На основных направлениях науки 83 Член
реклама
На основных направлениях науки Член-корреспондент АН СССР В. П. АЛЕКСЕЕВ 83 ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫХ И ВОСТОЧНОАЗИАТСКИХ МОНГОЛОИДОВ Понятие «дальневосточные монголоиды», строго говоря, не таксономическое понятие, оно не объединяет какие-то антропологические общности, связанные генетическим родством. В антропологической литературе под дальневосточными монголоидами понимается чаще всего совокупность территориальных антропологических вариантов, представленных у коренных народов советского Дальнего Востока и в северных районах Китайской Народной Республики, в частности в Маньчжурии. Получить полную морфологическую и генетическую характеристику этих территориальных вариантов оказалось возможным лишь в результате многолетней полевой работы не одного поколения специалистов-антропологов. Обстоятельный обзор истории антропологического изучения народов бассейна Амура, Приморья и Сахалина на фоне развития антропологических исследований в нашей стране, посвященных территории Северной Азии, содержится в книге М. Г. Левина \ Оставляя в стороне беглые словесные зарисовки физического типа коренных народов Сибири, содержащиеся в трудах участников II Камчатской экспедиции, следует также назвать фундаментальные исследования А. Ф. Миддендорфа и Л. И. Шренка, почти не производивших антропометрических измерений (А. Ф. Миддендорф производил такие измерения, однако собранные им материалы погибли), но очень подробно и тщательно описавших физические особенности всех посещенных ими народов. Если описания А. Ф. Миддендорфа охватывают преимущественно районы Западной и Центральной Сибири, то сведения Л. И. Шренка непосредственно относятся к интересующим нас тунгусо-маньчжурским народам Амура и Приморья и нивхам низовьев Амура и Сахалина. Как известно, Л. И. Шренку принадлежит выдающаяся заслуга выделения палеоазиатской группы народов и языков, охватившей народы Чукотки, Камчатки и побережья Охотского моря, бассейна Амура и Сахалина. Последующие лингвистические исследования позволили расчленить палео1 См.: Левин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока.-Труды Ин-та этнографии АН СССР (нов. серия). Т. 36. М.: Изд-во АН СССР, 1958. 4* На основных направлениях науки 84 азиатскую языковую семью, выделив внутри нее самостоятельные, по-видимому, полностью независимые друг от друга языковые группы — эско-алеутскую, чукотско-камчатскую и подчеркнув изолированное положение нивхского языка. Но параллельно этому последующие антропологические и историкоэтнологические исследования выявили значительные и очень древние этногенетические связи, охватывавшие весь восток северной Азии и объединявшие все перечисленные народы. Вслед за этим, в конце прошлого — первые десятилетия нашего столетия последовала серия публикаций по соматологии (изучение живого индивидуума) и краниологии. Все или почти все народы северо-восточной Азии и Дальнего Востока получили не только описательную, но и основанную на точных измерениях морфологическую характеристику. Однако программа и способы измерений у разных специалистов были различны, как, впрочем, и способы описания, и вся собранная информация при всем ее значении для описания физического типа исследованных народов имеет сейчас лишь малое значение. В 30—40-е годы была опубликована серия краниологических работ, выполненных в соответствии с требованиями современной методики, но современные популяции все еще оставались не исследованными на уровне, который отражал бы новейшие достижения антропологической техники. Этот огромный пробел был заполнен в 1947 г., когда Амуро-сахалинская антрополого-этнографическая экспедиция Института этнографии АН СССР, работавшая под руководством М. Г. Левина, собрала обширные данные по соматологии тунгусо-маньчжурских народов Амура, а также нивхов Сахалина и айнов. Итогом обработки всех этих данных в сопоставлении с собранными им соматоло-гическими материалами по другим территориям Северной Азии и была упомянутая выше книга М. Г. Левина, которой предшествовал ряд предварительных сообщений с глубоким обсуждением генетических проблем антропологии Дальнего Востока и Тихоокеанского побережья Азии в целом2. В последние полтора десятилетия накопление антропологических данных о монголоидных популяциях бассейна Амура, Сахалина и Приморья шло