Кимберлитовая трубка

реклама
Мераб Ломиа
Кимберлитовая трубка
…..Бррррррр… Холодно….холодно!! Опять этот промозглый западный ветер! Можно
укрыться от него – но кто тогда будет продавать эту снедь? А всё равно её никто не
покупает. Ишь, снуют мимо в своих урчащих машинах. И почему они такие некрасивые все,
издёрганные и недовольные? И чего им мало? Вот, едут на эту идиотскую злачную улицу,
мимо круглого «Макдональдса». Ишь, как торчат жёлтые ошария буквы «М»… как соски
тощей и злой уличной суки, спешащей к своим щенятам в соседний подвал. Только висят
они не вниз – а вверх… бред какой-то! А наверху – какая-то мешанина из бешено несущихся
облаков в безумном свете полной луны, слишком уж рваных облаков, и тоже - каких-то
издёрганных.
Внизу… да муть всякая внизу. В тёмных подворотнях гоняет промозглый
февральский ветер пустые коробки из-под сигарет и всякий другой мелкий мусор, да снуют
тени каких-то древних стариков и старух, выносящих в столь неурочный час мусор к
бункерам для его сбора. Хотя, многие и не мусор выносят, а роются в нём. Вот, идёт
пожилая дама с буклями, а в руках у неё – скромный улов из нескольких пластикатовых
бутылок. Небось, в прошлой жизни была она учительницей музыки или рисования, и учила
детей понимать мир прекрасного, а теперь копается в немыслимой пованивающей смеси
вместе с кошками и собаками, такими же серыми, как и она сама в этот поздний час.
А неподалеку – вот тут же, за углом – совсем другая жизнь. Зазывалы торчат в дверях
элитарных забегаловок. И…
….И – во-о-от, опять эта дура с каким-то самодовольным идиотом! По лицу видно,
что идиот. Да и она тоже – стерва и идиотка. Ну и что, что она каждый день шепелявит в
своей аналитической телепрограмме? Какая она на хрен аналитическая – скорее анальная. И
почему все ведущие аналитических программ – одни бабы? Известно почему – кому сегодня
нужен реальный анализ… а баба – она и есть баба. Вообще-то – жалко её. И то что
шепелявит – понятно: ну не может она просто так говорить. Только шепелявить и может.
Дефект прикуса, видать. Детство, наверное, у неё тяжёлое было, дома, наверное, часто по
зубам били. Хотя, при чём тут детство… Губы вон надула силиконом, вымя
кремнийорганическое из лифчика прёт, да и мозги у ней тоже силиконовые. Кто это говорил,
что кремнийорганическая жизнь невозможна? Ещё как возможна… с силиконом в ягодицах.
И кто знает, со сколькими ей пришлось переспать, и сколько на силикон потратиться, чтобы
получить такое тёплое место с такой офигительной зарплатой… Тьфу, хуйня какая…
офигительная – кто сейчас так говорит… Охххххххуительнейшая зарплата,
сверхохуительная зарплата – во как!
Эх, мне бы такую зарплату. Уж я бы поанализировал. С голодухи и холоду страсть
как на анализ тянет…
Уххх, сволочи кутёжные, ну возлюбите мой продукт – табачный ли, шоколадный ли
или какой другой – возлюбите – и покупайте! Много, много покупайте, чтоб вам подавиться
этой шоколадной дрянью и обкуриться этим сеном! Сдохнуть бы вам всем со всеми вашими
домочадцами….как безвинной лошади от капли никотина на кончике длинного
бессловесного языка.
Ну господин хороший, останови свой урчащий серебристый «Мерседес», открой
дверцу и сойди на эту заплёванную мостовую. Подойди к моему лотку, давя своими
зимними Gucci на каучуковой подошве ещё днём недовдавленные в заплёванный асфальт
окурки, и купи своей накрашенной шлюхе шоколаду. Пусть порадуется девочка в меру
щедрой подачке…. Ну, хоть презерватив купи. С лимонным ароматом. А то воняет вокруг…
во всём мире – воняет ведь!
