Sovremennaya_interpretatsiya_rossijskoj_istorii_v_usloviy

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени М. В. ЛОМОНОСОВА
ИНСТИТУТ ПЕРЕПОДГОТОВКИ И ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ
ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ГУМАНИТАРНЫХИ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
КАФЕДРА ИСТОРИИ
Современная интерпретация российской истории
в условиях глобализации
Под редакцией профессора А. И. Уткина
Москва
2011
УДК94(47)(075.8)
ББК63.3(2)Я73
0-95
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
А.И. УТКИН – ответственный редактор,
З.С. БОЧАРОВА, В.А. ЗМЕЕВ, А.Ю. КАРАТЕЕВ, Е.В. БУНИНА
РЕЦЕНЗЕНТЫ:
В.М. КОЗЬМЕНКО, доктор исторических наук, профессор;
М.Н. ПРУДНИКОВ, доктор исторических наук, профессор
Современная интерпретация российской истории в условиях глобализации / Под редакцией доктора исторических наук, профессора А.И. Уткина.
– М.: МАКС Пресс, 2011. – 264 с.
Коллективная монография профессорско-преподавательского состава,
слушателей и стажеров кафедры истории ИППК МГУ имени М.В. Ломоносова
посвящена современной интерпретации российской истории в условиях глобализации. Авторы книги рассматривают злободневные вопросы отечественной
историографии, проблемы экономического и культурного развития нашей
страны, политические и социальные аспекты российской и мировой истории,
особенности становления и развития образования.
Предлагаемое научное издание не претендует на полноту освещения заявленных вопросов. Авторский коллектив предпринимает попытку с позиций
сегодняшнего дня взглянуть на некоторые актуальные проблемы отечественной
истории в контексте развития ряда глобальных процессов.
Книга рассчитана на специалистов-историков, докторантов, аспирантов и
студентов гуманитарных вузов (факультетов).
ISBN978-5-317-02513-7
О
КАФЕДРА ИСТОРИИ
ИППК МГУ, 2011
2
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ …………………………………………………………………….. 4
ГЛАВА 1. Злободневные вопросы отечественной историографии ……….. 10
1. К вопросу о научной интерпретации и глобальной мифологизации
российской истории ……………………………………………………. 10
2. Исторические воззрения В.Г.Белинского …………………………….. 22
3. Павел Николаевич Милюков – историк и историограф …………….. 29
4. Роль И.В.Сталина в развитии науки и культуры в СССР ……………. 55
ГЛАВА 2. Проблемы экономического и культурного развития …………… 65
1. Духовные начала общественного развития: история и
современность ………………………………………………………….. 65
2. Древнерусское и российское законодательство о внебрачных детях
(XI – начало XX века) ………………………………………………….. 73
3. Превратности судьбы купца Алексея Ерофеева из Сергиевского
посада ……………………………………………………………………. 85
4. Кустарная промышленность Центральной России в период
социалистической индустриализации …………………………………. 98
5. Человек в космосе: к 50-летию полета Юрия Алексеевича Гагарина 102
ГЛАВА 3. Политические и социальные аспекты отечественной и мировой
истории ………………………………………………………………………… 113
1. Вопросы национальной государственности в программах
политических партий Российской империи после 1905 года ……….. 113
2. Социальная помощь Лиги наций российским беженцам в 19201930-е годы ……………………………………………………………… 135
3. Советско-германские отношения в контексте «новой» восточной
политики ФРГ. Формирование «новой восточной политики» ФРГ …. 151
4. Международная деятельность Русской Православной Церкви как
часть внешней политики СССР в 1940-1960 годы ………………. . 179
ГЛАВА 4. Основные особенности становления и развития российского
образования ……………………………………………………………………. 198
1. Этапы эволюции высшей школы Российской империи ……………… 198
2. Зарождение отечественного негосударственного образования ……… 225
3. Организация начальной и средней школы у народов Южной Сибири
в XIX – начале XX века ………………………………………………… 236
4. Проблема возрождения духовно-нравственных традиций в
современном отечественном образовании ……………………………. 242
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Исторический опыт учит многому ……………………….. 255
3
ВВЕДЕНИЕ
Рождение книги – это всегда тайна, всегда поиск своего места в огромном
потоке научного пространства. В XXI веке в условиях информационной революции заметно возрастает интерес к проблемам образования, воспитания и самовоспитания, к вопросам совершенствования социальных, национальных и
политических отношений в обществе.
Поэтому в данной работе, подготовленной учёными и слушателями кафедры истории ИППК МГУ имени М.В. Ломоносова, особое внимание уделено
актуальным проблемам возрождения и развития духовно-нравственных традиций отечественного образования, анализу основных этапов эволюции высшей
школы в нашей стране, изучению злободневных вопросов отечественной истории и культуры.
И не случайно, что сегодня во всём мире народы и правительства озабочены кризисным состоянием среднего и высшего образования, ищут эффективные пути решения назревших проблем. Образование в XXI веке стало делом
большой политики. В этом отношении весьма показательна программа «Национальные цели просвещения», разработанная в конце прошлого века министерством образования США. В ней провозглашалось: «Образование является основным показателем качества нашей жизни: оно является сердцевиной нашего
экономического могущества и безопасности, творческого потенциала науки,
культуры, искусства. Образование – это ключ к обеспечению конкурентоспособности Америки в мире XXI века… Если Соединенные Штаты хотят сохранить сильную и гарантированную демократию, а также процветающую и развивающуюся экономику, все наши граждане должны быть вовлечены в осуществление этой программы».1
Такое конкретное и обостренное понимание проблемы присуще не только
американцам. Ценность и важность всемерного развития всей системы народного образования, воспитания и науки сегодня осознают и в Китае, и в Японии,
и в Европе, и многих других местах нашей планеты. Об этом свидетельствуют
финансовые затраты и усилия, предпринимаемые правительствами различных
стран. Образование в XXI веке превратилось в одну из важнейших отраслей человеческой деятельности. Сегодня оно охватывает буквально всё общество, а
расходы на него постоянно растут. В настоящее время в развитых странах в эту
область вкладывается 5-8 % валового национального продукта. Печальным
«исключением» из этого правила являются лишь некоторые страны «третьего
мира» и современная Россия. В нашей стране на нужды образования отпуска1
Цит. по кн.: Мир на пороге XXI столетия. Чебоксары, 1993. С. 115.
4
лось в разные годы лишь 1-2 % ВНП. Сегодня в развитых странах создана целая
система непрерывного образования для взрослых, для специалистов всех уровней. У нас такая система находится лишь в зачаточном состоянии.2
Современная социокультурная ситуация в том виде, в каком она сложилась в российском обществе 90-х годов прошлого века, отличается невероятной
сложностью и противоречивостью. В условиях перехода к рынку возникает немало новых социокультурных проблем для огромной массы людей. Социальная
незащищённость человека, атмосфера эмоционального дискомфорта в обществе, отчуждение от привычной культурной среды, разрыв социальных связей
лишают его внутренней стабильности, психологической защищённости. Всё это
деформирует человека, лишает его прочного «внутреннего стержня», устойчивого духовного и нравственного состояния.
Коммерциализация культуры ведёт не просто к сокращению «культурного поля», а к созданию атмосферы конкуренции, в которой, как известно, побеждает сильнейший. Уже сегодня видно, как незащищённая в финансовоэкономическом отношении отечественная культура уступает место западной,
опирающейся на мощную денежную и техническую основу.
Очевидно также, что новые технологии и современные, полноценные инвестиции в науку, образование и духовное развитие повышают объективную
потребность в новом социальном устройстве, новом типе международных отношений и, главное, в новом типе культуры, рождающейся сегодня. В своё
время Ф.М. Достоевский сформулировал великую общечеловеческую заповедь
– «красота спасёт мир». Сегодня мы с полным основанием можем утверждать:
«Духовное возрождение спасёт Россию». Справедливо говорят и другое:
«Культура спасёт общество, если оно защищает культуру».
Культурно-исторический опыт России, всего мира в ХХ–XXI веках свидетельствует о рождении планетарного мышления человечества, увеличении
целостности культуры, проявляющейся и в многообразии национальных идей,
идеалов и традиций и в усилении борьбы и сотрудничества различных народов
и наций на пути к лучшему будущему.
Естественно, что для ученого особую ценность, помимо философскометодологических принципов исследования, представляют также реальные
факты событий прошлого и настоящего. Известно, что факт – это само конкретное событие объективной действительности (в отличие от его возможной
репрезентации в сознании), а также истинное высказывание о конкретных событиях объективной действительности. Научный факт – это опытное звено, лежащее в основе построения эмпирических или теоретических систем знания.
Это некоторая эмпирическая реальность, отраженная информационными средствами. В познавательном смысле факт имеет многомерную структуру.
2
5
См.: История и теория мировой и отечественной культуры. М., 1997. С. 77-78.
В ней можно выделить четыре слоя: 1) объективную составляющую (реальные процессы, события, соотношения, свойства и т.п.); 2) информационную
составляющую (коммуникативные посредники, обеспечивающие передачу
научных знаний от источника к приемнику – средству фиксации фактов);
3) практическую детерминацию факта (его обусловленность существующими в
данную эпоху качественными и количественными возможностями наблюдения,
измерения, эксперимента); 4) его когнитивную обусловленность (зависимость
способа фиксации и интерпретации факта от системы исходных абстракций,
теоретических схем, психологических и социокультурных установок).3
Историческим фактом является конкретное событие объективной реальности, изученное исследователем и введенное в широкий научный оборот для
практического использования в социальной практике. Известно также, что исторические факты являются насущным хлебом объективного историка и позволяют ему раскрывать все явления и процессы во всем их многообразии и научной целостности. Произвольное замалчивание, извращение и подтасовка фактов категорически недопустимы, так как они составляют фундамент и сущность
реальных процессов, отраженных в научно-исторических исследованиях. Явление – это исторически значимый факт, отражающий существенные и важные
количественные и качественные изменения в объективном развитии тенденций
и процессов. Например, явление Христа израильскому народу явилось поворотным пунктом в развитии человечества, поскольку послужило массовому
распространению христианства, ставшего ментальной основой и фундаментом
для средневековой цивилизации Запада, а также одним из популярных сюжетов
на религиозные темы для многих выдающихся художников.
С другой стороны, есть в истории масса таких событий и фактов, которые
не представляют сколько-нибудь значимого явления. Известно, что отставка
М.С. Горбачева с поста президента СССР 25 декабря 1991 года практически не
имела никаких последствий и не оказала никакого влияния на ход отечественной и мировой истории. Советский Союз был фактически уничтожен и юридически прекратил своё существование ещё 8 декабря 1991 года, то есть за семнадцать дней до этого сугубо формального, трагикомического акта. Это была отставка президента несуществующего союзного государства. В то же время ещё
21 декабря председателем Совета глав государств СНГ был избран президент
Российской Федерации Б.Н. Ельцин, у которого была сосредоточена реальная и
номинальная власть в нашей стране.
Очевидно также, что существует огромное количество фактов и явлений
латентной истории, которые становятся известными по истечении времени.
Так, например, отказ В.А. Крючкова письменно санкционировать захват отрядом «Альфа» Белого Дома в ночь на 21 августа 1991 года, резко изменил соот3
См.: Лебедев С.А. Философия науки: Словарь основных терминов. М., 2004. С. 225.
6
ношение сил в стране в пользу демократов и предрешил изоляцию, арест членов ГКЧП СССР руководством РСФСР и последующую ликвидацию союзного
государства.4 Об этом важном и кардинальном факте нашей и мировой истории
стало известно лишь через пять лет после закономерной и заслуженной амнистии бывшего председателя КГБ. К сожалению, доступ профессиональных и
честных историков к таким материалам и документам существенно ограничен.
В этом в немалой степени кроется одна из причин «непредсказуемости» отечественной и мировой истории. Более того, в истории насчитывается большое количество «темных» пятен и нераскрытых тайн, связанных с крутыми поворотами исторических процессов, обусловленных наличием многочисленных латентных фактов.
Так, например, историки никогда достоверно не узнают, кто и зачем зарезал царевича Дмитрия, устранил с политической арены величайшего диктатора
всех времен и народов И.В. Сталина; кто и зачем убил популярных американских президентов, гарантов демократии и свободы А. Линкольна, У. Гардинга,
Джона Кеннеди и многих других известных исторических личностей, оказавших заметное влияние на ход исторических процессов. По мнению современных юмористов, «историю творят мельчайшие политиканы, а пишут величайшие историки».
Однако изучение фактов, явлений и процессов общественного развития
важны не сами по себе. Смысл истории наиболее ярко и конкретно проявляется
в ходе обнаружения основных тенденций и закономерностей исторического
развития, которые позволяют не только осмыслить прошлое и настоящее, но и
программировать и перепрограммировать будущее в нужном направлении и с
должным результатом. Говоря об общих тенденциях и признаках совершенствования мировой истории и культуры, дополнительно можно отметить также,
что четко проявляется, во-первых, взаимозависимость, взаимовлияние различных культур и цивилизаций. Прошлое живет в настоящем и переходит в будущее. В грядущем сохраняются черты минувших культур. И как следствие, происходит увеличение её целостности, интеграции и дифференциации. Единство
истории и культуры народов нашей планеты проявляется в многообразии всех
цивилизаций.
Во-вторых, накопление, приумножение достижений культуры, «социальной и духовной составляющей природы человека», её усложнение, также свидетельствует о родовой, культурно-генетической общности всех людей. При
этом проявляется тесная связь совершенствования социума и культуры с развитием социально-экономической и политической жизни людей. Конечно, накопление, приумножение достижений цивилизации немыслимо без потерь, порой
безвозвратных. Многие «секреты» прошлых культур утеряны, много мы поте4
7
См.: Крючков В.А. Личное дело. В 2-х частях. Часть 2. М., 1996. С. 197-198.
ряем сегодня, будут утраты и завтра. Отсюда прерывность и непрерывность
культурно-цивилизационного процесса, драматизм и оптимизм, трагичность и
фарс судеб различных этносов.
В-третьих, одной из основных тенденций исторического процесса является диалектика традиции и новаторства, а также приоритет культуры в развитии
всех сторон общественной жизни. Во всемирной истории также явственно просматривается диалектика эволюции и инволюции, развития и деградации, революций и контрреволюций.
В-четвертых, говоря о неповторимости истории различных народов, надо
подчеркнуть, что нельзя целиком, слепо и формально заимствовать те или иные
ценности и новации. Невозможно, например, на российскую почву грубо и механически перенести все основные элементы американского образа жизни,
немецкой культуры или японского технологического наследия. Можно лишь
наблюдать взаимовлияние, взаимопроникновение, синтез тех или иных (в том
числе сущностных) элементов непохожих цивилизаций. Поэтому вполне закономерно, что всеобщая история мировых сообществ доминирующих ведущих
регионов Земного шара представляет особый интерес, является стержневой и
фундаментальной основой исторической науки, понимаемой в широком и узком смысле этого слова.
С этим неразрывно связана и пятая общая черта в эволюции человечества. Это цикличность, стадиальность, зигзагообразность и кризисность её развития. Любое сложное явление когда-то зарождается, проходит стадию становления, затем развития, расцвета, гибели и возрождения. Конечно, кризис несет
в себе не только смерть, утрату, но и обновление, рождение нового феномена,
новой культуры. При этом у каждой эпохи, стадии, у каждого народа свои особенности и неповторимые черты. Об этом очень хорошо в своих трудах писал
известный китайский мыслитель Кан-Ю-Вей. Он, изучая основные этапы исторического развития Срединной империи, пришел к обоснованному выводу о
том, что она периодически переживала три основные стадии, последовательно
сменявшие друг друга. Это, во-первых, эра хаоса, во-вторых, эпоха становления
мира и, в-третьих, период всеобщего спокойствия.5
В этом наблюдении китайского философа проявилась прогностическая
функция исторического исследования. И вполне закономерно, что современные
феноменальные успехи КНР во многом обусловлены их философскими традициями и новейшими мировоззренческими позициями, способствующими прагматичному, эффективному и научному восприятию реалий модернизации Китая и окружающего мира. Известно, что в китайской философской мысли доминирующее значение играет триалектика – учение о гармонии личного, общественного и природного, а также – природной основы человека, его социально5
Философская энциклопедия. М., 1962. С. 429.
8
го назначения и духовной сущности. Эти и другие триады выступают как отдельные случаи оптимального соотношения единичного, частного и общего.
Подводя некоторые итоги, хотелось бы отметить, что все наиболее значимые и востребованные сегодня методы исторического анализа лишь тогда
дают наибольшие результаты, когда они применяются достаточно последовательно, полно и в сочетании друг с другом. Очевидно также и то, что кризисные
явления современной исторической науки будут успешно преодолены на пути
творческого развития методологии и более целеустремленного использования
всех её достижений. Весь опыт мирового развития свидетельствует о том, что
выдающиеся открытия делаются на стыке различных дисциплин, поэтому методологический арсенал исторической науки должен использовать новейшие
достижения философии и смежных наук. Сегодня наука становится решающей
силой социального и экономического прогресса, совершенствования всех сторон общественной жизни, а также преобразования природы и человека на
принципах гуманизма, социальной справедливости и свободы.
Мы надеемся также, что и эта новая книга московских учёных послужит
благородному делу методологического и фактологического осмысления истории нашего Отечества, поможет лучше понять сложные и весьма противоречивые явления и закономерности развития российской социокультурной жизни.
Коллективную монографию написали современные историки: введение и
заключение – А.И. Уткин, заведующий кафедрой истории ИППК МГУ, доктор
исторических наук, профессор; разделы 1 и 4 главы 1 – А.И. Степанов, доктор
исторических наук, профессор и А.И. Уткин; раздел 2 главы 1 – О.Д. Филиппова, кандидат исторических наук, доцент и Н.А. Шпынова, доцент; раздел 3
главы 1 – О.И. Митяева, доктор исторических наук, профессор; раздел 1 главы 2 – В.Ф. Марухин, доктор исторических наук, профессор; раздел 2 главы 2
– В.В. Алексеев, кандидат исторических наук, доцент; раздел 3 главы 2 –
Н.А. Четырина, кандидат исторических наук, доцент; раздел 4 главы 2 –
Е.В. Бунина, кандидат исторических наук, ассистент; раздел 5 главы 2 –
А.Ю. Каратеев, кандидат исторических наук, доцент; раздел 1 главы 3 –
А.В. Никонов, доктор исторических наук, доцент; раздел 2 главы 3 –
З.С. Бочарова, доктор исторических наук, профессор; раздел 3 главы 3 –
И.А. Алешковский, кандидат экономических наук, доцент; раздел 4 главы 3 –
И.К. Ушакова, кандидат исторических наук; раздел 1 главы 4 – В.А. Змеев,
доктор исторических наук, профессор; раздел 2 главы 4 – М.В. Болотина, кандидат исторических наук, старший преподаватель; раздел 3 главы 4 – Л.Н. Аксенова; раздел 4 главы 4 – Н.Н. Разуваева, доктор исторических наук, доцент.
9
Глава 1. Злободневные вопросы отечественной историографии
1. К вопросу о научной интерпретации и глобальной
мифологизации российской истории
В условиях глобализации современного мира на рубеже второго и третьего тысячелетий в жизни человечества заметно возрос интерес к изучению мифологизации истории и глобальных проблем ХХ–XXI веков, к реальному, виртуальному и фальсифицированному восприятию окружающего мира. И это
вполне закономерно, так как в наши дни системный кризис в экономической,
социальной, политической и духовной жизни народов Земного Шара приобрёл
драматический характер и огромный планетарный масштаб. Естественно, что в
научной и публицистической литературе обострились и усилились дискуссии
по всем этим вопросам и вызовам времени. Плюрализм мнений, концепций и
различных теорий стал приобретать причудливый и во многом запутанный, парадоксальный характер.
Современная научная интерпретация отечественной истории идёт, в основном, в русле трёх основных идеологических и политических направлений.
Они неразрывно и прочно связаны с тремя основными периодами социальноэкономического и политического развития нашей Родины в ХХ веке и наиболее
ярко проявились в монархической (консервативной), советской (социалистической) и постсоветской (либеральной) историографии. В современных условиях
ученые, обществоведы предпочитают чаще всего не декларировать свою политическую, идеологическую позицию и выступают в качестве независимых, беспартийных, центристски-ориентированных исследователей. Хотя все они (или
почти все) хорошо понимают, что жить в обществе и быть независимым от общества нельзя. Тем не менее, «независимые» и «неангажированные» учёные
вольно или невольно выражают интересы, взгляды, предрассудки, заблуждения
и прозрения тех или иных слоёв российского общества. Следовательно, они сознательно или бессознательно примыкают к трём основным направлениям конкретно-исторической мысли, лишь стыдливо прикрываясь фиговым листком
беспартийности и независимости.
Очевидно также, что научная интерпретация исторических фактов, явлений и процессов неизбежно связана с той или иной идеологической, политической, индивидуальной «окраской» и отражает не только абстрактные, теоретические представления человека о себе и окружающем мире, но и его личный
жизненный опыт, помноженный на практические реалии, мысли и чувствования его современников и предков. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть и то,
10
что интерпретация во многом и существенно отличается от мифологизации и
тем более от фальсификации реальной истории, которые, в свою очередь,
должно рассматривать как неизбежные и неотъемлемые разновидности всякого
исторического дискурса. И связано это, не в последнюю очередь, с тем, что в
истории человечества (и особенно в эпоху глобализации) идеологические, информационные войны между различными партиями, классами, этносами и государствами становятся всё разнообразнее, интенсивнее и неизбежнее. Поэтому
сегодня можно говорить о том, что мы наблюдаем в условиях кризиса триумф
мифа над разумом и торжество фальсификаций над здравым смыслом и научной интерпретацией отечественной и всемирной истории.
Однако опыт истории показывает, что такое временное доминирование
чувства над разумом, лжи над правдой, заблуждения над истиной носит неустойчивый, преходящий характер. Оно неизбежно в ближайшем будущем переменится на прямо противоположное направление. И это произойдёт тогда,
когда социально-экономическая, политическая и духовная жизнь большинства
современных стран выйдет из затянувшегося кризиса, а учёные, обществоведы
и политики научатся глубоко и всесторонне разбираться в диалектической и
сильно запутанной сути глобальной мифологии, научной интерпретации истории и её злонамеренной фальсификации.
Поэтому хотелось бы внести некоторую ясность и последовательность в
понимание этих весьма сложных и неоднозначных вопросов. О мифах, мифологизации истории и глобальных проблем народов нашей планеты написано
большое количество статей и книг. Научный подход к изучению мифа возник
еще в эпоху Возрождения. Однако вплоть до XVIII-XIX веков в Европе изучалась главным образом античная мифология. В то же время знакомство с историей, культурой, мифами Египта, народов Америки, Востока дало возможность
перейти к их сравнительному изучению. В эпоху Просвещения мифология, в
основном, анализировалась с рационалистических позиций. В XIX веке изучение мифов приобретает зрелые черты научного понимания в работах марксистов, позитивистов и адептов прагматизма. С другой стороны, в это время
наблюдается достаточно нигилистическое отношение ученых историков, социологов, философов, экономистов к мифам и мифологическим представлениям, выразившееся в недооценке их значения или даже в их полном неприятии.
Мифы воспринимались исключительно как явление давно прошедших веков.
Отчасти эта линия протянулась и в ХХ столетие в виде стремления изжить из
науки «метафизические» понятия, категории, утверждения.
В ХХ веке ситуация в отношении науки к мифам сильно изменилась. Появилось понимание того, что любая научная система имеет мифическое ядро.
Выдающийся мыслитель ХХ века А.Ф. Лосев справедливо утверждал: «Наука
не рождается из мифа, но наука не существует без мифа, наука всегда мифоло11
гична».1 И это, конечно, не значит, что наука и мифология – тождественны. Поэтому в интересах самой науки это ядро («истину мифа») необходимо четко и
последовательно выявлять, делать предметом рассмотрения и конкретного обсуждения. Сущность, ранние этапы эволюции мифа и основные тенденции развития глубоко проанализировали А.Ф. Лосев, Курт Хюбнер, Мирча Элиаде,
Бертран Рассел и другие выдающиеся ученые минувшего века.2
В XXI столетии изучение мифотворчества приобрело более фундаментальный и разносторонний, конкретно-исторический характер. В работах российских и зарубежных ученых стали обстоятельно рассматриваться вопросы
феноменологии логики и диалектики мифа в их неразрывном единстве и взаимосвязи. «Второе дыхание» появилось в деле познания проблемы творчества и
его мифологического «ядра», в осмыслении научной картины мира и ее эвристического, виртуально-мифологического характера. Обществоведы и художники стали уделять больше внимания культурным проекциям мифа в фольклоре, религии, искусстве, языке, а также в гуманитарных науках, появились конкретно-исторические работы, раскрывающие фундаментальные вопросы философии мифа, ее исторического развития от античности и до наших дней. Впервые стали подниматься и глубоко анализироваться вопросы соотношения, изучения и «взаимопроникновения» реальности, виртуальности и мифотворчества
в экономической, социологической, культурологической, исторической и других общественных науках.3
Сегодня, благодаря усилиям ученых, уже достаточно ясно, что миф – это
биосоциокультурный феномен. Миф – вечно молодое и вечно развивающееся
явление. Определение мифа в науке постоянно меняется в пространстве и во
времени. Оно многозначно, противоречиво и весьма изменчиво, непредсказуемо и в чем-то загадочно. Благодаря мифу жизнь человека обрела смысл. Он дает ему целостное восприятие мира, выводит из лабиринта «тупиков» и парадоксальных противоречий, раскрывает перспективы и цели будущего развития.
С другой стороны, миф в переводе с греческого языка обозначает слово,
сказание, предание, вымысел. В Библии сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Мифология и в древности, и в наши дни
выступает как образное отражение действительности, возникающее в результате очеловечивания явлений природы и социальных отношений, осмысленных и
переработанных на эмоционально-образном уровне мышления при помощи архетипов подсознания, а также интуитивного озарения и фантазии сверхсознаЛосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 32.
Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 1991; Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994; Хюбнер
К. Истина мифа. М., 1996; Лобок А.М. Антропология мифа. Екатеринбург, 1997; Рассел Б.
Искусство мыслить. М., 1999.
3
Косарев А. Философия мифа: Мифология и ее эвристическая значимость: Учебное пособие
для вузов. М., 2000; Найдыш В.М. Философия мифологии. От античности до эпохи романтизма. М., 2002; Зубко Г.В. Миф: взгляд на мироздание. М., 2008.
1
2
12
ния. Миф представляет собой эмоционально-образное, художественное обобщение тех или иных явлений объективной реальности человеческой истории.
Мифологический образ выступает не только как превратное сознание, вымысел, наглядно-чувственное представление, но и как сплав истинной лжи и правдоподобной лживой истины, иррационального бессознательного с элементами
многоуровневого, рационального, научного знания, в компактном виде отражающего многообразие и неисчерпаемость Космоса, глубину и сложность
внутреннего мира человека – его микрокосмоса.
Биологическая составляющая мифа и мифотворчества определяется тем,
что человек одновременно и постоянно осмысливает окружающий мир обоими
полушариями мозга. Левое, как известно, «заведует» рациональным, научным,
логическим осмыслением окружающей среды. Правое – интуитивным отражением действительности. Поэтому человек в процессе познания Вселенной и самого себя не может сознательно или бессознательно игнорировать работу мозга, его обоих полушарий и неизбежно постигает мир интуитивно-логически и
образно-рационально. Миф всегда выступает как синтез рационального и иррационального, правды и лжи, истины и заблуждения в сознании людей. Сознание большинства homo sapiens на 80-90 % мифологизировано. Большая часть
людей в общем-то не задумываются над проблемой мифологизации окружающего мира. И это делает человека более устойчивым к стрессовым ситуациям и
превратностям судьбы. Ведь не даром говорят: «многие знания, многие печали». Об этом же писал и Конфуций: «Блажен, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым».4
Ученые же стремятся постичь сущность мифа в своем сознании, демифологизировать его, сделать более научным, логичным, истинным. Поэтому их
сознание мифологизировано гораздо в меньшей степени, чем человека малообразованного и не стремящегося к постижению новых научных истин и представлений. Но и они вольно, а чаще всего невольно, избавляясь от «старых»
мифов, стереотипов и заблуждений в своем мышлении, создают «новые», более
актуальные и отвечающие потребностям быстро текущей жизни.
Феномен мифов истории ХХ–XXI веков весьма противоречив, подвижен
и неоднозначен. Однако можно условно выделить два основных типа современных мифологем. Один тип мифа способствует восприятию гражданами «разумного, доброго, вечного», а также формированию в сознании людей научных
представлений о мире и о себе. Другой тип мифологем, напротив, вольно или
невольно, направляет сознание человека на дурные поступки и дела, формирует
превратное, виртуальное, фальсифицированное представление о социуме, а
также опошляет и разрушает позитивные задатки и проявления человеческой
души. Яркими примерами первого типа миротворчества являются утверждения
4
Энциклопедия афоризмов (Мысль в слове). М., 1999. С. 200.
13
советских идеологов и ученых о возрастании руководящей роли КПСС в жизни
общества, о полной и окончательной победе социализма в нашей стране и о построении развитого социализма в СССР в 60-80-е годы ХХ века.
«Чернушное» миротворчество стало доминировать несколько позже и
включало в себя измышления о голодоморе и геноциде народов Украины и
России в 30-е годы прошлого века, о «добрых намерениях» и «славных делах»
власовцев, бендеровцев, прочих предателей и фашистских пособников в годы
Великой Отечественной войны, а также о вековечной русской лени, пьянстве и
жестокости, о русском рабстве, грязи и «тюрьме народов» в нашей стране.5
Очевидно также, что между этими двумя противоположными типами мифологем нельзя провести достаточно четкой разделительной черты. Между ними не существует никакой китайской или берлинской стены. Более того, в том
и другом случае, любая мифологизация истории в конечном итоге парадоксальным образом отражает противоречивый, а порой антагонистический, характер природных, социальных и человеческих отношений и качеств, помогает
глубже осмыслить их неоднозначную, изменчивую и во многом таинственную
сущность.
Следует также отметить, что в отличие от мифов, виртуальная и тем более явно фальсифицированная история, как правило, грубо и агрессивно преподносится людям и наносит им наибольший вред. Ясно и то, что научную, полезную, благородную мифологизацию истории легко можно перепутать с виртуальной и фальсифицированной, так как они нередко похожи друг на друга и
«перемешаны» подобно разноцветным камушкам в калейдоскопе исторических
событий и фактов. И недаром выдающийся немецкий поэт XIX века Фридрих
Рюккерт говорил: «Во всяком заблуждении есть ядро истины, так же, как и во
всякой истине есть ядро заблуждения».6
Более того, истина, правда, заблуждение и ложь – явления весьма многоликие, переменчивые, подвижные. Очень точно об этом писал французский философ-гуманист и писатель XVI века Мишель Монтень: «Если бы ложь, подобно истине была одноликою, наше положение было бы значительно легче. Мы
считали бы в таком случае достоверным противоположное тому, что говорит
лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов».7 Поэтому историку, ученому обществоведу бывает не очень просто и легко отделить правду от лжи, истину от заблуждения, научную мифологему от беспардонной фальсификации. Об этом еще в начале прошлого века
справедливо утверждал премьер-министр Временного правительства России
Мединский В.Р. О русском пьянстве, лени и жестокости. М., 2008; Он же. О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов». М., 2008. Он же. О русском воровстве, особом пути и долготерпении. М., 2008.
6
Энциклопедия афоризмов (Мысль в слове). М., 1999. С. 220.
7
Там же. С. 248.
5
14
А.Ф. Керенский: «Есть высшая форма лжи, которая уже одной своей чрезмерностью импонирует людям, независимо от их интеллектуального уровня. Есть
некий психологический закон, согласно которому, чем более чудовищна ложь,
тем охотнее ей верят».8
Все это, конечно, не избавляет ученого от необходимости и обязанности
искать истину, стремиться к более глубокому, всестороннему и достоверному
изучению явлений и фактов исторического развития. Как говорил в XVIII веке
великий немецкий поэт и мыслитель И.В. Гёте: «Историк должен отделить истину от лжи, достоверное от сомнительного, сомнительное от того, что вовсе
нельзя принять».9 Осуществлять это сегодня чрезвычайно трудно, так как глобальный исторический процесс полон неразрешимых загадок, необъяснимых
парадоксальных противоречий и непредсказуемых результатов. Демографический «взрыв» и целая серия кровопролитных мировых войн, социальные революции и либеральные контрреволюции, массовые голодовки, пауперизация
большинства населения и невиданная концентрация богатств в руках финансовой олигархии, экономическая и духовная деградация органически сочетались с
формированием и укреплением мирового хозяйства и рынка, модернизацией
всех сторон социально-экономической и политической жизни человечества.
В то же время в большинстве стран произошла ликвидация массовой безграмотности, сопровождаемая расцветом высшего и среднего образования на
основе фундаментальных успехов науки и техники, а также становлением демократических и правовых отношений информационного, постиндустриального общества. Интернационализация, глобализация и радикальное обострение
мировых проблем и отношений способствовали подъему реформистских и революционных сил, настроений, покорению космоса и одновременно поставили
человечество перед выбором между необходимостью дальнейшего духовного,
социально-экономического совершенствования и возможностью термоядерной
гибели, экологической катастрофы и реальными перспективами вырождения.
И не случайно, что в конце ХХ – начале XXI века историческая наука
стала объектом усиленной «чернушной» мифологизации со стороны публицистов, журналистов и квазиспециалистов. Среди них хотелось бы особенно выделить работы академика РАН, математика А.Т. Фоменко, писателей В.И. Калашникова, В.Н. Кандыбы, Г.С. Кваши, геополитика А.Г. Дугина, журналиста
Л. Млечина и многих других. Их «труды» буквально заполонили не только
полки книжных магазинов, библиотек. Они также широко пропагандируются
средствами массовой информации. Тем самым происходит деформация исторического самосознания россиян. Они превращаются в современных дебильных
манкуртов, не помнящих реальной истории и являющихся подходящим объектом для пагубной манипуляции со стороны недобросовестных идеологов и по8
9
Там же. С. 248.
Там же. С. 221.
15
литиков. Так, например, Фоменко и компания произвольно «выкинули» тысячелетний период средневековой российской истории, а Калашников, наоборот,
увеличил историю славян на двадцать тысяч лет. При этом они полностью игнорируют многие материальные и документальные свидетельства прошлых лет,
а также работы профессиональных археологов, историков и этнографов. И как
верно отметил академик В.А. Садовничий, такого рода явления имеют самые
разные причины. Среди них он особенно отмечает явную недооценку курсов по
истории и методологии науки, «без которых просто невозможно разобраться в
генезисе фундаментальной науки».10
Профессиональные историки, обществоведы откликнулись на вызов времени и опубликовали серию книг и статей, посвященных анализу негативной
мифологизации отечественной и зарубежной истории, а также новому осмыслению сложных философско-методологических проблем современности.11
Следует также подчеркнуть, что в начале XXI века вышла в свет целая
серия работ, посвященная разоблачению «чернушной» мифологизации отечественной и всемирной истории прошлого века. В них дан достойный отпор русофобам, антисоветчикам, любителям сознательно фальсифицировать самые
судьбоносные и героические страницы отечественной истории.12
В наши дни мифологизация и фальсификация истории, особенно ХХ века,
приобретает все более глобальный и повсеместный характер, является основой,
неотъемлемой частью современных информационных войн, ведущихся между
различными геополитическими центрами Земного Шара. Примеров и доказательств этому великое множество. При этом чаще всего полемика идет по «узловым» сюжетам и событиям бунташного века: по истории трех российских революций, первой, второй и третьей («холодной») мировым войнам, по истории
гражданских и национально-освободительных войн, различных контрреволюций, по истории мирного строительства в СССР и странах социалистического
содружества. И естественно, что в центре особого внимания дискутантов и активных участников идеологических и научных баталий находятся также дела и
биографии самых выдающихся деятелей прошлого столетия.
Ярким и весьма поучительным примером такого повышенного интереса
является жизнь и деятельность И.В. Сталина, создавшего и подчинившего себе
огромную империю. Он, по мнению Уинстона Черчилля, «казался неповторимым среди руководителей всех времен и народов», «был выдающейся личноФилософия. Наука, культура. Вып. 3: сборник статей слушателей, соискателей кафедры
философии ИППК МГУ. М., 2005. С. 121.
11
Бегунов Ю.К. Русская история против «новой хронологии». М., 2001; Наумова Г.Р., Шикло
А.Е. Историография истории России: учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М., 2008; Очерки российской истории: современный взгляд. В 2-х частях. М., 2008.
12
Кольев А. Политическая мифология: Реализация социального опыта. М., 2003; Мосейко
А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской ментальности.
М., 2003.
10
16
стью, импонирующей нашему жестокому периоду времени». Лорд и английский премьер-министр отмечал также, что большим «счастьем для России было
то, что в годы тяжелых испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый
полководец И.В. Сталин».13 Следовало бы также подчеркнуть, что Черчилль
был врагом большевиков, ярым антисоветчиком и антикоммунистом, одним из
поджигателей «холодной войны» и активным организатором «крестового похода» против СССР после 1945 года.
И сказано это было 23 декабря 1959 года в палате лордов Великобритании
после ХХ съезда КПСС, где, как известно, на Верховного главнокомандующего
и генералиссимуса советскими и партийными номенклатурщиками были вылиты ушаты грязи, якобы для того, чтобы избавиться от пороков и последствий
«культа личности» и оздоровить социально-политическую обстановку в стране.
Однако получилось с точностью до наоборот: в СССР по инициативе руководства стал нарастать культ личности «дорогого Никиты Сергеевича», а народ
стал смеяться над этим, утверждая на кухне, что культ Хрущева успешно сформировался, а вот личности как не было, так и нет.
Волюнтаристская деятельность бывшего троцкиста нанесла удар не по
культу личности и даже не по эпохе Сталина, а по социализму, перечеркивая и
фальсифицируя, «чернушно» мифологизируя весь героический период строительства нового общества, его уникальный цивилизационный опыт. Шараханья
из стороны в сторону в области экономики, политики, духовной сфере, непродуманные, поспешные, а нередко преступные действия и поступки Первого
секретаря ЦК КПСС по существу усилили и резко ускорили процесс идейного
перерождения и духовной деградации части советских и партийных кадров, отрыва их от трудящихся масс. Все эти волюнтаристские, левацко-троцкистские и
право-бухаринские извращения и тенденции послужили прологом развала Советского Союза, углублению кризисных явлений не только в нашей стране, но и
во всем мире.
Очевидно также, что исторический опыт недавнего прошлого и его глобальная мифологизация в средствах массовой информации, в работах ученых
обществоведов свидетельствуют о том, что в ХХ веке резко увеличилась роль
личности, лидера партии и государства. Это – с одной стороны. С другой стороны, заметно возросла роль и активность широких трудящихся масс, потянувшихся к самостоятельной, свободной и разнообразной творческой деятельности во всех областях общественной жизни.
Закономерно также и то, что, придя к власти и укрепив ее, новые руководители, как правило, начинают всячески принижать, преуменьшать достижения
своих предшественников, преувеличивать их слабости и ошибки и тем самым
грубо фальсифицировать и «чернушно» мифологизировать образ руководите13
17
Сталин. Энциклопедия / Составитель В.В. Суходеев. М., 2006. С. 455-456.
лей ушедших времен. Происходит это нередко потому, что новая власть и ее
адепты стремятся как можно больше укрепить свое положение, пытаясь оправдать свои ошибки и даже преступления ссылками на «горе-предшественников»,
на «родимые пятна» «проклятого прошлого».
Однако хорошо известно и другое: оклеветанное прошлое рано или поздно мстит за себя, наказывая фальсификаторов и «чернушников» истории сначала презрением, а затем и забвением потомков. О закономерном и неизбежном
итоге такого рода усилий в свое время говорил Сталин. В 1939 году он в беседе
с послом в Швеции А.М. Колонтай, размышляя о будущем, отмечал: «Многие
дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны, прежде всего, за рубежом, да и в нашей стране… и мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне
припишут множество злодеяний. Сила СССР – в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от
России. Здесь надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит
интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут острые
противоречия с Западом. И все же, как бы ни развивались события, но пройдет
время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего
социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения.
Они вновь подымут знамя свободы отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом».14
Пророчество И.В. Сталина сбывается уже сегодня. В своей книге об этом
хорошо и точно сказал лидер КПРФ Г.А. Зюганов. Он отметил, что индустриализация, коллективизация, культурное преображение Советского Союза превратили его в сверхдержаву и доказали справедливость сталинского утверждения о возможности победы социализма в одной, отдельно взятой стране. Время
развеивает мусор, нанесенный недоброжелателями И.В. Сталина на его могилу.
Все усилия антисталинистов и антисоветчиков тщетны. И как метко заметил
У. Черчилль, Н.С. Хрущев «вступил в схватку с мертвым львом и вышел из нее
побежденным».15 И вполне закономерно, что в наши дни крупный военный историк А.Б. Мартиросян, автор уникального пятитомного произведения, взял на
себя труд развеять 200 наиболее ходовых мифов антисталинианы, разоблачить
ряд «документальных» фальшивок.16
Следует также отметить, что мифологемы и легенды ХХ века органически связаны с репрессивной и террористической деятельностью различных геоМиронов В.Б. Народы и личности в истории. Очерки по истории русской и мировой культуры: в 3 томах. Т. III. М., 2001. С. 612.
15
Зюганов Г.А. Сталин и современность. М., 2008. С. 11, 27.
16
Мартиросян А.Б. Сталин и достижения СССР. М., 2007; Он же. Сталин после войны. 19451953 годы. М., 2007; Он же. Сталин: биография вождя. М., 2008; Он же. Сталин и репрессии
1920-1930-х гг. М., 2008; Он же. Сталин и Великая Отечественная война. М., 2008.
14
18
политических сил нашей планеты на протяжении минувшего столетия. Ложь и
бомба, клевета и массовый террор были неразрывно переплетены друг с другом. И в этом водовороте взаимной смертельной борьбы очень трудно порой
определить, кто является палачом, а кто жертвой, кто судьей, а кто подсудимым, так как нередко они менялись местами самым парадоксальным образом.
Об этом очень ярко свидетельствует список многочисленных покушений и террористических актов «врагов народа» против И.В. Сталина.
Однако до сих пор нет доступа к архивам Главного управления охраны
МГБ СССР. Поэтому нам пришлось собирать разрозненные факты по крупицам
из самых различных источников. Нами собранные свидетельства подтверждают
ту закономерность, что между терактами против Сталина и изменениями его
внешней и внутренней политики существует прямая связь. Известно, что угроза
покушения порой бывает эффективнее самого удачного теракта. Политический
деятель в состоянии постоянной угрозы меняет не только свой образ жизни,
стиль мышления, но и способы принятия важных решений, а самое главное
внешнюю и внутреннюю политику в сторону, выгодную идеологам, заказчикам
и организаторам покушений. В годы Гражданской войны и в двадцатые годы
Сталин свободно общался с населением, ходил пешком по улицам Москвы в
сопровождении одного охранника. А к концу жизни он обзавелся 15-тысячной
охраной, стал мнительным и подозрительным, значительную часть своего времени тратил на укрепление личной безопасности, а не на решение важных государственных вопросов.17
Очевидно также, что «жертвой» мифологизации и фальсификации истории становится и сам миф, сущность и проявления которого в современном мире вольно или невольно искажаются. Так, например, в наши дни появились в
печати две взаимоисключающие друг друга мифологемы. Одна «свидетельствует» о том, что в ХХ веке результатом глобального преображения социальной жизни «стала смерть мифологии», что она почти сошла на нет или, по
крайней мере, сильно минимизировалась по сравнению со всеми предшествующими веками.18 Другой современный исследователь уверяет читателя в том,
что прошедшее столетие можно было бы не с меньшим основанием назвать
«веком повального вранья».19
И все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. На самом деле
ложь и правда, истина и заблуждение, иррациональное и рациональное существовали и будут существовать всегда. Об увеличении или уменьшении того и
другого можно говорить лишь в том смысле, что в ХХ веке впервые появилось
глобальное мифотворчество, что резко увеличилась мифологизация и фальсификация исторических событий благодаря Интернету и новейшим средствам
Степанов А.И., Уткин А.И. Сталиниана. М., 2006. С. 49.
Армстронг К. Краткая история мифа. Пер. с англ. А.Блейз. М., 2005. С. 129.
19
Назаров Г.А. Мифы советской эпохи. М., 2007. С. 326.
17
18
19
коммуникации, а также в результате глобализации всех сторон общественной
жизни. Поэтому ложь и правда стали быстрее и успешнее преодолевать пограничные барьеры, распространяться повсеместно, шире и глубже проникать в
толщу народной жизни. Поэтому не случайно в мае 2009 года правительством
нашей страны была создана специальная комиссия по противодействию фальсификации истории, развернувшая свою работу в интересах Российской Федерации и поставившая перед собой целый комплекс задач, в том числе и проблему широкого внедрения в научный оборот опубликованных и рассекреченных
архивных документов.
С другой стороны, вряд ли стоит преувеличивать влияние «чернушной»
мифологизации и фальсификации истории на сознание людей. У лжи «короткие
ноги» и недолгий век. Со временем она неизбежно вызывает отторжение. Да и
реальный, практический, исторический опыт граждан учит их многому, заставляет глубоко задумываться над реалиями окружающей их жизни. Яркий пример
этому телешоу «Имя Россия», прошедшее по российскому телевидению в конце
2008 года. Опрос телезрителей, их голосование за того или иного выдающегося
деятеля в истории нашей страны убедительно показали, что И.В. Сталин, даже
по данным устроителей шоу, занял третье место в общем списке из 50 человек.
И это несмотря на массированную обработку телезрителей со стороны устроителей этого мероприятия и крайне негативные и необъективные оценки деятельности «вождя всех времён и всех народов» со стороны большей части
средств массовой информации. И удивляться тут нечему, так как историческая
память народа относительно независима и автономна. Она не подвержена безусловному и абсолютному влиянию на него со стороны идеологов, политиков,
СМИ, а также со стороны любого консервативного, либерального или социалистического «агитпропа». Здесь невольно вспоминаются мудрые слова Пимена
из драмы А.С. Пушкина «Борис Годунов»:
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро –
А за грехи, за тёмные деянья
Спасителя смиренно умоляют.20
«Простой народ», в отличие от высоколобой и высокообразованной интеллигенции, лучше понимает умом и особенно сердцем роль «своих царей великих» в истории страны, интуитивно осознаёт громадное значение государства российского в деле защиты его жизненных интересов от угроз и нападений
20
Пушкин А.С. Собрание сочинений. Т. 6. М., 1969. С. 22.
20
со стороны внешних и внутренних врагов. В целом он знает и понимает, чувствует, что война против нас не закончилась после 1945 года. Она просто приобрела другие формы, стала изощрённее и коварнее. И доказательств этому
бесчисленное множество. И не случайно в 1961 году, вступая на пост президента США, Джон Кеннеди заявил прямо: «Мы не сможем победить Советский
Союз в обычной войне. Это неприступная крепость. Мы можем победить Советский Союз только другими методами: идеологическими, психологическими,
пропагандой, экономикой».21
И эта необычная «холодная война» 1946-1991 годов привела к распаду
великого и могучего Советского Союза, поставила нашу Родину в положение
полуколонии Запада, превратила многих представителей нашей творческой
«элиты» в бездумных адептов и «холопов» западного образа жизни. В отличие
от них «простые» граждане Российской Федерации, даже не изучая законов современной геополитики и глобалистики и не вникая глубоко в перипетии и зигзаги общественного развития, умом и сердцем постигли мудрость, откровение и
наказы своих предков и богов.
И вполне естественно, что и сегодня, в XXI веке, различным людям, партиям, социальным группам, странам приходится постоянно, упорно, последовательно бороться за лучшую долю, за мир между народами, за будущее своих
детей. В ХХ–XXI веках эта борьба приобрела глобальные масштабы и характер,
стала более осознанной, целенаправленной, результативной и эффективной.
21
21
Цит. по кн.: Мухин Ю.И., Шабанов А.А. Почему врут учебники истории. М., 2008. С. 4.
2. Исторические воззрения В.Г. Белинского
Современная гуманитарная культура невозможна без опыта прошлого.
«Те, кого уже нет, продолжают общаться с нами через оставленное ими наследие, – отмечает известный философ Э.Ю. Соловьев. – Мы находимся во власти
их заветов и в каждом новом поколении стоим перед задачей осмысленного отношения к заветам, которое одно только может уберечь от слепой покорности
авторитету, с одной стороны, и от предательского беспамятства – с другой».1
К числу таких заветов относится творческое наследие Виссариона Григорьевича Белинского (1811-1848), представителя славной и многочисленной
плеяды просветителей и мыслителей русской демократической культуры, прошедшего путь напряженных и страстных идейных исканий. В литературных
обзорах и критических статьях, опубликованных в журналах «Телескоп»,
«Московский наблюдатель», «Отечественные записки» и «Современник», а
также в своих письмах к друзьям Белинский поставил ряд кардинальных проблем, решение которых оказало большое влияние на развитие общественной
жизни.
Как мыслитель В.Г. Белинский сложился под влиянием разных культур:
русской и западноевропейской – и разных направлений общественнополитической мысли: просветительского, революционно-демократического,
социализма-утопизма, идеалистической и материалистической философии,
став представителем единой цельной общечеловеческой культуры.
В наследии его довольно велик исторический пласт.2 Многие его идеи и
оценки исторического процесса в мире и в России вызывают особый интерес
именно сегодня, когда историки в массе своей начинают осваивать в изучении
истории так называемый цивилизационный подход.3 Возможно, данная статья
Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. Очерки по истории философии и культуры. М., 1991.
С. 3-4.
2
Изучению собственно исторических воззрений В.Г. Белинского посвящена следующая
литература: Иллерицкий В.Е. Исторические взгляды В.Г. Белинского. М., 1953; Он же.
Революционная историческая мысль в России /Домарксистский период/. М., 1974; Нечаева
B.C. В.Г. Белинский, начало жизненного пути и литературной деятельности. 1811-1830 годы.
Т. 1. М., 1949; Она же. В.Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1836-1841. М., 1961; Она же.
В.Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1842-1848. М., 1967; Поляков М.Я. Виссарион
Белинский. Личность – идеи – эпоха. М., 1960; Русская философия. Малый
энциклопедический словарь. М., Наука, 1995; Русская философия. Словарь. Под общей
редакцией М.А. Маслина. М., 1995.
3
Цивилизационный подход преодолевает подход, отдающий приоритет развитию материальных производительных сил и классовой борьбе: за основу динамики общества берет развитие человека, его духовного мира – науки, культуры, образования, материализующихся в
средствах труда, преобразованных разумом и трудом людей предметах природы, естествен1
22
покажется слишком оснащенной цитатами из произведений Белинского, но
продиктовано это тем, что лучше познакомиться с основными его мыслями в
изложении автора, а не в пересказе.
По мысли Белинского историческое познание – предпосылка и базис человеческого познания в целом. «Век наш – по преимуществу исторический век.
Историческое созерцание могущественно и неотразимо проникло собою все
сферы современного сознания. История сделалась теперь как бы общим основанием и единственным условием всякого живого знания: без нее стало невозможно постижение ни искусства, ни философии» – писал он в рецензии на книгу Ф. Лоренца по всеобщей истории.4
Понимая под философией науку тех живых истин, которые являются
краеугольными камнями мироздания, Белинский подчеркивает их взаимное
влияние: «философия есть душа и смысл истории, а история есть практическое
проявление философии в событиях и фактах».5 Историческому развитию человеческого общества Белинский придает диалектический философский образ
спирали, от низших и примитивных форм к более сложным и более богатым по
своему содержанию, характеру, направлению и значению: «Человечество движется не прямой линией и не зигзагами, а спиральным кругом, так что высшая
точка пережитой им истины в то же время есть уже и точка поворота его от
этой истины, – правда поворота не вверх, а вниз: но для того вниз, чтоб очертить новый, более обширный крут и стать в новой точке, выше прежней, и потом опять идти, понижаясь, кверху... Вот почему, человечество никогда не стоит на одном месте, но отодвигается назад, делая таким образом бесполезным
пройденный прежде путь: это только попятное движение назад, чтоб тем с
большею силою ринуться вперед...».6 Таков поступательный ход развития
«всемирной идеи», человеческой истории в целом.
Говоря о значении преемственности в общем развитии, Белинский отмечает: «И в природе и в истории владычествует не слепой случай, а строгая, непреложная внутренняя необходимость, по причине которой все явления связаны друг с другом родственными узами, в беспорядке является стройный порядок, в разнообразии единство, и по причине которой возможна наука».7 Он писал, что историк должен показывать борьбу необходимого, разумного и вечного со случайным, произвольным и преходящим: «Историк должен... возвыситься до созерцания общего в частном, другими словами, идеи в фактах. Здесь ему
принадлежит не менее трудная задача – с честью пройти между двумя крайноных сил, которые необходимо изучать в единстве и взаимосвязи. См.: Яковец Ю.В. История
цивилизаций. М., 1995.
4
Белинский В.Г. Избранные философские сочинения. Т. 1. М., 1948. С. 375.
5
Там же. С. 377.
6
Там же. С. 380.
7
Белинский В.Г. Полн. собр. соч., в 13-ти томах. М., 1953-1956. Т. 4. С. 591.
23
стями, не увлекшись ни одной из них: между опасностью затеряться и запутаться в многосложности событий и, за их частностию, потерять из виду их
диалектическую связь между собою, их отношение к целому и общему (идее), –
и между опасностию произвольно натянуть события на какую-нибудь любимую идею, заставив их лжесвидетельствовать в пользу или односторонней, или
и вовсе ложной доктрины».8 Сам Белинский «идею в фактах» мастерски применял, обращаясь к истории родной страны. В работах его есть характеристики
важнейших этапов и анализ главных проблем русской истории, оценки исторических событий и выдающихся государственных и общественных деятелей.
Остановимся на некоторых.
В истории России Белинского интересовали прежде всего переломные
моменты, когда решительно менялся уклад ее жизни, что, естественно, вело к
серьезным изменениям в экономическом и духовном развитии народа. В своих
статьях и литературных обзорах Белинский не раз обращался к эпохе петровских преобразований, а в 1841 году написал специальную работу, посвященную России до Петра Великого, в которой поставил себе задачу выяснить, каким был русский народ до Петра, что нового внес Петр и как это отразилось на
всем ходе культурного развития страны, на чертах характера народа-деятеля и
личности преобразователя.
Историю Белинский делил на допетровский и послепетровский периоды.
В допетровском развитии он выделяет, что норманны «не оставили по себе никаких следов ни в языке, ни в обычаях, ни в общественном устройстве».9 Феодальную раздробленность оценивает как исторически бесперспективную: в
этой вражде «не было никакого разумного начала, и потому... история удельных междуусобий... безмысленна и скучна…».10 Этот этап интересен Белинскому поскольку раскрывает исторические корни крепостного права в России.
Обращаясь к древним периодам русской истории, Белинский пытался
разобраться в причинах, которые повлияли на изолированное развитие России
от стран Западной Европы. Одной из причин, по его мнению, была разница вероисповеданий. Еще более отдалило Россию от Запада двухвековое татарское
иго, привившее русскому народу множество пороков. «Татарский период был
началом централизации древней Руси, – пишет критик. – Общее бедствие малопомалу воспитало в русских чувство единокровности и единоверия; удельные
княжества ослабевают по мере возвышения Москвы… Великий князь постепенно становится из помещика государем… Но под татарским игом нравы грубеют: вводится затворничество женщин, отшельничество семейной жизни...
Застой и неподвижность, сделавшиеся с этого времени основным элементом
Там же. Т. 7. С 53.
Там же. Т. 5. С. 94.
10
Там же. Т. 5. С. 129.
8
9
24
исторической жизни старой Руси, тоже были следствием татарского ига»11 Несмотря на это, в борьбе с иностранными нашествиями русский народ «закалил
свой характер и создал свою государственность».
Следующий период – «царствование Грозного было периодом окончательного сформирования физиономии и духа старой Руси, …внук Ивана III
сделался не преобразователем Руси, а грозною карою восточной формы ее государственного быта».12
Общая характеристика допетровского развития сформулирована Белинским так: «Бессилие при силе, бедность при огромных средствах, бессмыслие
при уме природном, тупость при смышлености природной, унижение и позор
человеческого достоинства и в обычаях, и в условиях жизни, и в судопроизводстве, и в казнях, и при том унижение человеческого достоинства при христианской религии: вот первое, что бросается в глаза при взгляде на общественный и семейный быт России до Петра Великого».13 Но Белинский – представитель исторического оптимизма: залогом развития России, свидетельством
ее способности к самостоятельному государственному развитию он считает силу народа: «Дух народный всегда был велик и могуч, что доказывает и быстрая
централизация Московского царства, и мамаевское побоище, и свержение татарского ига, и завоевание темного Казанского царства, и возрождение России,
подобно фениксу, из собственного пепла в годину междуцарствия…».14
Послепетровский период В.Г. Белинский почти не рассматривает в своих
произведениях. Исключение составляет 1812 год, когда «дело уже шло не о новой приобретенной провинции, не о клочке земли, отбитой у врагов и моря для
построения города, ни даже о завоевании царства и царств; дело шло сперва о
собственном спасении, а потом о спасении всей Европы, следовательно – всего
мира».15 И далее: «…роковой 1812 год, пронесшийся над Россиею грозной тучей, напрягший все ее силы, не только не ослабил ее, но еще и укрепил», – подчеркивает Белинский историческое значение победы в Отечественной войне
1812 года и ее важнейшие последствия для страны (декабризм, дальнейшие реформы в стране).16
У В.Г. Белинского водораздел между до- и послепетровским периодами,
между старой и новой Россией – это деятельность Петра и его личность. Всю
свою жизнь Белинский восхищался Петром, почти идеализировал его реформа-
Там же. Т. 7. С. 56-57.
Там же. Т. 7. С. 57.
13
Там же. Т. 5. С. 134.
14
Там же. Т. 5. С. 134-135.
15
Там же. Т. 3. С. 346.
16
Там же. Т. 5. С. 135.
11
12
25
торскую деятельность: «Для меня Петр – моя философия, моя религия, мое откровение во всем, что касается России».17
Реформы Петра были неотложны и уже назрели. В статье «Петербург и
Москва» Белинский пишет: «В конце 17 века Московское царство представляло
собою уже не слишком резкий контраст с европейскими государствами, уже не
могло более двигаться на ржавых колесах своего азиатского устройства; ему
надо было кончиться, но народу русскому надо было жить; ему принадлежало
великое будущее».18 Особенно высоко В.Г. Белинский ценил царя Петра Великого за то, что он осознал необходимость преодоления отсталости России для
того, чтобы отстоять ее государственную самостоятельность: «Петру некогда
было медлить, ибо дело уже шло не о будущем величии России, а о спасении ее
в настоящем. Петр явился вовремя: опоздай он четвертью века, и тогда спасай
или спасайся кто может!..».19
Эта идея являлась для В.Г. Белинского оправданием всех жестких и порой
насильственных мер и средств, которые применялись: «Петр своими делами
писал историю, а не роман, он действовал как царь, а не как семьянин» или
«Когда же и где же великие перевороты совершались тихо и без тяготы для современников?» Показав, что просвещать Россию следует насильственно, что
Россия не могла прийти к «европеизму» без насильственных петровских реформ, Белинский утверждает, что последние создали условия для коренного
преобразования действительности, в результате чего из исторически сложившейся «народной субстанции» и возникла русская нация.
В своих работах Белинский постоянно полемизирует со славянофилами,
ведшими поиски «народного духа» в общинном строе, отрицательно оценивавшими роль царя Петра в истории русского народа. Славянофилы считали, что
по его вине русские люди расстались с чем-то главным и в своей жизни и в самих себе, что составляло сущность русского характера и делало его отличным
от других народов. За это В.Г. Белинский называл их «квасными патриотами».20
Он считал способность русского народа отказываться от плохого его великой
чертой, «что же до хорошего, которое составляет основу и сущность нашего
национального духа, – оно вечно, непреходяще, и мы не могли бы от него отрешиться, если бы и захотели»21; считал своим долгом громко говорить о недостатках и пороках русского человека, но надо и помогать их преодолению, тем
более что они «вышли не из духа и крови нации, но из неблагоприятного исторического развития».
Там же. Т 12. С. 433.
Там же. Т. 8. С. 385.
19
Там же. Т. 5. С. 141.
20
Там же. Т. 5. С. 127.
21
Там же. Т. 5. С. 128.
17
18
26
Реформы Петра соответствовали интересам страны, а русский народ был
готов к этим реформам: «Если бы русский народ не заключал в духе своем зерна богатой жизни – реформа Петра только убила бы его насмерть и обессилила,
а не оживила и не укрепила бы новой жизнью и новыми силами». По мнению
Белинского, между качествами русского народа и качествами царя Петра существует органическое единство: «Мы уже не говорим о том, что из ничтожного
духом народа и не мог бы выйти такой исполин, как Петр: только в таком народе мог появиться такой царь, и только такой царь мог преобразовать такой
народ. Если бы у нас не было ни одного великого человека, кроме Петра, и тогда бы мы имели право смотреть на себя с уважением и гордостью, не стыдиться нашего прошедшего и смело, с надеждою смотреть на наше будущее...».22
Виссарион Григорьевич Белинский один из первых начал осмысление роли личности в истории. Он высказал мысль о неразрывной связи выдающейся
личности с народом, что своими поступками личность осуществляет те идеи,
которые порождены народом, всем ходом его развития. Неотъемлемая часть
этой проблемы – отношение к монарху, самодержцу.
Эволюция взглядов В.Г. Белинского по этому вопросу постепенно привела его от идеи принятия существующей действительности (которая должна развиваться «разумными» методами, с упором на просвещение, нравственное совершенствование, «разумную монархию», а самодержцу надлежит быть – в соответствии с петровской традицией – инициатором радикального просветительского реформаторства) к идее о том, что самодержавие в России исчерпало себя
исторически.
Н.А. Бердяев называл В.Г. Белинского первооткрывателем темы «столкновения личности и истории», считал, что это очень русская тема, она с особенной остротой и глубиной пережита русской мыслью, считал, что эта историческая проблема приводит Белинского к «культу социальности».
Спасение в конце 1840-х годов Белинский видит именно в социальных
идеях: «Итак, я теперь в новой крайности, – это идея социализма, которая стала
для меня идею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры
и знания. Все из нее, для нее и к ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для
меня) поглотила и историю, и религию, и философию… Личность человеческая
сделалась пунктом, на котором я боюсь сойти с ума».23
Он воспринимал идеи социализма, понятого им в духе обоснования необходимости освобождения личности, создания социальных условий для ее цивилизованного развития. Именно процесс гражданского освобождения есть воплощение цивилизованности. Ибо «гражданское общество есть средство для
развития человеческих личностей, которые, суть – все и в которых живет и
22
23
27
Там же. Т. 5. С. 124.
Там же. Т. 12. С. 66.
природа, и общество, и история, в которых повторяются все процессы мировой
жизни, то есть природы и истории».24
Самая первая литературная работа Белинского – драма «Дмитрий Калинин» о стремлении человека к счастью, об отрицании «законов, противных правам человечества и природы». Последняя работа Белинского – «Письмо к Гоголю», в которой звучит страстный призыв к русской интеллигенции способствовать выходу своего народа из состояния «апатического полусна» через «успехи
цивилизации, просвещения, гуманности»,25 через воспитание человеческого достоинства, через заинтересованный, добровольный и хорошо вознаграждаемый
труд. То, что составляет программу Белинского как гуманиста, просветителя и
революционного демократа – далеко не утратило своей актуальности.
Исторические воззрения В.Г. Белинского простирались и за пределы российской истории. Он обладал обширной эрудицией в области всеобщей истории. Белинский прекрасно понимал, что история России есть неотъемлемая
часть всеобщей истории, часто проводил сравнения исторических эпох, ситуаций. Идеализировал древнегреческую демократию, римское республиканское
государственное устройство. Критиковал мрачные феодально-крепостнические
стороны средневековья и приветствовал наступление эпохи Нового времени,
подчеркивал историческое значение Великой французской революции.
История нового и новейшего времени Франции и Англии, особенно их
социально-политическая история вызывала особый интерес В.Г. Белинского,
т.к. именно эти страны давали примеры разрешения некоторых проблем прав
народов и личности, организации гражданского общества, получения политических свобод. Все эти вопросы Белинский рассматривал через призму любви к
своему Отечеству, желая в нем перемен к лучшему, через использование опыта
европейских стран.
Литературно-исторические «уроки» Белинского сделали его популярным,
дали ему титул «властителя дум» нескольких поколений образованного русского общества и звание «совести русской интеллигенции» XIX века. Вдохновленные им литературные дискуссии 1830 – 1840-х годов стали началом будущих
общественно-политических движений.
24
25
Там же. Т. 4. С. 591.
Там же. Т. 10. С. 213.
28
3. Павел Николаевич Милюков – историк и историограф
С именем Павла Николаевича Милюкова связан новый этап развития
исторической науки в России и появление нового поколения ученых,
занимавшихся также политической деятельностью, которая в значительной
степени зависела от результатов их научной работы. «Я вовсе не стремился
превратиться из историка в политика, но так вышло, ибо это стало
непреложным требованием времени», отмечал Милюков.1 Его имя известно в
России в качестве одного из основателей и лидеров конституционнодемократической партии народной свободы (кадеты), члена Временного
правительства, занимавшего пост министра иностранных дел и наряду с
другими его коллегами не сумевшего удержать Россию на этапе буржуазнодемократических преобразований.
Менее изученным является тот факт, что в политику в начале ХХ века
П.Н. Милюков включился, будучи уже большим ученым, историком с мировым
именем, продолжавшим свою научную деятельность наряду с политической.
П.Н. Милюков родился в Москве в 1859 году. Его отец был городским
архитектором и профессором в Московском техническом училище. Окончив
гимназию, Павел Николаевич добровольно отправился в 1877 году на
Закавказский фронт в составе московского санитарного отряда. В этом же году
он поступил учиться на историко-филологический факультет Московского
университета, где получил возможность стать учеником В.О. Ключевского и
стал его первым выпускником. За активное участие в студенческих волнениях
Милюков в 1881 году был на год исключен из университета с правом
последующего восстановления. По окончании университета Павел Николаевич
занимался учительским и научным трудом, пока в 1886 году не стал приватдоцентом Московского университета по кафедре русской истории.
Велики научные и преподавательские заслуги Милюкова. Российскому
читателю только теперь стали доступны его исторические труды, которые лишь
недавно покинули спецхраны наших ведущих библиотек и дождались своего
переиздания. Назовем главные работы: «Государственное хозяйство России в
первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого» (СПб., 1917), за
которую автор получил степень «магистра русской истории».
В течение многих лет П.Н. Милюков работал над монографией «Главные
течения русской исторической мысли». По этой же проблеме он читал лекции в
Московском университете в 1886-1887 годах. С 1887 года «Главные течения
русской исторической мысли» вышли в свет. В 1898 и 1913 годах были
опубликованы еще два издания этой книги. Уже для первого издания Милюков
1
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. I. М., 1993. С. 23.
29
значительно доработал свой курс лекций. Целые разделы были написаны вновь,
введены новые архивные документы. Издавая книгу, Милюков в предисловии
выразил надежду продолжить освоение проблемы. Однако этого не случилось.
Все дальнейшие возможности для научной работы были использованы для
доработки и пополнения «Очерков по истории русской культуры», о которых
речь пойдет ниже.
Большим событием явился выход в свет в 2002 году в издательстве
«Наука» сборника статей П.Н. Милюкова «Очерки истории исторической
науки». В сборнике переиздан труд П.Н. Милюкова «Главные течения русской
исторической мысли», а также собраны 14 статей по отдельным направлениям
историографии. Статьи как бы дополняют и развивают основной труд «Главные
течения русской исторической мысли» и совместно с ним говорят о крупном
вкладе П.Н. Милюкова в разработку историографической проблемы – история
российской исторической науки. Эта монография является глубоким
исследованием, свидетельствующим о творческих способностях, эрудиции и
огромной работоспособности П.Н. Милюкова.
В предисловии к книге исследователь творчества П.Н. Милюкова,
составитель сборника М.Г. Вандаловская справедливо отмечает: «Главной
особенностью исследований Милюкова по историографии является
воссоздание процесса развития исторической мысли».2 Красной нитью
проходит идея преемственности научного знания, анализируются причины
возникновения новых концепций.
Анализируя закономерность и историческую роль течений западничества
и славянофильства, Милюков выдвигает теорию «культурно-исторического
типа». Очень высоко П.Н. Милюков оценивает роль своего замечательного
учителя В.О. Ключевского, труды которого явились этапными в развитии
российской историографии. «Через Ключевского, – писал он, – мы впервые
поняли русскую историю. И те из нас, кто потом спорил с этим пониманием,
все-таки из него же и исходили».3 Следует отметить, что и в наше время труды
Ключевского служат ориентиром в дальнейших исторических изысканиях.
Важную роль играют оценки П.Н. Милюковым процесса развития
методологии исследования русской истории. Интерес Милюкова к истории
исторической науки был определен, как пишет в предисловии к этой книге
М.Г. Вандаловская, «стремлением к осмыслению процессов развития
общественной и духовной жизни исторического и культурного сознания и
самопознания…, освещению роли исторической мысли в общественном
прогрессе»4. Глубокие исторические знания, добросовестное изучение трудов
историков позволили Милюкову проанализировать процесс развития
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. М., 2002. С. 7.
Там же. С. 7.
4
Там же. С. 5.
2
3
30
исторической науки, ее зависимость от общественных и экономических
факторов. В ходе изложения проблем постоянно подчеркивалась роль
источников в изучении истории. Уважительно относясь даже к некоторым
заблуждениям коллег-историков, П.Н. Милюков негативно оценивает роль
М.Н. Покровского как историка, открыто политизированного в пользу
Советской власти и позднее отвергнутого этой властью ради пропаганды
очередных политических постулатов.
В целом издание сборника «Очерки истории исторической науки»
принесет большую пользу в воспитании новых поколений исследователей
русской истории.
Главным научным трудом, работу над которым П.Н. Милюков продолжал
почти всю жизнь, были «Очерки по истории русской культуры». В своих
воспоминаниях Милюков поместил раздел «Просветительная деятельность.
Лекции. Идея «Очерков»». Из него явствует: в 1892 году к Милюкову
обратились устроители педагогических курсов в Москве с просьбой прочитать
«образовательный курс по истории России». Милюков не был противником
«повествовательной истории» и не разделял мнения, что курсы новой и
новейшей истории не есть наука», и все-таки он считал, что процессы надо
изучать «в каждой отдельной области жизни», в их последовательном развитии,
объясняющим их внутреннюю связь.5
Первая часть «Очерков» была опубликована в 1896 году. Она включала в
себя сложные темы: место развития, начало культуры, население,
экономический быт, государственный строй (войско, финансы, учреждения) и
сословный строй. Понятие культуры трактовалось автором очень широко,
каждую проблему автор освещал как поступательный процесс и анализировал
ее роль в условиях современности.
Сочетание исторического исследования с современностью придавало
«Очеркам» «двойной интерес», как писал историк А.А. Кизеветтер:
«Исторические экскурсы превращаются под пером П.Н. Милюкова в живой
исторический комментарий переживаемой нами современности».6
Освещая различные стороны жизни России, Милюков упорно искал
закономерности исторического процесса ее развития. Он обращал внимание на
запоздалость исторического процесса в России, берущую начало с
доисторической эпохи. Русская равнина значительно позже освободилась от
сплошного ледяного покрова… Это объясняет ее «сравнительно позднее
заселение». Наша история только начинается, в то время как в VIII-IX веках
Западная Европа уже успела в основном осуществить «месторазвитие» народов
и «уселась на месте».7
Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991. С. 119.
См. «Образование». 1896. № 11. С. 100.
7
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3-х томах. Т. I. 1993. С. 128, 130.
5
6
31
Работа над «Очерками» продолжалась все жизнь. Милюков ощущал не
только интерес к теме, но и насущную необходимость публикации «Очерков».
В 1897 году вышла в свет вторая часть «Очерков». К 1918 году они выдержали
6 изданий и принесли автору мировую известность. В эмиграции Милюков
продолжал работу над этим трудом. Он изучал документы советского периода.
Многое его удручало, но он верил в будущий прогресс.
В 1930 году в предисловии к юбилейному изданию «Очерков» Милюков
писал: «Просто переиздать «Очерки» было уже невозможно: пришлось
существенно обновить самое их содержание и поставить его на уровень
современного состояния науки». Это уже не книга, выросшая из публичных
лекций, а глубоко продуманный «взгляд на ход русского исторического
процесса». За истекший период Россия пережила две революции. «Очерки»
выдержали это испытание. Милюков объясняет «жизнеспособность» книги
«известной независимостью от мировоззрений, поочередно господствовавших
над умами русской интеллигенции».8
Для нас важно то, что в 90-е годы ХХ века в России переизданы все три
части «Очерков» в 4 книгах. Воспроизведено последнее прижизненное издание
«Очерков по истории русской культуры». Оно стало доступным широкому
кругу читателей, а не только профессионалам, имевшим допуск в спецхраны.
Важным источником по проблеме исторических исследований Милюкова
являются его «Воспоминания», написанные в годы Второй мировой войны на
девятом десятке жизни. Милюков уехал на юг Франции, спасаясь от
фашистской оккупации. «Воспоминания» обрываются октябрем 1917 года. В
1991 году они были переизданы в Москве. Таким образом, труды Милюкова
возвращаются в Россию, ради которой он жил и творил.
Творчеству П.Н. Милюкова посвящен целый ряд трудов историков.
В исторических работах таких авторов как А.Я. Аврех, Э.Н. Бурджалов,
В.С. Дякин, М. Раев, В.В. Шелохаев, Л.К. Шкаренков и других затронут вопрос
о политической деятельности Милюкова. В основном она оценена критически
как не решившая проблемы либерального развития России в период
Временного правительства 1917 года.
Первой специальной монографией, посвященной анализу исторических
концепций П.Н. Милюкова, явилась книга историка М.Г. Вандалковской
«П.Н. Милюков, А.А. Кизевветтер: история и политика» (М., 1992). Книга
посвящена анализу научного творчества Милюкова и его ученика Кизеветтера.
Автор отмечает, что «история как наука об обществе и создаваемая в обществе
всегда связана с политикой».9 Тем не менее, история как наука необходима
обществу. Она помогает ему осознать свое настоящее и пути дальнейшего
158, 68.
8
Там же. С. 31, 37.
9
Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизевветтер: история и политика. М., 1992. С. 3.
32
развития. Именно развития, а не стагнации или упадка. Следует высоко оценить
первое специальное исследование проблемы, доведенное до 1905 года.
Большой интерес представляет монография Н.Г. Думовой «Либерал в
России: трагедия несовместимости. Исторический портрет Милюкова». Ч. I.
«Жизнь в науке» (М., 1993). Книга сочетает анализ научных свершений
Милюкова с освещением биографических событий. Думова считает Милюкова
«неординарной, масштабной и в полном смысле слова исторической
личностью».10 Автор учла предыдущие публикации о Милюкове, использовала
архивные источники из личного фонда П.Н. Милюкова, хранящегося в
Государственном архиве Российской Федерации.
Большую роль сыграло изучение мемуаров. Н.Г. Думова излагает
сложные вопросы на уровне научного исследования, в то же время делает это
ярко и интересно. Следует отметить, что, прежде всего Милюков был ученым,
историком Отечества, но время было такое, что от политики ему «отвлечься» не
удалось, хотя как он неоднократно отмечал, «политик должен прислушиваться
к историку». Книга Думовой имеет заголовок «Жизнь в науке». Автор
рассчитывала еще издать книги «Жизнь в политике» и «Жизнь в эмиграции»,
но это ей пока не удалось.
Особое место занимают сборники, которые посвящались 70- и 80-летию
Милюкова: «Н.П. Милюков. Сборник материалов по чествованию его
семидесятилетия. 1859-1929». Париж, 1929. Первый, 70-летний, юбилей
отмечался очень широко. Выступавшие сами были политиками и историками,
современниками Милюкова. Второй юбилей через 10 лет был отмечен гораздо
скромнее. Многие соратники уже ушли из жизни. Начиналась Вторая мировая
война. Сравнительно недавно, в 2000 году, в Москве изданы материалы
Международной конференции, посвященной 140-летию Милюкова: «Историк,
политик, дипломат». Сборник содержит интересные статьи. Современные
историки свидетельствуют о признании трудов Милюкова на Родине.
Из зарубежных изданий следует отметить книгу историка Марка Раева
(США) «Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939».
М., 1994. Уроженец России, профессор Колумбийского университета М. Раев
отмечал, что творчество русского зарубежья, принадлежит не только русской,
но и мировой культуре. В монографии М. Раева много говорится о
деятельности Милюкова в эмиграции. Он считает его самым значительным
историком не только российским, но и европейским.
Историография творчества Милюкова находится на этапе возрастания
интереса к нему. Следует отметить монографию А.В. Макушина и П.А.
Трегубского «Павел Николаевич Милюков: труды и дни. 1859-1904». Рязань,
2001. Книга издана при поддержке американского фонда, финансирующего, по
Думова Н.Г. Либерал в России: трагедия несовместимости. Исторический портрет
Милюкова. Ч. I. Жизнь в науке. М., 1993. С. 5.
10
33
определению самих авторов, «несоветских» историков. Монография выполнена
в целом добросовестно, но авторы упорно муссируют разногласия Милюкова с
Ключевским, очевидно, не ознакомившись со специальной статьей Милюкова о
своем учителе. Второй позицией и, очевидно, главной, является тезис о том, что
не надо было Милюкову «ввязываться в политику». На этот вопрос
неоднократно отвечал сам Милюков. Стоило бы привести его высказывания.
Авторы требуют «строгой объективности в науке», а сами этого принципа не
придерживаются. Они подвергают сомнению «Очерки по истории русской
культуры», поскольку этот труд «не был строго академическим и находился на
грани науки и политики».11
Эти позиции в книге провозглашены, но не доказаны. Очевидно, что даже
при изучении древних летописей историки испытывают влияние политических
концепций. Авторы монографии, в свою очередь, «опускают» факты
«административного увольнения» Милюкова из Московского университета, не
приведены соответствующие документы. Таких «неточностей» много. Как
видно, в данном случае «о строгой объективности» говорить не приходится. Из
внимания авторов книги выпал анализ такой работы Милюкова как «Главные
направления русской исторической мысли».
В борьбе за «абсолютную объективность» историка авторы стоят на
заранее заданной позиции. Хотелось бы напомнить слова английского историка
и философа А.Дж. Тойнби из книги «Постижение истории»: «В каждую эпоху и
в любом обществе изучение и познание истории, как и всякая иная социальная
деятельность подчиняются господствующим тенденциям данного времени и
места»,12 т.е. они зависят от обстоятельств и могут пытаться изменить их, если
эти обстоятельства несправедливы или наоборот.
Цель данного раздела – осветить достижения Милюкова как историка в
первый период его деятельности до 1904 года. К этому времени он стал ученым
с мировым именем. Жизненный путь П.Н. Милюкова начинался как прямая
линия. Как известно, после окончания Московского университета и сдачи
магистерских экзаменов в 1886 году он стал приват-доцентом университета.
Общий курс русской истории читал в университете В.О. Ключевский. Милюков
разрабатывал курсы по историографии и исторической географии. Вклад
Милюкова в преподавание истории в Московском университете позднее был
реализован, как отмечалось выше, в монографии «Главные течения русской
исторической мысли», которая выдержала несколько изданий. В предисловии
ко второму изданию книги автор писал, что она отражает «основные
исторические идеи», которые обусловили его представления «об общем ходе
развития русской исторической науки».
Макушин А.В., Трегубский П.А. Павел Николаевич Милюков: труды и дни.
1859-1904. Рязань, 2001. С. 377.
12
Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 15.
11
34
Являясь приват-доцентом университета, П.Н. Милюков в течение шести
лет работал над магистерской диссертацией, посвященной реформам Петра I.
Он издал книгу «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII
столетия и реформа Петра Великого». СПб., 1905. Для работы характерно
тщательное и самостоятельное изучение источников. Многие дни провел Павел
Николаевич Милюков в архивах Санкт-Петербурга, сблизился с
петербургскими историками: К.Н. Бестужевым-Рюминым, Н.П. ПавловымСильванским. В.И. Семевским, С.Ф. Платоновым и другими.
В своей диссертации Милюков, как следует уже из ее названия,
исследовал экономические и финансовые задачи великих реформ Петра I, или
как он отмечал – материальную сторону исторического процесса. Под
государственным хозяйством автор подразумевал финансовую и податную
систему, деятельность приказных губернских, коллежских административных
органов. Милюков изучил огромный комплекс архивных источников и впервые
ввел их в научный оборот. Анализ реформ Петра I: приказной, губернской и
коллежской был осуществлен в хронологической последовательности.
Милюков объяснял реформы исторической необходимостью для страны и
решительным характером Петра I. Огромную роль сыграли военные
потребности государства. Им, в конечном счете, были подчинены реформы.
Милюков отмечал также неподготовленность и противоречивость некоторых
преобразований, не учитывавших «туземной росской действительности».
