Игнат

Анастасия Букреева
ИГНАТ
Дилетантская пьеса в двух действиях.
Действующие лица:
Атлант – худой очкарик, сутулится, тридцать два года. Может менять голоса.
Чаще всего говорит неприятным голосом.
Григорий Маевский – его отец, высокого роста и крепкого телосложения,
проректор.
Игнат – десятилетний сын Маевского от второго брака, предположительно
аутист.
Мила – жена Маевского, красавица, двадцать восемь лет.
Бабушка – мать Маевского.
Рабочий из ближнего зарубежья.
ДЕЙСТВИЕ 1
Гостиная. В самой середине стоит старый шкаф1. Над ним установлен белый
экран для проектора. Слева входная дверь и большой овальный стол, справа – дверь
в комнату и окно. Правый угол частично закрыт ширмой. Кое-где разбросаны
книги и бумажные самолетики.
Сцена 1
Темнота. Звук ключа в скважине. Дверь открывается настежь, освещена только
она. От двери свет падает на шкаф. Атлант сидит на чемодане спиной к
зрителям, смотрит прямо на шкаф. В комнату с разных сторон одновременно
входят Маевский и Мила. В руках Маевского журнал (например, «Наука и жизнь»).
Мила включает свет.
1
В шкафу отодвигается задняя стенка, чтобы актеры могли уйти со сцены незаметно.
МАЕВСКИЙ (с силой бросает журнал на стол): Надо было сменить замки. Ну,
здравствуй, что ли…
АТЛАНТ (глядя прямо перед собой): Добрый вечер, Григорий Петрович. Я…
МАЕВСКИЙ: Опять не получился? (Пауза.) Ну, проходи-проходи.
АТЛАНТ: Я уже прошел, вы очень любезны. Хорошо выглядишь, Мила. Можно
подумать, ты ведешь праведную жизнь. Ни одной морщинки на лице. Умница.
МИЛА (встает между ним и шкафом, наклоняется): Ужинать будешь?
АТЛАНТ (медленно поднимает голову, смотрит на грудь Милы): Не рискну.
(Поворачивается на чемодане, оглядывается вокруг.) А тут ничего не меняется.
Все на своих местах, как будто мебель в пол вросла. (Гладит шкаф рукой.)
МАЕВСКИЙ: Так лучше для Игната.
МИЛА: Не меняется, кроме твоей комнаты. Там теперь кладовка.
АТЛАНТ (встает): Спасибо, спасибо, милая Мила. Я боялся, там будет туалет.
МАЕВСКИЙ: В твоей комнате – ремонт.
АТЛАНТ: Прямо сейчас?
МАЕВСКИЙ: С завтрашнего дня. Куча мусора, банки с краской. Ну, сам
понимаешь, как это бывает.
МИЛА: Не знаю даже, куда положить-то тебя.
АТЛАНТ: На коврик положите. Или вот могу на подоконнике пристроиться. Я могу.
Мила уходит со сцены, возвращается с тарелками, расставляет их на столе,
прислушивается.
МАЕВСКИЙ: И все-таки… Да ты раздевайся, не стесняйся. Чувствуй себя как
дома.
АТЛАНТ (с иронией): Спасибо, папа. Ты очень добр.
Маевский кашляет.
АТЛАНТ: Как самочувствие?
МАЕВСКИЙ: О, об этом можешь не беспокоиться. Все в полном порядке. Мне на
покой еще рано, очень рано. Здоров, как бык. Энергичен, полон сил… (С трудом
усаживается в кресло.)
АТЛАНТ: Да уж... Лицо бледное, руки трясутся. И здоровые быки долго не живут.
По многим причинам.
МАЕВСКИЙ (складывает руки крест-накрест): Это дурное освещение. Вечно тебе
что-то привидится в плохом свете. Хороший чемодан.
АТЛАНТ: Да. Не мой.
МАЕВСКИЙ (холодно): Не сомневался. И все-таки хотелось бы знать о твоих
планах на будущее.
АТЛАНТ: Мне бы тоже хотелось, папа. (Делает акцент на слове «папа».) Но я не
знаю.
МАЕВСКИЙ: Хотя бы относительно твоего визита. Я, кажется, отправляю тебе
деньги без задержек. Зачем же ты пришел? Соскучился?
Атлант оглядывает комнату, подходит к окну, открывает его. Фонограмма шума
дождя. Некоторое время стоит, не шевелясь. Закрывает окно. Звук пропадает.
АТЛАНТ: Прекрасное изобретение человечества – стеклопакет. Тебя будут убивать,
никто не услышит…
МАЕВСКИЙ: И?
АТЛАНТ: Пожалуй, я останусь тут навсегда.
Мила роняет тарелку.
МАЕВСКИЙ: Навсегда?
АТЛАНТ (внимательно смотрит на Милу): Пожалуй, что да…
Атлант берет другую тарелку и сует в руки Миле, явно ожидая повторной
реакции.
АТЛАНТ: Пожалуй, я останусь тут навсегда. Останусь навсегда. По буквам о-с-т-ан-у-сь…
МАЕВСКИЙ: Ради всего святого, иди в свою комнату.
АТЛАНТ: В кладовку с мусором? Я так понял, обниматься мы не будем.
МАЕВСКИЙ: У нас будет время поговорить об этом.
АТЛАНТ (удивленно): О том, почему родственникам нельзя обниматься? (Резко
разворачивается, останавливается у шкафа, обнимает его.)
АТЛАНТ: Здравствуй, Игнат! (Быстро уходит со сцены, продолжает из-за кулис.)
Как же мне тебя, братец, не хватало. Дивного голоса твоего…
МИЛА: Это никогда не кончится.
МАЕВСКИЙ: Не волнуйся, Милочка, он блефует. Я не позволю ему здесь
оставаться.
МИЛА: В прошлый раз ты тоже так говорил. Ты говорил, он больше никогда не
переступит порог нашего дома. И что? Он опять ненавидит меня. Он ненавидит нас
всех.
МАЕВСКИЙ: Нет, Мила, он просто никого не любит, только и всего. Как жаль…
Очень скверно все это.
АТЛАНТ (из-за кулис): Голоса твоего громкого не хватало, звонкого твоего!
МИЛА (резко): Я хочу, чтобы этот монстр немедленно уехал!
Из шкафа доносится громкий стук.
МАЕВСКИЙ (обнимая Милу, смотрит на шкаф): Не кричи, милая. Ты же знаешь,
что кричать нельзя.
Уходят в разные стороны одновременно.
Сцена 2
В гостиную возвращается Атлант. За ним следом входит бабушка с палкой,
прихрамывает. Атлант устанавливает видеокамеру на тумбочке справа и вторую
– слева.
АТЛАНТ: Спасибо, бабушка.
БАБУШКА: За что это?
АТЛАНТ: За то, что не мешаешь.
БАБУШКА: Я уже слишком стара, чтобы кому-то помешать.
АТЛАНТ: Нет, как раз в твоем возрасте – самое время. (Пауза.) Все интересное
рождается в темноте.
Атлант подходит к выключателю. Сцена слабо освещена. Звук хлопающей двери,
из шкафа вылетает самолетик. Атлант бросается к нему с камерой. На белом
экране над шкафом появляется изображение комнаты со шкафом.
АТЛАНТ: Игнат! Глупый ребенок. У него есть шанс попасть в историю, а он
убегает.
Появляется Мила.
МИЛА: Он не лабораторная крыса.
АТЛАНТ: Да, лабораторной крысой в этом доме всегда был я. Запустили. Смотрят:
выживет - не выживет.
МИЛА: Чай готов, позови отца.
АТЛАНТ: Я переживу его отсутствие.
МИЛА: Гриша!
АТЛАНТ: А почему никто не зовет Игната?
БАБУШКА: Потому что он всегда здесь.
Атлант ставит ноутбук на стол, бесцеремонно сдвинув все чашки в сторону. Изза кулис выходит Маевский. Он очень раздражен.
АТЛАНТ: У меня тут была любопытная статья про нашего мальчика, то есть про
таких, как он. Или не таких… Неважно.
МАЕВСКИЙ (усаживаясь в кресло): Стоит ли утруждаться, если неважно?
АТЛАНТ: Стоит, Григорий Петрович. Это очень интересно. Ты, как человек науки,
должен рассматривать все существующие гипотезы.
МАЕВСКИЙ: Моя наука к медицине не относится.
АТЛАНТ: Никто не знает, к чему относится твоя наука. А Игнат, возможно, вовсе не
болен.
БАБУШКА: Да?
МАЕВСКИЙ (бабушке): Да, мама, ему просто нравится годами сидеть в шкафу и
раскачиваться из стороны в сторону. Это совершенно нормальное поведение для
большинства детей. Хватит! Я не хочу больше об этом говорить. В этом доме было
слишком много докторов.
АТЛАНТ: Докторов много не бывает. Я имею в виду настоящих, а не ваших
шарлатанов.
МАЕВСКИЙ: Очень жаль, что ты не застал профессора Семенова. Он крупный
специалист по психическим расстройствам. И представь себе, он был здесь и сидел
вот за этим столом, где сейчас сидишь ты. Он бы и тебя подлечил.
АТЛАНТ (закатывая глаза): Не могу в это поверить. Сам профессор Семенов! Я
буду целовать стул, на котором сидел такой великий зад! (Берет стул, делает вид,
что целует.)
Маевский раздраженно открывает журнал и прячется от окружающих.
МИЛА: Это очень хороший доктор.
АТЛАНТ: Почему Игнат – ваш сын, а врачей ненавижу только я? Вы знаете, что за
границей аутистов начинают лечить чуть ли не с рождения? А у нас это не принято.
Нам предлагают отказаться от ребенка и родить нового. Лет через пять… Ну, когда
становится понятно, что наша крошка не такой, как все.
МАЕВСКИЙ (Атланту): Это тебя надо было лечить с рождения.
БАБУШКА: А зачем их вообще лечить?
АТЛАНТ: Философские вопросы оставим на потом, дорогая бабушка. (Открывает
ноутбук, читает.) Английский психиатр Роберт Стивенс сделал сенсационное
заявление. По его мнению, основанному на многолетней работе и наблюдении за
детьми-аутистами, рожденными в последние десять лет, диагноз, ранее
поставленный таким детям, может оказаться ошибочным. Аутисты «новой волны»,
также как и раньше, не испытывают потребности в общении, стараются избегать
зрительных и тактильных контактов, фокусируются на неживых предметах и своем
внутреннем мире. Однако ситуация усугубляется практически полным отсутствием
речи. Доктор Стивенс утверждает, что подобное поведение может вовсе не являться
признаком аутизма. Эти дети не говорят, не общаются со сверстниками, однако их
мозговая активность зачастую значительно выше средних показателей. Стивенс
заметил, что дети, которых никогда не учили читать, судя по всему, способны
обучиться чтению без посторонней помощи.
МАЕВСКИЙ (выглядывая из-за журнала): Ты где это вычитал? В журнале «Мир
фантастики»? Как, скажи на милость, они могут читать, когда говорить толком не
умеют?
АТЛАНТ: Стивенс допускает, что новые аутисты попросту дурят исследователей,
которые принимают их стиль жизни за признак слабоумия. И это в свою очередь
сводит на нет любые эксперименты над ними.
МАЕВСКИЙ: Просто кошмар в деревне Мидвич2. А потом они вырастут и
уничтожат нас…
АТЛАНТ: Появление таких детей, считает Стивенс, обусловлено не только
плачевным состоянием экологии, но и глобальным упадком психологического
климата современного общества.
МАЕВСКИЙ: Боже мой! Какой кретин писал эту статью? Глобальный упадок
психологического климата, это надо же!
Атлант закрывает ноутбук, кладет палец на журнал, которым прикрывается
Маевский, опускает его вниз.
АТЛАНТ: Я думал, тебе понравится. Ты зря улыбаешься. В графстве Йоркшир даже
сформировали специальный класс для таких детей. Точный диагноз не ставят.
Прогноз тоже не ясен. Никто из них не дожил до совершеннолетия.