Нет, не покупает, собака. И девочка не радуется. Бедняжка обкуренная… и по жизни
– обчморенная. Как и её временный хозяин, только он – мозгами… Золотая публика…
бизнес-элита нации… Чтоб вы оба иммунодефицитом заболели, лярвы… Чтоб у вас рукиноги отсохли и зубы повыпадали. Чтобы вы от геморроя умерли в процессе садомазохистского сеанса за большие деньги, нажитые совершенно нечестным путём. И чтобы
«Мерс» ваш серебристый в гармошку схуячился….
Эххх, ну и экспрессивен же великий могучий русский язык….экспрессивен
донельзя… и что меня на него тянет? Ностальгия, видать.
Хххххол-л-л-оооооод-д-д-д-д-дно, бр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р…….
Мертвенно-бледное освещение в центре города. Напряжение низкое. Кое-где бойко
стрекочут бензиновые движки, и им басом вторят рявкающие дизеля, сжигая продукты
нефтевидных останков жутких гигантских рептилий, динозавров и папоротниковых лесов.
Но ни рептилий, ни динозавров нет и в помине, да и не было их наверное никогда. Это всё
выдумки американской индустрии игрушек. И если бы не чёрная маслянистая жидкость, из
которой путём перегонки получают вонючий бензин, чистый, как слеза, и не такую чистую
солярку – впрочем, тоже вонючую, никто бы и не помнил о них. А чем больше сжигается
бензина, тем больше жирной вони исторгают коптящие двигатели, и злобные духи умерших
монстров выходят наружу из бензиновых слёз и солярочных испарений. Куда же потом
деваться этим духам? В людей, естественно, в людей, и поэтому так много двуногих и
мелких в своей душевной сути динозавров в человеческом обличье устрашало век
двадцатый, и поэтому так много назойливо-подловатых хищников бродит ночами по
злачным районам, больно кусая себя или друг друга за пятки – что, по сути дела, один хрен.
Кстати, об индустрии игрушек. Ну где это видано – чтобы дети играли игрушечными
чудовищами – пусть даже доисторическими? Попробовал бы кто-нибудь поиграть с
динозаврами взаправду – как же! Сожрали бы в два счёта, и костей бы не сплюнули. А
впрочем… знаем, знаем, чьи эти козни. Недаром уже появились игрушечные рогатые
динозавры. Скоро и рогатые человеки появятся игрушечные – с хвостиком и копытцами… а
как же! Эпоха требует… привыкать пора! Нью эйдж, мать их за ноги на хуй…
Ну ладно, хватит, хватит нагонять негатив… Всё-таки товар продаётся, как-никак.
Как-то жить можно. Ну и что, что в коридоре некогда фешенебельной гостиницы «Иверия»
несносно воняет креозотом – ничего не поделаешь, когда твой сосед этажом выше –
полусумасшедший химик-профессор Сухумского Государственного Университета, беженец
со стажем, получающий из креозота французские духи и продающий их на Лилойском
оптовом рынке. Запах креозота – ещё не самое худшее из зол. И очень хорошо, что он –
этажом выше. Не дай Бог, если было бы наоборот. Убил бы. А предварительно – обмазал бы
креозотом. Для лучшей сохранности трупа. А то бальзамировка нынче вздорожала – жуть!
Пусть лучше до похорон опять креозотом воняет, чем трупом. Привычно, по крайней мере.
