Татьяна Каратеева Мое впечатление от спецкурса Все начиналось с того, что моя подруга и коллега Людмила Егорова, профессор Вологодского педагогического университета, попросила меня поучаствовать в составлении учебного пособия, посвященного «Гамлету». Уже была готова первая часть, по которой Людмила Владимировна работала со своими студентами, изучая английский текст пьесы. Мне предлагалось написать несколько глав о ее русской истории. В результате появилась вторая часть учебного пособия, рассказывающая о русских переводах и самых известных театральных постановках «Гамлета», с XVIII века до нашего времени. Проект издания был представлен на конференции, организованной Шекспировской комиссией РАН. Пособие получило одобрение таких известных шекспироведов, как А. В. Бартошевич и В. Р. Поплавский, и готовится к изданию в Вологодском университете. Естественно, что в процессе сбора материала и изучения интересных критических отзывов, современных выходу в свет новых переводов и постановок, мне стало важно поработать с этим богатством «вживую». Захотелось обсудить со студентами, для которых и готовилось пособие, каким они знают и воспринимают принца датского, насколько хорошо представляют себе разнообразие существующих интерпретаций этого образа. Мне повезло: кафедра теории дискурса и коммуникации филологического факультета МГУ заинтересовалась темой трансмедийного бытования известного литературного текста — и во втором семестре 2010—2011 года я прочла спецкурс о «русском Гамлете». Я довольна результатом. Прежде всего, студенты очень порадовали меня своим живым интересом — замечательно умным и внимательным слушанием, яркими и необычными идеями во время обсуждения. Работа с текстом пьесы помогала мобилизовать не только аналитические способности, но и собственное творческое воображение: я услышала размышления о том, как можно было бы поставить ту или иную сцену или решить тот или иной образ. Я рада и тому, что познакомила своих учеников с богатейшей историей «русского Гамлета»: и переводческими, и сценическими интерпретациями текста. В результате я неоднократно получала отклики: снова встретились со знакомым теперь именем; побывали на выставке — и узнали новые подробности известной теперь истории; и так далее. Всегда радостно узнавать о расширении горизонтов — на мой взгляд, это говорит о том, что вы встали на дорогу и отправились в увлекательное путешествие, которое принесет еще немало открытий. Но, пожалуй, самым ценным для себя я считаю то, что нам всем вместе удалось погрузиться в шекспировский текст, в его, без преувеличения, метафизические глубины. Мы начали свой путь с прекрасным проводником в этот мир, Михаилом Михайловичем Бахтиным, поставив вопрос о трех уровнях текстов шекспировских трагедий и о характерных качествах Шекспира как драматурга — его «предельности, космичности и топографичности». Заданные Бахтиным координаты очень хорошо помогают ориентации в космичном шекспировском пространстве, особенно когда пребываешь в первой растерянности от внезапно открывшихся перспектив. Спускаясь вместе со студентами на разные уровни текста, я в очередной раз — и теперь с еще большей определенностью — убедилась в том, что гениальный шекспировский «Гамлет» заключает в себе возможности разного прочтения. Что стоит вчитаться в слова и увидеть их завораживающие взаимосвязи — и вам откроются даже такие интерпретации, которые еще не нашли, - но, несомненно, ждут - своего воплощения. Изучая русские переводы «Гамлета», как литературные, так и сценические (переводы литературного текста на язык сцены), мы пришли к неожиданному, на первый взгляд, выводу: да их просто не существует — переводов «Гамлета» как таковых. И у переводчиков, и у режиссеров всякий раз получаются скорее личные, авторские интерпретации известного (казалось бы) шекспировского текста. Или даже адаптации — как писали в XIX веке: «адаптация к условиям современной сцены». В связи с этим возникает закономерный вопрос: к чему же адаптировали «Гамлета» при создании каждого нового «перевода»? К русской культуре? К русскому менталитету? К исторической ситуации? К тому или иному художественному веянию, течению? К ожиданиям той или иной аудитории? И за счет чего эти адаптации делались? Найти ответы на эти вопросы попробуем в новом семестре. Ирина Грязева (3 курс р/о) «Никогда не знаешь, где тебе повезет» (с) Макс Фрай Когда проходишь мимо объявлений, развешанных в коридорах факультета, не думаешь о том, какие возможности можешь упустить всего лишь из-за того, что вовремя не обратил внимания на тот или иной