МИЛА (тревожно): Они все умирали?
АТЛАНТ: Нет. Они просто еще не дожили. Самому старшему только одиннадцать.
Но он молчит, скромняга…
МАЕВСКИЙ: Наш уже лет двенадцать не произносит ни слова.
АТЛАНТ: Ему девять, папа.
БАБУШКА: Ему десять.
АТЛАНТ (Маевскому): Дети тебе явно не удались.
Мила берет маленькую мисочку и ставит на пол, рядом со столом. Поправляет
коврик.
МАЕВСКИЙ (сам с собой): Зато как гоняет в стрелялки! Решает любые задачи и
всегда выигрывает в шахматы. Всегда! Гениальный ребенок, разве что не
разговаривает и никого не узнает…
АТЛАНТ: А в шахматы он играет сам с собой, надо полагать?
2
Имеется в виду американский фантастический фильм «Проклятие деревни Мидвич» (англ.
Village of the Damned) о детях, обладающих сверхспособностями.
Атлант встает, поправляет камеру. Кланяется ей.
МАЕВСКИЙ: Зачем ты снова ставишь эти камеры? Здесь не реалити-шоу. Что ты
хочешь? Чтобы он встал на табуреточку и прочитал отрывок из «Евгения
Онегина»?
АТЛАНТ: Может быть, он просто не любит Пушкина.
МАЕВСКИЙ: Он никогда не заговорит.
АТЛАНТ: А вы с ним говорили? Он был маленьким, вы с ним сюсюкали. Я это
помню. Так вот, не хочу вас расстраивать, но это не речь. Вы напрасно думаете, что
с орущими розовыми младенцами не о чем поговорить. Только когда вам этим
заниматься? Мама на благотворительных вечерах в помощь голодающим Рублевки.
Папа на симпозиумах в честь непонятно чего, бабушка не в своем уме. С кем
говорить несчастному ребенку?
МАЕВСКИЙ: Много ты понимаешь. Бездельник, болтун... Носишься со своими
камерами, с фантазиями своими. Они тебя кормить не будут, учти.
АТЛАНТ: Это мое дело.
Мила ищет Тусика, лысую китайскую хохлатую собачку, чья большая фотография
стоит на тумбе, возле входной двери. Мила выходит из гостиной, заходит
обратно, свистит и чмокает.
АТЛАНТ: Гриша здесь. Не зови.
МАЕВСКИЙ (бросая журнал на пол): У меня нет слов, чтобы объяснить тебя. Ты
странный. Странный… Явился… Выдохся. Что? Выгнала она тебя? С кем ты там
путался в последнее время? С какой-то активисткой… Как Ленин с Крупской.
МИЛА (ехидно): У них были чистые, добрые отношения, то есть совершенно без
секса и денег. (Продолжает чмокать.)
БАБУШКА: Отношения без секса – это просто Содом и Гоморра.
АТЛАНТ: Мне кажется, бабушка, ты что-то перепутала.
МАЕВСКИЙ: Новое прочтение библейского сюжета. (Достает два пузырька с
таблетками, высыпает несколько штук на тарелку, протягивает бабушке.)
Выпей, мама. (Атланту.) Настрогал бы книжку про Содом. Или про тот же
Куршевель. Предлагали же. Я сам, сам договорился с издателем. Звонил,
уговаривал. Даже ты бы осилил. Хватило бы на хлеб с маслом.
АТЛАНТ: Сам и пиши.
МИЛА (осторожно опускается на колени, заглядывает под шкаф): Сидит на
нашей шее столько лет, жрет наш холодильник…
АТЛАНТ (делает акцент на местоимении «нас»): У нас их два.
МИЛА: … и изображает униженного и оскорбленного. Ты видел, Гриш? Он в
кровати спит с ноутбуком. Любовь у него теперь виртуальная. Антивирус поставь, а
то подцепишь заразу…
АТЛАНТ: Ты любишь смотреть на меня ночью?
МИЛА: Неудачник.
АТЛАНТ: Старая дура!
МИЛА: Идиот!
АТЛАНТ: Про Куршевель писать не буду! (Выходит из гостиной, хлопает дверью.)
Мила качает головой, смотрит на Маевского. Берет мобильный телефон,
прижимает к губам, уходит.
Сцена 3
На белом экране появляется изображение шкафа. Из него выкатывается мяч.
Атлант сидит боком с отрытым ноутбуком, спиной прислонившись к шкафу. К
нему из-за кулис катится такой же мяч.
АТЛАНТ: Навесили на всех ярлыков, никакой фантазии. Игнат – слабоумный –
клише, я – неудачник – клише, папа - хороший – клише, Мила – проститутка. А вот
тут возможны варианты…
БАБУШКА: Бабушке пора умереть.
АТЛАНТ: Клише.
На экране появляется нарисованный портрет Игната: красивое трогательное
лицо, большие глаза. Атлант встает, смотрит на экран, возвращается.
Поднимает мяч, задумчиво вертит его в руках.
АТЛАНТ: Игнат красивый.
БАБУШКА: Как будто не наша порода.
АТЛАНТ: Не наша. Бедные дети. Простят всё. Даже побои. Но никогда не простят,
когда им лгут. Припомнят еще. Отомстят. Себе. (Кидает мяч за кулисы.) Она так
считает.
БАБУШКА: Кто тебя обманул, дорогой, и кто так считает?
АТЛАНТ: Обман – это естественная среда обитания человека. (Мягко.) А Лия –
единственный человек, не способный на обман.
В глубине сцены раздается очень женский крик Милы.
АТЛАНТ: Что это? Господи, что это за звуки? Кто это? (Сталкивается с рабочим,
вскрикивает.) Это вы кричали?
Рабочий тащит стремянку, пожимает плечами, стремянка падает. Рабочий
уходит. Маевский появляется с электронной книгой в руках, немного озабоченный.
Смотрит на стремянку, переступает.
МАЕВСКИЙ: Надо сказать Софье, чтобы убрала. Что опять не так? Почему такие
лица? Константин Гаврилыч застрелился?
АТЛАНТ: Причем здесь какой-то Константин?
МАЕВСКИЙ (хватается за голову): Он не знает, кто такой Константин Гаврилыч!
АТЛАНТ: С чего бы я должен его знать? (Смотрит в ноутбук.) Треплев –
персонаж… И стоило тратить время и трафик на персонаж. (Четко выговаривает
слово «персонаж».)
МАЕВСКИЙ: Ты ничему не научился в институте. Девять лет учился, кому
рассказать? Стыдно. Прохиндей.
АТЛАНТ: На финансах и кредитах Треплевщины нет, Григорий Петрович. Там все
исключительно про деньги и за деньги. О финансах и кредитах. Странно, что ты
этого не знал.
МАЕВСКИЙ (хмуро): Ты не видел собаку?
АТЛАНТ (из-за ширмы): У нас была собака?
МАЕВСКИЙ: Я не шучу. Где она?
БАБУШКА: Игнат ее съел.
АТЛАНТ: Игнат не интересуется живыми объектами.
МАЕВСКИЙ: И все-таки я хотел бы знать, что ты с ней сделал!
АТЛАНТ: Ничего я с ней не делал. Ох, не мешай мне.
БАБУШКА: Там у него какая-то Лия.
АТЛАНТ: Там не какая-то Лия, а… Лия…
МАЕВСКИЙ: А-а-а, Надежда Константиновна номер два. Ты знаешь, нам на
кафедру принесли ее бюст. Я не жадный. Отдам со скидкой.
АТЛАНТ (будто сам с собой, очень приятным, своим настоящим голосом): Она
пришла ко мне и сказала… То есть, она вышла в онлайн и написала: «Давай
отправлять такие специальные письма. Не по имейлу, не в сетях, а настоящим
письмом. В настоящем таком конверте».
МАЕВСКИЙ (уткнувшись в книгу): Как трогательно. В настоящем таком?
АТЛАНТ: В настоящем. С марками. Есть такая серия… с бурым медведем, белым
зайцем…
МАЕВСКИЙ: Серой мышью.
АТЛАНТ: Рыжей лисицей… (Задумывается.) И отправлять их просто так
незнакомым людям.
МАЕВСКИЙ: О, да! Незнакомые люди будут страшно рады получить письмо от
неизвестного человека. Они и почтальонов-то перестали в подъезды пускать.
АТЛАНТ: Она назвала их письмами света. Они должны быть о добром.
МАЕВСКИЙ (закатывает глаза): Ты, видно, совсем спятил. Вы хоть одно
отправили?
АТЛАНТ: Не в этом дело.
МАЕВСКИЙ: Я так и думал. Как неожиданно. Твоя переписка с ангелами из
психоневрологического диспансера меня не интересует.
АТЛАНТ (печатает на ноутбуке): Я, видно, совсем спятил. Мир состоит из
твердых предметов. Осторожно, Лия. Они повсюду.
МАЕВСКИЙ: Я не удивлен. В твоем понимании люди – это вещи. Чем ты, позволь
спросить, занимался все это время?
АТЛАНТ (выходит из оцепенения, в своем обычном тоне): Притворялся дурачком,
чтобы вам было приятнее.
МАЕВСКИЙ: Почему ты не идешь на работу? Как пойдешь на работу, сразу про
Крупских забудешь. (В сторону.) Про жизнь тоже. (Атланту.) Почему не женишься
на нормальной бабе? Нашел бы себе жену и слез с моей шеи. Залез бы на ее. Время
никого не ждет. Останешься один – погибнешь.
АТЛАНТ: Штамп. Страшилки для девчонок. (Замечает электронную книгу.) Что
это за гадость?
МАЕВСКИЙ: Студенты подарили. Можешь читать роман, можешь смотреть кино.
АТЛАНТ: Какое разочарование! Я думал, ты выше этого.
МАЕВСКИЙ: Игнат любит живые книги. Видишь, сколько самолетиков? (Берет
самолет, разворачивает его. В его руках страница из книги.)
Пауза.
АТЛАНТ: Забыть Лию? Невозможно. Тебе с твоим безупречным вкусом на стерв
этого не понять. Она хочет стать врачом и уехать в Африку, чтобы лечить больных
детей.
МАЕВСКИЙ: Ах, как мы рады! Какое благородство! Лечить маленьких негров. У
нас в стране дети сплошь здоровые и счастливые. Их лечить не надо.
АТЛАНТ: Я всегда подозревал, что мой отец настоящая сволочь.
МАЕВСКИЙ. Неблагодарная свинья.
АТЛАНТ: И это тоже.
МАЕВСКИЙ: Господи, что я такого сделал?
АТЛАНТ: Тебе напомнить? Доставь мне удовольствие.
МАЕВСКИЙ: Змея. Мерзкая ядовитая змея. Не-ет, даже не змея, червяк. Глист!
Молекула глиста.
АТЛАНТ: Живущая в твоей заднице? Спасибо, очень образно.
МАЕВСКИЙ: Этот образ родился в твоей голове. Я тебе не отец. В моей семье
таких, как ты, не было и не будет. Тунеядец!
АТЛАНТ: О чем бы мы ни говорили, все сводится к одному. Люди делятся по
уровням заработной платы. Представь себе, я снимаю кино.
МАЕВСКИЙ: И кто же будет зрителем, позволь спросить? Наверное, Игнат. Только
он сможет вынести твои шедевры. Да и то, потому что ни хрена не поймет.
Развелось любителей, бездарей. Вокруг одна ютьюбовщина. Тошнит… Выложат
домашнее видео и Оскара за него ждут, льва золотого, орла платинового.
АТЛАНТ: Я снимал нашу семью много лет. Семейка Адамс не так интересна по
сравнению с нашей.
МАЕВСКИЙ: Не нас ты снимал. Игната. Думаешь, кто-то будет смотреть? Что он
тебе сделал, бедный мальчик? А знаешь, ведь ты опоздал. Про аутистов уже все
сказали.
АТЛАНТ: Видишь ли, новое уже не придумать физически. Мозги засорились.
Шлаки, микробы, дурная экология. Психологический климат в глобальной жопе…
БАБУШКА (Атланту): Не путайся под ногами мироздания.