А как говорит латинская пословица, привычка – вторая натура. Правда, латиняне креозота
тогда не нюхали, а то так бы не говорили. Да и духов французских тогда и в помине не было,
как, впрочем, и самой Франции. А вот Грузия – была… Эх, и древний же мы народ –
грузины… и выносливый. Вон, те же самые латиняне – вымерли на хуй, а мы – ничего,
держимся. А казалось – и чего латинянам вымирать – империю ведь имели, да не какую-то
там вшивую Совдепию, а Римскую. Потому и вымерли, наверное… Империя – как наркотик:
сначала ты её имеешь, а потом – она тебя…
Домой пора. Домой, в эту жуткую многоэтажную дыру, к керосиновой лампе и
книгам. А то от этого ветра на душе тоскливо. Ишь, как воет, огибая высоченную башню
Академии Наук… И как она вообще сохранилась – эта самая Академия Наук? А ведь какой
роскошный бордель можно было бы открыть в здании стиля сталинского классицизма под
длинным шпилем с пятиконечной звездой! Недаром вице-спикер парламента так старается…
или сам спикер? Хрен их разберёт… и – да ну их всех на хуй…
Ну, вот и фойе дома родного – бывшей интуристовской гостиницы «Иверия».
Известно, сколько лопухов-интуристов ошивалось тут в советское время. Стояли навытяжку
швейцары с глазами штатных осведомителей, да сынки секретарей ЦК КП союзной
республики скучали в фойе со своими визгливо-истеричными шлюхами, жутко дымя
кубинскими сигарами и смакуя тошнотворный кубинский же ром скверного качества в
валютном баре. А по углам жались малоприметные типы из республиканского КГБ. Теперь –
ни кубинского рома, ни блядей, ни кагебешников. Лишь тётя Изольда, в прошлой жизни –
кассирша мясного отдела закрытого магазина-распределителя, стоит в углу и продаёт
семечки. Если судить по количеству шелухи в городе, дела у неё идут неплохо.
Привет, тётя Изольда, привет. Как жизнь?…Спасибо, у меня тоже нормально… вот,
надоело на холоде стоять… Как там сын в Бельгии? Всё апельсины собирает… Ну да, ну да,
апельсинов в Бельгии – завались. Главное, чтобы вам помогал… Ну как же, апельсины –
беспроигрышный бизнес… все их любят, не то, что нас… хе-хе! … «Вот врёт, старуха…
ведь машины ворует в Бельгии… апельсины, как же… ну почему не учите географию, люди
добрые – апельсины в Бельгии только в супермаркетах и водятся – вот и врёте невпопад…
помог бы матери, мудак! хотя, может в тюрьме он… хотя тюрьмы в Бельгии – как санаторий
- разве что курортниц нет по вечерам…»
Ну, наконец родная дверь… Всё, отключаюсь от проблем. Пора прекратить
сквернословить – а то совсем съеду с катушек, как этот несуразный геолог-дворник Серафим
из министерства культуры… и - вот и они, родимые… Тур Хейердал… Конан Дойль…
Клиффорд Саймак… Гумилёв… И провались к птеродактилям постылая тбилисская хмарь
ветренной февральской ночи!
Ну уж нет, ящик включать не буду… Хватит аналитических программ – а ведь в
самом слове «аналитическая» так и сквозит корень «анал» … только этим вечером и
сообразил. Тьфу!!! А ведь главное – непредвзятый взгляд на терминологию, и всё становится
ясно. И – ну этот ящик поэтому на хуй… вместе со спикером. Или лучше – в анал…
….А лучше–ка я послушаю великого норвежского композитора Грига, да почитаю с детства
не читанный «Затерянный мир» Конан Дойля, неизвестно зачем оставленный у меня
соседом-алкашом из трущобы напротив… Надо, надо уходить от этого тёмного и
промозглого мира! Туда, в пампасы или в джунгли, или в Тихий океан – с Конан Дойлем ли,
с Туром Хейердалом ли – один хрен, пусть даже и в книжном варианте. Или с Эдвардом
Григом – в Норвегию, из которой сам Тур Хейердал удрал в Полинезию… а по мне – что
Норвегия, что Полинезия – один хер – лишь бы подальше от этих харь и рож, от этих
скорбных ликов мусорных старух, и бессмысленных наркотических глаз, поджидающих тебя
за каждым закоулком на злачной улице Ахвледиани, бывшей улице террористки Софьи
Перовской…
Слегка поскрипывая, кассета с Григом начинает играть в старом и от этого чуть-чуть
шипящем двухкассетнике – и все наваждения промозглого вечера уходят прочь… Лишь где–
то очень далеко во времени и пространстве грациозно танцуют ласковые норвежские
девушки начала прошлого века под звуки простенькой, но изумительно красивой народной
музыки, не испорченные ни современной масс-культурой, ни вгоняющими в жир «БигМаками» из пресловутого «Макдональдса». И где-то далеко-далеко нет ни пронизывающего
до костей тбилисского февральского ветра, ни бессмысленно сытых физиономий в злачном
квартале напротив, а есть лишь счастливая незатейливая жизнь с музыкой Грига и
спокойствием в душе…
……Эх, и знал бы профессор Саммерли из «Затерянного мира» Конан Дойля, что на
тбилисских улицах можно увидеть птеродактилей почище, чем в вонючем болоте
неподалеку от алмазоносной кимберлитовой трубки на плато Мейпл-Уайта. Да вот алмазов
только нет рядом с этими птеродактилями, алмазных кимберлитовых трубок с голубой
глиной…
Голубая глина… голубая глина… голубая глина…. А-а-а-а-ай!!!!!