по пути расширения охвата изучаемых признаков — включения генетических маркеров, микроморфологических вариаций и т. д., сбора популяционно-демографических и генеалогических сведений3. В результате все население советского Дальнего Востока сейчас может быть охарактеризовано не только с морфологической стороны, но и с генетической. Изучение антропологического состава населения Восточной Азии также насчитывает теперь уже больше 100 лет. Оно проводилось специалистами из разных европейских стран и Японии; китайские ученые стали принимать участие в этих исследованиях лишь на последнем этапе. Совершенно естественно, что подобные исследования имели разные задачи, исходили из различных теоретических и методологических установок, опирались на разные программы и методические приемы. Пожалуй, известным этапом в суммировании и обобщении данных по современным народам Восточной и Юго-Восточной Азии были книги немецкого антро2 См.: Левин М. Г. Амуро-сахалинская антрополого-этнографическая экспеди ция.- Краткие сообщ. Ин-та этнографии АН СССР. Вып. 5. М., 1949; Он же. Антро пологические исследования на Амуре и Сахалине.— Там же; Он же. Антропологиче ские типы Сибири и Дальнего Востока (К проблеме этногенеза народов Северной Азии).- Сов. этнография, 1950, № 2. 3 См.: Спицын В. А. Биохимический полиморфизм человека. М.: Изд во МГУ, 1985. Об историческом взаимодействии монголоидов 85 полога Э. Айкштедта4, но при своей фактической полноте они несли груз культуртрегерского снобизма: культурные достижения народов Восточной Азии автор ставил в прямую связь с действительно имевшим место проникновением европеоидов на восток и влиянием европейской цивилизации. Нельзя не отметить, что в рассмотрении вопросов генезиса антропологического состава древних народов Восточной Азии значительную роль сыграло комментирование сообщений китайских письменных источников об их физическом типе, а также древнекитайская иконография. Палеоантропология Китая богата палеолитическими остатками человека, но до последнего времени была исключительно бедна материалами более поздних эпох. Поэтому для суждения о физических особенностях древних народов иконография, разумеется, в высшей степени условная, и письменные свидетельства доставляли основную информацию. Зато материалы по краниологии современного или близкого к современности населения, хранившиеся в анатомических коллекциях, чрезвычайно обширны. Они получены в разных районах Китая и многих соседних стран, тщательно описаны и составляют полноценную базу для оценки географической изменчивости многих важных антропологических признаков. Многие из этих краниологических коллекций хранятся в музеях СССР — Музее антропологии и этнографии АН СССР в Ленинграде и Музее антропологии при МГУ в Москве — и по своему удельному весу занимают почетное место среди всех краниологических материалов, известных к настоящему времени5. В целом же сопоставление краниологических материалов с соматологическими данными позволило получить картину географической дифференциации локальных рас и при ретроспективном анализе рассмотреть вопросы их генеалогических взаимоотношений и их генезисаG. Какие проблемы встают в связи с изучением монголоидных популяций Дальнего Востока, сравнением их с монголоидами Сибири в целом, восстановлением динамики их расового состава и их генезисом? Остановимся сначала на таксономических вопросах, чтобы затем уже, привлекая палеоантропологический материал, перейти к проблемам антропологической генеалогии. В настоящее время имеются твердые основания для того, чтобы выделять в качестве самостоятельной единицы расовой систематики особую локальную расу, терминологически обозначаемую как байкальская. В литературе последних десятилетий ее называли еще палеосибирской, но этот термин не привился из-за очевидного элемента генеалогической оценки, который он в себе несет и который всегда является более или менее гипотетическим. Носителями комплекса признаков байкальской расы являются некоторые палеоазиатские народы Сибири, например юкагиры, но основные представители этой расы — тунгусо-маньчжурские народы бассейна Амура. Эвенки, ранее очень широко расселенные в центральных и восточных районах Сибири, связаны были в своем генезисе, по ранее бытовавшему мнению, с территориями, примы4 См.: Eickstedt E. Rassendinamik von Ostasien, China und Japan, Thai und Khmer von der Urzeit bis heute. Berlin, 1944. 