Маевский подает бабушке палку, поворачивается к ней спиной. Бабушка
замахивается на него.
АТЛАНТ (удивленно смотрит на бабушку): Дурдом…
Атлант включает камеру и начинает снимать. Ставит ее на стол. Перед камерой
выпрямляется и становится почти красивым. Снимает очки и вещает с
выражением.
АТЛАНТ: Здравствуйте. Предлагаем вашему вниманию научно-познавательную
передачу из мира образованных животных. Вы думаете, работники образования
плохо живут? Ну что вы! Хотя нет, конечно, есть те, которые плохо живут. Но мой
отец к ним не относится. Знаете, сколько получает этот негодяй? Жил себе человек.
Писал научные статьи разные. Учил студентов хорошему, доброму, вечному… А
потом вдруг взял и продался за тридцать серебряников. У них платное отделение,
все отделение платное. А самое платное – это, конечно, бюджет.
МАЕВСКИЙ: Хам.
АТЛАНТ: Мой отец всю жизнь был атеистом. А как проректором стал, так и ходит
хвостиком за начальством. Сначала в ресторан, потом в церковь. Или нет, это он так
раньше ходил. А сейчас он ходит так: церковь-ресторан. В депутаты метит. Он,
думаете, сам свои статьи нынче пишет? Да ему некогда писать. То фуршет, то
банкет, то симпозиум. Главное – попасть в струю и лизать там, где надо. Уже и не
хочет, но будет лизать. Будет лизать до тех пор, пока не выплатит кредит за ремонт,
за машину, дачу... Кредит взяла Мила, а лижет он. Где справедливость?
МАЕВСКИЙ (сквозь зубы): А про себя ты ничего не хочешь рассказать?
АТЛАНТ (пропускает мимо ушей): У него одна надежда – на революцию.
Проклятые коммуняки отменят все долги. А наша бабушка за коммунистов.
БАБУШКА: Чушь. Я убежденная анархистка. Что это тебе в голову взбрело?
АТЛАНТ: Еще вчера она любила Карла Энгельса.
БАБУШКА: Ты уж определись, кого именно я любила, дорогой. Карла или
Энгельса? Я не могу любить сразу двоих.
АТЛАНТ (показывает на шкаф): Игнат решил не разговаривать, когда понял, что за
имя ему придумали мамочка с папочкой. Чтобы не произносить его всуе, он
останется немым на всю жизнь. И будет благодарить и кланяться (кланяется):
Спасибо, мамочка! Спасибо тебе, папочка! Все в классе будут в восторге! Какое
клевое у тебя имя, Игнат. Какое модное… Как хорошо рифмуется. Вот бы мне
такое! Игнат – дегенерат.
Маевский сбрасывает камеру со стола. Атлант успевает подхватить. Вместе с
нею Маевский оттесняет Атланта к шкафу. Тяжело дышит, сжимает руки на
шее Атланта. Из шкафа раздается стук.
АТЛАНТ (тихо): Обожаю твой громкий, звонкий голос.
Маевский резко отпускает Атланта. Тот садится за стол и прижимается щекой
к камере.
АТЛАНТ: Это фильм такой про нашу жизнь. Сколько живу, столько снимаю.
БАБУШКА: Как все нехорошо. Как нехорошо. Окно лучше открыть, не услышат.
Проклятые стеклопакеты…
МАЕВСКИЙ (тяжело дыша): Я всегда был честен с людьми. Все вранье, сказки…
Если человек чего-то добился, это еще не значит, что лизал кому-то зад.
Оправдываться… Боже, да перед кем? Перед ничтожеством… (Пауза.)
Ненормальный. У тебя могла быть блестящая карьера.
АТЛАНТ (опасаясь Маевского, отходит к окну): Пусть земля ей будет пухом.
МАЕВСКИЙ: А вместо этого десятый год ходишь в вечных студентах и разводишь
философию, которая даже тебе не нужна, не то, что обществу. Выключи эти
долбанные камеры!
Атлант подходит к камере и целует ее. Мила смотрит на него, как на идиота.
Мила и бабушка медленно перемещаются по сцене во время разговора Атланта и
Маевского, садятся за стол.
АТЛАНТ: Как ты несовременен, Григорий. Если бы ты жил здесь и сейчас, знал бы,
что в данный момент тупо думать об обществе. Все думают только о себе и о своем.
МАЕВСКИЙ: Это я виноват. Не стоило тебя рожать в Советском Союзе. Родился
бы в России, просто покончил бы с собой. Как эти несчастные девочки и мальчики,
но в основном, конечно, девочки…
АТЛАНТ (задумчиво): Конечно, девочки…
МАЕВСКИЙ: … которые чуть ли не еженедельно падают с наших крыш. Господи,
Боже мой! Почему я не эмигрировал в… Гандурас?
АТЛАНТ: Они не падают. Они летают.
МИЛА: Ага. Вниз.
АТЛАНТ: Я тоже в каком-то роде мальчик с крыши.
МИЛА: Да, в каком-то роде ты мальчик.
МАЕВСКИЙ (подходит к Атланту очень близко): Кишка тонка. Сам не прыгнешь,
попросишь ближнего подтолкнуть.
АТЛАНТ: Их допросишься…
БАБУШКА (встает между ними): Еще не поздно уехать в Киршавель.
АТЛАНТ (нежно): Милая бабушка. (Миле.) Про Куршевель писать не буду!
МАЕВСКИЙ (пытается сдвинуть бабушку): А жаль. Твой приятель с
философского факультета… Как его… Кириллов… С ума сойти… Туда еще кто-то
идет учиться.
АТЛАНТ: И я пошел бы.
МАЕВСКИЙ (коверкает имя специально): А я думал, ты мечтал стать Федерикой
Феллини.
АТЛАНТ: А мне неважно было куда, лишь бы не туда, куда хотел ты.
МАЕВСКИЙ: Ну и пошел бы. А так всю свою жизнь, свою жизнёнку, будешь
винить меня в своей несостоятельности. Да оставь меня, мама! (Отодвигается от
бабушки.)
БАБУШКА (хватает Маевского за рукав): Нет, я хочу всем мешать. Мне самое
время.
АТЛАНТ: Юн был и слаб.
МАЕВСКИЙ: А сейчас сил набрался?
Игнат стучит по стенке шкафа. Все трое поворачиваются в его сторону.
МАЕВСКИЙ: Игнат! Тебе нравится, когда папочке плохо? Перестань стучать ему
по черепу, он не железный. (В сторону.) Пишет твой приятель книжки про
инфаркты и основы садоводства. И за это ему платят, заметь, приличные деньги.
Это вместо того, чтобы изучать Канта и Геббельса.
АТЛАНТ: Гегеля.
МАЕВСКИЙ: Геббельс тоже был философ.
АТЛАНТ: Деньги-деньги… Всё за деньги, всё ради них. Других тем для разговора у
тебя нет? Да он просто литературный негр. Пишет за какую-то тетку, заметь, даже
не дядьку. Никакой романтики.
МИЛА: Геббельс?
АТЛАНТ: Не знаю, что сейчас пишет Геббельс и за кого. Нет, Кириллов ваш.
БАБУШКА (изумленно): Кириллов – негр?
МАЕВСКИЙ: А кто говорил о романтике?
АТЛАНТ: Игнат о ней заговорит, достигнув полового созревания.
МАЕВСКИЙ (мрачно): Паршивец!
АТЛАНТ: Интересно, почему в такой говорящей семье, где нельзя удержать от
словесного поноса ни бабушку, ни папочку, ни мамашу с ее страшным лысым
хомяком (подходит к фотографии на тумбе, сбивает ее), ни даже меня… И иногда
ведь даже на разных языках…
БАБУШКА: Проклятая интеллигенция.
АТЛАНТ: … родился такой красноречивый Игнат.
МИЛА (тихо): Замолчи.
АТЛАНТ: В нашей семье молчать не принято.
МАЕВСКИЙ: Про какие языки ты говоришь? Ты знаешь только мертвый. Учил –
учил его английскому, французскому, даже финскому… Этот идиот выбрал латынь.
Язык, на котором говорили мертвецы.
АТЛАНТ: А я и есть мертвец. Ingenio vivitur, caetera mortis erunt. Живут
дарованием, прочее – мертвым.
МАЕВСКИЙ: Если бы…
МИЛА: Тусик, ко мне.
Мила уходит из гостиной, за ней следует Маевский.
Сцена 4
Атлант медленно подходит к шкафу, прислушивается. Пытается его открыть.
Шкаф не поддается.
АТЛАНТ (тихо): Как ему это удается.
Бабушка садится за стол и осторожно открывает ноутбук Атланта.
Пристально смотрит в экран. Переворачивает ноутбук.
БАБУШКА: Как они проникают в человека?
АТЛАНТ: Кто?
БАБУШКА: Вирусы.
АТЛАНТ: Через поры на экране.
БАБУШКА: Боже мой!
АТЛАНТ: Тебе разве никто раньше не показывал компьютер? Ты ведь не шутишь,
нет?
БАБУШКА: Я слишком стара, чтобы становиться наркоманкой. А уж я знаю, что
происходит с людьми. Думаешь, я выжила из ума? Я все прекрасно понимаю.
Гриша не расстается с этой штукой и студентка его… Смазливая такая. Каждый
день к нему ходит. С животным в сумке. Страшным таким! Как летучая мышь без
зубов, с языком наружу. Вот таким: бе-е-е! (Высовывает язык и наклоняет голову
на бок. Атлант шарахается в сторону.)
АТЛАНТ: Студентка… Да уж десять лет как ходит, бабушка. По квартире-то нашей
четырехкомнатной в самом центре города. Я бы сказал в самом центральном центре
самого центрального города. По твоей пока, бабушка, квартире. Ходит она. (Снова
пытается открыть шкаф.) Там в шкафу защелка, да? Внутри?
БАБУШКА: С чего бы ей там оказаться?
АТЛАНТ: Правда, с чего бы. Не Григорий же Петрович ее поставил. Он, скорее,
сделал бы снаружи. Если б знал, как это делается.
БАБУШКА: Зачем ты беспокоишь Игната? Он не хочет тебя видеть. Ты так грубо
разговариваешь с папой.
АТЛАНТ: Папа… Эта роль ему не удалась.
БАБУШКА: Можно подумать, тебе удалась хоть какая-нибудь. Все же твой отец –
общественный деятель, уважаемый человек… Мой сын, это так приятно.
АТЛАНТ: Твой сын, как принц Чарльз, ждет, когда освободится трон. Что ты так
смотришь на меня? Приятно жить с молодой женой под оком выжившей из ума
старухи.
БАБУШКА: Какая злюка. Так плохо думать о людях!
АТЛАНТ: Я набрасываю сценарий для драматического фильма. Продам его за
большие деньги.
БАБУШКА: Врунишка! Ты снимаешь документальные фильмы. Мне Гриша об
этом ругался… Ты – документалист.
АТЛАНТ: Я – никто. Жалкое НИКТОжество.
БАБУШКА: Никогда так не думала.
Атлант качает головой.
БАБУШКА: Я думала, ты умный мальчик, возьмешь себя в руки. Пойдешь работать
в офис, как все нормальные люди. Или хотя бы напишешь книгу про Карщавель.
Кстати, что это такое? Расскажи старушке.
АТЛАНТ: Бабушка, ты не старушка, ты счастливый младенец. Совершенно без
мозгов.
БАБУШКА: Что такое Киршавель?
АТЛАНТ: Это такая национальность. Нам с тобой это не грозит.
БАБУШКА: Какой чудной мальчик.
АТЛАНТ: Да.
БАБУШКА: Хочу, чтобы ты кремировал меня. Этот болван Григорий, конечно,
хочет устроить пышные проводы и заказать мраморный бюст и гроб из красного
дерева. Он наверняка уже заказал, чтобы не тратить время. Посмотри в прихожей.
Бюст уже там.
АТЛАНТ: Нет, там только Надежда Константиновна.
БАБУШКА: Студентка?
АТЛАНТ (устало): Да, студентка.