Ура. Ура. У-ра! Есть! Знаю ведь, где есть голубая глина! Видел – и не раз!!! Солёное
озеро, рядом с озером Лиси. Неужели…. Бляа-а-а-а-адь!!!!……
Всю ночь профессор, взбудораженный алмазным видением, не спал, а на следующее
утро он уже на рассвете с лопатой в больших руках, в кепке с наушниками на голове и с
одолженной древней замызганной дублёнкой на плечах был на продуваемом всеми ветрами
древнем вулканическом плато - том самом плато, на котором и были расположены озеро
Лиси и Солёное озеро с кимберлитовой трубкой…
…….Следующие два месяца профессор Григолиа два раза в неделю ходил на Солёное озеро,
аккуратно закладывая шурфы в поисках алмазов. Нельзя сказать, что он это время потратил
без пользы для себя. Конец февраля и весна в Тбилиси в тот год выдались на редкость
тёплыми и солнечными. Под конец зимы куда-то сгинули холодные февральские ветры, и
профессор копался в голубой глине под звуки щебетания дроздов, а на склонах вокруг
начинали несмело зеленеть почки миндаля и дикой вишни, и робкие зелёные ростки,
недавно проклюнувшиеся из-под земли, постепенно превращались в дикие нарциссы и
тюльпаны, торопливо цветущие в ожидании летнего зноя. Профессор загорел, его лицо
покрывал здоровый румянец, но что касается алмазов, то кимберлитовое озарение оказалось
ложным. Это и неудивительно: ведь подавляющее большинство таких трубок не содержит
алмазов, и профессор ещё долго бы рыл шурфы на Солёном озере, если бы сам не убедился в
тщетности своих попыток.
Помог ему в этом, как это ни странно, именно дворник-геолог Серафим, работающий
в министерстве культуры. Профессор в припадке великодушия угостил его в ближайшей
забегаловке, и после более-менее сытного обеда оказалось, что Серафим, уроженец Бодайбо,
которого непонятно каким ветром занесло в Грузию, в своё время работал в
геологоразведочной партии в Якутии, и занимался поисками алмазоносных кимберлитовых
трубок. Вкусив хлебного вина, Серафим на радостях и по какому-то странному наитию
рассказал профессору, что именно следы солей стабильных изотопов селена и отличают
алмазные кимберлитовые трубки от пустых. И ещё - графитовые конкременты, хотя их
наличие и не являлось неоспоримой гарантией алмазоносности. И, что самое главное,
Серафим, кстати и некстати вставляющий пугающие своей разнообразностью матерные
выражения через каждые два слова, в деталях знал, как называются одноразовые бумажные
индикаторы для определения следов селена в смывах почв, и где можно их достать.