И на самой защите диссертации и в дальнейшем Милюкову приходилось
слышать упреки за слишком сдержанную, а подчас резкую оценку
деятельности Петра I. Тем не менее, Ученый Совет Московского университета
оценил работу как выдающееся исследование, и лишь «усилиями»
В.О.Ключевского П.Н. Милюкову присудили не докторскую (более высокую), а
только магистерскую степень. Позднее в своих трудах Милюков неоднократно
возвращался к деятельности Петра I, называя его «гениальным реформатором»,
но отмечал также «насильственный, личный» характер реформ.
Анализируя процесс развития Российской государственности, проблемы
просвещения и национального самосознания, Милюков выступал против
абсолютной власти монархов, уповая на пример европейских государств,
постепенно эту власть ограничивавших. Понимая и принимая реформы Петра I,
он осуждал нарочито «надругательские» их методы. Царь «как будто нарочно
переходил от одной циничной выдумке к другой еще более циничной…,
умышленно и систематически насиловал все вкусы, все убеждения, чтобы
узнать..., что он все может», – писал Милюков. Одним из результатов этой
политики явилось усиление бесконтрольной бюрократии. В 1709 году датский
посланник Юль писал: «Вообще на русских надо влиять лестью, водкой и
взятками; все же другие средства, вроде справедливости, права, на них не
действуют. Юль забывал прибавить, замечает Милюков, еще одно средство –
35
«страх». Российская история подтверждает трагическую правдивость вывода
П.Н. Милюкова.
Исторический процесс не одномерен. Милюков был солидарен с другими
историками в высокой оценке Петра I в деле укрепления государства,
насаждения новых ремесел, уважения к знаниям, «организации борьбы с общей
опасностью, приучения толпы к общественному делу и интересу».13 Тем не
менее он неоднократно возвращался к мыслям о цене прогресса, значительно
более высокой, чем на Западе.
Научная общественность понимала серьезность диссертации Милюкова,
и его преподавательской деятельности. После защиты диссертации Милюкова
избрали действительным членом Общества любителей российской словесности.
По этому поводу хранится документ в его личном архиве.14 Еще в 1890 году
Павел Николаевич был избран действительным членом Императорского
Московского археологического общества «во уважение трудов… на поприще
русской археологии, истории, исторической географии и этнографии».15
Зимой 1895 года П.Н. Милюков женился на Анне Сергеевне Смирновой,
дочери ректора Троицко-Сергеевской академии, в которой Милюков читал
лекции. Она была знакома с семьей Ключевских, ей симпатизировал Василий
Осипович, под руководством которого она писала работу о русской женщине
петровских времен. Образование Анна Сергеевна получила на Высших
женских курсах Герье. Милюковы прожили вместе 50 лет. Анна Сергеевна
была верным другом и помощником мужу. У них было трое детей.
Ограниченность их доходов не была для них трагедией. Они, как говорится,
сводили «концы с концами». В Приложении к книге А. Макушина и П.
Трибунского содержится список печатных работ А.С. Милюковой за 1895-1902
годы.16 В 1900-1902 годах она вела постоянный отдел «Из русских журналов» в
«Мире Божьем» и прекратила эту работу по семейным обстоятельствам.
Популярность Милюкова в научной среде неуклонно росла. В 1894 году
скончался император Александр III. Общество встрепенулось. Ждали перемен к
лучшему, смягчения политического климата. В ноябре 1894 года Милюков
выступил в Нижнем Новгороде с шестью лекциями о необходимости перемен
на основе анализа общественного движения со времен Екатерины II. На
лекциях был «весь город», включая губернатора. Надежды, как мы знаем, были
совершенно напрасными, а за триумф лекций Милюков заплатил дорогой
ценой. По возвращении в Москву Милюков вместе с другими профессорами
подписал петицию против ареста и высылки из Москвы 49 студентов. Дошло
дело и до самого Милюкова. Ректор университета Некрасов в феврале 1895
Очерки по истории русской культуры. Ч. III., Вып. I. СПб., 1901. С. 141, 142.
ГАРФ Ф. 579. Оп. 1. Ч. IV. Д. 5836. Л. 1.
15
Там же.
16
Макушин А.В., Трибунский П.А. Указ. соч. С. 412-413.
13
14
36
года прислал ему письмо о том, что «Министр народного просвещения
признает дальнейшее пребывание Ваше в числе преподавателей университета
нежелательным, а потому поручил сделать немедленное распоряжение о
прекращении Вами лекций в Московском Университете и об удалении Вас из
числа приват-доцентов».17
Для Милюкова это решение было большим ударом. Он всю жизнь с
теплом и грустью вспоминал о своей работе в Московском университете.
Запрет на преподавание в вузах России был осуществлен навсегда. Автор
должен был покинуть Москву. Выступая последний раз перед студентами
университета, Милюков подчеркнул, что «история не является сухим набором
учености, а служит пониманию жизни… Мне нечего было учить Вас любить
Россию, но я хотел помочь Вам узнать ее и приготовиться к деятельности на ее
пользу. Благодаря Вам я прожил эти три года не зря».18
Дальнейшая научная и общественная деятельность Милюкова во многом
была основана на том, что он сам получил от Московского университета и что
он дал ему. Как отмечалось выше, с преподавательской деятельностью
Милюкова в Московском университете и с дальнейшей научной работой
связана его монография «Главные течения русской исторической мысли».
Рассмотрим ее подробнее. Милюков ставит целью «дать общую картину
развития и взаимной смены тех теорий и общих взглядов историков, которые
осмысливали для предшествовавших поколений специальную работу над
русскою историей». Автор отмечает, что «цельного труда», написанного по
этой проблеме, «не существует». П.Н. Милюков высоко отзывается о книге
В.С. Иконникова «Опыт русской историографии» (т. I. кн. 1. Киев, 1891, 2 тыс.
страниц). Однако этот труд содержит «обозрение источников и хранилищ
исторического материала».19
Милюков анализирует развитие исторической науки в течение XVIII и
XIX столетий, разделяя этот период на два этапа. Первый период –
практическое или этическое понимание задач историка. Историей занимаются
не профессионалы, хотя были среди них и большие знатоки. Нет в стране
исторического центра. Второй период – развитие представлений об истории как
науке, т.е. переход от практического к научному осмыслению проблемы.
Второй период – становление истории как университетской науки,
воспитание профессиональных ученых. Границей периодов автор считает 18261827 годы в связи с приходом в университеты молодежи из разночинцев. Этот
период, по мнению Милюкова, начинается под влиянием трудов Карамзина,
«развития научности на Западе» и потрясений в России.
ГАРФ Ф. 579. Оп. 1. Ч. III. Д. 5a, Л. 1.
ГАРФ Ф. 579. Оп. 1. Ч. III. Д. 3402. Лл. 1-2.
19
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. М., 2002. См.: Главные течения
русской исторической мысли. С. 26, 28.
17
18
37
Таким образом, первый период русской исторической науки – до
Карамзина включительно, второй период – от Карамзина до времени написания
«Очерков».
Все крупные исследователи истории России XVIII века были людьми «с
официальным положением», по выражению П.Н. Милюкова, и занимались
изучением истории по поручению правительства. Это – астраханский
губернатор В.Н. Татищев, сенатор, князь М.М. Щербатов, посвятивший свой
труд Екатерине II, генерал-майор И.Н. Болтин, «выправлявший работы
Екатерины по русской истории», а также статский советник Ф.И. Миллер и
другие». Одиноко стоит между ними крестьянский сын и просто статский
советник М.В. Ломоносов, писавший свою историю, однако тоже «по
официальному поручению».20
Таким образом, написание исторических трудов было своего рода
государственной службой. Государство заботилось о создании своей истории.
XVIII век в этом смысле был как бы «накопительным» этапом. Но были и
попытки серьезных обобщений. Татищев писал о «естественном законе», т.е.
стремлении к самосохранению, благополучию и пользе. Это желание «от Бога
вкоренено есть». «Риторику философии и богословия» он называет «занятием
вралей».21 Государственная служба дала Татищеву богатый жизненный опыт.
Он хлопотал о собирании русских летописей, о переводе «из классиков» всего
относящегося к России, об учреждении училища изучения восточных языков
для подготовки к написанию русской истории.
Сочинения историка М.М. Щербатова, – отмечает П.Н. Милюков, –
отличаются активным использованием документов московского архива
иностранной коллегии, в котором хранились грамоты князей начиная с XIII
века и памятники наших дипломатических связей начиная с конца XV века.
Щербатов писал, что все это «наиболее послужило мне к украшению
сочиняемой мною истории». Исторический труд Щербатова считали «сухим и
скучным». Но, если Татищев дал как бы сводный текст летописей, то у
Щербатова получился «первый опыт связного и полного прагматического
изложения русской истории, основанной на всех главнейших источниках,
сохранившихся от нашего прошлого», – писал Милюков.22 Следует отметить,
что в процессе работы над лекциями, а позже над монографией Милюков
тщательно изучил и аналитически оценил все труды по русской истории. Его
научная добросовестность была очень высокой.
В 1726 году в Петербурге открылась Академия наук – «царство домашних
дрязг и сплетен, подкопов и интриг» – по выражению Милюкова. Правили там
немцы, приглашенные на пять лет для «развития науки». Милюков отмечает
Там же. С. 38.
Там же. С. 41-42.
22
Там же. С. 63.
20
21
38
добросовестную работу Байера, Миллера и Шлецера. Миллер ездил в Сибирь,
нашел там огромное количество источников. Он заключил с Академией
контракт для «написания Генеральной Российской истории». В марте 1766 года
Миллер был назначен начальником Московского архива. Забота об архиве
стала главным содержанием его деятельности. Для написания истории России
он порекомендовал Екатерине вместо себя Щербатова. По иронии судьбы
Щербатов не смог воспользоваться работой Татищева, это определило «массу
промахов и ошибок», допущенных им, – писал Милюков.23 Он отмечает
заимствования одних историков у других. Но это по существу не столь важно.
Особенно старается Милюков, когда речь идет об этапном, фундаментальном
многотомном труде Карамзина «История государства Российского».
Знаменитый писатель в 1803 году будучи 37 лет от роду, обратился к
правительству с просьбой обеспечить ему казенное содержание для написания
русской истории. Первые 8 томов Карамзин написал за 12 лет. Милюков очень
ревностно относится к столь высоким темпам написания этих томов, ищет
заимствования у других авторов. Но Карамзин и не отрицал, что он
использовал достижения своих предшественников. К тому же его целью было
создание «полной» истории России, рассчитанной на сравнительно широкий
круг читателей. Как позже отметят современники, «историю стали читать даже
дамы». Заметим, что стали читать ее на русском языке в эпоху засилья
французского.
В исторической схеме Н.М. Карамзина большую роль играют личности
владык. Автор писал историю России с целью ее утверждения в сонме мировых
держав, «он смотрел на нее как на благодарную литературную тему и писал не
для ученых, а для большой публики», отмечал Милюков. Публика поддержала
автора. За 25 дней первое 8-томное издание истории (3 тыс. экземпляров) было
«расхватано». Второе издание пришлось выпустить немедленно. «Для
обширного круга читателей, – пишет Милюков, – Карамзин был действительно
«Колумбом» русской истории».24
Теме «Карамзин и его современники» Милюков уделяет свыше 100
страниц из 315 страниц книги «Главные течения русской исторической мысли».
«С Карамзиным мы переходим из допотопного мира русской историографии
прошлого века – мира мало кому известного и мало кому интересного, – в
другую область, где все знакомо, где еще до наших времен сохранилась живая
устная традиция», – отмечает Милюков. Труд Карамзина стоит на рубеже двух
эпох нашей историографии, и в этом прежде всего состоит его значение.
«Карамзин сделался для нескольких поколений Петром Великим, а его история
– Америкой нашей историографии».25 Одновременно Милюков скрупулезно
Там же. С. 107.
Там же. С. 217, 218.
25
Там же. С. 138.
23
24
39
анализирует труды предшественников Карамзина, как это и положено в
историографической работе.
П.Н. Милюков предупреждает о том, что изучая «продукты старой
исторической мысли», ученый должен оценить их в соответствии с временем
создания и с этой точки зрения воздать должное труду историка. Так деньги
разных времен и различных наций одинаково идут в оборот, но только
нумизмат может определить по остаткам чекана происхождение и
первоначальную ценность каждой. «Нечто подобное предстоит сделать и
историку нашей науки», – писал Милюков.26 Все эти положения позволяют
ознакомиться с методологическими, как бы мы сейчас сказали, взглядами
Милюкова, его пониманием ценности источника, с высоким мнением о
предназначении историка. Он постоянно искал научные обоснования
исторических концепций, уважительно относился к трудам предшествовавших
историков.
Специальный раздел «Главных течений русской исторической мысли»
посвящен изучению и трактовке русскими историками киевского Синопсиса,
изданного в 1674 году и перепечатывавшегося к середине XIX века 25 раз. Этот
первый печатный учебник русской истории отражал, по мнению Милюкова,
ученые теории средневековой польской и, вообще, славянской историографии.
При ярком освещении начала истории славян и россов, крещения Руси,
княжения Владимира Мономаха, нашествия Мамая и Батыя, Куликовской
битвы книга не содержит «системы русской истории».27 По поводу этих
положений Милюкова можно сделать вывод, что сам он питал значительные
иллюзии относительно возможностей исторической науки. В его последнем
труде – двух томах «Воспоминаний», написанных в годы Второй мировой
войны, выводы относительно истории России уже не носят столь
категорического характера.
Две обширные главы «Главных течений...» посвящены историкам XVIII
столетия: Ломоносову, Щербатову, Болтину, Татищеву, а также Байеру,
Миллеру, и особенно Шлецеру. Милюков прослеживает этапы освоения
архивов этими учеными, анализирует их подход к источникам. Эти разделы
являются вкладом в архивоведение. Выше всех Милюков ставит немецкого
историка Шлецера, который 4 года (1761-1765) жил в России. Шлецера
поразило, что русские историки ничего не знали об истории иностранной. В
свою очередь, он поставил своей задачей познакомить европейских ученых с
древними источниками по истории России. А.М. Шлецер служил идее
формирования всемирной истории, включающей в себя изучение всех
национальностей в их развитии. Проблему национальности он решил просто:
26
27
Милюков П.Н. Главные течения исторической мысли. СПб., 1913. С. 28.
Там же. С. 30, 32.
40
«Как Линней делит животных по зубам, а растения по тычинкам, так историк
должен бы был классифицировать народы по языкам».
Попытки исторического синтеза различных цивилизаций были новым
словом в развитии исторической мысли, допускавшим также идею
исторической критики, т.е. самостоятельное толкование историком событий, а
не только пересказ источников. Шлецер, по определению Милюкова, осмеял
ученость, которая сама по себе служила целью, и поставил перед ней реальную
практическую задачу – познание жизни. Историю он первый понял как
изучение государственной, культурной, религиозной жизни и сблизил ее со
статистикой, географией, политикой и другими отраслями реальных знаний.
«История без политики, – писал Шлецер, – создает только монастырские
хроники и диссертации».28 Нетрудно понять, что сам Милюков разделял эту
точку зрения и проводил ее не только в науке, но и в своей жизни, определяя,
как теперь принято говорить, ее приоритеты. Милюков подчеркивал
определенную связь научной и прикладной задач истории. Он разделял
позицию Шлецера: «Первый закон истории – не говорить ничего ложного.
Лучше не знать, чем быть обманутыми».29 В целом, историки XVIII века, по
оценке Милюкова, сделали многое для реального понимания прошлого.
Несмотря на то, что рубежом двух этапов историографии Милюков
считал деятельность Н.М. Карамзина (1766-1826) и его «Историю государства
Российского», он первый выступил против панегирических оценок этого труда
и полного забвения того, что было создано до Карамзина. Позиция Карамзина,
как автора знаменитого сочинения, освещается им самим: «Народ, презревший
свою историю, презрителен, ибо легкомыслен; предки были не хуже его...
Знаю, нам нужно беспристрастие историка, простите, я не всегда мог скрыть
любовь к отечеству».30
П.Н. Милюков отмечает риторический, украшательский метод освещения
русской истории Н.М. Карамзиным. Даже об Иване Грозном он писал:
«Казалось Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером
какого-то совершенства, великости и счастия на троне». Правда, в 9 томе
Карамзин подробно описал «злодейства» Грозного, но Милюков не приемлет
подобный анализ личности царя, а манеру Карамзина определяет как
«историческую живопись». Начиная историю государства Российского с 862
года, Карамзин продолжает дело Ломоносова, подчеркивая величие этого
периода, благую роль монархической власти первых князей, поскольку, как
считал Ломоносов, история «дает безсмертие мужеству народа, похвальных дел
достойную славу».31
Там же. С. 72, 88.
Там же. С. 110.
30
Там же. С. 145.
31
Там же. С. 108, 151.
28
29
41
Но труд Н.М. Карамзина не только итог, но и начало становления
новой аналитической школы в исторической науке. Вторая часть книги «После
Карамзина» начинается с рассуждений Милюкова о попытках критической
разработки и философского построения русской истории. Этот этап
естественно стоял «на плечах» предыдущего. Таковы закономерности
историографии.
П.Н. Милюков высоко ценит идею исторической критики, выделяя труды
М.П. Погодина, отдельно анализирует «скептический» настрой историка
М.Т. Каченовского. Бывший губернский регистратор, а позже библиотекарь
графа А.К. Разумовского, Каченовский позже много лет являлся профессором
Московского университета. «Скептики», к которым принадлежал Каченовский,
поставили целью «разрушить традиционные представления о небывалом
величии и могуществе нашей начальной истории».32 Они даже поставили под
сомнение летописи, Русскую правду, древние договоры.
П.Н. Милюков отмечает, что желания «скептиков» не подтверждались
глубокими историческими знаниями источников, и критически относится к
подобным попыткам. «Система их гипотез оказывалась построенной на песке».
Достоверность древней русской истории от нападок М.Т. Каченовского
защищал М.П. Погодин.
Выход Милюков видел не в продолжении этих споров, а в привнесении в
историческое знание философских подходов. Отметим органическую связь
философии, социологии и истории в трудах Милюкова, ибо фактическую массу
исторического материала надо осмысливать и сравнивать с течениями
всемирной истории. Периоды всемирной истории повторяются в истории
народов. «Специальные исторические познания не могут заменить
философской подготовки», – писал Милюков.33 Он подробно анализирует
«Историю русского народа», не имевшего до освобождения от монголотатарского ига общей государственности. Но Милюкова интересует не эта идея,
а попытки историка Н.А. Полевого выявить закономерности исторического
процесса. Сам Милюков занимался этой проблемой до конца жизни.
Интересен тот факт, что в начале 90-х годов Милюков был представлен
Л.Н. Толстому, который позднее пригласил его к себе для беседы об общем
смысле истории, если таковой имеется. Лев Николаевич поставил Милюкову
ряд вопросов и терпеливо выслушал ответы историка, которому даже
показалось, что он убедил великого мыслителя. Но когда все пошли пить чай,
Л.Н. Толстой взял торт и ножик и сказал: «Ну что ваша наука!? Захочу, разрежу
так, а захочу вот этак!» Так закончилась беседа. «Было бы уже невежливо
доказывать, – вспоминал Милюков, – что в противоположность строению торта
32
33
См. Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. С. 23
Там же. С. 246, 290.
42
у науки есть свое собственное внутреннее строение. Я только понял тут, что
мне никогда не понять Толстого».34
Второй этап развития русской исторической науки Милюков определяет
как попытки критической разработки и философского построения русской
истории. Исходной точной всех исторических рассуждений становится идея
исторической закономерности. Протест против «односторонней рассудочности
воззрений XVIII столетия проявляется в сфере литературы или политики,
философии или общественных наук». Возникает интерес к чувствам,
нравственности. История интересуется жизнью народов. Свою роль в этом
повороте сыграла борьба европейских монархов с Наполеоном, усиление
контактов европейских государств. «Новые начала наук» развивались в
Московском университете. В ученое сословие подалась молодежь из разных
слоев общества. Дворяне относились к ним с некоторым высокомерием. Но и
сами дворянские дети «из хороших фамилий» все чаще появляются в рядах
студенчества. Милюков приводит бытовавшую в Московском университете
подлинную историю о том, что юный М.Ю. Лермонтов на вопрос профессора
об источнике его знаний, сказал: «В моей библиотеке получаются все
последние европейские новости, до вас, г-н профессор, это еще на дошло».
Остается лишь еще раз пожалеть, что Лермонтов оставил Московский
университет после того, как профессор «свел счеты» с ним на экзаменах.
Милюков прослеживает усиление критического отношения к
«баснословной» истории, формирование «скептической школы» в Московском
университете, исследуя творчество М.Г. Каченовского, Н.И. Надеждина и др.
Каченовский, будучи профессором, деканом и даже некоторое время ректором
Московского Университета, активно влиял на студентов. В диссертациях
проводились идеи закономерности исторического процесса, развенчивалась
преувеличенная роль легенд в древнейшей истории, которая нередко была
связана с недостаточным изучением авторами древних источников.
Но времена менялись. Министр просвещения С.С. Уваров усмотрел вред
«безверия в наши летописи» и оскорбление тем самым «народного чувства». В
1835 году М.Т. Каченовский уступил кафедру русской истории своему ученику
М.П. Погодину, в послании которому в 1837 году тот же министр отмечал:
«Дай Бог, успехов в полезных трудах Ваших на защиту исторического
православия». Каченовский, очевидно, не годился для «новой эры»
университетского преподавания в духе православия, самодержавия и
народности, – писал Милюков.35
В 1841 году граф Уваров предложил Погодину стать директором
канцелярии Министерства народного просвещения. В связи с этим Погодин
вызвался «приготовить несколько молодых людей на кафедру русской истории,
34
35
43
Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. М., 1990. С. 172.
Милюков П. Н. Главные течения исторической мысли. Изд. 3. СПб., 1913. С. 230, 247.
дать им одно направление, согласное с намерениями правительства и, таким
образом, надолго застраховать сколько возможно, образ мыслей и,
следовательно, действий, будущих поколений». Эти намерения осуществлялись
Погодиным в Московском университете. Это, как мы видим, была другая
«философия» истории. Русская история в статьях Погодина – предмет
благоговейного удивления и сочувствия, поскольку «ни одна страна не
заключает в себе столько чудесного!» Он отмечал как добродетель «смирение и
терпение русского народа». Однако в его дневнике содержалось замечание
другого рода: «Удивителен русский народ, но удивителен только еще по
возможности. В действительности он низок, ужасен и скотен».36 Но это в
дневнике. А в жизни в лице Погодина самодержавие реализовало стремление
сделать российскую историю «блюстительницей» общественного спокойствия.
Критерием основательности ученых мнений сделалась их благонамеренность.
Критически оценивая эти тенденции, П.Н. Милюков подчеркивал, что у
молодежи не иссякал интерес к философии истории.
В своем исследовании Милюков постоянно возвращался к проблеме
всемирно-исторического процесса, анализировал статьи разных авторов,
высказывающихся по этому вопросу, который его самого весьма интересует, он
неоднократно присоединяется к точке зрения, гласящей что история каждого
народа определяется многими факторами: природа, экономика, населенность
региона, психология, религия. Милюков прослеживает формирование русской
философско-исторической конструкции. Его внимание привлекла «История
русского народа» в 3-х томах, написанная Н.А. Полевым и по ряду проблем
полемизирующая с трудом Карамзина. «Человек состоит из духа и тела», –
писал Полевой. Народы, как люди, родятся, растут, стареют и умирают. Вместо
«национального самовозвеличения» историк должен отыскивать место своего
народа в истории человечества, найти причинную связь «сообщающую
каждому моменту прошлого характер всемирно-исторической необходимости»,
– считал Полевой.37 Тем не менее, он не ответил на вопрос о всемирноисторической роли русского народа, уповая лишь на волю Провидения.
Уже в конце своей монографии П.Н. Милюков анализирует взгляды
славянофилов А.С. Хомякова, братьев Киреевских и противостоящие им
воззрения П.Я. Чаадаева. Как известно, И.П. Киреевский защищал русскую
самобытную религиозную идею и отделял Россию от европейской истории. С
сочувствием Милюков освещает исторические парадигмы П.Я. Чаадаева,
напоминает его блестящую биографию, оценивает высокую образованность.
Знакомство с жизнью Западной Европы, изучение католической философии
привело Чаадаева к выводу о том, что католичество является наиболее
«деятельно-нравственной» формой христианства. В 1829 году достоянием
36
37
Там же. С. 315, 318, 319.
Там же. С. 299.
44
общественности стали его знаменитые «Письма о философии истории»,
провозглашавшие единство веры, всемирную церковь как средство
осуществления на земле христианского идеала, являющегося конечной целью
исторического процесса. Чаадаев отрицает ценности прошлого, заслуги
истории России: «Одинокие в мире мы ничего ему не дали, ничему у него не
научились... Сперва дикое варварство, потом грубое суеверие, потом жестокое,
унизительное иноземное иго, черты которого унаследовала потом и туземная
власть, – вот грустная история нашей юности». Чаадаев неоднократно отмечал,
что любит свою родину «только за ее будущее», признавая тем не менее
величие нации, «создавшей могучую натуру Петра, универсальный ум
Ломоносова, грациозный гений Пушкина».38 Великое будущее принадлежит
России лишь на пути просвещения и усвоения западных идей, – считал Чаадаев.
Религиозной идее он отводил первенствующую роль в развитии культуры,
подчеркивая общую связь христианской исторической философии.
Милюков отмечает, что через несколько лет Чаадаев «несколько
смягчился». Он впадает в другую крайность: «России суждена великая
духовная будущность: она должна разрешить все вопросы, о которых спорит
Европа». Милюков уважительно относится к поискам истины в трудах
Чаадаева, по принципу: «Я сомневаюсь, значит существую».39
Свою большую историографическую работу Милюков как бы обрывает
обещанием осветить исторические взгляды славянофилов, оценить всемирноисторическую роль православной идеи. Он эти проблемы осветил в своих
статьях, посвященных отдельным историкам.
В целом в книге «Главные течения русской исторической мысли»
Милюков определил направления исторических поисков и осветил достижения
и проблемы историков в течение двух веков. Вклад П.Н. Милюкова в анализ
отечественной историографии имеет непреходящее значение.
Собранные впервые в сборнике «История исторической науки» статьи
Милюкова, названные выше, так же носят историографический характер.
Специальные статьи были написаны им о «славянофильстве» и отдельно – о
И. Киреевском. П.Н. Милюков считал, что в славянофильстве объединен
национальный протест против «заимствований» и панславистские симпатии,
союзнические отношения с национально-освободительной борьбой западных и
южных славян. Представители этого течения А.С. Хомяков, И. Киреевский,
Д.В. Веневитинов и другие положили начало этому направлению, его
продолжили К. Аксаков, Ю. Самарин, И. Аксаков. Имели место нескончаемые
споры с Т.Н. Грановским и другие.
В ряде статей, названных выше, Милюков освещает возникновение
проблемы,
исторические
перипетии
споров,
биографии
лидеров
38
39
45
Там же. С. 332, 335, 337.
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. Указ. соч. С. 325.
славянофильства. Считая себя «западником», Милюков о своих оппонентах
пишет весьма уважительно, понимая, что точкой отсчета является
ответственное отношение к судьбе России.
Специальная статья написана Милюковым о «юридической школе в
русской историографии» (Соловьев, Кавелин, Чичерин, Сергеевич). К 30-м
годам XIX века «патриотическая риторика Карамзина», по выражению
Милюкова, «перестала удовлетворять научным потребностям». Названные
выше историки «юридической» школы считали, что нельзя сообщать «факты
без критики» и «критику без фактов». Историки изучали развитие
государственных и частно-правовых норм из патриархально-родовых
отношений. Кавелин в 1847 году опубликовал статью «Взгляд на юридический
быт древней России», а В.С. Соловьев защитил диссертацию на тему «История
отношений между князьями Рюрикова дома».
Авторы выступили против привычных этапов развития истории.
Исходный тезис – проблемный подход: родовой уклад, его распад под
влиянием развития института частной собственности. Род – семья, личность,
общее владение, вотчина, государство определяют три периода: «господство
кровных
отношений,
господство
частных
отношений,
господство
40
государственных отношений». Еще раз хочется отметить огромную эрудицию
и добросовестность Милюкова как ученого, его уважительное отношение к
творчеству русских историков и профессиональное определение роли каждого
из них в российской историографии.
В начале 1893 года Милюков выступил с публичной лекцией в аудитории
Исторического музея на тему: «Разложение славянофильства (Данилевский,
Леонтьев, Вл. Соловьев)». Почти полвека, отмечал Милюков, славянофильство
строило свою концепцию на самобытных свойствах русского народа, а
западничество старалось вывести общие для всех народов законы
исторического развития и построить на них «идеалы будущего». На смену им
явились народничество и либерализм. Труды вышеназванных историков
Милюков подвергает критике.
Его занимает тема «Россия и Европа». Он отвергает ситуацию ненависти
между ними и мнение, что «Европа «изжила» свое историческое
существование». Милюков противопоставляет этому мнению данные
современной социологии, как общей, так и частной. «Национальный эгоизм и
исключительность» – вот вывод, к которому пришли эпигоны славянофильства.
И Данилевский, и Леонтьев превозносят «византийский дух и византийское
наследие» как «единственно пригодное» для России, так как Россия – особый
«культурно-исторический тип». Милюков критикует этот тезис, проповедуя
законы развития всемирной истории.
40
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. Указ. соч. С. 401, 407.
46
Как известно, на празднике в связи с открытием памятника А.С. Пушкину
в Москве в 1880 году Ф.М. Достоевский выступил со знаменитой речью, в
которой отмечал величие Пушкина, говорил о всемирной связи народов. «О,
народы Европы не знают, как они нам дороги! – сказал Достоевский. – Ибо
Русская душа человечная и все соединяющая».
«И ты, Брут!» – возмущался по этому поводу Леонтьев, и был неправ.
«Абсолютизм
метафизический
и
религиозный
составляет
резкую
разграничительную черту между славянофильством и современным
мировоззрением», – писал Милюков,41 отдавая дань убежденности «старых
славянофилов». «Истинное славянофильство «кровное», не теория только, а
живой тип общественной мысли», – с пониманием писал в 1893 году Милюков.
Все это, заметим, верно при условии сохранения и эволюционного развития
России. В это верил Милюков. Но история не есть (увы!) поступательный
процесс. Ее зигзаги определяют возникновение идеологических течений
разного типа.
Специальную статью П.Н. Милюков посвятил своему учителю, великому
историку В.О. Ключевскому. Лирический тон статьи удивителен для
Милюкова. Но речь идет о дорогом человеке, которого он знал 32 года.
Милюков, естественно, очень высоко оценивает «Курс русской истории»
Ключевского, отмечает ум и талант автора.
«Мы дошли до 3-го курса учебы в университете, не занимаясь русской
историей, она казалась нам «грудой непереваримого сырого материала, из
которого невозможно высечь никакой искорки мысли», – писал Милюков.42
Лекции С.М. Соловьева внимания студентов не привлекли.
Лекциям Ключевского предшествовала громкая слава, но «никакие
рассказы не могут передать обаяние, которое производили лекции Ключевского
в его своеобразном произношении», – вспоминал Милюков.43 Лектор был и
философом и мыслителем. Связь между фактами и выводами была
убедительна, понятен и доступен был язык новой терминологии, на которую
Ключевский переводил русскую историю с недоступного языка документов.
«Через Ключевского мы впервые поняли русскую историю». Столь высокой
оценки Милюков не дает никому. Он выражает мнение поколения, серьезно
учившегося в конце 70-х годов XIX века. Миновали 32 года, но никто еще не
занял место В.О. Ключевского. «Личность Ключевского могущественна и
оригинальна». Велика его роль в связи поколений», – писал Милюков. «На эту
тему можно написать целые тома для сочинений, которым придет свое время»,
так как «любовь и уважение к старшему внушает младшему поколению
потребность объяснения и понимания». «Ключевский как мыслитель и ученый
Указ. соч. С. 419, 427, 435, 444.
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. Указ. соч. С. 448.
43
Там же. С. 448.
41
42
47
так своеобразен и так крупен, что искать корней и нитей представляется уже
как бы некоторым посягательством на источники его влияния и славы», –
отмечал Милюков. «Творчество Ключевского – общенациональное достояние».
Оно выросло «на усвоении усилий многих поколений, на почве русской
общественности, но не чуждо общечеловеческим идеалам».
Милюков учился на филологическом факультете, но именно Ключевский
«разбудил» в нем историка России. Он пишет, что В.О. Ключевский посвятил
свой курс «исключительно политической и социальной истории на
экономической подкладке».44 Предвидя вопросы об отсутствии анализа
духовной жизни и всякого рода идей, Ключевский отмечал, что «идея
становится историческим фактом, когда овладевает какой-нибудь
практической силой, властью, народной массой или капиталом. Политический
и экономический порядок известного времени можно признать показателем его
умственной и нравственной жизни».45
Милюков пишет о практических занятиях Ключевского со студентами, но
самым ценным в них он считает комментарии учителя. Случались и разговоры
о политике. Ключевский от них не уклонялся, но отвечал уклончиво. Сам
Ключевский поступил в университет, когда ликвидировалось вековое зло
русской жизни – «крепостное право». И это великое общественное событие
произвело на историка сильное, неизгладимое впечатление. В великом споре
западников и славянофилов мудрый Ключевский находил определенные
достоинства у разных сторон. «На стороне западников – ум Ключевского. К
славянофилам он склоняется сердцем».46 В каждом из течений он выделяет
долю истины.
Милюков в качестве характерной особенности отмечает, что Ключевский
принес в науку «связь с бытом». Сын бедного священника деревни Ключи
Пензенской губернии Ключевский о жизни народа знал не понаслышке. Связь с
деревней он поддерживал будучи профессором Московского университета. В
этом смысле Ключевский «почвенник». Милюков анализирует достоинства и
особенности «Курса русской истории» Ключевского. Историк клеймил
крепостное право, скептически относился к дворянской культуре,
ориентированной на Запад, высоко ценил творчество Новикова, Фонвизина,
Болтина. Всю жизнь Ключевский преклонялся перед гением А.С. Пушкина,
тому есть множество свидетельств. Он высоко ценил историческую роль
Пушкина, создавшего литературный русский язык, ответившего в своих
произведениях на главные вопросы современности.
С 1905 года после перерыва Милюков систематически встречался с
Ключевским. В частности Василий Осипович интересовался политикой партии
Милюков П.Н. Очерки истории исторической науки. Указ. соч. С. 449, 450, 452.
См. Милюков П.Н. Указ. соч. С. 452-453.
46
См. Милюков П.Н. Указ. соч. С. 439, 460.
44
45
48
кадетов, одним из лидеров которой был Милюков. «Как очень умный и
проницательный человек, как эволюционист он при всей недоверчивости к
общественной деятельности знал, что статья сама работает для лучшего
будущего».47 Последняя статья В.О. Ключевского была посвящена
пятидесятилетию падения крепостного права, и это символично.
Столь подробное освещение мнения Милюкова о Ключевском важно
само по себе. К тому же в литературе преувеличены разногласия Милюкова с
Ключевским и статья Милюкова о своем учителе все ставит на свои места.
Таким образом, весьма значимым является вклад Милюкова в создание
историографии русской истории. Причем изучать и анализировать его следует,
опираясь на труд «Главные течения русской исторической мысли» и цикл его
статей, посвященных творчеству российских историков.
1897 год был связан с большой удачей в жизни П.Н. Милюкова. Его
пригласили заведовать кафедрой всеобщей истории в Софийском высшем
училище. Были преодолены сложности с получением разрешения выезда за
границу. Власти оформляли его как «высылку» на 2 года. Милюков выехал
сразу же и летом в Париже собирал материал для лекций по проблемам
славяноведения и перехода всемирной истории от падения Римской империи к
средним векам.48
Болгария радушно встретила П.Н. Милюкова. Он приступил к работе
вместо скончавшегося историка М.Т. Драгоманова. При вступлении в
должность, выступая перед коллегами по кафедре, Милюков отметил
достоинства своего предшественника, с памятью которого он не мыслит
соперничать. «Любовь к науке и продолжение добрых отношений к
преподавателям… я постараюсь поддержать, насколько это будет в моих
силах».49 Лекции Милюкова активно посещались студентами. Он читал цикл по
истории Римской империи, обзор философско-исторических систем, курс по
археологии и древнему славяноведению. С марта 1897 года по июнь 1898 года
Милюков также читал лекции в Софийском университете.
Однако скоро начались крупные неприятности. 7 декабря 1897 года
Милюков вместе со всеми посетил торжественный молебен в Софийском
соборе по поводу «Тезоименитства Николая II», но не явился после церковной
службы на прием в посольство России. Русский посол в Болгарии Бахметев
потребовал уволить Милюкова, отстранить его от преподавания. Министерство
иностранных дел России направило по этому поводу особую ноту и болгарское
правительство вынуждено было уступить. Милюков вновь остался без работы,
но не без дела. Он опубликовал ряд статей о политической и национальной
борьбе на Балканах, появившихся в русской и болгарской периодике: «СербскоТам же. С. 475.
Образование. 1897. № 7-8. С. 294.
49
ГАРФ Ф. 579. Оп. 1. Ч. III. Д. 3490. Л. 2.
47
48
49
болгарские отношения по македонскому вопросу» («Русское богатство». СПб.,
1899); «Из поездки в Македонию. Европейская дипломатия и македонский
вопрос» («Вестник Европы», 1899) и другие.
В течение всей своей жизни, даже находясь в тюрьме, Милюков работал
над многотомным трудом «Очерки по истории русской культуры», впервые
изданным в 2-х частях на рубеже XIX и ХХ веков. В этой работе П.Н. Милюков
самим широким образом трактует понятие культуры и ее истории, как
сочетания всех важных факторов жизни народа, отражающихся в его духовной
жизни. По его мнению, культурная история обнимает все стороны внутренней
истории: и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и
нравственную, и религиозную и эстетическую. Причем материальная и
духовная стороны истории достаточно тесно связаны между собой. В «Очерках
по истории русской культуры» П.Н. Милюков специальные разделы посвятил
глубокому анализу месторазвития русской культуры, населения страны, ее
государственному строю. Освещены такие проблемы как церковь, вера и
творчество, школа и образование, «националистические идеалы», то есть
вопросы национального самосознания.
Через все разделы «Очерков» проходит мысль о роли России во
всемирно-историческом процессе и смысле ее особенностей. России надо
преодолевать свое отставание, а не гордиться им, считал Милюков. Он отмечал
запоздалость экономических реформ в России, усиление без меры
государственного влияния на жизнь населения. Тем не менее, «процесс,
которым развивалась совесть, мысль и воля русского народа, – писал Милюков,
– в существе своем воспроизводит те же черты, какими этот процесс
характеризуется в других местах и в другие времена истории».50
Следует отметить, что главным двигателем истории Милюков полагал
«экономический материализм», специально отмечая, что он отрицает
«монистический принцип» понимания исторического процесса. Одновременно
он отмежевывается от марксизма с его «одномерным догматизмом». К
сторонникам «экономического материализма» Милюков относит и своего
будущего оппонента П.Б. Струве: «Национальный характер сам есть
последствие исторической жизни и только уже в сложившемся виде может
служить для объяснения ее особенностей».51 Милюков неоднократно
обращается к особенностям социального развития истории России. Русское
государство, считал он, соглашаясь с С.М. Соловьевым, выковано борьбой со
степью, необходимостью спасаться от набегов кочевников, «степняков».
Каждое сословие служило защите государства. Во главу угла ставился не
подъем народного благосостояния, а мобилизационный фактор, создание
необходимого для обороны войска и финансовых средств.
50
51
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 3. Вып. 2. СПб., 1899. С. 5.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 2. Кн. 1. М., 1994. С. 13-14.
50
Особый интерес представляет 2-я часть «Очерков» (1-я и 2-я книги),
имеющая заголовок «Вера, творчество, образование». Книга первая посвящена
церкви, религии, литературе. Подчеркивая взаимосвязь всех частей «Очерков»
Милюков писал: «Мы познакомились с тем историческим зданием, в котором
провел свою жизнь русский народ… Провели экспертизу этого здания…
Возникает вопрос о том, как жилось в этой исторической постройке ее
обитателям? Во что они веровали, чего желали, к чему стремились? Словом,
как сложилась духовная жизнь русского народа?»52
Милюков еще раз выступает против разделения материальной и духовной
жизни народа. Такой взгляд он считает анахронизмом. Но исследование
развития духовной жизни – достойный предмет специального анализа.
«Церковь и школа – таковы два фактора русской, как и всякой другой духовной
культуры, – отмечает П.Н. Милюков. – Это даже не факторы, а явления,
раскрывающие чувства и мысли русского общества с их последовательными
изменениями».53
Российские монархи, начиная с Петра I, подчинили церковь своим целям,
что, по мнению Милюкова, в отличие от Европы мешало формированию
общественного самосознания и демократизации страны. Абсолютизм не имел
достойного отпора. «Религия у нас слишком поздно начала оказывать влияние
на творчество, – отмечал Милюков, – и влияние это было поверхностно».
Осуществляя конкретный исторический анализ российской образовательной
школы, Милюков, опираясь на обширные статистические данные, показывает
ее жалкое состояние, сословный характер школы, недостаточность бюджета на
содержание начальных школ. Большое внимание он уделяет школьным планам
Екатерины II, положительно оценивая ее правление в сфере «просветительских
намерений». Милюков критически пишет о политике Николая I, заботившегося
о превращении школьного образования в оплот самодержавия и полагавшего,
что школа должна «отрезвлять от дерзновенных мечтаний».
Царем Николаем I была одобрена записка министра народного
просвещения Уварова (1840) о недопустимости «поколебать некоторым
образом порядок гражданских сословий». Образование надо соразмерять с
гражданским бытом разнородных сословий. В 1833 году дворяне составляли 78
% среди учащихся гимназий, а в 1892 году – 56,2 %. Выходцы из городского
сословия соответственно имели 17 и 31,3 %, численность детей сельских
жителей – с 2 % выросла до 5,9 %.54 В принципе все оставалось по-прежнему.
Скрупулезное исследование школьного дела подводило читателя к пониманию
необходимости его демократизации. В положительной оценке реформ царя
Там же. С. 9.
Там же. С. 15.
54
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 3. Вып. 2. СПб., 1899. С. 231,
330, 348.
52
53
51
Александра II, ликвидации крепостного права Милюков был, конечно, не
одинок. Эти реформы значительно ускорили развитие России по
«европейскому пути» с учетом национальных потребностей России.
Исследуя роль творчества, литературы, искусства, Милюков наряду с
конкретным анализом художественных свершений показывает их значение в
становлении национального самосознания, историческую роль в развитии
общества. Высочайшую оценку он дает как художественному, так и
философскому творчеству Пушкина, создавшего литературный язык
«образованного общества», «прорвавшегося» к художественному изображению
реальной жизни, потеснив религиозные легенды. История показала
закономерность творчества Пушкина как воплощения философской идеи,
определившее расширение влияния русской литературы на общество и
явившегося важной частью мировой культуры.
Подобный прорыв от классицизма к жизни осуществил в
изобразительном искусстве, по мнению Милюкова, Брюллов – «Державин
русской живописи», создав полотно «Последний день Помпеи». Обличительное
реалистическое творчество Перова, Репина, художников-передвижников
помогло достижению русской живописью «гражданского совершеннолетия».
Перов, по мнению Милюкова, – Некрасов русской живописи, а «Бурлаки»
Репина – символ русского народа, веками тянущего свою лямку. Эти же
исторически обусловленные процессы он отмечает в музыке. Творчество
Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова – закономерное отражение
растущего национального самосознания русского народа. Милюков приводит
слова Даргомыжского (1856): «Я не намерен возводить… музыку до забавы.
Хочу, чтобы звуки прямо выражали слово. Хочу правды».55 Чрезвычайно
высоко оценивает Милюков творчество М. Глинки, его вклад в русскую и
мировую культуру.
В 1899-1902 годах Милюков написал третью часть «Очерков» по
проблеме «Национализм и общественное мнение». Общественное сознание он
объяснял как социальное явление, доступное научному изучению. К этому
вопросу Милюков возвращался при дальнейших переизданиях «Очерков», о
чем автор писал в предисловии к их последнему прижизненному изданию.
В этом издании Милюков назвал 3-ю часть «Очерков» «Национализм и
европеизм». «Национальное самосознание, – писал Милюков, – психологически
и хронологически является первым моментом развития, а «общественное»
самосознание вторым».56 Современные национальности – достаточно «поздний
продукт исторической жизни». «Социальная группировка» влияет на
психологию людей. «Национальность есть социальная группа, располагающая
таким средством непрерывного психологического воздействия как язык,
55
56
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 2. Кн. 2. М., 1994. С. 148.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 3. М., 1995. С. 7.
52
выработавшая постоянный запас однообразных психических навыков».57
Потеря языка приводит к денационализации эмиграции. Очень важна религия,
ее социальная роль может быть огромной.
Таким образом, исследуя в «Очерках» «содержание русской жизни»,
Милюков показывает, что «воспитание и образование являются «ареной»
борьбы между представителями религии, интеллигенции и государственной
политики». Последняя, третья часть посвящена общественно-волевой стороне
культурного процесса, политическому взаимодействию государства и
общества. С конца XV столетия ведется борьба между «национализмом» и
«европеизмом» или между «органическим» и «критическим» мировоззрением.
Одним из основных положений «Очерков» Милюков считал то, что вместо
борьбы «двух конструкций русской истории» (сведения к тождеству сходства
русской и европейской истории и наоборот – абсолютизации русского
своеобразия, пропаганды его исключительности) следует «строить русский
исторический процесс на синтезе обеих черт, сходства и своеобразия».
Милюков с уважением вспоминает «мастерский синтез, представленный
конструкцией Ключевского».58
Работа над первым вариантом «Очерков» была им прервана в связи с
разрешением возвратиться из Болгарии в Россию. Семья Милюковых
поселилась в Петербурге. На склоне жизни в своих «Воспоминаниях» Милюков
1895-1905 годы называет «годами скитаний». Возвращение в Петербург
названо «Петербургское интермеццо». Вскоре Милюкову запрещено было жить
в Петербурге, и семья переехала в пригород. В 1901 году П.Н. Милюков был
вторично арестован и помещен в тюрьму «Кресты». В ходе «отсидки» его
вызвал на допрос министр В.К. Плеве «по поручению государя» в связи с
заступничеством В.О. Ключевского. Беседа прошла «мирно». Через неделю тот
же Плеве объявил ему об освобождении, добавив: «Вы с нами не примиритесь.
По крайней мере, не вступайте с нами в открытую борьбу. Иначе мы Вас
сметем!»59
Дальнейшая жизнь П.Н. Милюкова была связана, прежде всего, с
политикой, хотя он всячески пытался продолжать работу над историческими
исследованиями. Этот период жизни Н.Г. Думова в книге «Либералы в России:
трагедия несовместимости» назвала «погружение в политику». Следует
отметить, что этот процесс не был добровольным. Выдавливание Милюкова из
науки началось с его увольнения из приват-доцентов
Московского
университета и лишения права преподавания в высших учебных заведениях.
Тем не менее, П.Н. Милюков изыскивал всевозможные пути для продолжения
научных занятий.
Там же. С. 11-12.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Т. 1. М., 1993. С. 60, 61.
59
Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991. С. 136, 145.
57
58
53
Известность его как историка росла. Первая часть «Очерков» была издана
в Париже и Лейпциге. «Первый историк России» – В.О. Ключевский в 1902
году высоко оценил этот научный труд Милюкова как «попытку воспроизвести
наше прошлое в виде стройного исторического процесса», в котором
проанализированы его причины и результаты.60
Другого подобного труда нет и, очевидно, не будет. Таков результат
многолетней работы талантливого ученого.
В последней части «Очерков» П.Н.Милюков приводит слова сына Ивана
Калиты Семеона Гордого из его духовного завещания (1353): «Я пишу вам это
слово ради того, чтоб не перестала память родителей наших и наша свеча бы не
угасла».61 Более чем через 500 лет историк Милюков вносит свою лепту в это
великое дело. На склоне жизни в своих воспоминаниях Павел Николаевич
писал, что «историк должен показать связь явлений, их внутренний смысл».
Целью «Очерков» было стремление дать читателю научно обоснованное
представление о связи настоящего с прошлым.62 Автору это удалось.
В наше время к потомкам возвращается имя П.Н. Милюкова – крупного
российского историка, политического деятеля, позднее эмигранта, служившего
России, безуспешно отстаивавшего для нее эволюционный путь развития, вопреки потрясениям и катастрофам, которыми изобилует наша история.
Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 185.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Ч. 3. М., 1995. С. 33.
62
Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. М., 1990. С. 178, 179.
60
61
54
4. Роль И.В. Сталина в развитии науки и культуры в СССР
Сталина при жизни называли «самым великим, мудрым и гениальным корифеем всех наук», а после XX съезда КПСС он стал «самым хитрым, коварным и жестоким диктатором всех времен и народов». Эти две диаметрально
противоположные мифологические парадигмы до сих пор самым причудливым
образом определяют массовое историческое сознание современных россиян.
Так, по данным социологов из «Левада-центра», в ноябре 2006 года лидирующая тройка политических и духовных деятелей России в порядке убывания
рейтинга выглядела следующим образом: В.В. Путин (77,7 %), Л.И. Брежнев
(61,6 %), И.В. Сталин (55,5 %). Замыкали этот ряд следующие горереформаторы – Н.С. Хрущев (3,3 %), М.С. Горбачев (2,1 %) и Б.Н. Ельцин (0,1
%). В телеконкурсе «Имя России», проводившемся в 2009 году, Сталин, по неофициальным данным, занял первое место (66,6 %), далеко опередив формального лидера князя Александра Невского, став единственным деятелем, на которого возлагается вся полнота исторической ответственности. «Во всем виноват
Сталин – не тех стрелял и мало; несмотря на массовые репрессии, он не смог
построить идеальное общество в мире, ликвидировать до конца «пятую колонну» из шпионов, изменников, предателей и перевертышей...» и т.д. и т.п. Эти
сентенции имеют широкое хождение в современной России.
К сожалению, до сих пор в исторической науке практически отсутствуют
общепризнанные и объективные критерии оценки вклада исторических личностей в развитие нашей страны и мира в целом, а тем более в развитие научнотехнического прогресса. Зато существует огромное количество историографических мифов и стереотипов, пропагандистских клише и идеологических аллюзий, политических догм и разного рода спекулянтов, комбинации которых при
использовании современных пиар-технологий приводят к искусному манипулированию общественным сознанием в сиюминутных интересах правящих
элит. В то же время, общественное сознание сознательно дезинформируется и
деформируется, что объективно приводит к деградации общества, его дезинтеграции и самоликвидации. Успешно противостоять этим негативным тенденциям может только выработка научно-теоретического, рационально-логического,
позитивно-объективного научного мышления.
Так, в оценке деятельности такой противоречивой и сложной личности
как Сталин необходимо на основе анализа реальных статистических показателей выявить его реальную роль в становлении и развитии науки в СССР в 19221952 годы и её место в мире. Известно, что за годы его правления научный потенциал нашей страны возрос на два порядка. Например, численность научной
интеллигенции увеличилась с 2 тыс. в 1922 году до 300 тыс. в 1953 году. Из них
докторов наук было 8,5 тыс., а кандидатов наук 46,7 тыс. Таким образом, число
55
остепененных ученых выросло соответственно в 10 и в 50 раз, а советская
научная школа стала второй в мире после американской также по числу фундаментальных научных открытий и изобретений – более 30 % от общемирового
объема. Аналогичным образом возросло и количество научных учреждений,
достигнув более трех тысяч, из которых около 90 % составляли отраслевые
НИИ и фабрично-заводские научные лаборатории. Число наук, получивших
развитие в нашей стране, возросло на порядок, достигнув 365.
К середине XX века резко возрос престиж и авторитет интеллигентных
профессий, особенно научных. Известно, что в двадцатые годы слово интеллигенция имело негативно-уничижительный характер и обычно использовалось с
бранными эпитетами типа «гнилая», «дворянская», «буржуазная», «западная» и
так далее. К концу правления Сталина интеллигенция получила реабилитирующие и сугубо позитивные эпитеты. Среди них следует выделить такие понятия, как «рабоче-крестьянская», «народная», «советская», «научнотехническая», «гуманитарная», «творческая», «сельская», «передовая» и «партийная» интеллигенция. Этим подчеркивалась ведущая социальная и интеллектуальная роль советской интеллигенции в революционной трансформации отсталой, аграрной России в передовой, индустриальный СССР. В это время наша
страна, в условиях враждебного окружения, Второй мировой войны, форсированными темпами совершила качественный скачок из традиционного общества
в современное. К середине XX века значительная часть партийного и государственного аппарата органов власти и управления была укомплектована специалистами с высшим и среднем специальным образованием, а времена малограмотных партийных выдвиженцев канули в историческую Лету. При назначении
на руководящие должности наряду с партийно-политическими требованиями в
анкетах необходимо было иметь соответствующее профессиональное образование. Более 200 тысяч партийных и советских работников в очно-заочной форме
получили необходимые навыки в сфере управленческой науки – партийносоветского строительства, или, как ныне модно называть, менеджмента.
В управленческой науке Сталин действовал методами просвещенного абсолютизма, когда им лично одобрялись наиболее оптимальные решения экспертных комиссий. Далее они ставились под тройной контроль – личный, явный и тайный, а затем они быстро и решительно реализовывались на практике
при соотношении шансов 3:1 и при наличии альтернативных вариантов действия при форс-мажорных обстоятельствах. Как ни парадоксально, этому способствовали массовые репрессии 1936-1938, когда на смену 200 тысячам профессиональных революционеров, обвиненных в «право-левом» уклонах, национализме, сионизме, фашизме и прочих «антисталинизмах», пришли хозяйственники и управленцы. Именно на эти годы пришлись форсированный карьерный рост Л.И. Брежнева, А.Н. Косыгина и других руководителей послесталинского периода. Следует отметить, что произошел объективный и законо56
мерный процесс интеллектуализации общества в целом, когда число лиц с
высшим и средним специальным образованием среди самодеятельного населения СССР выросло с 200 тысяч до 5,5 миллиона, а их доля увеличилась с 0,15 %
до 6,6 %.
Профессия ученого из элитарной стала массовой, а наука из чисто теоретической области общественного знания превратилась в силу, игравшую доминирующую роль не только в научно-технической революции, но и в социальноэкономических и военно-политических сферах. Система Академии наук СССР
выросла с 5 лабораторий, 5 музеев, 1 института, 2 обсерваторий и 15 комиссий
до 303 академий, их филиалов и отделений, научных центров, НИИ, лабораторий, научных и опытных станций, обсерваторий, ботанических садов, дендрариев, заповедников, библиотек и музеев. Свои академии наук были образованы
в 13 союзных республиках. 9 филиалов АН СССР появилось в автономиях и
краях. По инициативе Сталина были дополнительно организованы ВАСХНИЛ
в 1929 году, Академия медицинских наук и Академия педагогических наук в
1943 году. Следует отметить, что в 1932 и в 1938 годах по его личному указанию были произведены существенные реорганизации структуры АН СССР. В
итоге, количество отделений было увеличено с 2 до 10, а число членов академии было увеличено с 60 до 518 (в их числе 165 академиков, включая Сталина в
качестве почетного члена с 1939 года).
Всего Сталиным было санкционировано более 15 тысяч решений высших
органов власти по вопросам организации науки. Среди них следует отметить
самые важные. В 1925 году Российская академия наук была преобразована в
АН СССР. В 1930 году АН приступила к планированию научных работ. В 1934
году Академия наук СССР переехала в Москву. После принятия Конституции
СССР 1936 года были сняты ограничения на поступление в вузы детей представителей бывших эксплуататорских классов. В 1937 году Постановлением СНК
СССР были введены ученые степени (кандидата, доктора наук) и ученые звания
(ассистента, доцента, профессора) с установлением денежных доплат, многочисленных жилищных льгот и бронирование от воинской службы. Эти и другие
меры не только повысили материальное положение ученых, но и социальный
статус. В науку резко усилился приток талантливой молодежи из всех слоев
общества от потомственных интеллигентов до сельской и рабочей молодежи, а
49 наций и народностей нашей страны получили подготовленные кадры национальной интеллигенции, письменность и возможность пользоваться достижениями мировой науки и культуры.
Советскими учеными в это время было сделано 153 фундаментальных открытия, или около трети от мировых, которые стали интеллектуальной основой
для качественного перехода человечества с индустриальной стадии развития в
информационную. По данным ЮНЕСКО, в первую сотню духовных и интеллектуальных лидеров XX века вошли следующие советские ученые. В.И. Вер57
надский – «отец» геобиохимии и аналитической химии, автор учения о ноосфере. И.П. Павлов – основоположник научной физиологии, автор учения о второй
сигнальной системе. Н.И. Вавилов – основоположник научной генетики, автор
теории происхождения центров культурных растений. С.И. Вавилов – основатель советской школы физической оптики, изобретатель люминесцентных
ламп, крупный историк, инициатор создания общества «Знание», президент АН
СССР. П.Л. Капица – открыватель сверхтекучести, сверхсильных магнитных
полей, электроники сверхвысоких мощностей и термоядерного реактора непрерывного действия. Н.Н. Семенов – основоположник химической физики, автор
теории теплового пробоя диэлектриков, теплового взрыва и горения газов, цепных реакций и др. И.Е. Тамм – один из «отцов» квантовой и ядерной физики.
Л.Д. Ландау – основоположник квантовой механики и теоретической ядерной
физики, автор теории электронного диамагнетизма металлов, промежуточного
состояния сверхпроводников, квантовых частиц и т.д. А.Н. Колмогоров –
«отец» аксиоматики, теории вероятности, автор теории случайных процессов,
динамических систем, информации, порядка и хаоса. А.Д. Сахаров – создатель
водородной бомбы, автор теории конвергенции социализма и капитализма,
инициатор движения за запрет ядерных испытаний. В.П. Глушко – основоположник жидкостного ракетного двигателестроения, пионер ракетной техники.
За фундаментальные открытия в области физики в 20-е – первую половину 50-х
годов XX века лауреатами Нобелевской премии стали П. Черенков, И. Франк,
И. Тамм (1958), Л. Ландау (1962), А. Прохоров, Н. Басов (1964), П. Капица
(1978), В. Гинзбург и А. Абрикосов (2003). А. Сахаров стал в 1975 году лауреатом Нобелевской премии мира за активное участие в правозащитном и миротворческом движениях.
За годы своего правления И.В. Сталин создал необходимые условия для
форсированного развития науки в нашей стране на основе всесторонней государственной поддержки. Между тем ученые находились под тройным контролем тоталитарного режима, что сковывало их творческие потенции, а около 10
тысяч подверглись репрессиям, 2 тысячи из них погибли в застенках НКВДМГБ, а около тысячи были расстреляны по личному указанию Сталина. В то же
время 2 тысячи советских ученых было реабилитировано, а их общее число выросло на 298 тысяч.
Сталинским репрессиям посвящена значительная литература. Вышло
большое количество документальных и статистических материалов. Тем не менее, общепринятых и адекватных цифровых данных до сих пор нет. Диапазон
оценок масштабов сталинских репрессий весьма широк. По последним официальным данным, было репрессировано 60 миллионов человек, из которых 1,5
миллиона расстреляно. По материалам общества «Мемориал», число погибших
насчитывает 15 миллионов, из них на 3 миллиона имеются данные персонального учета на основе доступных архивов. Среди документальных публика58
ций следует назвать сборники рассекреченных материалов: «ГУЛАГ: Главное
управление лагерей. 1918-1960». М., 2002, «Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936». М., 2003, «Лубянка. Сталин и
Главное управление госбезопасности НКВД. 1937-1938». М., 2004, а также статьи и монографии: «Репрессированная наука». Сборник статей. Под редакцией
М.Г. Ярошевского. Л., 1991, Помогайбо А. «Оружие победы и НКВД. Советские конструктора в тисках репрессий». М, 2004, Мозохин О.Б. «Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности
(1918-1953)». М., 2006 и многие другие.
На основании анализа опубликованных документов общее число репрессированных ученых составило более 10 тысяч человек или 9,7 % от штатного
состава АН СССР. Из них, как уже было сказано, две тысячи были расстреляны,
либо погибли в местах лишения свободы. Остальные работали в так называемых «шарашках» или закрытых специальных КБ и НИИ при ОГПУ-НКВД-МГБ
СССР. В числе репрессированных: 25 академиков и 27 членов-корреспондентов
или 45 % от списочного состава АН СССР в те годы. Среди них следует назвать
академиков физикохимика А.А. Баландина, социолога Н.И. Бухарина, биолога
Н.И. Вавилова, экономиста Н.А. Вознесенского, секретаря АН, геохимика Н.П.
Горбунова, геолога И.Ф. Григорьева, химика В.Н. Ипатьева, историка Н.П. Лихачева, историка Н.М. Лукина, философа И.К. Луппола, историка М.К. Любавского, историка И.М. Майского, ботаника Н.А. Максимова, экономиста В.В.
Осинского, филолога В.Н. Переца, историка С.Ф. Платонова, историка М.И.
Ростовцева, социолога Д.Б. Рязанова, филолога М.Н. Сперанского, историка
Е.В. Тарле, почвоведа Н.М. Тулайкова, математика Я.В. Успенского, историка
В.А. Францева, химика А.Е. Чичибабина и филиолога Л.С. Штерн. Из иностранных и почетных членов академии были исключены норвежский лингвист
Брок Олаф, английский физиолог Дейл Генри Хеллет, американский генетик
Меллер Герман Джозеф, турецкий филолог Кепрюлю Мехмет Фуат, выдающийся русский писатель И.А. Бунин и культуролог П.Н. Игнатьев. Из числа
членов-корреспондентов подверглись репрессиям: историк В.Н. Бенешевич, историк А.А. Васильев, геолог А.Г. Вологдин, физик Г.А. Гамов, математик В.Ю.
Ган, историк Н.Н. Глубоковский, филолог Н.Н. Дурново, историк Д.Н. Егоров,
филолог Д.Ф. Егоров, физик В.С. Игнатовский, филолог Г.А. Ильинский, историк А.А. Кизеветтер, математик Н.С. Кошляков, физик Ю.А. Крутков, историк
Х.Х. Круус, филолог С.М. Кульбакин, экономист Р.С. Левина, цитогенетик Г.А.
Левитский, механик А.И. Некрасов, астроном Б.В. Нумеров, историк С.В. Рождественский, гидродинамик А.А. Саткевич, филолог А.М. Селищев, историк
С.Г. Томсинский, историк Е.Ф. Шмурло, физикохимик Е.И. Шпитальский.
Начало репрессиям против ученых положила записка М.Н. Покровского в
1927 году, где он предложил следующие новации. Во-первых, абсолютная централизация управления научной деятельности. Идеал Покровского – жесткая
59
вертикаль, пронизывающая всю структуру науки от научного работника до академии наук в целом. Здесь нет места инициативе, поиску, плюрализму взглядов
и методов; главенствует социальный заказ с точной прописью, как и в какие
сроки следует совершить научные открытия.
Во-вторых, очевидно стремление Покровского любыми средствами уничтожить и запретить все классово чуждое, а значит органически сложившиеся в
академии наук организационные структуры, коллективы ученых, системы отношений в них, нравственный климат, традиции, да и привычный инструментарий наук, прежде всего гуманитарных. Свою задачу он видел в том, чтобы уничтожить русскую национальную историческую школу, продолжавшую развивать научные традиции Татищева и Ломоносова, Карамзина и Пушкина, Соловьева и Ключевского. Поэтому острие критики Покровского было направлено
против академиков Платонова, Лихачева, Богословского и Тарле, облыжно обвиненных в организации так называемого контрреволюционного и фашистского «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России».
В-третьих, установление монополии на абсолютную научную истину в
последней инстанции, не сдерживаемой ни моральными, ни рациональными
факторами. А.И. Рыков и И.В. Сталин одобрили инициативу Покровского и
подключили к ее реализации ОГПУ. Записка Покровского стала не только прологом, но и сценарием процесса «Промпартии» и т.н. академического дела в
1929-1930 годы, когда физически была уничтожена русская национальная историческая школа академиков С.Ф. Платонова – М.М. Богословского. Всего по
делу было репрессировано 115 человек. В исторических науках надолго восторжествовал знаменитый конъюнктурный тезис М.Н. Покровского, что «история – это политика, опрокинутая в прошлое». («Общественные науки в СССР за
10 лет». Доклад 22 марта 1928). С легкой руки Покровского, Рыкова и Сталина
наша страна до сих пор имеет непредсказуемую историю.
Известно, что система, в которой претензии лидера на абсолютную гегемонию не имеют ограничений, обречена на самоуничтожение поскольку отсутствует как положительная, так и отрицательная обратная связь с объектом
управления, а сам лидер становится жертвой самообмана, как это получилось с
Н.С. Хрущевым, М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным. Следует отметить, что с
подачи Покровского сложились стиль, логика и даже сама ментальность отношения властных структур к науке, которые надолго пережили Покровского. В
отношении политических и интеллектуальных противников среди академической интеллигенции Сталин в определенной мере отошел от позиции Покровского. Так, руководствуясь чисто прагматическими интересами усиления своей
личной власти, он помиловал группу ученых во главе с академиком Тарле. Сталин довольно успешно попытался в конце 30-х годов соединить русский патриотизм с большевизмом. Он считал, что в предстоящей мировой войне ставка на
интернационализм будет мало эффективна, как показали итоги гражданской
60
войны в Испании. По его инициативе были восстановлены исторические факультеты и введено преподавание отечественной истории в средней школе, а
также написаны и одобрены стандартные учебники под редакцией А.В. Шестакова «Краткий курс истории СССР» (М., 1937), где восстанавливался курс русской истории.
Аналогичные процессы происходили в области военно-технических наук,
где репрессиям подверглась значительная часть ведущих ученых и конструкторов. Жертвами репрессий стали создатели танков Т-26 и Т-46 М.П. Зигель и
О.М. Гинзбург, БТ-5 и БТ-7 А.О Фирсов. KB, ИС-1 и ИС-2 Н.В. Цейц, САУ
П.Н. Сянчинов, десантной техники П.И. Гроховский, бронетранспортеров и
бронеавтомобилей В.И. Ципулин и Е.И. Вожанский, динамореактивного орудия
(советского фаустпатрона) И.И. Курчевский, 122-мм гаубицы М.Ю. Цирульников, дальнобойных орудий Е.А. Беркалов, минометов М.Л. Доровлев, химснарядов Д.Я. Котт и Е.И. Шпитальский, пороха и топлива для твердотопливных
ракет И.М. Нейман и А.С. Бакаев, первого сверхзвукового самолета К-12 К.К.
Калинин, воздушно-реактивных двигателей Б.С. Стечкин, В.П. Глушко, С.П.
Королев, авиадвигателей А.Д. Чаромский, реактивных снарядов Г.Э. Лангемак,
скоростного бомбардировщика А.Н. Туполев, дальнего бомбардировщика В.М.
Петляков, вертолетов А.М. Черемухин, стратегического бомбардировщика В.М.
Мясищев, истребителей Н.Н. Поликарпов и М.И. Григорович, штурмовой авиации А.А. Туржановский, высотных самолетов В.А. Чижевский, радиотехнических систем А.Т. Углов, Н.Н. Астахов и А.Н. Шахвердов, магнитрона Д.А. Рожанский, телевизора и радиомикрофона Л.С. Термен, радиолокатора А.И. Берг
и П.К. Ошепков, магнитофона Б.А. Рцеулов, фазотрона А.Л. Минц, радиомин
В.А. Бекаури, радиоторпед Ф.В. Щукин, системы ПВО П.Н. Куксенко, эсминцев, торпедоносцев и линкоров П.О. Трахтенберг, В.П. Римский-Корсаков и
В.Л. Бжезинский и многие другие. Итог репрессий – техническое отставание
РККА накануне войны, что привело к неудачам в 1941-1942 годах.
Свой вклад в Великую Победу, несмотря на репрессии, внесли советские
ученые и конструкторы, создав и внедрив более сотни новых видов оружия,
превосходивших немецкие аналоги. Следует отметить, что ведущие научные
руководители АН СССР, такие как академик П.Л. Капица, А.Ф. Иоффе, С.П.
Вавилов и другие, апеллируя непосредственно к Сталину, смогли добиться
освобождения и реабилитации более двух тысяч ученых. Среди них академики
В.А. Фок, Л.Д. Ландау, С.П. Королев, А.Н. Некрасов, члены-корреспонденты
П.И. Лукирский, Ю.А. Крутков, В.К. Фридерикс, Ю.П. Румер и другие, обвиненные в немецко-японском шпионаже, вредительстве и в создании «русской
фашистской партии».
Последствия репрессивно-реабилитационной политики Сталина в отношении научной интеллигенции неоднозначны. Ясно, что репрессии, бюрократизм, политизация и идеологизация не только резко затормозили развитие
61
науки в нашей стране, но и ухудшили морально-психологический и интеллектуальный климат в науке. На смену «дикой академической творческой свободе», где каждый ученый творил согласно своим особенностям мышления – от
исключительной интуиции до колоссальной эрудиции, – пришла мелочная регламентация, где ценились не новаторские идеи и фундаментальные открытия,
а правильные, идеологически выдержанные и политически верные отчеты. На
смену «генераторам идей» и «титанам мысли и творчества» пришли ученые
бюрократы, которые и задушили свободное научное творчество в последующую эпоху. С другой стороны, прагматическое отношение Сталина к ученым
как к изобретателям новейших видов оружия для покорения природы и человечества, способствовало сохранению значительной части арестованных ученых.
Поэтому в целом И.В. Сталин сыграл весьма противоречивую роль, как
палача 2 тыс. (0,6 %) и карателя 10 тыс. (3,2 %) русских интеллигентов, так и
спасителя 2 тыс. (0,6 %) исследователей и благодетеля 298 тыс. (96,1 %) советских ученых, создав вторую по значению и численности научную школу в мире
к середине XX века.
И вполне закономерно, что именно в СССР и США (самой богатой стране
современности) впервые в мире во второй половине 40-х годов началась НТР.
Учёные двух сверхдержав в 1945-60-е годы совершили более 90 % всех научных открытий, определивших масштабы и темпы научно-технического прогресса на многие годы. При этом надо отметить, что советские ученые чаще
оказывались первопроходцами в научно-техническом соревновании двух систем. И так происходило бы вплоть до наших дней, если бы не трагическая гибель Сталина и роковые перемены в худшую сторону всей советской системы
во времена «хрущевской оттепели». По инерции советские партхозноменклатурщики пользовались плодами научно-технического потенциала, заложенного
еще в сталинские годы. Однако отношение к науке и ученым в конце 50-х –
начале 60-х годов заметно ухудшилось. Советским и партийным бюрократам из
ЦК КПСС казалось, что ученые и высокообразованные специалисты слишком
хорошо живут и им не надо оказывать всестороннюю помощь в деле развития и
совершенствования материальной и духовной культуры общества. Об этом
очень метко подмечено в воспоминаниях Лидии Всеволодовны Гладкой. Она
в те годы была секретарем ЦК ВЛКСМ, а затем ответственным партийным
работником, принявшим активное участие в работе июньского 1963 года
Пленума ЦК КПСС, посвященного научно-техническим и организационноидеологическим вопросам. Гладкая в 2004 году, отмечая успехи советского общества в развитии науки и культуры в 60-е годы, подчеркивала, что «параллельно с этим шел неслышный закулисный процесс роста бюрократизма, чванства начальников всякого ранга, первоначального накопления капиталов, формирования хищных и беспринципных молодых деятелей главным образом из
62
переродившейся партийной и комсомольской элиты, которые в недалеком будущем будут крушить не только партию и страну, но и всю нашу жизнь».114
Л.В. Гладкая вспоминала, что на пленуме ЦК КПСС малограмотный и
крайне амбициозный горе-реформатор Н.С. Хрущев открыто заявлял: «Почистить надо научно-исследовательские институты. Давно говорю, что надо перестать платить за звания ученым. Мы пока уговариваем, расшатывая устои...
Надо за звания не платить ни шиша. А то, как в Англии в палате лордов. Когда
был в Англии, попал в палату, как на спектакль. Наверное, вши в париках. Нам
не гоже. Это всё Сталин допустил, он давал взятки интеллигенции. Он опирался
не на рабочий класс, не на крестьянство, хотел создать прослойку».115
В воспоминаниях активного участника основных событий партийной
жизни 60-80-х годов XX века есть примечательная и весьма характерная зарисовка. Гладкая вспоминает: «Меня особенно поразили два обстоятельства –
очередь (!) в райкоме партии по приему в партию. Особенно в нашем районе –
10 вузов, техникумы, предприятий очень мало, так что за счет рабочего класса
не вырастишь, а для интеллигенции – очередь.
И еще тотальный контроль над любым выступлением на конференции и
партийном активе. Как-то прихожу к нашему ректору, а у него сидит
заведующий отделом пропаганды нашего райкома, к слову – наш бывший
студент и комсорг института. Ректор торопится и протягивает заведующему
бумагу – вот, говорит, готово. Я спрашиваю – а что готово? А это мое
выступление на партконференции. А зачем вы это ему даете? И тут наш ещё
недавно бывший студент с важным видом заявляет – а как же, мы должны
проверить! Во мне немедленно взыграли все бывшие эмоции. Как это
проверить? Да как ты смеешь! Еще недавно трясся у него под дверью, ожидая
экзамена, а сейчас будешь проверять ректора, профессора, доктора наук? Да и
что ты в этом смыслишь? Что ты будешь проверять? Парень растерялся и
потихоньку из кабинета уполз. А ректор начал – зачем вы, Лидия
Всеволодовна, так резко, теперь такой порядок!»116
И верно! Такой порядок способствовал не только умственной и нравственной деградации партийных, советских, хозяйственных кадров, но и созданию в научной, интеллигентской среде холопских умонастроений, формированию формально-бюрократических отношений в научно-технической области,
во всех сферах умственной деятельности.
Для сравнения, за годы правления трижды «образованца», почетного доктора наук 30-ти ведущих западных университетов и «величайшего реформатора» М.С. Горбачева, «великого демократа» Б.Н. Ельцина, к.э.н. В.В. Путина и
к.ю.н. либерала Д.А. Медведева (1985-2011 годы), сопоставимые с периодом
Диалог, № 3, 2004. С. 69-70.
Там же. С. 76.
116
Диалог, № 3, 2004. С. 86.
114
115
63
правления Сталина (1924-53 годы), количество научных работников в
СССР/РСФСР-РФ уменьшилось в 5-3 раз с 1,5-1 млн. до 0,3 млн., средний возраст ученых превысил порог креативности – 50 лет, кандидатов и докторов
наук соответственно – 56 и 62 года, членов-корреспондентов и академиков – 69
и 74 года. Согласно письму 120 ученых-эмигрантов от 12 сентября 2009 г. президенту РФ Д.А. Медведеву, «российская наука прошла точку невозврата и
представляет собой реликт советской научной школы». Наша страна стала
жертвой экспериментов таких «величайших экономистов» как д.э.н. Е.Г. Гайдар
и Г.Х. Попов, к.э.н. А.Б. Чубайс и другие, скатившись, по данным ООН, с 1985
по 2008 год по совокупным показателям со второго места в мире на 13-е, а по
качеству жизни – с 30-го на 126-е, заняв почетное место между Доминиканской
республикой и Гаити. По мнению Н.С. Михалкова, выступавшего на ток-шоу
«Имя России», в нашем отставании виноват Сталин, по прихоти которого генетика и кибернетика были объявлены «продажными девками империализма», а
мы не получили приоритетного доступа к био- и нанотехнологиям будущего,
информационного общества. По мнению «выдающегося экономиста» и горереформатора по совместительству Г.Х. Попова, Россию следует разделить на
зоны влияния между США, ЕС и КНР, отдав им Сибирь и Дальний Восток.117
Нам остается жить на дивиденды от концессий, ежедневно выдавливая из себя
догматы сталинского «краткокурсизма», овладевая азами свободной рыночной
экономики, либеральной демократии и правового государства, выбираясь из
трясины монополизированной сырьевой экономики, тотально-криминализированного общества дикого капитализма и авторитарно-коррупционной вертикали власти в целях построения и модернизации «Великой России».
В заключение необходимо подчеркнуть, что вопреки всякого рода «чернушным» мифологемам и откровенным антисталинским фальсификациям,
«вождь всех времен и народов» сыграл выдающуюся роль в становлении и развитии НТР в глобальном масштабе. Он сделал в этой области на три порядка
больше, чем все последующие реформаторы: от Н.С. Хрущева до Е.Т. Гайдара
и А.Б. Чубайса. Опыт истории показывает, что Сталин свои диктаторские и тиранические наклонности проявлял большей частью по отношению к лжеученым и академическим бездельникам, а творческие способности направил на
привлечение интеллигенции к грандиозному, созидательному труду в эпоху
начала
научно-технической революции.
Попов. Г.Х. Большая антикризисная стратегия России. Что дальше? // Московский комсомолец, 5 мая 2009.
117
64
Глава 2. Проблемы экономического и культурного развития
1. Духовные начала общественного развития:
история и современность
Современный мировой финансовый кризис является частью всеобщего
глобального кризиса, который охватывает не только финансы и экономику
современного общества, но и его, так сказать, надстройку, т.е. политику,
мировоззрение, религиозные взгляды, культуру, менталитет. «Больно» не тело
современного мира, а его голова. Невозможно создать национальную идею,
если отсутствует представление о направлении движения всего современного
мира, так как непонятен вектор его развития. Однако уже сейчас вполне ясно,
что рост материального производства и благосостояния не может являться
целью развития человечества. Поэтому искать причину негативных явлений в
самих этих явлениях – бесплодный и тупиковый путь.
Примером такого ложного поиска пути магистрального развития
человечества является создание К. Марксом материалистического понимания
истории. Как известно, предками родителей Карла Маркса были раввины и
вполне логично, что он был чрезвычайно озабочен положением евреев в
немецких землях, где в то время большое распространение получил
антисемитизм. Будучи сам крещеным протестантом, он не мог оставаться
равнодушным к судьбе еврейского народа. А так как на этом народе лежала
«печать мамоны», стремления любой ценой достичь богатства, денег как
гарантии его свободы, то К. Маркс в одной из своих первых работ – «К
еврейскому вопросу» и пытается найти выход из такого положения евреев при
капитализме, где деньги «правят балом».
Освободить еврейский народ от власти «денежного мешка», по мнению
Карла Маркса, можно было лишь только путем уничтожения капитализма и
создания социализма как общества, где деньги либо будут отсутствовать вовсе,
или не будут играть существенной роли.
Утопизм воззрений К. Маркса состоял, на наш взгляд, в том, что он,
анализируя экономическую основу капитализма, оставил без внимания
духовно-нравственную, психологическую базу этого общества в XIX веке. Но
именно она была первична и формировала те базовые ценности, которые его и
двигали и развивали. А Западная Европа в это время находилась под духовным
влиянием католицизма и особенно протестантизма. Благоприятствовало ли это
движению к социализму?
65
Ф.М. Достоевский, современник К. Маркса, сопоставляя Россию и Запад,
обращал особое внимание не на экономику, а на человеческую природу,
раскрыть которую он не мог, не прибегая к анализу влияния на нее
религиозного мировоззрения. Главным недостатком западной цивилизации он
считал забвение человека, измена Христу ради материальных и земных выгод.
Во многих случаях, как писал Ф.М. Достоевский, там, в Европе церквей уже
нет вовсе. В католицизме, по его мнению, нет прочных религиозных и
нравственных убеждений. Западники, утверждал он, действуют в зависимости
от конъюнктуры, ставя во главу своих действий власть и богатство.
Католичество Римское даже хуже самого атеизма... Атеисты только цель
проповедуют, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует;
им же оболганного и поруганного. Католицизм антихриста проповедует, он
порождает атеизм, а тот непосредственно связан с социализмом.
Парадокс общественного развития состоял в том, что страны Запада имея,
так сказать, значительно большие материальные предпосылки для социализма,
чем в России, в духовном плане были к нему не готовы. И социалистическая
революция произошла именно в России, где социальная психология
базировалась на религиозном сознании, а не на основе материального
производства. Этому обстоятельству есть вполне обоснованное объяснение.
К началу XX века в России население составляло примерно 129 млн.
человек. Из них 80 % населения исповедовало православие, католики
составляли 10 млн. 725 тыс. человек, лютеране – 4,5 млн. человек, армяне – 800
тыс. человек, евреи – 4 млн. человек, мусульмане – 11 млн. 700 тыс. человек.
Атеизм был распространен в основном среди части интеллигенции и
небольшого слоя рабочих. В стране действовало около 40000 только
православных церквей, около 700 монастырей. В условиях Первой мировой
войны большевики, исключительно атеисты, воспользовались исконно русской
чертой характера и веры – стремлением к справедливости и равенству, пусть
даже в бедности.
На протяжении 1000-летней истории России у русского народа не
менялось отношение к богатству как следствию греховной жизни. Слова
Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и
где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни
моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут; ибо где
сокровище ваше, там будет и сердце ваше» стали духовной основой для
нестяжательства, которое проповедовали В. Мономах, Н. Сорский, М. Грек, а в
дальнейшем славянофилы, Ф.М. Достоевский... Эти представления стали
частью религиозного мировоззрения русского народа, основой его менталитета.