БАБУШКА: Он ждет, ждет, когда я умру и оставлю ему свою шикарную квартиру.
У меня ведь есть квартира?
АТЛАНТ: Да, бабушка! Не дворец, конечно, но сойдет. А у Гриши есть еще дача и
огород в Болгарии, он как-нибудь перебьется. А ты еще будешь жить, и жить, и
переживешь всех нас и особенно эту стерву Милу.
БАБУШКА: Мила – это кто?
АТЛАНТ: Дочь твоя.
БАБУШКА: У меня и дочь есть? Где это я могла ее нагулять?
АТЛАНТ (дает ей стакан): Выпей это.
БАБУШКА: Яд?
АТЛАНТ: Да, цианистый калий с сахаром.
БАБУШКА (хватает Атланта за руку): Не оставляй меня с этими людьми. Забери
меня отсюда. В шкафу кто-то живет! А ночью оно вылезает из шкафа и…
АТЛАНТ (с интересом): И что?
БАБУШКА (машет на него руками, задумывается): Забыла… (Пауза.) Почему ты
все время говоришь о каких-то гадостях, внучек? После общения с тобой не то, что
жить, умирать уже не хочется.
АТЛАНТ (вздыхает): Давай поговорим о чем-нибудь радостном, если ты так
хочешь.
БАБУШКА: Давай поговорим. О радостном. Как ты планируешь провести судный
день? У меня вот, например, планов не перечесть. (Кладет ноутбук на стул, хочет
сесть на него. Атлант успевает вытащить ноутбук из-под бабушки.)
АТЛАНТ: Бабушка, ты лучше не подходи к компьютерам. Там вирусы. Мало ли,
заразишься чем-нибудь.
БАБУШКА: Не хочу разговаривать с тобой. Ты вредный. Если в конце все равно
помрем, хочу, чтоб похоронили под ламбаду. Запомни. Что я, дура что ли – впадать
в депрессию на похоронах? Какой негодяй написал похоронный марш? Он такой же
отвратительный, как марш Мендельсона.
АТЛАНТ: Из всех нас только ты живешь в реальном мире, милая бабушка.
БАБУШКА: Какой же ты дурак. Особенно когда надеваешь очки. Кто же живет в
реальном мире? Только аутисты. Ты когда-нибудь видел выражение их лиц?
АТЛАНТ: У них нет выражения.
БАБУШКА: Вот именно.
В гостиной появляется Маевский в строгом костюме. У него в руках розовый
собачий поводок.
МАЕВСКИЙ: Это смотря какие… Если не отягощенные, то выражение бывает.
Многие из них настоящие таланты. Писатели, актеры. Покруче нас всех.
АТЛАНТ: Я имел в виду нашего. Отягощенного.
МАЕВСКИЙ: Это не окончательный диагноз. Болезнь может сопровождаться
слабоумием и одаренностью.
АТЛАНТ: Наверно, весело, когда одновременно.
МАЕВСКИЙ: Бывает, что одновременно.
БАБУШКА: У нас одновременно. Одаренность – это от болезни. А слабоумие – это
гены.
Уходит со сцены.
Сцена 5
АТЛАНТ: Куда-то собрались?
МАЕВСКИЙ: Мы с Милой поедем в театр. Надеюсь, ты не обчистишь дом в наше
отсутствие.
АТЛАНТ: Это слишком банально. Собачку нашли?
МАЕВСКИЙ: Она пряталась под раковиной.
АТЛАНТ: Даже ваши собаки прячутся от вас. Что уж говорить про родственников.
Ты только посмотри, что происходит с твоей матерью.
Из-за кулис доносится звук заставки Виндоуз.
МАЕВСКИЙ: Чего это она? Мама, ты что там делаешь? (Атланту.) Ты научил ее
пользоваться интернетом? С ума сошел? Там же вирусы!
АТЛАНТ: Глупости! Я скажу ей «компьютер» – она хватается за сердце. А уж если
сказать «планшет», начинает креститься.
МАЕВСКИЙ (из-за кулис): А кто, по-твоему, подключился к скайпу?
АТЛАНТ: Скайп? Это ужасно. Я, может, в туалете с ноутбуком сижу. И не хочу,
чтобы мою пьяную помятую рожу видел друг.
МАЕВСКИЙ: Отключи видео.
АТЛАНТ: Или еще бывает, увидишь свою рожу на экране и плакать хочется.
МАЕВСКИЙ: Это смотря на каком ноутбуке смотреть. Где она? Мама! Ты выпила
свои таблетки? Ни на секунду нельзя оставить. Выходи, ругать не буду.
В гостиной появляется Мила в облегающем платье, слишком коротком для похода
в театр.
МИЛА: Как поживает Надежда Константиновна?
АТЛАНТ: Ты бы лучше за дедушкой своим последила, дорогая мамочка. Недалек
час, в подгузниках будет ходить. Не боишься?
МИЛА: А ты?
АТЛАНТ: Не понимаю.
МИЛА: Правда? (Пауза.) А может она красивая, Крупская твоя. Ты придешь на
первое свидание такой жалкий, такой… А она…
АТЛАНТ: Дура.
Появляется бабушка. Садится за стол. Берет тарелку с таблетками. Одну
кладет в рот. Остальные украдкой кидает под стол.
МИЛА: Ненавижу. Ненавижу тебя! Импотент за тридцать, ни одна баба еще не
дала. Поэтому ты так злишься?
АТЛАНТ: Уж я точно знаю, по какой причине злишься ты. Продажная стерва…
Окрутила отца ради прописки, ради жизни хорошей. Я понимаю, в родной деревне
городского типа тусовки не те. Твоя утонченная душа родилась не в том месте.
Мамка пьет, батька бьет, брат… (Машет рукой.) И тут появляется он. Светило
науки, какая разница какой? Жаль, что не миллионер, но с чего-то начинать надо. И
в институт устроил, и деньги вроде есть, живи и радуйся, радуйся. И лет ему много,
сердце слабое, скоро помрет. Удобно.
БАБУШКА: Этот не помрет никогда. Он, как гибрид таракана и крысы-мутанта,
переживет ядерный взрыв. (Икает. Закрывает рот рукой.) И не один…
МИЛА (в сторону): Это она про сына. Я любила его.
АТЛАНТ: Любила. Как же его угораздило... А главное – где он тебя подцепил?
БАБУШКА (указывая на Милу): Кто это?
АТЛАНТ: Если его не убьют буржуйские химики-ядерщики, будь спокойна,
бабушка, я помогу ему умереть.
БАБУШКА: О, теперь я совершенно спокойна.
АТЛАНТ (Миле): Я не верю тебе.
МИЛА: Ты никому не веришь.
БАБУШКА: Тут почту принесли. Тебе письмо, внучек.
АТЛАНТ: Будет инфаркт.
МИЛА (рассеянно, глядя на письмо): Будет инфаркт?
АТЛАНТ: Будет. А ты и рада. Столько добра оставит. Только потомство у него
нездоровое. С браком. А ты, ты, как манекен: рожа красивая, а внутри пусто-пусто.
И ребенок тебе не в радость. Аутист. (Начинает качаться из стороны в сторону.)
Наш Игнат – дегенерат.
Мила дает пощечину Атланту, бьет его руками. Появляется Маевский. Разнимает
их. Игнат громко стучит в шкафу.
АТЛАНТ: Я не доживу до утра.
Маевский целует Миле руки, обнимает. У нее истерика.
МАЕВСКИЙ: Девочка моя, прости меня! Я завтра же выгоню его. Завтра же.
МИЛА: Ты мне скажи, почему твой ребенок не говорит, почему? У нас
бракованный ребенок.
Маевский закрывает ей рот рукой.
МИЛА: Да не надо меня закрывать! Он ни хрена не понимает! Он никого не узнает.
Ему плевать на нас, Гриша. Он не видит нас, не слышит. Ему плевать на нас. Он
чудовище, чудовище.
МАЕВСКИЙ: Тс-с-с.
МИЛА: Выгони его! Немедленно! Сейчас же! Сдай на опыты!
МАЕВСКИЙ (удивленно): Бог с тобой, Мила. Игната?
МИЛА (показывает на Атланта): Его!
Из шкафа доносится тихий стук. Маевский поворачивается в Атланту. Тот
прикладывает палец к губам и бросается к шкафу.
АТЛАНТ: Тихо! Вы слышали? Это Гендель. Вы слышали? (Начинает стучать по
полу.)
Маевский берет Атланта за шиворот.
АТЛАНТ: Он простучал «Пассакалию» Генделя.
МАЕВСКИЙ: Ты сейчас же соберешь вещи и уберешься вон отсюда.
БАБУШКА: Что за калию ты услышал?
АТЛАНТ: «Пассакалию», бабушка. На редкость депрессивная вещь.
Уходит в комнату.
БАБУШКА: Зачем ты выгоняешь его? Все равно вернется.
МАЕВСКИЙ: Больше не вернется.
БАБУШКА: Мальчик просто слишком увлекается искусством. Это опасно. Они
такие нервные, эти художники.
МАЕВСКИЙ: Он художник? (Смеется.) Он?! Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?
Он художник. Он даже не знает, как фотографировать нормально. Не то, чтобы
снимать на видеокамеру. Не-е-е-т, это он пусть тебе лапшу на уши вешает, это он
умеет. А меня дурить не надо. Искусство… Документалист… Про жизнь он
снимает. Я уже сыт по горло фильмами про жизнь. Он просто не хочет работать.
Ему так удобно. Конечно, легче прикинуться гением. Куда нам, обычным
смертным, до его высот! Стыдно не помочь юному дарованию. Только он уже не
юн, мама.
Появляется рабочий с ведром краски.
МАЕВСКИЙ: Вы сделали то, что я сказал?
РАБОЧИЙ: Я залил обои краской.
МАЕВСКИЙ: А пол вы чем-нибудь залили? Я же просил вас.
РАБОЧИЙ: Так жалко. Паркет хороший, дорогой паркет.
Уходит.
МАЕВСКИЙ: Я видел его шедевры. Набивают свое тщеславное брюхо новым
искусством. То есть, это они считают, что это искусство. А на самом деле, не умеют
ничего, и дальше только хуже и хуже. Пошло, примитивно... Попытка прикрыть
отсутствие таланта. Чистое бессознательное. Нате жрите…
БАБУШКА: Бессознательное чистым не бывает. Оно всегда воняет говном.
МАЕВСКИЙ: Думаешь, раз тебе восемьдесят два и ты читала Дейла Карнеги, то
разбираешься в психологии?
Атлант появляется в гостиной в пальто и с чемоданом.
МАЕВСКИЙ: У тебя ботинки порваны. Я же специально давал тебе деньги на это.
Куда ты их дел?
АТЛАНТ: Я забыл. Мы работали над проектом.
МАЕВСКИЙ: Он забыл, куда дел деньги. Что ж, это нормально. Для него. О чем же
твой проект?
АТЛАНТ (неохотно): О природе Карелии.
МАЕВСКИЙ: Он решил снять фильм о природе. Не смешите мои подковы.
АТЛАНТ: Я всегда знал, что у тебя есть рога и копыта. Для копыт, конечно, нужны
подковы.
МАЕВСКИЙ: Бесплатно. Разумеется, они снимают бесплатно, ты слышишь, мама?
Поэтому ему просто не на что купить новые ботинки.
АТЛАНТ: Мне пришло сорок четыре письма на вакансию оператора. Мы дали
объявление. Они не требуют гонорара, папа. Они просто хотят снимать хотя бы чтонибудь.
МАЕВСКИЙ: Идиоты.
БАБУШКА (Атланту): Тебе письмо.
АТЛАНТ: Да слышал я, бабушка. Не мешай. Разве я многого прошу? Не мешайте
мне. Не трогайте меня, не лезьте в меня!
МАЕВСКИЙ: Ты сам в себя залез и нас, заметь, тащишь за собой. Я сделал все,
чтобы ты окончил эти несчастные финансы, тебя могли устроить в банк. А ты…
МИЛА (с заплаканным лицом): Он – бесперспективная личность.