Достать индикаторные бумажки оказалось на удивление просто. В Институте
Геологии их было много, и отягощённому идиоматическими перлами дворника Серафима
профессору Григолиа не составило большого труда достать их через своего знакомого
доцента, и поныне работающего там.
И именно после этого профессор убедился в тщетности своих попыток. Индикаторы с
завидной уверенностью показывали отсутствие каких бы то ни было следов стабильных
изотопов селена в голубой глине. Да и графитовых конкрементов профессор также не
встречал. Правда, графитовые конкременты не были обязательным компонентом, но
отсутствие селена ставило крест на алмазных мечтаниях: профессор перепроверил сведения,
сообщённые алкашом, и обнаружил, что сам сэр Фредерик Доуэлл, профессор геологии
Оксфордского Университета, установил абсолютную информативность селеновой пробы при
нахождении алмазоносных кимберлитовых трубок.
Два дня после этого профессор не выходил на свой торговый уличный промысел. Он
просто лежал на своём продавленном топчане, и молча смотрел в потолок. Да, всё было
налицо: и динозавры на улицах, и кимберлитовая трубка неподалеку, но, в отличие от конандойлевского плато Мейпл-Уайта, недоставало самой малости – алмазов в кимберлитовой
трубке.
Неизвестно, сколько времени пробыл в жесточайшей хандре всеми забытый
профессор, но в один прекрасный майский день от хандры не осталось и следа. Профессор
внезапно воспрял духом, и, захватив с собой две вместительные емкости с какой-то
зеленоватой жидкостью, направился к кимберлитовой трубке Солёного озера.
Целый день профессор аккуратно разбрызгивал концентрированный раствор солей
стабильных изотопов селена по поверхности кимберлитовой трубки и аккуратно сливал
зеленоватую жидкость в уже вырытые шурфы, а под вечер, довольный и усталый,
возвратился домой.
Через два дня таблоид для читающей бизнес-публики “Новый Сарацин” опрометчиво
опубликовал, как это и полагалось таблоиду, совершенно непроверенную статью професора
Григолиа, полученную по почте - под чужим, естественно, именем, а именно – под именем
профессора Гавкаридзе. Статья посвящалась кимберлитовой трубке у Солёного озера – и
жизнь очень состоятельных людей в городе после сей публикации стала в некотором роде
беспокойной, а профессия геолога-изыскателя стала на удивление востребованной и болееменее оплачиваемой, хотя и опасной. Каждый мало-мальски себя уважающий олигарх
обзавёлся своим геологом-консультантом, и все они делали лишь одно: проверяли и
перепроверяли обнаруженную профессором Григолиа кимберлитовую трубку на
алмазоносность. И – излишне говорить о том, что тираж «Нового Сарацина» в ближайшие
месяцы взлетел до небес…
Надо сказать, что безотказный метод сэра Фредерика Доуэлла давал великолепные
результаты. По всем параметрам выходило, что алмазов на Солёном озере было столько, что
перед этим блистательным изобилием меркли перспективы южно-африканских и якутских
копей, казавшиеся в свете новейших изысканий весьма и весьма проблематичными. Но,
вдобавок, свою роль сыграли и следы титанической деятельности профессора Григолиа по
выкапыванию шурфов. Геологам криминалоидные олигархи и публика помельче в силу
своей брутальной ментальности верили не до конца, но наличию шурфов они поверили
безоговорочно. Это были всё люди с практической хваткой, и свидетельства того, что кто-то
методично перерыл всю трубку вдоль и поперёк, красноречиво говорили, что не станет
нормальный человек так настойчиво копаться в этой тяжёлой голубой глине. Нет, совсем не
знали местные олигархи настырного и физически довольно-таки мощного профессора
Григолиа, а то бы они так бы не думали! Но как думают местные олигархи - это уже
совершенно не наше дело…
Странно, но олигархи – это публика, которая совершенно не любит делиться, даже и с
такими же, как и они сами, соседями-олигархами по несчастью. И вот, серия громких
криминальных разборок захлестнула город. Оказалось, что люди очень любят алмазы, и
особенно любят их олигархи. Несколько мощных кланов схлестнулось между собой, и
теперь быстрые ритмы танцевальной музыки в злачном квартале перемежались со звуками
разрывов, очередей и одиночных выстрелов. С глухим стуком падали на землю тела – или
напротив, влетали в витрины фешенебельных ресторанов под оглушительно-мелодичный
звон разбитых витрин и рявкающее громыхание взрывающихся боеприпасов, и
душераздирающие крики элитарных шлюх, на глазах теряющих перспективных
представителей target-group своих профессиональных устремлений, тонули в истошном вое
полицейских сирен. Как оказалось, и местная полиция тоже донельзя возлюбила алмазы, но
служебное положение не спасало полицейских генералов от насильственной смерти. И они –
гибли. Гибли так же, как и все прочие – олигархи и не олигархи, члены семьи Президента и
не члены, воры в законе и непонятно откуда взявшиеся наглые провинциалы с самодельным
автоматическим оружием в руках. И гибли они все – ради грядущих алмазов, которых, по
сути дела, и не было вовсе.
