Двое на качелях Р.Б.Любовский В 1963 году, когда я, окончив институт ,приехал работать в Черноголовку, она состояла только из одной Первой улицы, да и то застроенной только с одной стороны двухэтажными домами. На противоположной только начинали строить четырехэтажные. Были, правда , еще две коротких улочки, перпендикулярные Первой – Вторая и Третья с шестью коттеджами для начальства. Но это не в счет. На Первой уже было двенадцать двухэтажных домов и активно велось строительство ее правой части. Для этого в самом начале этой улицы расположилась специальная строительная воинская часть, окруженная высоким забором. Она же строила и наш филиал Института химической физики, головная часть которого находилась в Москве в 50 километрах от Черноголовки. Первая часть института, которая называлась «Первая площадка», была уже построена, обнесена высоким колючим забором и строго закрыта для посторонних визитеров. Только с разрешения директора Федора Ивановича Дубовицкого и начальника Первого отдела. Велось, правда, активное строительство открытой части на Второй площадке, но это все было еще впереди. Ясное дело, в новом строящемся институте и народ работал молодой – сразу после окончания института или аспирантуры. Народ молодой и активный, привыкший к радостям и возможностям городской жизни: к театру, к концертам, творческим встречам и новому кино. А здесь в 50 километрах от Москвы и связи-то со столицей нормальной не было. Автобус ходил в Москву два раза в сутки – утром и вечером, а кино было только в солдатском клубе на территории воинской части раз в неделю. Это нас, молодых, никак не устраивало, и мы сами начали устраивать разные разности: киноклуб в воинской части или в актовом зале на первой площадке, капустники, агитпоходы по окрестным деревням с концертами и песнями. Устраивали поездки на институтском автобусе в театры и консерваторию. В какой-то момент мы, молодые и активные, решили: -А почему это мы в Москву? Может нам кого-нибудь к себе зазвать? -А кого? И как? Думали – думали и придумали: -А что если нам Мишу Казакова и Таню Лаврову к себе зазвать с их хитовым спектаклем «Двое на качелях» в Современнике? Правда, тогда так не говорили – «хитовый спектакль». Тогда говорили проще и по-русски, но спектакль и на самом деле был на слуху у всех. А Мишу Казакова тогда все знали и любили за его «Человека-анфибия» и «Убийство на улице Данте». А еще, кажется, за его первую роль Гамлета Шекспира в театре. Таню любили не менее за ее недавно нашумевшую роль Лели в «Девяти днях одного года» Михаила Ильича Ромма. Идея всем очень понравилась, но как ее реализовать? Решили, что каждый ищет свои связи и предпринимает возможные усилия. Нас, активных, было тогда немало. Однажды в начале января 1965 года ко мне подходит Лида Анциферова (а я тогда был членом комитета комсомола, ответственным за культурно-массовую работу) и говорит: -Я нашла выход и уже договорилась с Мишей Казаковым. Они готовы со спектаклем приехать 25 января. Начало, как обычно, в 7 часов вечера. Они просят устроить их в гостиницу переночевать, а утром в 10 утра отвезти в Москву. Просят взять их из Москвы в 11 утра, чтобы они могли расслабиться, отдохнуть, войти в образ на новом месте, а вечером – на сцену. Для спектакля им нужен очень простой реквизит: женский манекен из ателье, кушетка и мощная осветительная лампа. И по возможности, чтобы зрители в зале не сидели в метре от сцены и не смотрели в рот артистам. За все это удовольствие Миша просит 150 рублей. Приедет их всего пять человек, хотя в спектакле участвуют двое. -Лида, какой же ты молодец, что так сумела договориться. Конечно же, все, что они просят, мы выполним. Организуем продажу билетов, достанем нехитрый реквизит, и об актовом зале на первой площадке договоримся с Федором Ивановичем, и в гостиницу поселим (Благо первым домом, заложенным в Черноголовке, была именно гостиница). Рано утром 25 января я вместе с Лешей Украинцевым, постоянным нашим шофером в подобных мероприятиях, уехали на ПАЗ’ике в Москву. Не помню, в какое место Москвы, но мы приехали точно во время, так как группа из пяти человек только что вышла из метро и подошла к нашему автобусу. Ехали артисты в ПАЗ’ике очень шумно и весело, как маленькие дети, постоянно перебрасываясь какими-то монологами из разных спектаклей. Они знали, что сразу же по прибытии их ждет обед, а затем длительная прогулка на лыжах по лесу. В какой-то момент Таня Лаврова тихо спросила меня: -Скажите, а сцена у вас в зале подходит для настоящего спектакля? Знаете, очень не люблю, когда зрители сидят возле самой сцены и заглядывают тебе в глаза. Имея ввиду наш небольшой, но очень уютный зал на первой площадке, я ответил ей положительно, и Таня облегченно вздохнула. В Черноголовке автобус уже ждали. Володя Стрюков сразу же отвел гостей в кафе «У Розы» возле гостиницы, а затем, расселив их по номерам, увел в лес на лыжах. Они ушли кататься, а я вдруг узнаю, что в зал на строго режимной территории людей без соответствующих пропусков и формы приказано не пускать. Был даже, говорят, звонок по этому поводу откуда-то сверху. -Что делать? Спектакль срывается! -Есть выход, - говорит Федор Иванович, наш директор. – Вот мы только что построили и сдали научный корпус на второй