5 См.: Чебоксаров Н. Н. Основные направления расовой дифференциации в Восточной Азии.-Труды Ин-та этнографии АН СССР (нов. серия). Т. 2. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. 6 См.: Чебоксаров Н. Н. Этническая антропология Китая (расовая морфология современного населения). М.: Наука, 1982. : На основных направлениях науки 86 кающими к Байкалу, что и объясняет наименование локальной расы, о которой мы говорим, байкальской. Основными характеристиками любой расы являются занимаемый ею ареал и отличительные особенности ее носителей. Ареал байкальской расы огромен и простирается в настоящее время от Байкала до Приморья, то есть на тысячи километров; до освоения Сибири русскими, если судить по историкоэтнографическим данным, он был еще обширнее. Специфика ареала несколько столетий тому назад выражалась еще и в том, что он был сплошным, хотя при очень малой плотности населения и охотничьем типе хозяйства, свойственном большинству тунгусо-маньчжурских народов, связь между популяциями, находившимися в удаленных частях ареала, все равно была слабой. Что касается морфологических отличий представителей байкальской расы, то они выражены вполне определенно, одинаково характерны для всех байкальских народов и в совокупности составляют достаточно специфичное и морфологически определенное сочетание признаков. Не говоря о второстепенных вариациях, отметим лишь те особенности, которые и служат для выделения байкальской расы, определяя ее своеобразие и Особое место среди других расовых типов Сибири и Дальнего Востока. Этих особенностей четыре, причем одна из них носит комплексный характер: относительно светлая пигментация, что одинаково справедливо и для цвета кожи и для интенсивности пигментации волос и глаз, относительно мягкие по монголоидному масштабу волосы головы, максимальная выраженность монголоидных особенностей в строении глазной области, максимальная уплощенность лица. Поскольку для всех популяций Классических монголоидов типичны максимально жесткие иссиня-черные Волосы, постольку байкальская раса, можно сказать, имеет не только специфическую, но и морфологически противоречивую комбинацию признаков: на фоне максимальной выраженности монголоидных черт по одним признакам выделяется их ослабление в других признаках. В связи с этим интересно обратить внимание на строение зубной Системы представителей байкальской расы, не использованное при ее выделении, но подчеркивающее ее морфологическое своеобразие. Американский антрополог А. Хрдличка, исследуя коренное население Америки, обратил внимание на то, что по строению внутренней (жевательной) поверхности резцов оно отличается от европейского: внутренняя поверхность резцов у коренного населения Америки не плоская и ровная, как у европейцев, а имеет выемку и похожа по форме на совковую лопату, Почему А. Хрдличка и назвал резцы подобного типа лопатообразными7. Дальнейшие исследования показали, что среди монголоидов обладатели лопатообразных резцов составляют подавляющее большинство, то есть 80—100%, тогда как у европеоидов подобные резцы встречаются в 10— 20% случаев. Однако байкальская раса составляет исключение: среди тунгусоманьчжурских народов Амура носители лопатообразных резцов составляют примерно половину популяции, а среди эвенков их даже еи;^ меньше, приблизительно треть популяции8. Интересно распространение вариаций пигментации, нанесенных, однако, не на карту современного расселения народов Сибири, а на карту их расселения к моменту прихода русских, воссозданную на основании 7 См.: Hrdlicka A. Shovel-Shaped Teeth.—Amer. Journal of Phys. Anthropology, 1920, v. 3. 8 См.: Хитъ Г. Л., Халдеева Н. И. Антропологические исследования в Хабаров ском крае.- В кн.: Полевые исследования Института этнографии. 