Представление о богатстве как антихристианском явлении воплотилось в делах
многих русских предпринимателей.
66
Мечтой жизни большей части русских предпринимателей было желание
построить храм. Пройдитесь по старым русским городам – на каждой улице по
церкви, а то и больше, и возведены они преимущественно на добровольные
пожертвования купцов и промышленников. Так в сознании русского человека
отражалась идея искупления за богатство, которое всегда связано с грехом.
Русская православная народная этика создавала атмосферу почитания
идеалов добра, души, справедливости; правды и нестяжательства. Суть его
заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизненного
поведения над материальными. Народное понимание нестяжательства:
«Лишнее не бери, карман не дери, души не губи» или «Живота (богатства) не
копи, а душу не мори». Отсюда ясно, что дало основание Ф.М. Достоевскому
писать, что русский народ оказался, может быть, единственным великим
европейским народом, который устоял перед натиском золотого тельца,
властью денежного мешка. К богатству и богачам, к накопительству русский
человек относился недоброжелательно и с большим подозрением. Многие в
народе считали, что любое богатство связано с грехом. «Богатство перед Богом
большой грех». «Богатому черти деньги куют». «Пусти душу в ад – будешь
богат». «В аду не быть – богатства не нажить». «Копил, копил, да черта купил».
Справедливо отмечает писатель В. Белов, что «в старину многие люди
считали Божьим наказанием не бедность, а богатство. Представление о счастье
связывалось у них с нравственной чистотой и душевной гармонией, которым,
по их мнению, не способствовало стремление к богатству».
Православному, русскому человеку была чужда идея стяжательства,
богатства ради богатства – идея представления прогресса как постоянного
наращивания обладания все большим числом вещей и предметов. Идее
прогресса как стяжательства русская духовная культура противопоставляет
идею преображения жизни через преодоление греховной основы человека
путем самоотверженного подвижнического труда. Труд в православной этике
русского человека – безусловная добродетель, исполнение которой – высшее
жизненное наслаждение, ибо посредством его он приближается к Богу,
преодолевает свою греховную основу.
Итак, труд – как добродетель, а что же такое богатство? Богатство в этике
коренных русских предпринимателей не самоцель и не только путь к
наслаждению жизнью (хотя это и допускается), но, прежде всего, средство
делать добро, служить людям. Только таким образом национальная психология
русского человека смиряется с греховностью богатства. В течение веков
русские предприниматели воздвигают в нашем Отечестве на свои средства
десятки тысяч церквей и часовен.
Построить храм или богадельню – это самый традиционный путь
покаяния и общественного служения, но кроме него в XVIII–XIX веках
возникают и другие пути – меценатство, собирание больших библиотек,
67
коллекций, художественных галерей. Причем тогда, когда большая часть
дворянства и интеллигенции интересовалась, как правило, западноевропейской
живописью, скульптурой, иностранными книгами, русские предприниматели
первыми начинают собирать церковнославянские книги, иконы, разные
предметы русской старины.
Интересу русского купечества к древней русской иконе и старопечатной
книге мы обязаны тем, что для нас сохранились лучшие образцы этого
искусства. Много церквей было не только построено, но и отреставрировано на
средства купцов. Московский купец Тихон Федорович Большаков (1794-1863)
посвятил свою жизнь отысканию древних русских книг. Его стараниями
составились известные собрания (вошедшие впоследствии в государственные
фонды) Погодина, графа Строганова, графа Уварова, графа Толстого, князя
Гагарина, графа Шереметева, князя Оболенского, Буслаева, Тихонравова,
Барсова, Ундольского, Морозова, Солдатенкова. В Румянцевском музее
Большаков собрал такое большое число древних рукописей, которые составили
целый отдел. Среди рукописей, разысканных Большаковым, – знаменитый
«Стоглав». Другой московский купец – Алексей Иванович Хлудов собрал
огромную коллекцию древних рукописей, среди которых 60 памятников
относились к XIV веку, были сочинения и переводы Максима Грека,
полемические сочинения никониан и раскольников.
Молельни и домашние церкви многих русских купцов представляли
собой настоящие музеи.
Музейное дело в стране было поставлено на хорошую ногу купцами и
промышленниками. В Москве лучшие музеи были созданы на средства
предпринимателей, взять хотя бы Третьяковскую галерею, Цветковскую
галерею, музеи западного искусства Щукина и Морозова, Музей русской
иконописи Остроухова.
С полным основанием можно говорить, что русские купцы и
промышленники материально подготовили тот расцвет национальной
культуры, который наблюдался в конце XIX – начале XX века. Возрождение
национальных русских форм в искусстве в то время, когда господствовали
западноевропейские понятия о прекрасном, связано тоже с меценатской
деятельностью купцов. Строительство церквей в русском стиле, возрождение
русской духовной живописи, поощрение мастеров, создававших произведения в
национальном духе, в значительной степени осуществлялось на средства
русских предпринимателей. Русское купечество выполняло функции, которые в
других странах лежали преимущественно на интеллигенции и образованном
слое. Не здесь ли корень серьезного разлада между купечеством и
интеллигенцией?
Значительная часть российской интеллигенции с момента своего
зарождения в XVIII веке не любила русского купечества, презирала его,
68
гнушалась им. Примеров этому настолько много, что и приводить не хочется. С
легкой руки интеллигенции XVIII–XIX веков, воспитанной преимущественно
на западноевропейских ценностях, русские предприниматели (особенно
купцы), подобно крестьянам, подавались как существа отсталые, темные и
невежественные. И если по отношению к крестьянам у интеллигенции было
определенное снисхождение как к «эксплуатируемому» классу, то к
предпринимателям только недоброжелательство и зло. Их представляли
закоренелыми плутами и мошенниками, нечистыми на руку и алчными как
волки. По сути дела, такое отношение к отечественным предпринимателям
(особенно купцам) было связано с тем, что они, как и крестьянство, были
оплотом сохранения национального духа России, чего нельзя было сказать о
значительной части российской интеллигенции, лишенной национального
сознания. Поэтому с полной уверенностью можно утверждать, что такое
отношение было формой проявления антирусских настроений нигилистической
интеллигенции, создавшей себе миф о грязных и подлых «Тит Титычах». Здесь
их мнение было солидарно с мнением антирусски настроенных иностранцев.
«Если бы торговое сословие и в прежней Московии, и в недавней России,
– отмечает исследователь русского купечества П.А. Бурышкин, – было бы, па
самом деле, сборищем плутов и мошенников, не имеющих ни чести, ни
совести, то как объяснить те огромные успехи, которые сопровождали развитие
русского народного хозяйства и поднятие производительных сил страны?
Русская промышленность создавалась не казенными усилиями и, за редкими
исключениями, не руками лиц дворянского сословия. Русские фабрики были
построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России
вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И
если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе
здоровым, а не таким порочным, как его представляли легенды иностранных
путешественников».
У русских предпринимателей существовал своего рода негласный кодекс
чести, осуждавший все виды развития паразитического, ростовщического,
спекулятивного капитала. По неписаному табелю о рангах российские
предприниматели делились на несколько групп, а точнее на две почтенных и
одну непочтенную, презираемую. К первой группе относились
промышленники, фабриканты (даже мелкие), крупные торговцы-оптовики,
имевшие, кроме того, свои промышленные предприятия, а позднее финансисты
и предприниматели в области страхования и кредита. Ко второй – торговцы
крупные, средние, мелкие, ведущие дело «по чести и без обмана». А к третьей,
«презираемой», группе относилось большое количество всяческих жучков,
спекулянтов, перекупщиков, процентщиков, пытавшихся нажиться путем
различных махинаций и обмана. Отношение к этой категории двух первых
было крайне отрицательно, как правило, их на порог не пускали и по
69
возможности пытались всячески наказать. Большая часть дельцов третьей
группы происходила из западных и южных губерний России. Кстати, на базе
именно этих элементов пытались возродить предпринимательство при нэпе.
К великому сожалению, подобного рода люди пытаются «возрождать»
предпринимательство и сегодня. Спекуляция, обман потребителей, финансовые
мошенничества, получение средств через подставных лиц и подставные
организации стало у нас бытовым явлением. Настоящие российские
предприниматели начала ХХ века с подобными явлениями боролись жестоко и
беспощадно (об этом, в частности, пишет П.А. Бурышкин), ибо существование
подобной паразитической волны подрывало доверие всего общества к
предпринимателям в целом.
Все это привело к тому, что в начале XX века в стране существовало
более 3000 благотворительных обществ, из них 713 действовало под началом
православного духовенства. Сейчас, в начале XXI века, России предстоит
совершить тяжелый крестный путь возвращения к тем идеалам, которые
исповедовал наш народ на протяжении всей своей истории – нравственным
ценностям Православия и любви к своей природе, традициям, истории.
В наше довольно противоречивое время, полное всевозможных коллизий,
пересмотров основных понятий и концепций, слова «патриот», «патриотизм»
используются разными политическими и общественными силами в своих
собственных интересах. Возникло много «патриотизмов» и «патриотов»:
государственных, корпоративных, спортивных и т.д. Резонно возникает вопрос:
насколько современные «патриотизмы» укладываются в русло наших русских
духовно-нравственных традиций?
Первой книгой, которую перевёл один из основателей славянской
письменности Кирилл на славянский язык, стало Евангелие, и это имело
большой символический смысл. Новая русская цивилизация возникла на
духовной христианской основе, и это предопределило её развитие на тысячу
лет. Молодое европейское государство – Русь – в качестве своей идеологии
избрало христианские принципы Нового Завета с его идеями любви к
ближнему, братства народов и миролюбивой внешней политики.
Удивительно, но не случайно, что само слово «патриотизм» в Древней
Руси, а затем в России не употреблялось вплоть до XIX века. На протяжении
почти пятидесяти поколений православных людей определяющей
идеологической доминантой служил морально-этический идеал христианства,
содержащийся в Евангелии. Это была сердцевина мировоззрения русского
народа. Вера православная, сохранение и охранение ее составляли смысл
жизни, как простых людей, так и деятелей государственных. Именно
преемственность веры православной, преемственность и сохранение
христианских традиций в быту, семье и т.д. составляли основу «русского
патриотизма».
70
Русские духовные мыслители, начиная с первого русского митрополита
Иллариона, продолжили традиции Кирилла и Мефодия: поступательные
движения русской цивилизации они видели в развитии книжного дела и
образовании, соединенных с христианской нравственностью. А правители
русской земли, как считали духовные наставники, должны быть настоящими
христианами, т.е. быть милостивыми и справедливыми, по-христиански жить и
править. Все это входило в сущность понимания русского патриотизма.
В XVIII веке духовно-нравственный патриотизм, основанный на
православии,
постепенно
оказывается
потесненным
патриотизмом
государственным, опирающимся на военные и политические успехи
Российской империи. Однако на протяжении XVIII–XIX веков христианский
патриотизм продолжает оставаться сердцевиной больших и малых войн России.
Война любая есть зло, но оправданное, если ведется за сохранение Веры,
спасение народа и своей земли. Войны XX века это убедительно доказали.
Что же такое патриотизм? Наиболее ярко и цельно он изложен в «Основах
социальной концепции Русской православной церкви». Он проявляется в
защите отечества от неприятеля, труде на благо отчизны, заботе об устроении
народной жизни, в том числе путем участия в делах государственного
управления, сохранении и развитии национальной культуры, народного
самосознания. Думается, что представители других основных религиозных
конфессий России вполне могут с этими идеями согласиться.
Но как донести эти замечательные, выстраданные русским народом
ценности, до современной молодежи, которая кардинально отличается от
идейно-монолитной советской, воспитанной в условиях поистине социального
государства, стремившейся к знаниям, желавшей принести максимальную
пользу своей Родине? На наш взгляд, её патриотизм невольно подкреплялся
духовно-нравственным императивом христианства. Да, в коммунистическом
советском оформлении: «Человек человеку – друг, товарищ и брат». Мораль
вроде бы коммунистическая, но в действительности опирается на ценности
христианские. И эта вера стала идеологией победителей, основой создания
самого мощного российского государства за все время существования русской
цивилизации.
Сейчас молодежь разделена по культурным, спортивным, политическим
и прочим приоритетам. Периодически она может всколыхнуться юбилейными
датами военных побед или выдающимися спортивными достижениями.
Конечно, использование государственных образцов, портретов современных
руководителей государств в чем-то способны так же позитивно влиять на
молодежь. Требуется систематическое эмоциональное и интеллектуальное
воздействие на молодое поколение. Иначе возникает большая опасность:
современная молодежь станет поколением людей, стремящихся исключительно
к материальным ценностям, карьере, чувственным наслаждениям.
71
Практика воспитания, в том числе патриотического, во многом зависит от
того, какие ценности разделяет сам педагог. Митрополит Антоний Сурожский
еще в XIX веке связывал воспитание с формированием у человека достоинства,
которое позволит ему знать, ради чего стоит жить, чему служить и поклоняться.
Роль воспитателя, и довольно огромная, в нашей российской действительности
принадлежит государству. Так исторически сложилось. Но как нельзя служить
сразу богу и мамоне, так и нельзя призывать, на наш взгляд, к патриотическим
чувствам и одновременно снисходительно смотреть на миллионные даже
миллиардные доходы многих государственных чиновников, коммерсантов
газовой и нефтяной «труб», «дарителей» яиц Фаберже, полученных известным
путем. И это на фоне нищенского положения учителей, врачей, шахтеров и
прочего трудового люда, сделавшего Россию великой страной. Это
безнравственно и цинично. Древние греки ещё 2500 лет назад сформулировали
критерий гуманного общества: забота о стариках и о воспитании детей и
молодежи. Какова нынешняя действительность – всем известно.
Литература:
1. Митрополит Кирилл. Слово пастыря Бог и человек. История спасения.
Беседы о православной вере. М., 2004.
2. Антоний-Эмилий Н. Тахнос. Святые братья Кирилл и Мефодий,
просветители славян. Сергиев Посад, 2005.
3. Основы социальной концепции русской Православной церкви. М., 2001.
4. 1000 лет русского предпринимательства. Из истории купеческих родов. М.,
1995.
5. Россия. Энциклопедический словарь. СПб., 1898. (факс. изд. Л., 1991)
72
2. Древнерусское и российское законодательство о внебрачных детях
(XI – начало XX века)
Неизбежным следствием разделения рода людского на мужской и женский пол является рождение детей. В языческие времена, до становления на Руси писаного права семейные узы между супругами а также отношение родителей к детям строились на основе обычаев, которые тогда были основными нормативными регуляторами. При этом, исходя из естественно-физической природы человека, не делалось различия между детьми рожденными в оформленном
публично брачном сожитии и теми кто появился на свет вне него. Фактическое включение в состав семьи, проживание в ней, участие в совместном труде
делало прижитого на стороне ребенка полноправным членом микросоциума.
Ситуация кардинально изменилась с образованием Древнерусского государства и принятия христианства в качестве официальной религии. Благодаря
целенаправленной деятельности православного духовенства юридически признаваемым стал только церковный брак, который выступал отныне главной
формой заключения семейного союза. Причем с точки зрения церковных канонов действительными считались только два последующих друг за другом брака.
А вот третья и последующие жены равно как и их дети уже считались незаконными и не наделялись гражданской правосубъектностью. Любые же сексуальные связи вне брака категорически осуждались. Фактически Русская православная церковь стремилась монополизировать контроль над семейной и сексуальной сферами жизни людей. В результате христианская религиозная мораль
привела к формированию представления о незаконнорожденном ребенке т.е.
таком который был рожден мужчиной и женщиной вне брака или в браке признанным незаконным с точки зрения церковных установлений. Православные
иереи с амвона именовали подобное дитя «блудным плодом», а простонародье
клеймило презрением и разнообразными обидными кличками: гулевой, зазорный, байстрюк, приблудный, подтынник, крапивник, выблядок, выпороток, заугольник и пр. Таким образом, незаконное рождение считалось позором, а
связь, в результате которой появлялся незаконный ребенок, беспутной.
С первого же дня своего существования такой младенец фактически был
отмечен как изгой, недостойный нормального с ним обращения. Рожденный в
результате осуждаемой социумом связи ребенок стоял фактически вне семьи
или рода, а потому не рассматривался как полноценный человек. Недаром, в
свое время, императрица Мария Федоровна называла подобных детей «сиротами при живых родителях». Отторжение социумом для незаконнорожденного
младенца было чревато смертельной опасностью, поскольку нередко от него
стремились избавиться всевозможными способами, вплоть до смертоубийства.
73
Узаконить же внебрачного ребенка изредка удавалось через специальный церковный обряд «сынотворения», который, применялся, впрочем, исключительно
в отношении чужого, а не своего ребёнка.
Но все-таки человеческая природа частенько брала верх и люди спорадически продолжали сходиться для сожительства без церковного венчального обряда несмотря на официальное осуждение этого церковью и явное нарушение
предписанных ею правил. Однако каноническое право подобный грех рассматривало как преступление, которое следовало искупить. Церковный устав князя
Ярослава Мудрого в случае рождения внебрачного ребенка предусматривал для
женщины заключение в «доме церковном» т.е. особом монастырском учреждении для отбывания наложенного священником наказания.1
Светское законодательство Киевской Руси было гораздо мягче в этом вопросе. Приходилось считаться с тем что «существование холопства и других
форм личной зависимости способствовало возникновению интимных связей
феодала с принадлежащими ему женщинами-рабынями».2 Тем не менее, статья
98 Пространной редакции «Русской правды» проводила недвусмысленное различие в юридическом статусе между детьми, рожденных от свободной женщины или от рабыни. Закон определенно устанавливал что последние не могли
участвовать в наследовании имущества после смерти своего отца им вместе с
матерью-наложницей предоставлялась только личная свобода.3
В дальнейшем властям поневоле приходилось реагировать на наличие в
реальной жизни проблемы незаконнорожденных детей и время от времени издавать правовые нормы, касающиеся их материального обеспечения. Главным
образом это касалось доли в наследуемом имуществе, которая могла быть обращена в пользу незаконнорожденного ребенка. Например, дополнительные
статьи Новгородского устава великого князя Всеволода (правового памятника
XIII–XIV веков) предусматривали возможность предоставления незаконным
детям некоего «наделка» состоящего в движимых вещах. Состоятельный человек мог оставить небольшую часть наследства своим, формально незаконным,
детям от третьей и четвертой жены не включая их в число основных наследников. Небогатый же человек мог передать незаконному сыну имущество в размере доли сына рабыни-наложницы прежде всего коня и боевое оружие а также иное снаряжение необходимое для военной службы в зависимости от общего размера наследства.4 Тем самым, светские власти, преследуя в первую
очередь государственный интерес в исправном формировании вооруженных
сил, начинают вторгаться в сферу церковной компетенции регулирования секРоссийское законодательство Х–ХХ веков. Т.1. М., 1984. С. 168.
Там же. С. 118.
3
Там же. С. 71.
4
Там же. С. 252-253.
1
2
74
суальных и брачно-семейных отношений между людьми. Но, скорее всего, такие правовые нормы имели сугубо региональный характер и не применялись
широко. Юридические последствия по-прежнему имел только оформленный
посредством обряда венчания в церкви брак. Видимо поэтому первые общерусские Судебники (1497 и 1550 годов) обходят стороной проблему имущественных прав внебрачных детей.
Впоследствии, по мере развития централизованного самодержавного государства и в связи с тем, что назначение на государеву службу приобрело родовой характер и определялось местническими порядками, правительство начало
юридически строго разграничивать статус законных и незаконнорожденных детей. Прежде всего, это касалось исключения незаконнорожденных из числа
наследников земельных вотчин и поместий своего отца, даже если последний
признавал прижитого вне брака ребенка за своего. Статья 280 главы Х Соборного уложения 1649 года гласила, что тот ребенок, который «прижит он у
наложницы до законыя жены или и при законной жене или после законной
жены», ни коим образом не может быть приравнен в своих имущественных и
личных правах к законным детям, «и поместий и вотчин того кто его беззаконно прижил ему не давати».5 Даже если отец публично признавал внебрачно
прижитого ребенка за своего, это не имело юридической силы.
Указанная статья Соборного уложения однозначно предписывала: «А будет тот кто того выблядка у наложницы прижил на той наложнице и женится
и ему того выблядка в законные дети не причитати же и поместий его и вотчин
тому его выблядку не давати потому что он того выблядка прижил у наложницы своей беззаконно до женитвы».6 Данная правовая норма стала основополагающей для русского семейного права. В дальнейшем она, сохраняя свой сущностный смысл и, подвергаясь преимущественно редакционным переформулировкам, воспроизводилась в более поздних нормативно-законодательных актах
Российской империи вплоть до начала ХХ столетия. Аналогичным образом Соборное уложение, допуская все же в отличие от церковных установлений заключение третьего брака, объявляло незаконным потомство от четвертой жены.
Впрочем, Соборное уложение оставляло открытым вопрос о возможности участия незаконнорожденных в наследовании движимого имущества отца и о
наследовании после смерти своей матери. Возможно, в каждом отдельном, конкретном случае это разрешалось преимущественно на основе обычного права.
В правовом плане речь шла о материальном обеспечении незаконнорожденных
детей только после смерти родителей, но никак не упоминалась необходимость
содержания первых в младенчестве и малолетнем возрасте.
5
6
Российское законодательство Х–ХХ веков. Т. 3. М., 1985. С. 150.
Там же. С. 150.
75
Вместе с тем законодательство уже признает, что наличие внебрачных
детей создает некоторую напряженность в обществе и в ряде случаев пытается
защитить их. Хотя рожденный вне брака не считался полноценным человеком,
тем не менее, в глазах окружающих прилюдное называние кого-либо незаконнорожденным являлось позором. Это воспринималось как оскорбление, а потому была предусмотрена возможность «государю бити челом о бесчестье». Если
же судебное расследование приходило к выводу, что такое обвинение ложно то
обидчик должен был уплатить компенсацию за «бесчестье вдвое безо всякия
пощады».7 С другой стороны за умышленное убийство внебрачного ребенка
полагалась смертная казнь тогда как лишение жизни законного дитя влекло за
собой только тюремное заключение сроком на год и церковное покаяние.8 Скорее всего, карая за «погубление» внебрачных детей, законодатель не столько
был озабочен их участью, сколько исходил из принципа общей превенции.9 В
статье 26 главы XXII Соборного уложения об этом заявляется недвусмысленно:
«…казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися».10
В XVIII столетии в законодательстве появляются новации, связанные с
дальнейшим развитием правовой мысли. Хотя в области семейного права юридические последствия по-прежнему имел только церковный брак, тем не менее,
происходит некоторое изменение акцентов в содержании правовых норм. Установления юриспруденции продолжают во многом опираться на религиозные
воззрения, но теперь в большей степени учитывается государственная и общественная значимость проблемы.
При Петре I подведомственность дел о незаконных детях переходит из
рук церкви в руки светских властей. Правительство вынуждено было считаться
с наличием немалого числа внебрачных детей и, потому, заняться элементарным устройством их судьбы. Властями был воспринят опыт митрополита Иова
по организации сиротского приюта в 1706 году вблизи Новгорода. В 1712 году
Петр распорядился создать подобные приюты уже по всем губерниям России.
Последующие указы 1714 и 1715 годов повторно продублировали приказание
учинить «гошпитали» «для сохранения зазорных младенцев которых жены и
девки рождают беззаконно и стыда ради отметывают в разные места отчего
оные младенцы безгодно умирают а иные от тех же кои рождают и умерщвляются».11 Ради упорядочения правительственных мероприятий сенатским
Там же. С. 149-150.
Там же. С. 248 250-251.
9
В уголовном праве это означает нацеленность на предупреждение новых преступлений за
счет применения жестоких наказаний, с тем, чтобы страх удерживал от свершения запретных
действий.
10
Российское законодательство Х–ХХ веков. Т. 3. С. 250-251.
11
Загоровский А.И. Курс семейного права. Одесса, 1909. С. 431.
7
8
76
указом от 9 января 1723 года было предписано незаконнорожденных и подкидышей свободных женщин «приписывать к тем посадам селам и деревням где
кто живет».12
В петровском Воинском артикуле 1716 года констатируется наличие природной взаимосвязи между внебрачным ребенком и отцом в случае внебрачного сожительства холостого мужчины с незамужнею женщиной. Отсюда следует
предписание родителю: «для содержания матери и младенца по состоянию его
и платы нечто имеет дать и сверх того тюрмою и церковным покаянием имеет
быть наказан».13 Лишь последующая женитьба на этой женщине избавляла
мужчину от наказания. Из этого следует что внебрачное сожительство холостого с незамужнею имеющее результатом рождение ребенка рассматривалось
законодателем как преступление, подпадающее под общеуголовную и специальную церковную кару. Но возлагаемая на отца обязанность содержать своего
внебрачного ребенка и его мать, благодаря чему ребенку назначалась алиментная плата, не являлась юридическим признанием прямой родственной связи с
незаконнорожденным. Напротив, алиментная плата выводилась из деликта как
своего рода возмещение за причиненный женщине вред. Что касается детей,
которые появлялись на свет в результате прелюбодеяния, то они по-прежнему
оставались вне рамок правовой защиты.
В послепетровское время в отношении незаконнорожденных детей на
официальном уровне, как правило, прибегали к фигуре умолчания. Как отмечали исследователи русского права: «Законодатель как бы хотел забыть о существовании незаконных детей и старался не касаться этого щекотливого вопроса».14 Появлялись лишь разрозненные частные акты, мало что меняющие в статусе данной категории населения, остающейся во многом вне правового поля.
Другое дело, что в реальной жизни нередки были случаи самовольных разводов. В довольно широких размерах практиковалось двоебрачие и многобрачие.
Даже, в нарушение церковных канонов, были зафиксированы случаи браков
последовательно на пяти женах. Известны факты, когда некоторые помещики
устраивали в своих имениях особую сексуальную барщину для подневольных
крепостных женщин.15 Результатом подобных деяний становилось рождение
значительного числа незаконных детей которых каким-то образом надо было
социализировать. Наиболее остро продолжал стоять вопрос их материального
обеспечения. Однако незаконнорожденные, как и раньше, не участвовали в
наследовании по закону, а могли получать какую-то часть имущества только по
завещанию. Правда в одном из указов Екатерины II говорилось о возможности
раздела наследуемого имущества в равных долях между детьми рожденными в
Там же. С. 422.
Российское законодательство Х–ХХ веков. Т. 4. М.,1986. С. 360.
14
Загоровский А.И. Курс семейного права. Одесса, 1909. С. 434.
15
Там же. С. 430.
12
13
77
незаконном браке и браке законном. Но трудно сказать насколько широко к
этому установлению прибегали в действительности.
Несколько иной была обстановка в западных регионах Российской империи. В период правления Елизаветы Петровны для Украины в 1743 году создали специальный нормативный сборник – «Права, по которым судится малороссийский народ». Согласно ему, незаконнорожденные дети, чей отец был известен, пользовались правом на получение содержания из его имущества и соответствующее воспитание. После матери, не оставившей детей законных, незаконнорожденные получали наследство в полном объеме. Точно так же это касалось имущества, оставшегося после смерти материнского деда и бабки, при
отсутствии у последних внуков от законных детей. Официальное узакононение
незаконнорожденных через последующий брак родителей давало возможность
участия в наследовании и благоприобретенного имущества их отца.16 Законы
действующие в Остзейских губерниях и Великом княжестве Финляндском вообще не делали различия в правах между детьми появившимися от сожительства неженатого мужчины с незамужнею женщиной или рожденными от прелюбодейной связи.17
С середины XVIII столетия в области законотворчества просматривается
четко выраженный сословный подход, столь характерный для правительственной политики социальной стратификации. Это выражалось в том что общественный статус незаконнорожденных детей определялся в зависимости от положения их матери в сложной иерархии социума. Целый ряд указов и прочих
нормативных актов определял что незаконнорожденные дети крепостных крестьян являются «крещеной собственностью» их хозяев-помещиков. Причем
право брать незаконнорожденных воспитанников «равно яко крепостных» было предоставлено не только дворянам но и лицам иных сословных групп которым в иных случаях вообще не дозволялось иметь крепостных. Тех же детей
кто появлялся на свет от лично свободных женщин но числившихся в податных сословиях велено было определять «к подобным состояниям» и приписывать «к селам и деревням где кто живет».18 Государственные потребности заставляли обращать таких детей в рабочую силу для развивающейся российской
промышленности. Уже при проведении второй ревизии в 1743 года незаконнорожденных простолюдинов постановили записывать в ремесленные цеха а
пригодных к военной службе – в солдаты. В 1783 году вышло распоряжение
причислять внебрачных детей к казенным заводам соляным промыслам и различным ведомствам: горному почтовому удельному военному. Позднее в
XIX веке, внебрачные дети казаков зачислялись в казачье сословие.
Там же. С. 433.
Гуревич И. Родители и дети. № 10. СПб., 1896. С. 123.
18
Там же. С. 144-145.
16
17
78
Лучше было положение тех кто попадал в Воспитательные дома учрежденные при Екатерине II. Если прочие незаконные дети числились в податных
сословиях то питомцы воспитательного дома считались лично свободными и
никоим образом не могли быть закрепощены. Более того вступая в брак, они
делали супруга или супругу из крепостного состояния свободным человеком.
Также у них и их потомства было право покупать дома лавки заводить фабрики поступать в купечество.19 Чуть позже попечительством императрицы Марии
Федоровны наиболее способные выпускники воспитательных домов получили
возможность поступать в университеты становиться учителями фельдшерами
повивальными бабками.
Иным был подход к незаконнорожденным детям дворян. При довольно
свободных нравах «галантного» XVIII столетия власти смотрели сквозь пальцы
на «проказы» высших слоев общества и нередко незаконных детей аристократии причисляли к дворянству посредством особой процедуры «узакононения».
Она заключалась в подаче прошения лично монарху с просьбой признать юридически незаконнорожденного ребенка (обычно сына) полноценным субъектом
права с возможностью получения им фамилии отца и возможности наследовать
его имущество наравне с детьми рожденными в официально признаваемом
браке. В случае положительного решения следовал именной императорский
указ по данному делу. Царь Александр I считал узакононение внебрачных детей мерою справедливой и гуманной. По его рассуждению: «Запретив сие усыновление… не отяготится ли судьба сего рода людей… и все сие должны они
вытерпеть без всякой вины и часто имея все достоинства и права на уважение».20 Впрочем, признание внебрачного ребенка наравне с законным потомством являлось исключительным актом монаршей милости с учетом особых заслуг просителя перед короной.
Вскоре возобладала линия, впервые намеченная еще в Соборном уложении
1649 года. Незаконные дети уже не делались дворянами и, потому, не могли
пользоваться никакими сословными привилегиями. При Николае I указом от 28
января 1829 года велено было подаваемые на имя императора прошения об узакононении незаконнорожденных детей а также о причислении к законным детям рожденных до брака с действительной женой, «оставлять без движения не
внося даже в Комиссию прошений».21 Граф Д.Н. Блудов объяснял появление
николаевского указа тем, «что некоторые безнравственные и безсовестные люди имея детей от нескольких наложниц большею частью из своих крепостных
женились на одной из них и утверждая что все сии дети прижиты с нею испрашивали и получали дозволение дать им всем права законнорожденных приЗагоровский А.И. Курс семейного права. Одесса, 1909. С. 432.
Гуревич И. Родители и дети. С. 116.
21
Там же. С. 118.
19
20
79
чем случалось что весьма вероятно что женившийся на одной из своих наложниц продолжал связи с другими».22 Хотя, насколько можно судить такой запрет
строго соблюдался лишь в отношении дворянства. Принадлежащие к городским сословиям обыватели умудрялись обходить его посредством усыновления
подкидышей или приемышей не помнящих родства что открывало возможность усыновления и своего внебрачного ребенка.
Предпринятая во второй четверти – середине XIX века широкомасштабная
кодификация российского права взамен отрывочных нормативных актов изданных в разное время по разным случаям и по разным соображениям установила более-менее единые юридические нормы, в том числе относительно внебрачных детей. Впервые в русской юриспруденции было определено содержание самого понятия «незаконнорожденный ребенок». Согласно Своду законов
Российской империи, таковыми отныне считались те: 1) кто родился вне брака
даже если потом их родители его официально оформили; 2) народившиеся в результате прелюбодеяния; 3) рожденные после смерти мужа или расторжения
брака разводом если с момента этих событий прошло более 306 дней; 4) дети,
рожденные в браке но в случае признания его по формальному приговору духовного суда незаконным и недействительным.23 Таким образом, понятию «незаконнорожденный» давалась более широкая юридическая трактовка, нежели
термину «внебрачный ребенок». Продолжали сохраняться сословные предрассудки и ригористическая мораль не чуждая фарисейству. Конкретно это проявлялось в том что незаконнорожденные дети не могли воспользоваться никакими сословными правами или фамилией ни своего отца ни своей матери и их
всегда должно было причислять к податному сословию. Даже усыновленные
законным образом дворянами или потомственными почетными гражданами дети приобретали через усыновление лишь личное почетное гражданство. Одновременно вышел запрет, изложенный в «мнении» Государственного совета от
20 декабря 1837 года, который предписывал не принимать на гражданскую
службу незаконнорожденных. Причем они не могли быть определены не только
в классные чины но даже в простые канцелярские служители. Незаконнорожденные лишились также возможности поступать в уездные училища гимназии
коммерческие училища и другие учебные заведения.24
В принципе закон не отрицал наличия юридической связи между биологической матерью и рожденным ею вне брака младенцем, но непременным условием назначения содержания внебрачному ребенку оставалась доказанность
отцовства конкретного мужчины. При установлении факта противозаконного
сожительства неженатого мужчины с незамужнею женщиной по их взаимному
Загоровский А.И. Курс семейного права. С.430.
Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч. 1. СПб., 1867. С. 28.
24
Загоровский А.И. Курс семейного права. С. 430.
22
23
80
согласию, отчего на свет появлялся ребенок, отцу вменялось в обязанность содержать и ребенка и мать. Статьи 606 и 663 Свода законов также определяли
материальное содержание тем незаконнорожденным, которые родились в результате изнасилования, обмана или принуждения к заключению брака, признанного потом недействительным. Впрочем, право на материальное содержание не столько являлось атрибутом ребенка, сколько принадлежало матери.
Алименты продолжали выводиться как следствие деяния, наказуемого тюремным заключением и церковным покаянием, поскольку статья 669 по сути воспроизводила норму, которая была зафиксирована еще Воинским артикулом
1716 года. Правда, незаконное сожительство неженатого мужчины с незамужней женщиной считалось преступлением только для лиц христианского вероисповедания. Следует отметить, что в отношении старообрядцев подобная норма
применялась в качестве репрессивной меры. Детей старообрядцев долгое время
отказывались признавать законнорожденными, «считая такое отношение орудием преследования раскола и средством обращения раскольников в православие». Только по закону 1874 года, допустившего оформление брака раскольников посредством записи их в установленные государственными властями метрические книги появилась возможность признания законного рождения за
детьми старообрядцев.25
Наследственные права незаконнорожденных по-прежнему продолжали
ущемляться. Статья 137 гласила, что «лицо, рожденное от недействительного
брака, хотя бы по монаршей милости ему и был предоставлен какой-либо удел
в родительском имении, не приобретает через то прав на наследство после других родственников».26 Более того, если в первой (1832 года) и второй (1854 года) редакциях Свода закона не было прямого запрета на участие в наследовании
имущества матери, то в третьей редакции (1857 года) таковое запрещение появляется.27 Как отмечали дореволюционные правоведы, для этой цели формулировку статьи 136 специально изменили текстологически. Вместо слов «незаконные дети хотя бы они воспитаны были их родителями», отныне писалось
«теми которые именуются их родителями». Очевидно, сделано это было для
того, чтобы подчеркнуть что закон не признает формально-юридически кровного родства между незаконнорожденным ребенком и виновником его рождения.28 Налицо тем самым было ухудшение правового положения незаконнорожденных.
Однако повседневная реальность заставляла вносить коррективы в содержание правовых норм. Бурное развитие капитализма во второй половине XIX
века расширение практики отходничества крестьянского населения на заработТам же. С. 433.
Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч. 1. С. 29.
27
Загоровский А.И. Курс семейного права. С. 422.
28
Гуревич И. Родители и дети. С. 145.
25
26
81
ки в города вызвали значительный рост внебрачных связей и соответственно
количества незаконнорожденных детей. Согласно данным Б.Н. Миронова: «В
целом по стране в 1859-1863 гг. в городах рождалось около 26 % внебрачных
детей а в деревне – 74 % а в 1910 г. – соответственно 41 и 59 %». Крупные города становились настоящими центрами сосредоточения внебрачных детей.
Например, в Москве рождалось около 67 % всех незаконнорожденных Московской губернии.29 Правительство вынуждено было считаться с этими новыми
тенденциями и идти на определенные послабления в данном вопросе. Вначале
секретное распоряжение Александра II от 9 апреля 1858 года восстановило
практику избирательного узакононения незаконных детей с учетом заслуг просителя. Вскоре дополнительными изменениями в законодательстве были допущены два способа установления незаконного сыновства: либо посредством
добровольного признания своих незаконнорожденных детей; либо через принудительное судебное признание. Последний способ был далек от совершенства
т.к. он был обставлен сложной бюрократической процедурой и фактически
представлял собой уголовное преследование. Само возбуждение иска о признании отцовства для матери означало, как бы, самообвинение в незаконном сожительстве и было чревато церковным наказанием. Не меньше нареканий вызывал
судебный порядок установления отцовства со стороны ребенка. Получалось,
что сын добивался своих прав, сажая отца на скамью подсудимых.30
Несколько разрядил обстановку закон от 12 марта 1891 года. Он установил
несколько более упрощенную процедуру узакононения незаконнорожденного
через последующий брак его родителей. Причем это могло происходить «помимо воли как родителей так и детей».31 Определение суда теперь стало удостоверять сам факт узакононения а не производить его. Правда, это касалось
только тех случаев, когда в момент зачатия ни один из естественных родителей
не состоял в брачной связи. Что касается детей, рожденных в юридически недействительном браке то таковых предписывалось до совершеннолетия обеспечивать потребным пропитанием одеждой и воспитанием. Однако законом
охватывались не все категории незаконнорожденных. Не было также прописано, каким образом будет отслеживаться исполнение родителями вмененной им
обязанности содержания детей если, вдруг, они станут от нее уклоняться.32
В пореформенный период сохранялись препоны для служебной карьеры
незаконнорожденных, хотя уже на основании статьи 12 «Устава о службе гражданской» они теперь могли быть приняты на государственную службу. Но даже
«хотя бы они воспитаны были дворянами» претендентов из числа незаконноМиронов Б.Н. Социальная история России (XVIII – начало ХХ в.). Изд. 2-е, испр. Т. 1.
М., 2000. С. 172.
30
Загоровский А.И. Курс семейного права. С. 435.
31
Гуревич И. Родители и дети. С. 120.
32
Там же. С. 125.
29
82
рожденных предписывалось сперва записать в податное сословие а затем исключить из него. После этого они должны были пройти образовательный курс в
учебном заведении и лишь по завершению его могли быть определенными на
должность в каком-либо государственном учреждении.33
Определенный шаг вперед в улучшении статуса незаконнорожденных детей был сделан в самом начале ХХ века принятием закона от 3 июня 1902 года.
Теперь отцовство и родственные отношения стали устанавливаться не посредством уголовного процесса а определением гражданского суда. Отец незаконнорожденного до его совершеннолетия понуждался «сообразно своим имущественным средствам и общественному положению матери ребенка нести издержки на его содержание».34 Ему же вменялось в обязанность содержать и
мать ребенка, «если уход за ребенком лишает ее возможностей снискивать себе
средства к жизни».35 Другое дело, что на основании параграфа 145 повременные выдачи на содержание могли быть заменены по обоюдному соглашению
сторон и с утверждения опекунского совета единовременно выдаваемой суммой. Обоснованием претензии матери на назначение содержания внебрачному
ребенку являлась запись о рождении в метрической книге, а при отсутствии таковой собственноручное письменное заявление, исходящее от женщины.36 Дополнительными доказательствами признавались письменные акты, публичная
или частная переписка, в которой ребенок назывался своим, обращение с дитем
как с сыном или дочерью. При положительном решении суда, выплачиваемое
содержание предоставляло отцу «право надзора за содержанием и воспитанием
ребенка».37 Мать тоже должна была материально участвовать в издержках на
содержание детей оставленных у другого родителя.
Немаловажным было то, что внебрачные дети отныне перестали считаться
незаконными получили право участвовать в наследстве и носить фамилию отца. И все же, несмотря на позитивные перемены, пережитки сословных и иных
ограничений для рожденных вне брака еще продолжали сохраняться. Внебрачные дети могли наследовать только благоприобретенное т.е. неродовое имущество матери, исключаясь из наследования так называемых «родовых» имений.
Когда же речь шла о крупных состояниях по-прежнему требовалось «высочайшее разрешение» на усыновление.
Подводя итоги, следует признать, что российское законодательство относительно правового статуса незаконнорожденных детей вплоть до революции
1917 года следовало в общем русле правительственной социальной политики
Там же. C. 125.
Григоровский С. Сборник церковных и гражданских законов о браке и разводе узакононение усыновление и внебрачные дети. Изд. 8-е. СПб., 1908. С. 140.
35
Там же. С. 141.
36
Там же. С. 142-143.
37
Там же. С. 142.
33
34
83
направленной на консервацию сословного строя с господствующим положением дворянства. Стремление сохранить «святость брака» побуждало ухудшать
юридическое положение рожденных вне брака детей. Родительская власть над
внебрачными детьми являлась прерогативой матери, а не отца. Даже введение
алиментной обязанности для последнего содержать ребенка имело скорее
вспомогательный характер, поскольку отец хоть и получал право надзора, но не
мог определять способы воспитания и т.п. Справедливости ради, следует сказать, что в западноевропейском праве статус незаконнорожденных детей так же
был далеко не лучшим. Даже наиболее прогрессивный для своего времени
Гражданский кодекс Франции 1804 года (более известный как Кодекс Наполеона) содержал ряд стеснительных ограничений. Например, было запрещено
отыскание отцовства по суду (ст. 340), внебрачные дети не признавались в числе наследников; закон предоставлял им право наследства на имущество умерших их отца или матери лишь в том случае если они были признаны в законном юридическом порядке (ст. 756).38 В целом, господствующая официальная
мораль дворянского и буржуазного общества препятствовала признанию внебрачных детей полноценными членами социума.
Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран (Новое и Новейшее время). 2-е изд. испр. и доп. / Сост. Н.А. Крашенинникова. М., 2000. С. 357, 366-367.
38
84
3. Превратности судьбы купца Алексея Ерофеева
из Сергиевского посада
В современной историографии все явственнее наблюдается интерес к
судьбе конкретного индивида, к персонификации исторического процесса. В
этой связи жизнь делового человека, его ценностные ориентиры и потребности,
связь общественной деятельности предпринимателей с явлениями личной жизни, механизмы адаптации к меняющимся условиям среды обитания все чаще
становятся предметом научного изучения.1
Поводом для обращения к судьбе купца Алексея Ерофеева из Сергиевского посада стала работа над уточнением атрибуции двух купеческих портретов из Музея игрушки.2 Источниками стали документы, сохранившиеся в Центральном историческом архиве Москвы. Прежде всего, это делопроизводственная документация ратуши Сергиевского посада – книги записи условий и контрактов, книги записи духовных завещаний. Особенностью этих источников
является дословное воспроизведение подлинных документов частно-правового
характера. Кроме этого были привлечены источники церковного учета населения – метрические книги (приходской и консисторский экземпляры) и исповедные ведомости Вознесенского прихода. Они позволили восстановить поименный состав семьи и важнейшие демографические события. Некоторые эпизоды
жизни семейства отразились в журналах заседаний присутствия ратуши.
Ерофеевы – старинная торговая семья Сергиевского посада. В 1782 году,
при получении поселением городского статуса, представитель этой семьи Егор
Павлов Ерофеев был избран первым градским главой. К этому времени он овдовел и в 1781 году вторично женился на девице Евдокии Стефановой, дочери
умершего бобыля Стефана Игнатьева Квасникова. Семья была многодетной.
Наличие нескольких наследников мужского пола было главным залогом продолжения рода. Но, с другой стороны, это могло привести к дроблению основного капитала между наследниками. В 1790-е годы Егор Ерофеев выдает замуж
дочерей Мавру и Неонилу и женит старшего сына Ивана.3
Видимо, Егор Ерофеев был сильной, харизматичной личностью, достаточно циничным и чуждым сантиментов человеком. Торговал, имел лавку на
Красногорском рынке с хлебным и кукольным товаром, не считал за грех тайно
Предпринимательские династии Камско-Вятского региона XVIII–ХХ вв. Ижевск, 2008.
С. 3.
2
Четырина Н.А. К уточнению атрибуции двух купеческих портретов из Музея игрушки /
Третьи Бартрамовские чтения. Сборник материалов. 17-18 октября 2008 г. Сергиев Посад,
2010. С. 85-94; Ее же. Загадки портретов купцов Ерофеевых // Исторический журнал: научные исследования. 2011. № 2. С. 76-84.
3
ЦИАМ Ф. 2128. Оп. 1. Д. 54. Лл. 20 об., 27 об., 93; Д. 120. Л. 70 об.; Д. 128. Л. 86; Ф. 73.
Оп. 1. Д. 458. Л. 68 об.
1
85
скупать краденое имущество. Один из таких эпизодов выплыл на свет в 1796
году. Пойманные с поличным воры на допросе в ратуше показали, что украденные разные припасы на сумму в 4 рубля (зерно, муку и тому подобные пожитки) отвезли на двор купца Егора Павлова.4 Показательно, что это признание не
повлияло на дальнейшую жизнь купца. Он в это время во второй раз занимал
должность градского главы. Добивался уважения к себе со стороны жителей
посада разными способами. Мог ударить палкой мещанина за то, что тот не
снял шапку при встрече. Купца Демида Матросова в 1795 году не только избил,
но и велел содержать под стражей в тюрьме. А мещанин Папилин умер, не выдержав смертного боя. При разбирательстве последнего случая было указано,
что Папилин был пойман на воровстве.
Однажды в словесном суде разбиралось дело между купцами Трегубовым
и Егором Ерофеевым. За ругательство непристойными словами в присутственном месте было решено Ерофеева до окончания следствия держать под стражей, но задержать его не смогли.5 Многое сходило с рук, пока дело касалось
посадских жителей. Однако, привычка решать некоторые вопросы силой подвела Егора Ерофеева. В 1797 году он решил проучить за невежество встречного
солдата Найденова. Но солдат неподсуден ратуше – это государев человек.
Налицо явное превышение власти. По учинении следствия, ратуша приговорила Е.П. Ерофеева к переводу из купечества в мещанство и наказании плетьми.
Дело отослали в Московскую палату суда и расправы. Попавший под суд, тем
более осужденный, – это человек недостойный и подозрительный, поэтому
Ерофеев был лишен должности градского главы и дела сдал бургомистру Григорию Бочкину. Старшие сыновья Егора Ерофеева от первого брака – Иван и
Алексей – с 1798 года отдельно от отца записываются в купечество Сергиевского посада. А 5 августа 1799 года Егор Павлов Ерофеев умер в возрасте 66
лет «скоропостижно и без покаяния»6. Возможно, скоропостижная смерть – это
последствие скандальной истории и потери общественного статуса.
Второй из сыновей Егора Ерофеева, купец 2 гильдии Алексей Егоров
Ерофеев (1777-1859), известен как активный и удачливый коммерсант, владелец медно-проволочного и купоросного заводов, один из организаторов кукольного промысла на рубеже XVIII–XIX веков.7 У него были торговые точки
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 1. Д. 454. Л. 346-348.
Там же. Д. 451. Лл. 219 об., 320; Д. 430. Лл. 413-413 об., 415 об.
6
Там же. Ф. 73. Оп. 1. Д. 458. Лл. 65, 68; Д. 462. Лл. 427, 431; Ф. 2128. Оп. 1. Д. 55. Л. 4 об.
7
Мамонтова Н.Н. Художественные ремесла и промыслы Сергиева Посада (ХV–ХХ вв.): к
проблеме возникновения и развития русских художественных промыслов. Дисс. …канд. искусствоведения. М., 1998. С. 73; Четырина Н.А. Сергиевский посад в конце XVIII – начале
ХIХ вв. (посад как тип городского поселения). М., 2006. С. 208; Ее же. Книги записи условий
и контрактов ратуши Сергиевского посада о кукольном промысле в кон. XVIII – нач. XIX вв.
/ Вторые Бартрамовские чтения. Сборник материалов. 30 сентября 2005 г. Сергиев Посад,
2008. С. 139-140.
4
5
86
не только в посаде, но и в обеих столицах империи – две лавки в Москве и кладовая в гостином дворе в Санкт-Петербурге. Алексей Егорович относился к поколению грамотных купцов, знакомых с правилами ведения деловой документации. В сохранившихся книгах записи условий и контрактов ратуши Сергиевского посада зафиксировано более ста разнообразных контрактов, заключенных
А.Е. Ерофеевым. В 1850 году среди нанятых на работу был даже конторщик
для «письмоводства и вести канторские книги в хорошем виде и верности» 8,
что было следствием многообразных коммерческих занятий и внушительных
денежных оборотов.
Купеческий сын, а позднее самостоятельный купец А.Е. Ерофеев предпочитал размещать свои заказы на производство кукольного товара в мастерских
местных ремесленников – Н.М. Бурдуньина, И.Д. Рощина, И.А. Камаева, П.В.
Токарева, С.В. Шмакова, М.Т. Кубысчихина, Д.И. Лазарева и др. Обычно, при
заключении контрактов выдавались задатки. Ассортимент продукции определялся заказчиком, цены – взаимным договором. Ритмичность поставок связывалась с еженедельным погашением полученного задатка. Еще одним условием
было обязательство «работать на одного Ерофеева», за несоблюдение этого
пункта назначалась неустойка за каждый экземпляр товара. Выступая в качестве скупщика товара, купец Ерофеев не нес затрат на функционирование производства: на содержание, отопление и освещение помещения, на приобретение
сырья и инструментов, на жалованье работникам в денежном и натуральном
виде (питание и одежда). В итоге, хозяева мастерских несли все расходы на
производство, а их прибыли зависели от объема выпускаемой продукции и интенсивности труда. Скупщику доставалась разница между оптовой и розничной
ценой. По этой причине актуальной становилась организация расширенной
торговой сети. Для этих целей использовались многочисленные лавки в Сергиевском посаде, поездки на ярмарки, в том числе на Макарьевскую, а также
установление постоянных связей со столицами.
В 1808 году купцы И.А. Шапошников, А.Е. Ерофеев, А.Г. Губин, М.И.
Визгин и купеческий сын А.И. Матвеевский договорились с помощью «артели
пяти компанионов» совместно реализовывать товар в лавках на Красногорском
и Клементьевском рынках, на ярмарках и в снятой на имя А.И. Матвеевского
лавке в Санкт-Петербурге «против гостиного двора ж в Воронцовом доме под
№ 4». Каждый участник вкладывал в дело свою недвижимость и денежные
средства (всего 26235 руб.), в том числе Алексей Ерофеев внес 6780 руб. –
крупную сумму для того времени. В 1810 году компаньоны заключили контракт с купцом Яковом Ильиным Ушатовым о постройке и функционировании
«мастерской избы», вся продукция которой предназначалась исключительно
для реализации в лавках артели. Ведение активной деятельности сопряжено с
8
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 224. Лл. 26 об.-27.
87
разнообразными коммерческими рисками, требуется неусыпный хозяйский
контроль на всех этапах производства и реализации товара. Особенно тщательно нужно подбирать наемных работников в лавки. За добропорядочную службу
и отсутствие начетов приказчики награждались подарками. Однако, несмотря
на все усилия, в 1810 году обнаружилась недостача денег по лавке А.Е. Ерофеева на Красногорском рынке в Сергиевском посаде на 2000 рублей! Еще раньше в той же лавке из ящика исчезли два золотых десятирублевых империала. В
результате, через несколько лет, в 1813 году Алексей Ерофеев сообщил, что
«более с компанионами торг производить не желает». Еще один неприятный
сюрприз связан с попыткой наладить постоянные партнерские отношения с
московскими торговцами. В 1814 году тремя купцами (А.И. Матвеевским, А.П.
Балашевым и А.Е. Ерофеевым) была сделана попытка поставлять щепной товар
и игрушки московскому купцу Е.С. Гайдукову. Но он оказался несостоятельным должником, и компаньоны встали перед необходимостью взыскания 2000
руб., включавшие стоимость товара и неустойку. Этот пример демонстрирует
сложность подбора надежных компаньонов в сфере реализации товара и высокую степень финансовых рисков в этом секторе экономики.9
Приобретенный организационный опыт и практическое знание законов
рынка сделали Ерофеева более активным участником производственного процесса. По данным Е.М. Беляковой и Е.Е. Штейнбах, «Ерофеев открыл первый в
его время магазин игрушек, товар он покупал непосредственно у балбешников,
по обычаю того времени он же привозил из Москвы необходимые для их работы цветную бумагу, бумагу для лепки, краски, лак, золото, кроме того, он заготавливал «белье» («бельем» назывались неокрашенные игрушки, как деревянные, так и лепные), выделываемое в деревнях в зимнее время, доставлял мастерам цветные лоскутья, проволоку, даже бумагу для обертки готовых игрушек.
Все это записывалось опять-таки «на книжку» вместе с мукой, крупой и другими продуктами из его лабазов».10 Более надежным, но и более хлопотным оказалось содержание собственных магазинов. У А.Е. Ерофеева были собственная
и наемная лавки в Москве, наемная кладовая в Гостином дворе в СанктПетербурге. 1835-1859 годах в качестве приказчиков в северной столице находились поочередно его брат Тимофей Ерофеев и зять-компаньон Иван Мамаев.11 Близкородственные, семейные связи в данном случае оказались самой действенной гарантией успешного функционирования постоянной торговой точки,
находящейся на большом удалении от Сергиевского посада.
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 1. Д. 408. Лл. 3-4; Оп. 2. Д. 17. Лл. 15-16; Д. 21. Лл. 15-15 об.; Д. 29. Л.
28; Д. 32. Л. 11 об.
10
Белякова Е.М, Штейнбах Е.Е. Игрушки Сергиева Посада / Панорама искусств. Вып.3. М.,
1980. С. 54.
11
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 1. Д. 408. Л. 3; Оп. 2. Д. 17. Лл. 15-16; Д. 32. Л. 11 об.; Д.110. Л.1; Д. 285.
Лл. 5 об.-6.
9
88
Другим направлением коммерческой деятельности купца А.Е. Ерофеева
стало медно-купоросное производство. Таким производством в 1808 году при
собственном доме владел купец Иван Шапошников, женатый на сестре Ерофеева Неониле. В 1811-1844 годах Алексей Ерофеев вместе с мужем другой сестры, Мавры, купцом Андреем Ивановым Толстухиным, сообща владели купоросным заводом на двух колодах на наемной земле близ села Благовещенья.12
Согласно сохранившимся контрактам, на этом заводе каждые 30 дней производилось по 70 пудов купороса по 90 коп. за пуд и еще 100 пудов в год по 1 руб.
80 коп. Не позднее 1839 года у А.Е. Ерофеева появляется «собственной свой
купоросный завод, состоящий в Дмитровском уезде при селе Сабурове» и разный на корню лес на «купленной земле» – пустоше Чебуновой (сорок пять десятин тысяча пятьдесят шесть сажен).
В 1845 году А. Ерофеев приобретает другой купоросный завод – во Владимирской губернии на земле помещика П.И. Нестерова за 600 руб. серебром.
В заводской комплекс входили: «деревянной купоросный завод и в нем принадлежности как-то: сарай, печи, изба, баня, колоды, корыты и два котла медные весом 9 пуд 6 фунтов».
В следующем, 1846 году А. Ерофеев расширяет производство и нанимает
у племянника А.И. Шапошникова «купоросный завод и при нем водочный»
близ села Благовещенье. Кроме этого, вместе с этим же племянником они
нанимают в 1846 году еще один купоросный завод и в 1847 году – меднопроволочный завод. После окончания срока найма в 1852 году, контракты продлеваются еще на 12 лет. Все эти факты говорят о перспективности и прибыльности купоросного и медно-проволочного заведений. Даже через 13 лет после
смерти А.Е. Ерофеева, в 1872 году, оборот завода при селе Сабурове составлял
14340 руб. в год.13 В целом, были достигнуты значительные коммерческие
успехи. Не случайно Алексей Егоров Ерофеев числился купцом 2-й гильдии.
Напряженная деловая активность сопровождалась исполнением хлопотных опекунских обязанностей и должности церковного старосты Вознесенской
церкви. Видимо, купец Алексей Ерофеев был достаточно открытым человеком.
Он мог выступить свидетелем при совершении различного рода сделок, не отказывался поставить собственную подпись под документом по просьбе неграмотного земляка. Хорошо зарекомендовавший себя приказчик при открытии
собственного торгового дела мог рассчитывать на получение товарного или денежного кредита от А.Е. Ерофеева.14
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 22. Лл. 36 об.-37; Д. 24. Лл. 23 об.-24; Д. 30. Лл. 14-14 об.; Д. 32. Л.
9 об.; Д. 33. Л. 5 об.; Д. 98. Л. 2; Д. 153. Лл. 18-18 об.; Д. 181. Л. 45.
13
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 192. Лл. 36-37; Д. 199. Лл. 29-30; Д. 199. Лл. 30 об.-31; Д. 204. Лл.
45 об.-46; Д. 267. Лл. 4-5; Д. 146. Лл. 3-5; Д. 263. Лл. 8-13; Матисен Н.И. Атлас мануфактурной промышленности Московской губернии. М., 1872. С. 118.
14
ЦИАМ Ф. 73. Оп.2. Д. 98. Лл. 1-1об., Д. 117. Лл. 1 об.-2; Оп. 1. Д. 408. Л. 6.
12
89
Своим чередом шла и семейная жизнь. После венчания с Татьяной Прохоровой Балашевой родилось 9 человек детей: Пелагея (р. 4.10.1803), Иоанн
(19.09.1805-14.08.1807), Михаил (24.09.1807-11.02.1808), Агрипена (р.
20.05.1809), Надежда (16.09.1810-25.10.1810), Анна (р. 21.01.1812), Александр
(16.08.1815-26.10.1815), Николай (24.11.1817-11.03.1818) и Сергей (р.
21.06.1819).15 В семье Алексея Ерофеева дорожили родственными узами. По
этой причине при крещении всех мальчиков восприемником (крестным отцом)
был дядя новорожденных по отцу купец Иван Егоров Ерофеев, а при крещении
всех девочек восприемницей (крестной матерью) названа купеческая жена
Надежда Григорьева Балашева – бабушка со стороны матери.
Но из всех детей смогли пережить младенчество только четверо – три дочери (Пелагея, Агрипена и Анна) и самый младший сын Сергей. За этими строками встает подлинная семейная драма. Хотя младенческая смертность была
явлением обычным, но в данном случае у успешного купца длительное время
не выживали наследники мужского пола. Кому передать семейное дело? На память приходит история, рассказанная Сергеем Тимофеевичем Аксаковым о том,
что его собственное появление на свет было связано с усердными молитвами
родителей чудотворцу Сергию Радонежскому и обещанием назвать младенца
его именем. Может быть, и купец Алексей Егорович с женой Татьяной Прохоровной также обращались за покровительством к преподобному Сергию. Как
знать, возможно, что именно в утешение родителям выжил самый младший ребенок – мальчик Сергей. Но, с другой стороны, наличие только одного наследника мужского пола в будущем могло помочь концентрации капитала и избежать его распыления от раздела наследства.
Важнейшей родительской обязанностью было решение матримониальных
вопросов – выдача дочерей в замужество и женитьба сына. Подбор женихов
подчинялся интересам семейного дела. Перелив капитала в виде приданого не
должен был выводить его из сферы основного бизнеса. Дочь А.Е. Ерофеева Пелагея 5 мая 1822 года стала женой давнего (с 1808 года) компаньона своего отца
– овдовевшего купца Михаила Иванова Визгина. Агрипена (Аграфена) 26 января 1830 года вышла замуж за купца Василия Афанасьева Салова, с 15 летнего
возраста работавшего у Ерофеева. Позднее, овдовевшая Аграфена вновь выйдет
замуж за другого отцовского компаньона – купеческого сына Ивана Павлова
Мамаева. Дочь Ерофеевых Анна, скорее всего, замуж не вышла. Единственный
сын Сергей женился 8 ноября 1837 года на девице Александре Яковлевой, дочери купеческого сына Якова Алексеева Глинского из города Переславля (Залесского) Владимирской губернии. Жениху было 18, а невесте 16 лет.16
ЦИАМ Ф. 2128. Оп. 1. Д. 55. Лл. 27 об., 42, 56, 57, 59, 63 об., 74, 74 об., 83 об., 103, 104,
115 об., 118 об., 127 об.
16
ЦИАМ Ф. 2128. Оп.1. Д. 66. Лл. 65, 75 об., 131, 154, 327; Ф. 203. Оп. 745. Д. 1207. Л. 8; Д.
1331. Л. 415.
15
90
В экспозиции Музея игрушки висит портрет купца В.А. Салова 1830 года
работы неизвестного художника. Судя по дате, портрет сделан в год его женитьбы на Аграфене Ерофеевой и передает облик вполне европеизированного
внешне человека. Может быть, это парный портрет к несохранившемуся портрету жены. Возможно, пример зятя В.А. Салова стимулировал и А.Е. Ерофеева
по аналогичному поводу заказать портреты членов своего семейства – свой
портрет с сыном и портрет жены с невесткой. Такой заказ можно расценивать
как попытку создания визуальной купеческой семейной истории.
Это одновременно и типичные, и нетипичные портреты. Начало XIX века
– это время, когда купечество начинает осознавать себя как общественную силу. Его потребность в самоутверждении проявлялась в стремлении создавать
семейные портретные галереи. Как правило, заказывались парные портреты супругов, которые в быту назывались «дружки»17. Иногда встречаются изображения всего семейства. Наши портреты не относятся ни к одному, ни к другому
типу. Это своего рода двойные парные портреты. Перед нами либо исключительный, либо очень редко встречающийся вариант парного портрета.
На портретах две супружеские пары двух поколений одной купеческой
семьи: Алексея Егоровича и его жены Татьяны Прохоровны, их сына Сергея
Алексеевича и его жены Александры Яковлевны Ерофеевых. Портреты написаны в самый благоприятный момент семейной жизни, породивший некую эйфорию от устойчивости будущего династии. Мы видим не только представителей
разных поколений, но и людей разных культур. Ерофеевы-старшие выглядят
как приверженцы старой традиционной одежды, молодые следуют общеевропейской моде. Портреты висят рядом. При этом фигуры старших находятся по
краям и на переднем плане ближе к зрителю, а представители младшего поколения находятся в центре, но чуть в глубине. Родители как бы ограждают собой
молодых от тревог и неприятностей внешней среды.
Портреты сохранили внешний облик членов семьи Ерофеевых такими,
какими они хотели бы остаться в памяти потомства – дружной процветающей
купеческой семьей, в которой нет проблем между отцом и сыном, где существует преемственность поколений. Символом этого стал передаваемый как эстафета из рук отца в руки сына запечатанный конверт. Оба смотрят уверенно и
с достоинством, между ними существуют отношения взаимопонимания. Облик
женщин поражает красотой и богатством нарядов, обилием и разнообразием
украшений, особенно жемчуга. Художник сумел передать яркие, сильные характеры своих моделей, не ускользнуло от него и существование между невесткой и свекровью некоторой отчужденности.
Гончарова Н.Н. Купеческий портрет конца XVIII – первой половины XIX века / «Для памяти потомству своему…» (Народный бытовой портрет в России). Альбом. Авторысоставители Н.Н.Гончарова, Н.А. Перевезенцева. М., 1993. С. 15.
17
91
Как развивалась семейная история Ерофеевых дальше? У Сергея и Александры в 1841 году родилась дочь Аграфена (Агрипена),18 но внука А.Е. Ерофеев так и не дождался. Отношения с сыном, видимо, складывались не самым
лучшим образом. В феврале 1839 года, то есть спустя год с небольшим после
бракосочетания сына, Алексей Егорович составил и нотариально оформил духовное завещание. Согласно воле завещателя, главной наследницей являлась
его жена Татьяна Прохоровна, а «по кончине жизни ея из числа всего имения и
капитала предоставляется сыну Сергею Алексееву две части, а дочере девице
Анне Алексеевой одна часть», но «ежели ж по кончине моей сын мой Сергей
выйдет из родительского послушания и повиновения и будет матери своей Татьяне Прохоровой чинить какие-либо оскорбления, тогда из всего оставшегося
после меня имения и капитала дать ему только деньгами 1000 рублей и отпустить из дому вон, более ничем его не награждать».19 Вряд ли последнее распоряжение возникло на пустом месте. Скорее всего, предположение о возможности неповиновения взрослого сына вдовой матери основывалось на каких-то
неизвестных нам фактах. Возможно, это одно из следствий сложных взаимоотношений невестки со свекровью, о которых нам намекнул женский портрет.
Однако уже к 1852 году А.Е. Ерофеев пережил перечисленных в первом
завещании наследников – жену, дочь Анну и сына Сергея. В числе прямых
претендентов на наследство оставались вдовая невестка Александра с дочерью
Аграфеной, замужняя дочь Пелагея Визгина и находившаяся во втором браке
дочь Аграфена Мамаева с дочерью от первого брака Анной Саловой. Кроме
этого, существовали многочисленные наследники бокового родства – братья и
племянники А.Е. Ерофеева. С некоторыми из них Алексей Егорович поддерживал тесные семейные и деловые связи. Напомним, брат Иван (умерший в 1839
году от водянки) был восприемником всех его сыновей, сам Алексей Егорович
был крестным отцом при крещении внуков Ивана – детей племянника Александра Ивановича Ерофеева. Родственные связи с семьями замужних сестер
Мавры Толстухиной и Неонилы Шапошниковой подкреплялись интересами
медно-проволочного производства. Среди привлеченных к семейному бизнесу
на правах наемных работников были братья Тимофей и Семен Егоровичи Ерофеевы, племянники Петр Семенович, Иван и Александр Сергеевичи Ерофеевы.
Зятья Василий Афонасьевич Салов и Иван Павлович Мамаев на таких же основаниях начинали свою работу у А.Е. Ерофеева. Деловые контакты существовали и с зятем Михаилом Ивановичем Визгиным.20 Поддерживались деловые отношения с членами семей замужних сестер Ерофеева Неонилы Шапошниковой
ЦИАМ Ф. 2128. Оп. 1. Д. 66. Л. 275 об.
Там же. Ф. 73. Оп. 2. Д. 146. Лл. 3-5.
20
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 17. Лл. 15-16; Д. 21. Лл. 15-15 об.; Д. 39. Л. 6 об.; Лл. 6 об.-7; Д. 48.
Л. 4 об.; Д. 51. Лл. 9-9 об.; Д. 98. Лл. 2-2 об.; Д. 174. Лл. 10 об.- 11об.; Д. 199. Лл. 36-37; Д.
224. Лл. 27 об.-28; Д. 309. Лл. 6 об.-8; Ф. 2128. Оп. 1. Д. 56. Лл. 68, 141 об., 152 об.
18
19
92
и Мавры Толстухиной. Опорой и компаньоном для А.Е. Ерофеева, умершего в
1859 году, в последние годы жизни стал, скорее всего, второй муж дочери
Аграфены Иван Павлович Мамаев. Именно ему Алексей Егорович поручает вести торговлю игрушечным товаром в кладовой внутри Гостиного двора в
Санкт-Петербурге после смерти брата Тимофея Егоровича в 1855 году. Иван
Павлович Мамаев и позднее, по свидетельству И. Боголепова, оставался крупным торговцем «игрушечным товаром и в посаде, и в Москве, и в Петербурге».21
В духовных завещаниях жителей Сергиевского посада при отсутствии
сыновей в качестве наследников часто назначались дочери (замужние, вдовые
или девицы), внуки, внучки, зятья, братья и сестры, племянники. Иногда завещатель прямо указывал, что в случае смерти его наследников бездетными,
имущество должно по закону перейти в род завещателя. Совершенно иначе поступил купец А.Е. Ерофеев. К моменту составления второго духовного завещания в 1852 году он уже построил в Вознесенском приходе каменную богадельню, крытую железом и для ее обеспечения положил в сохранную казну четыре
тысячи триста рублей серебром. Обеим внучкам и вдовой снохе назначалось
каждой по 2857 руб. 14 коп. серебром в наличных деньгах, игрушечном товаре
и долговых документах. Обе дочери получали в равных долях пополам движимое имущество (наличный капитал, товар и долговые документы, Божие милосердие, все домашнее имущество и хозяйственное заведение), а недвижимое
имущество – двухэтажный каменный дом с надворным строением и меднопроволочным заводом в Сергиевском посаде, землю с купоросным заводом в с.
Сабурово, две каменные лавки в Сергиевском посаде и в Москве, наемную лавку в Москве и кладовую в гостином дворе в Санкт-Петербурге – только в пожизненное пользование. После смерти дочерей вся недвижимость поступала в
пользу Вознесенской церкви и «ерофеевской» богадельни. При этом недвижимость запрещалось продавать, а в распоряжение церкви и богадельни «в вечное
время» поступали лишь доходы, часть которых необходимо было использовать
для содержания построек в исправности.22 Качество построек было таково, что
каменные двухэтажный дом и богадельня существуют и поныне, пережив многочисленные катаклизмы ХХ века.
Е. Голубинский, автор классической монографии о Троице-Сергиевой
лавре, рассказал о реализации благотворительных начинаний нашего героя:
«При Вознесенской церкви находится женская богадельня, устроенная в 1853
году на средства купца Сергиевскаго посада Алексея Егоровича Ерофеева. Призревается в ней 12 лиц женскаго пола. На содержание богадельни устроителем
ее завещаны: 1) капитал в 4300 рублей, хранящийся в 4% непрерывнодоходном
Боголепов И. Игрушечный промысел / Промыслы Московской губернии. Выпуск II. М.,
1880. С. 10; ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 307. Лл. 25-26.
22
ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 263. Лл. 8-13.
21
93
билете; 2) лавка в каменных рядах на Красногорской площади Сергиевскаго
посада; 3) лавка в Москве в Городских рядах, отчужденная по высочайшему
повелению и вместо коей получено 30 акций Средних торговых рядов по 100 р.
каждая; и 4) 45 десятин земли в Дмитровском уезде; выросший на них в настоящее время лес продан, а вырученная от его продажи сумма, в количестве 5700
р., обращена в неприкосновенный капитал богадельни. С лавки и капиталов
получается всего в год около 800 руб., иногда больше, иногда менее соответственно плате за аренду лавки и количеству дивиденда по акциям Средних рядов г. Москвы».23
Таким образом, большая часть нажитого имущества в итоге передавалась
на благотворительные цели, а не для обеспечения потомства своих дочерей и
внучек. Подобное отношение к семейному делу, судьбе накопленного имущества многое говорит о личности А.Е. Ерофеева, свидетельствует о смене ценностных ориентиров и приоритетов. Только существование прямых наследников мужского пола обеспечивало преемственность и процветание семейного
предприятия.
История семьи Ерофеевых подтверждает наблюдение исследователей о
неустойчивости купеческих родов, активность которых «в сословнопрофессиональном качестве длится не более 1-2, реже – трех поколений»24. Архивные документы позволили приоткрыть семейные драмы, продемонстрировать важность демографического фактора для продолжения купеческой династии, объяснить причины исчезновения этого семейства в Сергиевском посаде
во второй половине XIX века.
Приложения
1. Договор об организации торговой артели из пяти человек купцов
(Источник: ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 17. Лл. 15-16.)
«Июня 25
1808 года майя 1 дня Московской губернии Сергиевского посада купцы
Иван Антонов Шапошников,25 Алексей Егоров Ерофеев, Алексей Гаврилов Губен, Михайла Иванов Визгин и купецкой сын Афонасей Иванов Матвеевский с
доверенностью от отца своего на тысячу рублей обязуемся производить торг
вообще как по Клементьевским и Красногорским лавкам, которые полагая все
без платы а Визгину ежели выстроит свою лавку то за оную положить по полуГолубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. М.,
1909. С. 314-315.
24
Аксенов А. И. К вопросу о генеалогии уездного купечества / Города Подмосковья в истории Российского предпринимательства и культуры. Серпухов, 1999. С. 18.
25
Купец Иван Антонов Шапошников 21.04.1791 г. женился на сестре Ерофеева Неониле.
ЦИАМ Ф. 2128. Оп.1. Д. 128. Л. 86.
23
94
проценту, что она ему станет, а у Шапошникова завод медной в ево доме, то за
оной состоять будет из артели пяти компанионов полагая ему особенно двести
рублей. Что ж касается до работников содержать их на общей щет; у Боковой
же жены и сестры ее девицы Анны Кузминой наемную лавку на Красногорском
рынке содержать во общем щете, в Санктпетербурге лавка снятая на имя Афонасия Иванова Матвеевского против гостиного двора ж в Воронцовом доме под
№ 4 по триста пятидесяти рублей в год и торговать ему Матвеевскому. Товар
же в ней содержать на общей щет и что Бог пошлет от нее прибыли делить всем
пяти компанионам поровну, а ежели оной лавке срок выйдет и будет усмотрено что убытков или невыгодно то доводить во оной товар или здать, а будет
полза и впредь снять на сколько положено будет мнение компаний. Фатеру ж
ему Матвеевскому доставить из артели, а что касается до харчей то против
здешних добавить ему что причтется, а что у каво суммы щет значится у Ивана
Шапошникова семь тысяч двести сорок пять рублей, Алексея Ерофеева шесть
тысяч семьсот восемьдесят рублей, Алексея Губина пять тысяч четыреста десять рублей, Михаила Визгина три тысячи пятьсот рублей, Афонасья Матвеевскаго три тысячи триста рублей, всего дватцать шесть тысяч двести тридцть
пять рублей полагая проценты узаконенные с рубля сверх же процентов барыш
делить от всех лавок Клементьевских и Красногорских и Санктпетербургской,
также заводу и ярмонок поровну на пять доль оной же торг производить подражая друг другу и не ссорно и старатся всячески срок же оной полагаем
впредь на три года непрекословно и не отжимая друг друга по каковым наветам
а ежели кто из нас захочет отойти прочь во оное время то с такового полагая в
артель триста рублей с каждого лица и отпустить на его волю с частию обще
нами розданными долгами притом и товару на ево долю причитающихся по
благополучному ж течению оных трех лет и что у нас будет в долгах на разных
людех по векселям запискам долговым книгам и в Санктпетербурге у пятерых
разделить поровну, а Шапошникову по своей лавке взять товар и долг оной в
свой щет, а ежели мы во оное время где одолжены будем людми то кто где
окредитовался во общею компанию тот при расщете должен взять товаром или
наличными денгами но толко не более тысячи рублей а сверх оной никто без
позволения или доверенности отнюдь не заимствовался а кто задолжится тот и
ответствует своим капиталом а ежели кто из нас захочет завести каковой либо
промысел или завод то оной доставит в артель паче чаяния кто из нас судбами
Божиими во оное время кончит жизнь свою то не (неразб.) в его доли без всякой обиды отдать по нем наследникам ево по расчислению годового барыша на
каждой месяц по число ево кончины. В чем сие наше полюбовное согласие полагаем и оное хранить свято и ненарушимо. У подлиннаго подписано. К сему
условию купец Иван Шапошников руку приложил. К сему условию купец
Алексей Ерофеев руку приложил. К сему условию купец Михайла Визгин руку
95
приложил. К сему условию купецкой сын Афонасей Матвеевской руку приложил».
2. Контракт на совместное производство
(Источник: ЦИАМ. Ф. 73. Оп. 2. Д. 21. Лл. 15-15 об.)
«Майя 31
1810 года апреля дня я нижеподписавшейся Московской губернии Сергиевского посада купеческий сын Иван Яковлев сын Ушатов заключил сие условие того ж посада с купцами Алексеем Ерофеевым, Алексеем Гавриловым Губиным, Михайлою Ивановым Визгиным и купеческим сыном Афанасьем Ивановым Матвеевским по доверенности родителя моего сего посада купца Якова
Ильина Ушатова в том чтоб выстроить мне Ушатову на своей земле мастерскую избу и в оной притом и мастеров содержать, харчь для них вообще а мне
Ушатову работать прилежно со всяким успехом и рачением и старанием и без
платы полагая на оное заведение суммы от них Ерофеева с товарищи тысячи
рублей да мой Яковлева пятисот рублей полагая на оное проценты что у кого и
более случится суммы срок же оной работы полагаем щитая от сего времени на
три года а товар какой нами будет сработан то оной продавать ему Ерофееву
или его товарищам, чтож до мастерства нашего будет потребно купить ему
Ерофееву из общей суммы по прошествии годичного времени делать промежду нами щет и что окажется барыша то оной делить пополам на двое а естли
случится убыток равным образом принимать как и барыш пополам а по прошествии трехгодичного времени оное строение между себя полюбовно оценя и
взять тому кому заблагорассудится естли ж кто не дожив положенного нами
термина захочет отойти прочь тот должен за неустойку заплатить пятьсот рублей. И сие условие с обоих сторон хранить свято и нерушимо. У подлиннаго
подписано тако. К сему условию купецкой сын Иван Яковлев Ушатов руку
приложил. К сему условию купец Алексей Егоров Ерофеев руку приложил. К
сему условию купец Алексей Губин руку приложил. К сему условию купец
Михайла Визгин руку приложил. К сему условию купецкой сын Афанасей
Матвеевской руку приложил. Подлинное условие от явки получил купец Алексей Ерофеев и росписался».
3. Верющее письмо (доверенность) купцу А.Е. Ерофееву от Сергиевского
посада купцов А.И. Матвеевского и А.П. Балашева
(Источник: ЦИАМ Ф. 73. Оп. 2. Д. 32. Л. 11 об.)
«Государь наш Алексей Егорович.
Заключили мы обще с вами с Московским купцом Егором Степановым
Гайдуковым прошлаго 1814 года марта 6 дня условие которое явлено столичнаго город Москвы у маклера Швеценберга на два года о поставке ему из сего
посада щепного разного сорта товара равно и детских игрушек с неустойкою с
96
ево стороне двух тысяч рублей, а как означенной Гайдддуков состоит нам вообще с вами по векселям писанным на ваше имя должным не мало тысячною
суммою товару ж от нас не берет напротив того уведомились мы что оной Гайдуков за неплатеж московскому мещанину Романчикову содержится под стражей в Московской городской тюрме то в таковом случае вас государя нашего
покорно просим о взыскании с купца Гайдукова как по векселям равно и за неустойку по условию двух тысяч рублей куда следует от имени своего в присудственные места просьбы подавать к оным или к чему следовать будет вместо
нас руку прикладывать мы вам или вы кому от себя поверите даем полную доверенность и что вы по сему учините то мы впредь спорить и прекословить не
будем. Ваши государя нашего покорные слуги. Сергиевского посада купецкий
сын Афанасий Иванов Матвеевский, Сергиевского посада купец Алексей Прохоров сын Балашев. Августа 1815 года. Сие верющее письмо принадлежит
Московской губернии Сергиевского посада купцу Ерофееву. Подлинное верющее письмо с явкою получил купец Алексей Ерофеев и расписался».
97
4. Кустарная промышленность Центральной России в период
социалистической индустриализации
Индустриализация была качественно новым этапом в развитии народного
хозяйства России, который оказался тесно связан с судьбой аграрного сектора
экономики, крестьянского хозяйства, традиционных видов хозяйственной деятельности. Наименее изученным, с этой точки зрения, до сих пор остается социалистический период индустриализации. О состоянии традиционных видов
производственной и хозяйственной деятельности Центральной России в данный период можно судить на примере одной из ее областей – Рязанской.
Социокультурный и хозяйственный облик рязанщины традиционно определялся преобладанием в регионе крестьянского населения. Наряду с сельским
хозяйством, население занималось промыслами. К началу Первой мировой
войны по развитию кустарных промыслов регион среди сорока губерний европейской России занимал четвертое место. Крестьянская промышленность работала в основном на самообеспечение. Производились средства производства
для крестьянского хозяйства: орудия ручного труда, сельскохозяйственная техника, строительные материалы, предметы потребления и обихода. Аграрный
характер губернии обусловил высокий удельный вес предприятий, основанных
на переработке продукции сельского хозяйства. Особое место занимало производство товаров для внешнего рынка, в том числе и заграничного.1
Индивидуальное предпринимательство было представлено как мелкими
крестьянскими предприятиями (мельницы, крупорушки, кирпичные и черепичные заводики), так и крупными. В 1914 году в селе Санском Шиловского района местным купцом из крестьян А.П. Подлазовым был организован крахмальный завод. Вплоть до 1940 года Санской крахмальный завод относился к числу
крупнейших и важнейших предприятий области. Он не был реконструирован и
к началу Великой Отечественной войны и работал в изначальном виде.2
Строительство предприятий не всегда было под силу отдельным крестьянам, поэтому распространены были коллективные формы крестьянского предпринимательства. Многие предприятия организовывались вскладчину и накануне коллективизации принадлежали крестьянским артелям, как, например,
Ерахтурский молочный завод, выстроенный в 1928 году на средства молочных
артелей крестьян из сел Ерахтур и Нормушадь (Кормашуд). В 1940 году на
этом заводе работало 26 колхозников. Завод вырабатывал сыр, сметану, творог,
сливочное и топленое масло, которые поставлялись в Москву.3
Краткий очерк кустарной промышленности Рязанской губернии. С предисловием
С. Середа. Рязань, 1913. С. 20.