По всему городу открылись новые похоронные бюро, и крупная партия подержанных
катафалков была привезена морем из Нью-Орлеана. Мраморные карьеры не справлялись с
заказами, и рядом с ними открывались новые.
А в злачном районе ночные перестрелки продолжались несколько месяцев, пока не
пришли совершенно новые люди. Поговаривали, что все без исключения из них были
близкими родственниками Президента, и, несмотря на пару шумных внутрисемейных
разборок, в один прекрасный день всё стихло.
И долго после этого на вулканическое плато рядом с Солёным озером поднималась
никем доселе не виданная современная техника, используемая на алмазных копях, и целые
сонмы выписанных за огромные деньги специалистов из ЮАР налаживали перспективное
производство, а швейцарские банки лихорадочно открывали новые кредитные линии для
членов семьи Президента, с оптимизмом смотревших в заманчивое бриллиантовое будущее.
И через год, когда на месте Солёного озера красовался огромный котлован, набитый
современной техникой, началась новая волна убийств. Она была тихой. Уже не рявкали
гранатомёты в злачном квартале, не было слышно назойливое татаканье пистолетпулемётов, и чёрные катафалки не разьезжали по городу. И вообще, убийства в основном
совершались не в городе. Несколько десятков человек было задушено или застрелено
снайперами-профессионалами на виллах в Южной Европе или Америке, несколько
белоснежных яхт затонуло в Карибском море, несколько человек были съедены
крокодилами в таиландских джунглях или акулами на белоснежных пляжах Сейшельских
островов. Внезапно забарахлил при посадке в Париже самолёт Президента, и лишь по
счастливой случайности удалось избежать взрыва в пассажирском салоне, после чего
Президент вернулся на родину в бронепоезде времён первой мировой войны «Звезда
Франции», любезно предоставленным французской стороной, заперся в своей загородной
резиденции под усиленной охраной и отменил все официальные визиты на ближайшие два
года. И лишь один человек был убит в городе – профессор Гавкаридзе, заслуженный геолог
бывшей советской республики, под именем которого и была напечатана самая первая статья
о кимберлитовой трубке в скандальном таблоиде «Новый Сарацин». Тут стоит сказать, что в
доброе старое советское время профессор Гавкаридзе, старый кагебешник, не пустил
профессора Григолиа на Всемирный Ихтиологический Конгресс в Барселоне, а поехал туда
сам, хотя по профессии он был не ихтиологом, а геологом… Нелишне заметить, что вся
редакция «Нового Сарацина» была расстреляна неизвестными флибустьерами ещё год
назад…
…Уффффф… жа-аарко!!! Застыв в миражном мареве, стоит над знойным городом
бензиновая хмарь, и мягкий асфальт уже устал обволакивать каблуки и каблучки одиноких
прохожих, бредущих по городу в этот вечерний, но всё ещё жаркий час. А полушария
вертикально эрегированных сисек жёлтой эмблемы «Макдональдса» всё ещё гордо смотрят
ввысь, в знойное выцветшее небо, на котором – ни облачка. И давешняя зимняя сука давно
уже нашла свой нежданный конец под колёсами пьяного владельца подержанной иномарки,
невесть зачем въехавшего в злачный квартал летним вечером, а её подросшие щенки по
вечерам, а иногда даже и при свете дня терроризируют в округе дворовых кошек и