1974 г. М.: Наука, 1975. Об историческом взаимодействии монголоидов 8? ревизских описей и других архивных документов Б. О. Долгих9. Ареал тунгусоманьчжурских народов обнаруживает некоторые аналогии лишь с Западной Сибирью — с ареалом угро-самодийских народов, которые также отличаются некоторым посветлением пигментации, но в составе которых заведомо есть европеоидная примесь, восходящая к древнему населению юга Западной Сибири, представленного почти без исключения европеоидами. Любопытно, что по степени жесткости волос тунгусо-маньчжурские народы также имеют на территории Сибири аналогию в угро-самодийцах, но сходство последних с тунгусо-маньчжурами и в этом случае имеет ту же причину — наличие в антропологическом составе угро-самодийцев европеоидной примеси. Для характеристики развития монголоидных особенностей глазной области использованы два наиболее важных признака — набухание продольной складки верхнего века и наличие эпикантуса, то есть складки во внутреннем углу глаза, закрывающей слезный бугорок. Максимум развития обоих перечисленных признаков совпадает в своих границах с ареалом тунгусо-маньчжурских народов. Для оценки уплощенности лицевого скелета можно использовать способ, предложенный И. И. Гохма-ном и опирающийся не на вариации отдельных признаков, а на суммирование их в угловом выражении и на получение суммарных показателей уплощенности отдельно лицевого скелета и переносья,0. Распределение этих показателей и вариаций лопатообразных резцов также выделяет тунгусо-маньчжурский ареал. Какие палеоантропологические аналогии можно наметить всему морфологическому разнообразию, рассмотренному выше? Проблема формирования байкальской расы уже породила большую и достаточно противоречивую литературу, на которой здесь нет возможности останавливаться. Наиболее распространенная, хотя в последние годы и теряющая сторонников, точка зрения состоит в том, что в основе сложения байкальских популяций лежит древнее население, представленное неолитическими могильниками Прибайкалья. Генезис тунгусо-маньчягурских народов на базе неолитического населения Прибайкалья был обоснован на огромном историко-культурном материале А. П. Окладниковым", в целом внесшим огромный вклад в этногонию народов Сибири и Дальнего Востока. Позже М. Г. Левин показал, что если говорить о культурной преемственности, то ее рамки охватывают не только тунгусо-маньчжурские, по и некоторые палеоазиатские народы, например юкагиров. Однако обширный палеоантропологический материал из неолитических погребений Прибайкалья, основная заслуга в изучении которого принадлежит Г. Ф. Дебецу и М. Г. Левину, а в последние годы — Н. Н. Мамоновой, с самого начала вступил в известное противоречие с намеченной линией преемственности. Отличия прибайкальских неолитических черепов от черепов классических монголоидов состояли в том, что первые больше напоминали краниологические особенности смешанных 9 См.: Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке.-. Труды Ип-та этнографии АН СССР (нов. серия;. Т. 5. М.: Изд-во АН СССР, I960. Прекрасным дополнением к этому изданию является книга: Гурвич И. С. Этниче ская история северо-востока Сибири.— Труды Ин-та этнографии АН СССР (нов. се рия).10 Т. 89. М.: Наука, 1966. См.: Гохман И. И. Происхождение центральноазиатской расы в свете новых палеоантропологических материалов.— В кн.: Исследования по палеоантропологии и краниологии СССР. Сборник Музея антропологии и этнографии АН СССР. Т. 36. Л., 1980. 1 См.: Окладников А. П. К изучению начальных этапов формирования народов Сибири. (Население Прибайкалья в неолите и раннем бронзовом веке).- Сов. этно^ графия, 1950, № 2. На основных направлениях науки 88 европеоидно-монголоидных популяций. Высказывалась мысль, что подобная комбинация признаков есть следствие протоморфности неолитического населения Прибайкалья, его принадлежности к единому европеоидно-монголоидному стволу, еще не подвергшемуся дифференциации1Z,— мысль, надо сказать, вызванная стремлением спасти намеченную линию историко-культурных сопоставлений. Но ее было трудно подтвердить конкретными результатами антропологического анализа: к настоящему времени накопилось большое число убедительных аргументов в пользу несомненного наличия значительной европеоидной примеси у неолитического населения Прибайкалья. Соотнесение этого вывода с рассмотренной выше морфологической типологией байкальской расы на первый взгляд можно объяснить в рамках гипотезы участия европеоидов в формировании байкальской расы. По-светление пигментации и уменьшение жесткости волос легко объясняется влиянием европеоидов. Не противоречит этому и строение зубной системы. Однако как совместить с подобной гипотезой максимальную выраженность монголоидности в строении глазной области, уплощенности лица в горизонтальной плоскости и во всем комплексе других признаков? При смешении европеоидов и монголоидов метисные