2
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 104. Описание с. Санское, Шиловский р-н.
3
Архив МГУ. Ф. 42. оп.6. ед. хр. 9. С. 45.
1
98
Крестьянская промышленность была обобществлена в ходе коллективизации и составила производственную инфраструктуру колхозов. Наличие же
крупных промысловых кустов в Рязанской области обусловило то, что здесь
наряду с сельскохозяйственными колхозами были организованы смешанные
промыслово-сельскохозяйственные артели, вошедшие в систему промысловой
кооперации. В конце 1930-х годов в новых организационных формах (промколхозы, промартели) продолжали жить кустарные промыслы, известные еще с дореволюционного времени.
Так, еще до революции портные-кустари села Сельцы Рыбновского района обслуживали московские магазины готового платья, получая скроенный материал для пошива от крупных московских фирм Мандля, Розенцвейга и др.4 В
1931 году кустари были объединены в швейный промысловой колхоз «Красная
Игла». Ассортимент продукции остался в основном тот же, который был свойствен дореволюционному производству, если не считать изменений покроя и
материала: пальто и полупальто, костюмы, брюки, френчи и гимнастерки, женские платья, юбки, блузки. Начиная же с 1937 года наибольший удельный вес в
ассортименте стали занимать лыжные костюмы, специальное и военное обмундирование.
Примечательно, что в новых социально-экономических условиях сохранились наработанные хозяйственные связи промысловиков. Накануне Великой
Отечественной войны промколхоз получал из Центрального универмага Москвы на дошивку костюмы, сметанные после первой примерки, костюмы из ателье индивидуальных заказов. В 1938 году колхоз получил на пошивку от одной
из фабрик Москвошвея наиболее дорогие вещи по индивидуальным заказам.
Промартель сохраняла высокое качество продукции, рекламируя свою продукцию не более двух раз в год.5
В то же время, уровень технической оснащённости промысловых артелей
зачастую был самым простым и оставался неизменным с момента их организации. Каждая крупная артель имела общее производственное помещение (мастерскую), однако основная масса артельщиков работала на дому, вручную,
сдавая продукцию в приемочные пункты. Например, общая мастерская упомянутого швейного промколхоза «Красная Игла», работавшего по заказам ЦУМа,
была построена в 1931 году, при основании промколхоза. С тех пор крупных
реконструктивных работ не было, но постепенно оборудование мастерской пополнялось. В описании промколхоза говорится:
«…В Сельцах на дому работают 124 человека и в общей мастерской 60.
…В общей мастерской имеется 26 ножных швейных машин. Иногда приходится договариваться с отдельными членами артели о том, что бы они на время
Краткий очерк кустарной промышленности… С. 35.
Архив МГУ. Ф. 42. оп.6. ед. хр. 84. Описание Промколхоза «Красная Игла», с. Сельцы,
Рыбновский р-н.
4
5
99
приносили свои машины в общую мастерскую, чтобы и самим шить и давать на
ней работать второй смене. При этом промколхоз уплачивает определенное
количество денег на амортизацию машин членам Промколхоза. Электроэнергия… работает с перебоями…»6 Электрическое освещение в мастерской было
проведено только в 1938 году.
К началу Великой Отечественной войны в области было несколько крупнейших промысловых артелей, каждая из которых объединяла от 1000 до 3000
человек. Качество продукции рязанских промысловиков удовлетворяло самым
высоким требованиям. Михайловская кружевная артель «Труженица» в городе
Михайлове изготовляла кружево, вышивку, пошив изделий по договорам с
Центросоюзом и Союзгалантереей,7 кружевная артель «Восход» в городе Скопине поставляла продукцию художественным мастерским Промтреста в Москву),8 вышивальная артель «Восход» в селе Алёшня экспонировала свои изделия
на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке летом 1939 года).9
В 1939 году продолжали экспортировать свою продукцию Забелинский
промколхоз «им. С.М. Кирова» (специализировался на корзиноплетении и заготовке белого прута на экспорт),10 льно-пенько-прядильная сетевязальная фабрика «Красный текстильщик» в городе Касимове (рыболовные сети отправлялись в Иран),11 строчно-вышивальная артель в селе Мураевна (изделия сбывались в Германии, Англии, США).12
Ярким примером, в котором нашла отражение судьба крестьянского сектора экономики на индустриальном этапе, является история хозяйственной деятельности Мосоловской кулёчно-рогожной артели (1918-1939). Кулёчнорогожная промартель в селе Мосолово образовалась в 1918 году на базе существовавшего здесь кулёчного промысла. В 1939 году артель объединяла около
двух с половиной тысяч колхозников. Артель производила кули больших размеров и рогожу. До 1926 года все артельщики работали в собственных жилых
домах. В 1926 году артель выстроила общую мастерскую в селе Мосолово на
100 работников. В 1928 году артель построила в том же селе электростанцию
мощностью 110 кВт для освещения общей мастерской и домов членов артели.
В 1929 году артель выстроила собственную мельницу, которая работала на
энергии, получаемой от электростанции.13 В начале 1930-х годов Мосоловская
промысловая артель была реорганизована в промысловый колхоз. В ходе колАрхив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 84. Там же.
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 172.
8
Там же. С. 297.
9
Там же. С. 221.
10
Архив МГУ. Ф.42. оп.6. ед. хр. 9. С. 17.
11
Там же. С. 99.
12
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 119. Тетрадь 2.
13
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 103. Описание мельницы Мосоловской промартели.
Форма № 1.
6
7
100
лективизации артель лишилась имущественной собственности. Электростанция
и мельница были переданы в ведение Рязанского областного Леспромсоюза. В
1935 году у артели была отобрана общая мастерская – в документах говорится,
что здание было продано Шелуховскому райисполкому.14 К 1939 году артель
оказалась на том же уровне технической оснащенности, какой был до революции – все члены артели были надомниками. Остался прежним и принцип организации труда. Как и в 1913 году, промысел основывался на семейном труде и
его разделении. Наряду с мужчинами работали женщины и даже дети.15
События коллективизации сказались на общем уровне кулеткацкого
производства: в конце 1930-х годов упадок производства был зафиксирован в
общесоюзном масштабе.16 Обследователи Мосоловской артели отмечали, что
«производство за последние годы держится на более низком уровне, чем это
было лет десять тому назад», т.е. до коллективизации.17 Однако, несмотря на
все социальные изменения, артель сохранила конкурентоспособность не только
на внутреннем рынке, но и на внешнем. В 1939 году значительное количество
продукции артели (до 100 тыс. штук упаковочной рогожи) вывозилось за границу.18 Внесла артель свою существенную лепту и в хозяйственное освоение
района. В 1939 году в Шелуховском районе было две электростанции, из которых крупнейшей была Мосоловская. Благодаря электростанции, электрическое
освещение было не только во всех дворах села Мосолово (что до войны было
редкостью в деревнях),19 но и в ближайших селениях, в том числе в районном
центре селе Шелухово, где размещались районные организации, а также сёлах
Фролово, Воршна, Ивановка.20
Таким образом, к моменту завершения «форсированной» индустриализации большую часть населения области по-прежнему составляло крестьянство, в
крестьянской среде воспроизводились элементы традиционного хозяйственного
уклада, сохранялись сложившиеся на предыдущем этапе хозяйственные межрегиональный связи, продолжали свою жизнь и местные промыслы. Предполагаем, что к концу 1930-х годов эти тенденции были характерны и для иных областей центра России, свидетельствуя тем самым о жизнеспособности крестьянского сектора экономики в рассматриваемый период.
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 380. Описание Мосоловской кулёчно-рогожной
промартели.
15
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 381.
16
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 103. Описание села Мосолово.
17
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 381. Описание Мосоловской кулёчно-рогожной
промартели.
18
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 381. Там же.
19
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 9. С. 375. Описание Мосоловской электростанции.
20
Архив МГУ. Ф. 42. оп. 6. ед. хр. 103. Описание села Мосолово.
14
101
5. Человек в космосе: к 50-летию полета
Юрия Алексеевича Гагарина
12 апреля 1961 года один виток космического корабля вокруг Земли продолжительностью 108 минут обозначил начало нового этапа в развитии человечества. Человек в космосе – значение этого события сложно переоценить. С
начала космической эры прошло ровно 50 лет – срок, требующий подвести итоги, настраивающий на выводы и оценки. Каковы итоги прошедших лет, что они
дали? Каковы перспективы? Какое вообще место в этом развитии занимает полет Юрия Гагарина, и каков в целом вклад нашей страны в покорение космоса?
В этом разделе коллективной монографии мы ограничимся последним вопросом, попытаемся оценить масштаб и значение этого события в истории движения человечества к звездам.
Рассматривать покорение космоса отдельно от покорения воздушного
пространства было бы неверно. Завоевание космоса логично вытекало из успехов авиации, без освоения «пятого океана» невозможно было бы проложить дорогу в космос. Космическая техника рождалась из техники авиационной и артиллерийской; первые ракеты, реактивные двигатели, преодоление звукового
барьера – все это применялось и происходило в атмосфере. Разработкой ракет и
космических кораблей занимались выпускники авиационных вузов, прошедшие
школу авиационных конструкторских бюро и лабораторий.
Человек осваивает воздушное пространство давно, и еще дольше, со времен древнегреческой легенды об Икаре, в нем живет мечта о полете. Первые
достоверные сведения о полете человека относятся к 1783 году. 5 июня изобретенный и построенный братьями Жозефом Мишелем (1740-1810) и Жаком
Этьеном (1745-1799) Монгольфье тепловой аэростат поднялся на высоту почти
двух километров и пролетел за 10 минут около 2,5 километров. А 21 ноября состоялся первый в истории полет человека на летательном аппарате. В состав
экипажа вошли физик Жан-Франсуа Пилатр де Розье и маркиз д’Арланд.1
Успешное развитие воздушных шаров, ввиду простоты конструкции и
очевидности физических принципов полета, привело в XIX веке к их активному
использованию как в научных целях (изучение состава атмосферы, атмосферных явлений, географическая съемка земли), так и в военных (воздушная разведка, корректировка огня артиллерии и т.д.). Первая воздухоплавательная рота
французской армии была организована особым декретом в апреле 1794 года,
активно использовались воздушные шары в сражении при Сольферино (1859),
во время франко-прусской войны (1870-1871) и других конфликтах.2
1
2
Авиация: Энциклопедия. Гл. ред. Г.П. Свищев. М., 1994. С. 356-357.
Обухович В.А., Кульбака С.П. Дирижабли на войне. М., 2000. С. 17-20.
102
Первые самолеты – то есть аппараты тяжелее воздуха, которые быстрее,
маневреннее воздушных шаров, – стали строиться во второй половине XIX века. Тут можно вспомнить Александра Федоровича Можайского (1825-1890),
строившего самолет собственной конструкции в конце 1870-х годов и испытавшего его в 1882 году, немецкого изобретателя Отто Лилиенталя (1848-1896),
изучавшего полет птиц и строение их тела и пытавшегося воплотить эти знания
в своих планерах, американца Сэмуэля Ленгли (1834-1906) и других. Однако
первый успешный полет самолета был осуществлен только в 1903 году братьями Уилбером (1867-1912) и Орвиллом (1871-1948) Райт. 17 декабря на аппарате
собственной конструкции, оснащенном собственной же конструкции поршневым двигателем был совершен полет продолжительностью 12 секунд. За это
время самолет преодолел всего лишь 36,5 метров. Именно эта дата считается
датой рождения авиации.
Но уже спустя 20 лет самолеты стали покрывать расстояния в сотни километров, состоялись первые трансконтинентальные и трансокеанские перелеты. В 1919 году – первый перелет через Атлантику по маршруту Ньюфаундленд
– Ирландия; в 1925 году – первый дальний перелет советских летчиков Москва
– Пекин – Токио; в 1927 году – Чарльз Линдберг в одиночку перелетел Атлантику по маршруту Нью-Йорк – Париж.
Успехи в развитии авиации были ошеломительными. Но ученые, изучавшие атмосферу и космос, уже видели ее предел. Было ясно, что и воздушные
шары, и дирижабли, и самолеты имеют свою предельную высоту полета. И
именно в это время, в начале XX века, возникают первые научные концепции
покорения космического пространства с помощью ракетной техники.
Ракеты не были изобретением XX века. Их активно применяли еще в
средние века в Китае. Но до конца XIX века они рассматривались только как
неуправляемое оружие сравнительно небольшой дальности. Только в конце
XIX века стали предприниматься попытки математически объяснить реактивное движение и создать более эффективное ракетное вооружение. В России одним из первых (в 1894 году) этим вопросом занялся химик и изобретатель Николай Иванович Тихомиров (1860-1930). В 1915 году результаты работ
Тихомирова по созданию ракетных снарядов – «самодвижущихся мин реактивного действия» – получили одобрение Н.Е. Жуковского. В 1921 году в Петрограде для продолжения работ по данной тематике была создана лаборатория,
впоследствии получившая название Газодинамической.
Первым, кто доказал, что аппаратом, способным совершить космический
полет, является ракета, был Константин Эдуардович Циолковский (1857-1935),
опубликовавший в 1903 году статью «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Правда, его идеи и проект ракеты для межпланетных
сообщений остались почти незамеченными – малоизвестный калужский учитель пишет про космос и какие-то ракеты…
103
Еще раньше К.Э. Циолковского идею ракетного летательного аппарата с
качающейся камерой сгорания для управления вектором тяги выдвинул народоволец Николай Иванович Кибальчич (1853-1881). Однако впервые его работа
была опубликована только в 1918 году.
Надо сказать, что ставка на ракеты была верной. Потому что и на сегодняшний день они являются единственным транспортным средством, способным вывести космический аппарат в космос. Альтернативные способы поднимать полезный груз на орбиту, такие как «космический лифт», пока что находятся на стадии проектирования.
Вслед за Циолковским и независимо от него в 1923 году немецкий учёный Герман Оберт (1894-1989) также изложил принципы межпланетного полёта, опубликовав книгу «Ракета для межпланетного пространства». Оберт начал
конструировать ракеты с 1917 году, самостоятельно проводя необходимые расчеты, стендовые испытания ракетных двигателей и задумываясь над медикобиологической стороной пребывания человека в космосе. Именно после публикаций Оберта к работам Циолковского был проявлен серьезный интерес.
Еще одним пионером космонавтики был американский учёный Роберт
Годдард (1882-1945). В 1923 году он начал разрабатывать жидкостный ракетный двигатель, работающий прототип которого был создан к концу 1925 года.
А 16 марта следующего года Годдард осуществил успешный запуск первой
жидкостной ракеты.
Считается, что именно Циолковский, Оберт и Годдард заложили в своих
трудах основы ракетостроения. Иногда наряду с ними называется имя Рейнхольда Тилинга (1893-1933), занимавшегося конструированием и испытаниями
собственных ракет со второй половины 1920-х годов и разработавшего многоразовые летательные аппараты, запускающиеся с помощью реактивной тяги, а
спускающихся на крыльях (именно этот принцип был использован впоследствии при создании американских «Шаттлов»).3 Также значительный вклад в
развитие космонавтики внесли работы Ф.А. Цандера (1887-1933), Ю.В. Кондратюка (1897-1942), Р. Эно-Пельтри (1881-1957).
Любопытно узнать, в чем видели смысл и цель покорения космоса основатели ракетостроения. В частности, К.Э. Циолковский предлагал заселить
космическое пространство с использованием орбитальных станций. Он указал,
возможно, тоже первым в мире, что космос может приносить людям практическую выгоду; что космос позволяет создать уникальные условия для производства и даже сельского хозяйства. В упомянутой статье 1903 года (то есть вышедшей еще даже до первого полета братьев Райт) дается грандиозный план
изучения и освоения космоса из 16 пунктов, включающий расселение человечества по всей нашей галактике.
3
Reinhold Tiling. Pionier der Raketentechnik / http://technikatlas.de/~ta16/index.html
104
Циолковский неоднократно подчеркивал, что освоение космоса – это еще
и вопрос обеспечения безопасности человечества, что переселение человечества на другие планеты вблизи какого-либо другого солнца станет насущной
необходимостью, когда наше собственное Солнце начнет значительно остывать. Без освоения космоса человечество обречено на гибель.
Работы отдельных энтузиастов в области ракетной техники, начавшиеся в
1920-е годы в СССР, США и Германии, в следующее десятилетие стали получать более серьезную поддержку со стороны государства, научного сообщества
и частного бизнеса.
В Советском Союзе осенью 1931 года при Осоавиахиме были организованы группы изучения реактивного движения (ГИРД) в Москве и Ленинграде.
МосГИРД объединила таких известных ученых и конструкторов как С.П. Королев, Ю.А. Победоносцев, М.К. Тихонравов, Ф.А. Цандер. В 1932 году в состав ЛенГИРД входило более 400 членов, включая Я.И. Перельмана, Н.А. Рынина и других крупных специалистов. Аналогичные группы возникли и в других городах страны. 17 августа 1933 года в Нахабино (Московская область)
производится успешный запуск первой советской жидкостной ракеты.
В 1933 году на базе ГИРД и ленинградской Газодинамической лаборатории, сотрудником которой являлся, в частности, В.П. Глушко, был создан Реактивный научно-исследовательский институт. РНИИ в течение десятилетия являлся ключевой научно-конструкторской организацией нашей страны в деле
создания ракетной техники и реактивных вооружений. Во второй половине 30-х
годов работа института была подорвана серией арестов руководителей и ведущих работников. Возможно, одной из причин явилось то, что РНИИ был организован по инициативе и при активном участии М.Н. Тухачевского, проявлявшего большой интерес к новейшему вооружению.4
В Германии работы по ракетной технике велись Обществом межпланетных сообщений. После прихода к власти нацистов были выделены крупные
средства на создание ракетного оружия и строительство ракетного центра в Пенемюнде, техническим директором которого стал молодой инженер Вернер фор
Браун (1912-1977).
Если 1920-30-е годы – это начало опытов в СССР, Германии, США по созданию реактивной ракетной техники, то период Второй мировой войны – это
уже время активного военного применения ракет. Всем известны советские
залповые комплексы «Катюша», с дальностью стрельбы 8,5 км, разработка которых была завершена в середине 1930-х годов в стенах Реактивного научноисследовательского института, и немецкие ракеты «Фау», которые могли пролетать до 320 км. Считается, что именно ракета «Фау-2» является первым в исСоколов Б.В. Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «Красного маршала». Смоленск,
1999. С. 318.
4
105
тории человечества объектом, совершившим суборбитальный космический полет5, поднявшись на высоту 190 км.
Учитывая отставание нашей страны в ракетной технике такой мощности,
в 1944-1946 годах советским руководством принимается ряд постановлений и
решений, направленных на изучение немецкого и американского опыта и организацию собственного научно-промышленного комплекса в сфере реактивной
техники.6 В рамках этих работ создаются научные, конструкторские и производственные организации, которые в первую очередь занимаются трофейным
вооружением.
Напомним, что наши союзники по антигитлеровской коалиции поступили
аналогичным образом – вывезя из Германии все, что было связано с ракетной
тематикой, – начиная от станков и материалов и заканчивая специалистами. В
руках союзников оказался и главный козырь в космической игре – именно им
сдался в плен руководитель немецких ракетных разработок В. фон Браун. С
помощью немецких специалистов американцы и англичане смогли запустить
«Фау» уже в 1945 году. Первый полет советской «Фау» с помощью, опять же,
немецких специалистов произошел в октябре 1947 года.
Получив в руки немецкие разработки, многие и американские, и советские специалисты посчитали, что для покорения космоса осталось приложить
не так много усилий. Так, в 1945 году под руководством Михаила Клавдиевича
Тихонравова (1900-1974), создателя ракеты, стартовавшей в Нахабино в августе
1933 года, был разработан проект подъёма двух космонавтов на высоту 200 километров с помощью ракеты типа «Фау-2» и управляемой ракетной кабины.
Проект поддержала Академия наук и одобрило руководство страны. Однако в
трудные послевоенные годы проект был свернут – перед страной стояли более
насущные оборонные задачи: разработка атомной бомбы, «дальнобойных ракет», создание дальней авиации.
Жизнь показала, что полет человека в космос требовал решения еще
множества научных и технических задач, к которым немецкие специалисты в
середине 40-х годов еще только подходили, так что немецкий опыт мало чем
мог помочь. Это, в частности, хорошо понимал возглавивший советские работы
по ракетной технике Сергей Павлович Королев (1907-1966), предлагавший не
тратить время на копирование «Фау-2», а приступить к разработке собственной
ракеты с учетом немецких разработок. Кроме того, «Фау-2» была далека от совершенства – требования Гитлера выпускать все больше и больше ракет для
бомбардировок Англии, Франции, Голландии приводили к тому, что на отладку
Суборбитальным космическим полетом называется полет, в ходе которого летательный аппарат достигает космоса, двигаясь по баллистической траектории со скоростью, недостаточной для вывода на орбиту искусственного спутника Земли.
6
См. например: Постановление Совета Министров СССР № 1017- 419сс от 13 мая 1946 года.
5
106
ракет уже не хватало ресурсов: 20 % собранных ракет отбраковывалось, половина взрывалась, не дойдя до цели; ошибки в наведении составляли до 10 км.
Поставленная перед С.П. Королевым задача предусматривала создание
копии «Фау-2» из отечественных материалов и на отечественном оборудовании
и с исправлением недостатков, обнаруженных у немецкого прототипа. В результате успешная сдача на вооружение баллистической ракеты Р-1 произошла
в 1950 году.
Уже на этом этапе развитие ракетной техники было тесно связано еще с
одним перспективным направлением – а именно с разработкой и созданием
атомного оружия. Практически все мощные ракеты (и в Советском Союзе, и в
США) разрабатывались с двоякой целью: как средства доставки ядерного заряда на территорию противника и как средства вывода человека или грузов на
космическую орбиту. Однако чаще всего, особенно на первых порах, первая
цель превалировала над второй.
Параллельно с работами над Р-1 проектируется еще несколько типов ракет – начиная от мобильной Р-11 и заканчивая межконтинентальной Р-7.
В 1955 году на вооружение принимается баллистическая ракета Р-5,
имевшая дальность полета 1200 км. В июне следующего года на вооружение
принимается Р-5М – первая советская ракета с ядерным боевым зарядом. Размещение этих ракет в конце 1958 – начале 1959 года на территории ГДР фактически создало ситуацию ядерного паритета с Западом и явилось гарантом безопасности нашей страны и стран социалистического лагеря.
Подлинным триумфом советской науки и техники стало создание в 1957
году под руководством С.П. Королева первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты Р-7. Заложенные в ней конструктивные принципы оказались настолько удачными, что послужили основой для создания еще многих
советских ракетных систем.
К этому времени советский ракетно-космический комплекс включал в себя несколько десятков предприятий, связанных с сотнями заводов, поставщиков материалов, оборудования, научными, проектными и строительными организациями. С 1944 года в ряде вузов, постоянно расширяясь, велась профильная подготовка специалистов по конструированию, расчету и производству реактивной и ракетной техники.
Было бы ошибкой считать, что идея «ракетного строительства» не имела
противников, и ее воплощение в жизнь не встречало сопротивления. Одни (речь
идет о специалистах!) считали ракеты детскими игрушками, абсолютно непригодными для практического использования, другие, не отрицая теоретической
возможности создания мощных ракет и полета в космос, считали это делом далекого будущего. Известно, как в середине 40-х годов на предложение возглавить работы по созданию ракет выдающийся авиаконструктор А.Н. Туполев от107
ветил: «Ракеты – это фантазия, а я занимаюсь серьезным делом».7 Что же касается неспециалистов, то их возможность составить свое мнение о полезности
или бесполезности ракет была в значительной степени ограничена той плотной
завесой секретности, которая окутывала все работы в этой области.
Об изменении отношения к ракетам можно говорить, пожалуй, только с
первой половины 1950-х годов, когда они показали свои возможности в обеспечении обороноспособности страны. Не последнюю роль в этом изменении сыграл и личностный фактор – горячим сторонником ракетостроения, часто даже в
ущерб другим оборонным отраслям, был Н.С. Хрущев.
Неопровержимым доказательством идей первых теоретиков космонавтики и ракетостроения стал запуск 4 октября 1957 года первого в мире искусственного спутника Земли, выведенного на орбиту ракетой Р-7. Металлический
шар диаметром полметра, в течение трех месяцев посылавший на Землю непрерывный радиосигнал, произвел небывалый фурор во всем мире. Если оценивать
последствия этого запуска, то наиболее значительными они были даже не для
СССР, а для Соединенных Штатов Америки. На следующий день после запуска
спутника газета «New York Herald Tribune» написала:
«Наша страна понесла поражение в эпическом соревновании XX века...».
«Daily News» опубликовала статью, в которой были такие слова: «Сейчас мы
выглядим довольно глупо со всем нашим пропагандистским визгом, когда мы
утверждали на весь мир, что русские плетутся где-то в хвосте в области научных достижений...». Отрицать достижения русских было уже невозможно, и в
тот же день, 5 октября, Информационное агентство США (USIA) распространило специальный меморандум для прессы, в котором содержались рекомендации для американских СМИ по освещению запуска в СССР спутника Земли.
«Голосу Америки», в частности, было поручено «не осуждать советские достижения», но «избегать утверждения, что запуск искусственного спутника Земли
является доказательством превосходства советской науки».8
Что же помешало Соединенным Штатам воспользоваться в послевоенное
десятилетие огромным потенциалом своей экономики и привезенными из Германии ракетами и специалистами и первыми выйти в космос? На этот счет есть
несколько мнений. Подытоживая их, можно выделить следующие причины. Вопервых, многие в руководстве США (как и в СССР) недооценивали возможности ракетной техники. Во-вторых, в организации работ по ракетной тематике
были допущены явные просчеты (контракт на разработку и постройку спутника
получил Военно-морской флот США, а крупнейшему специалисту в области
ракетостроения В. фон Брауну была поручена разработка ракет малой дальности, к космической программе его подключили только в 1956 году). В-третьих,
7
8
Феоктистов К.П. Зато мы делали ракеты. М., 2005. С. 63.
http://www.kocmoc.info/dssz/b1957.htm
108
имела место и недооценка возможностей Советского Союза по быстрому и эффективному развертыванию аналогичных работ.
Эти причины лежали на поверхности, но надо отдать должное американцам – преподнесенный им урок пошел на пользу. Из космической неудачи были
сделаны не только тактические выводы (такие как расширение космической
программы, увеличение финансирования, оптимизация работы, реорганизация
отрасли, повышение внимания к советской науке и технике), но и стратегические. Несмотря на то, что Информационное агентство США рекомендовало не
говорить о превосходстве советской науки, а отдельные средства массовой информации преподносили успех русских как случайность, руководство Соединенных Штатов прекрасно понимало, что речь идет если не о превосходстве
науки, то о превосходстве системы организации научного поиска и опытного
конструирования. Вывод на орбиту искусственного спутника Земли не может
быть случайностью, за этим стоит труд сотен тысяч людей, имеющих необходимые знания и навыки. Было очевидно, что в Советском Союзе, несмотря на
отставание от США по многим экономическим показателям, сформированы
научно-технические кадры, способные решать задачи любой сложности. И при
этом часто быстрее и лучше американских специалистов. Именно поэтому после очевидного для всех успеха в 1957-го году советского ракетостроения администрация Соединенных Штатов уделила особо пристальное внимание образованию. «Наши школы сейчас важнее наших радиолокационных станций обнаружения, школы таят в себе бóльшую силу, чем энергия атома»,9 – заявил
президент Д. Эйзенхауэр в обращении к американским гражданам в связи с запуском спутника.
С конца 1957 года космическая гонка между СССР и США принимает
драматический характер. Пойдя даже на перестройку среднего и высшего образования, американцы жаждали реванша, а Советский Союз не хотел уступать
своего лидерства. Вот краткая хронология самых ярких событий следующих
трех с половиной лет (как видим, некоторые события происходили с разницей
всего в день или даже совпадали по времени):
– 3 ноября 1957 года – в СССР запущен второй искусственный спутник
Земли «Спутник-2», впервые выведший в космос живое существо – собаку
Лайку. Механизма возврата из космоса еще не существовало, и Лайка погибла.
Тем не менее, ее полет был огромным шагом вперед, показавшим, что жизнь в
условиях космоса возможна. В ходе полета была опробована система обеспечения жизнедеятельности, без которой были бы невозможны последовавшие полеты человека.
– 1 февраля 1958 года – первый успешный запуск американского искусственного спутника Земли «Explorer-1».
9
More Than Survival. San Francisco, 1975. P. 34.
109
– 5 января 1959 года – Национальное космическое агентство США приняло решение о начале отбора кандидатов в астронавты. В тот же день (!) решение об отборе и подготовке космонавтов было принято и в Советском Союзе.10
– 9 апреля 1959 года – в Соединенных Штатах официально объявлены
имена семи летчиков, составивших первый отряд американских астронавтов.
– 14 сентября 1959 года – станция «Луна-2» впервые в мире совершила
посадку на Луну, доставив на нее вымпел с гербом СССР. Впервые в истории
человечество достигло другого космического объекта.
– 18 августа 1960 года – возвращение с орбиты спускаемой капсулы с
грузом (США).
– 19 августа 1960 года – совершён первый в истории орбитальный полёт в
космос живых существ с успешным возвращением на Землю. На корабле
«Спутник-5» полёт совершили собаки Белка и Стрелка.
– 12 апреля 1961 года – в 9 часов 07 минут по московскому времени впервые в истории человечества произошел старт космического корабля с человеком на борту. Полет Юрия Алексеевича Гагарина (1934-1968) на корабле «Восток-1» составил 1 час 48 минут, высота орбиты в апогее достигла 327 км. Космонавт облетел земной шар и благополучно приземлился в окрестности деревни Смеловки Терновского района Саратовской области.
Полтора десятилетия напряженного труда ученых, конструкторов, технологов, инженеров, испытателей, увенчались успехом – человечество вступило в
новую эпоху своего развития. Для оценки масштабов проведенных советскими
учеными и конструкторами работ нужно учесть, что первый космический корабль, сложнейшее на тот момент в мире устройство, был спроектирован и построен в немыслимо короткие сроки – всего за два года. Решение о начале проектирования было принято в апреле 1958 года, а первый запуск беспилотного
корабля произошел уже в мае 1960 года.
Особо нужно сказать о той невероятной ответственности, которая лежала
на плечах Главного конструктора и первого космонавта. Чтобы оценить и понять ее – достаточно посмотреть, на то, какая опасность есть и сейчас при полетах в космос. При выполнении полетов погибло около двадцати космонавтов и
астронавтов, хотя техника не переставая, совершенствовалась, становясь лучше
и надежнее, учитывая прошлые аварии и просчеты. Исходя из современных
представлений о безопасности и требований к ее обеспечению, можно сказать,
что вероятность успешного завершения первого космического полета составляла около 50 %. Но большей вероятности успеха современная на тот момент
наука и техника гарантировать просто не могли: все системы космического корабля, в том числе обеспечивавшие безопасность космонавта были дублированы. Часто системы-дублеры имели иные физические принципы работы, чем ос10
Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 22-10 от 5 января 1959 года.
110
новные системы, что должно было обеспечить более высокие шансы их работоспособности в экстремальных условиях. Но, как известно, предусмотреть все,
не имея практического опыта, – невозможно. Так, изучить невесомость и ее
воздействие на организм можно было только кратковременно (на 25-30 секунд),
создавая ее во время полета на специальном самолете-тренажере. Некоторые
явления оказались недооценены, а с некоторыми человечество столкнулось
впервые. Во время первого, беспилотного, полета космического корабля отказала гироскопическая система ориентации (проблема трения в вакууме была
еще фактически неисследована), зато сработала система ориентации по Солнцу.
А во время снижения корабля Юрия Гагарина из-за расчетных ошибок и некорректной работы автоматического оборудования космонавт получил дополнительную перегрузку.11
Наши конкуренты отстали от нас совсем ненамного – 5 мая 1961 года в
космос полетел американский астронавт Алан Шепард. Суборбитальный пилотируемый полет (то есть не полноценный виток вокруг Земли с выходом на орбиту, а полет по параболе) продолжался 15 минут 22 секунды. В полете капсула
с космонавтом достигла максимальной высоты 185 километров и приводнилась
в Атлантическом океане в 480 километрах от места старта.
Первый орбитальный полет американский астронавт Джон Гленн совершил только 20 февраля 1962 года. Продолжительность космического полета составила 4 часа 55 минут.
Таким образом, полет Юрия Гагарина венчал собой целый ряд экспериментов и завершал небывалый объем научных поисков. За неполные 60 лет, на
жизни одного поколения, произошел огромный скачок – от первого неумелого
полета планера с мотором до покорения космоса.
Надо полагать, подлинное значение этих десятилетий, а в особенности
событий 1950-1960-х годов, возможно, будет оценено не очень скоро – большое, как известно, видится на расстоянии. Какую роль в этом успехе сыграл
научный и технологический прогресс? Какое значение для него имели военные
и политические конфликты, соображения престижа? Какова роль отдельных
людей – Королева, Гагарина, Циолковского и других? Надо ли забывать имена
тех людей, кто организовывал работу ракетно-космической отрасли и имена которых сейчас известны хуже, чем имена «секретных» конструкторов?
Полет первого космонавта имел не только техническое значение как достижение ракетной техники (как видим, запуски ракет и спутников стали к
началу 60-х годов чуть ли не обычным явлением). И не только политическое – в
очередной раз доказав преимущества советской науки и техники, подняв престиж нашей страны и советского строя. Полет Гагарина имел огромное значение для наук о человеке. Стало ясно, что человек – это не только земное суще11
Хайрюзов В.Н. Юрий Гагарин. Колумб Вселенной. М., 2011. С. 126-129.
111
ство, он может существовать в космосе, осваивать другие планеты и звездные
системы. Предсказания учителя-самоучки из Калуги сбылись. И все это требовало переосмысления места человека в истории и в мироздании вообще. Подвиг
Гагарина заставил, думается, каждого человека на планете взглянуть на себя
немного по-другому.
«Почти всем нам казалось, что после 12 апреля 1961 года мир начнет
жить по-новому. Без нищеты, без голода, без войн, без эксплуатации, без обмана, без болезней и недугов. Мы были уверены, что он будет улыбаться той ясной и доброй улыбкой, которая была подарена Земле первым небожителем.
Этот всплеск надежды, может, впервые за историю человечества объединил
всех людей», – вспоминал писатель и историк Валерий Николаевич Ганичев,
лично знавший Гагарина.12 Первый космонавт планеты стал не только символом побед Советского Союза, но и человечества в целом, чему подтверждением
– та невероятная популярность Гагарина во всех уголках мира. Он стал символом победы человеческого гения, новой эпохи, которая продолжается и сейчас.
К сожалению, она сложилась не совсем так, как думал Валерий Ганичев и еще
миллионы людей в разных странах, она не оправдала их надежд ни на скорое
завоевание космических далей, ни на решение глобальных проблем на Земле.
Почему этого не произошло – тема отдельного исследования. Но уж точно, это
не вина тех поколений исследователей, конструкторов и мечтателей, прокладывавших дорогу сперва в небо, а потом в космос, что они подарили человечеству
надежду на близость золотого века.
Валерий Ганичев. Неба житель – Юрий Гагарин /
http://sp.voskres.ru/publicistics/gagarin1.htm
12
112
Глава 3. Политические и социальные аспекты отечественной
и мировой истории
1. Вопросы национальной государственности в программах
политических партий Российской империи после 1905 года
В программах политических партий, возникших в Российской Империи в
ходе событий 1905 года, содержались положения, касающиеся различных
вопросов политической, социальной, экономической жизни государства.
Конкретный набор и характер требований зависели от того, что представляла
собой та или иная общественно-политическая организация в количественном,
качественном, идейном отношениях.
Количество возникших в то время партий оценивается в литературе поразному; называются цифры и 150, и 200, и 240 и даже больше. Точная цифра
для нас сейчас не принципиальна, во всяком случае, ясно, что их количество
исчислялось сотнями. Конечно, большинство из названных партий были
немногочисленными, многие – недолговечными, не все они имели
значительный вес в обществе, однако эти организации действовали, оказывали
влияние на политическую обстановку в стране и безусловно внесли свой вклад
в формирование революционной ситуации. Они в значительной степени идейно
подготовили и 1917 год, ведь подавляющее большинство партий выступали
против существовавшего политического режима, были либо умеренно
оппозиционными
существовавшей
власти,
либо
революционными,
радикальными. Значительная их часть была представлена партиями,
носившими ярко выраженный национальный либо региональный характер:
партии польские, еврейские, украинские, закавказские…
Во многих регионах Империи к началу ХХ века сложилась своя
интеллигенция. В значительной степени она была революционизирована, и в
этом случае видела свою роль в том, чтобы использовать национальную борьбу
как еще один рычаг в борьбе с центральной властью. Эта интеллигенция чаще
всего находилась под влиянием русской революционно-демократической
интеллигенции. Далеко не в последнюю очередь это было следствием общения
с русскими радикальными элементами. Вспомним, что издавна, по традиции
революционеры, и просто нежелательные для властей элементы ссылались
именно на окраины: в Сибирь, в Среднюю Азию, на Кавказ. Влияние это было
длительным, постоянным и не могло пройти бесследно.
Именно на окраинах государства возникали многие политические
организации. Петербург никогда не держал здесь монополии. Начиная с
113
декабристов («Южное общество», «Общество первого согласия», «Общество
соединенных славян» и др.) и кончая пролетарскими организациями
(«Южнороссийский союз рабочих», многочисленные социал-демократические
организации) национальные регионы России активно используются
революционерами в качестве баз для своей деятельности. В Одессе, Варшаве,
Гельсингфорсе или Киеве возможности для революционной работы были
значительно благоприятнее, чем в столицах. Жандармы, правительство –
дальше, «заграница» – ближе, а кое-где регионы пользовались и правами
автономии, которая ограничивала свободу действий центральных властей.
Мы остановимся на тех направлениях программных документов
политических партий этого периода, в которых выражались их взгляды на
желательные (с точки зрения идеологов этих организаций) изменения в
характере
национально-государственного
устройства
государства,
и
рассмотрим мы не все партии, а наиболее влиятельные, чьи требования были
наиболее характерны для обстановки в стране от начала ХХ века до революции
1917 года.
Говоря о российской социал-демократии, отметим, что длительный
период после основания в 1898 году РСДРП платформа партии по всем
основным программным вопросам была единой, а после раскола на
большевиков и меньшевиков в 1903 году – близкой по своим основным
положениям и у большевистских и меньшевистских организаций, которые в
центре и на местах сходились, расходились, спорили, но все-таки оставались в
рамках единой партии.1 Остановимся на решениях Всероссийской конференции
меньшевистских и объединенных организаций РСДРП, состоявшейся в мае
1917 года, когда под влиянием мировой войны взгляды того и другого крыла
российской революционной социал-демократии разошлись уже довольно
существенно.
В проекте резолюции по национальному вопросу конференция отметила
опасность сочувствия, «с которым широкие массы угнетенных народностей
встречают сепаратистские тенденции своих мелкобуржуазных классов,
тенденции, представляющие серьезную опасность сплоченности сил
пролетариата и единству рабочего движения в стране».2 Эта опасность, по
мнению составителей программы, вызвана стремлением имущих классов
господствующей национальности к безраздельному экономическому
господству во всей стране. Здесь мы встречаемся с одним из основных тезисов
революционной оппозиции, который прочно утвердился в программатике как
В настоящей разделе мы не касаемся программных установок на рассматриваемый предмет
большевиков; эта партия пришла к власти и практически реализовала свои программные
положения в этой части, о чем имеется обширная научная литература.
2
Программные документы политических партий России дооктябрьского периода / Под ред.
Л.С. Леоновой. М., 1991. С. 98.
1
114
левых, так и правых, как крайних, так и умеренных партий, и практически всех
региональных партий, а именно: русская нация — это якобы «нация
угнетателей», она живет «благополучнее» прочих и «строит свое благополучие
на угнетении других наций». Справедливость, по их мнению, заключается в
том, чтобы перераспределить богатства страны, и если, как они полагали,
«лишить» русских возможности «грабить другие народы», это приведет к
расцвету последних.
Ясно, однако, что эти исходные позиции, ошибочные сами по себе,
основывались также на ошибочных постулатах. Так, уровень жизни
великороссов не был выше уровня жизни других народов до 1917 года, как и
впоследствии, о чем свидетельствуют известные данные о продолжительности
жизни, уровне потребления в центральный российских регионах по сравнению
с окраинными. Произошедший после 1917 года передел собственности, частной
и общегосударственной, созданной в основном трудом русского народа, в
пользу других народов путем перекройки принципов хозяйствования
(известная политика выравнивания уровней развития регионов) не обогатил
последних и не создал равную по параметрам хозяйственную структуру в
разных частях страны. Марксистский подход, а точнее, сугубо позитивистский:
создай равные условия в разных регионах, и дела пойдут одинаково – оказался
ошибочным. И эта ошибочность проступает и в соответствующих программах
революционных партий.
Так, в уже упомянутом выше документе далее говорится: «Усиливая друг
друга, политика централизма и политика сепаратизма являются серьезной
угрозой делу революции, дробя ее силы», т.е., что называется, «оба хуже» – и
централизм, и децентрализация. Однако из последующего текста следует, что
децентрализация все-таки лучше, ибо «революционная Россия должна
бесповоротно покончить с политикой мертвящего бюрократического
централизма и решительно пойти по пути децентрализации».3
Правда, степень децентрализации не уточняется: просто, как насущная
задача выдвигается «широкая политическая автономия для областей,
отличающихся как национальными и этнографическими, так и культурноисторическими и социально-экономическими особенностями».4 Однако и здесь
не ясен характер этой автономии: что понимается под «политической
автономией»? Каковы границы этой автономии? Эти вопросы обходятся.
Однако, поскольку в подобном документе совсем не коснуться подобного
вопроса нельзя, принимается своеобразная «соломонова» формулировка.
Заявляется, что границы подобной автономии, равно как «взаимоотношения
между автономными областями», должны быть установлены Всероссийским
Учредительным Собранием, причем российский пролетариат «будет отстаивать
3
4
Там же. С. 98.
Там же. С. 98.
115
условия, обеспечивающие единство и успешность его классовой борьбы и
наиболее благоприятствующие развитию производительных сил, как отдельных
областей, так и России в целом».5 Одна из целей – содействовать развитию
производительных сил в центре и на местах. Далее говорится о гарантиях
культурного развития для национальных меньшинств, причем упор делался на
развитии национальной школы и языка.
Если подвести реальный итог, абстрагироваться от нагнетания
революционной риторики («бесповоротно», «мертвящего», «решительно» и
т. п.) и выявить реальную позицию меньшевиков, то можно констатировать, что
они выступали за децентрализацию, но против развала государства:
«автономные области», не республики. Однако конкретные формы автономий
не были выработаны. Пусть, дескать, решает Учредительное собрание. Проект
не был обсужден из-за недостатка времени, однако он, конечно, отражал
реальную позицию партийных кругов. Другие документы, официально
принятые, трактовали подобные вопросы в том же ключе: государство –
единое, необходимость укрепления власти «революционного правительства в
центре и на местах», однако контуры политики, отношение к регионам
оставались за кадром, присутствуя в документах лишь в виде лозунгов общего
характера.
Много похожего имелось в программных требованиях партии
социалистов-революционеров. В партийной программе 1906 года нашли
отражение типичные для социалистов требования. Отметим лишь обычную
оценку значения классовых антагонизмов, которые якобы перерастают в
организованную борьбу классов. Последняя же сталкивается с «пережитками
старой междусословной, расовой, религиозной и национальной борьбы».
«Поместное дворянство и деревенское кулачество», защищающие монархию и
монархия в целом обвиняются в том, что «прибегают к усиленному угнетению
покоренных
императорской
Россией
национальностей,
насаждая
национальный, расовый и религиозный антагонизм»6. Далее идут обычные
обвинения в «затемнении» сознания рабочих.
Оставляя в стороне большинство из социальных обвинений и требований,
акцентируем внимание на важнейших для рассматриваемой темы
конструктивных программных положениях. Это требование конституирования
демократической республики «с широкой автономией ее областей и общин»,
необходимость возможно более широкого применения федеративных
отношений «между отдельными национальностями», признание за ними
безусловного права на самоопределение, пропорциональное представительство,
введение родного языка во все местные, общественные и государственные
учреждения, и к тому же «в областях со смешанным населением право каждой
5
6
Там же. С. 99.
Там же. С. 121, 123.
116
национальности на пропорциональную своей численности долю в бюджете,
предназначенном на культурно-просветительные цели, и распоряжение этими
средствами на началах самоуправления»7. Последнее по существу означает
требование известной самостоятельности регионов, в которых проживают
инонационалы. Обращает на себя внимание тезис о федеративных отношениях
«между национальностями» – не между регионами. Тезис весьма
противоречивый, не получивший необходимых пояснений. Не оговариваются
также формы самоопределения.
Впоследствии многие требования, сформулированные в программе,
повторялись. Однако к 1917 года в основополагающие теоретические
принципы деятельности партии были внесены достаточно существенные
коррективы. Так, в материалах третьего съезда партии (май-июнь 1917 года)
отмечалось, что «в культурном и политическом развитии народов
общечеловеческое содержание этого развития неотделимо от национальных
форм его»8. Вновь говорилось о федеративной республике, однако уточнялось:
как и в других странах, в России необходимо развитие в сторону «автономизма
и федерации». То есть больший акцент делался на единство, централизацию
страны, которая виделась эсерам в форме государства «с территориальнонациональной автономией в пределах этнографического расселения
народностей» и с обеспечением основными правами национальных
меньшинств. В отношении дисперсно проживающего населения вновь
говорилось о языках, пропорциональном отчислении от бюджета «для нужд
персонально-автономных общин национальных меньшинств».9 Здесь, кстати,
можно усмотреть сдвиг к принятию идеи создания на территории России
автономных национальных образований («территориально-национальная
автономия»). Заметим: большевики шли сходным путем.
В программе Народно-социалистической партии заявлялось, что в
области местного и областного самоуправления партия будет добиваться
организации на широких демократических началах земского, городского и
местного самоуправления и введения «в тех местностях государства, где этого
пожелает население, национально-областной и областной автономии с
предоставлением областным представительным учреждениям, организованным
на широких демократических началах, законодательных прав по местным
делам».10
Особое внимание обращает на себя то, что ни у меньшевиков, ни у
эсеров, ни у энесов в программных документах специально не оговариваются
Там же. С. 124.
Там же. С. 156.
9
Там же. С. 156-157.
10
Программы политических партий в России / Под ред. И.В. Владиславлева. 2-е изд.
М., 1917. Вып. 1. С. 56-66.
7
8
117
вопросы, связанные со степенью и границами самостоятельности регионов.
Речь идет лишь о культурной, и в какой-то степени – о политической
автономии. В документах можно проследить элементы финансовой
самостоятельности. Если это сопоставить с пониманием меньшевиками и
эсерами социальных процессов в обществе, пониманием роли пролетариата,
тем, что они не подвергали сомнению необходимость сохранения единого
государства (нигде нет требования образования самостоятельных государств по
национальному либо региональному принципу), то вывод можно сделать один:
левые партии, работая на идею свержения существовавшего социального строя,
не собирались менять форму существования общегосударственного
хозяйственного организма. Они также не поднимали вопроса о влиянии
национального, регионального факторов на производственные или
политические процессы.
Теперь обратимся к документам более «правых», несоциалистических,
«буржуазных» организаций. В программе «Союза освобождения»,
образованного в соответствии с манифестом 17 октября 1905 года,
признавалось
необходимым,
чтобы
«государственное
устройство
преобразованной России было утверждено на широком местном и областном
самоуправлении»11. Союз ставил одной из своих целей добиться того, чтобы
«освобожденная Россия сознательно и решительно порвала с характерными для
самодержавия угнетением окраин и бюрократической централизацией».
Заметим, что формулировка требования рассматриваемой «буржуазной»
организации, сделанная в 1905 году – гораздо более резкая и определенная, чем
соответствующие формулировки, сделанные социалистическими партиями
гораздо позже, в условиях революции 1917 года.
В каком же понимании местного самоуправления согласились все группы
Союза? Прежде всего, необходимо «всецело восстановить» конституцию
Финляндии, обеспечивающую ее «особенное государственное положение», что
должно быть «торжественно признано» в основных законах Российской
империи. Всякие общие России и Финляндии мероприятия должны быть
впредь делом соглашения между соответствующими «законодательными
факторами Империи и Великого Княжества». Далее. «Самое широкое
областное самоуправление должно быть, во всяком случае, предоставлено
областям Империи, резко обособленным по своим бытовым и историческим
условиям, напр. Польше, Литве, Малороссии или Закавказью»12. В отношении
«народностей, входящих в состав России» (именно так, а не «инородцев») –
«мы, безусловно, признаем их право на культурное самоопределение». И
следуют требования общедемократического порядка, в том числе – широкое
местное самоуправление. Если суммировать все эти требования и перевести их
11
12
Программные документы политических партий России дооктябрьского периода. С. 158.
Там же. С. 160.
118
на современный политический язык, то речь здесь идет о многообразии
вхождения регионов в состав единого централизованного государства.
В программе имелись и требования экономических преобразований. Они
достаточно радикальны, исходя из представлений составителей о том, что «вся
хозяйственная жизнь России до корня извращается политическим рабством, в
котором коснеет страна».13 Расшифровка этого – детальна, но не носит
национального или регионального оттенка. Ничего не говорится и о собственно
великорусских проблемах. Подход – чисто отраслевой, народное хозяйство
рассматривается как организм, работающий на единых принципах. Весь вопрос
совершенствования этого механизма, как и прогресса наций, живущих в
государстве, заключался в политических свободах и общих экономических, а
точнее, как следует из содержания документа, экономико-социальных
реформах.
Много сходного с отмеченными выше положениями можно найти у
кадетов. В программе Конституционно-демократической партии, выработанной
учредительным съездом в октябре 1905 года, например, почти в тех же
выражениях говорилось о будущих принципах взаимоотношений с
Финляндией, Польшей, о необходимости введения для всех регионов «местной
автономии и областных представительных собраний». В то же время программа
содержит интересные, на наш взгляд, частности. Так, автономия Польши
вводится «при условии сохранения государственного единства и участии в
центральном представительстве на одинаковых с прочими частями империи
основаниях», а также при обязательном соблюдении «гарантии гражданской
свободы и права национальности на культурное самоопределение» для
проживающих на территории Польши народов.14 В своей вступительной речи
на съезде лидер кадетов П.Н. Милюков разъяснял: конституционнодемократическая партия не отрицает принципа единства России, но является
«непримиримым
противником
бюрократической
централизации
и
манчестерства», и никогда не будет стоять на страже «узких классовых
интересов русских аграриев и промышленников».15
В программе кадетов, в том виде, как она сложилась к 1917 году, есть
более оригинальные и четкие формулировки. В частности, партия считала, что
«местное самоуправление в самом широком смысле должно быть
распространено на все Российское государство». Отчуждаемые земли
предлагалось передавать «в государственный земельный фонд», откуда
распределять между нуждающимися «сообразно с особенностями
землевладения и землепользования в различных областях России».16 Как видим,
Там же. С. 163.
Там же. С. 168, 171.
15
Там же. С. 166.
16
Сборник российских политических программ. 1917–1955 гг. «Посев», 1989. С. 21-22.
13
14
119
эта партия («левая» – как она аттестуется собственными деятелями) отстаивала
целостность страны и со временем делала это все более определенно. Во
всяком случае, программные формулировки со временем уточнялись именно в
данном направлении.
Октябристы по интересующим нас вопросам высказывались еще
определеннее, чем их соседи по общественно-политической нише. В известном
воззвании «Союза 17 октября», составленном и напечатанном в 1905 году, уже
в самом названии первого параграфа прямо формулируется одна из основных
мыслей документа: «Сохранение единства и нераздельности Российского
Государства». Данная формулировка «обязывает признать, что жизненным
условием для укрепления внешней мощи России и для ее внутреннего
процветания является ограждение единства ее политического тела, сохранение
за ее государственным строем исторически сложившегося унитарного
характера. Вместе с тем положение это обязывает противодействовать всяким
предположениям, направленным прямо или косвенно на расчленение Империи
и замену единого государства государством союзным или союзом
государств».17 Далее эти положения уточняются.
Октябристы высказываются за демократические свободы, за развитие
местного самоуправления, право отдельных национальностей на защиту своих
культурных нужд. Делается акцент на равенстве в правах «всех русских
граждан без различий национальности и вероисповедания» и допущении
объединения «отдельных местностей Империи в областные союзы для
разрешения задач, входящих в пределы местного самоуправления». Вместе с
тем, Союз отрицает «идею федерализма в применении к русскому
государственному строю». Признавая, как и подавляющее большинство других
политических организаций, право на автономию за Финляндией, октябристы
точно так же оговаривают возможность для Финляндии воспользоваться этим
правом с условием сохранения государственного единства странны.
Из сказанного можно сделать вывод, что сторонники сохранения
известной централизации в стране, в том числе и экономической жизни, не
собирались ломать существовавших экономических отношений. Правда, они
считали, что подъем народного благосостояния возможен лишь при том
условии, «чтобы нашему национальному характеру были возвращены те
драгоценные качества, которых он лишился под влиянием старого порядка,
основанного на правительственном надзоре, правительственной опеке,
правительственной помощи. Политическая и гражданская свобода,
провозглашенная манифестом 17 октября, должна пробудить к жизни
дремлющие народные силы, вызвать дух смелой энергии и предприимчивости,
дух самодеятельности и самопомощи и тем самым создать прочную основу и
17
Там же. С. 181.
120
лучший залог нравственного возрождения»18. Итак, централизация, но не опека,
самостоятельность регионов, но унитарное государство, модернизация, но с
учетом национальных ценностей. Освободить граждан от политического
давления, и тогда экономика и культура будут развиваться на тех же общих
принципах, но свободнее, шире, чем это было прежде.
Как и у других партий, программные положения октябристов развивались
и так же становились более определенными. В программе Союза декларируется
(также первым пунктом): «Сохранение единства и нераздельности Российского
Государства, представляющегося в виде конституционной монархии на
основании манифеста от 17 Октября 1905 года; сохраняя единство Государства,
нужно противодействовать всяким предложениям, направленным прямо или
косвенно к расчленению империи; отрицая идею федерализма в применении к
русскому государственному строю, вполне допускается (так в тексте – А.Н.)
объединение отдельных местностей империи в областные союзы;
исключительно за Финляндией признается особое положение, дающее ей право
на известное автономное государственное устройство при условии сохранения
государственной связи с империей».19 Как видим, налицо некоторые
повторения формулировок «Воззвания», однако формулировки эти становятся
несколько более расширенными. В частности, понятнее становится смысл,
вкладываемый октябристами в термин «автономия» – это лишь «известные»
права внутри империи. Характерна приверженность монархии.
Представляют
интерес
взгляды
составителей
документа
на
предполагаемую организацию экономической жизни регионов. Так, среди
гражданских
прав
фигурируют
«свобода
передвижения,
труда,
промышленности, торговли и т.д.» (подчеркнем: в рамках империи).
Предлагается расширение и усовершенствование законодательства о рабочих
«в соответствии с местными особенностями отдельных производств. (Это очень
важно: признание факта местных особенностей производства; напомним, что
речь идет о партии буржуазии, предпринимателей, торговцев, прекрасно
понимающих значимость предложений – А.Н.) и с началами, принятыми в этой
области в наиболее просвещенных промышленных государствах».20
Это тоже важно: как в других государствах, «просвещенных», целостных,
централизованных, с единым хозяйством. Россия – такое же, причем
«промышленное» государство. Далее программа содержит повторение уже
знакомого: «Развитие и укрепление начал местного самоуправления», и новое:
«содействие подъему производительных сил, особенно в области
сельскохозяйственной промышленности, организация доступного населению
сельскохозяйственного, промышленного и торгового кредита». Здесь речь идет
Там же. С. 190.
Там же. С. 22.
20
Там же. С. 22.
18
19
121
о традиционной для России – и не только для великороссов – отрасли
производства «сельскохозяйственной промышленности», а также о
характерных для русского хозяйства формах производства – мелкой
промышленности, которая была развита, но которую в стране повсеместно в
начале ХХ века душил недостаток именно мелкого кредита. Наконец, как
очередная задача поставлено: «наилучшее использование народных богатств,
причем должен быть облегчен доступ к эксплуатации местных и минеральных
богатств, принадлежащих Государству»21. Местные богатства принадлежат
Государству (с большой буквы), т.е. для единого государства видятся
централизация, унитаризм в хозяйственной области как непременные атрибуты.
Автономия, таким образом, не должна распространяться на экономику, а
должна была охватывать исключительно административную сферу.
«Прогрессивный блок» выступал за введение земства на окраинах
страны.22 В социально-экономической программе «Прогрессивной партии»
(«прогрессистов») имелись пункты о защите народнохозяйственных интересов
страны в отдельных отраслях хозяйства, но не в региональном аспекте.23 На
своем съезде в ноябре 1912 года «прогрессисты» заявили, что они выступают за
«устранение посягательств на национальные особенности, культурную
самобытность, родной язык и религию входящих в состав Империи
народностей». Члены «Прогрессивного блока» понимали связь между
«политическим строем страны и ее экономической жизнью» и подчеркивали,
что «должны настаивать на проведении реформ в таком виде, чтобы они
действительно удовлетворяли потребностям страны».24 Партия «Мирного
обновления», пытавшаяся играть роль конституционного центра, так же
отличилась расплывчатостью требований в этой части; в программе говорилось
о предоставлении автономного управления «отдельным областям или
определенным территориям».25
Вопреки распространенному мнению, монархические организации
России, имея собственные взгляды по многим вопросам, так же как и
социалистические, как либеральные, «центристские», стояли за реформы. Так,
монархисты-конституционалисты, или «царисты», для которых царь – «отец
народа», «покровитель всякого благого начинания», «душа и совесть великого
народа», заявляли: «В области внутренней политики царисты признают всю
непригодность отжившего свой век государственного строя».26
Там же. С. 23.
См.: Политические партии России (первая четверть ХХ в.): Справочник. Брянск,
1993. С. 17.
23
Там же. С. 69.
24
Программные документы политических партий России дооктябрьского периода.
С. 191-193.
25
Политические партии России. С. 63.
26
Сборник российских политических программ. С. 23.
21
22
122
«Союз русского народа» представлял себе Россию будущего как единую
и неделимую империю, в которой преимущественными правами наделена
русская народность (причем не делалось различия между великороссами,
малороссами и белорусами). При этом полагалось, что государственное
устройство должно функционировать «на строгих началах законности, дабы
множество инородцев, живущих в нашем отечестве, считали за честь и благо
принадлежать к составу Российской империи и не тяготились бы своею
зависимостью».27 Интересы других наций принимались Союзом в расчет в том
случае, если они не противоречили интересам русских. Русской народности,
говорилось в программе СРН, «принадлежит первенствующее значение в
государственной жизни и государственном строительстве», а «все инославные
и нехристианские народности являются на Земский собор или в
Государственную думу только на правах челобитчиков».28
Союз предостерегал: «Мы идем неуклонно по пути к гибели и
разрушению государства Российского». Одна из основных причин опасности
виделась ему в том, что «современный бюрократический строй» встал между
народом и монархом. Ближайшая цель деятельности Государственной Думы –
заботиться о действительных нуждах народа и государства, «помогать
законодателю осуществлять назревшие преобразования». К власти обращались
с призывом добиваться установления «строгого порядка и законности на
твердых началах свободы слова, печати, собраний, союзов и
неприкосновенности личности, но с установлением правил, определяющих
границы указанной свободы, дабы не нарушался государственный
правопорядок и не затрагивались бы права отдельных лиц и дабы она сама
была ограждена от произвола».29 Итак, «Союз русского народа» (а в его состав
влилось много организаций – Союз русских патриотов, Союз земледельцев
(дворянский), «Общество хоругвеносцев», нижегородское «Белое знамя» и др.)
также высказывался за реформы, хотя и устанавливал пределы этих реформ в
соответствии со своими политическими воззрениями.
«Русская монархическая партия», одна из радикальных организаций,
исходившая в своей деятельности из недопущения и мысли о том, чтобы
«предоставить инородцам и иноверцам... те же права, как и коренному
русскому народу», тем не менее, считала неизбежным наступление удобного
времени для «основательных, зрелообдуманных, государственных реформ». В
рамках империи, считала она, «местные национальные особенности отдельных
групп населения могут свободно существовать и развиваться», для чего
необходимо «свободное развитие местной административной и общественной
самостоятельности». Характерно однако, что уже в первых строчках своей
Политические партии России. С. 17.
Там же.
29
Там же.
27
28
123
программы партия со всей определенностью заявляла о своем «убеждении, что
никакие реформы, в которых так нуждается Россия, не могут принести благих
плодов, коль скоро они будут производиться под натиском теперешнего
революционного движения».30 Здесь для нас особенно интересно не столько
отношение к революционному движению (оно понятно), сколько признание
самой необходимости реформ в стране, реформ, «в которых так нуждается
Россия».31
Партия, как и все без исключения монархические организации, стояла за
сохранение «единства и целости» государства и резко критиковала
«изменников России», которые «задумали отделить от России ее окраины и
превратить ее в первобытное состояние небольшого государства, включающего
в себя одни только великорусские губернии». По воззрениям идеологов данной
организации, русский человек должен «как в центре своего Отечества, так и на
его окраинах чувствовать себя хозяином того дома, в котором он гостеприимно
приютил как мирных инородцев, так и бывших врагов России».32
Местная общественная жизнь в России представлялась сторонникам
партии «совершенно ненормальным явлением», так как с одной стороны, она
находилась под влиянием петербургской бюрократии, а с другой – под
влиянием «безответственного» земства. При этом партия большое внимание
уделяла «содействию развития плодотворности национального народного
труда», под которым понимала, прежде всего, сельскохозяйственное
производство, кустарное производство в деревне и городе, а также
промышленность, не находящуюся под контролем иностранного капитала.33
Большое значение придавалось переселенческой политике на принципах
добровольности по причине перенаселенности центральных губерний.
Переселение считалось важным и «в смысле прикрепления к России дальних
окраин посредством заселения их русским народом». Такими окраинами
считали Северный край, Сибирь, Средняя Азия, Кавказ, «а также те южные и
юго-восточные губернии России, которые, к великому для нее ущербу,
находятся в руках Армян, Немцев и Евреев». Кстати, партия высказывалась за
переселение в эти регионы не только крестьянства, но и «помещиков-дворян»,
так как «правильное сельское хозяйство возможно лишь при зрелообдуманной
комбинации крупного и мелкого землевладения».
Вместе с тем, эта партия считала ошибкой правительства большие
«непроизводительные» капиталовложения, в частности, на окраинах
государства, прежде всего на Дальнем Востоке, приведшие к перенапряжению
хозяйства и к тяжелой для страны войне. Следует отметить, что программные
Программные документы политических партий России дооктябрьского периода. С. 211.
Там же.
32
Там же.
33
Там же. С. 212.
30
31
124
требования
партии
были
достаточно
детализированными
и
целенаправленными. Россия виделась в ней как единый, целостностный
организм – во всех отношениях.34
В том же 1906 году, когда Русская монархическая партия формулировала
свои постулаты, близкий к ней по идеологии «Русский народнический
всесословный союз», «твердо веруя в благотворительную совместную работу
всех народов России в Государственной думе», «опасаясь всяких автономий как
первой ступени к раздроблению единой России», тем не менее, заявлял, что
будет настаивать «на предоставлении нерусским народностям, населяющим
Россию, самого широкого местного городского и земского самоуправления и
родного языка в начальных школах и местных судах».
«Отечественный союз» первым и основным положением своей
программы признавал «начало целости и нераздельности русского государства,
с допущением для окраин лишь таких вызываемых местными условиями
особенностей, которыми не нарушалось бы единство России», хотя при этом «в
отношении иноплеменных частей населения России» признавалось
обязанностью государства «оберегать их законные интересы». 35 К
основополагающим принципам любых монархических организаций можно
отнести повторяющиеся в разных редакциях типичные утверждения: «Царское
Самодержавие... является залогом... внутреннего Государственного единства
России», «чуждое стеснений местной жизни, управление окраинами должно
ставить на первое место общегосударственные интересы и поддержку законных
интересов русских людей. Все же попытки к расчленению России под каким бы
то ни было видом не должны быть допускаемы. Россия едина и неделима».36
Следует отметить, что большинство региональных партий повторяли
требования, сформулированные в Центре, тем более, что эти партии были часто
связаны – идейно и даже организационно – с партиями Центра: украинские
социалисты, социал-демократия Польши и Литвы, и др. Но и в программных
документах даже сугубо локальных организаций, таких, как Центральная рада,
Белорусская рада, Сфатул цэрий, в национальном вопросе практически не было
требований, кардинально отличных от тех, которые выдвигались
общеимперскими общественно политическими организациями.
Все это позволяет заключить, что необходимость изменений в
общественном и государственном строе страны осознавалась и
формулировалась с начала ХХ века практически всеми общественнополитическими организациями независимо от их политических взглядов. Для
всех этих организаций национальный вопрос не был вопросом первостепенной
важности. Партии высказывались, прежде всего, по социальным вопросам, и в
Там же. С. 201-215.
Там же. С. 215-217.
36
Там же. С. 217 и далее.
34
35
125
тех случаях, когда заявляли о существующем в стране «национальном
угнетении» или, напротив, о «засильи инородцев и иноверцев», делали это в
контексте оценок общеполитической ситуации. Все партии рассматривали
государственное единство России как данность и не подвергали его
необходимость какому-либо сомнению. Точно так же не поднимался вопрос о
реорганизации хозяйства в смысле изменения парадигмы региональных
аспектов хозяйства. Все в обществе признавали цементирующим ядром
русскую нацию, а хозяйство великорусских регионов рассматривалось как
основа общегосударственного хозяйства в целом. Различия в отношении
национальных требований, формулируемых партиями всевозможных
направлений, касались самой целесообразности предоставления политической
автономии регионам, ее степени, возможности предоставления, перечня
регионов, которым в будущем следовало бы такую автономию в рамках
российского государства предоставить. Именно по этой шкале и расходились
данные программные положения.
Существенные изменения в требованиях партий стали наблюдаться
параллельно с подготовкой, а затем, с началом Первой мировой войны.
Большевики выдвинули и стали пропагандировать тезис о «праве наций на
самоопределение», постепенно расширившийся в их толковании до «права на
отделение». В целом же эволюция требований партий протекала в русле
изменений настроения в обществе, либерализации соответствующего
общегосударственного законодательства, ликвидации некоторых ограничений в
правах проживания, землевладения для «инородцев», в частности, ликвидации
черты оседлости для евреев. Эта эволюция резко ускорилась после февраля
1917 года, когда соответствующие взгляды нашли почву и поддержку в
государственных структурах. Временное правительство уже 20 марта издало
закон «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» в
соответствии с которым всем гражданам страны гарантировалось соблюдение
прав на государственной службе; равенство в учебных заведениях;
возможность введения родного языка в частных учебных заведениях и при
ведении торговых книг в торговых и промышленных заведениях.
В сентябре 1917 года официальную, государственную поддержку
получил лозунг права наций на самоопределение в самом общем его
толковании. Необходимость сохранения единого хозяйственного организма в
стране практически никем не подвергалась сомнению. Вопрос шел о
политическом самоопределении народов, но не об их отделении. Тем более что
еще и не существовало субъектов национальной или какой-либо иной
государственности,
(кроме
Польши
и
Финляндии,
имевших
не
государственность в буквальном смысле этого слова, а ограниченную
политическую автономию), в отношении которых можно было ставить
подобную проблему. Учредительное Собрание на заседании 5 января 1918 года,
126
выражая господствующие в стране политические настроения, отметило, что
русские демократические партии всегда признавали законным стремление
народностей России к свободе самоопределения, и провозгласило переход к
федеративному устройству России. По причинам объективным (быстрый
разгон Учредительного собрания большевиками) и субъективным (отсутствие
разработанности этих вопросов, разные политические взгляды членов
Собрания) трудно представить в полном объеме, чем конкретно должен был
обернуться для России федерализм в толковании «Учредилки».
Характерно также и то, что почти сразу после февральской революции в
столице был издан сборник программ русских политических партий, в который
вошли программы основных организаций, начиная с социал-демократов и
кончая монархистами. Это являлось косвенным свидетельством того, что
политический истэблишмент семнадцатого года не воспринимал эти
организации как выпадающие из общего русла революционного процесса. Во
всяком случае, всем этим документам предпослано предисловие, в котором, в
частности, обо всех них в духе тогдашнего времени в высокопарных
выражениях говорилось следующее: «Солнце свободы воссияло над
необъятной Россией. Русский народ, сбросив с себя цепи рабства, стал великим
и свободным народом... Начинается новая жизнь новой, молодой России,
получившей крещение в купели свободы и очищенной навсегда от грехов
царизма. Пало самодержавие... На смену его пришел, как луч с неба, новый
строй, и свободная Россия должна стать семьей всех народов, ее составляющих
и боровшихся одинаково с царизмом за свое свободное бытие. Священный долг
граждан земли русской – приложить все свои силы и старания, чтобы создать
российскому государству славное будущее и на обломках самодержавия
построить дворец, купленный кровью и слезами свободы».37
Из приведенных патетических слов следует, что ультрареволюционность
в то время была свойственна отнюдь не только большевикам; это было скорее
поветрие времени. Уже тогда имело довольно широкое хождение выражение
«семья народов», хотя из программ политических партий уяснить, что же
можно понимать под такой «семьей», было довольно сложно. Понятия уже
существовали, но у них не было еще определенного содержания.
И сегодня с учетом последних событий в стране нам становится легче
представить, насколько трудно было отечественному обывателю в 1917 году
разобраться в подлинных политических физиономиях тогдашних политиков, в
хитросплетениях политических интриг, в действительных целях тех или иных
организаций, понять, куда в реальной перспективе вели выдвигаемые ими
программы.
К созыву Учредительного собрания: Сборник программ русских политических партий.
Апрель 1917. Пг., 1917.
37
127
При всем том, в движениях различных политических ориентаций
непременно имелись некоторые основополагающие ценности, от которых они
не могли отказаться. Это достаточно ясно проявилось в программах сил,
вышедших на политическую арену страны после Октябрьской революции.
Четкое формулирование основных программных положений оказалось
особенно необходимым в условиях Гражданской войны: люди могли идти на
фронт и сражаться, когда имели ясные лозунги движения, в котором принимали
участие.
В программе генерала Л.Г. Корнилова, относящейся к февралю 1918 года,
заявлялось, что «все граждане России равны перед законом, без различия пола
и национальности». Специальный пункт, хотя и последний по счету в
программе, но зато написанный в отличие от других от третьего лица, гласил:
«Генерал Корнилов признает за отдельными народностями, входящими в
состав России, право на широкую местную автономию, при условии, однако,
сохранения государственного единства. Польша, Украина и Финляндия,
образовавшиеся в отдельные национально-государственные единицы, должны
быть широко поддержаны правительством России в их стремлении к
государственному возрождению, дабы этим еще более спаять вечный и
нерушимый союз братских народов».38 Здесь мы видим повторение, или
продолжение в новых условиях – условиях Гражданской войны –
традиционных лозунгов умеренных, либеральных партий, прежде всего
требования равенства граждан перед законом, местной автономии при
сохранении государственного единства.
Есть, правда, и новый момент. К требованию особого статуса, обычно
выдвигавшегося в отношении Польши и Финляндии, присоединилось
требование подобного же статуса для Украины. В то же время следует обратить
внимание на осторожность формулировки – не восстановление
государственности с сохранением тесных связей внутри империи, как это
формулировалось ранее, а достаточно неопределенно: «поддержать стремление
к государственному возрождению», но так, чтобы «еще более спаять в
нерушимый братский союз». Вероятно, составители программы, отдавая дань
демократизму, все-таки оставляли себе свободу рук для действий после победы.
В брошюрке-листовке «За что мы боремся?», опубликованной за
подписью генерала А.И. Деникина весной 1919 года, содержались такие
требования, как «восстановление могущественной Единой и Неделимой
России», «проведение децентрализации власти путем установления областной
автономии и широкого местного самоуправления».39 Правда, вопросы
национальной политики, принципов межрегиональных отношений содержались
не во всех программных документах. Их не было, например, в приказах38
39
Сборник Российских политических программ. С. 27-28.
Там же. С. 28.
128
обращениях генерала П.Н. Врангеля (обращения адресовались «Русскому
Народу», к которому он апеллировал за помощью); в платформе кронштадцев,
касавшейся значения революции, проблем укрепления в стране советской
власти, необходимости борьбы с большевизмом.
Имеющиеся в распоряжении историков материалы дают достаточные
основания для утверждения: после окончания Гражданской войны, когда встал
вопрос о перспективах Советской власти в стране (с одной стороны баррикад –
о задачах ее укрепления, с другой – о задачах ее свержения), вопросам
межнациональных и межрегиональных отношений стало уделяться гораздо
больше внимания, чем раньше. Вот несколько наблюдений о позициях по этому
вопросу русской эмиграции.
Непривычно много внимания этим проблемам было уделено Частным
совещанием членов Всероссийского Учредительного собрания, состоявшимся в
Париже в январе 1921 года. Прежде всего, напомнив о провозглашении
Учредительным собранием в 1918 году строительства новой России на
федеративных началах, Совещание констатировало, что при сложившихся в
России обстоятельствах провозглашенное Учредительным Собранием
требование самоопределения народов «выразилось в форме требования полного
выделения окраинных государств и разрыва ими всяких связей с Россией
вследствие желания оградить себя от деспотической власти и разрушительной
политики большевистских диктаторов».40 Таким образом, распад России как
единого государства представал в резолюции в виде явно нежелательного
процесса и объяснялся исключительно нежеланием окраин иметь что-либо
общее с большевистской властью: «пока над Россией тяготеет режим
большевистской диктатуры, до тех пор не может определиться и вылиться в
рациональные правовые формы тяготение окраинных государств к России.
Закрепление же морально-политического разрыва между ними может повести
только к невыгодной для всех балканизации и взаимным столкновениям,
которые будут использованы в интересах чужой империалистической
политики». Образование на месте России нескольких государств при
отсутствии выраженной тенденции к единству (правда, рамки этого единства не
совсем ясны) по мнению составителей документа неизбежно приведет к
столкновениям между ними, к «балканизации».
В то же время Частное совещание посчиталось с существованием
«созданных усилиями окраинных национальностей новых государств и с волей
к охранению их самостоятельности» (в случае, если она выражается
представительными учреждениями, основанными на всеобщем избирательном
праве). С точки зрения участников Совещания, «после ликвидации
большевистской диктатуры и установления в России народовластия неизбежно
40
Сборник Российских политических программ. С. 34.
129
выявится общность социально-политических и культурных интересов,
диктующих экономическое и политическое сближение, равно выгодное и даже
необходимое для обеих сторон», т.е. собственно России – с одной, и новых
государств – с другой. Интересующий нас аспект в документе в достаточной
степени не прояснен. Экономическое сближение представляется составителям
неизбежным, оно «диктуется» обстоятельствами. Однако каковы должны быть
конечные рубежи этого сближения? Что это должно быть: полное объединение
экономик государств, либо в каких-то отдельных частях? Согласование либо
увязка экономических программ, или может быть, планов? Здесь оставалось
много неясностей.
В то же время в этом документе уже вполне определенно указывается на
политические формы объединения, а именно: «Наиболее целесообразною
формою этого сближения, соответствующей как общим тенденциям
исторического процесса, так и культурным интересам человечества,
представляется федеративное объединение». Здесь, кстати, можно отметить
следующие, бросающиеся в глаза обстоятельства. Во-первых, в документе
указывается на закономерность, по мнению его создателей, возникновения на
территории Империи новых независимых государств, причем инициатива в их
создании относится на счет самих «окраинных национальностей».
Ликвидировать эти государства члены бывшего Учредительного собрания не
предлагали. Таким образом, ими признается правомерность раздробления
Империи, хотя и объясняется существование этих государств исключительно
нежеланием принять большевистскую власть. Во-вторых, судя по документу,
его составители не уточняли свое понимание федерации, остававшееся еще на
уровне лозунга. И надо заметить, что большевики, и в частности В.И. Ленин,
И.В. Сталин, в этом же году говорили уже о различных видах федерации. Они в
это время решали практические задачи установления взаимоотношений
регионов, наций, а потому были вынуждены отходить от общих рассуждений и
от голой лозунговости в понимании данного вопроса.
В отличие от документов других политических организаций, Частное
совещание достаточно детально говорит о положении национальностей в новой
России. Была принята даже специальная «Резолюция о национальностях». В
ней, в частности, заявляется, что в системе Российской Федерации всякая
национальность, «хотя бы она составляла меньшинство в пределах данной
части общей Федерации», имеет право на «национально-культурную
автономию». Не допускается никакой дискриминации в зависимости от
происхождения, принадлежности к той или иной расовой, национальной,
лингвистической или вероисповедной группе. Всякой национальности должно
быть обеспечено право пользоваться родным языком в школе, суде, прессе и
публичных собраниях. Всякая национальность имеет право образовывать на
началах самоуправления всякого рода просветительные, культурные,
130
благотворительные, вероисповедные и тому подобные учреждения. Всякое
национальное меньшинство «имеет право на пропорциональную его
численности часть расходного бюджета из общегосударственных учреждений
на культурно-просветительные нужды, равно как и право облагать своих
членов для обеспечения этих нужд особым национальным налогом».
Обращает на себя внимание пункт, согласно которому гарантированные
общероссийской конституцией всем гражданам общеполитические свободы «не
могут быть ограничиваемы постановлениями органов национальных
меньшинств». Здесь мы видим идею примата общероссийского
законодательства над всеми другими актами. Пожалуй, самым интересным
является последний пункт резолюции: «В Российской Федерации каждой
национальности, населяющей определенную область в преобладающем
количестве, должно быть предоставлено право образовать автономную
государственную единицу, входящую в состав Федерации на условиях и в
порядке, определяемых федеральной конституцией»41. Прежде всего,
национальности в России может быть дано право образовывать
«государственную единицу». Таким образом, большевики в Советской России
не были изобретателями принципа национальной государственности. Этого
принципа придерживались и члены Учредительного собрания, во всяком
случае, их часть (довольно значительная) проголосовавшая на своем совещании
в эмиграции в 1921 году за документ, содержавший соответствующий
программный пункт.
Еще раз обратим внимание: в резолюции фигурируют не просто какие-то
регионы с особыми условиями. Речь идет именно о создании государств.
Соответствующее государство, автономная государственная единица входит в
состав Федерации на определенных условиях. Каковы могут быть
экономические взаимоотношения между отдельными регионами и вообще,
должны ли эти предполагаемые государства составлять единое государство,
опираясь на рассмотренные формулировки – сказать затруднительно.
Исторический опыт показывает: существование государства внутри другого
государства – вещь невозможная. Большевики создали такие государства.
Однако, чтобы совладать с инициированными ими же процессами в регионах (в
том числе и в автономных образованиях), они вынуждены были создать в
сущности централизованное, унитарное государство. Господа члены
Всероссийского Учредительного Собрания также заявили о возможности
создания в России ряда государств по этническому принципу, однако они вряд
ли представляли себе, во что это может вылиться на практике, в случае прихода
их к власти в России. А они, скорее всего, столкнулись бы с теми же
проблемами, что и большевики.
41
Там же. С. 34-36.
131
Заметим, что последние объявили о праве наций на самоопределение
«вплоть до отделения и образования самостоятельных государств», хотя
впоследствии в ходе политической практики фактически отказались от
соблюдения этого права и, во всяком случае, резко ограничили область его
применения. В то же время они оказались более последовательными, чем
«учредиловцы», которые сначала заявили о своей приверженности принципам
культурно-национальной автономии, но здесь же и наряду с этим допускали
создание государств на территории (и внутри) России. А ведь
государственность предполагает гораздо больше прав и прерогатив местных
органов власти, чем предусматривается культурно-национальной автономией, и
в значительной мере это отразилось бы на функционировании хозяйственного
механизма. Никакая государственность, даже самая ограниченная, не может
«влезть» в узкие для нее рамки культурно-национальной автономии. Правда, в
отличие от большевиков, создававших автономии на территориях с
несколькими процентами автохтонного населения, члены Учредительного
Собрания допускали подобное решение вопроса лишь для районов, где
«коренная» национальность должна быть представлена «в преобладающем
количестве». Эта поправка существенна сама по себе, однако, в сравнении с
основной проблемой – допущения национальной государственности как
таковой – отходит на второй план.
Российский Зарубежный Съезд, состоявшийся в Париже в апреле 1926
года, в Обращении к русскому народу заявил: когда «будут сброшены оковы
насилия», тогда «в сердце России, волею всего народа русского будет
установлен
строй
возродившегося
Великодержавного
Российского
Государства».
