Самые большие ошибки мы совершаем по причине излишней рассудочности. Памятка желающим сохранить Любовь на бытовом уровне Любовь ушла по-английски. И не просто по-английски чопорно, а как-то очень даже буднично, тихо, скромно и потому немного грустно. Ушла как-то совсем по-домашнему. Вот так вот просто, совсем просто - взяла и ушла. Как выяснилось уже потом, Она не то чтобы ушла: Она вышла, просто вышла, и ещё какоето время ждала, что спохватятся, увидят, заметят, почувствуют, ощутят, осознают, очнутся в конце концов. Но ничего этого не произошло. Любовь ушла, не попрощавшись и не хлопнув дверью, чтобы искусственно не привлечь к своему уходу внимание, а ведь Ей так хотелось, чтобы Её уход не то что бы увидели, а почувствовали и услышали, и ещё очень немножко хотелось, чтобы внимание было естественным. Любовь, как мы теперь уже знаем, в тот момент пока ещё только вышла. Она ещё какое-то время постояла под дверью, прислушиваясь, не выбежит ли кто-нибудь вернуть Её. Потом подошла к окну на лестничной площадке, ещё какое-то время оглядываясь на двери; но уже всё чаще и чаще начинала смотреть не столько в окно, сколько сквозь стекло в ту самую даль, откуда уже не возвращаются. Она ещё по инерции продолжала ждать и надеяться, что вот-вот спохватятся, выскочат на лестничную площадку, увидят, закричат от радости и начнут просить вернуться и больше не уходить. Начнут говорить нежные слова и просить прощения, а в душе приговаривать: «а могла бы и дверью хлопнуть, ну хотя бы чуть-чуть, ну чтоб хоть немножко было слышно». Но никто так и не выбежал и даже не вышел. Даже к соседу за спичками или солью. Потом Любовь «стрельнула» сигаретку у некурящего соседа по площадке, нервно закурила и в очередной раз утвердилась в предположении, что «здоровый» образ жизни и настоящие чувства иногда гуляют порознь. Она бы, может, ещё и выпила, но некурящий сосед грустно выдавил из себя, что решил начать вести «здоровый» образ жизни, бросил пить и не пьёт уже три дня, но зато стал курить. «Наверное, потому и курит, что пить бросил», – подумала Любовь и отвернулась к окну. И Любовь ушла. Она даже не обиделась, скорее, удивилась, что никто так и не заметил Её ухода. А быть может, и обиделась, но себе в этом признаться постеснялась, а другим виду не подала. В конце концов, это Её личное дело. И как всякая настоящая Любовь, Она, конечно же, ушла с гордо поднятой головой (не путать с гордыней). Всё правильно. С гордо поднятой головой ходит тот, кто не побирается чужими чувствами и не просит духовную или душевную милостыню (опять же не путать с гордыней). А всё начиналось так хорошо. Только ты и я, и звезды – «мяу»! А потом стало – только я и я, на фиг звезды – «гав-гав»! 1 Когда, в конце концов, обнаружили пропажу, посыпать голову пеплом никто не стал. То ли правильного пепла под рукой не оказалось, то ли решили, что они-то здесь ни при чём, и дружно договорились обоюдно и искренне считать, что Любовь ушла погулять, а когда Ей гулять надоест, то Она сама и вернётся. А что, с кем не бывает. Ведь всё же «как у людей». И тогда наши герои, не удержавшие Любовь, решили жить без Неё, т. е. без Любви. То есть рядом, и почти вроде бы как вместе, но без Любви, не подумав о том, что жить без Любви это приблизительно как быть «чуть-чуть беременной». А что, с кем не бывает. Ведь всё же «как у людей». Но жить без Любви сначала стало как-то скучно, а вскоре и почти невыносимо. А ведь втроем было так душевно! И вот когда все жили втроем: Он, Она и Любовь – было так хорошо, весело и просторно. А когда стали жить только вдвоём – стало плохо, грустно и тесно. Представляете – вдвоём теснее, чем втроём! Бред какой-то! Ведь всё же «как у людей». А что, с кем не бывает. А не бывает с тем, кто бывает самим собой; причём не только с самим собой, но и с другим, т.е. с тем, кто всегда рядом, т.е. с НИМ или с НЕЙ. С тем, кому глубоко плевать, что кто-то что-то скажет, или «не дай Бог» подумает. С тем, кто не врёт и не лицемерит. С тем, кто плачет, когда плохо, и смеётся, когда хорошо. С тем, кому всего и всегда хватает, и ни в чём нет недостатка. С тем, кто не натягивает на себя воняющую трижды использованным одноразовым презервативом искусственную улыбку не только без повода, но и даже при наличии такового. Когда не питаются или не подъедаются чужими эмоциями и не живут чужими жизнями, пускай даже прекрасными, но всё-таки чужими жизнями. Когда не берут чужое счастье напрокат и не примеряют киношные образы. Когда живут, как могут, а не так как «надо», или как кто-то сказал. Когда никто и никому ничего не должен, но и ему никто и ничего не должен. Когда счастлив; и не делает вид, что могло бы быть и ещё лучше. Когда «пофестивалить» поодиночке на аркане не затянешь, а вместе на аркане не вытянешь. Когда есть подозрение, что еда отравлена или не свежа, то ест первый сам. А если последний кусок, то отдаст Любимой или Любимому – Ей или Ему ведь нужнее. Когда не «всё как у людей» а только так, как у вас самих, у двоих. 2 Когда один умер от Любви, а другой без неё или без него и даже с Любовью жить не захотел. Когда Оба понимают, что нет главных и второстепенных, избранных и отвергнутых, а что Оба равноправны и равно важны, и что Оба образуют одно равное целое, которое является частью Великого Целого, сотворённого Богом. И ещё очень и очень много «когда». Вот тогда попробуй, спроси Любовь: «А где здесь выход?» А Она и растеряется. Да откуда же Ей знать, где здесь выход? «Так это не к нам – это к соседям», – скажет вам Любовь и искренне улыбнется, – «а у нас всё в порядке!» 3