листок. Мне повезло: глаза сами как-то уткнулись в знакомое «Гамлет». Мгновение поймано: интерес плюс капля авантюризма — и вот я уже стою у дверей кабинета, в котором проходят занятия по спецкурсу. «Здравствуйте, можно войти?» Трудно поверить, что это был первый, пробный вариант. Материал четко структурирован, очень хорошо воспринимается, использование компьютера абсолютно оправдано. Большой плюс — фотографии изданий, актеров, постановок, фрагменты видео. Все это оживляет рассказ и сильно освежает восприятие, к тому же, намного лучше сохраняется в памяти и «привязывает» к себе конкретные детали. В курсе можно выделить два основных блока (изучаемых параллельно и взаимосвязанных): 1 — переводы на русский язык, 2 — сценические интерпретации. Каждый из них по-своему интересен, но я, пожалуй, начну с постановок. Мы познакомились с массой разнообразных решений, с попытками создать тот или иной эффект в зависимости от режиссерского видения, актерской школы и часто даже исторической ситуации. Когда рассматриваешь тот или иной вариант воплощения текста, ставишь себя на место режиссера, пытаешься уловить его логику, акценты, эмоциональное наполнение и идейный посыл, который он пытается вложить в каждую сцену. Воображение работает на полную катушку, ведь пристально следить за процессом творчества — это почти сотворчество, сопереживание, собственный поиск. По поводу работы с текстом скажу в первую очередь, что хочется, чтобы ее было больше. Не в соотношении с другой частью курса, а просто больше, потому что это оказалось безумно интересно. Наверное, лучший вариант — специальные часы, отведенные на медленное чтение (close reading). Так или иначе, чтение оригинала и сопоставление переводов — настоящая магия, диалог культур и времен. Один раз попробовав в это погрузиться, уже никуда не денешься от притягательных загадок и кодов (нет-нет, я не безумный фанат Чернова*)), от ощущения целостности, многоуровневости текста. И, к сожалению (или к счастью?) не отделаешься от мысли, что что-то все-таки упустил из виду… В общем, впечатления от курса самые лучшие и минус только один — мало. К хорошему быстро привыкаешь — это правда. *Андрей Чернов, филолог, текстолог, переводчик, сделавший в 2002 году свой перевод «Гамлета». Перевод Чернова — в чистом виде авторская интерпретация шекспировского текста, насыщенная конспирологическими загадками и неожиданными открытиями. Так, скажем, Офелия оказывается беременна от Гамлета, а утонуть ей «помогает»… Горацио, главный злодей этой пьесы. В том же 2002 году «Гамлет» в переводе Чернова был поставлен Дмитрием Крымовым в театре им. Станиславского. Мария Харитонова (3 курс р/о) Мне кажется, что разбирая историю появления и развития «русского Гамлета», можно понять многое — и о состоянии культуры в России в разное время, и об особенностях процесса освоения чужой культуры. Интересно то, как художественный сюжет или образ способен воплощаться — на сцене и, в каком-то смысле, в жизни (например, многие актеры вживались в свою роль и начинали воспринимать ее как некое предназначение, — а сам сюжет шекспировской трагедии воплощался и даже не раз в реальной жизни императорской семьи в России во время дворцовых переворотов). Вообще, только теперь я осознала, насколько это произведение было и остается значимым для русских людей. Неслучайно часто создается некий миф о сакральности этого текста. Так, например, П. Н. Орленев (известный русский актер рубежа XIX—XX веков, представивший на сцене «Гамлета» в собственном переводе) в своем дневнике пишет, что и у его отца, и у издателя А. Суворина на столе всегда лежали две книги — Библия и «Гамлет». Когда в школе говорили и том, что «Гамлет» — это величайшее произведение мировой литературы, вряд ли многие из учеников понимали, почему это так. Думаю, в этом смысле мне очень помогло наше медленное чтение, когда за верхним поверхностным слоем проступают глубинные смыслы. Это по-настоящему интригует, завораживает — на последнем занятии, посвященном Офелии, прямо мурашки по коже бежали. Мне кажется, такое вчитывание в текст было бы здорово сделать отдельным предметом. Как всё, чем начинаешь всерьез интересоваться, «Гамлет» не оставляет. Например, в Дубровнике буквально пару недель назад мы нашли местный Эльсинор — башню, где, как раньше, так и теперь, на театральном фестивале ставят «Гамлета». А в Перми, среди вошедших там в моду граффити я заметила такое: (правда, к чему это и о чем так и не поняла). Филолог не прячется от жизни в текстах, а, вчитываясь в текст, учится ее наблюдать и наново видеть.