Музыка-контрабанда

Музыка-контрабанда.
Я погрузил в автобус последний мешок с пультами и устало шлепнулся на свое место.
Дурацкие гастроли, всем оркестром на день едем нести культуру народу в очередную
Тьмутаракань. Устроив футляр скрипки между ног, я приготовился подремать, как вдруг
услышал разговор с задних сидений:
- Ну что за собачья работа… зарплата мизер, условия никакие, зато паши как вол,
каждый штрих выверяй на репетициях… - это коллега жаловалась на жизнь.
- Вот-вот, у меня ребенок болеет, а тут тащись черте-куда, - поддакнула другая.
Я нацепил наушники со сборкой песен Александра Мирзаяна и Михаила Щербакова и
задумался. Действительно, зарплаты провинциальным музыкантам хватает в обрез на
полунищенское существование, гастроли осточертели, дирижер орет, оркестр фальшивит, и
конца-краю этому не видно. Любимая присказка еще с консерватории: пора менять
профессию, но никто почему-то не спешит.
Автобус тронулся сквозь ночь, и я уснул.
Очнулся почему-то посреди улицы, с футляром инструмента за спиной, но без сумки.
До горизонта простирался частокол небоскребов, а у их подножий друг на друге ютились
трущобные домики. Нехороший район, екнуло под ложечкой. В нашем городе такого точно
нет.
Сперва показалось, что заложило уши, но это застыла неуютная глухая тишина. Исчез
привычный городской шум. Ни гудения трансформаторов, ни рычания двигателей, ни визга
тормозов, ни голосов…
Раздалось жужжание. Обернувшись, я чуть не упал: на скорости не меньше 200 км/ч
мимо просвистел автомобиль. Резко тормознул и развернулся. Гаишники? Но автомобиль
скользил над асфальтом, не касаясь! Я моргнул.
- Гражданин, предъявите Ваш номер, - корректно заявил вышедший из чудо-авто
инспектор. Форма стандартного полицейского (в регалиях не смыслю). Глаза прикрывали
странные очки сплошной полосой. Я почесал затылок:
- Какой еще номер? Документы?
Полез рыться в карманах: единственным удостоверением личности был студенческий.
Ах да, я ж его в футляр переложил! Инспектор вдруг дернулся и сообщил по микрогарнитуре:
- Тревога! Обнаружил нелегала. – И развернулся ко мне: - Что у вас в кейсе?
- Скрипка, - недоуменно ответил я. – Постойте, почему нелегал? Где я вообще
нахожусь? Это Россия?
Вместо ответа представитель закона выбил у меня из рук футляр (сердце облилось
кровью, когда моя скрипка стоимостью с хорошую машину грянулась об асфальт) и направил
на меня небольшой черный предмет. Я замер, обездвиженный. Зазвучала редкостно топорная
и слащавая коротенькая мелодия. Просканировав, устройство выдало:
- Без номера. Мужчина, возраст двадцать года, расовая принадлежность: белый.
Патологий не выявлено. Подвергался длительному злоупотреблению звуками. Виновен в
ношении запрещенных предметов.
Предписываемое действие: арест до выяснения,
принудительная коррекция сознания.
«Псих какой-то!» Неведомая сила на миг отпустила меня, и злость с паникой победили
законопослушность. Я неловко, но удачно лягнул «гаишника», подхватил скрипку и кинулся
в ближайшую подворотню. За спиной завыла сирена, вспыхнули огни, район заблокировали.
Но, к счастью, до закоулков здешняя цивилизация не добралась. Спотыкаясь в темноте о
мусорные баки, я несся в неизвестность. Мимо стрекочущих датчиков и устрашающих
шорохов под ногами.
Зацепившись ногой, я упал, инстинктивно прикрыв футляр. Вспыхнул фонарик.
Ослепленный, я услышал:
- Куда бежим? Пароль! – сварливый старческий голос.
Я подавленно молчал, прижав к себе скрипку. Странный город. Неприятности
поджидают на каждом шагу. Развитые технологии и идиотские придирки. Как там сказала
штучка: «Выявлено злоупотребление звуками»? Будто наркоман, честное слово.
- А куда я попал? – безнадежно спросил я, щурясь.