помоечных старух – или просто валяются возле мусорных бункеров, высунув длинные
розовые языки. И мелкий товар с лотка продаётся – так себе, не шибко продаётся товар. А
злачный квартал – потихоньку начинает жить своей вечерней жизнью. И жизнь эта – давно
уже тиха, размеренна и спокойна. Ни взрывы фугасов, ни очереди из автоматов Узи или
АКМС не нарушают ритма злачного времяпровождения бизнес-элиты. Вот только лица все
новые, которых тут нельзя было встретить два года назад в душном смраде алмазной
лихорадки. Да и не новые они вовсе – те же всё лица, только принадлежат они совсем
другим людям…
Ну же, ну же, господин хороший, покинь на время свой ядовито-зелёный
«Ламборджини», да и сойди на мостовую. В конечном же счёте – тебе же лучше будет, хотя
ты об этом и не догадываешься в силу своей роковой неосведомлённости… Подойди к лотку
одинокого профессора Григолиа, беженца-ихтиолога из Сухуми, давя безымянными
сандалиями из кожи ещё невылупившегося крокодила разноцветные обвёртки из-под
презервативов, пачками валяющиеся по всему городу из-за забастовки дворников, и купи
своей смазливой проститутке бутылочку ледяной Кока-колы. Или хотя бы купи
гурджаанское мороженое: всего тридцать тетри за вафельный стаканчик, и сунь его за
шиворот своей девочки – пусть повизжит горемычная потенциальная жертва ВИЧ-инфекции
– зато и охладится в этот летний зной, - смрадный, липкий и невыносимый…
Э-эххх, давно уже свезли на погост силиконированную тележурналистку – что-то не
совсем то ляпнула она милым шепелявым голосом в своей аналитической программе в
самый разгар алмазного бизнеса. Но - не беда: вместо неё появилась новенькая – тоже
отсиликонированная, и осиротевшая было программа снова радует трехмиллионную
телеаудиторию неувядаемым дамским аналитическим даром…
И – непривычно тихо летом на подступах к злачному кварталу: не рявкают дизельные
движки - летом электроэнергии хватает на всех. Лишь приглушенные бронированными
стёклами ритмы самбы доносятся из фешенебельного псевдобразильского ресторана «Нуэво
Алентежу», да танец живота в исполнении жгучих блондинок знойно маячит в витрине
массажного салона элитарного ресторан-борделя в псевдомавританском стиле
«Боробудур»…
И только шпиль Академии Наук, увенчанный пятиконечной звездой, гордо смотрит в
высокое небо – не сумел по каким-то неведомым причинам не то спикер, не то вице-спикер
парламента приватизировать его под бордель, и в редкие часы академических сессий
профессор Григолиа вежливо здоровается с подходящими к зданию академиками,
приподнимая белоснежную летнюю панамку на своей продолговатой голове, увенчаной
благородными сединами…
И неизвестно, о чём думает теперь профессор Григолиа, стоя на своём торговом месте
между гостиницей «Иверия», Академией Наук, и злачной улицей Ахвледиани, бывшей
улицей террористки Софьи Перовской. Лишь профессионально искушённый в геологии
дворник Серафим Кирзяев из находящегося неподалеку министерства культуры доподлинно
знает, что по вечерам в свободное от мелкой торговли время сидит профессор Иммануил
Григолиа в огромном пустом читальном зале научной литературы Национальной публичной
библиотеки,
тщательно
штудируя
специальную
литературу
об
изумрудных
месторождениях…
Скачать