площадке. Там на третьем этаже есть зал. Правда, он немного меньше этого, и стульев в нем пока нет. Но вы можете взять грузовик в гараже и перевезти туда стулья из этого зала. Другого выхода у нас не было. Куча парней спускала стулья вниз, а другая группа поднимала их на третий этаж. За баранкой грузовика сидел будущий известный академик, а тогда молодой кандидат наук Игорь Щеголев. Никакой специальной сцены в значительно меньшем по размерам зале, конечно, не было. Был лишь в конце зала невысокий постамент постамент от стены до стены, высотой около 50 сантиметров и шириной около 3 метров. Рядом со сценой была небольшая комната. Было уже совсем темно, когда я в 6-30 вечера пришел за артистами в гостиницу. Они были в отличном настроении после прекрасной лыжной прогулки. Володя Стрюков здорово постарался, выбирая трассу в лесу. По дороге к залу на второй площадке я рассказал Мише Казакову обо всех сложностях с залом. -Ни слова Тане. Я беру все на себя. Артисты мы в конце концов или не артисты. К сцене и комнате рядом с ней я протискивался, отодвигая людей, стоящих вдоль стены. -В таких условиях и на такой сцене я играть не могу и не буду, -первое, что я услышал, когда мы все зашли в боковую комнату. -Будешь, Таня, будешь, -резко ответил Миша на вызов. -Нет, не буду. Миша попросил меня выйти из комнаты. -Нам надо поговорить. Поскольку мне сесть было абсолютно некуда, когда я вышел из комнаты, я сел прямо на край сцены рядом с Володей Петиновым. Мы с Володей сидели спиной к сцене так, чтобы не смотреть Тане в глаза, как она и просила. Не знаю, как и о чем говорил Миша с Таней, но минут через пять «Двое на качелях» начались. На сцене, как того и требовали условия договора, был женский манекен из нашего ателье, тахта из дома Володи Петинова и яркая лампа от институтских электриков. По ходу действия артисты много перемещались по так называемой сцене, едва не задевая нас за спины. Они работали с манекеном и часто использовали тахту для очередных объяснений. Спектакль шел уже минут 15-20, но по всему было видно, что Таня никак не может найти ту ноту и то поведение, которое должна была демонстрировать великая актриса Татьяна Лаврова, какой мы ее знали в то время. Миша, прекрасно все это понимая, никак не мог переломить ситуацию. Где-то на двадцатой минуте влюбленные после бурной размолвки бросаются в объятия друг другу. И следует поцелуй. Поцелуй долгий, очень долгий, Настолько долгий, что в какой-то момент Таня бессильно повисла на руках Михаила. Зал затаил дыхание. Придя в себя через мгновение, Татьяна как будто переродилась. Она ходила, смотрела в зал и даже дышала несколько иначе, чем прежде. Я был совсем рядом и все это видел. Это была та самая великая актриса Татьяна Лаврова, какой мы ее знали и хотели видеть на этом вечере. Михаил Казаков ни в чем ей не уступал. Дальше спектакль продолжался на высочайшей ноте и накале. В зале была абсолютная тишина. Комар пролетит –услышали бы. Несколько раз гас и вновь зажигался фонарь на сцене, но никто на это не обращал внимания. В тишине иногда был слышен скрип Володиной тахты, когда катающиеся на качелях слишком активно выражали свои эмоции, сидя на кушетке. В такие минуты Володя Петинов прижимался к моему уху и очень тихо шептал: -Что они делают? Ведь она у меня старая и вот-вот развалится. Не развалилась. Полтора или два часа спектакля пролетели, как одно мгновение. Когда прозвучали последние слова, зал хранил еще несколько секунд глубокое молчание, а затем взорвался бурными, долго не стихающими аплодисментами. После спектакля человек 10-15 организаторов вместе с артистами пошли в гости к Игорю Щеголеву. Дорожка шла по снежному лесу, освещенному полной луной. Природная красота, смешанная с эмоциональной, полученной от спектакля, привела идущих в удивительно восторженное состояние. Однако Миша, будучи на сцене великолепным артистом, в жизни оставался вполне прагматичным человеком. Идя в толпе по лесу , он ни на секунду не упускал из виду Лиду Анциферову. В какой-то момент, подойдя к ней вплотную, он тихо спросил: -Скажите, Лида, а рассчитываться с нами кто будет? Лида указала на меня, и тогда он облегченно вздохнул и сказал: - А-а, это он. Тогда все в порядке. Я этого парня хорошо знаю. У Игоря Щеголева толпа человек в 15 много разговаривала, пила и пела. Сначала пели все вместе, затем гитара оказалась в руках у хозяина, хорошо ею владевшего и знавшего много альпинистских песен. И наконец гитара попала в руки гостя Олега Даля, то ли бывшего тогда, то ли когда-то ранее мужем Тани Лавровой. Больше гитару у него из рук никто не забирал, потому что пел и играл он великолепно. Это было для нас вторым откровением вечера после спектакля. Правда, исполнив некоторое количество песен, он требовал налить себе рюмку водки, а выпив, продолжал петь. К началу четвертого Олег здорово захмелел, и все понимали, что пора расходиться. Я проводил гостей в гостиницу, где в коридоре, оставшись один на один с Мишей, выдал заранее оговоренную сумму. На этом мы с Мишей Казаковым и расстались. А утром к 10 утра пришел ПАЗ’ик и увез гостей в Москву. P.S. Как мне при расставании в гостинице сказал Миша Казаков, он никогда в жизни так страстно и сильно не целовал женщину. Вот уж истина: положение обязывает.