Г.Копылов. Темы для методологической рефлексии прошедшей

С рефлексией того, что произошло на лектории в форме ролевой игры, я попал в трудную
ситуацию. Поскольку то, что там было, мне было абсолютно чужим. Конечно, как всякий
человек, да еще и имеющий игровой опыт (но не опыт таких ролевых игр), я с
удовольствием включился, но то, что состоялось, на первый взгляд, не имеет отношения к
методологии, к ситуации в методологическом сообществе, и к нашему проекту.
Подчеркиваю – «на первый взгляд». Поэтому-то я и обратился к руководителю игры с
просьбой прояснить тот смысл, который данная игра и такого типа игры на себе несут.
Таким образом, для меня задача сейчас – найти самому те смыслы, которые продолжат
наше сотрудничество и сделают интересным и плодотворным взаимодействие. Какие
смыслы и рамки это могут быть.
Но сначала – первичная рефлексия, пока на уровне эмоциональных отношений и
впечатлений.
1. Полная беспомощность организаторов в организации смыслового пространства.
Антураж, плащи, мечи, - это все здорово, это они умеют, умеют даже лежать трупами по
часу на полу, - но организовать ситуацию, продумать возможные последствия, такое
впечатление, что это все очень слабо. (Подчеркиваю последний раз, что это все – скорее
недоумения, чем твердые выводы).
2. Не выполняется принцип публичности и открытости действия. Речь идет не о том,
чтобы все «секреты игры» были раскрыты – игра есть игра, и сюрпризы там необходимы.
А о том, что не простроено пространство задач для участников, цели действия для
организаторов, неосмысленна вводная и пр.
3. Аналогия между прогрессорством и методологией, на которую, по-видимому,
опирались организаторы (опять – по-видимому, потому что это не было открыто)
требовала для своей отработки совершенно других форм играния. В частности,
персонажно-ситуационная структура оказалась слишком жесткой (например, в качестве
назначенного мне персонажа, я в принципе не мог дискутировать по земным проблемам и
проблемам влияния на историю с персонажами-местными жителями, поскольку был
связан режимом секретности), а в методологии действует принцип открытости. Аналогии
между «оружием» и «методологическими средствами» - если они были в замысле оказались слишком натянутыми, соблюдать их было невозможно.
4. Ролевая игра в любой ее форме не предполагает обсуждения, она предполагает действие
в ситуации, выигрыш в ней – и необязательно за счет мышления. Но тут получается
парадокс: некоторые персонажи в принципе (как персонажи) не обладали мышлением.
Мы играли как в «мафию» - требовались только коммуникативные высказывания,
направленные на выигрыш. Конечно, и после «мафии» можно что-то сказать о людях,
которые в нее играли, но это знание будет «внутренним» для ситуации, непереносимым.
5. И последнее, что очень важно. Игра способна создавать и имитировать витальные,
«жизне-смертные» ситуации. Это очень заметно. В какой-то момент я совершенно
отчетливо понял, что мне (а не моему персонажу) оттуда живым не выйти. Тем более, что
секретность нарушить я не мог, а значит, не мог вступить и в переговоры. Может в конце
концов и вступил бы, но тут персонажа убили.
Теперь какие проблемы я вижу для методологии и нашего проекта в связи с прошедшим
лекторием.
1. Я понимаю, что с играми (во всех их проявлениях и формах) методологии нужно будет
иметь дело в любом случае. Игры сегодня – важнейший элемент жизни, он и используется
как инструмент для разнообразных действий (от воспитания до политики, от анализа до
...), а также вообще институционализируются.
Но само это возрастание и врастание в повседневность игровой активности создает
проблемы. Например, как играть в ролевый игры в условиях господства фантомных игр
(компьютерных)? Как в играх соединять мышление, коммуникацию и действие, если сама
форма не позволяет этого сделать? Как возможно войти в роль, если ты из нее никогда и
не выходил? Как задавать границу между игрой и не-игрой – в новых условиях это
становится совсем не очевидным.
«Игра как восстановление соразмерности культурным процессам» - это было известно. А
если культурных процессов нет? - то чему что соразмерно? Необходима новая схема игры
– игры как массового явления. Да еще в условиях разрушенной антропологии.
2. В тех игровых формах, которые были заданы в «панельной ролевой игре»,
коммуникации не могло получиться в принципе (мешали персонажи со своими
правилами). Вторая возможная тема - связь игры и коммуникации. Формы игры,
поддерживающие коммуникацию. Формы, тормозящие. Если коммуникация – основа
сегодняшнего общества, то какими должны быть игровые формы для решения задач
организации коммуникации? Может ли из этих соображения сформирована миссия
организации игр?
3. Третья тема – существование уже сформированных жанров игр. Они друг в друга «не
перетекают». Нужна нормальная типология – по отношению к процессам «массового
играния» и по отношению к коммуникации.
Вот, на первый взгляд, проблемы, в которые можно структурировать наш опыт. Но они
пока не методологические, до этого еще идти и идти. Если к этому опыту добавить то, что
могут описать игротехники РИ, то можно будет вполне организовать проблемное поле для
методологической работы.