популяции занимают срединное положение между предковыми, а если и сдвигаются в морфологическом отношении в ту или иную сторону, то этот сдвиг проявляется в вариациях всех признаков и пропорционален доле участия европеоидных и монголоидных компонентов в самом смешении. Антропология не знает случаев, чтобы смешанные по происхождению группы были похожи по одним признакам на европеоидов, а по другим — на монголоидов. Таким образом, истолкование своеобразных морфологических черт байкальской расы с помощью гипотезы европеоидной примеси у ее носителей не может быть поддержано ни с антропологической, ни с генетической точки зрения. А этим автоматически предопределяется отказ от гипотезы генетической преемственности байкальской расы и антропологического типа неолитического населения Прибайкалья. К сожалению, палеоантропологические материалы с территории к востоку от озера Байкал далеки от желаемой полноты и позволяют делать в ряде случаев лишь косвенные выводы. Все же и неолитические Черепа из Прибайкалья, и скелет из энеолитического погребения в Шил-кинской пещере в бассейне верхнего Амура, и череп из неолитического погребения в пещере Чертовы ворота в Приморье не обнаруживают никаких следов европеоидной примеси, что позволяет считать Байкал границей между ареалами монголоидов с европеоидной примесью и чистыми монголоидами и предполагать, что европеоиды не распространялись на восток дальше Прибайкалья13. Любопытно отметить, что во всех трех перечисленных случаях краниологические особенности современных байкальских монголоидов выражены у древнего населения совершенно отчетливо, но черепа из пещеры Чертовы ворота даже гипертрофированы, что специально подчеркивалось исследователями, описавшими все эти находки. То же типично байкальское сочетание признаков было свойственно и населению среднего течения Амура в I тыс. н. э., которое получило в письменных китайских источниках этническое наименование мохэ; они сейчас исключительно полно охарактеризованы археологически в трудах 12 Библиографию и обзор работ, посвященных палеоантропологии Прибайкалья, с разбором содержащихся в них концепций, см.: Алексеев В. П., Мамонова Н. Н. К палеоантропологии эпохи неолита верховьев Лены.- Сов. этнография, 1979, № 5. 13 Сводку материалов и литературы см.: Алексеев В. П., Гохман И. И. Антропо логия азиатской части СССР. М.: Наука, 1984. Об историческом взаимодействии монголоидов 89 Е. И. Деревянноu и на основании культурно-исторических характеристик бесспорно могут быть отнесены к кругу тунгусо-маньчжурских народов средневековья. Таким образом, в районах к востоку от озера Байкал типично байкальское сочетание признаков прослеживается вглубь вплоть до эпохи неолита. Вероятно, эту огромную область, включающую Забайкалье, бассейн верхнего и среднего течения Амура и частично Приморье, и следует считать территорией формирования байкальского комплекса признаков. Эта огромная территория отличается большим ландшафтно-географи-ческим разнообразием, ограничена с юга степями и полупустынями восточных районов Монголии, с севера — рядом труднодоступных горных хребтов. Расообразовательный процесс в географических рамках такой территории протекал в условиях изоляции, причем эта изоляция охватывала как всю совокупность популяций, так и действовала по отношению к каждой из них в отдельности. В этих условиях действие изоляции проявляется в первую очередь по отношению к признакам с простой наследственностью, то есть регулируемым в своей наследственной передаче небольшим числом генов. Судя по имеющейся сравнительно небольшой генетической информации, все особенности пигментации, форма внутренней поверхности резцов, степень жесткости волос относятся к числу таких признаков, регулируемых малым числом генов каждый. Генетико-автоматические процессы (дрейф генов) вызывают в условиях изоляции направленные сдвиги в вариациях признаков с простой наследственной структурой. Подобным эффектом и можно объяснить своеобразие байкальской расы и ее морфологические отличия от других классических представителей монголоидного расового ствола. Все сказанное имеет исключительное значение для понимания генезиса тунгусо-маньчжурских пародов. В 20-е годы С. М. Широкогоров выступил с обстоятельной историко-этнологическои аргументацией в пользу южной прародины тунгусо-маньчжурских народов, их формирования в Маньчжурии