БАБУШКА: Это такая национальность.
МАЕВСКИЙ: Птицам деньги не нужны, а? (Встает на стол, расправляет руки,
как крылья.) Общипанные, тощие, чумазые воробьи питаются только позитивными
мыслями. (Делает вид, что взлетает, тяжело дышит, делает паузу, садится,
выпивает воды.) Они летают, пока мы, презренные, ползаем по земле.
Обслуживаем их, пашем. Привыкли жить за чужой счет, чужой жизнью привыкли
жить. Вот так.
МИЛА: Слезай, дорогой. Это вредно. Вредно.
МАЕВСКИЙ: Мы, когда их рожаем, о чем думаем? О том, чтобы стакан воды
подали в конце. Ты думаешь, этот подаст?
АТЛАНТ: Спасибо, что просветил по поводу высокой цели моего рождения.
МАЕВСКИЙ: А я не собираюсь притворяться. Хотя уж поверь, смогу обойтись без
тебя.
БАБУШКА: А я никогда не ждала…
МАЕВСКИЙ: Вранье. Все этого ждут. Ты выпила лекарства?
БАБУШКА (тихо): Выпила.
МАЕВСКИЙ (раздраженно): Выпила?
БАБУШКА (громко): Выпила! Глухня.
Мила ставит медленную музыку, берет Маевского за руку, ведет танцевать.
МИЛА: Я не позволю ему испортить нам вечер. Я взяла себя в руки, я сильная, и ты
сильный. А он сейчас уйдет отсюда.
БАБУШКА: А билеты все равно пропали.
МИЛА: И она тоже уйдет.
МАЕВСКИЙ: Да ты что! Куда она уйдет?
АТЛАНТ: Танцуй-танцуй, папочка, танцуй дорогой, это ведь совсем другое дело.
Для твоего сердца очень полезны танцы.
Играет музыка. Медленно, со скрипом открывается дверца шкафа. Все
одновременно поворачивают головы к нему. Гаснет свет.
ДЕЙСТВИЕ 2
Сцена условно разделена на пять частей предметами мебели: стульями,
тумбочками, стремянкой и др. Сначала они стоят в глубине, потом актеры
придвигают их ближе к зрителю. В самой середине – шкаф Игната. Время от
времени на экране появляются видеокадры: красивые виды северной природы и
карандашный набросок с изображением Игната, сидящего в углу шкафа.
Сцена 1
На сцене, возле шкафа, стоит трюмо. Вместо зеркала – пустота. Атлант сидит
у шкафа в обнимку с одной из своих кинокамер.
АТЛАНТ: Она написала, что мечтает стать миллионером, нет, миллиардером. Я
удивился, я написал: «Очень странно, что ты этого хочешь». Я думал о ней совсем
по-другому. Она ответила: «Я хочу стать миллиардером, чтобы помогать людям.
Когда у тебя так много денег, ты можешь сделать так много для них. Почему другие
миллиардеры этого не делают? Может, им подсказать?» Им подсказать…
представляешь, Игнат? (Начинает смеяться.) Подсказать олигархам. Лия, какая же
ты странная. (Пауза.) Меня здесь не должно быть, старина. (Упирается лбом в
стенку шкафа.) Почему я все еще здесь?
Появляется Маевский с бутылкой, слегка растрепанный.
МАЕВСКИЙ: Это неправда, я всегда был честным человеком. Всегда. Это все
наветы, слухи. Завистники... (Обращается к шкафу.) Я многого добился и вовсе не
потому, что кому-то что-то лизал. Понимаешь? Понимаешь меня, ты, шкаф?
Атлант крадется мимо, качает головой.
АТЛАНТ: Да… конечно, не потому, что лизал. (Подражая голосу отца.) А
благодаря собственному уму и сообразительности. Уму и сообразительности.
Говорунишка…
МАЕВСКИЙ: Никогда не считал его собственным сыном, никогда. Ошибка
природы, настолько ничтожная, что она и не заметила.
Маевский подходит к трюмо. Атлант встает с другой стороны и смотрит на
Маевского, повторяя его движения.
МАЕВСКИЙ: Дурацкое зеркало… безвкусица, дрянь. Надо сказать Софье, чтоб
убрала.
АТЛАНТ: Чувство собственной значимости появляется с появлением прислуги. У
самих ручонки отсохнут, если что помыть надо. (Пауза.) Дел много.
МАЕВСКИЙ: Я это заслужил.
АТЛАНТ: Да, учишь людей... А чему ты их учишь? Знаешь, что меня раздражает?
Не хочешь знать, а я все равно скажу тебе. Финансы и кредит – это хотя бы о
существующих вещах. Управление денежными потоками, инвестиционные
проекты… Неважно, как я к ним отношусь. А что читаешь ты? Культурологическое
проектирование социальных парадигм. Молчи… Как ни назови, смысл не меняется.
Потому что его нету там, смысла этого! Сотни академических часов ни о чем, в
никуда… Кусочек твоей жизни, чужой жизни. Бездарно… (Щекой прижимается к
камере.)
Атлант и Маевский сами с собой ведут беседу, но при этом словно слышат мысли
друг друга. Не раскрывают рта при разговоре. Они смотрят друг на друга,
разглядывают, будто видят что-то новое.
МАЕВСКИЙ: Как я мог любить его мать? Такое жалкое, такое слабовольное
существо. Ошибка.
АТЛАНТ: Все свои таланты он передал Игнату,
сообразительность. И способности к риторике, конечно.
в
частности
ум
и
МАЕВСКИЙ: Он с легкостью откажется от Игната, от меня, от всех нас. Он
никогда не поможет мне. Как страшно рассчитывать только на себя, когда все
вокруг рассчитывают только на тебя.
АТЛАНТ (смотрит прямо на Маевского): Легко откажусь. Я беру пример с тебя.
Ты тоже не заморачивался с моей матерью.
МАЕВСКИЙ. После меня ты долбанный глава семьи. Невероятно… Нет, не так. Ты
долбанный. Глава семьи – не ты.
На экране появляется страшный рисунок, на котором написано «папа».
АТЛАНТ (отходит от зеркала, без фонограммы): О, смотри-ка. Игнат нарисовал
твою душу.
Маевский удивленно смотрит на экран, на Атланта, на камеру в его в руках, на
бутылку в своих.
АТЛАНТ: Знаю, знаю… Я уже почти собрался. Вот, пришел попрощаться с
братишкой.
МАЕВСКИЙ (указывая на экран): Это твой истинный портрет.
АТЛАНТ: Не выйдет, автор его подписал.
МАЕВСКИЙ: Автор не умеет писать.
АТЛАНТ: А как хорошо ты знаешь автора?
МАЕВСКИЙ: Откуда ТЫ знаешь, что у Игната в голове и о чем он думает?
АТЛАНТ: Думаю, он продумывает план захвата мира.
МАЕВСКИЙ: Уходи! Мерзкое видение… Мне от тебя трудно дышать.
АТЛАНТ: Близкие мои! Родственнички! Родненькие! Так и убил бы…
Появляется бабушка, стучит палкой по полу и по предметам.
БАБУШКА: Здесь бегает гигантская крыса с розовым бантом. Вы не видели? Такой
ужас…
АТЛАНТ: Мила?
МАЕВСКИЙ: Мама, положи палку, оставь ее в покое. Мы оба знаем, что у тебя
здоровые ноги.
БАБУШКА: Ну, должна же я вселить в вас надежду на страшную болезнь, которая,
наконец, сведет меня в могилу. Вызови санэпидемстанцию. Пусть они отловят эту
крысу.
МАЕВСКИЙ (за кулисы): Мила, убери собаку, пока с ней ничего не случилось.
БАБУШКА: Ты снова пьешь?
МАЕВСКИЙ: Что значит «снова»? Я никогда не пил, с твоего позволения. Но если
этот паршивец сейчас же не исчезнет, ты потеряешь не только внука, но и сына.
БАБУШКА: А внука все же жальче. Ты что, выгоняешь мальчика на улицу?
(Гладит Атланта по голове.)
МАЕВСКИЙ: Он скоро выйдет на пенсию, а все еще мальчик. Несчастье какое-то…
БАБУШКА: Пенсионеров нельзя выгонять.
МАЕВСКИЙ: Можно.
БАБУШКА: Меня ты тоже выгонишь?
МАЕВСКИЙ: Я подумаю.
АТЛАНТ: Не выгонит. Квартира не его.
БАБУШКА: Его.
АТЛАНТ: Ты что? Переписала на него квартиру?
МАЕВСКИЙ: А ты думал, она будет твоей?
АТЛАНТ (улыбаясь): Бабушка, зачем ты это сделала? Теперь тебя нет, понимаешь?
На тебя можно не обращать внимания. Ты даже не мебель.
МАЕВСКИЙ: Ты видишь, как он обращается с тобой, мама? Больной… Ты лучше
не подходи к нему. А то… выгоню обоих.
АТЛАНТ: Поздравляю с птичьими правами. Я тебе расскажу, как с ними жить.
БАБУШКА (с легкостью берет у Атланта чемодан): Не слушай папу.
Маевский удивленно смотрит на бабушку.
БАБУШКА (резко опускает чемодан на пол): Ох, какой тяжелый чемодан! Я,
кажется, надорвалась… Голова кружится…
АТЛАНТ: Присядь вот. Сюда присядь.
БАБУШКА: Папа твой – общественный деятель, ученый. Мало ли что еще он
может наговорить. По пьяни. (Обнимает Атланта за плечи, тот немного
отстраняется.) Ты никогда не любил обниматься, колючка.
АТЛАНТ: Аутист.
БАБУШКА: Что?
АТЛАНТ: Неважно.
Маевский садится на стул рядом со шкафом.
МАЕВСКИЙ: Аутист…
Атлант ставит стул за шкаф, залезает на него. Появляется над шкафом.
АТЛАНТ: Ты – это твое представление и плюс чье-то со стороны. Что если это чьето со стороны настолько сильно, что твое собственное представление о себе
исчезает, и вся твоя жизнь подчиняется и развивается согласно субъективному
плану других людей. В сущности, настолько чужих тебе. Хотя бы и самых близких
родственников. Они говорят, кем ты хочешь быть. Они наверняка это знают.
Воспитывают в тебе чувство ответственности не за себя, упаси Боже. За них. За
них. Когда ты один, разве страшна близость судного дня? А вот когда на тебя
смотрит он (показывает на шкаф), даже, если без выражения, ты думаешь, что его
жизнь зависит от тебя.
БАБУШКА: Когда ты один, страшна любая близость с непривычки. Дуралей.
АТЛАНТ: Ты боишься даже за свою сексуально озабоченную бабку… И так ты
меняешься, так меняешься, даже внешне меняешься. Всё: манеры, слова…
Счастливый человек, он всегда красивый. Даже если у него вырастет хвост, он всем
понравится.
БАБУШКА (строго): Не сутулься.
Из шкафа слышен плач Игната.
МАЕВСКИЙ: Что это? Что это еще такое? Какие странные звуки…
АТЛАНТ: Игнат плачет.
МАЕВСКИЙ: Игнат никогда не плачет.
БАБУШКА: Самое время начать.
Сцена 2
На экране портрет Игната. Атлант в пальто сидит у шкафа с одной стороны, с
другой – Маевский.
АТЛАНТ: Кому может поплакаться Игнат? Рассказать о своем, пожаловаться в
жилетку? Только шкафу. Шкаф… Что может быть безопаснее? Как хорошо бы вот
так, как в театре: раз и скинул маску, и она осталась у тебя в руках. Вот, наверно,
интересно посмотреть, какой же ты со стороны. Вот так: раз и в руках. (Сдирает
воображаемую маску.) Раз и в руках.
МАЕВСКИЙ: Да, я брал. Мне предлагали, и я брал эти проклятые деньги. Потому
что тебе, сыночек, нужно было на что-то жить, кушать тебе почему-то хотелось.
Думал, помогу, чтоб не испачкался, не споткнулся… Чтоб крылья росли у тебя
сильные, белые. Я раньше думал, может, получится из тебя что-нибудь такое…
крылатое… Вот только ты даже не петух, ты курица. Крылья есть, но не летают.