Великодержавность! Казалось бы, мы имеем дело с повторением старого,
еще дореволюционного лозунга. Однако это не совсем так, ибо в другом
документе Съезда – Обращении ко всему миру – даются разъяснения, из
которых следует, что возрожденная Россия будет стремиться к установлению
дружеских отношений со всеми своими соседями, «признав тем самым
независимость и самостоятельное существование всех, возникших на
территории бывшей Империи Российской, новых государственных образований
и входя с ними в соглашения, обеспечивающие взаимные политические и
экономические интересы». Таким образом, в понятие «великодержавности» в
1926 году вкладывался отнюдь уже не тот смысл, который до 1917 года и в
период Гражданской войны был начертан на знаменах большинства армий,
составлявших белое движение: «Единая и неделимая». По существу часть
эмиграции в двадцатые годы смирилась с распадом империи.
Вместе с тем, по мнению подавляющего большинства деятелей русского
зарубежья собственно Россия дальнейшему членению не подлежала, и по
существу смирившись с уже потерянным, Зарубежный Съезд в то же время
132
выразил уверенность, что «будущее законное правительство России обеспечит
всем народностям, населяющим ее территорию, свободное правовое развитие
их бытовых, культурных и религиозных особенностей».42 По существу мы
видим здесь контуры программы национально-культурной автономии для
национальных меньшинств России.
Таким образом, большинство политических партий, общественнополитических организаций и движений, возникших в Империи после 1905 года,
уделяли национальному вопросу сравнительно немного внимания. Он
оставался в тени вопросов политических, социальных. Подходы к его решению
в будущем были подчинены общепартийным политическим установкам.
Что
касается
сюжетов
хозяйственных
отношений
регионов,
предполагаемых принципов функционирования народного хозяйства,
отношений России со странами, возникшими на территории Империи (в тех
случаях, когда данное движение или партия считают возможным и
необходимым сохранить возникшие государства в случае их прихода к власти в
стране и налаживать с ними обычные межгосударственные отношения), то в
подавляющем большинстве программ данные вопросы не ставились. Судить
хотя бы о некоторых основополагающих началах функционирования
народнохозяйственного
механизма
можно
только
из
контекста
общеполитических установок.
В некоторых случаях можно сделать выводы, главным образом, когда
речь идет о восстановлении «единой и неделимой». Однако, говорить о
реставраторстве практически невозможно, так как в стране не было движений и
партий, желавших сохранить в неприкосновенности порядки, существовавшие
до 1905 года. Причем, чем дальше от 1905 года, тем радикальнее, как правило,
были требования. В 1949 году в Декларации Российского Монархического
Движения особо подчеркивалось, что движение «не преследует цели
насильственной реставрации в России монархического строя».43
Судить о взглядах партий на характер будущих хозяйственных
отношений между регионами, как правило, сложно. Многие движения
склонялись к строительству государства на федеративных началах. Отмечалась
необходимость особых отношений с Польшей, Финляндией, Украиной.
Признавалось право наций на образование ими самостоятельных национальных
государств внутри России. Как, однако, в таких случаях должно было
функционировать хозяйство, каковы должны были быть взаимоотношения
регионов – эти вопросы никак не прояснялись. Обычно в документах глухо
говорилось о предполагаемых будущих соглашениях на уровне
государственных органов, указывалось на необходимость сохранения
42
43
Там же. С. 36-39.
Там же.
133
хозяйственных связей. Однако это все по существу было лишь политическими
декларациями.
Из анализа соответствующих взглядов становится ясно, что у белого
движения, у русской эмиграции на этот счет не было четкого понимания. Идей
«равенства и братства» недостаточно для налаживания эффективного
хозяйственного механизма. Кстати, и большевики после прихода к власти
столкнулись с проблемами, которые в послереволюционной России еще никем
не были решены. Вопрос не ставится о согласии или несогласии с их путем
решения национального вопроса и межрегиональных отношений в частности.
Дело в данном случае в ином: если ставить перед собой задачу наладить
нормальное функционирование народнохозяйственного механизма, надо
провести это понимание через все основные пункты политических программ,
или точнее – заложить это понимание в этих пунктах. Например, заявляя о
возможности образования внутри России государств по этническому принципу,
следует четко продумать систему взаимоотношений их с Россией в целом, в
том числе взаимоотношений хозяйственных. Прекраснодушные пожелания
установления «дружественных отношений», «сохранения традиционных
связей» и прочего – это лишь прекраснодушные пожелания.
Большевики в своей практике столкнулись с этим, и решили вопрос в
соответствии со своими тактическими и стратегическими воззрениями,
идейными и организационными установками – создали унитарное государство.
Это, безусловно, не было единственным возможным путем решения комплекса
национальных проблем. Однако в научном и практическом отношениях (мы
здесь не говорим о границах и формах унитарности) данный подход был вполне
логичен. Сам по себе унитаризм в строительстве государства – нормальное и
часто встречающееся в мировой практике явление.
Трудно сказать, как решала бы эти вопросы оппозиция в случае прихода к
власти. Однако ясно, что решать их пришлось бы, и возможного ответа на
вопрос о путях подобного решения мы в подавляющем числе программ (кроме
монархических организаций) не находим. Данные, имеющиеся в распоряжении
историков, дают достаточно оснований считать, что и в 1917 году недовольство
существовавшим политическим режимом достигло высокой степени, особенно,
в столице.
Как мы видели, требования изменений были начертаны на знаменах практически всех партий страны. Все они требовали демократизации жизни, хотя и
вкладывали в это понятие неодинаковый смысл.
134
2. Социальная помощь Лиги Наций российским беженцам
в 1920 - 1930-е годы
После Крымской катастрофы и осознания поражения (пусть даже временного) белого движения и демократической контрреволюции в борьбе с
большевизмом в российской эмиграции начинаются новые процессы, которые
привели к формированию Зарубежной России – особой формы самоорганизации россиян, оказавшихся за пределами родины в самых разных странах, проявившейся в элементах «внетерриториальной» государственности. Эти элементы включали в себя, в том числе, социальную помощь, так необходимую подавляющему большинству из полутора миллионов беженцев.
Под социальной помощью принято понимать систему социальных мер по
оказанию помощи нуждающимся лицам или группам населения, способствующих преодолению или смягчению жизненных трудностей, поддержанию социального статуса и полноценной жизнедеятельности нуждающихся, их адаптации в обществе.1 В отношении эмигрантов социальная помощь выражается в
повышении (или сохранении) статуса и улучшении их положения, а также в
воздействии на среду, в которую включается эмигрант. Масштабная и планомерная работа в отношении эмигрантов, система их защиты и урегулирование
статуса беженцев ведут отсчет от российской эмиграции «первой» послереволюционной волны.
Содействие в жизнеобеспечении бывших российских подданных оказывали международные, иностранные и собственно эмигрантские учреждения.
Виды и формы помощи были разнообразные. Это и сугубо благотворительная,
и правовая, и информационная, и связанная с расселением и трудоустройством
и т. п. Особого внимания требовали наиболее уязвимые, с социальной точки
зрения, категории беженцев, неспособные обеспечить себя средствами к существованию, т.е. дети, женщины, старики, инвалиды, а также учащаяся (либо желавшая учиться) молодежь.
Необычайно тяжелой оказалась первая половина 1920-х годов, когда русские изгнанники находились во многих странах в поиске пристанища и работы.
Тогда же шло становление социальных институтов, учреждений, структурирующих их жизнь. Правительства стран-реципиентов административно и законодательно адаптировались к своим непрошенным гостям. На этот период пришелся самый высокий уровень активности благотворительной помощи и финансовых вливаний.
Прежде всего, заботы о материальном обеспечении бывших подданных
Российской империи взяли на себя государства-реципиенты. Поиски механизма
1
Социологическая энциклопедия. М., 2003. Т. 2. С. 461.
135
решения беженской проблемы велись, в первую очередь, Францией и Великобританией, которые потратили к августу 1921 года соответственно 150 млн.
франков и 1 млн. фунтов стерлингов на поддержку эвакуированных ими россиян. Неудивительно, что европейские лидеры хотели облегчить тяжелую ношу
расходов, более или менее равномерно распределить ее между всеми странами,
создав международную систему поддержки русских изгнанников. В результате
постепенно сложились институты на международном, государственном, эмигрантском уровнях, одной из главных задач которых стала социальная защита
беженцев.
«Ликвидация беженской проблемы» (именно так она была сформулирована мировым сообществом) была возложена на Лигу Наций2, в рамках которой
возник в 1921 году верховный комиссариат по делам русских беженцев во главе
с норвежцем Ф. Нансеном. В 1930 году должность верховного комиссара,
ставшая вакантной после смерти Нансена, была упразднена, беженская секция
расформирована.
С 1 апреля 1931 года учреждалась автономная организация – Международный офис по делам беженцев имени Ф. Нансена во главе с М. Губером, выдающимся юристом, профессором Цюрихского университета, членом Постоянной палаты международного суда в Гааге, председателем МККК3, с 1936 года –
норвежцем, юристом М. Ханссоном. В конечном счете, «единоличное ведение
беженцами в лице верховного комиссара» было преобразовано «в управление
коллегиальное».4
Во главе Международного офиса стоял Административный совет. Исполнительным органом являлось правление. Офису было предоставлено право
назначать представителей в отдельных странах, непосредственно сноситься с
правительствами стран, как состоявших членами Лиги Наций, так и не входивших в ее состав. Его агенты наделялись дипломатическим иммунитетом. Деятельность этой международной организации предполагалось закончить к 31 декабря 1939 года.
Однако благотворительные программы в планы верховного комиссариата
не входили. Приоритетными задачами стали расселение, трудоустройство, репатриация и урегулирование правового положения беженцев. Еще 27 июня
1921 года на сессии Совета Лиги Наций подчеркивалось, что вопрос о российских беженцах это вопрос не только «политическо-социальный, но по преимуществу – финансовый».5 Поэтому на состоявшейся в Женеве 22-24 августа 1921
Лига Наций – международная межправительственная организация, действовавшая в 1920-1946
годах и декларировавшая в качестве основных целей развитие сотрудничества между народами и
гарантию мира и безопасности. Местопребывание основных органов (Ассамблея и Совет) Женева.
3
Таубер Л. Я. Лига наций и юридический статут русских беженцев. Белград, 1933. С. 17;
Закон и суд. 1931. № 17. Ст. 552; Чему свидетели мы были… Кн. 1. С. 42.
4
Альманах. Русская эмиграция. 1920-1931 гг. Вып. II-й. Белград, 1931. С. 14.
5
Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 5913. Оп. 1. Д. 56. Лл. 5-7.
2
136
года конференции уполномоченных заинтересованных правительств 6 было высказано пожелание, чтобы Совет Лиги Наций предложил экономической и финансовой комиссиям рассмотреть различные финансовые стороны вопроса и
возможность использования фондов прежних российских правительств и других организаций, находившихся за границей. Эсер О.С. Минор, возглавлявший
подотдел о военнопленных и интернированных Исполнительной комиссии совещания членов Учредительного собрания, в одном из писем так определил
держателей средств: «К несчастью, нерв всякой работы – деньги, а они в руках
старых «владельцев» в России (чиновников, буржуа, военных и т. п.) и новых ее
владельцев, а у нас как ничего не было, так оно и сейчас – ничего нет».7
В ряду крупных международных благотворительных организаций следует
назвать АРА8, Американский Красный Крест, Международный союз помощи
детям9 и другие.
Необходимость в благотворительности усиливалась, тем более что привезенные беженцами с собой из России, а также находившиеся за границей остатки
российских государственных средств, за счет которых субсидировались общественные организации, иссякали, а число нуждавшихся в заботе росло. Трудоустройство изгнанников, на что делалась ставка, проблему не решало ввиду высокого удельного веса недееспособных лиц. Экономические кризисы, особенно в
конце 1920-х годов, пополняли число нуждавшихся в благотворительной помощи безработными, но вполне трудоспособными эмигрантами. В ряде стран
(Польша, Германия) круг лиц, требовавших попечения расширялся в связи с закрытием лагерей военнопленных, интернированных, беженцев, содержавшихся
на средства местных правительств.
Сложность и одновременно актуальность большего социального внимания для русских беженцев была обусловлена тем, что они в странахреципиентах образовали особую категорию иностранцев, к которым трудно
было применить обычно практикующиеся принцип взаимности либо нациоВ конференции приняли участие представители 10 стран (Болгарии, Китая, Финляндии,
Франции, Греции, Польши, Румынии, Швейцарии, Чехословакии и Югославии) и международных организаций (Международного бюро труда, МККК, Лиги обществ Красного Креста и
Международного общества помощи детям). Постановление конференции 22-24.08.1921. См.:
Бюллетень № 7-8 Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам
за границей. (Далее: Бюллетень РЗГК) 15 октября 1921 г. С. 17-21.
7
ГА РФ. Ф. 5804. Оп. 1. Д. 46. Л. 156 об.
8
АРА (American Relief Administration), Американская администрация помощи – американская государственная организация экономической и финансовой помощи странам Европы,
пострадавшим в Первой мировой войне. 1919-1923 годах ее возглавлял Гувер (Хувер) Герберт Кларк (1874-1964).
9
Международный союз помощи детям – создан после Первой мировой войны с целью оказания помощи детям в государствах, пострадавших от войны, уделял внимание и вопросу помощи детям русских беженцев. I Международный конгресс состоялся в феврале 1920 года,
тогда союз объединял 5 национальных организаций, к апрелю 1921 – 12, во II Международном конгрессе приняли участие 36 государств.
6
137
нальный режим. Многие выходцы из России утратили гражданство, не приняв
советскую власть, и имели паспорт, выданный властями уже несуществующей
страны (Российской империи), либо уже несуществующими правительствами.
Российские эмигранты-апатриды не только обладали меньшим объемом прав и
свобод, чем граждане страны пребывания, но и были лишены возможности обратиться к дипломатической помощи.
Только Лига Наций могла стать реальным гарантом прав и свобод, социальной защиты для лиц без гражданства, хотя и считавших себя российскими
подданными, но реально не имевшими за собой страны, обеспечивавшей бы их
юридическую защиту. Рассчитывать на полноценную помощь странреципиентов, требующую огромных материальных и финансовых вложений, не
приходилось. Вышедшие из войны с расстроенными финансами и разрушенной
экономикой, обремененные собственными беженцами, они не в состоянии были
взвалить на свои плечи груз полной ответственности не только за своих граждан, но и россиян.
Однако беженскому вопросу в Лиге Наций придавалось второстепенное
значение. В Пятой комиссии по социальным вопросам, наряду с беженским,
решались вопросы об эсперанто, о торговле женщинами и детьми, о продаже
опиума, о борьбе с порнографией и т.д. Поэтому решение проблемы целиком
лежало на верховном комиссаре по делам русских беженцев – Ф. Нансене, а его
авторитет в международном сообществе – безусловен.
Межправительственная конференция 16-19 сентября 1921 года в Женеве
признала необходимым назначить в каждой стране двух представителей по беженским делам: одного от местного правительства, другого от Нансена.10 К маю 1922
года верховный комиссар имел своих представителей в 14 государствах. 12 государств назначили своих представителей.11 Однако со временем ситуация менялась, и далеко не всегда в пользу эмигрантов. После 1923 года в связи с сокращением финансирования верховного комиссариата по делам русских беженцев его представительства стали ликвидироваться.
В силу разных причин прекращали свою деятельность российские дипломатические миссии. Так, в начале 1924 года, когда русская колония в Риме
выразила желание получить представителя Лиги Наций, ходатайствующему об
этом К.Н. Гулькевичу ответили: нет средств.12 Отъезд 10 января 1923 года главы миссии А.М. Петряева из Болгарии явился «первым случаем во всем мире в
послевоенное время» и имел «громадное принципиальное значение для русской
зарубежной государственности», создав «очень тяжелый прецедент для дипло-
ГАРФ Ф. 5913. Оп. 1. Д. 56. Л. 191.
Там же. Л. 192.
12
Там же. Ф. 6094. Оп. 1. Д. 44. Л. 10.
10
11
138
матических представительств в других странах».13 В январе 1924 года перестало существовать российское посольство и консульства в Турции. В марте М.Н.
Гирс приступил к закрытию представительств в Испании, Бельгии, Нидерландах, Норвегии.14 2 апреля 1925 года покинул Швейцарию посланник и полпред
Временного правительства И.Н. Ефремов.15 Главной причиной так же являлось
отсутствие денег. Даже представителю совета послов при Ф. Нансене К.Н.
Гулькевичу с 1924 года платить в полном объеме прежнее содержание стало
невозможно («особенно с учетом высокого курса швейцарских денег»).16 С
1931 года в Лиге Наций стал обсуждаться вопрос о дальнейшем существовании
в различных странах представительств нансеновского бюро.17 Сокращение финансирования неминуемо вело к их ликвидации. В резолюции совещательного
комитета18 от 21 марта 1932 года указывалось «на неудобства намеченной в целях экономии замены представителей Офиса им. Нансена в каждой отдельной
стране местными чиновниками».19 Кроме того, комитет настаивал на своевременном обсуждении вопроса создания «новой системы защиты беженских интересов к моменту упразднения Офиса».20 Предполагалось постепенно (до 1937
года) ввести для связи с властями и покровительства эмигрантов особые комитеты из представителей нансеновского бюро, беженских, правительственных,
краснокрестных организаций стран-реципиентов.21
Чтобы верховный комиссариат по делам русских беженцев не превратился в чисто бюрократическое учреждение, в сентябре 1921 года при нем образовался совещательный комитет.22 В комитет вошли представители международных и российских эмигрантских организаций, занимавшихся оказанием помощи беженцам, материально самостоятельных, бюджет которых не зависел от
внешних финансовых вливаний. Заседания комитета созывались один раз в три
месяца.23 Он имел трех своих представителей в одном из центральных органов
Протокол беседы епископа Серафима Лубенского и представителей русских общественных организаций в Болгарии с российским дипломатическим представителем в Болгарии
А.М. Петряевым 16 декабря 1922 г., София // Новый исторический вестник. 2002. № 2 (7).
С. 222.
14
ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 44. Л. 28. В письме М.Н. Гирса К.Н. Гулькевичу от 20 марта 1924
года говорилось также о возможном закрытии российского дипломатического представительства в Швеции.
15
Там же. Д. 45. Л. 9.
16
Там же. Л. 28.
17
Там же. Д. 53. Л. 22. Письмо А.А. Гольденвейзера К.Н. Гулькевичу от 17 августа 1931 года.
18
См. о нем ниже.
19
ГА РФ Ф. 6076. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
20
Там же.
21
См.: Наш век. Берлин, 1932. 12 июня.
22
К.Н. Гулькевич писал, что комитет был образован по почину и стараниями Л. Вольфа,
представителя Еврейского колонизационного общества при Лиге Наций / ГА РФ Ф. 6094.
Оп. 1. Д. 13. Л. 16 об.
23
ГА РФ Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 110.
13
139
Лиги Наций. В результате в Административный совет, как отмечал В.А. Маклаков, «во имя справедливости… выбирали одного русского Гулькевича с его заместителем Рубинштейном, одного армянина и одного иностранца».24 В 1929
году совещательный комитет поддержал идею создания межправительственной
совещательной комиссии и предложил ввести в ее состав своих технических
консультантов.25 В качестве экспертов направили Гулькевича и Петерсена.26
Сначала совещательным комитетом российские эмигрантские организации интересовались мало, и в его состав вошли лишь те, кто имел своих представителей в Женеве: совещание послов, Земгор и РОКК. Именно эти организации играли главенствующую роль в защите интересов всех русских беженцев,
поскольку имели уже значительный, накопленный годами, опыт. С течением
времени, особенно с конца 1920-х – в 1930-е годы, когда собственно российские источники для социальной помощи практически были исчерпаны и относительно эффективной оставалась лишь забота Лиги Наций, отношение эмиграции к членству в этом комитете изменилось. Из массы организаций, не только всеэмигрантских, таких как Земгор или РОКК, имевших свои региональные
отделения, но и сугубо местных (а в каждой более или менее крупной колонии
их насчитывалось несколько десятков), претендовавших стать посредниками
между эмигрантским сообществом и местными органами власти, приходилось
выбирать. Русские общественные организации за рубежом стремились стать
членами совещательного комитета «в целях получения возможности с большим
успехом отстаивать интересы русской эмиграции».27 Возникла угроза потери
делового характера комитета, превращения его «в многочисленный парламент с
вредным, порою, для скромной работы направлением, в особенности после допущения в него» организаций, преследующих больше политические, чем гуманитарные цели.28 К.Н. Гулькевич предложил образовать особую приемочную
подкомиссию. На заседаниях 15 февраля и 4 сентября 1929 года был установлен
порядок рассмотрения заявлений о приеме в совещательный комитет. Отбирались центральные организации, цели которых не дублировали бы деятельность
уже вошедших в его состав. Разбирательство каждого из ходатайств кандидатов
в члены комитета длилось в течение шести месяцев, по его результатам на очередной сессии комитет заслушивал соответствующий доклад.
Так, 21 марта 1932 года на заседании совещательного комитета, где присутствовали Н.Д. Авксентьев (от Земгора), М.М. Федоров (от ЦК по обеспечению высшего образования русскому юношеству за рубежом), К.Н. Гулькевич
Чему свидетели мы были… Кн. 1. С. 343-344.
ГА РФ Ф. 7067. Оп. 1. Д. 365. Л. 86. Пер. с фр. яз. Л. В. Руснак.
26
ГА РФ Ф. 6076. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
27
ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 13. Лл. 11, 11 об., 16 об., 20-25, 37, 40 и другие.
28
Имеется в виду деятельность четырех украинских организаций в эмиграции
/ ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 13. Л. 33.
24
25
140
(от совета послов и Союза инвалидов), В.А. Маклаков (от Эмигрантского комитета), Я.Л. Рубинштейн (от Центральной юридической комиссии) и В.В. Муравьев-Апостол (от Главного управления (старая организация) Российского Красного Креста и Союза врачей), рассматривался вопрос о принятии в состав совещательного комитета пяти русских организаций: Белградского союза русских
благотворительных и профессиональных организаций, Русского комитета в
Финляндии, Русского попечительного комитета об эмигрантах в Польше, Русского комитета в Югославии, Центрального союза русских обществ в Болгарии.
Согласно порядку рассмотрения подобных заявлений, установленному в 1929
году, эти предложения были переданы в Особую комиссию (Sous Comitè) для
доклада на следующей сессии комитета.29
Особый комитет по делам русских в Финляндии начал ходатайствовать о
принятии его с состав совещательного комитета с мая 1931 года. Переписка
продолжалась более двух с половиной лет. В результате К.Н. Гулькевич в
письме от 30 января 1933 года оповестил, что его просьба отклонена на заседании 15 декабря 1932 года, «т. к. членами совещательного комитета могут быть
только самостоятельные организации. Ваша же получила… два года сряду по 3
тыс. шв. фр. пособий на административные расходы».30
В таком случае защищать свои интересы в Лиге Наций следовало либо
путем непосредственного обращения к русским представителям, либо присоединившись к той организации, которая уже вошла в состав совещательного
комитета. Например, к Эмигрантскому комитету в Париже. Он начал свою работу 16 декабря 1924 года. Его создание было обусловлено признанием французским правительством Советского Союза, что повлекло за собой потерю значения посольства и бывших российских консульских учреждений. Члены комитета избирались двумя группами российских организаций: 6 человек от Русского комитета объединенных организаций, в котором были представлены 175 организаций, 3 – от Совета общественных организаций. Эмигрантский комитет
выполнял посреднические функции между полуофициальным Офисом по защите интересов российских беженцев (эмигрантским учреждением, ставшим
преемником русского генерального консульства в Париже), французским правительством и русской колонией. Ввиду его значимости комитет распространял
свою деятельность далеко за пределами Франции, в том числе был представлен
в международных организациях. В совещательном комитете при Лиге Наций
интересы эмигрантов отстаивали В.А. Маклаков, председатель Эмигрантского
комитета, и Я.Л. Рубинштейн, член Комитета от Совета общественных организаций, и одновременно Центральной юридической комиссии. Например, в 1931
году Объединение русских общественных организаций в Загребе (Югославия)
по главе с П.М. Боярским обратилось к В.Н. Коковцеву, председателю Русского
29
30
ГА РФ Ф. 6076. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 13. Лл. 20-25.
141
комитета объединенных организаций, с просьбой принять его под свое покровительство.31 Авторитет русских объединений, находившихся во Франции, объясняется тем, что они обладали большей осведомленностью и свободой сношений с женевскими учреждениями. В.Н. Коковцев ограничился готовностью
«получать… сообщения о возникающих… вопросах повседневной беженской
жизни» в Югославии и поделиться, теми способами, которыми руководствуется
Русский комитет, защищая свои собственные интересы.32
Всего в конце 1935 года из 38 входивших в совещательный комитет организаций, русских насчитывалось 12.33
Совещательный комитет, а также специально созданная в связи с этим
при совещании послов в Париже Центральная юридическая комиссия по изучению вопроса о правовом положении беженцев под председательством Б.Э.
Нольде, в составе А.Н. Мандельштама, А.А. Пиленки, П.П. Гронского, Я.Л. Рубинштейна,34 проделали большую работу по подготовке сертификатов для бесподданных россиян, получивших название «нансеновских паспортов». Их введение способствовало упрочению социального статуса беженцев. Пятая комиссия Лиги Наций под нажимом русских организаций не сразу, но согласилась
заменить первоначальное наименование «Сertificat de réfugiе’» (удостоверение
беженца) на «Сertificat d’identite» (удостоверение личности), а наименование
«беженец» на «русский по происхождению, не приобретший никакой другой
национальности». Представитель Земгора Я.Л. Рубинштейн настаивал заменить
название документа, исключив слово «беженский», обязательно в документе оговорить национальность лица, предлагал придать документу значение не только
удостоверения личности, но и вписать в него обещание защиты, которую брали бы
на себя как правительство, его выдавшее, так и Лига Наций.35 22 апреля 1922 года
М.Н. Гирс циркулярным письмом предлагал своим дипломатическим представителям «ввиду несомненной желательности изменения названия новых документов предпринять в пределах», им «доступным, шаги к тому, чтобы государство, при коем» они были «аккредитованы, в своем ответе секретариату Лиги
Наций высказалось в пользу изменений в именовании новых документов и рекомендовало термин «Passeport provisoire»» (временный паспорт).36
ГА РФ Ф. 6076. Оп. 1. Д. 7. Лл. 1-5.
Там же. Л. 2 об.
33
Чему свидетели мы были… Переписка бывших царских дипломатов. 1934-1940. В 2 кн.
М., 1998. Кн. 1. С. 343. Помимо указанных, в комитет входили ЦК попечения о студентах,
Союз инвалидов, Центральная юридическая комиссия, пражский и белградский Земгоры,
Союз земледельческих колоний в Праге, Русский попечительный комитет в Польше, Педагогическое бюро в Праге // Последние новости. 1935. 3 ноября.
34
Таубер Л.Я. Лига наций и юридический статут русских беженцев. Белград, 1933. С. 4.
35
ГА РФ Ф. 5760. Оп. 1. Д. 46. Лл. 420-421. Доклад Я. Л. Рубинштейна от 8 февраля 1922
года.
36
Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ). Ф. 317. Оп. 820/3. Д. 56.
Л. 16 об.
31
32
142
Инициированный совещательным комитетом субсидиарный, т.е. факультативный, вспомогательный, дополняющий, характер нансеновского паспорта,
позволял беженцу выбирать наиболее приемлемые варианты решения своих
проблем в каждом отдельном случае, ибо положение беженцев в разных странах отличалось многообразием, и правительства неоднозначно относились к
обилию форм документов, бывших у них на руках.
Принятый сертификат компенсировал вакуум в правовом пространстве
беженца, отсутствие удостоверений личности, заменял такие виды документов,
которые не признавались теми и ли иными странами (например, выданные старыми российскими посольствами или миссиями в государствах, установивших
связи с Советской Россией), и, соответственно, облегчал получение виз и трудоустройство. Однако юристы-эмигранты признавали, что эти паспорта «не
помешают правительствам, которые пожелали бы стеснить беженцев, сделать
это».37 Более того, они воспринимались как документы, лишь подчеркивающие
бездомность их обладателей.
Писатель В.В. Набоков отмечал, что иметь нансеновский паспорт значило
то же, что быть преступником, отпущенным под честное слово, или незаконнорожденным.38 Отсутствие паритета между «удостоверением личности» и полноценным «паспортом» негативно сказывалось на социальном положении русских беженцев.39
Необязательность для правительств решений Лиги Наций в отношении
бывших подданных Российской империи, отсутствие гарантий возвращения в
страну, выдавшую нансеновский паспорт, неустойчивое положение русских
эмигрантских организаций приводило к тому, что социальное и правовое положение беженцев в большой степени оставалось зависимым от доброй воли правительств тех государств, которые их приютили.
С середины 1920-х годов Лига Наций перенесла акцент в решении беженской проблемы на урегулирование личного статуса бесподданных, улучшение
их положения путем трудоустройства. Ф. Нансен говорил о более 200 тыс. российских беженцев в Европе, остававшихся без работы.40
В связи с этим изменилась структура органов Лиги Наций, которые решали беженский вопрос. Пятая сессия Лиги Наций высказалась за перевод верховного комиссара беженцев из прямого подчинения секретариату Лиги в
Международное бюро труда (МБТ).41 С 1 января 1925 года трудоустройство
ГА РФ Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 6.
Набоков В.В. Другие берега. Нью-Йорк, 1954. С. 236.
39
Подробнее см.: «Крайне неприятные ограничения, установленные в Германии
для нансеновских паспортов». Письмо С.Д. Боткина В.А. Маклакову. 1934 г. / Публ.
З.С. Бочаровой // Исторический архив. М., 2005. № 5.
40
АВП РФ Ф. 04. Оп. 50. П. 314. Д. 54725. Л. 19. Записка А.М. Макара, полпреда СССР
в Норвегии М.М. Чичерину от 31 мая 1926 года; Последние новости. 1924. 16 сентября.
41
ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 45. Л. 27.
37
38
143
беженцев было передано именно этому ведомству. А. Тома, директор МБТ,
инициировал идею переселения в Южную Америку.42
Предполагалось создать оборотный фонд в размере 100 тыс. ф. ст. для
покрытия расходов по перевозке переселенцев и обустройства их на месте,43
привлечь к финансированию переселения беженцев, изменить режим сертификатов. Эти вопросы обсуждались на межправительственной конференции, подготовка к которой вызвала волну дискуссий в эмиграции. К.Н. Гулькевич возвратился к
идее о передаче права выдачи удостоверений личности Лиге Наций.44
М.Н. Гирс, возражая ему, писал, что, во-первых, правительства посчитали
бы такой порядок выдачи паспортов несовместимым с территориальным суверенитетом; во-вторых, это привело бы к устранению беженских организаций и
снизило бы их авторитет; в-третьих, Лига Наций, к сожалению, до такой степени непопулярна среди беженской массы, что передача ей «функции удостоверения личности, имеющей первостепенное значение в беженском быту, вызвало
бы среди этой массы большое неудовольствие».45
Юристы поддержали М.Н. Гирса, отметив, что монополия органов МБТ
нежелательна с точки зрения интересов беженцев, т.к. «имея дело с правительственными органами, беженцы будут лучше защищены от возможных злоупотреблений, чем, имея дело исключительно с органами МБТ, на которые некуда
будет жаловаться». За беженцами должно оставаться право обращаться непосредственно к правительствам.46 Было поддержано предложение К.Н. Гулькевича убеждать правительства, подписавшие Женевское соглашение 1922 года,
отчислять в пользу беженской секции до 50% с взимаемых с беженских удостоверений паспортных сборов.
10 мая 1926 года на межправительственную конференцию прибыли представители 24 государств. Как докладывали Б.Э. Нольде и Я.Л. Рубинштейн, правительства не склонны были принимать участие в образовании оборотного фонда
и ассигновании средств для него. 12 мая 1926 года конференция приняла решение
о сборе 5 золотых фр. в оборотный фонд, взимаемых как с сертификатов, так и с
других документов, получение которых беженцами было обязательно. Устанавливался годичный срок действия беженских удостоверений личности. Предложение
о превращении их в нормальный полноценный паспорт конференция отвергла.
Там же. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 2.
Там же.
44
К.Н. Гулькевич писал, что эксперты совещательной комиссии, высказались за отмену нансеновских удостоверений личности в пользу документа, величаемого «паспортом» (внешний
вид которого был бы, по словам Г., «не наш лист, а книжка») и обеспечивающего обратную
визу в страну, выдавшую его. Проблема заключалась в том, кто будет их выдавать. К.Н.
Гулькевич считал, что владелец удостоверения находится под защитой беженской секции
МБТ и Лиги Наций в лице Ф. Нансена / ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 3. Л. 62.
45
См.: ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 45. Л. 33. Письмо М.Н. Гирса К.Н. Гулькевичу от 17 августа
1925 года.
46
Там же. Л. 42. Письмо М.Н. Гирса К.Н. Гулькевичу от 7 сентября 1925 года.
42
43
144
Таким образом, беженцы-апатриды оставались выделенными из общего числа
полноправных граждан.47 Правительства «продолжали рассматривать беженцев
как элемент опасный, от которого нужно защищаться».48
Особый (оборотный) фонд49 формировался за счет платных 5-франковых
марок, которые наклеивались на беженские зеленые паспорта. По предложению
Ф. Нансена, в состав постоянной комиссии при верховном комиссариате, контролирующей особый фонд, с совещательным голосом был избран К.Н. Гулькевич. Средства фонда шли на нужды беженцев, прежде всего для облегчения переселения и устройства в заокеанских странах, на возвратные ссуды для колонизации и заселения Южной Америки.
Введение нансеновского сбора взволновало эмиграцию. Оплата в размере
5 золотых фр. для подавляющей массы русских эмигрантов, добывавших себе
пропитание тяжелым мало оплачиваемым физическим трудом, была обременительна. Сбор взимался с каждого лица, достигшего 16 лет, при получении удостоверения личности. Неимущие от него освобождались, но степень состоятельности такого беженца не определялась. Предполагалось при содействии
верховного комиссариата расширить круг лиц, пользовавшихся льготой.50 Эмигранты возражали не против принципа привлечения их к участию в деле
устройства их собственной судьбы, но против той формы, в которой эти сборы
должны были производиться.
МБТ, не имея больших сумм для помощи переселенцам, разработало следующую схему. Субсидии выдавались взаимообразно тем лицам, которые в заявке указывали, куда выселяются, нужны ли для этого средства. Для предоставления ссуды необходим был поручитель, удовлетворявший требованиям МБТ.
Просьбы о финансировании подавались представителю МБТ по месту проживания. Копию следовало послать К.Н. Гулькевичу, чтобы тот поддержал ходатайствующего перед Лигой Наций.51 На VII сессии МБТ А. Тома отчитался о 6
тыс. беженцев, которым была оказана помощь по приисканию работы.
Представители русских организаций также настаивали на использовании
части оборотных средств фонда, формировавшегося из доходов от продажи
нансеновских марок, в благотворительных целях (на больницы, школы и т.п.).52
Х сессия Лиги Наций (сентябрь 1929 года) постановила, «чтобы часть фонда,
образуемого от продажи нансеновских марок, была использована для пополнения фондов, учрежденных для оказания помощи беженцам, заслуживающим
вспомоществования».53 Так, во Франции половина нансеновского сбора шла в
ГА РФ Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 4.
Там же.
49
Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 55; ГА РФ Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 5.
50
ГА РФ Ф. 6094. Оп. 1. Д. 11. Лл. 44-45.
51
Там же. Д. 108. Л. 22-22 об.
52
ГА РФ Ф 7067. Оп. 1. Д. 365. Л. 71. Пер. с фр. яз. Л.В. Руснак.
53
Бюллетень № 55 РЗГК. 15 декабря 1929 г. (Париж.) С. 14.
47
48
145
Лигу Наций, а другая половина поступала в распоряжение Распределительного
комитета в Париже, который входил в состав Эмигрантского комитета. Распределительный комитет состоял из председателя – В.Н. Коковцова и двух членов
– Н.Д. Авксентьева и Н.В. Савича. Избирался он один раз в три года Эмигрантским комитетом и утверждался МИД Франции. Средства, полученные от нансеновского сбора, Распределительный комитет направлял в адрес русских благотворительных организаций во Франции.54 Но во многих странах эти деньги
целиком шли в Женеву.
Следующим шагом Лиги Наций стала подготовка соглашения о юридическом статусе русских и армянских беженцев. 30 июня 1928 года было подписано межправительственное соглашение о юридическом статусе русских и армянских беженцев.55 Оно состояло из двух частей. Первая часть (1 ст.) официально
закрепила представительства верховного комиссара в различных странах: они
должны были выполнять для эмигрантов функции, лежащие обычно на консульствах. Таким образом, вводился совершенно новый институт, не имевший
прецедентов в мировой практике. Во второй части (2-9 ст.) оговаривались личные права эмигрантов.56
Нансеновский офис в странах-реципиентах наделялся следующими полномочиями: удостоверять личность и звание беженцев, их семейное положение
и гражданское состояние на основании актов, совершенных в России, или фактов, имевших там место (прибегая к помощи свидетелей); удостоверять подписи эмигрантов, копии и переводы их документов, составленных на русском
языке, на иностранный язык; удостоверять перед местными властями репутацию, хорошее поведение беженца, прежнюю службу, профессиональную квалификацию, университетские и академические звания; т.е. представители верховного комиссара могли выдавать удостоверения, заменявшие утерянные или
оставшиеся в России аттестаты и дипломы об окончании различных учебных
заведений, о производственном стаже, принадлежности к сословию присяжных
поверенных, к практикующим врачам, к ремесленникам того или иного цеха и
пр.; рекомендовать беженца компетентным властям, в частности, по вопросам
виз, разрешений на жительство, допуска в школы, библиотеки и т.д.
Их деятельность не могла носить политического характера и не допускала вмешательства в функции местных властей. Вопрос о признании документов, выдаваемых представителями верховного комиссара, официальными и о
разграничении функций нансеновских офисов, местных органов власти, эмиРусские во Франции. С. 3.
Германия, Австрия, Бельгия, Болгария, Франция, Литва приняли его полностью; представители Польши, Румынии, КСХС и Швейцарии не приняли его первую часть; Греции и Эстонии – частично и с большими ограничениями; Египет, Финляндия и Чехословакия подписать соглашение отказались.
56
См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. Приложение 1. С. 29-30; Последние новости. 1928. 10 июля.
54
55
146
грантских учреждений и советских представительств вызвал на конференции
28-30 июня 1928 года определенные разногласия. В результате дискуссий было
решено предоставить государствам возможность самостоятельно определять
приоритетность либо нансеновских офисов, либо местных органов власти, либо
эмигрантских учреждений, либо советских представительств в урегулировании
положения русских изгнанников.
Личные права эмигрантов отныне, как правило, регулировались местным
правом, но некоторые статьи допускали отступление в пользу законов добольшевистского периода. Прослеживалась тенденция уравнивания в правах эмигрантов с гражданами стран-реципиентов.
Преимущество соглашения заключалось в попытке создания единого
правового поля для россиян в рассеянии сущих. Законы, которым были подчинены личные права эмигрантов, становились более устойчивыми, «следовавшими за ними при передвижениях» из страны в страну. При переездах беженец
уже не попадал каждый раз под новое право, и правительства обязывались соблюсти ряд социальных гарантий.
20 сентября 1928 года на сессии Лиги Наций был одобрен план очередной
реорганизации дела помощи беженцам, предложенный верховным комиссаром
и директором МБТ. МБТ прекращало свое участие в устройстве беженства.
Всю работу должен был сосредоточить в своих руках верховный комиссариат с
особой состоявшей при нем совещательной комиссией.
С утверждением 14 декабря 1928 года советом Лиги Наций при верховном комиссаре межправительственной совещательной комиссии по делам беженцев для рассмотрения правовых и организационных вопросов57 начался новый этап международной помощи нашим соотечественникам за рубежом. На
передний план выходили меры по формированию основ экономической самостоятельности беженцев.58
На первой сессии совещательной комиссии (16-18 мая 1929 года) Я.Л.
Рубинштейн на примерах показал важность сочетания международного покровительства беженцам с мерами, принимаемыми отдельными правительствами.
Совещательная комиссия разделила эту точку зрения и также подчеркнула
необходимость признания за беженцами особого статуса.59
Ее деятельность свидетельствовала, «что совместные усилия верховного
комиссариата и заинтересованных правительств могут заменить отсутствие
национальной защиты и обеспечить беженцам легальный статус, чтобы создать
В нее вошли представители 14 правительств и восемь экспертов (в том числе три юристаэмигранта (К.Н. Гулькевич, Я.Л. Рубинштейн, Б.Э. Нольде) с правом совещательного голоса). Председателем комиссии был назначен французский делегат юрист Л. Навай (de
Navailles). Ее первая сессия состоялась 16-18 мая 1929 года / Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 28;
Русский альманах. С. 55.
58
Последние новости. 1928. 26 сентября.
59
Закон и суд. 1929. № 3. Ст. 91-94.
57
147
необходимые условия для равноправного существования беженцев в странах,
предоставивших им убежище».60
Политико-правовое покровительство беженцам и гуманитарные функции
были разделены с учреждением в 1931 году Международного офиса по делам
беженцев имени Ф. Нансена во главе с М. Губером. Как отмечал выпускник
Московского университета В.А. Маклаков, Международный офис был создан
только для благотворительной и гуманитарной помощи, а правовая помощь
оставалась в ведении секретариата Лиги Наций без всякого ограничения срока.61 Политико-правовая помощь беженцам возлагалась на генерального секретаря Лиги Наций, которому поручалось: а) следить за эволюцией беженской
проблемы, б) обеспечивать, упорядочивать и следить за применением существующих Соглашений, в) в случае надобности брать на себя почин пересмотра
существующих Соглашений и заключение новых.
Устав Офиса, утвержденный 19 января 1931 года советом Лиги Наций,
определял его как автономный орган, непосредственно подчиненный Лиге
Наций, которая назначала председателя, ассигновала средства на его содержание, проверяла через своих ревизоров его отчетность, ежегодно рассматривала
отчетный доклад. § 3 Устава определял следующие задачи: Офис 1. «собирает и
объединяет сведения о материальном и моральном положении беженцев, способствует размещению и устройству их, собирая сведения о рынках труда в
странах иммиграции, 2. согласует деятельность и дает директивы организациям
помощи, 3. собирает и распределяет при содействии всех, кто может быть в
этом полезен, в частности, при содействии совещательного комитета частных
организаций, средства для улучшения существования беженцев, в том числе
суммы, выручаемые от продажи нансеновских марок, 4. в пределах своей компетенции облегчает применение к частным случаям соглашений, заключенных
в интересах беженцев».62
Административный совет уточнил роль прежних сохранявшихся представительств комиссариата: представительство интересов беженцев перед местными властями в отдельных частных случаях (визы, право занятия промыслами
и трудом, вопрос о праве проживания в стране и т.д.). Порядок подачи ходатайств и пособий не изменился: их рассматривала финансовая подкомиссия совещательного комитета частных организаций (Гулькевич, Клузо (Швейцария),
Пашалаян).
Планирующаяся ликвидация Офиса к 31 декабря 1939 года стимулировала подготовку конвенции о юридическом статусе русских и армянских беженцев, подписание которой обеспечило бы им гарантированную социальную заГА РФ Ф. 7067. Оп. 1. Д. 365. Л. 138. Пер. с фр. яз. Л.В. Руснак.
Альманах. Русская эмиграция. 1920-1931 гг. Вып. II-й. Белград, 1931. С. 44.
62
Закон и суд. 1931. № 20. Ст. 643; АВП РФ Ф. 0415. Оп. 12. П. 9. Д. 17. Лл. 15-16; Ф. 05.
Оп. 16. П. 105. Д. 8. Лл. 297-298. Секретная справка о Бюро Нансена от 17 ноября 1935 года.
60
61
148
щиту со стороны правительств стран-реципиентов. Такую конвенцию представители 12 государств подписали 28 октября 1933 года. Ее положения носили
уже не рекомендательный, а обязательный характер.
Конвенция расширяла соглашение 1928 года, включая несколько пунктов
о социальном обеспечении (о льготах относительно вознаграждения рабочих за
несчастные случаи, о пособиях больным, безработным и детям, о стипендиях и
освобождении от платы за обучение в школах, об устройстве Обществ взаимного вспомоществования и участии в них). Что касается права на труд, то подчеркивалось, что законы по защите национального рынка труда не должны ограничивать беженцев, проживавших не менее трех лет в стране; женатых на подданных данной страны; имевших детей-подданных страны; бывших участников
Первой мировой войны. По вопросам образования, организации обществ взаимопомощи, налогового режима и т.д. русские беженцы приравнивались к местным гражданам или к наиболее привилегированным иностранцам. По вопросу о
личном статусе устанавливался применявшийся почти повсеместно к бесподданным принцип подчинения законам места жительства (domicile), а за неимением его – законом местопребывания (residence).
Русский комитет объединенных организаций в Париже поручил особой
комиссии заняться вопросом реорганизации русской фракции в совещательном
комитете. Доклад был подготовлен В.Б. Ельяшевичем и представлен экспертам.
Комиссия предложила включить в совещательный комитет центральные гуманитарные организации, беженские офисы (во Франции, Германии, Югославии,
Румынии) и представителей, избранных от каждой страны специальными объединениями действующих в них гуманитарных организаций.63
По мере приближения срока окончания деятельности Международного
офиса по делам беженцев им. Нансена, международное сообщество все более
четко осознавало неразрешимость проблемы к намеченному рубежу – к концу
1938 года. Когда устанавливались эти сроки, предполагалось, что эмигранты к
этому времени либо вернуться на родину, либо ассимилируются. Но на попечении Офиса оставались еще около 600 тыс. беженцев, число которых сократилось за 1936 год лишь на 100 тыс. преимущественно за счет натурализации армян. Уменьшение числа других категорий беженцев путем натурализации (за
1936 год не менее чем 1812 чел.64) компенсировалось естественным приростом.
Не убывала работа Офиса по выдаче нансеновских сертификатов, виз,
свидетельствованию разного рода актов, ходатайствам об отмене высылок, о
праве на труд, о материальной помощи, о принятии в госпитали, санатории,
Последние новости. 1935. 17 ноября.
Беженский вопрос в XVIII-ой сессии Лиги Наций. (Письмо их Женевы) // Закон и суд.
1938. № 2. Ст. 3900. Эти данные касались Болгарии, Греции, Данцига, Франции, Китая и
Югославии. Германия, Финляндия, Латвия и ЧСР указали, что у них нет официальных статистических данных о натурализации.
63
64
149
приюты и т.д.65 Фонд помощи пополнялся за счет нансеновского марочного
сбора лишь немногим более чем наполовину. Было ясно, что ликвидация организации не будет равносильна ликвидации самой беженской проблемы. Принятые решения по налаживанию координации в Лиге Наций деятельности по покровительству беженцам и реорганизации такого центра привели к ликвидации
автономной заботы о русских.
С июня 1935 года по июнь 1936 года отмечено было 113839 случаев вмешательства нансеновского бюро по защите интересов беженцев // Закон и суд. 1937. № 3. Ст. 3549.
65
150
3. Советско-германские отношения в контексте «новой восточной
политика» ФРГ и ее формирование
5 марта 1969 года президентом ФРГ стал Густав Хайнеман (СДПГ). На выборах 28 сентября 1969 года СДПГ (Социал-демократическая пария Германии)
во главе с кандидатом в канцлеры Вилли Брандтом получила 42,7% голосов избирателей. Доля голосов СвДП (Свободная демократическая партия) составила
5,8 %. Партии ХДС/ХСС набрали в совокупности 46,1 % и все ещё продолжали
оставаться крупнейшей фракцией в бундестаге.1
Сразу после завершения выборов лидер СДПГ В. Брандт произнес свои знаменитые слова: «…теперь Гитлер окончательно проиграл войну». И, не колеблясь,
добавил: «Если выберут меня, я буду считать себя канцлером не побежденной, а
освобожденной Германии».2 Уже в ночь после выборов Вилли Брандт начал готовить базу для создания правящей коалиции со свободными демократами. Однако
сложение сил СДПГ и СвДП давало лишь незначительное и нестабильное большинство, учитывая, что у младшего партнера в парламенте имелись, как показали
дальнейшие события ненадежные депутаты. В результате достигнутых договоренностей социал-демократы и либералы сформировали правящую социальнолиберальную коалицию (так называемая «малая коалиция»).3
21 октября 1969 года впервые в истории ФРГ главой федерального правительства был избран представитель социал-демократов Вилли Брандт, который
представил себя как «канцлер внутренних реформ». В нем своеобразным образом сочетались психологическая замкнутость, политический идеализм и социальная неуверенность. Политические взгляды Брандта шли дальше, чем у многих других социал-демократов, его политический стиль был современнее. Создавалось впечатление, что он больше переживает за судьбу Германии, чем некоторые из его предшественников на посту федерального канцлера.4
Не отказываясь от рыночной экономики, лидер СДПГ решили усилить
ее государственное регулирование и внести в нее элемент плановости. Глава
свободных демократов Вальтер Шеель стал вице-канцлером и министром иностранных дел. Оба были инициаторами политики разрядки в своих партиях.
Оба опасались, что «доктрина Хальштейна», претензия на единоличное представительство всех немцев, непризнание ГДР и риторика вокруг статус-кво могут помешать новой «восточной ориентации» и привести к внешнеполитической изоляции ФРГ. Вилли Брандт и Вальтер Шеель хотели предотвратить эту
1
Partei Programme. Grundsatzprogrammatik und aktuelle politische Ziele von SPD, CDU, CSU,
FDP, DKP, NDP. Herausgegeben von S.Hergt. Heggen-Verlag, Opladen, 1975. S. 329.
2
Брандт В. Воспоминания (Перевод с нем.). / В. Брандт. М., 1991. С. 188.
3
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера М., 2005.
4
Там же.
151
опасность изоляции путем проведения «двусторонней, но не двусмысленной
внешнеполитической линии». Советником федерального канцлера и статссекретарем МИД ФРГ был назначен Эгон Бар.
Таким образом, в результате выборов 1969 года закончился период 20летнего правления Христианско-демократической партии. Основные концепции ХДС/ХСС потерпели поражение: пресловутая «доктрина Хальштейна» с её
непризнанием ГДР и политика «с позиции силы» в отношении социалистических стран поставила ФРГ в политическую изоляцию. Дальнейший политический путь Западной Германии предстояло определять пришедшим к руководству в ФРГ политикам совершенно нового формата.
Президент Хайнеман, «демократ и антифашист, ...сторонник разрядки
международной напряженности»,5 еще во времена К. Аденауэра выступал за
улучшение отношений Запада с Востоком. Э. Бар являлся автором внешнеполитической стратегии «Перемены через сближение», взятой за основу внешней
политики правящей коалиции СДПГ/СвДП. В. Шеель, председатель СвДП,
представлял новое социал-либеральное поколение Свободной демократической
партии. В его председательство партия «полевела», ее консервативное крыло
(национал-либералы) были оттеснены от решения политических задач СвДП.
Во внешнеполитических вопросах СДПГ и СвДП выступали с единой согласованной позиции, основной отправной точкой которой являлось осознание необходимости ее модернизации, в том числе пересмотра отношений ФРГ со странами восточного блока.
Расстановка внутриполитических сил в Бонне по итогам выборов 1969 года была благоприятна выработке и реализации новой, коренным образом отличающейся от проводимой правительствами ранее, «восточной политики» ФРГ.
Западная Германия, поставленная в 1969 году перед выбором «идти прежним
путем или коренным образом изменить внутреннюю и внешнюю политику»,6
сделала свой выбор в пользу пересмотра государственных политических ориентиров, проводником которых и намеревалось выступить новое руководство
страны. Стране нужен был выход на «Восток».
В то же время возможность выхода из оппозиции и приход к власти в ФРГ
в 1969 году. Социал-демократической партии, а также сдвиги в подходе официальных кругов к отношениям с СССР, ГДР и другими европейскими соцстранами были непосредственно связаны с объективными реальностями международной жизни. 1960-е годы ознаменовали изменения международной обстановки, связанные с началом процесса мировой разрядки. Западный и Восточный
блоки пытались прийти к взаимопониманию и нащупать точки соприкосновения по ряду актуальных проблем международных отношений. Произошла переориентация внешней политики США и стран Западной Европы с политики
5
6
Кремер И.С. ФРГ: этапы «восточной политики». М., 1986. С.119.
Павлов Н.В. Внешняя политика ФРГ в постбиполярном мире. М., 2005.
152
конфронтации и нагнетания напряженности, к политике разрядки и сотрудничества с СССР и другими социалистическими странами.
Как отмечает М.С. Горбачев, «замышляя новую восточную политику и
осуществляя ее на практике, Брандт имел в виду вполне определенную концепцию Европы. В его представлении она не кончалась ни на Одере, ни на Висле.
Брандт видел будущее Европы во взаимодействии ее западной и восточной частей. А предпосылкой этого он считал преодоление тяжкого наследия прошлого, причем не только между Германией и Советским Союзом».7
Необходимо так же обратить внимание на иную оценку нового внешнеполитического курса капиталистических стран приведенную у ряда историков:
«…изменение тактики империализма с начала 60-х годов, и в первую очередь
со стороны США, нашло свое выражение в провозглашенной президентом Дж.
Кеннеди «стратегии мира». Истинная цель этой новой доктрины состояла в переходе от военной конфронтации «к изменению социализма изнутри» с помощью экономических, политических и идеологических средств, т.е. в использовании мирного сосуществования государств с различным общественным строем с целью идеологического воздействия на население стран реального социализма и подрыв социалистического строя».8
Причем данную точку зрения приводят в своих трудах не только советские
ученые, но и современные российских историки: «…сегодня уже не оспаривается тот факт, что при реализации проекта проведения широкой международной конференции по укреплению мира на Европейском континенте Запад ставил своей целью сделать более прозрачным «железный занавес» и получить
возможность, в том числе и через политико-культурную экспансию в восточноевропейские страны, влиять на внутриполитические процессы в стране «реального социализма»».9
В период правления «большой коалиции» в ФРГ также наметились некоторые подвижки в духе новых мировых политических веяний. Западногерманское руководство пришло к «осознанию того, что жизненно важными для страны являются не только проблемы внутренней политики, но и угроза ее (ФРГ)
внешнеполитической изоляции».10 Оставался нерешенным актуальный для Западной Германии вопрос единства немецкой нации. Односторонняя ориентация
на Запад все больше лишала ФРГ маневренности в сфере мировой политики.
Со стороны западных союзников ФРГ и, прежде всего, США по-прежнему
звучали декларации о незыблемости их «особых отношений» и поддержке западногерманской внешнеполитической линии. Бонн также подчеркивал приГорбачев М.С. Как это было: объединение Германии. М., 1999.
Щепотов К.П. Идеология и политика западногерманской социал-демократии. М., 1984.
9
Павлов Н.В. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. М., 2005.
10
Щепетов К.П. Идеология и политика западногерманской социал-демократии. М., 1984.
С. 3.
7
8
153
верженность евроатлантическому сотрудничеству. Тем не менее, представляется обоснованным вывод исследователя политики США в ФРГ конца 1960-х –
начала 1970-х годов Н. Нарочницкой о том, что взаимоотношения двух стран на
момент прихода к власти В. Брандта были достаточно противоречивы. Основное противоречие же «заключалось, – по ее мнению, – в том, что ФРГ в отличие
от США все более настойчиво проявляла стремление подойти к практическому
разрешению ряда вопросов из комплекса германских дел».11
США, с одной стороны, одобряли действия Бонна, направленные на снятие
напряженности в отношениях с Восточным блоком, а зачастую даже подталкивали руководство Западной Германии к более активным шагам. В то же время
«восточная политика» правительства К.-Г. Кизингера / В. Брандта не во всем
соответствовала стратегической линии Вашингтона. Соединенные Штаты
стремились к тому, чтобы в решении германского вопроса инициатива не перешла полностью в руки ФРГ, а являлась бы общей с позицией США и НАТО.
Однако разрядка в отношениях Западной Германии с социалистическими странами на основе провозглашаемых Бонном принципов «восточной политики»
была, по мнению Соединенных Штатов, нереальной.
К концу 1960-х годов ФРГ оставалась единственным европейским государством, выступающим за пересмотр итогов Второй мировой войны, в частности, сложившихся границ, за единоличное представительство всех немцев и
ликвидацию «советской зоны оккупации на востоке Германии». США и европейские союзники ФРГ, осознавая объективные условия международных отношений, не проявляли грозящей осложнением отношений с СССР инициативы
поддерживать ревизионистские претензии Бонна.
Приход к власти в США Р. Никсона ознаменовал «эру переговоров» в американской внешней политике, приоритетом которой стало разрешение проблем
глобального характера, в т.ч. вопросы использования ядерного оружия, проблема гонки стратегических вооружений. Советско-американские отношения переходили к активной фазе разрядки. Со стороны ФРГ ожидали, что в переговорах
между США и СССР американцами будут учтены интересы и Западной Германии, но ожидания не оправдались. Официальный Вашингтон опасался осложнять советско-американский диалог выдвижением каких-либо условий и откладывал решение германских проблем.
В сложившейся ситуации в правящих кругах ФРГ убеждались во мнении,
что передача Вашингтону полномочий на урегулирование актуальных для Западной Германии проблем «восточной политики» не принесла ожидаемых положительных результатов. В. Брандт выдвинул парадоксальный для того времени тезис: поскольку надежда на Запад завела страну в тупик, объединение
Германии может быть достигнуто путем германского примирения с коммуни11
Нарочницкая Н.А. США и «новая восточная политика» ФРГ. M., 1977. С. 66.
154
стическим миром. Боннские лидеры пришли к осознанию того, «что существует
неразрывная связь между созданием новой политической основы в отношениях
с СССР и улучшением взаимоотношений с отдельными социалистическими
странами».12
Руководство СССР, рассматривая налаживание отношений с крупнейшим
европейским государством – ФРГ – в качестве безусловного внешнеполитического приоритета, оперативно отреагировало на изменение западногерманского
политического климата. В Москве пристально следили за ходом предвыборной
кампании 1969 года в ФРГ. Вероятная победа СДПГ представляла реальную
возможность продвинуться в деле решения проблем двусторонних отношений.
Наблюдая за развитием ситуации в Западной Германии, советской стороной
прорабатывались различные варианты активизации межгосударственного сотрудничества и налаживания отношений с Бонном.
Помимо правительственных заявлений о готовности к сотрудничеству с
Бонном, официальной переписки и обмену протокольными делегациями, Москвой был предпринят ряд шагов особого характера. Не дожидаясь результатов
выборов, советскими спецслужбами с санкции высшего руководства страны
была установлена неофициальная связь с первыми лицами Социалдемократической партии ФРГ.
Известный советский дипломат, д.и.н. В.И. Попов в монографии «Современная дипломатия» в главе «Из истории конфиденциальных каналов» посвящает отдельный раздел тайному каналу между руководством СССР и ФРГ.13
Опираясь на воспоминания непосредственных участников событий,14 В.И. Попов указывает на то, что канал был установлен непосредственно по инициативе
Л.И. Брежнева в обход МВД СССР. Курировал канал Ю.В. Андропов, дававший указания сотрудникам КГБ В. Кеворкову и В. Ледневу, которые, в свою
очередь, имели прямые контакты с советником В. Брандта, статс-секретарем
МИД ФРГ Э. Баром и заместителем председателя СПДГ Г. Шмидтом. Через канал, действовавший до 1982 года, происходил обмен письмами между Л.И.
Брежневым и В. Брандтом, высоко ценившими возможность оперативного общения, минуя установленные в подобных случаях официальные бюрократические формальности.
В. Попов дает положительное заключение о работе канала. Посредством
тайного канала сторонам удалось вести прямой диалог и найти решение многих
важнейших политических вопросов, «знать из первых рук точку зрения руководителей двух государств, не искаженную оценками других министров или маНарочницкая Н.А. США и «новая восточная политика» ФРГ. M., 1977. С. 70.
Попов В.И. Современная дипломатия. Теория и практика. М., 2004. С. 541-559.
14
Бар Э. Послесловие и заключение к книге В. Кеворкова. М., 1997; Квицинский Ю. Заметки
профессионала. М., 1999; Кеворков В. Тайный канал. М., 1997; Фалин В.М. Без скидок на
обстоятельства. Политические воспоминания. М., 1999.
12
13
155
териалами, подготовленными дипломатическими чиновниками, знать все тонкости мыслей главных руководителей страны...»15
На сегодняшний день, к сожалению, остается малоизученным сам факт, а
также роль неофициальных контактов советских и западногерманских политических лидеров в истории международных отношений. Исследования затруднены закрытостью источников, многие из которых принадлежат к архивам спецслужб и ЦК КПСС и находятся под грифом секретности. Однако очевидным
является то, что в 1969 году инициатива в области поиска компромисса по ряду
актуальных вопросов советско-западногерманских отношений проявилась с
обеих сторон «железного занавеса». Москва и Бонн, адекватно отреагировали
на вызовы мировой политики и выразили готовность к прямому общению по
всему ряду имеющихся проблем.
Важнейшей внешнеполитической предпосылкой новой восточной политики Вилли Брандта стала сделка «газ – трубы». Сделке предшествовали труднейшие девятимесячные переговоры, проходившие попеременно в Вене,
Москве, Эссене и Кельне. Наконец к подписанию были подготовлены три договора. СССР обязывался ежегодно поставлять западным немцам 3 млрд. кубометров природного газа. ФРГ в лице фирмы Mannesmann брала на себя обязательство расплатиться за получаемое топливо 1,2 млн. тонн труб большого
диаметра, необходимых СССР для прокладки газопровода на Запад. Газовой
компании Ruhrgas из Эссена предстояло закупать советский газ и снабжать им
клиентов в Германии через собственные газораспределительные сети. Финансовое обеспечение сделки гарантировал Deutsche Bank, выделивший на льготных условиях кредит в 1,2 млрд. марок.
1 февраля 1970 года министр экономики ФРГ профессор Карл Шиллер и
советский министр внешней торговли Николай Патоличев скрепили подписями
беспрецедентный договор о начале поставок природного газа из СССР в Западную Германию. Карл Шиллер произнес, подняв бокал: «Мы, представители
экономики и техники, вносим практический вклад в дело мира». Андреас Майер-Ландрут (в 1980-е годы посол ФРГ в СССР) отмечал: «Эта сделка была, конечно, очень важна для развития отношений Восток-Запад. Германия впервые
выступила не как «хвост» американцев, а как самостоятельный политический
игрок. Госсекретарь США Генри Киссинджер не хотел, чтобы немцы играли
особую роль в политике сближения Запада с Востоком, он хотел держать это
под своим контролем. Но мы с нашей восточной политикой его опередили».
В свою очередь, Отто Вольфф фон Амеронген (в 1952–2000 годах занимавший пост главы Восточного комитете немецкой экономики) заявлял: «Я
всегда был убежден, что благодаря этой сделке возникло постоянное средство
коммуникации, надежный мост для дальнейшего развития, или, точнее, воз15
Попов В.И. Современная дипломатия. Теория и практика. М., 2004. С. 556.
156
рождения традиционных германо-российских связей, во многом утраченных за
десятилетия после октябрьского переворота в России 1917 года».16
Таким образом, в рассматриваемый период произошло сочетание, с одной
стороны, объективных факторов международных отношений, повлекших за собой поворот во внешней политике ФРГ, и субъективных условий – прихода к
власти в Бонне сил, готовых произвести этот поворот, с другой. Иначе говоря,
внешнеполитическая совместимость, внутриполитический консенсус и высокая
гомогенность коалиции представляли собой идеальную отправную точку для
проведения активной политики разрядки.
Соединение этих факторов позволило Западной Германии сделать важные
шаги в направлении нормализации отношений с Восточным блоком и разрядки
международной напряженности в Европе в целом.
Особый интерес представляет вопрос о сущности «новой восточной политики» ФРГ и процессе ее формирования.
Приходу к власти в ФРГ Социал-демократической партии и лично В. Брандта
во многом способствовали внешнеполитические лозунги предвыборной программы партии. По сравнению с позицией ХДС, в программных установках
СДПГ, озвученных накануне выборов 1969 года, проявилось более чуткое понимание реальностей мировой политики, которое и было поддержано западногерманскими избирателями.
Значительно разнящаяся с позицией ХДС/ХСС концепция «восточной политики» социал-демократов ярко обозначила свои контуры уже в период правления «большой коалиции». Именно в 1966–1969 годы вошедшая в правительственный блок СДПГ смогла опробовать в действии и отточить свою модель
построения отношений с Востоком, а также доказать ее эффективность. Коалиция СДПГ и СвДП, по мнению А.А. Новикова и Н.В. Павлова, не смогла бы
начать в 1969 году свою новую «восточную политику», не будь прелюдии со
стороны «большой коалиции».
С приходом к власти коалиции СДПГ/СвДП, и, соответственно, канцлера
Вилли Брандта и министра иностранных дел Вальтера Шееля, «восточная политика» стала пониматься как «практические шаги по нормализации отношений
ФРГ с социалистическими странами на базе признания территориального статус-кво в Европе и отказа от применения силы или угрозы ее применения, по
преодолению инерции «холодной войны», по самоутверждению Федеративной
Республики на мировой арене и ее превращению в полноправного субъекта
международных отношений».17
Однако, обозначенная лидерами социал-демократов в конце 1960-х годов
позиция партии по вопросам отношений с европейскими соцстранами не являлась таковой на всем протяжении послевоенной истории СДПГ. Начиная с мо16
17
Труба в бесконечность // Время новостей. № 169. 17 ноября 2000 года.
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ… C. 150.
157
мента восстановления партии в 1949 году, внешнеполитические воззрения
СДПГ прошли в своем развитии ряд этапов.
Как указывалось нами в первой главе работы, взгляды на ключевые проблемы отношений с СССР и восточным блоком, послевоенного германского
урегулирования и в целом «восточной политики» социал-демократов и христианских демократов Западной Германии в период институализации партий были
практически идентичными. Эти установки нашли подтверждение в программных документах СДПГ и в более поздний период.
Принятые на съездах партии в 1949 году «Дюркхаймские требования», в
1952 году «Дортмундская программа действий», рекомендации для дискуссии,
выработанные партийной комиссией в 1953 году, «Годесбергская программа»
1959 года отражали следующую позицию СДПГ по проблемам «восточной политики»: непризнание европейских послевоенных границ и ГДР, единоличное
представительство Бонном немецкой нации. В адрес же СССР и восточноевропейских социалистических стран выдвигались «обвинения в игнорировании
демократических свобод».18
Накануне парламентских выборов 1961 года лидеры социал-демократов
сочли целесообразным несколько пересмотреть и актуализировать программные
установки партии. Пытаясь уйти от сложившегося в избирательных кругах ФРГ
имиджа «радикальной партии», СДПГ объявила отход от идеологии марксизма.
Была пересмотрена экономическая концепция партии, а также сделано заявление о проведении единой с ХДС внешнеполитической линии, в частности,
по вопросам обязательств ФРГ в атлантическом сообществе и перевооружения
бундесвера. Тем не менее, уже в то время позиция СДПГ по вопросам «восточной политики» по многим пунктам расходилась с декларируемой и проводимой
правительствами христианских демократов политики.
Так, в противовес аденауэровской «политике с позиции силы» в отношении Восточного блока, первым председателем СДПГ К. Шумахером была выдвинута экономическо-политическая «теория магнита». Как мы уже отмечали
ранее, теория была призвана за счет высокого уровня экономического и политического развития ФРГ создать у жителей социалистических положительный
имидж Западной Германии и сделать притягательной эту модель развития. Отклоненная канцлером К. Аденауэром, как не соответствующая сложившейся
международной ситуации, «теория магнита» была взята на вооружение и применена по отношению к странам Восточной Европы правительствами Л.
Эрхарда и К.-Г. Кизингера.
Преемник К. Шумахера Э. Оленхауэр «признавал, что решение германской
проблемы невозможно без Советского Союза».19 Председатель СДПГ выступил
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: прошлое и настоящее. М., 1980. С. 72-74; Орлов Б.С. СДПГ:
идейная борьба вокруг программных установок. 1945-1975 гг. М., 1980. С. 112, 167.
19
Кремер И.С. ФРГ: этапы «восточной политики». М., 1986. С. 55.
18
158
за нормализацию отношений с СССР, активизацию переговорного процесса и
скорейшее установление дипотношений.20
В 1963 году руководителем Социал-демократической партии был избран
В. Брандт, его заместителями – Г. Венер и Ф. Эрлер. Новое руководство Социал-демократической партии современники называли представителями «нового
стиля», отличительной чертой которого являлось, по замечанию Б. Орлова,
«намерение пересмотреть политическую стратегию СДПГ», и в первую очередь, «вопросы и внутренней и внешней политики».21
Огромную роль в изменении внешнеполитической стратегии социалдемократов, безусловно, сыграл новый лидер партии В. Брандт, являвшийся
«одним из первых политиков Западной Германии, чьи взгляды заметно эволюционировали под воздействием перемен в мировом развитии и в настроениях
общественного мнения ФРГ».22 Брандт считал, что отсутствие нормальных отношений с СССР и восточноевропейским социалистическим блоком противоречит национальным интересам ФРГ. Уже в 1950-е годы его выступления существенно отличались от речей западногерманских официальных лиц. «Не существует никакого сомнения в том, что Федеративная Республика должна решительно проводить последовательную политику мирного сотрудничества с соседями Германии как на Востоке, так и на Западе. На германскую политику не
должны ... оказывать влияния ни ненависть, ни притязания по отношению к какому-либо из этих наших соседних народов...»,23 – заявлял В. Брандт в бундестаге 3 июня 1953 года.
В начале 1960-х годов СДПГ разработала свою программу расширения отношений между Западной и Восточной Германиями – так называемую «германскую тактику», предполагающую решение имеющихся проблем совместно с
руководством ГДР на «возможно более низком, рабочем, уровне».24 Кроме того,
наметились определенные сдвиги во взглядах социал-демократов по вопросам
европейского мирного урегулирования, в частности, возможности признания
границы по Одеру–Нейсе. Выступая на съезде СДПГ в Дортмунде 1 февраля
1966 года, председатель партии В. Брандт заявил, что «некоторые люди поступают так, словно мы имеем области восточнее Одера–Нейсе. В этом смысле мы
не «имеем» даже того, что лежит между нами и Одером и Нейсе».25
Войдя в 1966 году в «большую коалицию», СДПГ приступила к модификации государственной западногерманской «восточной политики». Руководством страны была признана необходимость нормализации фактически не суАлексеев Р.Ф. Указ.соч. С. 72; Кремер И.С. Указ. соч. С. 57.
Орлов Б.С. СДПГ: идейная борьба… С. 189.
22
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: прошлое и настоящее. С. 113.
23
Брандт В. Воля к миру. М., 1972. С. 52.
24
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ… С. 128.
25
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: прошлое и настоящее. С. 114.
20
21
159
ществующих отношений с социалистическими европейскими государствами.
Действуя в правительстве с согласованных позиций с ХДС/ХСС, социалдемократы, тем не менее, в своем видении «восточной политики» шли намного
дальше рамок, установленных партнерами по «большой коалиции».
В 1968 году на Нюрнбергском съезде СДПГ был рассмотрен новый программный документ – «Социал-демократические перспективы на рубеже
1970-х гг.», в котором, по мнению историка Б. Орлова, и «начала обретать контуры «новая восточная политика» партии.26
Съезд высказался за присоединение к Договору о нераспространении ядерного оружия, урегулирование положения в Европе, в том числе улучшение отношений между обеими частями Германии. Внеочередной съезд социалдемократов, состоявшийся в Годесберге накануне выборов в парламент ФРГ (апрель 1969 года) и посвященный обсуждению программы правительственной деятельности СДПГ, высказался, помимо прочего, за договорное урегулирование
аннулирования мюнхенского соглашения 1938 года.27
Приоритетное значение вице-канцлером и министром иностранных дел
«большой коалиции» В. Брандтом придавалось отношениям между двумя германскими государствами. Уже в тот период лидер социал-демократов ясно осознавал, что процесс нормализации отношений с Восточной Германией невозможен без участия в нем СССР, и был готов на поиск взаимоприемлемых решений по тем проблемам, существование которых тормозило развитие советско-западногерманских отношений.
25 апреля 1969 года правительством «большой коалиции» было сделано
заявление о готовности ФРГ перейти к договорным отношениям с ГДР,28 т.е.
признать ее де-факто.29 Это был существенный шаг по сравнению с позицией,
занимаемой по данному вопросу предыдущим руководством страны, и его
осуществление, безусловно, было связано с деятельностью в правительстве Социал-демократической партии и лично В. Брандта.
Однако по вопросу международно-правового признания ГДР, на котором
упорно настаивала Москва, СДПГ по-прежнему занимала отрицательную позицию. Социал-демократы, не принимая идею двух немецких государств, утверждали, что для ФРГ Восточная Германия «не является заграницей»30 и «делали упор
на общие моменты, которых нет в отношениях между другими государствами».31
В свою очередь, желание Бонна напрямую контактировать с Восточным
Берлином расценивалось советским руководством, как «попытки изоляции»
Орлов Б.С. СДПГ: идейная борьба… С. 203.
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: прошлое и настоящее. С.115.
28
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ… С. 544.
29
См. подробнее: Борунков А.Ф. Дипломатический протокол в России. М., 2005. С. 40.
30
Орлов Б.С. СДПГ: идейная борьба вокруг программных установок. 1945–1975 гг. М., 1980. С. 203.
31
Щепетов К.П. Идеология и политика западногерманской социал-демократии. М, 1984. С. 80.
26
27
160
ФРГ «от социалистического содружества».32 СССР с подозрением относился к
стремлению «большой коалиции» урегулировать отношения между ФРГ и ГДР
на особом основании – «как немцев с немцами», причем без юридического признания последней, видя в этом шаги к объединению Германии, причем объединению на условиях ФРГ. Москва вновь объявила западногерманскую «восточную политику» «реваншистской».
28 октября 1969 года В. Брандт сделал правительственное заявление, в котором расставил основные акценты во внешнеполитической ориентации. В заявлении был сделан упор на то, что новая «восточная политика» прежде всего
«…представляла собой обеспечение немецких интересов и предполагала осторожное расширение поля внешнеполитической активности Федеративной Республики».33 Правительство В. Брандта сразу начало искать пути к улучшению
отношений с СССР, нормализации отношений с восточноевропейскими государствами. Немаловажным было признание ГДР как государства, что открывало путь для начала нормализации отношения с ней.
Однако, как заявлял В. Брандт ещё 13 мая на съезде в Саарбрюкене, СДПГ
готовы урегулировать добрососедские отношения с ГДР, но «…чтобы дополнительно разъяснить этот пункт: то, что мы готовы видеть в ГДР равноправное
государство, естественно ещё не означает, что мы хотели бы или могли бы видеть в ней равнозначное государство».34 В заявлении подчеркивалась, что
внешняя политика новой коалиции будет проводиться под знаком преемственности по отношению к предыдущему правительству. Это выражалось в том, что
«восточная политика» является только необходимым дополнением к Западной
политике К. Аденауэра. Вилли Брандт писал в своих воспоминаниях: «…наши
усилия в области восточной политики должны быть тщательно согласованы с
западными партнерами и закреплены в политической структуре Атлантического союза. Или, проще говоря, наша восточная политика должна начинаться на
Западе!»35 В своей речи канцлер обозначил вектор внешней политики ФРГ: отказ от применения силы, мирные отношения с Восточным блоком. Существенным подтверждением изменения в позиции Бонна явилось то, что в официальном выступлении высшего руководства ФРГ говорилось о двух германских
государствах.36
Таким образом, с одной стороны, в заявлении подтверждалась «…верность
НАТО и союзу с США, поддерживалась идея укрепления ЕЭС. Но одновременно правительство заявляло, что будет добиваться прекращения конфронтации в
Щепетов К.П. Указ. соч. С. 80.
Павлов Н.В. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. М.: Наука, 2005.
34
Основные направления нашей политической деятельности на 70-е годы. Речь 13 мая 1970
года на съезде СПДГ в Саарбрюкене / Вилли Брандт. Демократический социализм. Статьи и
речи (Перевод с нем.) / Под ред. Г.А. Багатуряна. М., 1992.
35
Брандт В. Воспоминания (Перевод с нем.). М., 1991.
36
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: прошлое и настоящее. С. 117.
32
33
161
Европе, выразив готовность начать переговоры с СССР, ГДР, ЧССР и ПНР по
спорным вопросам. Наряду с указанием на необходимость «сотрудничества и
согласия» с Западом в документе подчеркивалась также необходимость «взаимопонимания с Востоком».37
Как указывает И.С. Кремер, «уже первое правительственное заявление В.
Брандта в бундестаге 28 октября 1969 года свидетельствовало о том, что его кабинет намерен сделать серьезный поворот в политике по отношению к СССР и
другим социалистическим странам, включая ГДР».38
По мнению А.А. Новикова и Н.В. Павлова, «основой долгосрочной внешней политики В. Брандта являлись равновесие между Востоком и Западом и кооперация между Восточной и Западной Европой».39 Представляя, что в ближайшее время объединение Германии невозможно, пришедшее к власти правительство СДПГ/СвДП ставило задачу на основе политики разрядки преодолевать изоляционизм Востока и «через контакты между людьми сделать границы
более прозрачными».40 Таким образом, за основу «восточной политики» ФРГ
была взята разработанная В. Брандтом и Э. Баром концепция «Перемены через
сближение», вобравшая в себя идеи политико-экономической концепции конвергенции и «теорию магнита» К. Шумахера.
28 ноября 1969 года правительство Брандта подписало Договор о нераспространении ядерного оружия, против присоединения к которому выступали
предыдущие правительства ФРГ и нынешняя оппозиция ХДС. Подписание Договора, безусловно, обозначало стремление Бонна следовать в русле мировых
процессов разрядки. Таким образом, новое правительство перечеркнуло решение бундестага от 25 марта 1958 года о вооружении бундесвера оружием «самого нового образца».41
Однако в видении границ мирного урегулирования канцлер В. Брандт и его
ближайший помощник Э. Бар шли еще дальше. По их мнению, основой разрядки напряженности между Востоком и Западом должны были явиться широкие
практические меры разоруженческого характера, вплоть до создания общего
органа, координирующего деятельность НАТО и ОВД. Военные блоки со временем предполагалось заменить единой системой коллективной безопасности
через заключение ряда двусторонних соглашений между странами Центральной
и Восточной Европы об отказе от применения силы и сокращение вооруженных
сил. СССР и США, не являясь членами системы безопасности, должны были
бы выступать ее гарантами.42
Истягин Л.Г. Общественно-политическая борьба в ФРГ по вопросам мира и безопасности
(1947-1987). М., 1988. C. 65-66.
38
Кремер И.С. Указ. соч. С. 124.
39
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ… C. 169.
40
Там же. С. 170.
41
Кремер И.С. Указ. соч.
42
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ… C. 170.
37
162
Таким образом, результаты разрядки в Европе способствовали бы приходу
обеих германских государств, по сути, к нейтралитету, что неоднократно озвучивалось Москвой в качестве обязательного условия объединения Германии.
Ввод войск ОВД в Чехословакию в 1968 году скорректировал представления западногерманского руководства о границах процесса разрядки, возможной по-прежнему лишь на основе принципа нерушимости границ и сохранения
статус-кво в Европе. Правительство Западной Германии вновь подтвердило
свою заинтересованность в сохранении и укреплении НАТО и американозападногерманского сотрудничества, также как и «важность прочной опоры на
НАТО и весь «атлантический комплекс» для проведения своей политики в отношении Востока».43
Для понимания нового внешнеполитического курса в области «восточной
политики», необходимо выделить основные цели, на которых сосредоточилось
социально-либеральное правительство В. Брандта и В. Шееля, обозначив обязательным условием преодоления конфронтации между Востоком и Западом
укрепление союза западных государств, сконцентрировало свои усилия:
1. Обмен заявлениями об отказе от применения силы с Советским Союзом
(при этом принятие ГДР де-юре считалось нежелательным), а также укрепление
двухсторонних, в особенности экономических, отношений с СССР.
2. Заключение соглашения с Польской Народной Республикой, в котором
урегулировался вопрос послевоенных границ между Германией и ПНР.
3. Улучшение ситуации вокруг Западного Берлина. При этом задачи ФРГ
состояли в сохранении ответственности трех держав за Западный Берлин, в
обеспечении транспортных гарантий по транспортному сообщению с городом и
его улучшению, в укреплении связей между Восточным и Западным Берлином,
в укреплении связей между Восточным и Западным Берлином, а так же между
Западным Берлином и ГДР.
4. Заключение комплекса соглашений с ГДР – по возможности с советской
помощью, – где были провозглашены особые отношения между обоими германскими государствами, исключающие международно-правовое признание
ГДР. При этом особое внимание уделялось мерам по облегчению жизни людей
в соседней ГДР путем расширения обменов и поездок, то есть путем обеспечения свободы передвижения и проживания граждан, обмена между ними информацией и мнениями.
5. Заключение соглашения с Чехословацкой Советской Социалистической
Республикой, в котором урегулировался вопрос Мюнхенского соглашения 1938
года и вопрос Судецких немцев.