- Господи! Я совсем из ума выжил, или?.. – охнул говоривший. – Карл! Иди сюда,
бездельник!
Фонарик на секунду качнулся, и я разглядел лысеющего старика в засаленном
турецком халате. За ним высунулся парень моих лет в одних шароварах, босиком, со
всклокоченными волосами и слегка безумным взглядом.
- Чего тебе? Гони в шею, не пали убежище! У нас заявок на полгода,
благотворительностью не маемся! – пренебрежительно заявил юноша и остолбенел. – Стоп, у
него же…
Он восхищенно вылупился на меня и потянулся к скрипке. Я отодвинулся. Некто Карл
продолжал пялиться расширенными зрачками. То арестовать норовят, то пощупать, как
святые мощи! Я не выдержал:
- Да в чем дело?! Я заблудился, что это за место? Помощи не прошу.
- Ты по адресу, - мурлыкнул Карл, отталкивая старика и за плечи впихивая меня в дом.
Дверь замерцала и превратилась в часть стены – не отличишь. Я и опомниться не успел.
Огляделся. Богемные светильники и аромат благовоний. Уютные, но изодранные
диванчики в стиле ампир. Какие-то тряпки. По углам разбросаны… ноты. Архаичный
радиоприемник, как шарманка, мурлыкал голосом Эллы Фитцджеральд. На грубо
сколоченном столе валяется саксофон. Приют бродячих музыкантов?
- Скажи, это то, о чем я думаю? Скрипка? – жадно поинтересовался Карл. – Где
надыбал?! Как тебя не повязали?
Старик протирал глаза рукавом, будто плакал.
- Ну да, - признал я, - повязать пытались. Но не понимаю… Я ж обычный музыкант,
травку не курю, законов не нарушаю, налоги плачу…
- Здесь НЕТ обычных музыкантов, - торжественно произнес старик. – Мы
контрабандисты. Сейчас и термина-то «музыка» нет, «злоупотребление» одно. Мы
выискиваем старинные инструменты и мануалы, учимся играть и, кхм…
Он смутился. Карл дополнил:
- Торгуем музыкальным кайфом. Разве ты не знаешь, что гармонично организованные
звуки сбивают настройки чипа? И ты чувствуешь такое… - он мечтательно зажмурился,
сжав-разжав кулаки. Старший отвесил ему подзатыльник:
- Кое-кто злоупотребил сегодня! Так вот, это нелегально. Осточертело подчиняться,
живые зомби повсюду.
- Музыка – контрабанда? – я нервно засмеялся. Моя профессия всегда считалась
благообразной до скуки. В школе меня дразнили, да и после клеймо «хорошего мальчика»
долго зияло на лбу. А тут я оказался единственным хранителем запретных знаний.
- Как тебя звать? – спросил старик. – Я - Ульф. Этот раздолбай – Карл.
Тот нахмурился, но проглотил и закружился по комнате, подпрыгивая от возбуждения.
- Олег, - представился я. – Но я не понимаю…
Вспомнились книги, фильмы про будущее. Меня разобрал хохот, будто я
действительно «долго злоупотреблял». Слишком банальное объяснение.
- Какой сейчас год? Место?
- Империя Акустик, планета Земля, - не моргнув, ответил Карл. – Две тысячи сто
второй от Рождества Христова, а что? Месяц апрель, пятое число.
Я схватился за голову.
Ульф пустился в пространные рассуждения, из которых я извлек следующее.
Лет семьдесят назад Землю покрыл защитный купол. С этого все и началось. Страны
объединялись исподволь, бархатной революцией – движением Акустиков. Они активно
внедряли микрочип с индивидуальным номером, считывающим организованные по высоте
звуки. Специалисты разработали государственный «гимн» из 16 тактов, эталонные 8 и
остальные – закодированный приказ в мозг, регулирующий организм гормонами. Любая
другая музыка запрещалась, изымалась и каралась. Люди сопротивлялись, митинговали. Но
ученые «доказали» разрушающее влияние музыки – начали с рок-концертов, закончили
филармониями. С помощью чипов имитировали «музыкальные» заболевания. Изобрели
«синдром скрипача», с признаками болезни Альцгеймера и пляски Святого Витта. Интернет
наводнили научные статьи, слухи, выступления официальных лиц. Тем, кто подчинился
системе управления, полагались всяческие льготы, и мало-помалу новшества
распространялись. Вскоре несогласные стали считаться нелегалами. Они не имели права
жить в городах, учиться в вузах, пользоваться банками и транспортом.