(Берет фотографию с Тусиком.) И тебе, дорогая, так часто требовались чьи-то
шкурки, и ему (пальцем стучит по стенке шкафа) так нужны доктора. А они что,
бесплатно ходят? А маме... Да…Ты разве не заметил, что она не в себе? Уходи, не
надо оставаться. Это некрасиво. У меня ноет сердце сегодня. Не то какое-то сердце
у меня стало. Написал бы книжку про инфаркты.
АТЛАНТ: Как я могу строгать книжку про то, чего не знаю? Это только Кириллов
может, у него совести нет совсем. И талант, знаешь, сомнительный. Поэтому деньги
у него есть.
МАЕВСКИЙ (с издевкой): Ты – великий режиссер. Великие не думают о деньгах.
Они по земле не ходят, летают над ней. Как мухи… И совестливый ты такой, аж
слеза наворачивается.
АТЛАНТ: Знаешь, что грехи родителей отражаются на детях. Вот интересно, что же
вы такое натворили с Милой.
БАБУШКА (усиленно делает вид, что не может встать из-за стола): Почему
сразу Гриша и моя дочь-стерва? Почему не я, дорогой мой? Почему не ты? Нам
положена кара за наши корпоративные грехи.
МАЕВСКИЙ: Какая кара, о чем ты говоришь?
БАБУШКА (растерянно): О чем я говорила? Я говорила, что Игнат – красивый,
здоровый мальчик. Где моя палка? Палочка моя? (Шаркая ногами, уходит за
кулисы.)
АТЛАНТ: Если он так хорош, отчего же батюшка его прячет? Отчего ты прячешь
его?
МАЕВСКИЙ: Я никогда его не прятал.
АТЛАНТ: В самом деле? Что-то я не помню, чтобы ты вспоминал о нем при
посторонних. Помнишь того лаборанта? Заходил к нам пару раз. Уж и не
припомню, по какому поводу. После общения с Милой стал дьяком и сбежал в
монастырь.
МАЕВСКИЙ: Физик-атомщик Белоусов.
АТЛАНТ: Как Мила его атомы перемешала-то…
Маевский хмурится.
АТЛАНТ: Так он ведь до сих пор, наверное, думает, что в шкафу у нас живет кошка.
За кулисами кричит бабушка. Схватившись за сердце, она возвращается в
гостиную.
АТЛАНТ: Бабушка, что случилось?
БАБУШКА: Оно лысое.
АТЛАНТ: Кто лысый?
БАБУШКА: Гремлин без зубов. Это он живет в шкафу.
АТЛАНТ (кричит вглубь сцены): Мила, убери свою страшную псину. Она пугает
бабушку. Может, Игнат прячется в шкафу по той же причине.
Появляется Мила, останавливается напротив Атланта.
МИЛА: Ты все еще здесь?
МАЕВСКИЙ: Не надо переводить тему на Игната. Каждый раз, когда речь идет о
твоих неудачах, ты прикрываешься Игнатом. Я давал тебе все, что ты просил. Иди и
работай!
БАБУШКА: Не надо было давать, он бы и пошел.
Из-за кулис выходит рабочий с ломом.
РАБОЧИЙ: Паркет выломал.
МАЕВСКИЙ: Зачем?
РАБОЧИЙ: Но вы же сказали, пол не жалеть.
МАЕВСКИЙ: Мама дорогая!
РАБОЧИЙ: Там у вас кот в холодильнике. Египетский. Это так и надо?
МИЛА: У нас нет кота. Египетского.
АТЛАНТ: Египетский? Страшненький такой?
РАБОЧИЙ: Ну да…
АТЛАНТ: Так это Тузик. Наше счастье. Наше Чихуа-хуа. Счастье какое? Чихуаху…
овое.
МИЛА: Тусик… Тусик в холодильнике?! (Убегает.)
МАЕВСКИЙ (холодно): Это китайская хохлатая. Очень родовитая.
АТЛАНТ: Оно и видно. Язык на бок, зубов нет. Наверняка голубая кровь.
МАЕВСКИЙ (рабочему): А что ВЫ делали в холодильнике?
Рабочий пожимает плечами, быстро уходит. Из-за кулис раздается лай. Бабушка
кидает туда палку.
БАБУШКА: Гриша, зачем ты заводишь экзотических животных без моего
разрешения?
АТЛАНТ: Ты имеешь в виду Милу?
БАБУШКА: А кто такая Мила, дорогой?
АТЛАНТ: Мила – это стерва и твоя дочь, бабушка.
Бабушка подбирает палку и, размахивая ею, идет за кулисы.
МАЕВСКИЙ: Что за чушь ты плетешь? У нее и так не все в порядке с головой.
АТЛАНТ: У нас, можно подумать, с этим полный порядок.
МАЕВСКИЙ: Она поверит и решит, что Мила ее дочь. И оставит ей все свои
сбережения.
АТЛАНТ: Ты против? Мне кажется, ты именно этого и добиваешься.
За кулисами слышен вскрик Милы и собачий визг. Мила выбегает на сцену в
крайнем раздражении.
МИЛА: Она чуть не убила меня. Это уже ненормально.
АТЛАНТ: Это старость, Мила. Еще немного и ты поймешь.
Мила подходит к Маевскому, не обращая внимания на Атланта.
МИЛА: Вот только не надо притворяться. Это мерзко. Мы все ждем, когда она
умрет.
АТЛАНТ: Нет, на самом деле, ты ждешь, когда умрет он. (Показывает на спину
Маевского.) А бабку можно держать в качестве эксклюзивной системы охраны для
твоей квартиры.
МАЕВСКИЙ: А вот мне интересно, что все вы будете делать после моей смерти?
А? Что с вами со всеми будет?
Атлант распрямляется. Мила задумчиво смотрит на него.
МАЕВСКИЙ: Сидишь в гнезде, сидишь… Птенцы-переростки, глядят со всех
сторон и все время что-то у тебя отбирают. Открывают свои гигантские рты. А ты
кидаешь им, кидаешь-кидаешь. Так и вся жизнь прошла. Только и вижу, что их
темные глотки. Этого одень, того лечи, тебя учи.
АТЛАНТ: Как мрачно ты смотришь на жизнь. Мы поговорим с тобой лет так через
пять. Я буду идти по красной дорожке…
Маевский смеется.
МАЕВСКИЙ: Хорошо, я постелю у нас в коридоре красную ковровую дорожку. К
твоему следующему возвращению она будет тебя ждать. Есть люди слова, есть
люди действия. Ты не относишься ни к одному из этих видов. (Пауза.) Где была
статья про английских детей? Я хотел бы еще раз…
АТЛАНТ (достает ноутбук из чемодана, подчеркнуто вежливо протягивает
Маевскому): Пожалуйста. Там папка, называется «Игнат».
МАЕВСКИЙ: Он просит пароль.
АТЛАНТ: Пароль простой. Через запятую: люди, львы, орлы, куропатки…
МАЕВСКИЙ: Остальное зверье перечислять? Ты надо мной издеваешься?
АТЛАНТ: Можешь остановиться на куропатках.
МАЕВСКИЙ: Все?
АТЛАНТ: Да.
МАЕВСКИЙ: Пароль неверный.
АТЛАНТ: А ты введи с выражением. Люди, львы, орлы…
Маевский с силой захлопывает крышку.
АТЛАНТ: Забыл сказать, все это на латыни.
Маевский уходит со сцены.
Сцена 3
Появляется бабушка. Ходит по квартире и рассыпает яд против грызунов.
БАБУШКА: Если моя жена плохо играет, стоит мне ей об этом говорить?
АТЛАНТ: У тебя есть жена, бабушка?
БАБУШКА: Почему ты все принимаешь буквально. Это так примитивно. Ты
примитивный, внучек?
АТЛАНТ (отрешенно): Ты так буквально спрашиваешь. Я так понял, твоя жена –
актриса?
БАБУШКА: Возможно, я ее не спрашивала. Если скажу, что играет плохо, это будет
удар для близкого мне человека. Если не скажу, это будет удар для искусства.
Из комнаты выходит Маевский с Милой. У Милы на шее лисий воротник, она
держит в руках корзинку для переноски собак.
МАЕВСКИЙ: Что?
АТЛАНТ: Наша бабушка женилась на актрисе.
БАБУШКА: Я всегда очень любила твоего старшего сына, несмотря на его
близорукость.
МАЕВСКИЙ: У него дальнозоркость, мама.
БАБУШКА: У него близорукость, и еще я подозреваю, что косоглазие.
МАЕВСКИЙ: Господи.
БАБУШКА: Не зови, он не придет.
Атлант, сгорбившись, делает вид, что уходит. Прислонившись к книжному
шкафу, подслушивает разговор. Мила ставит корзинку на шкаф Игната.
МАЕВСКИЙ (тихо): Как такое можно любить?
БАБУШКА: Ты никогда не любил его. Его бедная мать…
МАЕВСКИЙ: Ох, не начинай только. Ты выпила столько ее крови… Граф Дракула
за всю жизнь столько не выпил! Если бы не ты…
БАБУШКА: Если бы не мы, дорогой.
МАЕВСКИЙ: … эта дурочка была бы жива. И теперь ты жалеешь ее отпрыска.
БАБУШКА: Это твой отпрыск.
МАЕВСКИЙ: В моей семье нет неудачников. Мне неважно, чей он. Я просто
занимаюсь благотворительностью.
МИЛА (поглаживая хвост лисицы): Да, Григорий Петрович на прошлой неделе
внес пожертвования на счет общества защиты диких животных.
АТЛАНТ: Красивая лисица. Он подарил или из общества прислали?
МАЕВСКИЙ: Подслушивает… Никогда не позволял себе такой низости.
АТЛАНТ: Такой явной, действительно, нет. Обычно все исподтишка.
МИЛА: Да как ты можешь? Гриша – золотой человек. Он столько делает для
детских домов!
АТЛАНТ: Да, нынче это модно. Приезжают, кормят детей дешевым шоколадом… А
ты возьми этого, с дурной наследственностью и хронической болезнью. В дом к
себе возьми. Чтобы его подпорченная несчастьем ДНК с твоей нормальной ДНК
слилась. На всю жизнь слилась, не на уикенд. Знаешь, что получается, если
смешать два совершенно разных реактива?
МАЕВСКИЙ: Еще один птенец с глоткой.
АТЛАНТ: А я бы взял.
МАЕВСКИЙ: Разумеется, взял… Ты ни одного дня в жизни не зарабатывал сам. Ты
даже не представляешь, что такое вырастить ребенка! Взял бы он… А совесть-то
грызет-грызет. Надо же заткнуть ей пасть. Да хотя б детдомовцем.
МИЛА: Боже, Гриша! Что ты говоришь!
АТЛАНТ: Это он по себе судит. Не волнуйся, мне не дадут. Рожей не вышел, и дело
уж больно хорошее. Подозрительно. Подумают, что педофил. И справка НДФЛ с
ежемесячным доходом ноль рублей. Сумма медленно перетекает в минус. Когда я
выйду на пенсию, а жить я буду долго-долго, мне самому придется платить пенсию
государству за моральный ущерб. (Миле.) Это тебе не хохлатое чудовище в дом
принести, а человека спасти, человека. Хотя в некоторых случаях лучше спасти
щенка.
МИЛА (неуверенно): Так мы и возьмем. Когда-нибудь… Там письмо тебе, на
тумбочке. Ты забыл.
БАБУШКА: Наверное, из пенсионного фонда.
АТЛАНТ: Щенка возьмете? Вам гремлина мало?
МИЛА: Ребенка.
АТЛАНТ (берет письмо, сует его в карман): Возьми, возьми. Хотя, нет, Мил, тебе
нельзя. У тебя даже рыбки дохнут. Посадишь ребенка в аквариум, заполнишь
водой. Он ихтиандром станет. Всю жизнь человеку испортишь. В море нельзя –
грязное, и акул пока нефтяные пятна не берут. Дельфины выкидываются, а акулы
нет. Зло всегда побеждает. А на земле дышать через жабры не дадут. Сказали
дышать через нос, дыши через нос. А если не нравится, плыви к акулам. (Пауза.