6. Подписание договоров с другими странами Восточной Европы, когда
после международного признания ГДР и вступления обоих германских госу43
Нарочницкая Н.А. США и «новая восточная политика» ФРГ. M., 1977. С. 75.
163
дарств в ООН им уже не грозили бы барьеры в виде так называемой «доктрины
Ульбрихта».
7. Участие обоих германских государств в Совещании по безопасности и
сотрудничестве в Европе и в переговорах по сокращению вооруженных сил и
вооружений в Центральной Европе.44
Существенным является то, что для реализации указанных задач правительство СДПГ/СвДП посчитало возможным отказаться от ряда принципов, на
протяжении почти 20 лет являвшихся основополагающими в западногерманской внешне- и внутриполитической стратегии: претензий на единоличное
представительство «всей германской нации», непризнание ГДР и послевоенных
границ, требований допуска к ядерному оружию и пр. Канцлер В. Брандт и его
окружение, соотнеся с международными реалиями того периода содержание
западногерманской политики в отношении восточноевропейских стран, изменили саму ее сущность, наполнили реальным содержанием и подвели под нее
устойчивое основание.
«Новая восточная политика» правительства В. Брандта, отразившаяся в
поставленных перед ней задачах, была направлена на достижение двух глобальных целей: разрядки международной напряженности плюс воссоединение
Германии. Эта формула не являлась изобретением кабинета В. Брандта / В. Шееля – как воссоединение, так, в той или иной степени, и снижение конфронтации и мирное урегулирование, в качестве приоритетных политических целей
фигурировали у руководства ФРГ на протяжении 1949-1969 годов. Однако основной и очень существенной особенностью внешнеполитической концепции
пришедшего к власти в 1969 году в Бонне правительства, явилось то, что впервые воссоединение Германии полностью подчинялось процессу разрядки. В отказе от тезиса «разрядка и нормализация отношений с социалистическими
странами только после воссоединения», как представляется автору, и заключена главная особенность «восточной политики» Вилли Брандта, позволяющей
говорить о ней как о подлинно новой «восточной политике» ФРГ.
Особую значимость в контексте реализации «новой восточной политики»
приобрели советско-германские отношения.
Еще 22 сентября 1969 года в Нью-Йорке, будучи министром в правительстве К.-Г. Кизингера, В. Брандт проводил консультации по вопросам двухсторонних отношений со своими советскими коллегами. А уже после победы блока СДПГ/СвДП на выборах, 30 октября 1969 года В. Шеель встретился с советским послом С. Царапкиным и договорился о возобновлении переговоров об
отказе применения силы. 15 ноября 1969 года посол ФРГ в Москве Г. Аллардт
передал Министерству иностранных дел СССР «…ноту своего правительства, в
Павлов Н.В. Внешняя политика ФРГ в постбиполярном мире. М.:, 2005; Хакке К. Великая
держава поневоле. Внешняя политика Федеративной Республики Германии. Пер. с нем. М.,
1995. С. 128.
44
164
которой подчеркивалось стремление немедленно начать переговоры с Советским правительством о взаимном отказе от применения силы».45 Из этого следовало, что обе стороны желали начать строить свои отношения по-новому. В
ноябре 1969 года Западная Германия присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия. Таким образом, был снят один из трудных моментов советско-западногерманских отношений: вопрос об оснащении армии ФРГ
ядерным оружием.
В конце 1969 года завязался интенсивный политический диалог между
представителями СССР и ФРГ на высоком уровне по вопросам нормализации
отношений. Так, в декабре 1969 года состоялись беседы советской делегации во
главе с министром иностранных дел А.А. Громыко и делегации ФРГ. В январе
1970 г. для переговоров по вопросам соглашения о неприменении силы Москву
посетил статс-секретарь ведомства федерального канцлера Э. Бар. Всего же для
выработки текста договора между СССР и ФРГ А.А. Громыко, Э. Бар и В. Шеель провели за 1969-1970 годы более 30 встреч.46
Первый раунд переговоров продолжался до 22 мая 1970 года и завершился
появлением так называемого «документа Бара». Это были первые штрихи совершенно новых отношений между ФРГ и СССР. Спустя несколько десятков
лет Э. Бар описывал свои впечатления: «…вот так он [А.А. Громыко] изводил
самого себя, своих сотрудников и немецкую делегацию, пытаясь с многократных заходов сделать невозможное возможным: все границы в Европе, в том
числе и между двумя германскими государствами, должны были стать нерушимыми, или неизменными, тогда как мы хотели их сделать не нарушаемыми,
но тем не менее изменяемыми по взаимному согласию сторон… И все же тогда,
весной 1970 года, в Москве оказалось вполне возможным обсуждать вопрос о
том, разумно ли вообще менять курс, беря ориентир на ФРГ и Европу. Ведь, в
конце концов, речь шла не просто о каких-то юридических тонкостях или международно-правовых «деликатесах», а о статус-кво или перспективах его изменениях, «о войне и мире», как без устали твердил Громыко… налицо был шанс
становления новой политической ситуации в Европе, развития надежного сотрудничества с Германией без ущерба третьим сторонам».47
В «документе Бара» ФРГ обязывалась «в настоящем и будущем уважать
нерушимость» границ всех европейских государств, включая границу по Одеру
и Нейсе и границу между ФРГ и ГДР. Кроме того, ФРГ обязывалась не выдвигать никаких территориальных претензий… Со своей стороны Советский Союз
Кремер И.С. ФРГ: этапы «Восточной политики». М., 1986.
Очерки истории Министерства иностранных дел России / Под ред. И.С. Иванова,
А.Ю. Мешкова, В.М. Гринина и др. В 3-х томах. Т. 3. М., 2002. С. 389.
47
Бар Э. Воспоминания о великом противнике и партнере / А.А. Громыко. Дипломат, политик,
ученый. Материалы научно-практической конференции, посвященной 90-летию со дня рождения А.А. Громыко / Под ред. Э.В. Нестеренко. М., 2000. С. 219-220.
45
46
165
отказывался от своих прав на военное вторжение, вытекавших из положения
устава ООН о «вражеском государстве».48
Таким образом, с одной стороны, намеренно предав гласности данный документ 1 июля 1970 года, В. Брандт пошел на серьезные уступки Советскому
Союзу в отношении официального признания границы по Одеру и Нейсе и
между ФРГ и ГДР, однако, теоретически данный договор не мешал будущему
объединению двух Германий мирным путем. Необходимо также отметить положительную позицию США по отношению к первым шагам ФРГ в ходе процесса урегулирования отношений с СССР: «…с 4 по 11 апреля В. Брандт находился в США. Одной из целей визита было желание заручится поддержкой заокеанского партнера при проведения «восточной политики»… В целом, Вашингтон приветствовал новую западногерманскую внешнюю политику, рассматривая её как долгожданное прикрытие собственного курса на разрядку
международной напряженности».49
Вилли Брандт нисколько не сомневался в этом и впоследствии он так оценил позицию США: «…по большому счету разногласий быть не могло, так как
Никсон по совету Киссинджера проводил начатую ещё Кеннеди политику по
отношению к Советскому Союзу под лозунгом «кооперации вместо конфронтации». Правительство США знало, что у нас и в мыслях не было уклониться от
сотрудничества с Западом, что, впрочем, и невозможно было сделать».50
Результатом первого раунда переговоров стало, в первую очередь, признание ФРГ существования двух немецких государств, а во-вторых «…заключение
трех соглашений о поставках советского природного газа сроком на 20 лет в
обмен на трубы большого диаметра от 1 февраля 1970 года и консультации по
вопросам более тесного технологического сотрудничества».51 Уже с самого
начала мы наблюдаем решение вопросов не только сугубо внешнеполитического характера, как признание ФРГ ГДР как государства, но и тесное сотрудничество СССР и ФРГ в экономической сфере.
Второй раунд переговоров между СССР и ФРГ проходил в Москве с 17
июля по 12 августа между А.А. Громыко и В. Шеелем и завершился подписанием исторического Московского договора, «первого камня» в фундаменте новой «восточной политики» правительства В. Брандта / В. Шееля.
Жесткие переговоры между А.А. Громыко и В. Шеелем в Москве окончились положительным результатом, хотя министр иностранных дел ФРГ и эксперты его ведомства в ходе второго раунда переговоров дали ясно понять советской стороне, «…что с СССР не может быть заключено соглашение, способное заменить мирный договор, отменить права союзников, свести принцип отПавлов Н.В. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. М., С. 172.
Там же. С. 172-173.
50
Брандт В. Воспоминания. Перевод с нем. М., 1991. C. 192.
51
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 173.
48
49
166
каза от применения силы к признанию границ, не учитывать положение в Западном Берлине и ущемлять интересы других государств».52 Кроме того, В.
Шеель ясно дал понять советской стороне, что, несмотря на признания факта
существования ГДР как государства, признания её ФРГ в международноправовом плане исключается.
Проблемы согласования Московского договора с соглашением по Западному Берлину Эгон Бар изложил в 1972 году следующим образом: «Одной из
сложнейших задач на переговорах в Москве было объяснить советской стороне,
что существуют права четырех держав в отношении Германии как целого и что
эти права могут быть отменены лишь с заключением мирного договора. И здесь
мы должны отдавать себе отчет в том, что ни одна из четырех держав не захочет, чтобы на смену их правам пришел мирный договор. Мы также должны ясно представлять себе, что гарантии для Западного Берлина, закрепленные в соглашении четырех держав, не могут быть заменены никакой другой конструкцией. И эта ситуация исключает международно-правовое признание ГДР со
стороны Федеративной Республики. Это сложно объяснить здесь. Не легче это
было и в Москве».
По итогам второго раунда переговоров Бонна с Москвой в августе 1970 года для подписания советско-западногерманского договора в СССР прибыла
правительственная делегация ФРГ во главе с канцлером В. Брандтом.
12 августа 1970 года В. Брандт и В. Шеель с западногерманской стороны и
А.Н. Косыгин и А.А. Громыко с советской стороны подписали в Москве договор между СССР и ФРГ.
В договоре подчеркивалось стремление обеих сторон содействовать
укреплению мира и безопасности в Европе и во всем мире, улучшению и расширению взаимного сотрудничества, включая научные, технические и культурные связи. Стороны взяли на себя обязательства «…разрешать свои споры
исключительно мирными средствами; в вопросах затрагивающих безопасность
в Европе и международную безопасность, как и в своих взаимных отношениях,
согласно статье 2 Устава Организации Объединённых Наций, от угрозы силой
или её применения».53 Таким образом, была окончательно поставлена точка в
проводившейся до этого правительством ФРГ политики «с позиции силы» в отношении социалистических стран. Обе стороны подчеркивали своё стремление
к укреплению мира и безопасности в Европе, а также к «…улучшению и расширению взаимного сотрудничества, включая научные, технические и культурные связи». Важнейшим положением Договора стало признание со стороны
СССР и ФРГ нерушимости существующих европейских государственных граПавлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 173.
Договор между СССР и ФРГ. Москва, 12.08.1970 г. / Сборник действующих договоров,
соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXVIII.
M., 1974. С. 40–41.
52
53
167
ниц. Это положение фиксирует ст. 3 Договора: «...Союз Советских Социалистических Республик и Федеративная Республика Германии едины в признании
ими того, что мир в Европе может быть сохранен только в том случае, если никто не будет посягать на современные границы. Они берут на себя обязательство неукоснительно соблюдать территориальную целостность всех государств
в Европе в их нынешних границах. Они заявляют, что не имеют каких-либо
территориальных претензий к кому бы то ни было, и не будут выдвигать такие
претензии в будущем. Они рассматривают как нерушимые сейчас и в будущем
границы всех государств в Европе, как они проходят на день подписания настоящего Договора, в том числе линию Одер–Нейсе, которая является западной
границей Польской Народной Республики, и границу между Федеративной
Республикой Германии и Германской Демократической Республикой».54
Ясное и недвусмысленное провозглашение нерушимости всех Европейских границ открыло возможность формирования отношений ФРГ с социалистическими странами на основе доверия и взаимопонимания. СССР и ФРГ после признания территориального статус-кво уже рассматривали друг друга не в
качестве противника, а, наоборот, в качестве союзников. В результате значительно увеличилась свобода действий сторон во внешнеполитической сфере,
пробрели больший вес решения международно-политических вопросов.
Правительства СССР и ФРГ приветствовали также планы созыва совещания по вопросам укрепления безопасности и развития сотрудничества в Европе
и заявляли, что будут делать все от них зависящее для подготовки и успешного
проведения этого совещания.
В ходе московских переговоров был принят также немаловажный документ под названием «Договоренность о намерениях сторон». В этом документе
правительство ФРГ заявило о готовности заключить договоры с ЧССР и ПНР, а
также с правительством ГДР. Договор с ГДР «будет иметь общепринятую между государствами обязывающую силу, так же как и другие договоры, которые
ФРГ и ГДР заключают с третьими странами, ... строить свои отношения с ГДР
на основе полного равноправия, отсутствия дискриминации, уважения независимости и самостоятельности каждого из обоих государств в делах, касающихся их внутренней компетенции, в их соответствующих границах.
Было заявлено о намерении принять меры для вступления обоих германских государств в ООН».55 В документе имелось положение, свидетельствовавшее об отказе Западной Германии от претензий на «единоличное представительство всех немцев». Так, п.2 «Договоренности» гласил: «ни одно из двух
государств не может представлять другое за границей или действовать от его
Договор между СССР и ФРГ. Москва, 12.08.1970 г. / Сборник действующих договоров,
соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXVIII.
M., 1974. С. 41.
55
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 174.
54
168
имени...»56 Здесь же говорится о намерении обеих сторон содействовать вступлению ФРГ и ГДР в ООН, а также о намерении ФРГ урегулировать отношения
с Чехословакией. Тем самым ФРГ фактически должна была отказаться от многолетней практики создания препятствий в нормализации отношений всех
стран мира с ГДР.
Договор и Договоренность о намерениях сторон затронули ряд кардинальных вопросов отношений Москвы и Бонна и всей мировой политики в целом.
Впервые в документальном виде Западной Германией был подтвержден территориальный статус-кво в Европе, в частности, граница по Одеру–Нейсе, а также
признавался факт существования ГДР, ее суверенитета. Зафиксировав основные
принципы советско-западногерманских отношений, Московский договор заложил «первый камень в фундамент «новой восточной политики» ФРГ,57 стал
«сердцевиной политики разрядки и мира, проводимой В. Брандтом».58
Значение Московского договора определялось не только конкретным содержанием составлявших его статей, но и тем, что он широко распахнул дверь
для целой серии последующих договоренностей и соглашений, а значит, и заметных перемен в общеевропейской ситуации.
Однако нельзя не сказать несколько слов о том, какой смысл вкладывала
каждая из сторон-подписантов в Московский договор. Подписание Договора
позволило Советскому Союзу заявить об окончательном закреплении послевоенного статус-кво в Европе, акцентировав особое внимание на признании Западной Германией нерушимости существующих границ, в т.ч. границы между ФРГ
и ГДР и западной границы Польши. Характерно по этому поводу высказывание
генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева: «Эти политические документы целиком основываются на признании политических и территориальных реальностей, сложившихся после Второй мировой войны, и закрепляют нерушимость существующих европейских границ, в том числе границы между ГДР и
ФРГ и западной границы Польской Народной Республики». Более того, в «Программе мира», принятой на XXIV съезде КПСС, в директивном порядке все советские внешнеполитические и пропагандистские ведомства обязывались «исходить из окончательного признания территориальных изменений, происшедших в Европе в результате второй мировой войны».
Правительство ГДР, также в свою очередь, подчеркивало в заявлении, сделанном Советом министров 14 августа 1970 года: «…договор между СССР и
ФРГ закрепляет в обязательной с точки зрения международного права форме
неприкосновенность государственной границы между ФРГ и ГДР и неукосниДоговоренность о намерениях сторон. Москва. Приложение к Договору между СССР и
ФРГ. Не позднее 12.08.1970 г. / Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций,
заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXVIII. M., 1974. С. 42-43.
57
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 172.
58
Германия. Факты / Под ред. К. Лантермана. Берлин, 2003. С. 89.
56
169
тельное уважение территориальной целостности также государства ГДР».59
Позиция правительства ФРГ существенно отличалась от точки зрения советского руководства. Западногерманская сторона же делала упор на статьях,
где говорилось об отказе от применения силы или угрозы её применения. Попрежнему осталась зарезервированной позиция ФРГ по вопросу о стремлении к
будущему воссоединению Германии, нашедшая отражение в «Письме к единству нации» В. Шееля, переданном в день подписания договора министру иностранных дел СССР А.А. Громыко:
«Многоуважаемый господин министр!
В связи с сегодняшним подписанием Договора между Федеративной Республикой Германией и Союзом Советских Социалистических Республик правительство Федеративной Республики Германии имеет честь сообщить, что
этот договор не противоречит политической цели Федеративной Республики
Германии — содействовать созданию такой мирной обстановки в Европе, при
которой немецкий народ путем свободного самоопределения вновь достигнет
единства нации».60
Причем делегация ФРГ считала данное «Письмо о единстве германской
нации» неотъемлемой составной частью московских соглашений, советская же
сторона полагала, что «это «письмо» не является международно-правовым актом, а, следовательно, не может считаться источником прав и обязательств сторон».61 Бонном уточнялось, что Договор не закрывает для ФРГ путь к восстановлению единства нации мирными средствами.
В телеобращении из Москвы к западногерманскому населению 12 августа
1970 года В. Брандт заявил: «Завтра исполняется 9 лет со дня сооружения Стены в
Берлине. Сегодня же… мы положили начало усилиям, призванным противодействовать разобщению, призванным обеспечить, чтобы люди больше не были вынуждены умирать в заграждениях из колючей проволоки, пока… не придет день, когда будет преодолен раздел нашего народа».62 Выступая 14 августа 1970 года в
Бонне на пресс-конференции с заявлением по итогам визита в Москву, канцлер
В. Брандт особо подчеркнул: «При подписании Договора мы исходили из того,
что границы государств в Европе, как они существуют на сегодняшний день, –
независимо оттого, нравятся они нам или нет, и на какой правовой основе они
установлены, – не могут быть изменены силой. Их никто не может нарушить,
разве только пускаясь на авантюру применения силы. Мы этого не хотим». Эта
ясная и твердая позиция, отметил В. Брандт, не противоречит цели бороться
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С.175-176.
«Письмо к вопросу о единстве Германии» / Восточная политика ФРГ под перекрестным
огнем. Сборник статей. Пер. с нем. М., 1972. С. 178.
61
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С.174.
62
Телеобращение федерального канцлера Вилли Брандта к западногерманскому населению в
связи с подписанием Договора между СССР и ФРГ. Москва, 12.08.1970 г. / Восточная политика ФРГ под перекрестным огнем. Сборник статей. Пер. с нем. М., 1972. С. 10.
59
60
170
мирными средствами за единство германской нации. Она не противоречит также цели политического объединения Европы путем ликвидации границ мирными средствами».63
Что же до оппозиции, то еще в мае 1970 года фракция ХДС/ХСС в бундестаге приняла резолюцию в отношении «восточной политики» правительства
ФРГ. В ней, в частности, говорилось, что «определение границ остается прерогативой мирного договора с Германией. Исходя из этого, фракция ХДС/ХСС
будет оказывать сопротивление всякой попытке урегулирования вопроса о границах». Именно по инициативе ХДС/ХСС была одобрена известная резолюция
бундестага ФРГ от 17 мая 1972 года, где утверждалось, что «восточные договоры» не создают правовой основы для существующих ныне границ.
Вместе с тем договор между СССР и ФРГ стал знаменательным событием
в послевоенной истории международных отношений. Он стал весомым вкладом
двух государств в укрепление мира в Европе. Была создана новая основа для
развития сотрудничества между ФРГ и СССР в политической, экономической и
культурных областях. Московский договор был первым и наиболее важным
широким соглашением ФРГ с социалистическим государством. Открыв путь к
сотрудничеству ФРГ с СССР в различных областях, он тем самым создал условия для нормализации отношений ФРГ с другими социалистическими государствами, положив начало подлинно новой политике в Восточной Европе.
Вилли Брандт впоследствии вспоминал, насколько важен был тот день в
его жизни, а также жизни всей Германии: «…какая тяжелая дата! Какой весомый договор! Я так и не мог и не хотел уклоняться от бремени, которым этот
договор должен стать для многих немцев. Нельзя было объявить несостоятельными итоги гитлеровской войны, но смягчить её последствия было необходимо
как с патриотической точки зрения, так и с точки зрения европейской ответственности. Своим землякам я сказал из Москвы, что договор не угрожает никому и ничему; он должен расчистить путь вперед».64
Подписание Московского договора вызвало позитивную реакцию и в международном сообществе. Его подписание приветствовали в совместном заявлении государства-участники Варшавского Договора, генеральный секретарь
ООН У. Тан, президент Франции Ж. Помпиду, руководители многих других
стран и организаций.
Таким образом, Московский договор, урегулировав имеющиеся между
СССР и ФРГ проблемы, открыл ей пусть к широкой нормализации отношений с
восточным блоком и ГДР. Спустя год после подписания Московского договора,
новым важным шагом в развитии двусторонних отношений стали переговоры
между В. Брандтом и Л. И. Брежневым на легендарной встрече в Крыму в
Нижней Ореанде (16–18 сентября 1971 года). В Ореанде обсуждались вопросы,
63
64
Там же. С. 176.
Брандт В. Воспоминания. Перевод с нем. М., 1991. С. 197.
171
связанные с ратификацией Московского и Варшавского договоров, с четырехсторонним соглашением по Западному Берлину, с подготовкой общеевропейского совещания по безопасности с участием США и Канады, а также с перспективами вступления обоих германских государств в ООН. При этом советский руководитель поставил вступление в силу соглашения по Западному Берлину в зависимость от скорейшей ратификации бундестагом «восточных договоров». В целом встреча в Крыму продемонстрировала новую возросшую роль
ФРГ в процессе разрядки между Востоком и Западом. Ореанда ознаменовала
собой тот рубеж, с которого Федеративная Республика начала самостоятельно и
уверенно участвовать в формировании политики, касающейся отношений между Востоком и Западом.65
В ноябре 1971 года между ФРГ и СССР состоялось подписание соглашения о воздушном сообщении, а также прошел официальный визит в Советский
Союз министра иностранных дел ФРГ В. Шееля.
Когда вскоре после ратификации Московского договора генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев первым из ведущих советских руководителей
посетил ФРГ в мае 1973 года, Федеративная Республика уже стала для Советского Союза наиболее предпочтительным партнером среди развитых стран Западной Европы. Одновременно изменились глобальные рамочные условия для
диалога между В. Брандтом и Л.И. Брежневым. СССР преследовал уже новую
цель – добиться интенсификации экономического сотрудничества и получить
поддержку со стороны ФРГ для скорого созыва европейской конференции по
безопасности. В. Брандт же, напротив, предостерегал Л.И. Брежнева от чрезмерных ожиданий, пытаясь вместе с тем использовать советскую заинтересованность в экономической кооперации для урегулирования проблем, оставшихся еще нерешенными после подписания четырехстороннего соглашения по Западному Берлину.
Таким образом, внешняя политика Федеративной Республики Германия,
являющейся одним из ведущих экономически развитых государств мира, оказывает значительное влияние на обстановку как на европейском континенте,
так и в мире в целом. Традиционно одним из основных направлений германской внешней политики являлась «восточная политика», представляющая ее
отношения со странами Центральной и Восточной Европы, а также с Советским Союзом – Российской Федерацией.
Исследуя это направление внешней политики ФРГ, автор счел оправданным обратиться вначале к «догосударственному» периоду (1945-1949 годы), то
есть к тому четырехлетнему периоду в истории Западной Германии, который
последовал непосредственно за крушением гитлеровского рейха. В этот период
происходило формирование немецких политических партий и политических
65
Алексеев Р.Ф. СССР–ФРГ: новый этап взаимоотношений. М., 1973. С. 14.
172
движений, вырабатывались политические программы, взгляды и концепции,
определившие основную направленность германской внешней политики.
В рассматриваемый период (1949–1973 годы) в эволюции «восточной политики» ФРГ можно выделить два этапа.
На первом этапе (1949–1969 годы) политика правительства ФРГ в отношении стран народной демократии (социалистических стран), основываясь на
принципах непризнания послевоенных реалий и подчинения интересов Западной Германии евроатлантическому сотрудничеству, с одной стороны, способствовала успешной интеграции ФРГ в западное сообщество, а с другой стороны, – усилению блокового противостояния в рамках «холодной войны».
После вступления ФРГ в НАТО были решены две внешнеполитические задачи. Западная Германия практически на всех уровнях государственного существования была интегрирована в систему европейской политической коммуникации и фактически добилась признания собственного суверенитета. В то же
время все более недостижимой становилась приоритетная внешнеполитическая
цель Бонна: воссоединение нации или, по крайней мере, установление «особых» отношений с ГДР и Западным Берлином. Отказ принимать в расчет роль
СССР как ведущего актора международных отношений и основного системообразующего фактора социалистического лагеря, игнорирование инициатив по
разрядке между западным и восточным блоками привел к ряду внешнеполитических просчетов ФРГ. На протяжении почти 20 лет «политика с позиции силы» канцлера К. Аденауэра так же, как и «политика размычки» канцлеров Л.
Эрхарда и частично К.-Г. Кизингера ухудшала отношения Бонна с Москвой,
отдаляла перспективы урегулирования германской проблемы и способствовала
эскалации «холодной войны».
Фактически проводимая христианскими демократами односторонняя, ориентированная исключительно на Запад внешняя политика ФРГ сильно ограничивала возможности страны на мировой арене. Налицо был разрыв между экономическим потенциалом ФРГ и ее слабым международным влиянием. Не
оправдались надежды, связанные с давлением Запада на СССР для получения
уступок в разрешении «германского вопроса». Несмотря на заявления о солидарности, партнеры и союзники ФРГ – Великобритания, Франция, Италия –
начали налаживать торгово-экономическое сотрудничество с социалистическими странами Восточной Европы, в чем была крайне заинтересована и сама Западная Германия. К концу 1960-х годов ФРГ фактически оказалась во внешнеполитическом тупике. Таким образом, смена внешнеполитического курса ФРГ
диктовалась жизненными интересами страны.
Второй этап развития внешнеполитической стратегии ФРГ и, прежде всего,
«восточной политики» стал возможен лишь в 1969 году с приходом к власти в
стране правительственной коалиции СДПГ/СвДП во главе с ее лидерами В.
Брандтом / В. Шеелем.
173
Перемены в советской внешней политике, американские инициативы в области разрядки при президенте Р. Никсоне и широкий внутриполитический
консенсус среди нового руководства Западной Германии относительно необходимости покончить с эпохой «холодной войны» стали основной предпосылкой
для выработки и претворения в жизнь новой концепции «восточной политики».
Ее основными принципами и новизной стали практические шаги по нормализации отношений ФРГ с социалистическими странами на базе территориального статус-кво в Европе и отказа от применения силы или угрозы ее применения, по созданию климата доверия между партнерами по переговорам, по самоутверждению Федеративной Республики на мировой арене и ее превращению в полноправного субъекта международных отношений.
Не отказываясь от идеи национального воссоединения, ФРГ перенесла достижение этой цели на долгосрочную перспективу и под лозунгом «Перемены
через сближение» сосредоточилась на задачах средне- и краткосрочной перспективы. Этими задачами стали: «улучшение отношений с Советским Союзом,
нормализация отношений с восточноевропейскими государствами и сохранение
модуса вивенди66 между обеими частями Германии», при том понимании, что
международно-правовое признание ГДР по-прежнему являлось для ФРГ нежелательным.67 Руководством ФРГ была сделана попытка через контакты между
людьми и придания особого статуса отношений ФРГ и ГДР сделать границы
между двумя германскими государствами более прозрачными.
Первым практическим актом реализации новой внешнеполитической концепции ФРГ стало подписание между правительствами Советского Союза и
Федеративной Республики в августе 1970 года «Московского договора», в котором подтверждалась нерушимость сложившихся после войны границ в Европе, и содержался отказ от применения силы для решения спорных вопросов.
Как отмечал министр иностранных дел СССР А.А. Громыко, «канцлер Брандт
сделал стратегический ход в политике, когда дал согласие на то, чтобы под советско-западногерманские отношения подвести договорную основу. Затем подобный договор был заключен ФРГ с Польшей, были заключены договоры об
основах отношений между ФРГ и ГДР и о нормализации отношений с Чехословакией.
Подписанием «Московского договора», а также серии «восточных договоров» правительство В. Брандта в целом решило две из трех поставленных задач.
Основными результатами подписания договоров стали решение наиболее острых вопросов между ФРГ и социалистическими странами (таких как признание
«ничтожным изначально» Мюнхенского соглашения, признание границ по
Одеру и Нейсе, выплата репараций полякам пострадавшим в результате гитлеровской агрессии и др.); признание и закрепление в договорной форме принци66
67
Временное компромиссное урегулирование (лат.).
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 170.
174
па нерушимости границ в Европе и принципа отказа от применения или угрозы
применения силы в будущем. Мощнейший импульс был придан углублению и
дальнейшему развитию сотрудничества ФРГ с социалистическими странами
Восточной Европы в экономической сфере. «Речь идет о долгосрочных межгосударственных соглашениях, об экономическом сотрудничестве, о создании
целой системы институтов – межправительственных комиссий и рабочих
групп, взаимных представительств, фирм, банков, хозяйственных организаций
в странах-партнерах…»68 Также произошло существенное расширение культурных контактов Западной Германии с восточноевропейскими соседями. Так,
с февраля 1971 г. в бундестаге начала работу группа по связям с Верховным
Советом СССР. На протяжении 1972–1973 годов прошли переговоры об установлении дипломатических отношений и открытии посольств между ФРГ и рядом соцстран: Польшей, Болгарией, Венгрией. Существенно возрос объем торгово-экономического оборота. В 1970–1972 годах Западная Германия подписала соглашения о торговле и экономическом сотрудничестве с СССР, Румынией,
Польшей, Чехословакией, Венгрией и Болгарией. Таким образом, в целом,
«сближение» западного и восточного блоков произошло, но его рамки были достаточно строго очерчены Советским Союзом.
«Новая восточная политика» ФРГ, способствовав преодолению инерции
«холодной войны», явилась неотъемлемой частью процесса разрядки международной напряженности, и фактически «стала ее синонимом».69 Как отмечает историк Н.В. Павлов, «…не будь «новой восточной политики», не было бы и Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, предварительные консультации о проведении которого начались в ноябре 1972 г. после ратификации
«восточных договоров», вступления в силу Четырехстороннего соглашения по
Западному Берлину и начала процесса нормализации отношений между ФРГ и
ГДР. «Восточная политика» вошла в качестве немецкого термина в международный лексикон и стала синонимом политики разрядки».70 В 1973 году началась многосторонняя фаза «восточной политики» – СБСЕ и переговоры о сокращении вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе. Но продолжали ее уже преемник Вилли Брандта на посту федерального канцлера Гельмут
Шмидт и новый министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер.
Внешняя политика социал-либерального правительства В. Брандта / В.
Шееля хотя и была в первую очередь всемирно признанным немецким вкладом
в укрепление мира, но, прежде всего, она была политикой, которая представляла собой обеспечение немецких интересов и предполагала осторожное расширение поля внешнеполитической активности Федеративной Республики. Одним
из важнейших следствий смены внешнеполитических ориентиров и проведения
Дипломатия стран социализма. / Под ред. В.Н. Белецкого. М., 1980. С. 199.
Павлов Н.В., Новиков А.А. Внешняя политика ФРГ от Аденауэра до Шредера. С. 170.
70
Там же. С. 168.
68
69
175
«новой восточной политики» стало обретение более свободного внешнеполитического статуса Федеративной Республикой Германией и значительное расширение внешнеполитических горизонтов для этой страны, которая получила
возможность наравне с партнерами использовать в своей политике практически
все международно-политические институты и каналы. Благодаря отмене «доктрины Хальштейна» были ликвидированы препятствия на пути отношений
Бонна со многими государствами развивающегося мира. В результате ФРГ
смогла окончательно самоутвердилась на мировой арене и превратиться в полноправный субъект международных отношений.
Новая германская политика В. Брандта не имела шансов на осуществление
без предварительной нормализации отношений с СССР и другими социалистическими странами в рамках «новой восточной политики». Через упрочение связей между ГДР и ФРГ внешнеполитическая концепция канцлера В. Брандта
обеспечила ощутимое улучшение положения разделенной германской нации и
не допустила потери национальной общности народов Восточной и Западной
Германии. Несмотря на то, что обойти формальное международно-правовое
признание ГДР Бонну удалось, именно в этом, а не в принципиальной позиции
игнорирования факта существования и отказа от международно-правового признания одним государством другого, лежали предпосылки реализации стремления к воссоединению германского государства.
Дальнейшие отношения между ФРГ и ГДР, строящиеся по правилам международного права, фактически означали перевод германской политики в сферу
международных отношений. В частности, это подтверждалось стремительным
прорывом дипломатической блокады Германской Демократической Республики со стороны Запада. В период с декабря 1972 года по сентябрь 1974 года с ней
установили отношения 69 государств мира, в том числе США, Франция, Великобритания и др.71 18 сентября 1973 года оба германских государства стали
членами Организации Объединенных Наций. Как отметил 10 декабря 2008 года, Федеральный министр иностранных дел Ф. Штайнмайер в своей речи об
общеевропейском партнерстве, «от «восточной политики» Вилли Брандта ведет
прямая дорога к падению Берлинской стены, к преодолению разделения Германии и Европы».72
20 октября 1971 года В. Брандту была присуждена нобелевская премия
мира. Западногерманский канцлер стал первым немцем, получившим после
Второй мировой войны премию мира «за политику примирения между старыми
образами врага», и в знак признания «конкретных инициатив, повлекших
ослабление напряженности» между Востоком и Западом. Вручением награды
мировой общественностью был признан вклад западногерманской «новой воСм.: Алексеев Р.Ф. СССР-ФРГ: прошлое и настоящее. Советско-западногерманские
отношения. 1955–1980 гг. М., 1980. С. 183.
72
Вилли Брандт – творец «восточной политики» / http://www.germania-online.ru.
71
176
сточной политики» и лично В. Брандта, как ее непосредственного идеолога и
проводника, в укреплении мира и стабильности в Европе и за ее пределами.
Произнося торжественную речь во время вручения ему нобелевской премии, В. Брандт дал великолепную характеристику новой восточной политике
ФРГ: «…напряженность – между волей к миру и самоутверждением, – под воздействием которой находился немецкий политик в период конфронтации, вела
через бурные споры к существенным прояснениям. Отсюда проистекала наша
политика Запад–Восток. Мы восприняли завет самоуважения и не позволили
зачахнуть идее национального единства. Но мы начали, также преследуя наш
национальный интерес, по-новому строить наши отношения с Восточной Европой. Это не просто следствие каких-либо договоров, а широкий и многообразный процесс, который пытается использовать все возможные средства для того,
чтобы снять остроту в подходе к проблеме границ и открыть новее направления… Переход от классической политики силы к конструктивной политике мира, которую мы проводим, следует понимать как смену целей и методов – от
осуществления своих интересов к их выравниванью. Такая смена должна вести
от священного эгоизма нации к европейской глобальной внутренней политике,
которая ощущает свою ответственность за достойное человека существование
всех… Идеологические контрасты, как и раньше, создают границы и большим
шагом вперед будет преодоление разницы в идеологии во имя общих интересов… Если при подведении итогов моей деятельности будет сказано, что я помог открыть путь новому чувству реальности в Германии, то это явится осуществлением большой надежды моей жизни».73
«Новая восточная политика» В. Брандта вызвала неоднозначную оценку в
политических кругах ФРГ. На протяжении всего канцлерства В. Брандта ее
проведению противодействовала довольно сильная оппозиция в лице блока
ХДС/ХСС. Представители оппозиционного блока заявляли о несоответствии
«восточных договоров» Конституции ФРГ и цели воссоединения германской
нации.74 Причем нельзя не отметить, что деятельность христианскодемократической оппозиции была в значительной степени эффективной (создание патовой ситуации в бундестаге в 1972 году, повлекло за собой досрочные
выборы; признание Конституционным судом ФРГ по искам организованным
ХДС/ХСС ряда пунктов «восточных договоров» не соответствующими Основному закону ФРГ после их ратификации; и, конечно, непосредственно уход В.
Брандта с поста канцлера). Социал-демократы не сдавали позиций и, в итоге,
смогли пробыть у власти целых 13 лет с сентября 1969 года. Однако наиболее
Политика мира в наше время. Лекция Федерального канцлера Вилли Брандта 11 декабря
1971 г. в связи с присуждением Нобелевской премии мира за 1971 г. / Вилли Брандт. Демократический социализм. Статьи и речи. Перевод с нем. / Под ред. Г.А. Багатуряна. М., 1992.
С. 378-379.
74
Кремер И.С. Указ.соч. М., 1986. С. 33.
73
177
острой борьба была первые четыре года, что было обусловлено радикальной
сменой внешнеполитического курса новым правительством, возглавляемым В.
Брандтом. Накал борьбы в бундестаге не мог не оказать влияния на население
страны – об этом свидетельствует невероятная политизация общества и разделение его на два лагеря – сторонников и противников «восточной политики».
Как уже было отмечено, выборы 1972 года стали рекордными по количеству
принявших в них участие избирателей – 92,1% от общей численности жителей
ФРГ, обладающих правом участия в выборах.
«Новая восточная политика» В. Брандта оказала существенное влияние на
советский внешнеполитический курс. Как отмечает первый президент СССР
М.С. Горбачев, «новая восточная политика оказала влияние и на советскую общественность, способствовала размышлениям о роли демократии для будущего
собственной страны, стимулировала критически мыслящие силы, вдохновленные в свое время XX съездом КПСС. Однако лишь спустя годы мы в Советском
Союзе по-настоящему оценили заложенные в восточной политике огромные
возможности и начали реальное движение навстречу».75
Подводя итог, отметим, что важность «восточных» договоров ФРГ, Четырехстороннего соглашения и германо-германского договора, заключенных правительственной коалицией СДПГ/СвДП, в мировой и германской политике не
вызывает сомнений. Фактически именно на этом этапе были заложены основы
нынешнего стратегического партнерства России и ФРГ. В совместной статье
Министра иностранных дел России С.В. Лаврова и Федерального министра
иностранных дел Германии Гидо Вестервелле, приуроченной к саммиту Россия–ЕС (31 мая – 1 июня 2010 года), отмечается: «нашим народам удалось извлечь уроки из темных глав общего прошлого и подвести под наши сегодняшние отношения прочный и широкий фундамент: Сеть наших экономических
связей достигла беспрецедентной плотности. Культурные обмены, интенсивный политический диалог и, не в последнюю очередь, многочисленные контакты на уровне гражданского общества свидетельствуют о поистине тесных и доверительных отношениях. Фундаментальное значение этих составляющих для
наших стран и всей Европы отражается в выходе на отношения стратегического
партнерства. Такое партнерство подразумевает и возможность открыто обсуждать друг с другом расхождения во мнениях».76
Горбачев М.С. Как это было: объединение Германии. М., 1999.
Лавров С.В., Вестервелле Г. Российско-германское партнерство для модернизации в общеевропейском измерении // Российская газета. 31 мая 2010 года.
75
76
178
4. Международная деятельность Русской Православной Церкви
как часть внешней политики СССР в 1940 – 1960 годах
История существования Русской православной церкви в Советском
Союзе довольно противоречива, и государство, и церковь прошли несколько
этапов становления и развития взаимоотношений. Один из них – активизация
церковной жизни в СССР в годы Великой Отечественной войны и
послевоенного восстановления, когда в государственно-церковных отношениях
произошел крутой поворот от конфронтации к диалогу, к установлению
лояльных отношений государства и церкви. В это время Русской православной
церкви были предоставлены довольно широкие права и возможности, а в целях
контроля за её деятельностью и для своевременного регулирования
государственно-церковных отношений был создан специальный орган
государственного управления – Совет по делам Русской православной церкви
при Совете Министров СССР.
Этот государственный орган осуществлял непосредственное руководство
деятельностью церкви в 1943–1965 годах, инициировал и контролировал все
мероприятия и акции Московской Патриархии внутри СССР и на
международной арене. Изучение истории создания и деятельности Совета
позволяет проследить развитие взаимоотношений государства и церкви
изнутри, выявить степень зависимости церковной жизни и иерархии Русской
православной церкви от политических интересов атеистического государства,
определить место церкви в политической, экономической, социальной
структурах советского общества.
В отечественной историографии государственно-церковных отношений
можно выделить два периода: советский (с 1940-х годов до конца 1980-х годов)
и постсоветский (с начала 1990-х годов по настоящее время). Каждому из них
свойственны особенности социально-экономического, политического и
культурного развития общества, обусловившие состояние исторической науки,
её методологическую и источниковую базу. В работах первого периода
обнаруживается зависимость авторских позиций от идеологических установок
коммунистической партии. Они в основном носили пропагандистский характер,
отличались классовым подходом. Первыми к рассмотрению проблемы
государственно-церковных отношений в указанный период обратились Г.Г.
Карпов и В.A. Куроедов,1 возглавлявшие в разное время Совет по делам РПЦ.
Оба автора отмечали лояльность и патриотизм церкви в годы войны,
подчеркивали ведущую роль государства в нормализации отношений,
Карпов Г.Г. О Русской Православной Церкви в Советском Союзе. М., 1946; Куроедов В.А.
Из истории взаимоотношений советского государства и церкви // Вопросы истории. 1973. №
9. С. 15-30; Он же. Религия и церковь в советском обществе. М., 1984.
1
179
положительно оценивали деятельность РПЦ, связанную с участием в работе
международных организаций по защите мира.
B 1970-е годы в советской историографии были предприняты попытки
дать критический анализ работ о положении религии и церкви в СССР,
изданных за рубежом.2 Безусловно, на них отразилась приверженность
советских историков установкам о научной несостоятельности и ошибочности
немарксистского подхода к изучению истории. Тем не менее, одной из
серьёзных работ стала монография Э.И. Лисавцева. Исследователь справедливо
отметил, что в годы Великой Отечественной войны православная церковь
выступила хранительницей национальных традиций. Патриотическая
деятельность священнослужителей в комплексе с другими причинами,
порожденными условиями военного времени, способствовала росту влияния
церкви в обществе и усиливала проявления религиозности. Характеризуя
развитие государственно-церковных отношений в послевоенный период, Э.И.
Лисавцев опроверг утверждения зарубежных авторов о «пособничестве» РПЦ
«советскому империализму», объяснив активизацию её внешнеполитической
жизни восстановлением традиционных исторических связей с единоверческими
церквями и епархиями за рубежом.
В 1980-е годы появились исследования различной направленности:
исторической3, философской4, юридической5, атеистической.6 По мнению М.С.
Корзуна, в основе патриотизма церкви лежало не христианское вероучение, а
осознание верующими своего гражданского долга. Автор анализирует
деятельность церкви в годы Советской власти, прослеживает её переход на
лояльные позиции по отношению к политике советского государства и очень
хвалит местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия
(Страгородского) за «правильную политическую линию». Патриотическую
деятельность РПЦ и её участие в защите мира философы Н.С. Гордиенко и П.К.
Курочкин обусловили переходом церкви на позиции лояльности государству.
Религия в планах антикоммунизма. М., 1970; Воронцов Г.В. Марксистский атеизм и его
современные фальсификаторы. М., 1972; Лисавцев Э.И. Критика буржуазной фальсификации
положения религии в СССР. М., 1975.; Он же. Эволюция политической ориентации Русской
православной церкви. М., 1978.
3
Корзун М.С. Русская православная церковь 1917-1945 годы: изменение социальнополитической ориентации и научная несостоятельность вероучения. Минск, 1987.
4
Гордиенко Н.С., Курочкин П.К. Основные особенности эволюции религии и церкви в
условиях социалистического общества // Вопросы научного атеизма. Вып. 25. Атеизм,
религия, церковь в истории СССР. М., 1980. С. 223-244; Красников Н. Православная этика:
прошлое и настоящее. М., 1981; Гордиенко Н. Современное русское православие. Л., 1987;
Одинцов М.И. Критика концепции «христианского патриотизма» русской православной
церкви. Дис... канд. филос. наук. М., 1987.
5
Розенбаум Ю. Советское государство и церковь. М., 1985.
6
Атеизм и религия: вопросы и ответы. М., 1985; Воронцов Г. Массовый атеизм: становление
и развитие. Л., 1983.
2
180
По мнению исследователей, церковь, оказывая поддержку советской
власти, в военные и послевоенные годы приобрела более стабильное положение
в обществе и стала восприниматься верующими как учреждение, выражающее
интересы народа. Г.В. Воронцов, утверждая о подрыве социальных корней
религии и её уничтожении в ходе социалистического строительства, привёл в
то же время высказывание видного антирелигиозного деятеля Е.М.
Ярославского о том, что к 1937 году на селе 2/3, а в городе 1/3 трудящихся
продолжали сохранять связь с религией. Это не так уж и мало, если учесть
накал антирелигиозной борьбы в 1920 – 30-е годы и преобладание в СССР
сельского населения над городским. Характеристика отношения населения к
религии и церкви в предвоенный период во многом проясняет истоки
«религиозного возрождения» в годы войны.
Начавшиеся во второй половине 1980-х годов «перестройка» и процессы
демократизации
общественно-политической
жизни,
подготовка
к
празднованию 1000-летия Крещения Руси оживили интерес к истории РПЦ.
Последовали первые попытки переосмыслить её положение и деятельность в
военный и послевоенный периоды. Прагматизм сталинской политики в
религиозном вопросе впервые был отмечен А.И. Клибановым.7 Решения по
восстановлению церковной организации и создание Совета по делам РПЦ он
оценил как несомненный шаг на пути нормализации отношений между
государством и церковью.
Вместе с тем исследователь подчеркнул директивный, а значит
временный и условный характер изменений. Впервые в работе был оценен
вклад религиозных объединений в утверждение общечеловеческих норм
нравственности, идеалов труда и мира. Вопросу об отношении И.В. Сталина к
религии посвятил отдельную статью Д.А. Волкогонов.8 Он пришел к выводу,
что религия, как впрочем и атеизм, имела для вождя лишь функциональное
значение. В 1989 году В.А. Алексеевым и М.И. Одинцовым была опубликована
записка председателя Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпова о встрече И.В.
Сталина с руководством Московской Патриархии в сентябре 1943 года.9 Оба
историка придавали важное значение указанной встрече как поворотному
моменту в развитии государственно-церковных отношений.
В конце 1980-х – начале 1990-х годов позиции исследователей по вопросу
государственно-церковных отношений начинают существенным образом
меняться. В это время произошли серьезные изменения в политической и
Русское православие: вехи истории. Под ред. А.И. Клибанова. М., 1989.
Волкогонов Д.А. Сталин и религия // Наука и религия. 1989. № 2. С. 10-11.
9
Одинцов М.И. Путь длинной в семь десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству
(государственно-церковные отношения в истории советского общества) / На пути к свободе
совести. М., 1989. С. 46-49; Алексеев В.А. Неожиданный диалог // Агитатор. 1989. № 6. С.
41-44.
7
8
181
общественной жизни страны. Отказ от коммунистической идеологии как
официальной государственной доктрины, принятие законов об отмене цензуры
в печати и средствах массовой информации, о свободе вероисповедания и
свободе совести, указов о реабилитации жертв политических репрессий 1920 –
1930-х годов и о возвращении советского гражданства всем, кто был его лишен
в 1960 – 1980-е годы – все это способствовало углублению процесса
демократизации и коренным образом повлияло на состояние исторической
науки. Ученые получили доступ к широкому кругу источников, работам
зарубежных авторов.
Появились исследования, отражающие критический взгляд на политику
государства в отношении РПЦ, в них на широком фактическом материале была
показана
непоследовательность,
волюнтаризм,
приверженность
конъюнктурным соображениям, вмешательство государственных органов во
внутренние дела церкви и руководство ею; тотальный контроль над
деятельностью религиозных организаций; весьма ограничительный характер
мероприятий по реализации законных прав верующих.10
Современные авторы отмечают многообразие факторов, определявших
характер отношений Советского государства и РПЦ. В целом, все они были
связаны с внутриполитической ситуацией: присоединение к СССР в 1939-1940
годах территорий Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и
Бессарабии, где находилось значительное количество действующих храмов и
монастырей; необходимость укрепления единства верующих и неверующих
граждан, задача мобилизации всех сил общества на борьбу с фашизмом;11 рост
неподконтрольных ни государству, ни церкви проявлений религиозной
активности населения; патриотическая деятельностью духовенства и верующих
РПЦ;12 возможность использования церкви в качестве одной из идеологических
опор сталинизма.13
Исследователи отмечают также причины внешнеполитического
характера: «религиозное возрождение» на оккупированной территории и
Васильева О.Ю. Советское государство и деятельность РПЦ в период Великой
Отечественной войны. Дис. … канд. ист. наук. М., 1990; Алексеев В.А. Иллюзии и догмы.
М., 1991; Бабинов Ю.А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и
современность. Симферополь. 1991; Одинцов М.И. Хождение по мукам 1930-1938 годы //
Наука и религия. 1990. № 7. С. 56-57; Он же. Хождение по мукам 1939-1954 годы // Наука и
религия. 1990. № 8. С. 19-21; Он же. Хождение по мукам 1954-1960 годы // Наука и религия.
1991. № 7. С. 2-3; Он же. Государство и церковь в России. XX век. М., 1994.
11
Бабинов Ю.А. Указ. соч. и др.
12
Васильева О.Ю. Указ. соч.; Якунин В.Н. Патриотическая деятельность Русской
Православной церкви и изменение государственно-церковных отношений в годы Великой
Отечественной войны 1941-1945 гг. Дисс. … канд. ист. наук. Самара, 1998.
13
Чумаченко Т.А. Советское государство и Русская Православная Церковь: история
взаимоотношений (1940-е – первая половина 1950-х гг.) Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994; Она
же. Государство, православная церковь, верующие 1941-1961 гг. М., 1999.
10
182
использование религиозного фактора немецким командованием в своих
захватнических целях; сплочение антигитлеровской коалиции; подготовка
союзников к встрече в Тегеране и надежды И.В. Сталина на открытие второго
фронта. Существенную роль играл и такой фактор, как участие РПЦ в
реализации внешнеполитических целей советского руководства по
распространению влияния в Европе и созданию православного Ватикана в
противовес католическому.14
Причины изменения политики Советского государства по отношению к
церкви, произошедшего в годы Великой Отечественной войны, объясняются
попыткой СССР использовать церковь для решения своих внешнеполитических
проблем в связи с изменением международной обстановки накануне
Тегеранской конференции, на которую Сталин возлагал большие надежды в
плане открытия союзниками второго фронта в Европе. Государство
использовало все средства для укрепления своего положения в мировой
политической системе и влияния на ход международных событий.
В планах партии и правительства Русской православной церкви
отводилась немаловажная роль в поддержке и подготовке внешнеполитических
акций СССР, прежде всего, в Европе, на Балканах и Ближнем Востоке, в
создании образа гуманного социалистического государства, в котором
осуществимы идеалы подлинной свободы совести. Такая концепция
существования церкви в СССР была неизменна во времена и Сталина, и
Хрущева, и в последующие годы.
С 1943 года Сталин начал размышлять о послевоенном переделе мира,
разрабатывал планы создания мировой державы. В этих его замыслах церкви
отводилась немаловажная роль. 5 июня 1943 года Сталин подписал секретное
постановление Государственного комитета обороны «Об утверждении
мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов
СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к сфере
интересов советской внешней разведки.15
К тому же летом – в начале осени 1943 года шла подготовка к
Тегеранской конференции руководителей антигитлеровской коалиции. В это же
время от руководства Англиканской церкви, которая возглавляла ряд
благотворительных организаций по оказанию помощи Советскому Союзу,
поступают просьбы разрешить визит своей делегации в Москву. 16 Положением
русской православной церкви в СССР интересовались и другие члены
антигитлеровской коалиции.
Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 19431948 гг. Дис. ... док. ист. наук. М., 1998.
15
Шкаровский М.В. Русская православная церковь в 1943-1957 гг. // Вопросы истории. 1995.
№ 8. С. 37.
16
Алексеев В. Неожиданный диалог // Агитатор. 1989. № 6. С. 42.
14
183
Ответить отказом или провести не на должном уровне встречу такой
делегации накануне Тегеранской конференции было равно поражению.
Представителя Англиканской церкви должен был принимать глава Русской
православной церкви, поэтому подготовка Архиерейского Собора и избрание
патриарха были проведены «с большевистскими темпами» (выражение
Сталина): встреча с митрополитами состоялась в ночь с 4 на 5 сентября, а собор
был открыт 8 сентября 1943 года.17 Встреча делегации англиканской церкви с
патриархом Московским и всея Руси состоялась 20 сентября 194З года.18
В сентябре 1943 года в качестве посредника между правительством СССР
и Московской патриархией был создан Совет по делам Русской православной
церкви при Совете Министров СССР.19 Председателем Совета был назначен
Карпов Георгий Григорьевич, до этого курировавший церковные вопросы в
органах НКВД.20 В соответствии с указаниями В.М. Молотова от 2 марта 1945
года21 Совет изучил вопрос о взаимоотношениях католицизма и православия и
представил партии и правительству свои соображения. По мнению Совета, для
активизации борьбы с Ватиканом, который выступал против СССР,
необходимо было провести мероприятия по «отрыву» приходов грекокатолической (униатской) церкви в СССР от Ватикана с последующим
присоединением их к Русской православной церкви.
В частности, считалось необходимым проведение следующих
мероприятий: а) организация в Львове православной епархии; б)
предоставление епископу и всем священнослужителям данной епархии права
на проведение миссионерской деятельности; в) предоставление в распоряжение
епархии в Львове в качестве кафедрального собора одного из грекокатолических соборов; г) укрепление Почаевской православной лавры в г.
Кременец Тернопольской области, назначив настоятеля викарием львовского
епископа; д) выпуск от имени патриарха и Синода Русской православной
церкви специального обращения к духовенству и верующим униатской церкви
и широкое распространение его по униатским приходам; е) организация внутри
униатской церкви инициативной группы, которая должна будет декларативно
заявить о разрыве с Ватиканом и призвать униатское духовенство к переходу в
православие.22
Совет по делам РПЦ выступил с инициативой уничтожения грекокатолической церкви в СССР и предложил для этого различные средства от
Одинцов М.И. И. Сталин: «церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку
правительства» // Диспут. 1992. № 3. С. 147.
18
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.
19
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 2. Д. 1. Л. 2.
20
Шкаровский М.В. Русская православная церковь в 1943-1957 гг. // Вопросы истории. 1995.
№ 8. С. 37.
21
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 29. Л. 101.
22
Там же. Л. 66 об.
17
184
расширения и активизации деятельности Русской православной церкви до
административных мер – «захват» собора и создание инициативной группы,
которая выполнит все распоряжения Совета. В качестве второго шага в этом
направлении Совет предлагал использовать старокатолические группы,
изыскать возможности организовать в Латвии и Литве инициативные группы
старокатоликов и рассматривать их как оппозицию Ватикану, поддерживать их
и укреплять, предоставляя им храмы, утварь и т.п.; способствовать
установлению связи старокатолических групп в СССР со старокатолическими
церквями в других странах; организовать православные братства в городах:
Риге, Вильнюсе, Гродно, Луцке, Львове, Черновцах, предоставив им право на
проведение миссионерской и благотворительной деятельности.
Задача братств состояла в укреплении православия и противопоставлении
его католицизму.23 Сразу же после освобождения оккупированных территорий
СССР, партия и правительство стремятся всеми средствами укрепить свою
власть здесь, так как западные области Украины и Белоруссии, республики
Прибалтики только накануне войны вошли в состав СССР и еще не стали
полностью советскими. К тому же большинство населения по своим
религиозным убеждениям смотрело в сторону Ватикана, который проводил
антикоммунистическую политику, то есть являлся врагом советского
государства. Поэтому ликвидация греко-католической церкви имела две цели:
борьба с Ватиканом и укрепление советского влияния на западе страны.
В целях борьбы с Ватиканом Совет предлагал провести ряд важных мероприятий по укреплению влияния Русской православной церкви за границей:
«а) принять меры к ликвидации автокефалии Польской православной церкви и
присоединению ее в целом в Московскую патриархию; б) оформить принятие в
юрисдикцию Московской патриархии причта и прихода русской церкви в г.
Вари (Италия), согласно имеющемуся с их стороны обращения; в) оформить
присоединение
к
Московской
патриархии
Мукачевско-Пряшевской
православной епархии (Закарпатская Украина), согласно выявленного с их
стороны коллективного желания и согласия Синода Сербской православной
церкви; г) ускорить приезд из Парижа в Москву митрополита Евлогия,
являющегося экзархом Вселенского патриарха по всей Европе и
высказывающего желание перейти в юрисдикцию Московской патриархии; д)
считать возможным, чтобы Синод Русской православной церкви поставил через
НКВД СССР вопрос о возврате бывших посольских владений Русской
православной церкви заграницей… По мере возврата зданий незамедлительно
организовывать в них приходы».24 А также Совет предложил «в целях
противопоставления претензиям Ватикана на руководящее мировое значение,
23
24
Там же. Лл. 66 об.-67.
Там же. Л. 67.
185
организовать и провести в Москве всемирную конференцию всех христианских
(некатолических) церквей».25
Стремление укрепить положение Русской православной церкви за
границей, поднять ее авторитет связано с желанием советского государства
создать «второй Ватикан» в Москве, opганизовать мощное движение
православных церквей во главе с Московской патриархией, которое сможет
подобно Ватикану и в противовес ему оказывать влияние на международную
политику, конечно же, в интересах СССР.
Ознакомившись с планом предложенных мероприятий, Сталин начертал:
«Согласен!». Совет под руководством партии приступил к выполнению.
Журналисту Ярославу Галану было поручено написать статью, разоблачающую
роль униатской церкви – приспешницы и верной помощницы фашизма и
Ватикана.26 Статья была опубликована 9-11 апреля 1945 года во многих
центральных газетах Западной Украины под заголовком «С крестом или с
ножом». Анализируя общественный резонанс, вызванный публикацией,
управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) отмечало, что статья «нанесла
серьезный удар по престижу униатской церкви».27 В мае 1945 года Н.С. Хрущев
информировал Сталина о работе «по разложению униатской церкви и переходу
униатского духовенства в православную церковь» и сообщал, что «из числа
униатского духовенства образовалась инициативная группа», которая вскоре
выступила с декларацией о разрыве с униатской церковью и обратилась к
патриарху Московскому с просьбой о присоединении. 28
После удачной реализации мероприятий 1945-1946 годов Совет в начале
1947 года предлагает план действий следующего этапа по усилению борьбы
против Ватикана: 1) окончательно ликвидировать униатскую церковь в СССР;
2) подготовить проведение аналогичных мероприятий в некоторых странах за
границей (Чехословакия, Югославия); 3) на предсоборном совещании 1947 года
сделать более сильное осуждение папизма с догматической точки зрения; 4)
выпустить специальный сборник для заграницы против Ватикана; 5) создать
альянс христианских церквей в виде международного движения во главе с
Русской православной церковью.29
Позднее Г.Г. Карпов отчитывался, что в течение 1946-1949 годов в
Львовской, Станиславской, Дрогобычской, Тернопольской и Закарпатской
областях была проведена ликвидация греко-католической (униатской) церкви
путем ее воссоединения с православной церковью. В 230 храмах, которые были
воссоединены, церковная служба была прекращена, имевшиеся 48 грекоТам же. Л. 68.
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 125. Д. 313. Л. 17.
27
Там же. Л. 25.
28
Там же. Л. 29.
29
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Лл. 36-37.
25
26
186
католических монастырей были закрыты. Глава униатской церкви митрополит
Слипий, четыре епископа и 344 человека духовенства и монахов, из 590
отказавшихся от воссоединения, были арестованы и осуждены.30 Казалось бы,
вопрос был удачно решен: недовольные изолированы, население, боясь
обвинения в пособничестве буржуазно-националистическому подполью,
смирилось, духовенство – верой и правдой служит Московской патриархии.
Однако регулирование вопросов религии и веры судебноадминистративным способом не проходит бесследно. И советскому
государству вновь пришлось возвратиться к проблеме греко-католической
церкви в 1956-57 годах. В связи с возвращением из тюрем и ссылок в 1956 году
репрессированных священнослужителей и
монахов
и «роспуском
провокационных слухов, связанных с культом личности и его последствиями,
нормальное течение церковной жизни стало нарушаться».31 Возвратившиеся
начали активно изучать настроение населения, организовывать тайные центры
и монастыри. Но теперь, в условиях осуждения сталинских методов
руководства, нельзя было открыто применять репрессивные меры. К тому же,
вслед за ликвидацией унии на Украине в 1948 году была ликвидирована грекокатолическая церковь в Румынии, а в 1950 году в Чехословакии, и поэтому
решение этого вопроса необходимо было провести согласованно и с ними, и с
Польшей и Венгрией, где сохранилась, хотя и незначительно, униатская
церковь.32
4 января 1957 года Совет обращается в ЦК КПСС со следующими
предложениями: «а) пригласить в СССР в феврале-марте сего года
руководителей государственных учреждений по делам церкви в Румынии,
Чехословакии, Польше, Венгрии для совместного обмена мнениями по вопросу
Греко-католической церкви и разработать согласованные мероприятия; б)
изыскать возможность встречи и переговоров с митрополитом Слипием и
некоторыми другими униатскими епископами о сближении униатской и
православной церквей с целью обработки и нейтрализации их деятельности; в)
оставлять 6eз удовлетворения заявления групп верующих и духовенства о
регистрации униатских религиозных общин и духовенства; 2) поручить тов.
Серову (КГБ) принять меры к недопущению возвращения митрополита Слипия
в западные области УССР; 3) МВД и прокурор УССР должны усилить борьбу с
незарегистрированным духовенством, монашествующими и другими
элементами, исполняющими религиозные обряды без регистрации, в порядке,
предусмотренном Указом Верховного Совета СССР от 23 июля 1951 г. «О
мерах борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами».33 Совет
РГАНИ Ф. 5. Оп. 33. Д. 53. Л. 1.
Там же. Л. 1.
32
Там же. Л. 2.
33
Там же. Л. 4.
30
31
187
предлагает провести переговоры и одновременно применять жесткие
административные меры.
В целях борьбы с Ватиканом и повышения международного авторитета
Русской православной церкви Московская патриархия в конце 1940-х годов
провела работу по присоединению большей части приходов Зарубежной
Русской православной церкви, установлению и укреплению связей с
православными церквями стран социалистического лагеря и православными
церквями Ближнего Востока. «Осуществляя мероприятия по воссоединению
Русских православных церквей заграницей с Московской патриархией и
развитию ее связей с православными церквями славянских и демократических
государств, Совет ставил основной целью использование русской церкви в
качестве канала для проведения нашего влияния зарубежом».34
Партии и правительству было недостаточно дозировать свободу совести и
определять и направлять духовную жизнь народа, используя Русскую
православную церковь только в СССР. Советский Союз пытается навязать в
послевоенной Европе свое понимание вопросов взаимоотношений государства
и церкви. Верным проводником этой политики был Совет, который в отчетном
докладе за 1946 год отмечал, что «Совет имеет возможность, не вмешиваясь в
канонические и догматические вопросы, оказывать полное влияние на все
стороны жизни Русской православной церкви и направлять деятельность
Московской патриархии по линии внешней работы в нужном нам
направлении».35
Совет под руководством партии и правительства принимал решения о
том, какую церковную делегацию куда отправить и с какой целью. 25 сентября
1945 года заместитель председателя Совета С.К. Белышев обращается в
Наркомфин с просьбой выделить шиллинги и германские марки для церковных
делегаций Московской патриархии, командированных в Германию и Австрию,
на том основании, что «указанные командировки санкционированы решением
ЦК BKП(б) от 22 сентября 1945 г.»36 Или еще пример: в 1957 году в период
создания Балканской Федерации и перемирия Хрущева с Тито был организован
специальный визит патриарха Московского в Белград.37 Кроме того,
выступления и обращения патриарха и митрополитов рецензировались в
управлении пропаганды и агитации. 30 октября 1943 года в ЦК ВКП(б) были
представлены проекты обращений к духовенству и верующим в связи с 26-й
годовщиной Октябрьской революции патриарха Сергия (Стpaгородского) и
митрополита Киевского и Галицкого Николая (Ярушевича).38 Позднее в
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 32.
Там же. Л. 41.
36
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 31. Л. 83.
37
Там же. Оп. 2. Д. 201. Лл. 25-26.
38
Там же. Оп. 1. Д. 3. Л. 12.
34
35
188
результате активизации зарубежной деятельности церкви в ЦК партии
рецензировались резолюции совещаний Московской патриархии с
представителями других православных церквей.
Возобновление
отношений
Русской
православной
церкви
с
православными церквями Ближнего Востока, прерванных после Октябрьской
революции, имело любопытный неофициальный аспект. Совет сообщает
правительству, что «в 1945 т. Восточные патриархии неоднократно обращались
к патриарху Московскому Алексию за материальной помощью, ссылаясь на то,
что в дореволюционное время они имели постоянную материальную помощь от
Правительствующего Синода».39
В связи с этим в докладе партии и правительству Совет высказал
следующее мнение: «В виду усиливающейся заинтересованности церковными
делами на Ближнем Востоке со стороны англичан и попытками подчинить
своему влиянию руководителей восточных православных церквей, является
настойчивой необходимостью, в противовес этому, значительное усиление
авторитета Русской православной церкви и организация моральной и материальной поддержки восточным церквам».40
Решение о субсидировании Ближневосточных патриархов было принято
на высшем уровне и поддержка международных акций Русской православной
церкви со стороны этих церквей щедро оплачивалась Советским
правительством. В отчете от 14 января 1947 года Карпов докладывает
начальству в ЦК ВКП(б), что в соответствии с планом мероприятий,
санкционированных Постановлением Совета Министров СССР от 29 мая 1946
года, церковная делегация Русской православной церкви в составе митрополита
Ленинградского Григория (Чукова), протопресвитера Колчицкого Н.Ф. и
священника Фомичева Н. совершила поездку в страны Ближнего Востока. С 12
ноября по 6 декабря 1946 года делегация поселила Иран, Ливан, Сирию,
Палестину и Египет.
С санкции правительства «митрополит Григорий конфиденциально
вручил денежные средства, как помощь от Московского патриарха,
Антиохийскому патриарху Александру в сумме 25 тысяч американских
долларов и Иерусалимскому патриарху Тимофею в сумме 35 тыс. американских
долларов».41 До этого патриархи пользовались материальной поддержкой со
стороны англичан. Оказание материальной помощи патриархам «сыграло
большую роль при обсуждении с ними в дальнейшем ряда вопросов».42 В
результате обсуждения вопроса об отношении к русскому заграничному
архиерейскому Синоду патриархи «обещали запретить церковные службы
Там же. Оп. 1. Д. 80. Л. 137.
Там же. Оп. 1. Д. 30. Л. 31.
41
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 125. Д. 506. Л. 1.
42
Там же. Лл. 1-2.
39
40
189
сторонникам митрополита Анастасия (Грибановского) во всех странах
Ближнего Востока».43
В том же 1946 году митрополит Николай (Ярушевич) для поездки в
Турцию получил через Наркомфин «для специальных целей 50 тыс.
американских долларов».44
В 1946-1948 годах Совет совместно с Московской патриархией
занимается подготовкой к созыву и проведению в Москве совещания глав
православных церквей. Для единогласного принятия на нем решений,
выгодных Русской православной церкви и советскому государству, необходимо
было привлечь (купить) возможно большее число сторонников. Визиты на
Ближний Восток митрополита Григория и митрополита Николая в первую
очередь преследовали именно эту цель. А в ноябре 1947 года в Москву прибыл
представитель Антиохийской церкви митрополит Илья и в доверительных
беседах высказал следующее мнение: «Патриархи греки (Вселенский Максим –
Турция, Александрийский Христофор – Египет, Иерусалимский Тимофей –
Палестина) с большой подозрительностью относятся к Московскому
патриарху, опасаясь его возрастающего влияния и образовали против него
блок», митрополит Илья считает необходимым «этому блоку противопоставить
объединение Московского и Антиохийского патриархов и глав православных
церквей Балканских и славянских стран». Однако «наряду с идейным
тяготением к Москве, Антиохийский патриархат надеется, что русская церковь
и особенно русское правительство возобновят давнюю традицию
систематической материальной помощи Антиохийской церкви».45
В качестве регулярной материальной помощи Московская патриархия
предоставляла Восточным патриархам храмы подворья на территории СССР,
которые давали 10-15 тыс. годового дохода в валюте.46 Восточные патриархи
имели хорошие аппетиты, так в 1955 году патриарх Александрийский
Христофор требует, чтобы ему выплатили за 10 лет около 150 тысяч долларов
доходов от подворья, которое ему обещали в 1945 году, но отдали только в
1955 году.47 То есть православные церкви Ближнего Востока были готовы
поддерживать акции Русской православной церкви на международной арене, но
за определенную систематическую материальную поддержку.
Накануне совещания глав православных церквей в Москве летом 1948
года Совет в информационной записке для ЦК ВКП(б) о церковной обстановке
заграницей сообщает, что опасаясь усиления влияния Московской патриархии
на православные церкви в странах новой демократии, «англо-американские
Там же. Л. 2.
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 81. Л. 84.
45
Там же. Д. 150. Л. 187.
46
Там же. Д. 1225. Л. 45.
47
Там же. Д. 1225. Л. 45.
43
44
190
реакционеры предпринимают различные меры для того чтобы вырвать, церкви
Балканских стран из-под влияния Русской православной церкви».48 A также
докладывает, какие меры в связи с этим были приняты. «В целях ослабления
влияния центра экуменического движения на Балканах, для обеспечения
участия этих церквей в совещании и единства мнений, по рекомендации
Совета, Московской патриархией был принят ряд заграничных делегаций и
соответственно отправлен».49 Совет сообщает о сложной ситуации, возникшей
в отношениях с главой Болгарской церкви митрополитом Стефаном, который
20 лет принимает деятельное участие в экуменическом движении. Эта проблема
была решена административным способом: «Советом через министра
иностранных дел Болгарии Коларова были приняты меры. Он вместе с премьерминистром Г. Димитровым имел беседу со Стефаном, после которой
митрополит официально заявил об отходе от экуменического движения».50
Совещание глав и представителей Поместных православных церквей в
связи с 550-летием автокефалии Русской православной церкви состоялось в
июле 1948 года в Москве. В совещании участвовали патриархи: Московский
Алексий, Грузинский Каллистрат, Сербский Гавриил, Румынский Юстиниан,
экзарх Болгарии митрополит Стефан, представитель Антиохийского патриарха
митрополит Александр, епископ Корчинский Паисий от Албанской церкви,
архиепископ Белостокский Тимофей от Польской церкви.51 На совещании были
приняты резолюции по вопросам о взаимоотношениях с Ватиканом, с
экуменическим движением, об англиканском иерархе и о церковном календаре.
Участники совещания осудили Ватикан как «центр международных интриг
против интересов народов, центр международной реакции, один из
поджигателей двух империалистических войн»,52 а также за подрывные
действия по отношению к православию, за упорное стремление к насаждению
унии. Совещание сочло неблаговременным участие православных церквей в
деятельности Всемирного Совета Церквей, в котором решительно преобладали
протестантские течения, и была принята соответствующая резолюция об
экуменическом движении. В целом совещание прошло по намеченному плану.
Резолюции, проекты которых были представлены 6 июля 1948 года в ЦК
ВКП(б) для проверки и одобрения, были приняты единогласно.53
Подводя итоги совещания, Совет отмечал, что «в результате работы
совещания глав автокефальных православных церквей достигнуто объединение
и сплочение вокруг Московской патриархии автокефальных православных
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 132. Д. 8. Л. 2.
Там же. Л. 3.
50
Там же. Лл. 3-4.
51
Цыпин В. История Русской православной церкви. 1917-1990. М., 1994. С. 146.
52
РГАСПИ Ф. 17. Оп. 132. Д. 8. Л. 20.
53
Там же. Лл. 17-24.
48
49
191
церквей Грузии, Сербии, Румынии, Болгарии, Албании, Польши и Антиохии»,54
согласованное принятие решений по повестке дня способствовало повышению
авторитета и усилению влияния Русской православной церкви в
международной церковной жизни. Также совещание «предотвратило участие
православных церквей в Амстердамской Ассамблее Всемирного Совета
Церквей».55 Учитывая результаты совещания и планируя дальнейшую работу,
Совет предложил, что «в целях парализации попытки создания блока
православных церквей Ближнего Востока и ограничения сферы действия
Греческой церкви, целесообразно церквям: Антиохийской, Александрийской,
Иерусалимской регулярно оказывать материальную помощь со стороны
русской церкви».56
Таким образом, все международные акции Русской православной церкви
носили политический характер и проводились под руководством Совета с
санкции ЦК партии. В целях усиления влияния Московской патриархии на
международной арене и для поддержки ее акций со стороны других
православных церквей широко использовалась материальная помощь – подкуп
последних.
После смерти Сталина политика партии и правительства по отношению к
церкви изменилась, государство начинает наступление на религию и церковь.
Однако внешнеполитическую деятельность церкви эти процессы практически
не затронули, напротив, происходит дальнейшее расширение и активизация
внешних акций Русской православной церкви, и Совет усиливает контроль и
руководство этой деятельностью Московской патриархии. Так в 1955 году
главное внимание отдел по делам центрального управления церкви должен был
сосредоточить на: «1) расширении и активизации деятельности Русской
православной церкви в защиту мира путем развития и укрепления ее связей с
заграничными церквями; 2) разработке и проведении в жизнь мероприятий по
разложению и ослаблению враждебных русской церкви (и Советскому Союзу)
раскольничьих религиозных организаций за границей; 3) разработке и
проведении в жизнь мероприятий по ослаблению влияния Вселенского
патриарха на православные церкви и по усилению влияния Русской
православной церкви на них; 4) укреплении заграничных представительств
патриархии в капиталистических странах».57 По последнему пункту у Совета и
Московской Патриархии были некоторые затруднения. В деловой переписке
неоднократно отмечалось, что «в деле проведения заграничной деятельности
для Московской патриархии наиболее узким местом является вопрос о кадрах
духовенства... Только отдельные лица могут быть допущены к выезду из СССР
Там же. Л. 106.
Там же. Л. 106.
56
Там же. Л. 107.
57
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1222. Л. 30.
54
55
192
заграницу и патриархия не располагает достаточным числом лиц, которые
могли бы… укрепить положение в представительствах Московской Патриархии
заграницей».58 По этому вопросу во второй половине 1950-х годов Совет
получил от руководства в ЦК КПСС «зеленый свет». 14 июля 1955 года Совет
созвал совещание представителей Московского Патриархии, Троице-Сергиевой
Лавры, Московской духовной академии и семинарии по вопросу об
обслуживании иностранных делегаций,59 на котором было принято решение об
улучшении подготовки специалистов для заграничной работы.
В 1959-1960 годах, когда государство начало войну с религией в СССР,
Совет получает указание «усилить работу по привлечению Русской
православной церкви и ее деятелей к борьбе за мир, разоблачению
антисоветской пропаганды, ведущейся в зарубежных странах, к разъяснению
советского законодательства о культах и положения религии в СССР, а также
активизировать борьбу Русской православной церкви с Ватиканом и другими
враждебными Советскому Союзу зарубежными церковными центрами».60 В
беседе 15 июня 1960 года с патриархом Алексием председатель Совета В.А.
Куроедов высказал критические замечания по поводу внешней работы
патриархии, которая поставлена «совершенно неудовлетворительно». «Вся
работа сводится исключительно к посылке делегаций за границу и приему
отдельных лиц и делегаций, посещающих нашу страну. ...Патриархия за
последние годы не провела ни одного крупного мероприятия по объединению
православных церквей вокруг Русской православной церкви, возглавляемой
Московской патриархией, мероприятий, связанных с разоблачением
реакционных действий папы Римского и усилением борьбы за мир. ...Решение
папы о созыве Всемирного католического съезда с участием глав православных
церквей свидетельствует о том, что католическая церковь стремится расширить
и укрепить свои позиции на международной арене».61 В.А. Куроедов отметил,
что даже Константинопольский патриарх Афинагор активизирует свою
деятельность и выступил с инициативой созыва совещания всех автокефальных
православных церквей с целью укрепления и развития связей между ними, а
«Русская православная церковь не выступает объединяющим центром
православных церквей мира, в большинстве случаев она занимает пассивную
позицию и слабо разоблачает клеветническую пропаганду о положении
религии и церкви в нашей стране».62 Патриарх Алексий согласился с доводами
председателя Совета и обещал активизировать действия церкви в этом
направлении.
РГАНИ Ф. 5. Оп. 16. Д. 669. Л. 23.
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1225. Л. 88.
60
Там же. Д. 1744. Л. 45.
61
Там же. Оп. 2. Д. 284. Лл. 20-21.
62
Там же. Л. 22.
58
59
193
В докладной записке Совета в ЦК КПСС от 18 августа 1960 года о работе
по привлечению Московской патриархии к борьбе за мир отмечалось
положительное значение визитов зарубежных церковных деятелей в СССР, т.к.
они изменяют свое отношение не только к церкви, но и к Советскому Союзу, у
них рассеивается предвзятое мнение о положении церкви в СССР и многие из
них объективно освещают жизнь в СССР.63 В условиях холодной войны партия
и правительство делают все, чтобы показать миру «социализм с человеческим
лицом» и привлечь мировую общественность на свою сторону, а также
используют любые возможности и каналы для влияния на международную
политику и взаимоотношения между государствами.
ЦК КПСС, говоря о недостатках в работе Совета, в 1960 году отмечает,
что еще недостаточно широки внешние связи религиозных объединений СССР,
и указывает, что «в первую очередь им следовало бы установить и расширить
контакты с религиозными объединениями стран Африки и некоторыми
государствами Азии».64 Серьезным упущением в работе Совета, по мнению
партии, является то, что как у него самого, так и у религиозных объединений не
было до последнего времени планов работы по указанным вопросам, что
мешало вести это дело целенаправленно.65 Отныне внешнеполитическая работа
Совета и Московской патриархии была поставлена в строгие рамки
социалистического планирования. Основные мероприятия Совета в начале
1960-х годов в этой области были направлены на «расширение и активизацию
внешней деятельности Русской православной церкви в борьбе за мир, за
достижение всеобщего и полного разоружения и обеспечения мирного
сосуществования между народами. Особое внимание уделялось сплочению
христианских сил в борьбе за мир в странах Азии и Африки, противодействию
попыткам западных кругов опереться на церковь в этих странах в проведении
своей империалистической политики, разоблачению агрессивной политики
Ватикана и других реакционных кругов западных государств, пытающихся
объединить христианские церкви в борьбе против коммунизма».66
Деятельность Русской православной церкви в борьбе за мир и
разоружение была довольно противоречива: РПЦ стала ширмой для
государства, которое активно наращивало гонку вооружений, и готовила почву
для прокоммунистических режимов в странах «третьего мира». Именно для
выполнения этих целей Русская православная церковь вступила в члены
Всемирного Совета Церквей, получив трибуну влиятельной международной
организации.
РГАНИ Ф. 5. Оп. 33. Д. 162. Л. 42.
Там же. Л. 173.
65
Там же. Л. 173.
66
Там же. Д. 215. Л. 3.
63
64
194
Выступив в 1948 году на совещании глав и правителей автокефальных
православных церквей против экуменического движения, в котором, по
мнению Русской православной церкви, преобладали протестантские течения и
политические устремления руководителей, Московская патриархия в конце
1950-х годов меняет свою точку зрения. Изменение отношения Русской
православной церкви к экуменическому движению было выражено в докладе
митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича) 13 мая 1958
года. Он сказал: «...Православная церковь никогда не отгораживалась от
инославных христиан стеной нетерпимости», однако «наша церковь совместно
с другими церквями – участницами Московского церковного совещания 1948
года отказалась послать своих представителей на Амстердамскую Ассамблею»,
так как в этот период там явно преобладали социально-политические планы над
задачами догматического единства. «Благодаря участию одних православных
церквей и неучастию других, в экуменическом движении за последние десять
произошли значительные изменения, свидетельствующие о эволюции в сторону
церковности... Вот почему Русская православная церковь считает возможным
пойти навстречу желанию Всемирного Совета Церквей и встретиться с его
руководителями».67
В 1958 году в Утрехте состоялась первая официальная встреча
представителей Русской православной церкви с деятелями Всемирного Совета
Церквей. В 1959 году наблюдатели Московской патриархии участвовали в
работе Всемирного Совета Церквей, состоявшегося в 1961 году в Дели. Русская
православная церковь с одобрения Архиерейскою Собора вступила в эту
экуменическую организацию. В обращении к участникам Ассамблеи патриарх
Алексий подчеркнул готовность Русской православной церкви работать во всех
органах Всемирною Совета Церквей, «помогая всестороннему развитию
христианской деятельности, посильно служа развитию христианской
деятельности, посильно служа человечеству утверждением на земле братства,
любви, справедливости и мира между народами».68 Отравляясь на третью
Ассамблею в Дели, члены делегации Московской патриархии получили
специальную инструкцию от Совета, утвержденную отделом пропаганды и
агитации ЦК КПСС, в которой были такие указания: «Укрепляя сотрудничество
с прогрессивными кругами Всемирного Совета Церквей, срывать всякие
попытки реакционных сил направить Всемирный Совет Церквей на путь
идеологической борьбы против стран социалистического лагеря. ...Используя
противоречия в вероучении католиков и протестантов, добиваться осуждения
со стороны Всемирного Совета Церквей реакционной политической линии
Ватикана».69 Представители Московской патриархии должны «добиваться того,
Цыпин В. Указ. соч. С. 162.
