена
золотым светом. По ней поднимается маленькая девочка в голубом хитоне с длинным
шлейфом, её за руку ведет Ангел в белых одеждах. Они растворяются в золотом свете;
потом пропадает и голос, поющий песню. Свет гаснет.
Конец.
(28.03.13)
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Отделять действия, происходящие на авансцене, от пространства сцены, лучше
«световым занавесом» – вертикальным потоком света, направленным сверху. Его
включают, когда начинается действие на авансцене; выключают – когда действие должно
перейти на сцену.
Не будет недостатком, если зритель «что-то» неясно, неотчетливо увидит через
световой поток: как «что-то» там движется, существует.
2. Цветовую гамму одежд персонажей не следует изменять.