Атлант берет камеру, снимает зал.) Куда-то собрались, Мила? В театр?
БАБУШКА (Маевскому): Идти в театр без нас – плохая примета.
МАЕВСКИЙ: У нас будут гости.
Атлант и бабушка удивленно переглядываются.
АТЛАНТ (мрачно): В гости ходить не модно. Лучше идите в ресторан.
Все медленно расходятся по своим углам. Атлант устраивается рядом со шкафом
Игната справа, Маевский – слева. Бабушка – в правом углу сцены, сразу после
Атланта. Мила – в левом углу, после Маевского. Каждый занимается своими
делами. Мила причесывается, берет телефон, пишет сообщение, Маевский
закуривает, бабушка раскидывает отраву, Атлант лезет в ноутбук. Вдоль сцены
проходит рабочий, смотрит на них, уходит. Медленно открывается дверца шкафа
Игната.
АТЛАНТ (печатает и проговаривает вслух): Если б не было тебя, Лия, если бы
тебя не было, я бы застрелился. Я бы шагнул с крыши.
МИЛА (пишет сообщение и проговаривает вслух): Бога не знаешь. Если бы знал,
не хотел бы покончить с собой. Я тебе расскажу.
АТЛАНТ: Да, я с ним никогда не встречался. Он не заходит в дома с двумя
холодильниками. (Пауза.) У меня кишка тонка, я попрошу родственников
подтолкнуть. Судя по всему, наша семья – это сплошные аутисты. Ненавидят
общаться с чужими людьми, не смотрят друг другу в глаза. Не обнимаются…
БАБУШКА: Это не так, дорогой. Мы любим поговорить. А папа пригласил гостей.
АТЛАНТ: Да, из Кащенко. А может человек всю жизнь жил и не знал, что он
аутист. А потом залез на медицинский сайт и все про себя понял. И про себя и про
других. Еще немного жизни в интернете, и мы все станем аутистами. Я не могу
разговаривать с нею вслух. Мы с Лией… Мы только так… внутри сети. А если она
придет и увидит меня, такого… Жалкого… И узнает, что я вовсе не небожитель.
Мой ник в интернете – Атлант. Представляешь? Это она сама меня так назвала. Она
наверняка красивая. (Поворачивается к бабушке.)
Бабушка смотрит на него снизу вверх, приглядывается.
БАБУШКА: Где мои очки? Что-то мне все маленьким кажется…
АТЛАНТ (снова стучит по клавишам ноутбука): А они ни разу не назвали меня по
имени. Ни разу, будто и нет меня. И только это гадкое «ты». Ты опять пришел. Ты с
ума сошел. Лия… Однажды я встречусь с тобой и пойму, что не способен
разговаривать вслух. Только так… Дурацкий интернет… (Захлопывает крышку
ноутбука, встает, поворачивается спиной к шкафу Игната и к Маевскому.)
МАЕВСКИЙ: Я хочу, чтобы моя семья была образцовой. Этот… (показывает в
сторону Атланта) – не мой ребенок. Слава Богу, у меня только один дегенерат.
(Ходит по своему отрезку сцены, подходит к шкафу, смотрит на него).
Понимаешь, Игнат, у нас ведь идеальная семья, идеальная. (Пауза.) У меня
молодая, красивая жена. Добрая мама… (нагибается, берет пальцами мышиную
отраву, плюется), два замечательных сына: один умный, второй… тоже очень
умный. Собака есть. Почти овчарка, а это мужская порода. И я еще не старый.
Здоров, как бык. Ты мне веришь? Кивни, если так. (Игнат стучит.) Кивнул.
Молодец. Ты мне веришь, сынок. Я очень рад.
АТЛАНТ: Понимаешь, Игнат. Я ведь простил ему. На самом деле, все простил. Это
только кажется, что нет. Это игра такая, понимаешь?
МАЕВСКИЙ: Я не держу зла на него. Он рос без меня. Вернее, в том-то все и дело,
что со мной. Ты сам знаешь, как это бывает. Он же убогий… Живет в своих
фантазиях… Думает, что он великий режиссер.
В какой-то момент Атлант и Маевский одновременно начинают разговаривать с
Игнатом.
МАЕВСКИЙ (одновременно с Атлантом): Игнат, ты только выслушай меня, сынок.
Ты должен понять.
АТЛАНТ (одновременно с Маевским): Я не злой, Игнат, это не потому…
МИЛА: Вы что, сдурели? Что вы со стенкой-то разговариваете?
АТЛАНТ: Со стенкой? Извини, но я с тобой не разговаривал. (Ставит камеру
напротив себя.)
АТЛАНТ: Здравствуй, Лия. Я не вижу тебя, Лия. Но очень может быть, что ты
когда-нибудь увидишь меня. (Поворачивает камеру.) Это мой папа, это моя
бабушка. Это ее стерва-дочь и жена ее сына – Мила. То есть, дочерью она оказалась
после того, как вышла замуж за ее сына. Сложно, да? (Пауза.) А это я (кланяется),
а там – Игнат – мое супер эго.
МИЛА: Он разговаривает с предметами.
МАЕВСКИЙ (сам с собой): Да никогда я не был таким, никогда. Это все из-за вас.
Этому нужны лекарства, ей – машина…
АТЛАНТ (Игнату): Мила вышла замуж за него. Человека вдвое старше ее. Нет, я не
хочу сказать, что такого не бывает. Сплошь и рядом. Разве я сказал, что это
ненормально? Нормально. Ненормально, когда люди вместе живут до самой
старости. Где разнообразие? Свежая кровь где? Моя мать любила его. Он ее бросил.
Ты никогда не узнаешь, что это такое, Игнат. Потому что тебе все равно. Ты хочешь
сказать, что папа не знал, как ей было трудно? О, я прошу тебя, Игнат. Не надо
защищать его только потому, что, возможно, вы являетесь родственниками. Он
предатель. Предатель. И теперь и тогда. И теперь даже больше. Потому что уверен,
что ни в чем не виноват. Ты хочешь сказать, что Григорий Петрович сильно
влюбился в твою маму, Игнат? Нет, он просто допускал такую возможность.
Свободу свою допускал. Надоест - уйду к другой. Учись, братишка.
МАЕВСКИЙ: Я мог тебя выгнать.
БАБУШКА: Он мог.
АТЛАНТ: Не мог. Я – это ходячее напоминание о всех его грехах. А Игнат –
напоминание молчащее. Он боится… Боится, что если он выгонит меня сейчас, то в
будущем с ним или с Милой – с кем-то, кто ему дорог, случится беда. Он по-своему
верит в Бога. Знаешь, Игнат, что такое вера для большинства людей? Это страх. А
на самом деле, вера – благодарность.
БАБУШКА: Да, чувством благодарности ты прямо-таки весь проникнут. Я боюсь
тебя даже больше, чем этого зубастика в холодильнике.
АТЛАНТ: Бабушка-бабушка. Я этого не говорил. Я не говорил, что благодарен. Я
такой же, как все, у меня одни просьбы. Только просьбы и куча претензий. Я мог
бы отказаться от его помощи. Но я не гордый, я просто ничтожество.
БАБУШКА: Ты прав. Но я так люблю тебя, мой ничтожненький!
Атлант резко поднимается.
БАБУШКА: Куда? Поговори со мной.
АТЛАНТ (сухо): Игнат с тобой поговорит. (Отворачивается, открывает ноутбук.)
Гаснет свет.
Сцена 4
Фонограмма шума дождя. В гостиной открыто окно. Бабушка медленно подходит
к нему, закрывает, качает головой.
БАБУШКА: Я в последнее время боюсь смотреть в окна. Там все так меняется…
Страшно. Каждый раз что-то новое.
АТЛАНТ (стоит посреди сцены, скрестив руки на груди): Зачем он пригласил эту
старую деву Веру? Одиночки всегда чувствуют ужас своего бытия в обществе
семейных пар. Причем во все остальное время их жизнь не так уж и плоха.
БАБУШКА: Что ты опять натворил? Гриша зеленый от злости.
АТЛАНТ: Ничего особенного. Познакомился с его коллегами по сбору денежных
средств: декан Коновалов с женой и Верочка из министерства. Жена у Коновалова
красивая.
БАБУШКА: Вторая.
АТЛАНТ: Я так и думал. У первой истек срок годности.
БАБУШКА: Неужели ты выходил к гостям?
АТЛАНТ: Нет, я одиночка. Ты тоже не вышла.
БАБУШКА: Разведенные старухи тоже не выносят чужого счастья.
АТЛАНТ: Этот подлец Коновалов решил, что я гастарбайтер.
БАБУШКА: А ты гастарбайтер?
АТЛАНТ: Нет, милая бабушка. Хотя кто теперь разберет... Коновалов разворачивал
самолетики Игната. Ему никто не разрешал трогать игрушки моего брата. Игнат
предпочитает труды по психиатрии. (Показывает на самолетики, разложенные под
столом.) Папа сказал, что его младший сын Игорь учится в Англии. Игорь… Ты
поняла? Это наш Игнат. А старший, то есть я, – светило современного
кинематографа. Я просто внес немного ясности в эту историю. Только и всего…
Заходит Маевский с Милой. Атлант прижимается к шкафу, обнимает его,
медленно опускается на пол.
МАЕВСКИЙ: Видимо, я мало порол тебя в детстве. Оставь в покое шкаф! (Резко
дергает Атланта за плечо.)
АТЛАНТ: Игнат его не приватизировал. Счастливый мальчик. Никогда не будет
знать проблем с собственностью. Как только ты умрешь, она сдаст его куда надо и
заведет новую семью. Ты в глаза ей посмотри! Ты понял, Игнат? Ты сейчас не в
шкафу сидишь, а в Англии. Разве можно выйти с тобой на улицу? С таким? (
Качается из стороны в сторону.) Или, например, по магазинам? Это все равно, что
в наше время ездить на «Запорожце».
Игнат начинает сильно стучать по шкафу. Мила убегает со сцены.
МАЕВСКИЙ: Что-то худо мне. (Садится за стол, опустив голову.)
АТЛАНТ: Мне страшно, очень страшно. Игнат ничего не боится. Например,
темноты и замкнутых пространств он не боится. А мне очень страшно, бабушка. Я
– чужой, везде чужой. Дома, снаружи… меня никто не ждет.
БАБУШКА: Иди, работай, иди, попробуй, милый. Тогда у тебя будет право гнобить
папочку.
Бабушка надевает на Атланта пиджак, шляпу, завязывает галстук, дает в руки
портфель.
БАБУШКА: Почему ты не можешь хотя бы немного поработать? Купил бы ему
подарок, мне бы купил, бабке своей любимой… Или хотя бы Игнату. На свои
деньги.
АТЛАНТ: Игнат не понимает, что такое подарки. Он ничего не понимает, ему все
равно. (В ужасе срывает галстук, откидывает от себя портфель.) Я не могу! Не
хочу так жить. Не хочу! Меня как будто в темный угол загнали, в самое темное
место этого угла, самое острое. (Бабушка легонько касается руки Атланта, тот
вздрагивает.) Не хочу, чтобы кто-то касался... Не трогайте меня!
БАБУШКА: Все я, да я. Моя душа, мысли…Мутатень, как в Гамлете. До чего
занудная пьеса.
АТЛАНТ: Меня как будто нет. (Кладет руки в карманы, достает письмо, читает.)
БАБУШКА: Ну, я же говорила. (Шкафу.) Они все ждут моей смерти, Игнат. Моя
душа вышла из моды, совершенно. Не бросаться же мне из окна. Это так
неприлично. Семидесятилетняя старуха покончила с собой, выбросившись из окна
с видом на самую центральную площадь нашего города. Никто же не поверит!
Ненавижу пессимистов. Они такие паразиты. Делают жизнь еще хуже, чем она есть
на самом деле.
АТЛАНТ (задумчиво): Почему ты лжешь Игнату, бабушка? Тебе восемьдесят два.