Там же. С. 163.
69
ГАРФ Ф. 6991. Оп. 1. Д. 1841. Л. 127.
67
68
195
чтобы в итоге работы всех секций и комитетов Ассамблея приняла документы,
отражающие идеи необходимости единения христиан в борьбе за мир и за
принципы мирного сосуществования между государствами».70 Эта инструкция
является подтверждением того, что большинство акций Московской
патриархии на международной арене в этот период были проведены с санкции
и под контролем партийных органов.
В 1962 году было создано постоянное представительство Русской
православной церкви при Всемирном Совете Церквей. Русская православная
церковь стала одной из основательниц образовавшейся в 1959 году
религиозной экуменической организации – Конференции Европейских
Церквей. Важнейшей стороной внешнеполитической деятельности Русской
православной церкви в начале 1960-х годов оставались взаимоотношения с
православными церквами Ближнего Востока, Балканских и славянских стран. В
1960 году Патриарх Алексий во второй раз совершил паломничество на Восток
и нанес визит Патриарху Афинагору. А в 1961 году Русская православная
церковь приняла участие в работе первого Всеправославного Совещания
Поместных церквей, созванного по инициативе Константинопольского
Патриарха на острове Родос. В 1960-е годы в Москву неоднократно приезжали
делегации автокефальных православных церквей.
Для усиления позиций Русской православной церкви на международной
арене и в целях координации действий и лучшего руководства деятельностью
православных церквей стран народной демократии Совет регулярно проводил
совещания руководителей ведомств по делам религиозных культов
Чехословакии, Польши, Германии, Болгарии. Отчитываясь об итогах одного из
совещаний, В.А. Куроедов говорит о его целях: «Совещание было созвано,
главным образом, для того, чтобы обсудить организационные и политические
вопросы,
связанные
с
подготовкой
и
проведением
Всемирного
общехристианского конгресса в защиту мира, который состоится в Праге 13-18
июня 1961 г., и обменяться мнениями о дальнейшем развитии христианского
движения за мир».71 Таким образом, основные направления деятельности
Русской православной церкви и церквей стран социалистического лагеря, а
также координация их действий в международных делах определялись
специальными государственными учреждениями по вопросам религии, которые
выполняли указания партийных органов.
В период создания Совета и принятия решения о расширении прав
Русской православной церкви главную роль сыграла возможность широкого
использования внешнеполитической деятельности церкви в политических
маневрах СССР на международной арене. Потому за все время существования
Совета по делам Русской православной церкви контроль за зарубежной работой
70
71
Там же. Л. 129.
Там же. Д. 1844. Л. 95.
196
церкви являлся одной из главных задач Совета, а направление этой
деятельности определялось в Управлении пропаганды и агитации ЦК КПСС.
В первые послевоенные годы деятельность Совета и Русской
православной церкви была связана с необходимостью выхода СССР на
широкую международную арену в качестве страны-победительницы и
укрепления позиций в странах народной демократии и на Балканах. Во второй
половине 1950-х годов Совет поставил перед Русской православной церковью
другую задачу: развертывание широкой миротворческой деятельности и
выступление с инициативой проведения различных акций международного
характера в защиту мира. И это было одним из проявлений политики «двойного
стандарта», осуществляемой СССР и внутри страны, и на международной
арене: проведение политики «железного занавеса» и гонки вооружений, и в то
же время поддержка и активизация миротворческой деятельности Русской
православной церкви и расширение ее внешнеполитических связей. Но самой
главной суперзадачей Совета и ЦК партии было создание в Москве «второго
Ватикана» – мощного центра православных церквей во главе с Московской
патриархией, который сможет подобно Ватикану и в противовес ему оказывать
влияние на международную политику и станет проводником политических
интересов СССР в Европе и в мире.
197
Глава 4. Основные особенности становления и развития
российского образования
1. Этапы эволюции высшей школы Российской империи
В начале XXI века возникает острая потребность осмысления узловых
вопросов отечественной истории, тенденций развития общества, причин
переживаемых Россией трудностей. В современном общественном сознании
многих россиян укореняется мнение, что выходить из системного кризиса
следует, опираясь, прежде всего, на собственные силы и ресурсы с
использованием богатого отечественного исторического опыта.
Взирая на многовековую историю российской государственности с
позиций сегодняшнего дня, историк-патриот приходит к обоснованному
выводу, что двухсотлетний имперский период России был весьма сложным и
противоречивым, имевшим долговременные последствия. За 200 лет (с XVIII
до начала XX века) Россия превратилась из аморфного государственного
образования с полунищим и малограмотным населением в обширную империю,
где быстро развивались экономика, образование, наука и культура.
Особый интерес вызывает российская образовательная система, как губка
впитывавшая лучший мировой опыт, но развивавшаяся с учетом отечественных
особенностей и православных традиций. Этой системе были присущи, вопервых, многонациональный и поликонфессиональный характер, во-вторых,
направленность на решение практических задач, в-третьих, тесная связь с
наукой. Локомотивом российской образовательной системы с XVIII века стала
высшая школа, которая вместе с другими учебными заведениями постепенно
вытягивала страну на путь социального прогресса.
В огромной по территории, но малонаселенной Российской империи
первые академии, университеты, кадетские корпуса и училища являлись
центрами высшего образования, передовой науки и мировой многонациональной культуры. Последнее обстоятельство обусловливалось значительной
долей иностранных ученых среди профессорско-преподавательского состава
наших вузов, особенно в XVIII веке. Важно отметить, что тогда все российские
вузы находились под неусыпным контролем государства и щедро им
финансировались.
Недостаточная изученность основных этапов эволюции и особенностей
реформирования высшей школы Российской империи диктует необходимость
продолжить исследования в этой области. В этом разделе предпринимается
попытка кратко рассмотреть основные этапы эволюции российской высшей
школы монархического периода отечественной истории.
198
1. Этап зарождения российской высшей школы был самым трудным и
продолжительным. В нем целесообразно выделить следующие временные
интервалы и узловые события: предыстория высшей школы России, повышение
статуса Киево-могилянской коллегии и Славяно-греко-латинской академии,
создание Морской академии, открытие Петербургского академического
университета, реорганизация Кадетских корпусов в вузы, учреждение
классического Московского университета и Академии художеств, создание
Горного училища, образование Медико-хирургической и духовных академий.
Еще в 1685 году греческие просветители братья Иоанникий и Сафроний
Лихуды по распоряжению русской правительницы царевны Софьи создали в
Заиконоспасском монастыре Московскую эллино-славянскую школу,
называвшуюся позже академией.1 За семь лет работы в Московской академии
профессора Лихуды подготовили программы и учебники по основным
предметам обучения. На рубеже XVII–XVIII веков в академии преподавались
греческий, латинский и славянские языки, «семь свободных искусств» и
богословие. Численность академии в тот период колебалась от 100 до 200
человек с весьма пестрым социальным и национальным составом.
Всесословный характер Московской академии отличал ее от других учебных
заведений, где среди учащихся преобладали дети духовенства. Костяк учеников
составляли русские юноши, но были также белорусы, украинцы и молодые
представители других народов.
14 января 1701 года царь Петр I издал указ об учреждении в Москве
Школы математических и навигационных наук.2 До 1706 года эта школа
находилась в ведении Оружейной палаты, а затем была подчинена Приказу
морского флота и Адмиралтейской канцелярии. В школу принимали сыновей
«дворянских, дьячих, подьячих, из домов боярских и других чинов» в возрасте
от 12 до 20 лет. Штатная численность школы доходила до 500 человек, которые
обучались в трех классах не более 10 лет. Учащиеся состоятельных родителей
содержались на собственный счет, а все остальные получали от казны
«кормовые деньги». При комплектовании Школы математических и
навигационных наук применялся всесословный принцип.
В 1715 году на базе высших (навигаторских) классов Московской школы
была создана Морская академия (Академия морской гвардии), которую
разместили в Петербурге.3 Младшие классы школы оставались в Москве,
выполняя роль подготовительного училища для академии. В Петербург
перевели около десяти лучших преподавателей школы. Общее руководство
Сменцовский М.Н. Братья Лихуды. Опыт исследования из истории церковного
просвещения и церковной жизни конца XVII и начала XVIII в. СПб., 1889. С. 68-69.
2
Российский государственный архив Военно-морского флота. Фонд Адмиралтейской
коллегии. 1721. Д. 25. Лл. 1-2 об.
3
Веселаго Ф.Ф. Очерк русской морской истории. Ч. I. СПб., 1875. С. 598-600.
1
199
Морской академией в период ее становления осуществлял граф А.А. Матвеев.
Учащиеся числились на военной службе и находились на государственном
обеспечении. Жизнь, учеба и служба в Морской академии регламентировались
специальной инструкцией, которую Петр I Алексеевич утвердил своим указом
1 октября 1715 года.
В первой четверти XVIII века в России действовали три высших учебных
заведения, выросших на отечественной почве. 26 сентября 1701 года царская
грамота Петра I утвердила за Киево-могилянской коллегией титул академии,
как за высшей школой.4 В том же году Московская эллино-славянская академия
была преобразована в Славяно-латинскую, статус которой был поднят до
уровня полноценного высшего учебного заведения.5 В 1721 году Киевская и
Московская академии перешли в ведение Святейшего Синода,6 далее развиваясь как богословские вузы. Усложнение программы обучения в Морской
академии превратило ее в высшее специальное учебное заведение.7
Как свидетельствуют историки, мысль о создании в России светских
высших учебных заведений университетского типа пришла царю Петру I во
время его поездок по странам Западной Европы, где он наблюдал результаты
деятельности крупнейших вузов. Будучи патриотом и разумным реалистом,
Петр Алексеевич Романов понимал, что слепое копирование зарубежного
опыта не даст в России положительных результатов. Поэтому самодержец
решил организовать подготовку отечественных ученых и специалистов высшей
квалификации с учетом особых российских условий.
Суть идеи Петра Великого заключалась в синтезе науки и образования
для ускоренного развития всех сфер социальной жизни Российской империи. С
этой целью намечалось создать в Петербурге Академию наук, включив в ее
состав гимназию и университет. Предполагалось принимать в академическую
гимназию одаренных детей из различных свободных сословий и давать им
необходимые знания для последующего обучения в университете. Затем,
используя ученых и преподавателей Академии наук, готовить из студентов
специалистов высшей квалификации.
По поручению императора Петра I, российский подданный лейб-медик
Л.Л. Блюментрост подготовил доклад о проекте создания в Петербурге
Академии наук. В Архиве РАН есть копия этого доклада с поправками и
дополнениями Петра I,8 что позволяет утверждать о его реальном участии в
См.: Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ-1). Т. IV. СПб., 1830. № 1870.
С. 173-174.
5
Древняя российская вивлиофика. Издание второе. Т. XVI. М., 1791. С. 302-303.
6
Полное собрание постановлений и распоряжений по Ведомству Православного
исповедания Российской империи. Издание второе. Т. 1. 1721. СПб., 1879. № 5. С. 35.
7
ПСЗ-1. Т. V. СПб., 1830. № 3276. С. 609-610; Военная энциклопедия. Т. XVI. СПб., 1914.
С. 431-432.
8
Архив Российской Академии наук. Ф. 3. Оп. 1. № 1. Л. 139.
4
200
разработке основополагающего документа. 28 января 1724 года Сенат
рассмотрел проект учреждения Императорской Академии наук и одобрил его
своим указом.9 К сожалению, Петру Великому не суждено было увидеть свое
детище, однако его имя будет всегда связываться с организацией научноучебного центра Российской империи.
7 декабря 1725 года императрица Екатерина I подписала указ «О
заведении Академии наук и о назначении президентом оной лейб-медика
Блюментроста».10 В его ведении первоначально находился и Петербургский
академический университет. 27 декабря того же года Екатерина I торжественно
открыла Императорскую Академию наук и высшее учебное заведение при ней.
У Академического университета была трудная судьба, поскольку его регламент
(устав) утвердили только в 1747 году.11 Полноценным вузом он стал после
назначения на должность ректора академика М.В. Ломоносова (в 1758 году).
Экономическое и социально-политическое развитие Российской империи
в середине XVIII века требовало значительного числа образованных людей.
Петербургский академический университет, Московская славяно-латинская
академия, Сухопутный Кадетский корпус, созданный в 1731 году, и военноучебные заведения повышенного типа не в полной мере удовлетворяли
потребности общества в специалистах. В среде наиболее просвещенных людей
России зрела мысль о необходимости создания классического университета, где
могли бы обучаться не только молодые дворяне, но и разночинцы.
Занявшая в 1741 году российский престол императрица Елизавета
Петровна позитивно относилась к развитию отечественной науки и культуры,
она приблизила к себе образованных и деятельных людей. Важную роль в
реализации образовательной политики России играл фаворит императрицы
камер-юнкер И.И. Шувалов, который с искренним уважением относился к
М.В. Ломоносову и активно поддерживал его начинания.
Благодаря содружеству и сотрудничеству академика Ломоносова и
генерала Шувалова родилась мысль о создании Московского университета. Эта
идея была воплощена в проекте И.И. Шувалова, который российская
императрица утвердила 24 января 1755 года именным указом «Об учреждении
Московского университета и двух гимназий».12 Одна из гимназий создавалась
для дворян, а другая – для разночинцев, которые после поступления в
университет обучались совместно. Это предопределяло всесословный характер
вуза. Серьезным стимулом для обучения в Московском университете являлось
возведение действительных студентов различных сословий в дворянское
достоинство с последующим присвоением классных чинов.
ПСЗ-1. Т. VII. СПб., 1830. № 4443. С. 220-224.
ПСЗ-1. Т. VII. СПб., 1830. № 4807. С. 553-554.
11
ПСЗ-1. Т. XII. СПб., 1830. № 9425. С. 735-737.
12
ПСЗ-1. Т. XIV. СПб., 1830. № 10346. С. 284-294.
9
10
201
26 апреля 1755 года, на следующий день после праздника коронации
императрицы Елизаветы Петровны, состоялось торжественное открытие
Московского университета и двух его гимназий. Для старой столицы и всей
России это событие имело огромное историческое значение. Первоначально в
университете было образовано три факультета: философский, юридический и
медицинский, однако занятия на последнем начались спустя несколько лет. В
первые годы работы в Московском университете обучалось около 100
студентов, а занятия проводили 10 штатных профессоров.13
Во второй половине XVIII века в Российской империи началось бурное
развитие горного дела, особенно на Урале. Для горнорудной промышленности
нужны были многочисленные специалисты, в том числе высшей квалификации.
Приглашение в Россию инженеров-иностранцев дорого обходилось государственной казне, да и качество их работы не всегда удовлетворяло возраставшие
запросы горнорудной промышленности. Поэтому в 1771 году группа
башкирских рудопромышленников во главе с Исмаилом Тасимовым обратилась
в Берг-коллегию (орган руководства горнорудной промышленностью) с
предложением о создании училища по подготовке горных специалистов.
В докладе Правительствующему Сенату от 10 марта 1771 года Бергколлегия одобрила предложение «О заведении горной школы» и признала его
нужным и полезным для Горного корпуса Российской империи. Одновременно
с этим генерал-прокурору А.А. Вяземскому был представлен план «О горных
школах», составленный графом А.Е. Мусиным-Пушкиным. Доклад «Об
учреждении Горного училища при Берг-коллегии», с учетом замечаний оберпрокурора Сената М.Ф. Соймонова, проектом училища и планом обучения в
нем императрица Екатерина II утвердила 21 октября 1773 года.14 Согласно
утвержденному документу, в Горное училище разрешалось принимать детей
дворян и разночинцев, владевших латинским, немецким и французским
языками, а также основами арифметики, геометрии и химии.
В первый набор Горного училища вошли 23 человека, в том числе 19
студентов Императорского Московского университета.15 Торжественное
открытие Петербургского горного училища состоялось 28 июня 1774 года и
было приурочено ко дню восшествия на престол императрицы Екатерины II,
которая до конца своей жизни уделяла первому техническому вузу России
большое внимание. По первоначальному плану студенты Горного училища
должны были обучаться 4 года, осваивая общеобразовательные и специальные
предметы. Устав вуза, принятый в 1774 году, требовал от преподавателей
Документы и материалы по истории Московского университета второй половины
XVIII века. Т. 1. 1756-1764. М., 1960. № 138. С. 171. № 188. С. 207.
14
ПСЗ-1. Т. XIX. СПб., 1830. № 14048. С. 837-843.
15
Соколов Д.И. Историческое и статистическое описание Горного кадетского корпуса.
СПб., 1830. С. 7-8.
13
202
формировать у студентов необходимые профессиональные качества. Вскоре
Горное училище стало престижным вузом Петербурга.
В Российской империи во второй половине XVIII века получило
значительное развитие медицинское образование. С 1764 года начались занятия
на медицинском факультете Московского университета. В 1783 году в
Петербурге было открыто Калинкинское медико-хирургическое училище,
преобразованное позже в Императорский медико-хирургический институт (это
учебное заведение находилось под покровительством Екатерины II). Кроме
того квалифицированных лекарей готовили медико-хирургические училища в
Петербурге, Кронштадте, Москве и Елизаветграде.
В Российской империи XVIII века все учреждения здравоохранения, в
том числе учебные заведения, подчинялись Медицинской коллегии, созданной
в 1736 году. Существенные преобразования в деятельности медико-хирургических училищ провел директор Медицинской коллегии тайный советник
А.И. Васильев, назначенный на ответственную должность в 1793 году. Главным
его делом стало создание в России специализированных высших медицинских
учебных заведений.
Именным указом от 18 декабря 1798 года16 император Павел I поручил
А.И. Васильеву создать необходимую материальную базу для открытия в
Петербурге учебного заведения по подготовке врачей. Эта дата считается днем
основания Императорской Петербургской медико-хирургической академии,
которая со временем стала ведущим учебно-научным центром России по
подготовке врачей и развитию медицинской науки.
12 февраля 1799 года император Павел I утвердил доклад А.И. Васильева,
в котором были определены главные задачи Медико-хирургической академии и
первоочередные меры по налаживанию учебного процесса.17 В докладе
отмечалась определяющая роль ученых-медиков для развития академии и
медицинской науки. Для педагогов высшей квалификации была предусмотрена
разумная система материального и морального стимулирования их учебной и
научной работы. Срок обучения в Медико-хирургической академии составил 4
года. Учащимся двух последних классов обучения присваивались права
студентов Московского университета.
Таким образом, этап зарождения отечественной высшей школы занял
более 100 лет. Благодаря созданию основ национальной образовательной
системы, особенно первых высших учебных заведений, Российская империя
завоевала интеллектуальную независимость от мировых держав. В XVIII веке
отечественные светские вузы подготовили несколько сот высокообразованных
людей, которые составили ядро новой социальной группы – интеллигенции
(этот термин в России стал употребляться позже).
16
17
ПСЗ-1. Т. XXV. СПб., 1830. № 18783. С. 484.
ПСЗ-1. Т. XXV. СПб., 1830. № 18854. С. 555-562.
203
2. Исторический процесс становления отечественной системы высшего
образования охватил первую половину XIX века. Российские вузы своей
научно-просветительской и культурно-репродуктивной деятельностью в
значительной мере способствовали отмене крепостного права и проведению
прогрессивных общегосударственных реформ. Высшие учебные заведения
Российской империи готовили новое поколение квалифицированных
специалистов для грядущего капиталистического общества, объективно
способствуя социальному прогрессу.
Этап становления системы высшего образования России делится на два
периода: реформаторский (эпоха императора Александра I) и консервативный
(эпоха
императора
Николая
I).
Термины
«реформаторский»
и
«консервативный», применительно к высшей школе, являются условными,
своего рода данью отечественной исторической традиции. В реформаторской
деятельности императора Александра I известны и консервативные моменты
(декабристы
фактически
выступили
против
его
политики).
У
«консервативного» императора Николая I были позитивные инициативы в
образовательной сфере (учреждение Абовского университета, создание
Военной академии, открытие ряда технических, сельскохозяйственных и
других институтов).
В целом, этап становления отечественной системы высшего образования
характеризуется расширением географии вузовских центров (Казань, Харьков,
Ярославль). В систему российской высшей школы формально вошли
Виленский (Вильнюс) и Дерптский (Тарту) университеты, хотя полной
интеграции так и не произошло. Важное значение для становления
отечественной образовательной системы имело создание педагогических
институтов, которые готовили учителей для средних учебных заведений и
преподавателей для вузов. Наконец, в начале XIX века возникает уникальный
дворянский вуз – Царскосельский лицей, где формировались наши выдающиеся
соотечественники, в том числе гениальный А.С. Пушкин.
Воцарение Александра I Павловича ознаменовалось преобразованиями
государственных учреждений России. Император манифестом от 8 сентября
1802 года учредил министерства, которые были призваны реформировать
российское государственное устройство по западноевропейскому образцу.
Первоначально создали восемь министерств, в том числе Министерство
народного просвещения. По императорскому манифесту оно имело целью
«воспитание юношества и распространение наук».18
Граф П.В. Завадовский был назначен первым министром народного
просвещения и находился в этой должности с сентября 1802 по апрель 1810
года. Министр провел существенные преобразования либерального толка. Так,
18
ПСЗ-1. Т. XXVII. СПб., 1830. № 20406. С. 246.
204
по его инициативе были открыты новые университеты: в 1802 году – Дерптский
(из «Академии Густавиама»), в 1803 году – Виленский (на базе Главной
виленской школы), в 1804 году – Казанский и в 1805 году – Харьковский. Граф
П.В. Завадовский осуществил и другие мероприятия, которые способствовали
становлению отечественной системы народного образования.
5 ноября 1804 года император Александр I именным указом утвердил
уставы Московского, Казанского и Харьковского университетов, что имело
государственно-правовое значение для становления отечественной высшей
школы. Эти три устава имели единую нормативную основу, а их различия
учитывали лишь специфику соответствующих регионов Российской империи.
Проекты университетских уставов в основном разработал В.Н. Каразин 19 –
советник императора по вопросам народного просвещения.
В первое четверти XIX века была проведена реформа российской
системы образования, в центре которой находились университеты. Замысел
образовательной реформы состоял в следующем. Крупнейшие города империи
должны были иметь университеты, в губернских центрах открывались
гимназии, в уездных городах – училища, а в селах – приходские училища.
Каждый университет являлся ядром и центром управления образованием своего
учебного округа,20 во главе которого стоял попечитель, подчинявшийся
непосредственно министру народного просвещения. Попечителями учебных
округов и соответствующих университетов назначались широко образованные
и патриотически настроенные люди. Достаточно сказать, что в начале XIX века
попечителями Императорского Московского университета и одновременно
Московского учебного округа являлись М.Н. Муравьев, А.К. Разумовский и
П.И. Голенищев-Кутузов.
Особая роль университетов заключалась в том, что при них создавались
педагогические
институты,
выпускники
которых
распределялись
преимущественно в гимназии и училища своего учебного округа. Устав
учебных заведений, подведомственных университетам (1804),21 предписывал
создавать в учебных округах единообразную образовательную инфраструктуру.
Попечителю и ректору университета подчинялись: директора четырехклассных
гимназий, а также смотрители двухклассных уездных и одногодичных
приходских училищ. Наиболее подготовленные выпускники гимназий
продолжали свое образование в университетах и других высших учебных
заведениях Российской империи (Царскосельском лицее, Горном училище,
Медико-хирургической академии, Демидовском юридическом лицее).
Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 733. Оп. 86. Д. 8613. Л. 3.
Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Издание второе. Т. 1.
СПб., 1875. С. 5.
21
ПСЗ-1. Т. XXVIII. СПб., 1830. № 21501. С. 626.
19
20
205
В университетских уставах, например, указывалось, что студентом может
стать молодой человек, который представит в правление университета
свидетельство о своем состоянии, а также свидетельство директора гимназии о
поведении, прилежании и успехах в преподаваемых науках. В те годы
выпускники гимназий вступительные экзамены в вузы не сдавали. Допускался
прием в университеты и лиц, которые заканчивали не гимназии, а другие типы
средних учебных заведений (духовные семинарии, кадетские корпуса,
коммерческие училища). Не запрещалось поступление в вузы выпускников
иностранных средних и высших учебных заведений.
Высшая школа Российской империи развивалась, главным образом, за
счет государственных средств. Из года в год Правительство выделяло на нужды
высшего образования все больше денег, однако их не хватало. В 1803 году
император Александр I взял курс на привлечение средств соотечественниковпатриотов для развития образовательной системы государства. Эта мысль была
сформулирована в заключении к «Предварительным правилам народного
просвещения» (январь 1803 года). Помогать высшей школе России материально
приглашались частные лица.22
Одним из первых на призыв российского монарха отозвался помещик из
Ярославской губернии П.Г. Демидов, который 21 марта 1803 года написал
министру народного просвещения графу П.В. Завадовскому письмо. В нем
сообщалось о желании русского мецената отдать на нужды отечественной
высшей школы свои деревни с 3500 душами крепостных крестьян, 300 тысяч
рублей денег, огромную библиотеку стоимостью не менее 250 тысяч рублей и
кабинет натуральных художественных редкостей.23
Значительная часть выделенных П.Г. Демидовым средств и книги были
использования для создания в Ярославле «Высших наук училища». Министр
народного просвещения поручил попечителю Московского учебного округа
М.Н. Муравьеву и директору ярославских училищ А.Н. Хомутову взять под
личный контроль создание нового вуза. 28 января 1805 года император
Александр I утвердил устав Ярославского училища высших наук и присвоил
ему почетное наименование «Демидовское».24
Согласно уставу, на иждивении училища могли находиться дети
недостаточных (бедных) дворян Ярославской губернии. Разрешалось также
принимать бедных детей и из других сословий, но обязательно после окончания
губернских училищ. При жизни П.Г. Демидов (он умер в 1821 году) лично
рассматривал всех претендентов на обучение в вуз и отбирал наиболее
См.: Периодическое сочинение об успехах народного просвещения. СПб., 1803. № 1.
С. 11-12.
23
См.: Периодическое сочинение об успехах народного просвещения. СПб., 1803. № 3.
С. 158-162.
24
ПСЗ-1. Т. XXVIII. СПб., 1830. № 21606. С. 799.
22
206
одаренных детей. Первые выпускники Демидовского училища получали
свидетельства с правом на государственную службу по XIV классному чину. В
1811 году аттестат училища был приравнен к аттестатам университетов.
В системе высшего образования России особое место занимал Императорский лицей. Это высшее учебное заведение было открыто 19 октября 1811
года недалеко от Петербурга, в Царском Селе, с целью подготовки дворянских
детей для государственной службы. Инициатива создания привилегированного
вуза принадлежала министру народного просвещения А.К. Разумовскому и
товарищу (заместителю) министра юстиции М.М. Сперанскому.
Утвержденное 12 августа 1810 года императором Александром I
Павловичем постановление о Лицее уравнивало его в правах и преимуществах
с российскими университетами.25 На учебу принимались мальчики и юноши в
возрасте 10-12 лет по предварительному испытанию в начальных знаниях по
русскому, французскому или немецкому языкам, арифметике, физике,
географии и истории. Обучение было рассчитано на 6 лет и состояло из двух
курсов по 3 года каждый.
Принципиальное значение имело комплектование Царскосельского
лицея, куда принимали лучших юношей дворянского происхождения. В августе
1811 года из 38 претендентов были отобраны 30 человек, составивших первый
курс нового вуза. Внутреннее управление в лицее осуществлял директор,
кандидатуру которого утверждал император. Первым директором лицея был
статский советник В.Ф. Малиновский, выпускник Московского университета.
Учебно-воспитательный процесс в лицее организовывали: директор, семь
профессоров, два адъюнкта, священник, шесть учителей изящных искусств и
гимнастических упражнений и другой персонал.
В 1817 году состоялся первый выпуск воспитанников Царскосельского
лицея в государственную службу. С чином IX класса из вуза вышли 9, с чином
Х класса – 8 человек, 7 выпускников стали офицерами гвардии и 5 – офицерами
армии. Офицерам, окончившим Царскосельский лицей, предоставлялись права
и привилегии выпускников Пажеского корпуса,26 что давало им реальную
возможность быстрого продвижения по военной службе.
Еще при Петре I в составе некоторых военно-учебных заведений
действовали так называемые «верхние школы», которые готовили
ограниченное число офицеров по особым (специальным) программам.
Серьезную профессиональную подготовку получали кадеты в Морской
академии, Инженерном училище и других военно-учебных заведениях. В
начале XIX века в России принимались меры по подготовке офицеров штабной
службы (в Финляндском топографическом корпусе), имевших весьма высокий
уровень образования.
25
26
ПСЗ-1. Т. XXXI. СПб., 1830. № 24325. С. 311.
Постановление о Лицее. СПб., 1810. § 18.
207
С 1809 года среди высшего командования русской армии обсуждался
вопрос о создании военно-учебных заведений для офицеров. В следующем году
при главных квартирах 1-й и 2-й Западных армий Российской империи были
открыты временные школы для колонновожатых. Позже обучение штабных
офицеров организовали в Петербургском училище колонновожатых. В 18151826 годах подготовкой офицеров квартирмейстерской службы занималось
специально созданное Московское училище колонновожатых.
В 1829 году генералы русской армии А.А. Жомини и А.И. Хатов подготовили предложения по созданию Центральной стратегической школы. В 1832
году она была открыта в Петербурге под названием Императорской военной
академии. Согласно уставу, утвержденному 4 октября 1831 года, задачи этого
высшего военно-учебного заведения состояли в подготовке лучших офицеров
для службы в Генеральном штабе, в научной разработке и распространении
передовых взглядов на строительство русской армии.27 Первым начальником
академии был генерал-адъютант И.О. Сухозанет.
Императорская военная академия давала своим слушателям
фундаментальное высшее образование и широкую командно-штабную
специальность. Преподавателями в академию назначали лучших старших и
высших офицеров русской армии с глубокими, разносторонними знаниями и
значительным опытом военной службы. Срок обучения в академии составлял 2
или 3 года, так как ее слушателями становились молодые офицеры,
закончившие ранее военные училища либо гражданские вузы. Эта академия
являлась одной из лучших в Европе.
Восстание декабристов в 1825 году оказало огромное влияние на все
стороны социальной жизни Российской империи, в том числе на народное
просвещение.28 Новый император Николай I Павлович видел одну из причин
революционных выступлений в несовершенстве образовательной системы.
Высшая школа способствовала подготовке свержения самодержавия. Мысли о
«порочности» российской системы образования высказывал и министр
народного просвещения адмирал А.С. Шишков, который был на этой
должности в 1824-1828 годах. Он считал, что народное просвещение должно
быть национальным по содержанию и укреплять самодержавие.29
Свои взгляды А.С. Шишков проводил также через Комитет по устройству
учебных заведений, который работал с 1826 по 1835 год. Это учреждение
разработало важные нормативные документы: Устав гимназий и училищ
уездных и приходских (1828), Устав университета Святого Владимира в Киеве
ПСЗ-2. Т. V. СПб., 1831. № 3975. С. 91-92.
См.: Восстание декабристов. Т. IV. М.-Л., 1927. С. 88-105; Декабристы. Биографический
справочник. Издание подготовлено С.В. Мироненко. М., 1988. 448 с.
29
См.: Записки, издаваемые от Департамента народного просвещения. СПб., 1825. Кн. 1.
С. 47-50.
27
28
208
(1833), Положение об учебных округах (1835) и Общий устав императорских
российских университетов (1835). В этих документах формулировалась
официальная образовательная политика государства.
В марте 1833 года министром народного просвещения стал С.С. Уваров,
который исполнял свою многотрудную должность до октября 1849 года. В
отечественном образовании граф С.С. Уваров оставил заметный след. Его
концепция заключалась в том, что народное просвещение должно осуществляться в соединенном духе Православия, Самодержавия и Народности. Эти идеи
нашли серьезную поддержку в российском обществе.
При активном участии С.С. Уварова было подготовлено и 25 июня 1935
года утверждено Положение об учебных округах,30 которое создало
необходимые правовые основы для эффективного руководства образованием
Российской империи. Этот важный документ особо выделял роль
университетов и наделял их большими полномочиями. Согласно
императорским указам, все учебные заведения распределялись по восьми
округам:
Петербургскому,
Московскому,
Дерптскому,
Казанскому,
Харьковскому, Киевскому, Одесскому и Белорусскому, во главе которых
стояли университеты с попечителями.
26 июня 1835 года Николай I утвердил Общий устав императорских
российских университетов,31 который ограничил автономию вузов и
академические свободы. Тем не менее, новые нормативные документы создали
необходимые условия для реформирования высшей школы. Общее руководство
университетами осуществлял министр народного просвещения через
попечителей соответствующих учебных округов. Внутри вуза управляющие
функции принадлежали: совету (ректор и все штатные профессора) и
правлению (ректор, деканы факультетов и синдик – начальник канцелярии).
Ректор избирался на четыре года из числа наиболее авторитетных
профессоров университета и утверждался в этом звании императором России.
Данное обстоятельство само по себе показывало как высоко в тот период
ценилась в нашей стране высшая школа. Университеты назывались
императорскими, поскольку находились под покровительством Николая I,
который получал информацию об их деятельности и оказывал вузам
конкретную помощь.
Более высокие требования стали предъявляться к научной и
педагогической квалификации профессорско-преподавательского состава
российских университетов. По уставу 1835 года на должность ординарного или
экстраординарного профессора мог претендовать только доктор наук по
профилю соответствующего факультета. Чтобы стать адъюнктом кафедры
претендент должен был обладать, как минимум, ученой степенью магистра по
30
31
ПСЗ-2. Т. X. СПб., 1836. № 8262. С. 756-758.
ПСЗ-2. Т. X. СПб., 1836. № 8337. С. 841-855.
209
профильной отрасли знаний. От учителя университета требовалось наличие
соответствующего высшего образования.
Революционные события 1848-1849 годов и Крымская война 1853-1856
годов весьма негативно сказались на положении отечественной высшей школы.
Для поддержания внутриполитической стабильности в государстве
Правительство России приняло ряд непопулярных мер по усилению контроля
за деятельностью вузов и изменению социального состава студенчества. В
конце 50-х – начале 60-х годов XIX века в Российской империи прошли первые
мощные студенческие выступления, которые способствовали проведению
новой реформы высшей школы.
3. Бурное развитие высшей школы Российской империи началось после
отмены крепостного права и продолжалось до середины 90-х годов XIX века.
На этом этапе особо выделяются два периода – реформирование отечественной
системы высшего образования в 1860-е и 1880-е годы. В указанные годы
развитие высшей школы характеризуется, во-первых, существенным
увеличением количества вузов и студентов (слушателей), во-вторых,
качественным улучшением преподавания за счет совершенствования учебноматериальной базы и повышения квалификации профессорско-преподавательского состава, в-третьих, массовыми студенческими выступлениями, которые
порой перерастали в бунты.
Новый император Александром II Николаевич понимал необходимость и
неизбежность реформы системы образования, прежде всего университетского.
Архивы Министерства народного просвещения дают основания утверждать,
что с 1857 года начались подготовительные работы по проведению реформы.32
Прежде всего, было решено подготовить проект нового университетского
устава, который позволил бы провести реформу высшей школы «сверху». При
подготовке этого основополагающего документа учитывался передовой
отечественный и зарубежный опыт.
6 декабря 1862 года тайный советник А.В. Головнин был утвержден в
должности министра народного просвещения, которую исполнял до 14 апреля
1866 года. Как члену Государственного совета и министру ему пришлось
возглавить многотрудную работу по реформированию высшей школы
Российской империи.33 По настоянию А.В. Головнина был полностью обновлен
кадровый состав попечителей учебных округов, которые оказывали министру
реальную помощь в проведении реформы. В 1862-1863 годах попечителями
учебных округов стали опытные чиновники: Петербургского – И.Д. Делянов,
Московского – Д.С. Левшин, Харьковского – К.К. Фойгт, Казанского – Ф.Ф.
Стендер, Киевского – Ф.Ф. Витте, Виленского – И.П. Корнилов, Дерптского –
А.А. фон-Кейзерлинг и Одесского – А.А. Арцимович.
32
33
РГИА Ф. 733. Оп. 88. Д. 261. Лл. 76-87.
РГИА Ф. 733. Оп. 147. Д. 140. Ч. 1. Лл. 3-8.
210
Реформа российской образовательной системы началась с реорганизации
Министерства народного просвещения, новую структуру которого император
Александр II утвердил 18 июня 1863 года.34 В составе обновленного
министерства действовали следующие структурные подразделения: совет
министра, департамент народного просвещения, ученый комитет, археографическая комиссия, редакция журнала, архив.
При рассмотрении вопросов высшей школы на заседания совета министра
приглашались попечители учебных округов и ректоры университетов. Здесь
обсуждались их доклады о положении дел в вузах, а также принимались
принципиальные решения о направлениях развития высшей школы. Совет
министра народного просвещения рассматривал и уточнял, при необходимости,
годовые бюджеты каждого университета.
Текущую работу по руководству вузами осуществлял департамент
народного просвещения, который ведал следующими частями: инспекторской,
распорядительной, хозяйственной, судебной и счетной. Важная роль
принадлежала книгохранителю департамента народного просвещения,
ведавшему вопросами издания и приобретения для университетов учебной
литературы и пособий. Централизованные расчеты с издательствами и
пересылку литературы осуществлял специальный магазин в Петербурге.
В состав ученого комитета Министерства народного просвещения
входили наиболее авторитетные попечители учебных округов, а также ректоры
и профессора всех университетов Российской империи. Ученый комитет
рассматривал: предложения из округов по совершенствованию деятельности
учебных заведений; учебные руководства и программы преподавания
предметов; книги, сочинения и периодические издания для учебных заведений;
заявки на научные командировки из вузов; проекты учреждения в России
ученых обществ и другие вопросы.35
В начале 60-х годов XIX века важнейшей задачей ученого комитета
Министерства народного просвещения являлось рассмотрение проектов
университетских уставов. Для работы привлекались квалифицированные
чиновники и крупные ученые. В процессе кропотливой работы ученый комитет
составил свой проект университетского устава, который, в целом, удовлетворил
всех его членов. Затем проект документа внесли на обсуждение в
Государственный совет. Наконец, 18 июня 1863 года император Александр II
Николаевич
утвердил
Общий
устав
императорских
российских
университетов,36 который действовал более 20 лет и способствовал развитию
отечественной высшей школы.
ПСЗ-2. Т. XXXVIII. СПб., 1866. № 39751. С. 618-621.
См.: Журнал заседаний Ученого комитета Главного правления училищ по рассмотрению
проекта Общего устава императорских российских университетов. СПб., 1862.
36
ПСЗ-2. Т. XXXVIII. СПб., 1866. № 39752. С. 621-638.
34
35
211
Устав 1863 года предназначался для следующих университетов:
Петербургского, Московского, Казанского, Харьковского, Новороссийского (в
Одессе) и Св. Владимира (в Киеве). Основные положения этого устава
применялись и в Варшавском университете. По сравнению с уставом 1835 года
новый документ широко раздвинул рамки университетского преподавания,
значительно увеличив число кафедр в каждом вузе. Российским университетам
было возвращено право самоуправления в рамках требований нового устава, а
также даны некоторые другие существенные права и привилегии.
В университетах предусматривались следующие факультеты: историкофилологический, физико-математический, юридический и медицинский.
Исключение составлял только Петербургский университет, где вместо
медицинского был факультет восточных языков. Университеты подчинялись
министру народного просвещения и вверялись попечителям учебных округов.
Непосредственное руководство университетом осуществлял ректор, который
избирался советом вуза из состава профессоров сроком на 4 года и утверждался
в этом звании императором России. Органами управления университета
являлись: совет, правление, проректор или инспектор.
Согласно уставу 1863 года, попечитель учебного округа сохранял
значительную власть над университетом. На его усмотрение предоставлялось
окончательное решение по вопросам назначения и увольнения преподавателей
и чиновников вуза (кроме профессоров), освобождение от платы за обучение и
назначение пособий студентам с низкими доходами. Попечитель утверждал
правила внутреннего распорядка университета и решал важнейшие
хозяйственные вопросы (ремонт и охрана зданий, заготовка топлива).
После утверждения устава 1863 года и штатов университетов у
профессорско-преподавательского состава появились убедительные стимулы
для повышения своей научно-педагогической квалификации: годовые оклады
практически удваивались, при этом ординарный профессор стал получать денег
в три раза больше, чем лектор без ученой степени. В среднем в два раза
увеличились годовые оклады у чиновников и учебно-вспомогательного
персонала университетов. Общая штатная численность профессоров и
преподавателей пяти российских университетов увеличилась на 67 процентов.37
В число студентов университетов принимались молодые люди,
достигшие 17-летнего возраста, с полным гимназическим образованием.
Вступительные экзамены проводились по усмотрению советов вузов. В
студенты могли приниматься выпускники высших и средних учебных
заведений, если курс изученных ими наук был не ниже гимназического. Кроме
студентов занятия в университетах могли посещать вольные слушатели на
платной основе, которым выдавали документы о прослушанных курсах.
37
Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1863. № 8. С. 386, 378.
212
Срок обучения на медицинском факультете университета составлял 5 лет,
а на остальных – 4 года. За каждый год обучения со студентов взималась плата:
в столичных университетах по 50 рублей, в других – по 40. Плата за обучение
вносилась вперед минимум за полгода. Если студент в течение двух месяцев не
вносил положенные деньги, то его отчисляли из вуза с правом восстановления
после проведения установленного платежа. Некоторые категории российских
студентов освобождались от уплаты денег в полном объеме или частично, в
зависимости от доходов и других обстоятельств.
4 апреля 1866 года бывший студент Д.В. Каракозов совершил попытку
покушения на жизнь императора Александра II Николаевича, что вызвало
резкое обострение социальной обстановки в России.38 После этого события во
главе Министерства народного просвещения был поставлен обер-прокурор
Святейшего Синода граф Д.А. Толстой, который находился на должности в
течение 14 лет. Новый министр ревностно исполнял указания монарха, чтобы
воспитание юношества было «направляемо в духе истин религии, уважения к
правам собственности и соблюдения коренных начал общественного
порядка».39 Главные усилия предпринимались, прежде всего, в окраинных
регионах Российской империи.
Для стабилизации социально-политического положения в Польше и
удовлетворения требований местного шляхетства (дворянства) министр
народного просвещения Д.А. Толстой способствовал восстановлению
Варшавского университета (1869 год) на базе Главной варшавской школы.
Специально для Варшавского университета в устав 1863 года были внесены
изменения, которые учитывали местные условия и национальные особенности
польских студентов. Эта мера дала возможность стабилизировать положение в
университете и в Варшавском учебном округе (бывшем Виленском).
Главное отличие устава заключалось в том, что ректор Варшавского
университета не избирался советом вуза, а назначался министром народного
просвещения из числа лиц с ученой степенью доктора или магистра.
Попечителю Варшавского учебного округа предоставлялось право давать свои
замечания по претендентам на вакантные должности профессоров
университета, от чего зависело окончательное решение министра об их
утверждении. Студентами этого вуза могли становиться только выпускники
классических гимназий Варшавского учебного округа, которые обязаны были
носить форменную одежду и выполнять установленные правила поведения.
После этого число польских студентов в других университетах Российской
империи стало постепенно снижаться, что положительно сказалось на уровне
дисциплины учащихся.
См.: Государственные преступления в России в XIX веке. СПб., 1906. Т. 1. С. 138-139.
Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного
просвещения. СПб., 1902. С. 483.
38
39
213
В Министерстве народного просвещения понимали необходимость
отдельного устава и для Юрьевского (бывшего Дерптского) университета,
который подчинялся попечителю Рижского (бывшего Дерптского) учебного
округа. Такой устав был утвержден 9 января 1865 года,40 что упредило
назревавшие волнения прибалтийских студентов. В этом документе большое
внимание уделялось контролю за исполнением студентами правил благочиния
и дисциплины. Персональную ответственность за порядок в вузе нес проректор.
Дерптский (Юрьевский) университет являлся одним из наиболее
благополучных вузов Российской империи, здесь не было серьезных
студенческих выступлений, что отчасти объясняется наличием богословского
(католического) факультета.
Министр народного просвещения Д.А. Толстой считал, что модернизация
высшей школы не может быть успешной без существенного улучшения
качества гимназического образования. Слабым звеном отечественной системы
среднего образования являлись учительские кадры – их хронически не хватало,
да и уровень профессиональной подготовки многих оставлял желать лучшего.41
Проблема подготовки учителей особенно обострилась после закрытия в 1858
году Главного педагогического института в Петербурге. Альтернативные
проекты оказались неэффективными и проблема оставалась нерешенной.
Граф Д.А. Толстой был противником подготовки учителей в университетах; он выдвинул идею создания закрытого высшего педагогического
учебного заведения. Император Александр II поддержал министра и указом от
27 июня 1867 года учредил в Петербурге Историко-филологический институт.42
Этим же указом были упразднены педагогические курсы при Петербургском,
Московском, Харьковском, Казанском, Киевском и Юрьевском университетах.
В ноябре 1874 года в Нежине учреждается Историко-филологический институт
князя А.А. Безбородко на основании устава и штата Петербургского историкофилологического института. Два новых специализированных педагогических
вуза сыграли важную роль в подготовке значительного числа квалифицированных учителей для страны.
Реформирование российской высшей школы в 60-е годы и ее развитие в
70-е годы XIX века осуществлялось под непосредственным контролем
императора Александра II и его ближайшего окружения. Выполняя однозначно
сформулированный монархом социальный заказ, Министерство народного
просвещения главные усилия направляло на развитие университетского
образования. В те годы начался процесс превращения высшего образования,
ранее сословного, элитарного, – во всесословное, эгалитарное. Среди студентов
ПСЗ-2. Т. XL. СПб., 1867. № 41667. С. 21-30.
См.: Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. IV. СПб.,
1871. С. 148-151.
42
ПСЗ-2. Т. XLII. СПб., 1871. № 44767. С. 457-474.
40
41
214
резко снизился удельный вес дворянской молодежи, но выросло число
разночинцев. В 1855 году дворяне составляли среди студентов российских
университетов свыше 65 процентов, а в 1875 году их удельный вес сократился
до 45,8 процентов.43
1 марта 1881 года народоволец, бывший студент И.И. Гриневицкий
смертельно ранил императора Александра II. После этого студенческие
волнения разгорелись с новой силой, что вынудило нового императора
Александра III Александрович образовать комиссию под председательством
статс-секретаря И.Д. Делянова для составления правил по усилению надзора за
учащейся молодежью. В июне 1881 года эта комиссия выработала ряд
предложений.44 Суть их сводилась к усилению власти попечителей учебных
округов, сокращению числа студентов-бедняков и вольнослушателей, введению
во всех вузах строгих полицейских и дисциплинарных мер воздействия к
нарушителям порядка.
16 марта 1882 года министром народного просвещения был назначен
действительный статский советник И.Д. Делянов. 30 марта того же года
император Александр III утвердил графа Д.А. Толстого в должности министра
внутренних дел. Два крупных государственных чиновника детально
разбирались в проблемах отечественной высшей школы и имели четкий план ее
реформирования. Этот план предусматривал, прежде всего, разработку и
введение нового университетского устава, а также пакета смежных
нормативных документов. 23 августа 1884 года Александр III подписал указ
Правительствующему Сенату о введении в действие нового Общего устава
императорских российских университетов.45
Положения нового устава первоначально распространялись на
Петербургский, Московский, Харьковский, Казанский, Святого Владимира и
Новороссийский университеты. Позже по этому уставу стали работать также
Варшавский, Юрьевский и открытый в 1888 году Томский университеты. В
нормативных документах других отечественных высших учебных заведений
явно прослеживалось влияние Общего устава императорских российских
университетов 1884 года.
Стоит заметить, что все российские университеты продолжали
именоваться императорскими и находились под постоянным наблюдением
Александра III. Монарх понимал особую роль университетского образования в
системе народного просвещения и стремился превратить отечественные вузы в
очаги высокой науки и культуры. Даже в период бурных студенческих
выступлений император Александр III отметал многочисленные предложения
крупных сановников о закрытии университетов и применению жестких
Щетинина Г.И. Университеты в России и устав 1884 года. М., 1976. С. 70-71.
РГИА Ф. 1149. Оп. 1. Д. 50. Лл. 309-311.
45
ПСЗ-3. Т. IV. СПб., 1884. № 2404. С. 457-474.
43
44
215
карательных мер к студенческой молодежи.46 Более того, он отклонил проект
закона об отдаче в солдаты студентов за их участие в беспорядках, о чем
настаивали некоторые министры.
В эпоху императора Александра III Александровича развитие высшей
школы продолжалось быстрыми темпами, ее реформирование получило более
упорядоченный характер. Государственные органы власти установили контроль
за социально-классовым составом студенчества и оградили вузы от
проникновения в них радикальной молодежи. Некоторое ограничение прав и
свобод участников учебно-воспитательного процесса, в целом, способствовало
повышению качества высшего образования в России. Укрепилась трудовая и
исполнительская дисциплина профессорско-преподавательского состава,
выросла организованность студенчества. В вузах стало больше порядка,
повысилась успеваемость обучаемых. На этом этапе роль высшей школы
возрастала, ибо капитализм «во всех областях народного труда повышает с
особенной быстротой число служащих, предъявляет все больший спрос на
интеллигенцию».47
4. Этап трансформации высшей школы начался с восшествия на
всероссийский престол императора Николая II Александровича и завершился
ликвидацией монархии. Можно основательно утверждать, что система высшего
образования в немалой степени способствовала краху Российской империи. В
университетах и других вузах России в конце XIX – начале ХХ века
сформировалась новая генерация интеллигенции, которая катализировала
революционные потрясения в стране и участвовала в интеллектуальной
подготовке свержения монархии.
К концу XIX века в Российской империи сформировалась разветвленная
многоступенчатая образовательная система, локомотивом которой являлась
высшая школа. Достаточно сказать, что в 1899 году в стране действовало 56
вузов,48 готовивших образованных людей и квалифицированных специалистов.
Во всем цивилизованном мире был велик авторитет российской интеллигенции.
Отечественные ученые, инженеры, врачи, педагоги, юристы, предприниматели,
офицеры и другие специалисты составляли интеллектуальную элиту общества,
являлись патриотами своей Родины.
По данным первой всеобщей переписи населения Российской империи
1897 года, в стране было 97960 мужчин и 6360 женщин с образованием
университетского типа, 29655 мужчин и 619 женщин со специальным и
техническим высшим образованием, а также 4180 офицеров с высшим военным
См.: Письма Победоносцева Александру III. Т. 1. М., 1925. С. 316-317.
Ленин В.И. Рецензия на книгу Карла Каутского «Бернштейн и социал-демократическая
программа. Антикритика» / Полн. собр. соч. Т. 4. М., 1959. С. 209.
48
Зефиров Е.И. (составитель). К вопросу о современном положении высшего технического
образования в России. СПб., 1899. С. 3-4.
46
47
216
образованием.49 Большинство подданных Российской империи с высшим
образованием проживали в городах европейской части страны и занимались
интеллектуальным трудом. 10,49 % дворян имели высшее образование,
абсолютное большинство которых были русскими православными людьми. Из
года в год, за счет выпускников высших учебных заведений, возрастали темпы
изменения социально-классовой структуры. Россия быстро догоняла наиболее
развитые страны мира.
Бурный рост российской экономики, начавшийся в конце XIX века,
требовал все большего числа квалифицированных специалистов, в том числе с
высшим образованием. Высокообразованные люди требовались для всех
отраслей народного хозяйства и социальных институтов. Однако развитию
высшей школы мешали определенные обстоятельства и, прежде всего,
разобщенность, стремление отдельных министров создать для подчиненных
ведомственных вузов льготные условия. Следует отметить, что в те годы 12
министерств и ведомств России имели высшие учебные заведения.50
Министерству народного просвещения не удавалось гасить межведомственные
конфликты вокруг вузов и четко проводить единую государственную
образовательную политику.
Большие надежды император Николай II Александрович возлагал на
нового министра народного просвещения профессора Н.П. Боголепова,
утвержденного в должности 6 декабря 1898 года. Доктор римского права Н.П.
Боголепов выдвинул требование: студенты должны учиться, а не заниматься
политической деятельностью. Он считал, что высшую школу России следует
освободить от людей, не способных усердно заниматься, но склонных к
экстремистским поступкам и противоправному поведению. По его инициативе
были утверждены «Временные правила об отбывании воинской повинности
воспитанниками высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за
учинение скопом беспорядков».51 Масштабные студенческие волнения
сотрясали высшую школу страны вплоть до завершения первой русской
революции 1905-1907 годов.
Половинчатые меры Министерства народного просвещения по
стабилизации положения в студенческой среде не приносили положительных
результатов в жизнь высшей школы. Российское студенчество в массе своей
испытывало постоянную нужду, что составляло материальную основу его
недовольства
и
являлось
основной
причиной
выступлений
с
антиправительственными лозунгами. Многочисленные социологические
исследования начала ХХ века свидетельствовали, что три четверти студентов
См.: Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи
населения, произведенной 28 января 1897 года. СПб., 1905. С. XV-XIX.
50
РГИА Ф. 733. Оп. 194. Д. 1617. Л. 3 об.
51
ПСЗ-3. Т. XIX. СПб., 1902. № 17484. С. 935-936.
49
217
России являлись малообеспеченными или необеспеченными людьми.52 Такая
социальная группа легко поддавалась идеологическому воздействию со
стороны радикальных политических сил.
Развитие капитализма в России, тяга значительной части населения к
образованию, революция 1905-1907 годов способствовали возникновению
большого числа негосударственных учебных заведений. В зависимости от
способа учреждения, формы собственности, наличия заинтересованных
организаций и местных особенностей, негосударственные учебные заведения
назывались «вольными», «народными», «частными» университетами, курсами,
школами, семинариями и академиями.
Начало упорядоченному процессу создания системы негосударственных
высших учебных заведений положил утвержденный 3 декабря 1905 года
императором Николаем II всеподданнейший доклад министра народного
просвещения графа И.И. Толстого, разрешивший открытие частных курсов с
программой образования выше среднего.53 Формулировка министерского
доклада оказалась пророчески верной, поскольку большинство частных вузов
России за весь период своего существования так и не смогли подняться до
уровня государственных университетов, институтов и академий.
Вместе с тем, в начале ХХ века частные вузы Российской империи
сыграли важную роль дополнительного элемента для государственной высшей
школы, которая не могла удовлетворить образовательные потребности
значительной части населения. Следует отметить, что государственные вузы,
особенно университеты, медленно разворачивались в сторону открытия новых
специальностей и специализаций.
Об интересе российской молодежи к негосударственным вузам говорят
многие факты, но, прежде всего, динамика их создания. Так, в 1905-1907 годах
в России возникло 36 частных вузов, в 1908-1913 годах – 26, а в 1914-1917
годах – 12.54 Некоторые из них закрылись, но все-таки в 1917 году в стране
устойчиво работали около 50 негосударственных высших учебных заведений. В
целом негосударственные вузы сыграли положительную роль в развитии
отечественной образовательной системы и способствовали ее трансформации.
Наибольшей популярностью в молодежной среде в начале ХХ века
пользовались российские негосударственные вузы университетского типа. К
1917 году их стало около 30, причем преобладали женские вузы. Как и другие
частные учебные заведения, они создавались, как правило, в крупных городах,
где уже действовали государственные университеты, институты и академии.
Выдрин Р. Основные моменты студенческого движения в России. М.. 1908. С. 77-81;
Студенческий квартирный вопрос в Москве (студенческая квартирная перепись в Москве в
1907 г.). М., 1908. С. 13-17; Студенчество в цифрах. СПб., 1909. С. 29-36 и другие.
53
РГИА Ф. 733. Оп. 153. Д. 143. Л. 458 об.
54
Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX – начале XX века. М., 1991. С. 100.
52
218
Это позволяло успешно решать проблему подбора квалифицированных
профессорско-преподавательских кадров, стремившихся иметь постоянный
дополнительный заработок за счет совмещения должностей.
В группе негосударственных вузов университетского типа достойное
место занимали Петербургские высшие женские курсы (Бестужевские). В 1878
году в столице на базе закрытых публичных университетских женских курсов
по инициативе и при активном участии профессора истории К.Н. БестужеваРюмина были основаны высшие женские курсы университетского типа (первые
четыре года он был директором вуза). Высшие женские курсы состояли из
историко-филологического, физико-математического и юридического отделений, которые обслуживали несколько мощных кафедр.55
К началу ХХ века Бестужевские курсы превратились в высшее женское
учебное заведение с общеобразовательным академическим характером и
методами преподавания учебных дисциплин. В этом вузе минимальный срок
обучения составлял 4 года, однако многие слушательницы его продлевали за
счет освоения дополнительных предметов других факультетов. За обучение
вносилась плата размером по 100 рублей с человека в год, тем не менее
желающих было достаточно (одновременно на всех курсах обучалось до 1800
студентов). Когда количество поданных на первый курс заявлений превышало
число вакантных мест, прием в вуз производился по конкурсу аттестатов о
среднем образовании. Бестужевские курсы были своеобразным положительным
ориентиром для всей отечественной системы женского высшего образования.56
С началом Великой войны роль высшей школы России значительно
усилилась, а задачи существенно изменились. Высшие учебные заведения стали
превращаться в кузницы кадров для русской армии и военных предприятий.
Новые задачи вузов заключались, во-первых, в патриотическом объединении
студентов и сотрудников на идеях защиты Отечества, во-вторых, в ускоренной
подготовке специалистов для оборонной промышленности и смежных отраслей
народного хозяйства, в-третьих, в военном обучении юношей и медикосанитарной подготовке девушек.
Решению перечисленных задач в немалой степени способствовал новый
министр народного просвещения граф П.Н. Игнатьев, назначенный на
должность в январе 1915 года.57 Под его непосредственным руководством был
разработан обширный план реформирования отечественной высшей школы,
который, в частности, предусматривал открытие 7-8 вузов (прежде всего
технических), нескольких новых медицинских факультетов, учительских
институтов, педагогических курсов и педагогических классов при женских
Устав С.-Петербургских высших женских курсов. СПб., 1910. С. 3-4.
Федосова Э.П. Бестужевские курсы – первый женский университет в России.
М., 1980. С. 5, 27, 41, 42.
57
Журнал Министерства народного просвещения. СПб. 1915. Февраль. С. 71.
55
56
219
гимназиях. П.Н. Игнатьев являлся сторонником дальнейшего развития
негосударственных вузов с помощью выдачи им денежных кредитов из казны и
поощрения благотворительности со стороны частных лиц.
Война помешала открытию большинства вузов, о которых думал министр
народного просвещения. Тем не менее, удалось основать медицинский
факультет в Ростове-на-Дону, благодаря эвакуации сюда Варшавского
университета (в 1915 году), а также создать в Перми университет, но сначала
как отделение Петроградского университета (в 1916 году). Кроме того, по
инициативе Святейшего Синода в Москве были открыты Высшие женские
богословские курсы (в 1914 году). Следует отметить, что в те годы в
государственных вузах росла численность студенток-женщин, поскольку
армия забирала в свои ряды значительную часть студентов-мужчин. Только в
1914 году около 3 тысяч студентов добровольно перешли из университетов и
институтов в военные училища.58
В годы Первой мировой войны в России удалось создать несколько
негосударственных вузов: Новороссийский высший международный институт
(в 1914 году), Саратовские высшие женские курсы Саратовского санитарного
общества (в 1915 году), Томский городской народный университет имени П.И.
Макушина, Киевский женский медицинский институт, Женский городской
медицинский институт в Ростове-на-Дону, Нижегородский городской
народный университет, Петроградские высшие географические курсы при
Докучаевском почвенном комитете, Новочеркасские высшие женские
сельскохозяйственные курсы Донского сельскохозяйственного общества,
Екатеринославский частный политехнический институт (в 1916 году). В 19151916 годах в прифронтовой зоне страны были закрыты более десяти
негосударственных вузов.
С началом боевых действий на фронте в 1914 году, мобилизации русской
армии и эвакуации некоторых высших учебных заведений из западных
регионов Российской империи на восток существенно ухудшилось
централизованное управление высшей школой. Директивы, циркуляры и
приказы министерств и ведомств из Петрограда медленно доходили до вузов и
не всегда исполнялись на местах. В 1916 году Государственная дума обратила
внимание, что приказы графа П.Н. Игнатьева «плохо или совсем не
воспринимаются попечителями учебных округов; на местах политика и
поведение господ попечителей далеко не согласуются с указаниями
центрального ведомства Министерства народного просвещения».59
Чтобы переломить негативную тенденцию, 22 марта 1916 года был создан
Совет по делам высших учебных заведений ведомства Министерства народного
РГИА Ф. 733. Оп. 201. Д. 490. Л. 92.
Государственная дума. Четвертый созыв. Стенографический отчет. 1916. Сессия 4.
Пг., 1916. Стб. 5706.
58
59
220
просвещения. Граф П.Н. Игнатьев стал во главе нового органа управления и
развернул активную деятельность по упрочению общегосударственной
образовательной политики. Членами Совета по делам высших учебных
заведений являлись: пять крупных чиновников Министерства народного
просвещения, попечитель Петроградского учебного округа и ректоры трех
ведущих столичных вузов. Министру П.Н. Игнатьеву удалось отменить запрет
Николая II на создание новых университетов.60
Важное значение для жизни высшей школы России имел циркуляр
Министерства народного просвещения от 19 ноября 1914 года «Об отсрочках
по воинской повинности», который уточнял действие Устава о воинской
повинности в условиях войны. Документ министерства объявлял, что в связи с
чрезвычайными обстоятельствами военного времени призыв новобранцев в
1915 году намечалось провести с 1 февраля по 5 марта. В российских вузах
многие студенты решили добровольно прервать учебу и отправиться на фронт.
Однако военные власти рекомендовали им завершить свое образование.
Отсрочка для окончания образования лицам, обучавшимся в вузах и
подлежавших призыву на военную службу, давалась до 1 числа месяца,
следовавшего за сдачей выпускных или государственных экзаменов, или за
выбытием из учебного заведения до окончания полного курса. Это положение
распространялось на студентов-призывников, у которых отсрочка призыва
истекала в 1915 году. Лица со средним образованием, у которых отсрочка
призыва истекала в 1915 году, могли поступать в вузы, если они
заблаговременно заявили об этом в соответствующие воинские присутствия
(аналоги современных военкоматов). Молодые люди, не поступившие до 1
октября 1915 года в вузы и не возбудившие ходатайства об отсрочке для
окончания учебы, подлежали безотлагательному привлечению к исполнению
воинской повинности.
Студенты вузов, подлежавшие по возрасту призыву в 1915 году, в случае
их желания исполнять воинскую повинность на правах вольноопределяющихся,
были обязаны заявить об этом одновременно с просьбой предоставить им
отсрочку для окончания образования. Лица, желавшие немедленно встать на
защиту Отечества, согласно повелению императора Николая II от 22 июля 1914
года, подлежали приему на военную службу в любое время.61 В октябре 1914
года было утверждено положение о призыве студентов в русскую армию для
замещения вакантных офицерских должностей.
Отметим характерные особенности развития отечественной высшей
школы в годы Первой мировой войны. В трудный период своей истории
российские вузы показали мобильность и способность адаптироваться к новым
условиям, несмотря на очевидную слабость руководивших ими министерств и
60
61
РГИА Ф. 733. Оп. 156. Д. 561. Лл. 93-95.
Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1915. Январь. С. 51-54.
221
ведомств. Наибольшего прогресса добились негосударственные вузы, имевшие
значительную автономию и независимость от органов власти. Достаточно
сказать, что численность студентов в негосударственных вузах России с 1913
по 1917 год выросла на 40 % и превысила 70 тысяч человек, а численность
студентов в государственных вузах за тот же период сократилась почти на 7 %
и составила примерно 63 тысячи человек.62
В годы войны была проведена частичная эвакуация высших учебных
заведений из западных регионов империи на восток, что способствовало
повышению уровня образования и культуры населения Нижнего Новгорода,
Новочеркасска, Перми и Ростова-на-Дону.
В большинстве российских вузов совершенствовалась учебно-материальная база, а в некоторых даже велось капитальное строительство. В 1915
году из государственного бюджета на строительные нужды университетов
было выделено 7 миллионов рублей.63 Большую материальную помощь
университетам и институтам оказывали местные власти и меценаты. В вузах
удалось сохранить высокий уровень материального обеспечения профессорскопреподавательского состава.
Во многих высших учебных заведениях за военные годы сложились
новые научные направления и школы, что помогло выполнить конкретные
оборонные заказы министерств и ведомств. Особенно был велик вклад высшей
школы в укрепление кадрового потенциала русской армии и флота. Бывшие
студенты в подавляющем большинстве свой патриотический долг по защите
Отечества выполнили. Многие из них удостоились государственных наград,
другие отдали свои жизни на полях брани. Есть основания утверждать, что
система высшего образования в тяжелые годы Великой войны показала себя
одним из наиболее стабильных социальных институтов Российской империи.
Подведем некоторые итоги проведенного исследования. Всесторонний
анализ основных этапов эволюции российской высшей школы позволил
сформулировать следующие выводы:
1) Зарождение и распространение высшего образования в России
протекало от старой столицы к новой и далее в регионы империи. Постепенно
вузы превращались в центры образования, науки и культуры.
2) В сложившейся отечественной системе высшего образования
устойчиво функционировала трехзвенная схема управления: Министерство
народного просвещения (другие министерства и ведомства), учебные округа,
вузы. В основе этой системы лежала ответственность перед императором
России государственных чиновников – министров, попечителей, ректоров.
Иванов А.Е. Студенчество России XIX – начала XX века: социально-политическая
судьба. М., 1999. С. 173-174.
63
См.: Объяснительная записка Министерства народного просвещения на 1916 год.
Пг., 1915. С. 11.
62
222
3) Основное противоречие, проявившееся в процессе исторической
эволюции отечественной системы высшего образования, заключалось в
несоответствии необходимых для ее нормального функционирования
демократических институтов и академических свобод реалиям социальной
жизни России.
На этапе зарождения высшей школы (XVIII век) в России
функционировали: Киевская, Славяно-греко-латинская и Морская академии,
Петербургский академический университет, Московский университет,
Академия художеств, три высших Кадетских корпуса, Горное училище и
Медико-хирургическая академия в Петербурге. На этом этапе профессорскопреподавательские кадры формировались, в основном, из иностранцев, а сами
вузы были ориентированы на немецкую модель высшего образования. М.В.
Ломоносов первым начал читать студентам Академического университета
лекции на русском языке, его примеру последовали другие профессора и
преподаватели.
На этапе становления системы высшего образования (первая половина
XIX века) расширилась география вузов: Казань, Харьков, Ярославль, Царское
Село. Ведущим являлся Московский университет, который через своих
преподавателей и выпускников оказывал реальную помощь другим высшим
учебным заведениям Российской империи. Твердые позиции в вузах заняли
отечественные профессора, которые начали создавать свои научные и
педагогические школы. Существенно увеличились государственные расходы на
высшую школу. Делу восстановления вузов после Отечественной войны 1812
года способствовали средства, поступавшие от частных лиц. Дерптский и
Виленский университеты действовали замкнуто в Прибалтике и существенного
влияния на систему высшего образования Российской империи не оказывали.
На этапе развития высшей школы (вторая половина XIX века) особое
внимание уделялось техническим, военным и педагогическим вузам. Резкий
рост их количества и численности студентов привели к существенному
изменению социального и национального состава высшей школы. Был создан
первый негосударственный вуз России, в котором обучались женщины.
Преобладание в студенческой среде радикально настроенной разночинной
молодежи превратил эту социальную группу в катализатор мощных
антиправительственных демократических выступлений. Существенно увеличив
расходы на высшую школу, органы государственной власти предприняли
решительные действия по регулированию социального и национального
состава студенчества и регламентации внутреннего распорядка в вузах.
На этапе трансформации системы высшего образования (конец XIX –
начало XX века) одновременно действовали две тенденции: первая –
децентрализация государственного управления высшей школой; вторая –
бурное развитие негосударственных вузов. Было разрешено обучение в
223
государственных вузах женщин, удельный вес которых в студенческой среде из
года в год возрастал. По основным качественно-количественным показателям
высшая школа России в начале ХХ века вышла на мировой уровень.
Выпускники отечественных вузов признавались за рубежом первоклассными
специалистами.
Внутренняя трансформация отечественной высшей школы ускорялась
обострением противоречия между необычайно выросшим интеллектуальным
потенциалом профессорско-преподавательского состава и студенчества, с
одной стороны, и архаичностью социальной структуры Российской империи и
косностью значительной части чиновников, с другой. Тем не менее, российская
высшая школа неуклонно развивалась, поражая своей внутренней
устойчивостью и способностью к саморазвитию.
Сказанное выше, как нам представляется, позволяет утверждать, что
высшая школа Российской империи успела пройти полный цикл своей
внутренней эволюции, сопряженной с развитием государства и общества.
Изучение этого сложного процесса является важной проблемой современной
исторической науки. Комплексное исследование эволюции высшей школы
Российской империи, научный анализ ее основных этапов позволяет нашим
современникам, при их желании, усваивать исторические уроки в сфере
отечественного образования. Это, в свою очередь, создает предпосылки для
разработки реалистических предложений по реформированию высшей школы
Российской Федерации с учетом накопленного исторического опыта.
224
2. Зарождение отечественного негосударственного образования
В допетровское время школы находились при церквях, монастырях,
архиерейских домах; учителями и наставниками преимущественно были
духовные лица. С появлением на исторической сцене царя Петра I Алексеевича
наступила эпоха великого преобразования России, коснувшаяся всех аспектов
жизни, в том числе и образования.
Для осуществления новых задач, вставших перед российским
государством, понадобились новые люди, следовательно, и новые школы, так
как церковная школа оказалась недостаточной. При Петре I было введено
обязательное обучение для духовенства, дворянства и для детей служилых
людей. Началом этих мер можно считать указ 20 декабря 1715 года, по
которому «всех знатных особ детей, от 10 лет и выше, велено выслать в школу
Санкт-Петербургскую».
Затем, с 1720 года проходит ряд поверочных смотров с целью разбора
детей, смотря по возрасту и состоянию, для назначения в школы, на службу,
или для отпуска домой. Так как привоз на смотр детей в Петербург оказался для
родителей обременительным, то были допущены льготы в представлении
детей, причем, дети младше 12 лет отпускались в дома родителей, где могли
обучаться и домашним способом; но обучаться должны были непременно. Из
дел и указов того времени видно, что дети дворянские, офицерские и прочих
служилых людей являлись на эти смотры неисправно, укрываясь под разными
видами, и бродили по городам, «дабы свое звание утаить» и тем самым
избежать обучения в казенных учебных заведениях.
Манифест Анны Иоанновны от 31 декабря 1736 года предоставил
дворянству льготы – родителям, имеющим нескольких сыновей, разрешалось
оставлять одного дома при себе, назначив сроки для учения и службы:
полагалось «в науках быть от 7 до 20 лет». Указом императрицы от 9 февраля
1737 года этот 13-летний период обучения делился на 3 срока: до 7 лет дети не
обязывались учиться; время от 7 до 12 лет отводилось на обязательное
элементарное образование (на смотрах после этого срока требовалось умение
читать и писать).
Обучение дворянских сыновей производилось в домашних условиях
сторонними учителями на средства родителей. Время от 12 до 16 лет
назначалось на дальнейшее образование, причем, домашнее обучение
разрешалось в этот срок только при предоставлении родителями достаточных
гарантий. Гарантии эти были нравственные (если родители докажут, что их
дети до 12 лет уже начали изучение арифметики и геометрии) и
имущественные. Дозволялось брать на дом для обучения детей дворянам,
225
имевшим свыше 1000 душ крестьян. Дети отпускались домой с «крепким
обязательством» вести обучение как следует.1
В этот же период появляется система контроля домашнего образования и
воспитания. В 1753 году принимается Указ, в соответствии с которым
устанавливается порядок поступления каждого гувернера в русские семьи.
Каждый иностранец обязан был получать аттестат, позволяющий ему после
сдачи ряда экзаменов в России заниматься педагогической деятельностью.2
5 мая 1757 года императрица Елизавета Петровна подписала именной
указ «О предварительном испытании в науках иностранцев, желающих
определиться в частные дома для обучения детей».3 Реализация этого указа
была возложена на Императорский Московский университет, которому
вменялось в обязанность подвергать строгому экзамену иностранцев,
претендовавших на роль частных учителей. Эта мера позволила поднять
уровень преподавания в негосударственном секторе образования, а также
улучшить работу самого университета по подготовке из числа студентов и
гимназистов будущих учителей для различных учебных заведений.
В 1782 году была создана Комиссия об учреждении народных училищ
под председательством тайного советника П.В. Завадовского. Она должна
была: 1) составить план и устав народных училищ; 2) открыть их по всей
Империи; 3) приготовить учителей и 4) написать учебники. Главным
действующим лицом в Комиссии был рекомендованный Австрийским
императором Иосифом II известный педагог Янкович-де-Мириево.
Комиссия приступила к делу с необыкновенной быстротой. В 1782-1783
годах были составлены и напечатаны учебники, а в 1786 году издан Устав
народным училищам в Российской империи. Он стал первым
общегосударственным законодательным актом для народного образования в
России. В нем не было отдельной главы, касающейся частного образования, но
наличие такового прослеживается во всем тексте устава. В параграфе 108
устава сказано: «Все заведенные и впредь заводимые народные и домашние
училища зависят от главного правительства училищ в Российской империи,
которое состоит непосредственно под ведением е.и.в., и докладывает по делам
училищ её величеству прямо».
Из параграфа 47 этого важного документа видно, что в обязанность
учителей главных училищ вменяется уставом не только проверка способностей
кандидатов в учителя, но и методическая помощь им в процессе работы:
«Поелику ищущие мест учительских или в народных или в домашних
См.: Миропольский С. Школа и государство. Обязательность обучения в России. СПб.,
1910. С. 38-39.
2
Качан Е. Гувернерство в истории отечественного образования / Образование в России:
история, опыт, проблемы. Научно-методический сборник. Армавир. 1999. С. 21-24.
3
Полное собрание законов Российской империи. Т. XIV. СПб., 1830. № 10724.
1
226
училищах должны наперед экзаменованы быть учителями Главных народных
училищ не токмо в тех самых науках, кои они преподавать желают, но также и
в способе преподавания оных, то в случае недостаточного как в том, так и в
другом знании ищущих, учители Главного народного училища долженствуют
им в том способствовать как во время преподавания публичных наставлений,
так и особенно изъясняя им Руководство учителям I и II класса и показывая при
том, как вести списки, донесения и другие письменные к учительской
должности принадлежащие дела».
Согласно параграфу 55 устава учителям давалась возможность иметь
дополнительный заработок: «Учителям дозволяется содержать у себя
воспитанников, по добровольному условию с их родителями или опекунами, и
в свободное время наставлять их еще сверх общих учебных часов, кои
положены в училище». В параграфе 84 этого документа указывалось на
подчинение частного образования государственному: «У директора находятся в
ведении и частные в губернии находящиеся пансионы или домашние училища,
по которым наблюдать ему все то, что в приложенном здесь наказе под № 8
предписано».4
В особом наказе, приложенном к уставу главных и малых народных
училищ 1786 года, были перечислены меры по отношению к частным
начальным школам. Причетники, отставные солдаты, канцеляристы и другие
разночинцы, содержавшие эти школы, обязаны были представлять в приказы
Общественного призрения свои учебные программы; дозволение содержать
школы получали из приказов только те лица, которые выдержали испытание в
своих познаниях и обнаружили достаточные педагогические способности.5
Новый импульс развитию российского образования, в том числе и
частного, дало создание в 1802 году Министерства народного просвещения и
утверждение в следующем году Предварительных правил народного
просвещения – официальной образовательной доктрины Российской империи.
В параграфе 2 этого важного документа указывалось, что для нравственного
образования граждан соответственно обязанностям и пользам каждого сословия
определяются четыре рода училищ: приходские, уездные, губернские, или
гимназии, и университеты.6 Государство всячески пыталось повысить
образовательный уровень населения, привлекая если не к государственному, то
хотя бы к частному образованию. Император Александр Павлович 24 января
1803 года подписал указ «Об устройстве училищ», в котором говорилось: «Ни в
какой губернии спустя пять лет… никто не будет определен к гражданской
Каменева С.А. Хрестоматия по истории педагогики. Т. 4. Ч. 1. История русской педагогики
с древнейших времен до Великой пролетарской революции. М., 1936. С. 160-165.
5
См.: Корнилов И.П. Задачи русского просвещения в его прошлом и настоящем. СПб., 1902.
С. 181.
6
Периодическое сочинение о успехах народного просвещения. 1803. № 1. С. 1.
4
227
должности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в
общественном или частном училище».7
Многие прогрессивные идеи, намеченные в Предварительных правилах
народного просвещения, были конкретизированы и удачно развиты в Уставе
учебных заведений, подведомственных университетам, утвержденном 5 ноября
1804 года. В уставе формулировались основные принципы функционирования
системы народного образования, рассчитанной на все сословия Российской
империи. Новый документ учитывал интересы различных групп населения –
крайне неоднородных в экономическом, социальном, этническом,
конфессиональном и культурном отношениях. По Уставу 1804 года в России
могли работать не только государственные, но и частные учебные заведения. В
уставе имелся отдельный раздел «О пансионах», регламентирующий работу
этих учебных заведений.
Население никакого энтузиазма по поводу обучения в казенных учебных
заведениях не испытывало. Губернские гимназии, преобразованные уставом из
Главных училищ, оставались незаполненными. Причин было несколько: вопервых, большинство положений устава не соответствовало действительности.
Так, в стране не хватало квалифицированных педагогических кадров, поэтому
уровень преподавания в государственных учебных заведениях был не самый
лучший. Во-вторых, количество государственных учебных заведений было
недостаточное, во многих населённых пунктах их не было вообще.
К моменту организации Министерства народного просвещения во главе с
графом П.В. Завадовским (1802) в России функционировали 315
государственных училищ различного типа, в которых обучалось 19915
человек.8 Все они распределялись по шести учебным округам, во главе которых
должны были стоять университеты. Однако на момент подписания документа
большинство российских университетов еще не начали работать, а лишь
планировались к открытию. В начале XIX века полноценным в этом смысле
был лишь Московский учебный округ, где уже пятьдесят лет работал первый
классический университет.
Согласно предписанию министра народного просвещения графа А.К.
Разумовского, основной задачей Московского университета в отношении
частных учебных заведений округа являлся контроль за качеством образования.
Эту важную функцию выполняли так называемые визитаторы – профессора и
преподаватели университета, которые выезжали с проверками в частные
пансионы, училища и школы Московского учебного округа. По итогам каждой
командировки визитаторы составляли отчеты и представляли их Совету
Московского университета и попечителю учебного округа.
Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России. М., 1978.
С. 30-31.
8
Сборник материалов для истории просвещения в России. Т. 1. СПб., 1893. С. 199.
7
228
Кроме этого, родители интуитивно чувствовали существенное отличие
частного образования от государственного, обозначенное М.Н. Стоюниной:
«Самое существенное преимущество частного учебного заведения над
казённым в педагогическом отношении – это небольшое количество учащихся
в классе. Здесь личность каждого учащегося на виду у воспитателей и учителей,
тогда как в многолюдных казённых заведениях отдельная личность ученика
совершенно теряется в массе и зачастую тут не только не может быть и речи о
воспитательном воздействии на ту или другую отдельную личность, но даже и
трудно требовать от преподавателя хорошего знания своих учеников».9
Поэтому, при большом желании властных структур заставить население
получать образование в государственных учебных заведениях, они мирились с
наличием частных пансионов и семейного образования. В 1808 году по всей
стране действовал 91 частный пансион, где обучались 2854 человека.10
Количество же людей, занимающихся обучением детей на дому, неизвестно.
Даже в императорском указе от 6 августа 1809 года «О правилах
производства в чины по гражданской службе и об испытаниях в науках для
производства в коллежские асессоры и статские советники», вызвавшем ужас у
чиновничества и ненависть к Сперанскому, был раздел о лицах, получивших
домашнее образование.
Положение подразделяло всех чиновников по образованию на три
разряда: а) лиц с высшим образованием, б) со средним, в) лиц, окончивших
низшие учебные заведения либо получивших образование на дому. Последним
предоставлялась возможность приобрести права I и II разрядов, сдав
соответствующие экзамены.11 Во все продолжение царствования Александра I
указ этот отменен не был (это произошло в 1834 году когда было издано
«Положение о порядке производства в чины по гражданской службе»).
Однако далеко не все частные учебные заведения Московского учебного
округа отвечали требованиям Устава 1804 года. Визитаторы предъявляли много
претензий к пансионам, училищам и школам, которыми владели иностранцы.