Музыкальные инструменты исчезли. Обучалась музыке лишь горстка разработчиков
гимна, под строжайшим секретом.
Войны прекратились. Мир стал сообществом идеальных граждан: мирных,
законопослушных, с трафаретными увлечениями. Везде установили радиоприемники, и
каждый час передавали «гимн». От официальных звуков людей охватывал благоговейный
экстаз. Через пару поколений уже с трудом вспоминали, на уровне сказок, что когда-то
разрешалось играть на инструментах самим. Мир сорок-пятьдесят лет назад представляли
филиалом ада.
А через поколение просочились бунтари. Случайно обнаружилось, что расшатывание
настроек чипа вызывает искусственную, ни с чем не сравнимую эйфорию. Ушлые
изобретатели, освобожденные от благоговения, мигом почуяли выгоду и распространили сеть
«музыкальных притонов», где приобщали за приличные деньги к устаревшему искусству. За
участие в сборищах музыкантов давали пожизненное, организаторам – расстрел. Но однажды
появившись, «музыканты» оказались живучи, как сорняки. Сперва переделывали «гимн»,
потом выкрали старинные инструменты и начали играть, собирая по крупицам знания…
Когда старик замолчал, а Карл перестал вставлять ехидно-глубокомысленные
замечания, у меня кружилась голова. Я перестал считать обоих «торчками» и вжился в роль
таинственного революционера, вестника новой жизни. Потом подумал и свалился с небес на
землю. Сглотнул.
- Положим, я понял. Но чем могу вам помочь? Я не…
- У тебя есть инструмент, образование! – с обидой воскликнул Карл. – И твои мозги не
разжижены этой дрянью! Мы можем записать с тобой треки и распространять их, мы можем
свергнуть власть тирании…
Я скептично кашлянул. То, что я помнил из истории, не сулило великой карьеры кучке
вольнодумцев. Плохую власть сменяла худшая.
- Не думай, что выйдешь отсюда теми же ногами, узнав нашу тайну, - рассудительно
выдал Ульф. – Ты должен оправдать доверие, а мы спрячем тебя от «глушаков».
Вот как тут называют полицейских.
- Иначе, сам пойми: даже если не разболтаешь, они схватят тебя и выпытают наш
адрес, - добавил Карл, лихорадочно роясь в стопке нот. – Где эта хрень… Вот! Это, кажется,
для скрипки изначально. «Violin» обозначается, так? Ты ведь читаешь с листа? А
сымпровизировать слабо?
Я кивнул, против воли втягиваясь в обсуждение. Передо мной лежала популярнейшая
обработка «Summertime» Джорджа Гершвина. Я ее играл на халтурах - свадьбах,
корпоративах и прочих «левых» заработках. В футляре у меня нашелся десяток песенок, и
импровизировать я умел. С аккомпанементом дела обстояли туго: кроме упомянутого
саксофона, у них имелись детский металлофон, бонги, маракас, треугольник, поперечная
флейта и гвоздь программы – разбитый контрабас. Тащили, что могли. Но при пламенном
желании что-нибудь скомбинировать удастся. На кон поставлено очень многое. Черт, да мне
нравится идея! Я не представлял, что где-нибудь окажусь нужным, ценным, спасителем. Ого,
какие амбиции для оркестранта-недоучки!
Ульф покуривал трубку на диване, а мы с Карлом хватались за инструменты и искали
созвучия. Я, хоть без чипа, заразился энтузиазмом. Такое бывало в начале учебы, когда мы
импровизировали с сокурсниками – ради развлечения, а не заработка или зачета. Позже
перегорели, ушли в рутину, возненавидели занятия… Ворчали и плевались, а оно вон как
пригодилось.
В разгар подстройки сквозь призрачную дверь ввалилась новая фигура (весьма
стройная): девушка лет двадцати, светловолосая и бледнокожая, с кругами под глазами и
карманным сканером в руке.