и степных районах Северного Китая 15. По сути дела, эта гипотеза была традиционной, так как она высказывалась еще исследователями прошлого столетия. Но С. М. Широкогоров использовал для ее обоснования всю полноту накопленной к тому времени информации, привлек лингвистические данные о южных элементах в составе тунгусо-маньчжурских языков, ретроспективно оценил, привлекая сравнительные аналогии, древние культуры собственно маньчжуров и тунгусо-маньчжурских народов Дальнего Востока и Сибири, поэтому она справедливо связывается с его именем. М. Г. Левин в упомянутой выше книге выступил с критикой гипотезы южной прародины тунгусо-маньчжурских народов, защищая мысль о формировании их предков в Прибайкалье и исходном расселении из данного центра. В этом он следовал за А. П. Окладниковым, хотя оба. они опирались на информацию и аргументацию разного характера; А. П. Окладников — на историкоэтнологическую, М. Г. Левин — на исто-рико-антропологическую. Разбирая доказательство за доказательством: аргументацию С. М. Широкогорова, М. Г. Левин выявил у него ряд суждений, противоречащих современным знаниям. Поэтому гипотеза север14 См.: Деревянко Е. И. Племена Приамурья I тысячелетия нашей эры. Очерки эт нической истории и культуры. Новосибирск: Наука, 1981. О палеоантропологии мохэ см.: Алексеев В. П. Материалы по краниологии мохэ.- В кн.: Палеоантропология Сибири. Новосибирск: Наука, 1980. 15 Наиболее полное обоснование см.: Shirokogoroff S. M. Social Organisation ol the Northern Tungus, with Introductory Chapter Concerning Geographical Distribution and History of these Groups. Shanghai, 1929. На основных направлениях науки 90 ной прибайкальской прародины тунгусо-маньчжурских народов на ряд лет возобладала в советской этнографической литературе. Между тем позиция М. Г. Левина не может считаться последовательной с самого начала: много сделав для доказательства наличия европеоидной примеси у неолитического населения Прибайкалья, он полностью отрицал ее наличие в составе современных носителей байкальской комбинации признаков и в то же время постулировал прямую линию генетической преемственности между ними. Как соотносятся концепции северной и южной прародины тунгусоманьчжурских народов в свете приведенных выше антропологических данных? Сам факт переноса ареала формирования байкальской расы в Забайкалье и в южные районы советского Дальнего Востока заставляет с сомнением отнестись к первой из них. Но к этому можно добавить и некоторые экстраантропологические соображения. Представление о расселении из Прибайкалья вступает в очевидное противоречие с палеодемо-графией — трудно понять, каким образом комплексное охотничье-рыбо-ловческое хозяйство потребляющего типа при обусловленной им малой плотности и естественной малочисленности населения могло обеспечить избыточное расселение, вызвавшее отток древних популяций из Прибайкалья не только в северном, но и в восточном и юго-восточном направлении. Ситуация еще осложняется тем, что этот предполагаемый отток населения из Прибайкалья шел в направлении переселения людей из района с потребляющим хозяйством в области с производящим хозяйством. Д. Л. Бродянский и А. П. Окладников привели специальные аргументы в пользу значительной древности и относительной самостоятельности возникновения и развития дальневосточного очага земледелия 1в. Оформление первых государственных образований в I тыс. н. э. также свидетельствует о сравнительно высоком уровне развития производительных сил и большой численности населения в бассейне Амура, чему нет никаких доказательств в Прибайкалье. А. П. Деревянко суммировал всю археологическую и историческую информацию и привел убедительные аргументы в пользу южной прародины тунгусо-маньчжурских народов 17. Как можно представить себе, что группы, переселявшиеся из малолюдных районов и стоявшие на более низком уровне хозяйственного и культурного развития, играли преимущественную роль в этногенетиче-ских процессах и определяли их характер и направление? Найдись убедительные подтверждения подобному представлению, его было бы невозможно истолковать разумным образом. К счастью, таких подтверждений нет. Остается сказать несколько слов об антропологических особенностях 'маньчжуров. Имеющиеся данные по антропологии маньчжуров недостаточно полны для четырехмиллионного народа18, но они все же позволяют составить известное представление об их антропологическом составе. Смешанные оттенки цвета глаз встречаются достаточно часто, монголоидные особенности в глазной области развиты сильно, уплощенность лица в горизонтальной плоскости и носа мало уступают аналогичным 16 См.: Окладников А. П., Бродянский Д. Л. Дальневосточный очаг древнего зем леделия.