Они часто не знали требований нормативных документов, либо сознательно их
нарушали в целях увеличения прибыльности своих учебных заведений.
Обычным нарушением являлось сокращение количества учебных часов на
отдельные предметы обучения, либо их полная отмена. Визитаторы указывали
содержателям пансионов на необходимость выполнять требования Устава 1804
года, привести методику преподавания и программы учебных курсов к
соответствующим гимназическим стандартам.
Стоюнина М.Н. Женская гимназия // Женское образование. 1883. №7. С. 485.
Сысоева Е.К. К истории начального образования в России в первой четверти XIX века
(Училищный устав 1804 года: идеи и их реализация) // Вестник Московского университета.
Серия 8. История. 1998. № 5. С. 26.
11
Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 30-33.
9
10
229
В 1811 году последовало распоряжение от министра графа Разумовского
о дозволении открытия новых пансионов лишь тем лицам, которые известны
своей доброй нравственностью, знают русский язык, обяжутся вести
преподавание на русском языке и вносить в министерство пять процентов с
платы, получаемой за содержание пансионеров. Эти деньги шли на учреждение
новых училищ. В отношении домашних учителей из иностранцев, которые «не
быв нигде на испытаниях в знаниях своих и не имея никакого узаконенного
свидетельства о своих способностях, берут на себя воспитание детей» было
постановлено: допускать в домашние учителя лишь тех из иностранцев,
которые имеют «о способностях и знаниях своих письменные свидетельства от
российских учительских начальств».12 Кроме этого, 19 января 1812 году было
утверждено мнение министра о необходимости требовать от домашних
учителей письменных свидетельств от русских училищных начальств об их
способностях и знаниях.13
В 1813 году по поручению Попечителя Московского учебного округа
была проведена проверка по выполнению этих постановлений. В отчете
проверяющих указано, что отступлений нигде не было, кроме пансиона Г.
Галера. Он возобновил свою работу после очищения Москвы от неприятеля и
преподавал сам историю и географию на немецком языке, потому что число
учащихся у него семь человек. В декабре 1813 года повторной проверкой
выявлено: уже были отдельные преподаватели по всем дисциплинам, только
экзамен по арифметике проходил на немецком языке, что директором училищ
тогда же было строжайше запрещено.14 Такой контроль этого вида образования
позволял приблизить его к государственному образованию. В работе
Феофанова А.М.15 находим сравнительный анализ абитуриентов Московского
университета по полученному предыдущему образованию за 1813-1817 годы:
Образование студентов
перед поступлением в
Московский университет
Благородный пансион при
Московском университете
Домашнее образование
Губернские гимназии
Академическая гимназия при
49
Доля от общего
числа
учащихся
27 %
44
32
25
24 %
18 %
14 %
Количество
учащихся
Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного
просвещения. 1802-1902. СПб., 1902. С. 314-315.
13
Там же. С. 15.
14
ЦИАМ Ф.459. Оп. 1. Д. 1. Л. 3-8.
15
Феофанов А.М. Студенчество Московского университета второй половины XVIII – первой
четверти XIX века. Дисс. на соиск. уч. ст. к.и.н. М., 2006. С. 79-80.
12
230
Московском университете
Духовные училища
Частные пансионы
Другие университеты
Другие учебные заведения
Общий итог
17
7
3
4
180
9%
4%
2%
2%
100 %
На основании этих данных исследователь делает вывод о том, что
подавляющее большинство студентов были выпускниками благородного
пансиона. Но если суммировать количество детей, получивших домашнее
образование и в частных пансионах, (то есть негосударственное), то получится
51 человек (28 %), что больше числа питомцев благородного пансиона. (Ради
справедливости стоит указать на арифметическую погрешность – если сложить
общее количество абитуриентов, общий итог получается 181).
Особенно показательна численность российских детей, получивших
негосударственное образование, на фоне количества государственных учебных
заведений. Г. Фальборк и В. Часнолуский, а за ними Г. Генкель приводят
данные «Статистического изображения городов и посадов Российской Империи
по 1825 г.»: из 533 штатных городов, 102 заштатных и 51 местечка и посада не
имели ни одного учебного заведения 131 штатный город, 81 заштатный и 47
посадов и местечек. Во всех 686 городских поселениях с населением более чем
3,5 млн. человек было тогда только 1095 учебных заведений различного вида.
(Число трактиров и питейных заведений доходило до 12179).16
Для сравнения приведем сведения по Московскому учебному округу,
которые подавались в Министерство народного просвещения. В отчете по
Московскому учебному округу за 1825 год находим следующие сведения:
Заведение
Гимназия
Уездное училище
Приходское училище
Частный пансион
Количество
11
82
102
42
Учащихся
903
5370
5139
1367
В течение 1825 года в Московском учебном округе было открыто 14
частных пансионов. Всего учащихся в университете, его благородном
пансионе и учебном округе насчитывалось 13816 человек.17
Фальборк Г., Чарнолуский В. Народное образование в России. СПб., б.г. С.23; Генкель Г.
Народное образование на Западе и у нас. СПб., 1911. С. 134-135.
17
ЦИАМ Ф. 458. Оп. 1. Ед. хр. 2960.
16
231
Точно определить количество людей, занимавшихся обучением на дому,
представляется затруднительным. Однако мы провели приблизительный
подсчет того, какое количество, среди лиц, занимавшихся домашним
обучением, составляли иностранцы. Для этого мы воспользовались сведениями
о том, что согласно положению комитета министров, было дозволено взимать с
иностранцев при выдаче им свидетельств на обучение в частных домах по 50
рублей, с тем, чтобы эти деньги, за исключением издержек на изготовление
свидетельств, использовались в пользу сирот. Опираясь на отчет бухгалтера
университета по Московскому учебному округу за 1823-1828 годы министру о
количестве полученных средств,18 рассчитываем число выданных свидетельств
(в скобках указано количество свидетельств):
Гимназия
Московская
Ярославская
Костромская
Воронежская
Рязанская
Всего по округу
Полученные средства
5200 рублей (104)
300 рублей (6)
100 рублей (2)
250 рублей (5)
200 рублей (4)
6000 рублей (121)
Сложив суммы по всем гимназиям, получаем 6050, а не 6000 рублей, как
указано в итоговой строке таблицы, что останется на совести бухгалтера. Но
проследить тенденцию наибольшего количества иностранных учителей в
Московской губернии этот факт не помешает. Дело «Об открытии частных
пансионов» за 1824 год свидетельствует, что большинство просителей были
иностранцы. С просьбой об открытии пансионов тогда обращались:
– студент Герман Карл Платен, Мекленбургский уроженец – просит
разрешения открыть в Москве училище для лиц мужского пола;
– подданный Австрии Фридрих Лехнер, проживший в России уже 20 лет,
также просит открыть пансион в Москве;
– бывшая воспитанница Смольного монастыря Екатерина Неман просит
дозволения открыть в Ярославле пансион для девочек;
– Франсуа Александр Морейж, родом из Парижа (около 6 лет был
учителем в дворянском доме) просит дозволения открыть пансион в Муроме;
– Майор и Кавалер Сергей Глинка – пансион в Москве;
– Подданная Пруссии Луиза Шумахер – пансион в Москве;
– Коллежская секретарша Александра Фролова, дочь Дю Бюк просит
разрешения открыть вместе с дочерью Елизаветой Дельсаль пансион в Москве;
18
ЦИАМ Ф. 458. Оп. 1. Ед. хр. 3697.
232
– Подданный Франции, уроженец Страсбурга Жозеф Дю Керле – пансион
в Москве.19
До середины XIX века существовал еще один способ получения
негосударственного образования – пройти обучение у «мастеровых». У
мастеров и мастериц учились грамоте не только дети посадских, но и
московские царевны. Так, царевну Татьяну Михайловну, дочь Михаила
Федоровича, учила до 1648 года какая-то мастерица Марья, дочерей Алексея
Михайловича (с 1675 по 1691 год) – мастерицы Авдотья Цыпина, Варвара
Лгова и Федора Петрова. Жалованье мастерицы получали по 8 рублей в год и
еще по 3 копейки в день «кормовые».
В школах у мастеров обычно училось от 5 до 20 детей в возрасте от 7 до
16 лет. С родителей бралась запись, где оговаривалась плата за учение. Кроме
денежных взносов, полагалось приносить учителю угощение. Обучение у
мастеров практиковалось в русских городах и в середине XIX века, когда уже
появились и государственные училища. Наиболее полное описание таких школ
содержится в ответе на программу Географического общества, присланном в
1854 году из г. Рыльска. Корреспондент общества сообщал, что учение на дому
у мастера шло в два этапа. Сначала учили чтению. Программа заключалась в
проработке трех книг – азбуки, часослова и псалтыря. Оплата была не по
времени обучения, а «от книги»: азбука – до двух рублей, часослов – три рубля
и «более», псалтырь – 4-5 рублей. Таким образом, обучение чтению обходилось
в 9-10 рублей. Но были еще взносы натурой, большей частью, в виде угощений.
Приводя ученика в школу впервые, родители приносили «хлеб-соль» –
белую булку, водку, какую-либо живность и т.п. Каждый четверг ученик
приносил еще «четверговое», на масленицу – сыр и масло, после каждого
праздника – «праздниковое». Особо выделялся день 40 мучеников (9 марта),
когда полагалось принести 40 бубликов и постное масло. Часть бубликов тут
же крошилась, заливалась постным маслом и съедалась учениками, остальное
шло учителю. В течение года родители ученика должны были доставить
учителю еще воза три дров. Окончание «программных» книг сопровождалось
обрядом. Ученик являлся с родителями и приносил горшок пшеничной каши.
Поверх горшка клали условленную сумму денег, а сверху платок с угощением –
белый хлеб, жаркое, штоф водки и т.д. Это угощение ели учитель с родителями
ученика, а ученики ели в это время кашу. Горшок разбивали во дворе и в тот
день уже не учились. Судя по изложению корреспондента, ученики кончали
книги не одновременно: они могли поступать в разное время и работать
разными темпами, а стало быть, и «каш» (так назывался этот обряд) могло быть
в год не по одной. По окончании изучения псалтыря начинали писать буквы.
19
ЦИАМ Ф. 458. Оп. 1. Ед.хр. 2335.
233
Кроме приходящих учеников, которых называли «маслаками», у учителя
были еще и живущие ученики – «грубники», обычно из бедных или сирот. Они
находились на полном содержании мастера, обязаны были помогать по
хозяйству. В середине XIX века обучение у мастеров и мастериц уже изживало
себя, постепенно верх брали училища.20
Особого внимания требует проблема образования детей, имевших
отклонения в здоровье: слепых, глухих, глухонемых. В работе В. Чарнолуского
обращается внимание на то, что заботы об образовании «этой армии природой
обиженных детей» совершенно исключены из действующей системы народного
образования, а рассматриваются как дело благотворительности, и для этого
существует бюрократически-благотворительная организация «Попечительство
Государыни Императрицы Марии Федоровны о глухонемых».21 В «Уставе
учебных заведений, подведомственных университетам» (1804), принятом при
Александре I, нет даже намека на обучение детей, имеющих отклонения в
здоровье. Занимался ли кто-либо этим в России?
Первые училища для глухих детей были открыты в западных губерниях
России, так как там случаи глухонемоты встречались чаще. В 1690 году в г.
Пярну было создано небольшое частное училище для глухих на
благотворительные
средства
профессоров
Тартуского
университета.
Основателем училища был профессор Якоб Вильде. По существу это было
первое училище для глухих не только в России, но и в Европе. Оно
просуществовало до 1709 года.
В 1802 и в 1809 годы были открыты два частных училища в Риге. В 1805
году в Вильнюсе по инициативе епископа Касаховского открылась школа для
глухих. В 1806-1810 годы существовала частная школа для глухих в
Петербурге, в которой вел занятия француз В. Гаюи. Его пригласил в Россию
Александр I для открытия института с целью обучения слепых детей. По
просьбе родителей он занимался и с глухими детьми, так как был хорошо
знаком с системой Р.А. Сикара. Однако из-за недостаточности средств эти
училища быстро закрывались.
В 1806 году императрица Мария Федоровна «милостиво повелела»
открыть в Павловске училище для глухих «в малом виде и притом как
опытное». Для открытия училища ею была выделена некоторая сумма из
собственных капиталов. Таким образом, Павловское училище было в более
благоприятных материальных условиях, а поэтому и просуществовало дольше
остальных. Но все равно в первые годы существования бюджет училища был
скудным. Он складывался из небольших сумм, выделявшихся Московским и
Петербургским воспитательными домами на обучение глухих воспитанников,
20
21
Рабинович М.Г. Очерки этнографии русского феодального города. М., 1978. С. 274-277.
Чарнолуский В. Основные вопросы организации школы в России. СПб., 1909. С. 97.
234
случайных пожертвований и из платы за обучение тех из них, которые имели
состоятельных родителей. Кассу училища приходилось пополнять даже за счет
продажи поношенного платья воспитанников!
Первым учителем Павловского училища был поляк Сигизмунд. Несмотря
на высокий профессионализм Сигизмунда, позволявший ему за короткий срок
учить глухих детей читать, писать и даже произносить слова, императрица
была им недовольна. Ей казалось, что в процессе обучения детям недостаточно
внушались религиозные понятия. Императрица обратилась к Р.А. Сикару с
просьбой возглавить училище. Но Р.А. Сикар в Россию не приехал, прислав
вместо себя Ж.Б. Жоффре. К этому моменту (1810 год) училище перевели в
Петербург. По контракту, заключенному с Ж.Б. Жоффре, его оклад зависел от
численности воспитанников. Известно количество учеников за период с 1810
по 1815 годы:22
Год
1810
1811
1812
1813
1815
Количество учеников
9
23
28
32
49
Опекунский совет Ведомства императрицы Марии пытался привлекать к
работе в училище русских учителей. Однако учителя надолго в училище не
оставались, так как получали за свой труд гораздо меньше, чем учителя других
учебных заведений. Это невзирая на то, что обучение и воспитание глухих
детей требует большей квалификации педагога и воспитателя.
В годы работы Ж.Б. Жоффре училище расширялось, укреплялось,
становясь одним из лучших в Европе. Постепенно увеличивалась и плата за
обучение: до 1816 года плохо обеспеченные родители платили 250 рублей в
год, с 1816 года плата возросла до 450 рублей. После смерти Ж.Б. Жоффре в
1824 году училище стало доступным только для детей из богатых семейств:
плата поднялась до 800 рублей в год.
Варшавский институт для глухонемых и слепых был основан Яковом
Фальковским в 1817 году. Плата за обучение при полном пансионе была 150
рублей, только за обучение – 15 рублей в год. Естественно, что при этом и
количество учеников было больше, чем в Павловском училище, и в составе
учащихся было больше детей из народа. Но в масштабах огромного государства
этого было все равно недостаточно.
22
Басова А.Г. Егоров С.Ф. История сурдопедагогики. М., 1984. С. 121.
235
3. Организация начальной и средней образования у народов
Южной Сибири в XIX – начале XX века
Развитие образования любого региона страны осуществляется на основе
государственной политики в области образования. Образовательная политика
России в XIX веке по отношению к различным народам страны представляла
собой определенную совокупность мер законодательного, административного,
социально-культурного и педагогического характера, направленных на инкорпорацию нерусского населения многонациональной империи в общегосударственное пространство. Она осуществлялась посредством организации институтов школьного и внешкольного образования, призванных распространять
элементарную грамотность, знание русского языка и русской православной
культуры. Таким образом, проводимая государством политика в области образования является составной частью национальной политики российского правительства. Национальная политика в отношении сибирских народов, в том
числе и алтайцев после их вхождения в состав России в середине XVIII века,
отличалась прагматизмом и толерантностью к национальным особенностям.
Взаимоотношения власти и коренного населения в Горном Алтае в первые десятилетия пребывания в составе Российской империи ограничивались «регулярным и бездоимочным» ясаком, вносимым в казну.1
Начало законодательному оформлению изменения государственной политики страны в отношении нерусских народов Сибири положило принятие
«Устава об управлении инородцев» (1822), подготовленного М.М. Сперанским,
генерал-губернатором Сибири. В основе «Устава об инородцах» лежала идея
просвещения отсталых народов европейцами, вовлечения нерусских народов в
жизнь страны. В «Уставе об управлении инородцев» были обозначены права
коренного населения, намечены принципы управления алтайцев, шорцев и других народов. Важнейшим правом сибирских народов по «Уставу», являлось сохранение ими собственных традиций и образа жизни. В § 53 «Устава об инородцах» говорилось о праве свободы в вероисповедании и богослужении инородцев. Коренное население имело право отдавать детей для обучения в учебные заведения, учрежденные правительством. Могли и сами открывать школы,
но с разрешения «гражданских губернаторов или областных начальников» (§
58).2 В числе конкретных действий правительства стало учреждение в Горном
Алтае духовной миссии (1828) с целью распространения христианства как государственно-образующей религии среди коренного населения.
Модоров Н.С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII – XIX вв.). Горно-Алтайск, 1996. С. 266.
2
Судьбы коренных народов Горного Алтая (Из истории национально-государственного
строительства. 1800 – 1940 гг.). Сборник документов. Горно-Алтайск, 2004. С. 19.
1
236
Необходимо отметить, что правительство не раз пыталось поднять вопрос
о целях, принципах построения и организации школ для инородцев. С этой целью министр государственных имуществ граф Киселев в 1853 году запрашивал
об инородческих учебных заведениях сибирскую администрацию. Но этот вопрос не получил развития и не был разработан. Однако обширная переписка об
образовании коренных жителей Сибири в 1853 году привела к заключению администрацию губернии, что создание школ за счет инородцев невозможно и
неосуществимо ввиду их бедности.
Общественность Сибири уделяла большое внимание так называемому
«инородческому вопросу». Освещая проблемы жизни инородцев, лидеры областников разработали и выдвинули основные принципы просвещения коренных народов Сибири. В области образования основное внимание обращалось на
привлечение инородцев к школе и знанию без насилия, на основе добровольности. Предлагалось создавать инородческие школы и готовить для них учителей
из самих инородцев, знающих свой народ, его характер, желающих ему блага.
Обязательным считалось обучение на родном языке, для чего учебники предполагалось перевести на язык инородцев, как и священное писание.3
Поднимая «инородческий вопрос», сибирская интеллигенция ограничивалась декларированием этой проблемы в печати, не предпринимая конкретных
шагов по его решению. Эти факторы повышали роль бюрократических органов
в развитии образования. В XIX веке единственной представительницей государственных структур в регионе, заинтересованной в развитии образования
среди местного населения, была духовная миссия.
Первые школы для народов Южной Сибири были открыты Алтайской
духовной миссией. Они изначально были церковными и преследовали цель
упрочения христианства и распространения основ грамотности у новокрещеных. В XIX веке школы миссии были единственным типом учебных заведений,
которые давали образование детям алтайцев, а затем и переселенцев.
Деятельность миссии, М.Я. Глухарева положила начало просвещению
населения Горного Алтая. В результате деятельности миссионеров в Горном
Алтае была заложена система начального образования, подчиненная Св. Синоду. Даже сибирские областники, которые негативно относились к деятельности
Русской Православной Церкви, отмечали Алтайскую духовную миссию как
наиболее заметную и отличающуюся культурным и просвещенным характером.
Ядринцев Н.М., оценивая результаты работы этой миссии, писал: «…Алтайская
миссия своими успехами обязана религиозной деятельности, переводам и преподаванию на алтайском языке, азбука и букварь которого были составлены
ими же».4
Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом и историческом отношении. Новосибирск, 2003. С. 153.
4
Там же. С. 155-156.
3
237
Таким образом, в начале становления народное образование в Горном
Алтае осуществлялось миссией, преследовавшей, в первую очередь, цель закрепления основ православной веры. В дальнейшем на образование в регионе
оказывали влияние изменения в государственной политике как по отношению к
церковным, так и министерским школам.
Огромная сила школы в деле нравственно-религиозного воспитания была
осознана миссионерами с первых дней существования Алтайской духовной
миссии. Для развития школьной сети миссия выделяла значительные материальные средства и нравственные силы. Миссионеры учили детей алтайцев не
только Закону Божьему, но и русскому языку, письму, арифметике.
Школы в Горном Алтае создавались, в первую очередь, для укрепления
православия в сознании детей новокрещеных алтайцев, шорцев. На это миссия
выделяла средства, контролировала деятельность школ по обучению учащихся,
готовила учителей, снабжала школы учебниками и пособиями. Воспитывая детей инородцев в духе христианства, школы миссии давали элементарные знания. Они являлись средством «постоянного и непрерывного воздействия на
инородцев», а через детей на взрослых, которые являлись слушать детское чтение православных книг, пение в церковном хоре.5
Миссия стремилась развивать школьное дело, т.к. считала, что дети инородцев, получив образование в миссионерских школах, уже с детства становились сторонниками новой веры. «Миссионерская школа есть не только учебное,
но и миссионерское религиозно-воспитательное учреждение. Учитель и ученики в глазах инородцев суть живые образцы христианской веры и жизни».6
Гражданское назначение школы миссионеры видели в том, что с ее помощью распространялся и закреплялся среди алтайцев русский язык, вместе с ним
«внедрялись в умы и сердца юных питомцев школ русские мысли и русские
чувствования и стремления».7
В отчетах миссии постоянно подчеркивается связь между церковью и
школой: «Миссионерская школа есть по преимуществу церковная школа, преддверие церкви, огласительное училище веры и благочестия, где дисциплина и
учение дышат духом церкви. …Учатся не для экзамена, а для жизни…» 8 Именно в школах миссия видела «вернейшее средство к обрусению инородцев, проведению в жизнь новых христианских понятий и утверждению их в истинах
христианской веры».9
Уже в самом начале деятельности миссионерских школ наблюдается особенность, заложенная основателем миссии архимандритом Макарием и его поОтчет Алтайской и Киргизской миссий за 1893 г. Томск, 1894. С. 20.
Отчет об Алтайской духовной миссии за 1910 г. Томск, 1909. С. 106
7
Отчет Алтайской и Киргизской миссий за 1893 г. Томск, 1894. С.20.
8
Отчет об Алтайской духовной миссии за 1887 г. Томск, 1888. С. 19.
9
Государственный архив Томской области (далее: ГАТО). Ф. 170. Оп. 2. Д. 169. Л. 6.
5
6
238
следователями, – это знание языка коренных народов и обучение на нем. Таким
образом, в первые десятилетия деятельности школ в Горном Алтае они были
миссионерскими и инородческими. Миссионерскими школы назывались потому, что решали задачи воспитания детей алтайцев в духе христианства под руководством Алтайской духовной миссии. При обучении детей миссионеры не
руководствовались ни программами, ни инструкциями. Инородческими – потому, что создавались для детей инородческого сословия. Детей других сословий
и народов в миссионерских школах было немного.
После введения Правил 1884 года школы миссии, оставаясь в ее ведении,
были включены в число школ Томского епархиального училищного совета
(ТЕУС), обучение стало осуществляться по программам, инструкциям церковно-приходских школ и школ грамоты. Поэтому вернее будет миссионерские
школы делить на церковно-приходские и школы грамоты. О том, что школы
миссионерские и делятся на церковно-приходские и школы грамоты, неоднократно говорилось в ежегодных отчетах миссии и исследованиях, связанных с
введением начального обучения в стране.
Увеличение числа переселенцев в регионе привело к росту численности в
школах русскоязычных детей. Миссия не отказывала детям переселенцев в
обучении, но это требовало изменения процесса обучения с учетом многонационального состава учащихся. На рубеже XIX–XX веков миссия выделяет инородческие школы, но содержание этого понятия меняется. Теперь под этим
подразумевается такой вид учебных заведений, в котором обучение ведется
только на алтайском языке. В селениях со смешанным населением обучение в
школах было на двух языках: русском и родном. В школах, например, где алтайцы знали русский язык, преподавание велось только на русском языке. В
большинстве школ миссии в начале XX века обучение детей велось на родном
языке.
Из-за небольшого количества учеников в школах большинство школ миссии были смешанными, т.е. мальчики и девочки обучались совместно. Только в
наиболее крупных селах, в которых преобладало русскоязычное население, были открыты школы для девочек.
Итак, все школы, находившиеся в ведении миссии со дня их открытия и
до передачи в ведение Министерства народного просвещения осенью 1917 года, были миссионерскими. Они делились на церковно-приходские и школы
грамоты. Если за основу определения типа школы брать язык преподавания, то
школы миссии можно разделить на инородческие, смешанные и школы с обучением на русском языке.
В истории образования инородцев Южной Сибири можно выделить два
этапа. Первый этап – с основания школ в Улале и Майме (начало 30-х годов) до
начала 80-х годов XIX века, когда школы были чисто миссионерскими. Началом второго этапа школьного образования в регионе следует считать принятие
239
Правил о церковно-приходских школах 1884 года. Такое деление на периоды
вполне закономерно потому, что принятие Правил 1884 года стало значимым и
для школ миссии, т.к. способствовало росту школьной сети, принятию единых
учебных программ и инструкций. В этот период школы, подведомственные Алтайской духовной миссии, следует считать церковно-приходскими. Нижней датой этого периода, скорее всего, будет переход большинства школ миссии в ведение Министерства народного просвещения в 1917 году, а затем и оставшихся
школ с установлением советской власти в регионе.
Но в каждом из этих периодов можно выделить и этапы. Первый период
можно разделить на два этапа. Первый этап: 30-е – конец 60-х – начало 70-х годов XIX века, когда в миссии насчитывалось немногим более десяти школ.
Обучением учащихся в школах занимались миссионеры. Основной задачей
школы в это время было распространение христианства и русской грамоты.
Многие миссионеры того времени имели хорошее образование, были активными и целеустремленными, верили в благотворное значение православной веры,
а это давало положительные как количественные, так и качественные результаты обучения. Вне всякого сомнения, личностный фактор способствовал не
только росту числа грамотных людей, но и качеству образования алтайских детей. Миссионеры давали высокую оценку грамотности своих воспитанников и
готовы были принять их на работу в миссию.
Переход к использованию в обучении системы Н.И. Ильминского в конце
60-х – начале 70-х годов XIX века стал отправной точкой просветительской деятельности миссии на втором этапе. Принципы организации школ по системе
Н.И. Ильминского заключались в обеспечении школ учителями той же национальности, что и ученики, вовлечение в школьное обучение девочек, отсутствие
жесткой регламентации учебного дела. Первоначальное образование в школах,
работавших по системе Н.И. Ильминского, дети получали на родном языке (1-2
года обучения) и лишь затем переходили на русский язык обучения. Свою теорию воспитания Н.И. Ильминский развил в книге «Беседы о народной школе»,
где говорил о необходимости церковного воспитания с раннего детства, которое обеспечивает не механическое, а «живое» развитие ребенка, организует
жизнь его души. Главное, по мнению педагога, в воспитании – любовь, которая
должна определять все слова и поступки воспитателей.10
Во втором периоде, который начинается с принятия Правил о церковноприходских школах 1884 года, в свете общероссийской подготовки к введению
в стране всеобщего начального образования, вне всякого сомнения, значимым
событием для школ миссии стало включение их в школьную сеть Томской
епархии в 1910 году. Это событие изменило материальное положение школ,
привело к структурным изменениям в системе начального образования миссии,
Ильминский Н.И. Беседы о народной школе / Очерк просветительной деятельности Н.И.
Ильминского. СПб., 1904. С. 87.
10
240
поэтому закономерно считать его отправной точкой в истории народного образования народов Южной Сибири. В это время на территории Горного Алтая
были организованы первые школы Министерства народного просвещения. В
первые десятилетия XX века увеличивается и количество церковно-приходских
школ, подведомственных Бийскому отделению уездного епархиального училищного совета.
Таким образом, всю историю дореволюционного образования в Горном
Алтае можно разделить на два периода:
Первый период: 1830 – 1880-е годы – становление начального образования в регионе во главе с Алтайской духовной миссией. Первый период можно
разделить на два этапа: 1) 1830-е – конец 60 годов XIX века – открытие первых
школ миссии; 2) с конца 1860-х годов по 1884 год – рост числа школ, осознание
необходимости обучения на родном языке детей алтайцев, подготовка учителей
школ из коренного населения, принявшего православие.
Второй период: 1884-1917 годы – характеризуется дальнейшим ростом
числа школ. В это время школы миссии работают в соответствии с программами церковно-приходских школ и школ грамоты. Растет число переселенцев, что
сопровождается увеличением школ с преподаванием русского языка. Ведется
подготовка кадров в государственном духовном училище. Открываются первые
двухклассные и второклассные школы, а также учебные заведения Министерства народного просвещения. Этапы данного периода: 1) 1884-1910 годы – развитие начального образования, складывание системы школа-училище для подготовки учителей для данного типа школ; 2) 1910-1917 годы – включение школ
миссии в школьную сеть Томской епархии, финансирование их из средств государственного кредита в свете подготовки введения всеобщего начального образования в Российской империи.
Рост школьной сети Алтайской духовной миссии (Таблица 1) позволяет
проследить увеличение количества школ, открытых миссией, а также количество учащихся в разные годы. В таблицу не включены обучающиеся в Бийском
катехизаторском училище и образцовой школе при нем, а также дети школ
приютов при Улалинском и Чолушманском монастырях.
Таблица 1. Школы Алтайской духовной миссии во второй половине
XIX – начале XX века11
Количество школ
Количество учащихся
1864
10
100
1874
12
145
1888
30
846
1894
39
1147
1904
54
1430
1911
62
1970
1914
78
2127
1917
92
2307
Сведения об Алтайской духовной миссии за 6 лет (с августа 1856 по август 1862 года); Отчеты АДМ 1874, 1888, 1894, 1904, 1911, 1914 годов; Центр хранения архивных фондов Алтайского края (далее – ЦХАФАК). Ф. 164. Оп. 1. Д. 156.
11
241
К 1917 году Алтайской духовной миссией была создана система начального образования, которая включала разные типы школ (Таблице 2). Типы школ
выделены на основе срока обучения, учебных программ, источников финансирования.
Таблица 2. Типы школ Алтайской духовной миссии по в 1917 году12
Кол-во
школ
Типы школ
Бийское миссионерское катехизаторское училище
Образцовая одноклассная школа
Чемальская женская второклассная школа
Образцовая одноклассная женская школа
Двухклассные
Улалинская
Чемальская мужская
Черно-Ануйская
Одноклассные церковно-приходские
Школы грамоты
Итого:
1
1
1
1
1
1
1
71
15 (16)
93
Кол-во
Учащихся
195
60
162
47
67
1823
201
2555
Для сравнения: в 1915 году в миссии было 40 церквей и 55 молитвенных
домов. Школ в это же время насчитывалось 92 (76 церковноприходских и 16
школ грамоты). Не считая учащихся катехизаторского училища, в них обучался
3261 ребенок.13 В 1915 году в школах миссии обучалось русских мальчиков –
1203, алтайских – 973, русских девочек – 679, алтаек – 415.14
Если мы сравним данные о количестве обучающихся в школах миссии, то
увидим расхождение на десятки учеников. Это объясняется тем, что сведения
получены из разных источников, хотя данные во всех документах предоставлены миссией. Возможно, что в некоторые отчеты включены учащиеся школ при
приютах, катехизаторском училище. Другая причина расхождения сведений о
количестве обучающихся в школах миссии, может быть, заключается в том, что
из-за опозданий, задержки докладов миссионеров и учителей не все данные
включались в отчеты.
В чрезвычайно сложных природно-климатических, экономических условиях православным миссионерам удалось создать первоначальную базу, на которой впоследствии будет развиваться всеобщее начальное образование в Горном Алтае.
Аксенова Л.Н. Начальное образование в Горном Алтае (XIX – начале XX вв.). М., 2010.
С. 80.
13
ЦХАФАК Ф.164. Оп. 2. Д. 110. Л. 46.
14
Томские епархиальные ведомости. 1916. № 15. С. 516.
12
242
В конце XIX века предпринимаются попытки создания так называемых
«языческих школ», «построенных по почину и на средства самих язычников».15
В этих школах учились и дети инородцев христиан. С самого начала обучения в
школе преподавался Закон Божий, перед началом уроков учащиеся читали молитвы. Такое решение было принято не только учредителем школы, учителем,
но и учащимися. В школе обучали и русскому языку. Сначала учили отдельные
слова, потом параллельно заучивали фразы. Занятия по чтению и письму проводились на алтайском языке. По арифметике учились считать до тысячи, сложению и вычитанию.
В первые десятилетия XX века в Горном Алтае складывается система
начального обучения. Она была представлена одно-, двухклассными церковноприходскими и школами грамоты, второклассной Чемальской школой, готовившей учительниц для учебных заведений миссии и Бийским катехизаторским
училищем. Начинает складывать система курсов для переподготовки учителей
региона. Церковно-приходские школы миссии пробуждали в народе жажду
знаний, выпустили много грамотных людей.
Система образования региона развивалась непрерывно, но неравномерно.
Причинами тому были отношение правительства к образованию населения в
целом и церковно-приходским школам в частности, вопрос о финансировании
миссии, особые условия жизни населения Горного Алтая и т.д. Алтайской духовной миссией были заложены основы школьного образования в Горном Алтае. В начале XX века миссия, учитывая изменения, связанные с реформированием российского образования, стремилась преобразовать школьное дело на
Алтае. Многие идеи и начинания миссии были положены в основу программы
по развитию образования, разработанной Алтайской Горной думой.
Благодаря просветительской деятельности миссии в регионе был сформирован слой национальной интеллигенции. Среди них Алагызов И.С., Борисов
(Тодогошев) С.С., Борисов-Кочубеев М.А., Манеев В.К., Сыркашев А.А. и другие, впоследствии ставшие государственными и партийными деятелями Ойротской автономной области. Воспитанником миссионерской школы был известный художник Г.И. Гуркин, будущие писатели М.В. Мундус-Эдоков, П.А. Чагат-Строев, П.В. Кучияк. В этот период были заложены начала учительских династий Кумандиных, Тозыяковых, Абышкиных и других, сыгравших большую
роль в становлении советской школы. Несмотря на подчиненность миссионерских школ целям христианизации местного населения, они объективно способствовали распространению основ знаний и русской культуры среди коренного
населения, а также становлению кадров национальной интеллигенции.
15
Отчет об Алтайской духовной миссии за 1902 г. Томск, 1903. С. 3.
243
4. Проблема возрождения духовно-нравственных традиций
в современном отечественном образовании
31 августа 2010 года прошел Государственный Совет Российской Федерации, на котором обсуждался доклад «Приоритеты развития профессионального образования в России». 13 октября 2010 года в Государственной Думе в
Комитете по образованию состоялись общественные слушания на тему: «О
проекте нового базового федерального закона «Об образовании в Российской
Федерации». Министерством образования и науки Российской Федерации к
настоящему времени подготовлен вариант нового закона, посвященного отечественному образованию, так как сейчас в стране действует «Закон об образовании» 1992 года вместе с его редакциями 1996 и 2004 годов. К сожалению, как в
старой редакции закона об образовании, так и в проекте нового Закона Российской Федерации «Об образовании», а также в ходе отмеченных выше обсуждений нового закона об образовании практически отсутствовала постановка духовно-нравственных вопросов.
Рассмотрим основные факторы общественного и духовного порядка, которые обуславливают сегодня особую значимость проблемы возрождения духовных начал в отечественном образовании.
Первая группа факторов связана с мощным мировым процессом глобализации. Глобализация – это одна из главных, ведущих тенденций развития современного человечества. Процесс глобализации с особой остротой ставит на
повестку дня вопрос о духовности человеческого сообщества, о духовнонравственной мировоззренческой основе человеческой целостности.
Глобализация таит в себе не только новый уровень человеческих возможностей, но и новый масштаб проблем человечества. Ведь мир, живущий по законам греха и гордыни, обречен на погибель. Для объединенного человечества
сейчас важно не только производить новые технологии, компьютеры, системы
связи, мобильные телесистемы, делать открытия в генной инженерии, освоении
космоса, в создании управляемого термоядерного синтеза и т.д. Надо, чтобы
создающий все это человек XXI века не потакал своим порокам и грехам. В
противном случае это ввергнет объединенное человечество в пучину расколов,
вражды, бездуховности и самоуничтожения.
Идеология глобализма, которую сейчас предлагает нам Запад – это методология разрушения национальных культурно-исторических традиций или их
подмена. Стихийное развитие глобализации, основанное на обезличенных социальных стандартах, игнорирующих высшие духовно-нравственные идеалы,
самобытность «национальных человеческих семей», их традиционную жизнь,
не даст гармоничного развития мирового сообщества. Особая роль здесь принадлежит системе образования. Либо она станет служить идеологии глобализа-
ции, либо она будет формировать людей знающих свою национальную традицию (в России – православную духовно-нравственную традицию).
Все это ставит перед каждой страной задачу формирования системы образования, основанной как на объединяющих человечество высших социальнокультурных и духовно-нравственных идеалах, так и на национальнокультурных традициях. Для нашей страны, в частности, встает задача возрождения утраченных в XX столетии традиций православной духовности, родной
веры, опыта духовной жизни, национального уклада жизни, практического
освоения православных, религиозных норм, усвоения достижений православной культуры, а также развития традиций православного образования и православной педагогики.
Вторая группа факторов, остро ставящих перед обществом проблему возрождения духовно-нравственных традиций, связана с оценкой потенциальных
угроз безопасности страны. В XXI веке, по мнению экспертов, многие из главных угроз национальной безопасности России стали формироваться в духовнонравственной и информационно-психологической сферах. Не случайно, в
«Концепции национальной безопасности Российской Федерации» специально
выделен блок вопросов, посвященных духовной безопасности страны. Обеспечение духовной безопасности России означает, прежде всего, защиту её культурного, духовно-нравственного наследия, её исторических традиций и норм
общественной жизни. Острота проблемы духовной безопасности России связана и с тем, что современное российское общество в течение последних 25 лет
переживает серьезный духовно-нравственный кризис.
Духовно-нравственный кризис российского общества конца XX – начала
XXI веков является еще одним важным фактором, обуславливающим особую
значимость нравственного, духовного воспитания и образования нашего народа. В своей основе духовно-нравственный кризис современной России стал результатом того, что на протяжении практически всего XX века в духовном развитии общества оказалась утраченной стержневая роль православной религии.
И, как следствие, произошло искажение понимания самой сути духовности.
Соответственно произошло искажение и всей духовно-нравственной сферы
жизни. Внерелигиозный контекст не дал возможности четкого разграничения
понятий «добра» и «зла», совести, достоинства и долга человека, правды и истинной его свободы. В основу этих понятий был положен классовый, социальный принцип. Отсутствие религиозного контекста в развитии духовной жизни
общества исказило традиционные представления о подлинной нравственности
человека и смысле его жизни.
Сложность ситуации в духовно-нравственной сфере усугубилась в 1990-е
годы стремительным демонтажем советской идеологической системы и отходом общества от тоталитарного атеизма, который был составной частью государственной политики коммунистической власти. С одной стороны, в сознании
245
и человеческих отношениях в результате этого начали восстанавливаться и
укрепляться традиционные духовно-нравственные и религиозные ценности и
идеалы православия. С другой стороны, отход от прежней советской идеологии
и тоталитарного атеизма породили у части граждан некий духовный вакуум.
Правом на безграничную свободу совести воспользовались в 1990-е годы различные тоталитарные секты, псевдорелигиозные и деструктивные религиозные
организации.
Духовно-нравственный кризис российского общества в 1990-е – 2000-е
годы был обусловлен также агрессивным вторжением в эту сферу ценностей
рыночной экономики, поспешным копированием идеалов и норм западной цивилизации с ее культом успеха, карьеры, обогащения и индивидуализма. Через
СМИ, кино, рекламу, Интернет и пр. стали насаждаться идеи и нормы жизни,
которые ориентировали общество и особенно молодежь на жизненный успех,
во что бы то ни стало и любой ценой, на развлечения, нравственный эгоизм и
полную нравственную «раскованность».
Деформации в нравственном воспитании подрастающего поколения усугублялись состоянием института семьи. Произошла резкая дифференциация
доходов семей, их массовое обнищание. Многие не сумели приспособиться к
этим условиям жизни. Усилилась конфликтность отношений между супругами,
между родителями и детьми. Стали разрушаться сложившиеся нравственноэтические нормы семейного уклада, происходила дезорганизация жизни семей.
Все это, как отмечали эксперты, обусловило резкое снижение воспитательного
потенциала семьи.
Недостаток нравственного воспитания подрастающего поколения составляет одно из величайших зол России. Сама жизнь доказывает правильность
народной пословицы: «К чему в юности привык, то в старости сделал». Если
человек еще в дни своей юности вступил на путь добродетели, то он твердо будет стоять на нем и в своей дальнейшей жизни.
Все эти обстоятельства, связанные с духовно-нравственным кризисом
российского общества и кризисом семейных отношений, делают проблему возрождения духовных традиций православия еще более актуальной.
Особая значимость и актуальность проблемы духовно-нравственного возрождения православных традиций в обществе, в том числе и в системе российского образования, обусловлена той огромной ролью, которую всегда играла
Православная Церковь и православная вера в жизни нашей страны, в ее истории, культуре, в традиционной системе российского образования. На протяжении многих столетий православие было доминирующим, определяющим началом в мировоззрении русского человека. Именно поэтому оно выжило в годы
самых жесточайших преследований коммунистического режима. Сейчас православная вера вновь определяет менталитет значительного большинства современных россиян.
246
На протяжении трех веков, с XVΙΙ по XIX век, в России развивалась такая
система государственного образования, которая по сути своей была, безусловно, религиозной. Именно такая, базирующаяся на православии система образования, дала мощный импульс духовно-нравственному и культурному расцвету
Российского государства. Идеи любви, доброты, милосердия, сострадания, кротости, миролюбия пронизывали всю православную педагогику. Не учитывать
сегодня ее опыт, игнорировать ее в современных условиях, когда жизненно
важным становится поиск путей духовного возрождения России нельзя.
Важным фактором, обуславливающим возможность и необходимость
возрождения православных духовных традиций нашего народа, являются изменения, которые наметились во взаимоотношениях Церкви и государства. С
начала 1990-х годов ясно обозначились два встречных процесса. С одной стороны, государство обратило внимание на позитивную, примиряющую и объединяющую роль Русской Православной Церкви как носительницы высших
общечеловеческих, мировых ценностей. С другой стороны, Русская Православная Церковь обратилась к государству за поддержкой в достижении определенных социальных, просветительских и религиозных целей. Это сближение может стать основой плодотворного сотрудничества Церкви и государства в деле
развития системы образования России.
Образование – одна из важнейших функций общественной жизни. Оно
предполагает эффективное взаимодействие всех его составляющих. Поэтому
очевидно, что социальное взаимодействие и партнерство Русской Православной Церкви и государственных образовательных учреждений востребовано как
никогда.
Из сказанного мы видим, что многие факторы современного общественного развития обуславливают особую значимость проблемы возрождения духовных начал в обществе. В силу многих причин, в нашем обществе сложилась
настоятельная необходимость формирования системы образования, основанной
на высших духовно-нравственных идеалах, на культурных традициях нашего
народа, прежде всего, на идеалах и традициях русского православия.
Охарактеризуем кратко те проблемы российской системы образования,
которые вызывают, на наш взгляд, особые опасения с точки зрения задач духовного возрождения России.
Прежде всего, это проблема, так называемого, «светского» характера образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях.
Светский характер образования как принцип государственной политики в сфере
образования вытекает из светского характера государства.
Чем же определяется светский характер государства в нашей Конституции? Конституция Российской Федерации констатирует следующее: 1) Гарантируется свобода вероисповедания. Никакая религия, либо нерелигиозная,
включая атеистическую, идеология не устанавливается в качестве обязатель247
ной; государство не оказывает поддержку пропаганде антирелигиозных идей и
учений; 2) Религиозные объединения отделены от государства, не выполняют
функций органов государственной власти, других государственных органов,
государственных учреждений и органов местного самоуправления; не участвуют в выборах в органы государственной власти и органы местного самоуправления; не участвуют в деятельности политических партий и политических движений, не оказывают им материальную помощь; 3) Государство не возлагает на
религиозные объединения функции органов государственной власти, государственных учреждений и органов местного самоуправления; 4) В государственной судебной системе отсутствуют какие-либо особые духовные (религиозные)
суды; 5) Каноническое право не является источником права в государстве; 6)
Деятельность органов государственной власти не сопровождается публичными
религиозными обрядами и церемониями; 7) Государство не финансирует религиозную деятельность, но при этом содействует развитию благотворительной,
культурно-просветительской и социально-значимой деятельности религиозных
организаций;
Как видим, Конституция РФ дает такое понимание термина «светский характер», который совершенно не тождественен понятиям «антирелигиозный»
или «атеистический». Между тем, толкование принципа «светского характера
образования» принимает очень часто односторонний, и даже дискриминационный характер. «Светскость» ошибочно отождествляется с «антирелигиозным» и
«атеистическим» определением содержания образования и педагогической
практики. В соответствии с этим современная система образования в реальной
деятельности школ и вузов продолжает навязывать подрастающему поколению
материалистическую и атеистическую концепцию видения мира.
Атеистическая точка зрения, на которую фактически опирается светское
образование и которую ревностно продолжает отстаивать часть преподавателей, а также руководители системы образования и представители власти, часто
обосновывается многоконфессиональностью России. Считается, что это, якобы,
снимает напряженность в учебных заведениях, где вместе обучаются православные, мусульмане, иудеи и др. На самом деле совершенно очевидно, что
атеистическая точка зрения равно оскорбляет религиозные чувства представителей всех основных конфессий. Как христиане, так мусульмане и иудеи в основном имеют схожие взгляды на происхождение мира и человека. И эти
взгляды резко отличаются от атеистических.
Из содержания светского, до сих пор фактически атеистического образования, изгнана православная точка зрения на происхождение мира и человека.
Игнорируя духовную сферу, в содержание образования включена дарвиновская, так называемая научная теория о происхождении человека от животных
посредством эволюции и другие материалистические теории происхождения
мира.
248
В соответствии с атеистическим подходом и вне российской традиции
изучаются и социальные аспекты жизни общества. Так, при изучении истории в
старших классах в соответствии со стандартами Минобразования и науки РФ
практически не уделено никакого внимания изучению истории Русской Православной Церкви, изучению роли русских святых в истории, не раскрываются
богатства православной культуры, не изучаются традиции православия. Упор
сделан на рассмотрение экономических отношений, роль государства, политику
«верхов», без анализа роли русских патриархов и церковных деятелей.
Православные представления о мире и человеке Россия приняла от Византии – самого культурного и образованного государства своего времени. Эти
воззрения были традиционны для российского народа и российской системы
образования. Православная точка зрения, в отличие от атеистической, на первое
место в иерархии ценностей ставит духовные, вечные ценности.
В содержание современного образования должны быть включены традиционные для нашей страны религиозные христианские представления о создании мира и человека Божественным Творцом, о первородном грехе и поврежденности человеческой природы, о Божественных и демонических силах, об
иерархическом устроении мира. Учащиеся должны иметь представления о вечной жизни и смерти, о грехе и покаянии, о совести и стыде, о необходимости
выполнения заповедей Божьих, о чистоте и целомудрии, о смирении, послушании и милосердии, как высших человеческих добродетелях. Очень важно, чтобы учащиеся глубоко понимали, в чем состоит православная точка зрения на
смысл человеческой жизни.
Таким образом, проблема светского содержания образования – это во
многом проблема сохраняющейся и насаждаемой в отечественном образовании
единственной системы ценностей, ценностей атеистических, научноматериалистических, рационалистических. А это повторение уже знакомой по
прошлому тоталитарной практики. Православное мировоззрение должно иметь
в системе образования равные права с секулярным видением мира. Необходимо, чтобы молодое поколение имело ценностный выбор. Для этого на разных
уровнях образования должны практически изучаться разные мировоззренческие системы, представленные сегодня в обществе. Но в качестве приоритетной
для государства, безусловно, должна стать система ценностей, укорененная в
православном мировоззрении, являющемся традиционным для подавляющего
большинства граждан нашей страны.
Обратимся к другой нерешенной проблеме современного образования.
Речь идет об опасной нацеленности содержания образования почти исключительно на приобретение знаний и умений. Целью обучения и воспитания становится успешность, карьера, вхождение в новые рыночные условия, в инновационную экономику. Эти цели профессионального роста заменили собой цели духовно-личностного совершенствования молодого человека.
249
В этой связи очень характерны тезисы из доклада «Приоритеты развития
профессионального образования в России», подготовленного для заседания
Госсовета РФ 31 августа 2010 года. В тексте доклада читаем: «Приоритет следующего десятилетия – создание инновационной экономики. Это критический
вызов для системы профессионального образования. Правильно спрогнозировать направления развития новой структуры экономики, найти адекватные им
механизмы подготовки кадров, вписать наше профобразование, от училищ до
университетов – наша главная задача... Неизбежный новый этап модернизации
профессионального образования должен обеспечить соответствие потребностям новой инновационной экономики всей системы профессионального образования».
Тот же подход содержится в проекте нового федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», размещенном на официальном интернетсайте Минобрнауки РФ. В нем дается следующее определение образования:
«Образование – общественное и частное благо, под которым в системе образования понимается целенаправленный процесс воспитания и обучения в интересах человека, общества, государства, а также совокупность приобретаемых знаний, умений, навыков и компетенций определенных объема и сложности».
В работах специалистов и экспертов, занимающихся сегодня проблемами
отечественного образования, формируются такие цели российского образования, которые превращают его фактически в систему образования адаптационного типа. Так, в 700–страничном исследовании доктора наук, ректора одного
из крупнейших российских вузов С.И. Плаксия «Высшее образование: желаемое и действительное» приоритеты современного российского образования
определяются следующим образом: «Целью образовательной стратегии должно
стать возвращение России в число наиболее образованных стран мира по критериям и требованиям цивилизации ХХI века, когда научное знание становится
двигателем общественного воспроизводства, а наука и научно-технический
прогресс на девять десятых определяют социально–экономическое развитие...
Стратегия образования ХХI века может быть одной: доведение максимального
количества научных знаний до максимального количества потребителей, способных использовать их в производстве и просто в повседневной жизни».1
Современная стратегия развития образования, как в нашей стране, так и
за рубежом, ориентируется на весьма узкое, появившееся в педагогике конца
ХIХ – ХХ веков понимание сути самого предмета образования, как совокупной
системы знаний, умений и навыков. К сожалению, из педагогики, практики и
содержания образования, а также из политики в этой сфере практически ушло
сейчас понимание образования как общего процесса духовного формирования
человека.
1
Плаксий С.И. Высшее образование: желаемое и действительное. М., 2008. С. 10.
250
При постановке вопросов совершенствования качества образовательной
деятельности или управления образованием, как правило, имеется в виду именно эта триада: знания, умения и навыки. Соответственно этой парадигме образования ставятся вопросы: а) поиска средств, форм и методов радикального изменения и усовершенствования знаний, умений и навыков выпускников школы
или среднего специального учебного заведения, студентов вузов; б) приведения
знаний, умений и навыков в соответствие с достижениями конкретных наук современного производства.
Думается, что в нашем обществе не сформулирована адекватная истинному положению человека в мире парадигма образования. Она может быть
сформулирована только при условии возрождения религиозно-нравственных
основ отечественного образования.
Сегодняшняя
концепция
образования
реализует
рациональноутилитарное, материалистическое видение мира. Современное образование
нацелено, как уже говорилось, в основном на потребности экономики, на развитие технократического сознания человека, оставляя в стороне духовнонравственную структуру личности и духовную сферу жизни человека. Рационалистическое мировоззрение определяет и политику в сфере образования. Из
нее постепенно уходят задачи духовно–нравственного развития личности, духовного образования человека. Она ориентируется на усвоение так называемой
научной картины мира, на получение научной информации и знаний, на потребности рынка труда, экономики, капитала, информационного развития и т.д.
Соответственно и задачи совершенствования образовательной деятельности строятся на принципах оптимизации, интенсификации, унификации учебного процесса, типизации и стандартизации учебных планов и программ.
О профессионально-утилитарной направленности свидетельствуют сегодня тенденции развития как средней, так и высшей школы. Средняя школа все в
меньшей степени становится общеобразовательной. Все больше появляется
специализированных школ и профильных классов. В высшей школе все меньше
часов уделяется гуманитарному образованию и общеобразовательной подготовке. Профессиональная направленность современной системы образования
вытесняет универсальную подготовку личности, ее духовно-нравственное, гуманитарное просвещение.
Профессиональная направленность, по сути, вытесняет из сферы образования понимание уникальности человеческой личности. Все это ведет к острейшему дефициту людей духовно развитых, «людей широкой эрудиции», способных глубоко понимать весь круг общезначимых проблем жизни общества,
истинное предназначение человека и его ответственность в этой жизни. Только
возрождение в нашем обществе традиционных православных ценностей, возрождение религиозно-нравственных основ образования поможет сформулировать истинные цели образовательной деятельности.
251
Обозначим еще одну проблему отечественного образования и воспитания. В современном образовании России, у государства и органов власти, призванных осуществлять духовно-нравственное просвещение, отсутствует четкая
позиция по проблемам духовно-нравственного образования и воспитания, по
вопросу формирования в обществе национального воспитательного идеала.
Национальный воспитательный идеал – это представление о нравственном облике, о типе человека, который особенно востребован обществом в данных исторических и социокультурных условиях страны. Национальный воспитательный идеал – это по сути дела высшая цель национального образования в
той или иной стране. На его формирование должны быть направлены усилия
всех субъектов образовательной деятельности: государства, семьи, системы образования, общественных и религиозных организаций, партий и т.д.
Быстрый демонтаж советской идеологической системы в конце ХХ века
при полном отсутствии на протяжении ХХ столетия религиозных основ духовной жизни, подавлении религиозного сознания и православных духовнонравственных традиций, агрессивное вторжение в наше общество ценностей
западного мира – все это породило духовную дезинтеграцию общества и ценностно-духовный вакуум. Часть общества стала ориентироваться на некий новый нравственный идеал человека. Это – раскрепощенная личность, свободная
в своем самоопределении, в том числе и от каких-либо национальных традиций. Духовно-ценностная дезинтеграция общества проявилась и в политике в
сфере образования. В 1990-е – 2000-е годы проблемы духовно-нравственные, в
том числе и задача формирования национального воспитательного идеала, не
были осмыслены государством как приоритетные.
Российское законодательство в области образования в этот период вообще не отразило значимость духовно-нравственного образования и воспитания.
Так, принятый в 1992 году Закон РФ «Об образовании» не содержал никаких
положений о духовно-нравственном воспитании детей и молодежи. В этом законе содержалось только единственное положение общего характера о необходимости нравственного воспитания (статья 18), ответственность за которое возлагалась на родителей. Лишь в 2007 году часть 2 статьи 14 Закона «Об образовании» была дополнена положением о том, что содержание образования должно обеспечивать «формирование духовно-нравственной личности». А часть 6
статьи 9 Закона, посвященная образовательным программам, была дополнена
тезисом о включении в учебные планы курсов дисциплин и предметов, обеспечивающих духовно-нравственное развитие молодого человека.
Не только «Закон об образовании», но и другие государственные законодательные акты первой половины 1990-х годов, например, «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» (1992); Президентская программа
«Молодежь России» (1994), одобренная указом Президента РФ от 15 сентября
1994 года; Федеральный Закон «О государственной поддержке молодежных и
252
детских объединений» (от 28 июня 1995 года) и др. содержали лишь самые общие тезисы о необходимости духовно-нравственного воспитания.
Со второй половины 1990-х годов начался некоторый поворот государства к проблемам духовно-нравственного воспитания. В 1996 году вышел указ
президента РФ о поддержке общественных организаций, ведущих военнопатриотическую работу среди молодежи, а также постановление Госдумы РФ
«О социальной поддержке семьи, детей и молодежи», в котором содержалось
положение о развитии различных форм духовно-нравственного и патриотического воспитания. В 1997 году в Федеральной целевой программе «Молодежь
России» (1998-2000) уже появился раздел «Формирование условий для гражданского становления, духовно-нравственного и патриотического воспитания
молодежи». С 1998 года тема духовно-нравственного воспитания присутствует
и в Посланиях президента РФ Федеральному Собранию РФ. В 1999 году Минобразованием РФ была принята «Программа развития воспитания в системе образования России на 1999-2001 годы». В целях координации деятельности по
духовно-нравственному воспитанию и просвещению детей и молодежи в 1999
году был создан Координационный Совет по взаимодействию Министерства
образования РФ и Московской патриархии РПЦ. В новой Федеральной целевой
Программе «Молодежь России (2001-2005)» содержался уже весьма широкий
перечень мер, направленных на создание условий для гражданского воспитания
молодого поколения (проведение конференций по этой проблеме; поддержка
военно-патриотических молодежных клубов и центров; учреждение премий на
лучшее освещение темы; помощь объединениям, занятым поиском и захоронением останков погибших воинов, а также объединениям по реставрации памятников истории, культуры и архитектуры и др.).
Вместе с тем, приходится констатировать, что до настоящего времени не
принято какой-либо единой государственной программы по духовнонравственному воспитанию. Государство, органы власти, призванные заниматься этими вопросами, только нащупывают новые подходы, соответствующие современным общественным реалиям.
В 2009 году на официальном интернет-сайте Минобрнауки РФ была размещена Концепция духовно-нравственного воспитания российских школьников, разработанная одним из учреждений Российской академии образования –
«Институтом стратегических исследований в образовании». В 2010 году Минобрнауки РФ был подготовлен проект нового федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» и также размещен на официальном интернетсайте Министерства.
К сожалению, как первый, так и второй документы отразили секулярное
сознание и видение мира. Православные нравственные ценности, православное
мировоззрение оказались проигнорированными при разработке этих проектов.
Хотя оба документа затрагивают интересы десятков миллионов людей. В Кон253
цепции отсутствуют какие-либо христианские основы воспитания школьников,
отсутствует четкое определение важнейших элементов воспитания, основных
нравственных и духовных ценностей российского общества. В основу концепции заложено утверждение, что главное в духовно-нравственном воспитании
молодежи – формирование российской гражданской идентичности (этому и
уделено основное внимание). «Духовно-нравственное развитие граждан России,
– отмечается в Концепции, – является ключевым фактором модернизации России». Иначе говоря, духовное развитие необходимо, по мнению авторов Концепции, для «модернизации» и «инновации».
Что касается проекта Федерального Закона «Об образовании в Российской Федерации», то в его структуре вообще не выделены какие-либо пункты и
разделы, посвященные проблемам духовного просвещения, образования и духовно-нравственного воспитания. То есть, духовно-нравственное воспитание не
рассматривается методологически как важнейшая составная часть образования
людей. Отметим также, что в первом разделе проекта дается следующее определение воспитания: «Воспитание – систематический процесс формирования и
развития личности, подготовки обучающегося к участию в жизни общества в
соответствии с общечеловеческими, социокультурными ценностями, принятыми в обществе, правилами и нормами».
Как видим, сегодня не просматривается основная, ценностнообразующая
государственная политика в духовно-нравственной сфере. Налицо неопределенность и размытость базовой системы ценностей, отсутствие представлений о
высших ценностях и идеалах. Ушло традиционное христианское понимание
«нравственности», как благонравия, согласия с абсолютными законами правды,
достоинства, миролюбия, любви, чести, совести.
Утрата в ХХ веке традиционной религией своей стержневой роли привело сегодня к тому, что в обществе нет пока общеразделяемого представления о
единых созидательных, духовно-нравственных ориентирах, о привлекательных
для жизни страны ценностных приоритетах, объединяющих россиян в единую
исторически-культурную и социальную общность. Спасением в преодолении
этой духовно-нравственной, ценностной дезинтеграции российского общества
может быть только одно: распространение традиционной христианской нравственной культуры, православного уклада жизни, православных духовнонравственных традиций. Все это – фундамент формирования личности более
совершенной, устремленной к внутреннему преобразованию в Боге.
254
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исторический опыт учит многому
Бесценный исторический опыт России, всего человечества (положительный и отрицательный) накапливается и трансформируется в памяти народной,
выкристаллизовывается и оттачивается в трудах историков, философов, социологов, экономистов, культурологов, всех учёных обществоведов, а также в произведениях художников, поэтов, писателей, деятелей искусства и религии.
В течение нескольких веков ведутся жаркие споры о пользе и значении
исторического опыта в жизни общества. Гениальный немецкий философ Георг
Гегель в начале XIX века отмечал, что «опыт и история учит, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно
поучениям, которые можно было бы извлечь из неё».1 В начале ХХ века ему
как бы вторит великий русский историк В.О. Ключевский: «История не учительница, а надзирательница, magistra vitae: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». И далее он уточняет: «Жизнь учит лишь тех, кто её
изучает».2
Разномыслие в оценке опыта истории и её уроков явление не случайное и
объясняется многими объективными и субъективными причинами. Оно весьма
полезно и необходимо в процессе изучения жизни общества, побуждая учёных
к более глубокому и всестороннему постижению истины. Исторический опыт
приобретает черты научной категории и становится предметом пристального
внимания историков, философов, обществоведов лишь в ХХ веке. И это вполне
естественно, так как историческая наука и на Западе, и в России складывается
лишь в XVIII–XIX веках, когда гениальные философы, историки, социологи
лишь нащупывали первые научные походы к изучению этого феномена, а изучение всемирной истории человечества находилось ещё «в пелёнках».
Скептицизм в оценке исторического опыта нередко проскальзывает и в
работах современных авторов. Поэтому можно согласиться с мнением И.М. Савельевой и А.В. Полетаева о том, что «исторический опыт ХХ в. свидетельствовал не о невозможности учитывать уроки истории, как полагали и до сих
пор думают многие историки (хотя именно об этом как раз свидетельствовал
исторический опыт любого из предшествующих веков), а о востребованности
экспертных оценок других социальных наук, анализирующих современность».3
И далее они, рассуждая об опыте и уроках истории, весьма точно сводят длинГегель Г. Собр. Соч. М., 1935. Т. 8. С. 7.
Ключевский В.О. Сочинения. Т. 9. М., 1990. С. 393, 406.
3
Савельева И.М., Полетаев А.В. Теория исторического знания: Учебное пособие. СПб.-М.,
2008. С. 361.
1
2
ный и довольно пёстрый список функций истории к четырём ключевым понятиям: «поддержание образцов, легитимация, идентификация, открытие Другого. Такой подход даёт возможность концентрировать старую тему роли истории
на уровне современной социальной теории и осмыслить, что произошло с
функциями исторического знания именно в ХХ в.»4
Современные авторы, анализируя теоретические основы исторического
знания, смысл и богатое содержание человеческого самопознания, приводят
весьма поучительные и мудрые высказывания мыслителей прошедших веков.
Так, например, Генри Болингброк, английский государственный деятель первой
половины XVIII века, писатель, публицист, очень точно отмечал: «Любовь к
истории кажется неотделимой от человеческой природы, потому она неотделима от любви к самому себе. Именно эта первопричина влечёт нас вперёд и
назад, в будущее и к прошлым векам».5
А в первой половине ХХ века данную мысль развивает другой британский историк, философ, специалист по методологии и гносеологии исторической науки Робин Коллингвуд: «Для чего нужна история? Для человеческого
самопознания… Ценность истории поэтому и заключается в том, что благодаря
ей мы узнаём, что человек сделал, и тем самым – что он собой представляет».6
И ещё раньше гениальный итальянский мыслитель, учёный, художник
Леонардо да Винчи отмечал: «Мудрость есть дочь опыта». Его мысль подхватил и конкретизировал великий британский философ, писатель, историк и публицист Томас Карлейль: «Опыт самый лучший учитель, только плата за обучение слишком велика». Его горькую и вполне справедливую оценку поддержал
выдающийся государственный деятель, первый президент США Джордж Вашингтон: «Оглядываться назад нам следует только ради извлечения уроков из
прошлых ошибок и пользы из дорого купленного опыта».7
На наш взгляд, исторический опыт – это биосоциокультурный феномен,
отражающий процесс и результаты деятельности сознания во всех его проявлениях: чувственное и рациональное, эмпирическое и теоретическое, объективное
и рефлексивное, индивидуальное и коллективное. Исторический опыт в науке и
в жизни выступает чаще всего как совокупность усвоенных людьми знаний,
умений, навыков, проверенных и испытанных на практике.
Исторический опыт – категория объективно-субъективная. Его конкретное содержание определяется объективной сущностью исторического знания,
адекватно отражающего факты и события истории. В то же время исторический
опыт – категория субъективная в том смысле, что представляет собой отражение в сознании людей событий и фактов, тех или иных действий исторических
Савельева И.М., Полетаев А.В. Указ.соч. С. 326.
Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. М., 1978. С. 10.
6
Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 13-14.
7
Энциклопедия афоризмов. (Мысль в слове). М., 1999. С. 356.
4
5
256
личностей и масс, обязательно включающих в себя оценку результатов этих событий и действий, преломленных через призму различных интересов субъекта
– носителя опыта.
Исторический опыт обладает богатым конкретным содержанием. Это
связано со многими сторонами, направлениями деятельности того или иного
субъекта – участника исторического процесса. Различны также уровни и формы
осознания исторического опыта: он может проявиться в виде обыденного сознания масс, весьма непоследовательного, подчас противоречивого общественного мнения, в виде идеологии, научного мировоззрения и, наконец, в виде иллюзорного сознания представителей отсталых слоёв и кланов общества, ложно
воспринимающих реальные исторические процессы через кривое зеркало своих
эгоистических, сугубо меркантильных, корпоративных интересов.
Исторический опыт различается и по характеру оценки результатов исторической деятельности: она может быть положительной (позитивной), и тогда
опыт содержит оптимальные пути и способы действия, непосредственно ведущие к достижению поставленной цели, и отрицательной (негативной), требующей для успешного решения выдвинутых задач анализа причин и сущности допущенных в прошлом ошибок, исправления их в последующей работе.
Следовательно, исторический опыт выступает как сложное, многогранное, многоплановое и противоречивое явление. Его следует рассматривать как
обобщённую и теоретически осмысленную историческую практику, служащую
одним из средств и условий объективного познания и революционнореформистского успешного преобразования исторической действительности.
Разумеется, далеко не всегда исторический опыт может подсказать готовое решение актуальной проблемы и его ни в коем случае нельзя абсолютизировать. Поэтому, чаще всего использование исторического опыта осуществляется более сложным путём, связанным с изучением ранее применявшихся и
оправдавших себя на практике методов решения политических, социальных,
экономических и духовных задач, с целью извлечения из прошлого опыта не
столько готовых рецептов для практики, сколько ценных для неё методологических и методических рекомендаций о способах научно обоснованного подхода к аналогичным задачам в современных условиях. И в этой связи никогда не
надо забывать остроумного высказывания американского писателя-сатирика
Генри Уиллера Шоу: «Опыт увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает
нашей глупости».8
Необходимо также отметить, что основными чертами позитивного исторического опыта являются научная обоснованность, созидательность, социальное новаторство, преемственность, конкретно-историческая обусловленность,
интернационализм, умножаемость, результативность и некоторые другие.
8
Энциклопедия афоризмов. (Мысль в слове). С. 357.
257
Промежуточным связующим звеном между опытом «объективной истории» и теоретически осмысленным историческим опытом являются уроки истории. Вычленение уроков истории – задача чрезвычайно сложная. Урок истории является средством усвоения опыта, позволяет использовать всё лучшее,
передовое, избежать поисков уже найденных решений, повторения возможных
ошибок. База для вычленения уроков истории – понимание закономерностей
исторического развития, общих и особенных черт его различных этапов, сути
текущих событий, их причин и следствий, основополагающих результатов,
признание повторяемости, однотипности основных процессов человеческого
бытия. Не случайно вождь большевиков, неоднократно и последовательно обращавшийся к этим вопросам писал, что необходимо «учиться у уроков истории, не прятаться от ответственности за них, не отмахиваться от них…»9
Очевидно также, что, концентрируя в себе опыт развития человечества во
всей его конкретности и многообразии, историческая наука позволяет прийти к
выводам, имеющим важное значение для решения проблем современности, и
тем самым оказывает непосредственное влияние на созидательную, целенаправленную деятельность людей и политических партий. Усвоение и успешное
применение на практике опыта истории и её уроков невозможно без глубокого
и всестороннего изучения глобальных проблем ХХ–XXI веков, вопросов методологии и философии общественного процесса, его основных этапов и особенностей каждого из них, диалектики власти и культуры, мировоззренческих и
духовных противоречий человечества.
И не случайно, что в данной научной, коллективной монографии в центре
внимания оказались проблемы методологии истории, её периодизации, противоречия и парадоксы власти, её государственных и политических структур, актуальные вопросы развития российской культуры и ментальные особенности,
характеристики её творцов.
Фундаментальные проблемы отечественной истории всё больше привлекают внимание как зарубежных, так и российских учёных. Они, в свою очередь,
нередко сталкиваются с трудноразрешимыми и недостаточно исследуемыми
вопросами философского и методологического характера. Информационный
взрыв, наиболее конкретно проявившийся на рубеже тысячелетий в области
общественных наук, наглядно показал острую необходимость новых теоретикометодологических подходов в осмыслении прошлого, оптимизации настоящего
и эффективного разрешения проблем будущего развития человечества на путях
гармонизации природы, общества и человека.
Очевидно также, что кризисные явления в любой науке неразрывно связаны с недооценкой, а, порой, и прямым игнорированием философскометодологических принципов научного исследования. При этом недобросо9
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 419.
258
вестными авторами под видом либерализации и политической целесообразности используются разного рода квазинаучные концепции и теории, основанные
на принципах субъективного идеализма, вульгарного материализма, а также их
многочисленных спекулятивных комбинаций и многочисленных постмодернистских подходов, имеющих иррациональный и алогичный характер. Они
считают, что мир не таков, каков он есть, а представляет некую фантасмагорическую реальность, порождаемую их необузданной фантазией.
Безусловно, методов исторического исследования много и все они имеют
огромную научную и практическую ценность в ходе исследования. Очевидно
также и то, что историки сознательно или неосознанно используют те основные
методы, которые сформировались в ходе длительного исторического процесса,
стали привычными, являются наиболее распространенными и востребованными. В соответствии с современными представлениями научный метод представляет собой совокупность путей, требований и норм, правил и процедур,
научного инструментария, обеспечивающую оптимальное взаимодействие
субъекта с познаваемым объектом с целью позитивного решения поставленной
исследовательской задачи. Чаще всего современные историки используют следующие научно-теоретические методы: исторический, логический и понятийно-терминологический, восхождение от конкретного к абстрактному и обратно,
идеализации, актуализации, формализации и моделирования, историкогенетический, историко-сравнительный, историко-типологический, историкосистемный, а также статистический и клиометрические подходы.
Следует также учитывать и то, что современная история России неразрывно и тесно связана с судьбами всех народов нашей планеты. Нет ни одного
значительного события современности, в котором бы не отразилось влияние
нашей страны, её успехов или неудач, её силы или слабости. «Страна с непредсказуемой историей, абсолютно непонятным настоящим и весьма неопределенным будущим» – таков сегодня феномен массового исторического сознания
россиян. Это распространенный и весьма живучий предрассудок можно преодолеть только путем научного постижения, через объективное, комплексное,
взвешенное, соразмерное освещение переломных, кризисных, драматических
этапов нашей и мировой истории. Всегда надо помнить, что реальное прошлое
любой страны имеет только один исторический путь, вполне конкретное, сопоставимое по объективным показателям с другими государствами, настоящее и
несколько реальных альтернатив будущего развития: от идеальнооптимального до катастрофического состояния общества.
В действительности вопрос состоит в том, как интерпретировать наше
прошлое: в рамках глобальных, общеисторических тенденций и процессов, как
один из ведущих типов мировой цивилизации – евроазиатский, российский.
Или как некий уникальный феномен «антицивилизации», расположенный в
геопатогенном пространстве, аккумулирующий все негативное с Востока (тота259
литарные формы азиатского деспотизма, сервильности, отсталости и невежества) и с Запада (ультрарадикальные формы социального утопизма и инженерии, тоталитарного милитаризма и бюрократизма, экспансионизма и аннексионизма). Современные русофобы полагают, что Россия показывает исключительно отрицательный пример тупикового и катастрофического развития для
других наций и народов. Это отражается и в иных, во многом надуманных, предельно политизированных и крайне идеологизированных, социально ангажированных пропагандистских схемах исторического развития, предназначенных
для «промывки мозгов» и массового манипулирования населением нашей страны и всего мира.
Эта тенденция имеет давнюю историю. Еще философ П.Я. Чаадаев в своих «Философических письмах» утверждал, что наше прошлое – пусто, настоящее невыносимо, а будущего у России нет. В тоже время шеф жандармов и
начальник III отделения граф А.Х. Бенкендорф в своем ультрапатриотическом
восторге официально пытался обосновать известный тезис о том, что прошлое у
России блестяще, настоящее – великолепно, а будущее настолько превосходно,
что неописуемо. Столь полярные и взаимоисключающие оценки нашего исторического прошлого, настоящего и перспектив будущего пытался методом художественно-поэтического, образного восприятия оценить Н.А. Некрасов. Он
писал:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь.10
Другой великий русский поэт, как бы подводя итог этой научнохудожественной дискуссии, с грустью писал:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.11
Если рассматривать историю нашей страны в научных координатах, в
контексте мировых процессов и как составную часть и один из ведущих типов
мировой цивилизации, руководствуясь при этом едиными, объективными критериями, то можно достаточно точно определить основные географические, ис10
11
Некрасов Н.А. Стихотворения. Поэмы. М., 1971. С. 633.
Три века русской поэзии. XVIII–XX вв. Хрестоматия. М., 2003. С. 547.
260
торические, расово-этнические, социальные, конфессиональные, культурные и
ментальные особенности нашего общества. Это поможет дать объективный
анализ его исторической роли в мировом сообществе и определить основные
направления наиболее вероятных вариантов ближайшего будущего, поскольку,
как гласит древняя мудрость, народ, не знающий своей истории, не имеет достойного настоящего и не способен реализовать лучшее будущее.
Весь ход мировой истории, в наиболее общей форме, можно выразить в
следующей формулировке, выражающей сущность гуманитарного, цивилизационно-формационного и синергетического подходов. История – это конкретная результирующая конкуренции и сотрудничества различных цивилизаций
(от микроцивилизации исторической личности до глобальной общечеловеческой цивилизации) за существование и доминирование в эволюционнореволюционном развитии от доисторической стадии архаического общества до
современной в целях реализации более совершенной формации будущего человеческого сообщества на основе общечеловеческих идеалов и ценностей добра,
мира и гуманизма. Иначе говоря, весь мировой исторический процесс рассматривается как победоносная борьба и эффективное сотрудничество во всех сферах человеческой жизни за наиболее оптимальные формы существования самоорганизующегося человечества.
В ходе этого глобального, весьма противоречивого и нелинейного процесса в лидирующем положении оказываются те субъекты истории, которые
наиболее полно и эффективно используют все преимущества своего геоисторического и военно-стратегического положения, а также природно-демографический, расово-этнический, социально-экономический, культурно-образовательный, идейно-политический и духовно-нравственный потенциалы. Кто лучше
считает, тот и побеждает!
Объективный критерий исторических процессов – это оценка их по конечным или промежуточным результатам, которые достаточно легко учитываются и их сравнительно просто идентифицировать от сокрушительного поражения и уничтожения до полной и окончательной победы в мировом масштабе,
с точки зрения их соответствия коренным, национальным и государственным
интересам того или иного общества. Вкратце, это сохранение территориальной
целостности на основе принципа нерушимости границ, укрепление реального, а
не формального суверенитета, стабильное и динамичное, выше среднемирового
социально-экономическое развитие и духовно-нравственное совершенство общества, а также миролюбивая внешняя политика, основанная на уважении,
добрососедстве и взаимной выгоде с народами и правительствами соседних и
других государств.
Совокупность национальных интересов, в конечном итоге, составляет коренной интерес общечеловеческого сообщества в целом, поскольку их соблюдение создаст фундаментальную базу для минимизации военных конфликтов и
261
для последующей мирной конкуренции и сотрудничества всех государств и
народов в соответствии с нормами международного права и реализации известного принципа: «Единство человечества в его многообразии».
Для осуществления этой благородной цели и была создана державамипобедительницами в 1945 году Организация Объединенных Наций. На основе
анализа национальной статистики стран-участниц, Секретариат ООН ежегодно
публикует совокупный индекс развития государств по основным количественным и качественным параметрам, который отражает реальное изменение и динамику развития всех стран мира. Следует напомнить о печальной судьбе предтечи ООН, Лиги Наций, которая не сумела предотвратить Второй мировой войны. Поэтому укрепление нового мирового порядка в рамках ООН должно стать
твердой гарантией мирного, демократического и прогрессивного развития человечества, а также дать возможность предотвратить вполне вероятные межцивилизационные войны, которые окончатся вселенской катастрофой.
До последнего времени ученые обращали основное внимание на цивилизации Запада и Востока, вкладывая в эти понятия самый различный смысл. С
точки зрения реалий геоисторического развития и классификации цивилизаций
по территориально-хронологическим параметрам, а также по уровню и степени
их самостоятельного развития следует выделить четыре основных типа субглобальных цивилизаций: Юга, Севера, Востока и Запада. Россия, находясь на
стыке периферий Востока, Запада и Севера, представляет собой уникальный
тип российской межсубглобальной цивилизации, которая не вписывается ни в
одну из них. Наши предки, создавшие Московское централизованное государство и Всероссийскую империю, сумели освободиться от монгольских захватчиков и отстоять свою независимость от польских, литовских, шведских,
немецких, французских, турецких и татарских агрессоров. Они, опираясь на военно-государственные структуры, сумели освоить огромные пространства
Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, а также завоевать обширные
территории Центральной Азии, Кавказа и восточной части Центральной Европы. И даже после распада Российской империи и роспуска СССР на территории
Российской Федерации сосредоточено более трети разведанных мировых запасов природных ресурсов.
Анализ цивилизаций и формаций общественного развития убеждает нас в
том, что они неразрывно связаны между собой и представляют взаимодополняющие стороны конкретно-исторического процесса. Многие цивилизации
проходят определённые фазы и ступени формационного развития, а формации,
в свою очередь, имеют тот или иной доминирующий тип цивилизации, совершенствуются и видоизменяются в результате борьбы и сотрудничества различных социальных групп за «место под солнцем».
Необходимо также отметить, что все вышеизложенные проблемы нуждаются в дальнейшем, более глубоком и всестороннем изучении.
262
Мы понимаем, что, глядя в прошлое, необходимо думать о будущем, видеть перспективы развития, стремиться искать и находить достойные и эффективные ответы «на вызовы времени», на очередные потребности практики и постоянно развивающейся науки. И среди наиболее перспективных, практически
значимых задач исторической науки следует, пожалуй, выделить три проблемы,
не получившие пока своего всестороннего и глубокого развития.
Во-первых, историки, обществоведы находятся ещё в начале пути в деле
изучения истории русского менталитета с древнейших времён и до наших дней.
А без этого очень трудно и практически невозможно проследить взаимодействие экономических, политических, социальных, культурных и духовных факторов человеческого развития, раскрыть всё богатство и многоцветие исторического процесса.
Во-вторых, лишь в отдельных работах проанализирована динамика геополитического статуса России в ХХ веке,12 намечены новые пути его изучения
с IX по XXI века. А без этого невозможно верно понять и глубоко изучить причины и следствия взлётов и падений российской государственности, трудно
выработать стратегию и тактику властных структур, направленных на возрождение и подъем нашей страны в XXI веке.
И, наконец, в-третьих, очень важно продолжить анализ проблемы глобализации научных знаний в процессе изучения и преподавания истории России,
всего человечества.
Естественно, что фундаментальная проработка всех этих проблем поможет дальнейшему совершенствованию «старых» и вместе с тем вечно новых
сюжетов исторической науки, будет способствовать более глубокому осмыслению методологических, источниковедческих, историографических вопросов, а
также откроет новые горизонты в изучении философии и смысла истории, в постижении богатейшего, бесценного опыта жизни всего человечества.
Очевидно также, что весьма разнообразные проблемы, проанализированные в данной книге, и многие «белые пятна» и «темные страницы» отечественной истории, ждущие своего исследователя, безусловно, преумножат и обогатят
наш исторический опыт, сделают его более осязаемым, конкретным и понятным для всех, кто серьёзно интересуется судьбой нашего Отечества. И мы
надеемся, верим, что положительные и отрицательные уроки нашего бытия
научат многому любознательного, вдумчивого читателя, стремящегося последовательно и объективно изучать и воспринимать исторические факты, закономерности и основополагающие тенденции развития современности и ближайшего будущего.
См. Степанов А.И. Динамика геополитического статуса российского государства
(1914-1919 гг.). М., 2001.
12
263
Научное издание
Современная интерпретация российской истории
в условиях глобализации
Под редакцией профессора А. И. Уткина
Подготовка оригинал -макета:
Издательство «МАКС Пресс»
Компьютерная верстка: Комарова М.А..
Издательство ООО “МАКС Пресс”
Лицензия ИД N 00510 от 01.12.99 г.
Подписано к печати 25.07.2011 г.
Формат 60х90 1/16. Усл. печ. л. 16,5. Тираж 500 экз. Заказ 125.
119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ имени М.В. Ломоносова,
2-й учебный корпус, 627 к.
Тел. 939-3890, 939-3891. Тел./Факс 939-3891.
264