- Гляди-ка, что я стырила! – похвасталась она Ульфу и замерла, заметив меня: - Это
еще кто?
- Познакомься, Олег, - ухмыльнулся Карл. – Честь и гордость заведения,
повелительница трущоб и гроза «глушаков», наш тайный координатор и дилер, - Матильда!
Он изобразил фанфары.
- Можно Тиль, - поморщилась незнакомка. Очаровательная, надо сказать, хотя
донельзя самодовольная. На ней были рваные джинсы, военные берцы, закрытая кожаная
куртка со значком в виде скрипки (позже узнал – это форма госагента) и сплошные очки на
лбу, как у инспектора.
- Она из разработчиков «гимна», - с отеческим умилением пояснил Ульф. – Не
ехидствуй, Карл, без нее у нас ничего бы не вышло.
Тиль приосанилась.
- Чем это вы занимаетесь?
Пришлось мне срочно сочинить историю, на сей раз добавляя геройских черт. Она
уважительно закивала и присоединилась к опытам. Тиль оказалась флейтисткой. Втроем мы
состряпали хотя абсурдный, но заводной и дружный ансамблик.
За этими делами я не заметил, как пролетело время. Чудесного возвращения не
случилось, на ночь я остался в музыкальном притоне. Надеялся оказаться наедине с Тиль, но
она ускользнула по делам. Вымотанный, но полный надежд, я провалился в сон.
Дни понеслись в заботах, тревогах и звуках. Я чувствовал себя полезным или
вредным, смотря как судить. Порой не хватало «системы координат»: барокко, венского
классицизма, романтиков или авангардистов ХХ века. Скучал по наследию прошлого.
Нам многое удавалось, хотя однажды «притон» чуть не накрыли. Поддавшись
меркантильности, Ульф пригласил неизвестного клиента, обещавшего спонсировать наши
«исследования». И нарвался на полицая. Чудом успели собрать оборудование, погрузиться в
электромобиль и улизнуть к проверенным друзьям.
Главной Идеей было загрузить записанный нами трек в цепь городских
радиоприемников и взломать чипы всех граждан. На волне анархии ворваться в здание
управления и захватить власть. Мне нравился процесс подготовки, общение… Но ожидаемый
«успех безнадежного дела», как и провал, вызывали тоску. Если выиграем, окажусь лишним
– я чужд политике. Если проиграем, все пойдем по маршруту «застенки дознавателя –
позорное разоблачительное шоу в назидание гражданам – крематорий». Меня мучили
сомнения и страх за компанию, особенно за Матильду. Она мне нравилась, хотя намеков
упорно не понимала. А на иные действия не оставалось сил.
- Завтра день Х, - объявил однажды Ульф, собрав нас. – Я навел справки: дольше
откладывать нельзя. Грядет грандиозная облава, бежать некуда. Только вперед, друзья! Да
пребудет с нами мелодия!
Мы глухо повторили девиз. Ночью я долго ворочался, в соседнем углу сверкала
бессонными глазами Тиль. Непотопляемый Карл дрых без задних ног, Ульф похрапывал.
Мне стало жаль этих увлеченных людей. Зачем им переворот? Перемены ради перемен? Если
подумать, мир будущего устроен благополучно, хотя тупиково. 90% людей довольны сытой
жизнью, и лишь остальные 10 заблокированы от открытий науки, искусства, мысли. Я с
тоской вспомнил вседозволенность прошлого, автобус, гастроли, гаммы и сокурсников…
Хотел признаться во всем Тиль: от меня мало толку, я слаб, аполитичен, не согласен с
Главной Идеей и иногда фальшивлю в соло. Но уснул.
Подскочил от того, что врубили свет. Зажатый между футляром и окном, я сидел в
автобусе и осоловело моргал. А на соседнем – ранее пустом – сиденье мелькнула тонкая
фигурка в кожанке. За мгновение до того, как помятые оркестранты зашевелились и
потянулись к выходу, она поцеловала меня в щеку и шепнула:
- Мы победили. Спасибо тебе! И знаешь что? Машина времени изобретена…
И я совсем не уверен, что это мне приснилось.