Сов. этнография, 1969, № 2. 17 См.: Деревянко А. П. Приамурье (I тысячелетие до нашей эры). Новосибирск: Наука, 1976. 18 См.: Shirokogoroff S. M. Anthropology of Northern China.—Royal Asiatic So ciety (North China Branch), extra v. 2. Shanghai, 1923. Об историческом взаимодействии монголоидов 91 вариациям у эвенков и тунгусоязычных народов Амура. Налицо, следовательно, какая-то комбинация признаков, представляющая собою локальную модификацию байкальской расы. К сожалению, с территории Маньчжурии неизвестны палеоантропологические материалы, что не позволяет решить вопрос о том, входила ли Маньчжурия изначально в ареал формирования байкальской расы или носители признаков этой расы распространились здесь из Приморья. Но так или иначе граница между байкальскими монголоидами и восточноазиатскими монголоидами, о которых сейчас пойдет речь, проходит в Северном Китае где-то по южным районам Маньчжурии. Морфологическое своеобразие восточноазиатских монголоидов выраже:-но менее определенно, чем у байкальских монголоидов. Это проявляется в первую очередь в том, что ни по одному признаку восточноазиатские монголоиды не обнаруживают сдвига в европеоидном направлении по сравнению с классической монголоидной комбинацией признаков, хотя сама эта комбинация представлена у них не в максимальной степени выраженности. Все же можно назвать две особенности, которые типичны для них в максимальной степени: интенсивность пигментации, особенно отчетливая в цвете волос и глаз, и степень жесткости волос. Как ни неполны данные по восточноазиатским монголоидам, можно уверенно говорить, что они по вариациям этих признаков противопоставляются бай:-кальским. Входящие в состав восточноазиатской расы популяции не только различаются морфологически, но и имеют своеобразный генезис. По отно^ шению к антропологическому составу японского народа своеобразие этого генезиса определяется субстратными явлениями, связанными с древними предками айнов и их значительным участием в этногенезе японцев19. Это участие демонстрируется всеми видами историко-этноло^ гических источников: лингвистическими данными, историко-этнографиче-скими наблюдениями, палеоантропологическими материалами, историческими источниками. В антропологических особенностях современного населения Японии оно отразилось в вариациях, которые как раз легко объяснить в соответствии с преобладающим айнским типом, субстратной айнской примесью. Это утолщение губ у японцев по сравнению с мате^ риковыми популяциями, усиление роста бороды, появление волнистых волос, некоторое ослабление выраженности монголоидных признаков. Подобное сочетание признаков образует особый локальный вариант в рамках ареала восточноазиатской расы, приуроченный к Японским островам и занимающий самостоятельное место в расовой систематике. Антропологическое своеобразие корейцев также вполне отчетливо и выражается в каких-то вариациях, которые свидетельствуют о влиянии центральноазиатских и сибирских, то есть внутриконтипептальных, монголоидов. К сожалению, территория Кореи в отличие от территории Японских островов совсем не изучена в палеоантропологическом отногае^ нии, и поэтому масштабы этого влияния можно оценить, опираясь лишь на соматологические данные по современному населению, а время воз= можных контактов непосредственных предков корейского народа с внутриматериковыми монголоидами вообще не реконструируется определенным образом. Это объясняется слабой изученностью древнейших этапов истории корейского народа, а также изолированным положением корейского языка в лингвистической классификации, что препятствует в данном случае использованию лингвистических данных в историко-этно-логических целях. Однако при всей неясности генезиса антропологичеСм.: Левин М. Г. Этническая антропология Японии. М.: Наука, 1971. И а основных направлениях науки 92 ского типа корейцев сам по себе он также может рассматриваться как еще один таксономически и географически самостоятельный вариант восточноазиатской расы. Разумеется, территориальное