БАБУШКА: Только аутисты живут в реальном мире. Почему ты хочешь сделать
бабушку несчастной? (Уходит в сторону.)
АТЛАНТ: Нет, бабушка, на самом деле, я мечтаю, чтобы мечты моих близких
сбылись.
Появляется Мила.
МИЛА: Это, наверное, все равно, что помолиться за врагов. Все мечтают только о
личном. (Смотрит на письмо в руках Атланта.)
АТЛАНТ: Нет-нет-нет-нет. (Качает головой.) Не верю.
МИЛА: Я хотела тебе рассказать. Но ведь ты явился обличать пороки. Мы
прекрасно жили без этого.
АТЛАНТ: Вы прекрасно слепли. (Пауза.) Не может быть... (Ошеломленно.) Ты
просто не можешь быть ею. Это не ты писала.
МИЛА: Атлант, ты совсем не знаешь меня. Живешь в своем реальнопаралитическом мире и ничего не замечаешь.
АТЛАНТ: Оборотень… У тебя раздвоение личности, Лия.
МИЛА (быстро): Это не маска. Я не играла с тобой. Я – Лия. Атлант, послушай…
АТЛАНТ: Не надо. Не называй меня так. Это смешно. Какой я Атлант? Ты
издеваешься?
МИЛА: Атланты держат небо.
АТЛАНТ: Что? Ах, атланты… Только им за это не платят. Небо скоро упадет.
(Протягивает письмо.) Забери. Оно не по адресу. Отправь олигарху, президенту,
кому угодно… (Поворачивается к шкафу. Начинает раскачиваться, как аутист.)
Я режиссер. Просто режиссер. Конечно. Я снимаю документальное кино. А вовсе
не работаю в офисе. Я знаю огромное количество очень интересных людей. Я не
работаю в офисе и не пишу книг про Куршевель. Не собираюсь угождать своему
отцу. Он для меня пустое место, он даже не похож на меня. Мне все равно, что
станет с его ребенком. Каждый за себя. Игнат мне не брат, потому что отец мне
вовсе не отец. Он сам так говорит. И я не обязан ни за кем ухаживать и никого
растить. Пойдет в дом для олигофренов. Ему там будет лучше. Зачем ему жить с
такими, как мы? Такими уродами?
Игнат стучит в шкаф.
МИЛА (садится рядом с Атлантом, берет его за руку): Ну, успокойся, слышишь.
Все образуется.
АТЛАНТ: А может быть, он просто не хочет видеть всё это, прячется. Хитрец.
Безумцам всегда легче.
МИЛА: Нет, это страшно. Жить без ума.
АТЛАНТ: Ты хоть представляешь, что такое Игнат? Что ты молчишь? Мила…
Лия… Это Вселенная. Вселенная в шкафу.
Мила подбирает галстук, снова завязывает на шее Атланта. Придвигает к нему
портфель.
МИЛА: Ты скоро пойдешь на работу. А по субботам и воскресеньям будешь
снимать свои документальные фильмы. И почему обязательно документальные?
Дорогой мой. (Отходит от Атланта, снова подходит.) Я как будто сама
состарилась с ним. Он надоел мне, не вижу ничего своего, все чужое. Он не
понимает меня. Я ждала, когда ты приедешь. Все время ждала.
Атлант отстраняется от Милы. Садится и снова раскачивается из стороны в
сторону.
АТЛАНТ: Я режиссер, а вовсе не офисная мышь. (Тянет галстук, как удавку.)
МИЛА: Конечно, ты режиссер.
АТЛАНТ: Завтра я пойду и встречусь с Лией. И мы больше не будем расставаться
никогда.
Пауза. Мила отворачивается от Атланта. Она немного напугана.
АТЛАНТ: Представь себе, что ты сидишь в шкафу. Все время сидишь в шкафу,
шкаф – это весь мир. Это твой мир, и там есть все, огромное количество всего. И
вовсе не обязательно выходить из него, совсем не обязательно. Всегда можно
вернуться. Это как в утробе матери, ребенок, эмбрион и что-то такое темное,
теплое… Ты в безопасности.
БАБУШКА (из угла): Что-то мне напоминает… темное, теплое. Запах есть?
АТЛАНТ: Заткнись, бабушка. И ты вот так вот ходишь, вот так, опустив голову, в
глаза не смотришь. Боишься, что душу увидят. Что посмотрят в глаза, залезут в них.
В твой мозг залезут и украдут ее, душу. Ее можно сохранить только в шкафу. Давай.
Посмотри на мир его глазами. Ты увидишь, он удивительный.
Берет Милу за плечи. Сцена в полумраке. Сверху падает серебряное конфетти. То
там, то здесь появляется луч света. Атлант целует Милу в губы, идет к свету, но
как только подходит, он исчезает и появляется в другом месте. Атлант
забирается на стол, протягивает руку к свету, но не может до него дотянуться.
Свет гаснет.
Сцена 5
Пока сцена не освещена, шкаф Игната ставится на бок. Маевский сидит
неподвижно за столом. Мила стоит рядом с ним, спиной к зрителю. Атлант возле
шкафа.
АТЛАНТ: Тут ничего не меняется. Все на своих местах, как будто мебель в пол
вросла. Счастье – это что? Это когда ничего не меняется. Живешь себе в мире и
покое, жизнь не бьет тебя страшными событиями. Вот и Игнат против изменений.
Ничего не меняется. Вот он шкаф… (Удивленно смотрит на перевернутый шкаф.)
Но содержимое в нем не меняется… (Открывает дверцы. Видит бабушку.)
АТЛАНТ: Бабушка?!
БАБУШКА: Извини, дорогой. Искала Игната, залезла, а вылезти не смогла.
Захлебнулась в одежде своей дочери-стервы Милы. Такой огромный шкаф,
оказывается. Прямо вход в другое измерение.
АТЛАНТ: Шкаф – это…
БАБУШКА: Целый мир.
АТЛАНТ: Зашкафье.
БАБУШКА: Там какие-то иероглифы на стенках. Посмотри, весь шкаф исписан.
АТЛАНТ: Интересно, кем же?
БАБУШКА: В свое время я очень хорошо изучила мир под названием «подстолье».
Тебе бы понравилось. Такие, как ты, частенько заканчивают там свои дни. Бедный
мальчик…
АТЛАНТ: Где Игнат? (Ставит шкаф в вертикальное положение. Если шкаф
слишком тяжелый, обращается за помощью к рабочему.)
БАБУШКА: Не знаю. Он не стучал. Как странно. Тут столько всего происходило!
АТЛАНТ: Ты любишь подслушивать, бабушка.
БАБУШКА: Телевизор сломался, а как прожить одинокой пожилой женщине без
мыльных опер? Не будь занудой. Все мы любим подслушивать. Но больше всех,
конечно, Игнат. Столько всего услышал за свою жизнь.
Атлант берет ноутбук, открывает его, закрывает. Прислоняется к шкафу.
АТЛАНТ: Игнат, Игнат! Что же мне делать?
Бабушка подходит к Атланту, плотоядно смотрит на ноутбук, осторожно
забирает его из рук Атланта.
БАБУШКА: Дай-ка я напишу своему бойфренду. (Уходит за кулисы.)
Мила поворачивается к Атланту, что-то хочет сказать, но передумывает.
МИЛА: Я пойду поищу Игната. Он, наверное, играет в прятки.
АТЛАНТ: Да.
МИЛА: Входная дверь открыта.
АТЛАНТ: Странно.
МИЛА: Да. Знаешь что… Атла… Ты… На этот раз ты должен уйти навсегда.
Атлант подходит к Маевскому, пристально смотрит на него.
АТЛАНТ (Маевскому): Я пойду поищу Игната.
Маевский не реагирует. Атлант уходит со сцены. Играет «Пассакалия» Генделя,
очень тихо, лирическая, не тревожная часть. Меняется свет. Рабочие убирают
мебель обратно вглубь сцены. В центре внимания остается только шкаф.
Маевский встает, с трудом подходит к окну, открывает его. Фонограмма шума
дождя. Маевский застывает в ужасе. Медленно опускается на пол. Параллельно с
ним гаснет свет. Появляется Мила. Смотрит на Маевского, бросается к нему.
Сцена 6
Темнота. Звук ключа в скважине. Дверь открывается настежь, освещена только
она. От двери свет падает на шкаф. Атлант сидит на чемодане спиной к
зрителям. Мила включает свет.
МИЛА: Хорошо, что ты здесь.
АТЛАНТ: Да.
Мила берет стул и садится рядом с Атлантом лицом к залу. Пауза.
МИЛА: Они сказали, что он пытался покончить с собой.
АТЛАНТ: Чушь. Никогда не поверю, что такой жизнерадостный ребенок, как
Игнат, на это способен. Нет, они просто не поняли. Он подумал, что умеет летать.
(Руками показывает крылья. Встает, подходит к окну.) Какой твердый асфальт...
Настоящий мир состоит из твердых предметов, Игнат. Будь осторожен.
МИЛА: Ты уйдешь?
Атлант качает головой. Подходит к шкафу, стучит по нему.
АТЛАНТ: Врач сказал, что он говорил.
МИЛА: Нет. Он аутист, он никогда не говорил.
Атлант снова стучит.
АТЛАНТ: Он говорил.
МИЛА: Нет, это был мальчик с соседней кровати. Там так много детей в палате…
Игнат не говорит.
Из комнаты выходит бабушка с палкой, проходит мимо Атланта и Милы, не
замечает их, заглядывает под стол.
БАБУШКА: Игнат, выходи! Я не хочу больше играть в эту дурацкую игру. Я тоже
хочу спрятаться, Игнат. Нужно, чтобы было честно.
МИЛА: Забери камеры.
АТЛАНТ: Они мне не нужны.
БАБУШКА: Гриша! Гриша-а-а! Куда ты дел мои лекарства? (Берет пустую
тарелку.)
АТЛАНТ: Хитрый папа. Здоровый, как бык…
Мила достает лекарства и кладет их в тарелку для бабушки.
АТЛАНТ: Взял и не умер.
БАБУШКА: Это плохо – так издеваться над бабушкой. Я понимаю, Игнат. Но ты-то,
Гриша! Где мой цианистый калий?
Мила протягивает тарелку с таблетками.
АТЛАНТ: Он просто взял и превратился в черную глотку, в птенца. (Пауза.)
Интересно, каково это: вот так подойти к окну и увидеть, как твой ребенок…
(Пауза.) Напишу недели за две книжку «Отчего случаются инфаркты». Вышлю
денег, не волнуйся, Мила. Не волнуйся. Заберу к себе Игната.
МИЛА (тихо): Игната нет.
АТЛАНТ: Пойду работать в банк, да? Да. (Берет галстук и сам завязывает его на
шее.)
МИЛА: Игната больше нет.
АТЛАНТ: Чушь. Только аутисты живут в реальном мире. А нам он зачем? (Близко
подходит к Миле, шепотом.) Игнат вовсе не падал с крыши, Лия. Ты поняла меня,
Лия? (Пауза.) Ты знаешь, что написано в шкафу?
МИЛА: Там иероглифы Игната. Он испачкал всю одежду.
АТЛАНТ: Там латынь, Мила. Odi et amo. Et amo. Miserere mei, Deus, secundum
magnam misericordiam tuam. Ненавижу и люблю. И люблю. Помилуй меня, Боже, по
огромному Твоему милосердию. (Голос Атланта переходит в детский
мальчишеский голос в конце. Фонограмма. На экране изображение латинских слов
на стене шкафа.)
Мила качает головой.
АТЛАНТ: Я пошел. (Направляется к шкафу.)
МИЛА: Куда?
АТЛАНТ: Мне пора. (Смотрит на Милу.) Прощай.
Открывает шкаф. Заходит. Закрывается. Мила открывает дверцы вслед за ним.
Шкаф пуст.
МИЛА: Атлант!
Свет медленно гаснет. Мила отходит в глубину сцены. Из шкафа раздается стук.
БАБУШКА: Игнат?
ЗАНАВЕС
2012 г.