многообразие восточноазиатской расы не исчерпывается только что перечисленными двумя локальными вариантами, но в нашу задачу и не входит охарактеризовать все ее локальные модификации. Об антропологическом составе корейцев и японцев было сказано лишь постольку, поскольку можно было утверждать наличие примеси инородных компонентов. Наиболее типичными представителями восточноазиатской расы, не несущими в своем составе какой-либо примеси иных расовых компонентов, являются китайцы, особенно северные китайцы, так как на юге ощутима примесь более южных — темнокожих, толстогубых и волнистоволосых или курчавоволосых типов. Для нашей темы особенно важно, что огромный ареал этой расы на севере заходит в Маньчжурию и образует общую границу с дальневосточными монголоидами в байкальской модификации. Но прежде чем затронуть вопрос об их историческом взаимодействии в древнейшие эпохи, необходимо коснуться проблем генезиса материковых восточноазиатских популяций. Хотя мы и не располагаем большими палеоантропологическими коллекциями с территории Китайской Народной Республики, которые позволили бы детально реконструировать динамику расогенетического процесса в ходе времени, начальный этап этого процесса все же может быть реконструирован. Дело осложняется, правда, тем, что ареал формирования восточноазиатской расы в тех или иных границах совпадает с ареа-лом формирования азиатских монголоидов, который тоже располагался в Восточной Азии и восстанавливается с помощью как нижнепалеолитических, так и верхнепалеолитических находок20. Поэтому предшествующие стадии расообразования наслоились на последующие, формирование Монголоидного комплекса в целом предшествовало формированию восточноазиатской расы, но наметить сколько-нибудь определенный хронологический рубеж весьма затруднительно. Все же можно определенно констатировать, что население, проживавшее в эпоху неолита в бассейне Хуанхэ по ее среднему течению, имело все отличительные краниологические признаки современных восточноазиатских монголоидов21. Отдельные авторы, например, Н. Н. Чебоксаров, писали о возможной «европеоидной примеси в составе этого населения, но эту мысль трудно подтвердить какими-либо морфологическими соображениями, хотя с исторической точки зрения она выглядит достаточно правдоподобной: в эпоху неолита и бронзы европеоиды были широко расселены во внутренних районах Азии. Так или иначе, но начиная как минимум с эпохи неолита восточноазиатский комплекс признаков можно считать сформировавшимся, а в качестве наиболее вероятной области его формирования можно рассматривать северные районы Китая, примыкающие к бассейну Хуанхэ. Именно из этой области, надо думать, в результате интенсивного раннего развития земледельческой культуры и вызванного этим высокого прироста населения и происходило расселение предков восточно-азиатских монголоидов в разных направлениях. Итак, Восточная Азия и Дальний Восток были, начиная с эпохи неолита, местом развития автохтонных цивилизаций, носители которых гово20 Факты, рассмотрение проблематики и литературу см.: Алексеев В. П. Палео антропология земного шара и формирование человеческих рас. Палеолит. М.: Наука, 1978. 21 Сводку данных см.: Крюков М. В., Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы. Проблемы этногенеза,. М.: Наука, 1978. Об историческом взаимодействии монголоидов 93 рили па тунгусо-маньчжурских и китайских языках и имели каждая свое самостоятельное этническое лицо. Многочисленность населения в Восточной Азии, казалось бы, должна была привести к его широкому расселе-лию в разнообразных направлениях, в том числе и в северном. Между тем антропологические данные не подтверждают этого предположения: географическая граница между представителями байкальской и восточноазиатской рас проходит через южные районы территории Маньчжурии, повидимому, не сдвигалась она серьезным образом и с течением времени. Носители восточноазиатского комплекса признаков не принимали заметного участия в формировании антропологического состава тунгусоманьчжурских народов. Антропологический состав китайского народа в северных районах его расселения также сложился без ощутимого влияния байкальских монголоидов. Таким образом, между ареалами байкальской и восточноазиатскои рас проходил генетический барьер, древность которого восходит к неолитическому времени. УДК 572
