Вот она, бесформенная глыба камня, чернеющая
реклама
1 Абсолютная Формула. Шаров И.В. Вот она - бесформенная глыба, чернеющая едва различимым неровным пятном на темном фоне бездонного, космического пространства. Астероид №1620, член группы Аполлона, носящий странное имя Географос. Зацепившись кончиками пальцев за прокладку иллюминатора, я плавно повернулся вокруг своей оси. Небольшой отсек, в котором вперемешку с приборами располагаются кресла экипажа. Теснота давящая не только физически. На меня напряженно смотрят три пары глаз. Разных, не похожих глаз людей, ни за год подготовки, ни за несколько недель полета так и не ставших друзьями. Первая космическая экспедиция под кодовым названием ФАЗа подошла к своему апогею. Отталкиваюсь ногами от краешка приборной панели и медленно подлетаю к своему креслу. В нем я и сижу и сплю, так же как и все здесь. Но кроме этого в нем располагается мой личный капитанский сейф, открывающийся только после минутного тактильного контакта с моей ладонью. Уж не знаю как, но если я вдруг умру, сейф не откроется никогда. Пришло время и в соответствии с инструкциями, полученными на Земле, я вскрываю его. В сейфе большой конверт из темной твердой бумаги. На нем написано: «Вскрыть по прибытии», а на обратной стороне девять сургучных печатей. Три человека неотступно следят за мной. Лица их бесстрастны, но глаза… глаза напряжены. С хрустом ломаются, и уплывают в стороны, сургучные печати, с шуршанием открывается пакет и я достаю из него лист белой бумаги. На верху большими буквами напечатано слово «ПРИКАЗ», а внизу стоят девять гербов с подписями. Одну подпись я узнал сразу, именно такая стояла под приказом о присвоении мне звания Героя России. Это было после моего второго по счету и первого в роли капитана орбитального полета с двумя космическими туристами на борту. Как и предписано инструкцией зачитываю приказ. В нем всего три пункта. Экипажу экспедиции ФАЗа в составе: Вячеслав Коляда – капитан и первый пилот, Марко Штурм – бортинженер, Эрик Лакруа – второй пилот и Ли Сяо Ши специалист по силовым акциям, приказываем. Пункт первый. По прибытии к расчетной точке получить артефакт под кодовым названием ФАЗ. Пункт второй. Доставить ФАЗ на Землю в распоряжение Евросовета. Пункт третий. В случае возникновения осложнений при выполнении миссии капитану экспедиции даются неограниченные полномочия, которые он обязан применить для выполнения поставленной задачи. 2 Слова «неограниченные полномочия» и «обязан применить» были напечатаны с подчеркиванием. Снова смотрю на окружающие меня лица. Я прочитал именно то, что подсознательно ожидал каждый из нас. Слишком высока была ставка в этой гонке. Слишком высока. Каждый из нас человек. Все вместе мы люди. Но как часто мы забываем об этом, когда появляется возможность получить что-то, чем не очень то хочется делиться с другими. От этого и появляются особые полномочия и обязанность их применить. Конечно, все мы здесь в первую очередь военные и поэтому всегда готовы выполнить приказ. Любой приказ во имя своей Родины. Абсолютно любой, и все же… - Приказ понятен? Вопросы есть? – Обращаюсь ко всем и, выждав положенную минуту, объявляю. – Боевое расписание номер один. Вторая пара дежурные. На этот раз молчаливого согласия как не бывало. - Капитан, что дальше? Кто первым пойдет на астероид? – Это второй пилот. - Вы же знаете, что вопросы задавать запрещено. – Говорю четко, хлестко, но спокойно. – Вы попадаете под наблюдение. Лейтенант Ли официально передаю вам под надзор мистера Лакруа. Почти безразличные, словно сонные глаза специалиста по силовым акциям оживают всего на секунду. Этот тонкий и гибкий китаец способен очень на многое. Второй пилот не спорит. Это просто мера предосторожности. В этом полете все меры такие. Поворачиваюсь к монитору сканера. Мое движение становиться командой для всех и, в тесноте задевая друг друга, люди разлетаются по своим местам. Краем глаза отмечаю, что теперь Ли находится рядом со вторым пилотом. А на экране локатора, причудливым, похожим на кляксу пятном, располагается наша цель. Астероид, почти полностью состоящий из железа, с диаметром два километра, абсолютной звездной величиной равной 15,60 единиц и сидерическим периодом в одну целую четыре десятых земных лет, за время своего движения пресекающий орбиту Земли. Где-то там, на его не ровной, пропитанной космическими излучениями поверхности, находится неизвестная ФАЗ, которую, кровь из носа, мы должны получить. 3 Тут же в голове самопроизвольно вспыхивает вихрь вопросов. Каждый из них способен заставить растеряться любого. Но здесь, в такой космической глубине, на которую не уходил еще не один космический аппарат с человеком на борту, растерянность смерти подобна. Поэтому и вихря вопросов я выбираю только один – «как?». По крайней мере, это единственное о чем сейчас стоит позволять себе задумываться. Визуально, равно как и с помощью приборов, ничего примечательного на астероиде обнаружить не удается. Просто глыба железа, более или мене гладкая с одной и вся в зазубринах с другой стороны. Словно кусок отколотый от чего-то большего и, неизвестно как и когда, занесенный сюда, в систему Солнца, могучими космическими силами. Почему Сеятели выбрали именно его? Что такое ФАЗ? Воспоминания нахлынули сами, незаметно и неотвратимо. Всего секунду назад я смотрел на монитор локатора и вот уже перенесся в прошлое. Туда где все началось. Я тогда лежал в реабилитации. Только закончился второй полет, только-только я получил звание Героя. Жизнь казалась прекрасной, впереди была выписка и приятное время, когда мы с женой и дочкой будем тратить премиальные в магазинах. Распорядок был прост. Тренажеры, медицинский контроль, витамины и отдых. Отдых это – прогулки в парке, книги, телевизор и ежедневные, почти часовые звонки домой. В тот день я тоже звонил и разговаривал даже дольше обычного. Может, чувствовал что. Потом сидел и смотрел телевизор. Шел старый космический боевик. Огромный герой, с квадратным лицом, держа в правой руке маленький, казавшийся игрушечным, автомат, а левой прижимая к себе женщину в одеждах космической проститутки, бегал по каким-то картонным коридорам, бесконечно паля в стороны и сметая любые препятствия на своем пути. Так он пытался вспомнить ВСЕ. Я смотрел в пол глаза. В детстве я его видел не раз и, глядя на экран, думал о чем-то своем. Наверно поэтому, когда фильм прервался и по экрану побежали черно-белые полосы, я не очень-то расстроился, спокойно ожидая, когда помехи исчезнут. И дождался. Эта была первая передача Сеятелей. Первая и единственная. Они только повторили её потом еще два раза. Я так и просидел с открытым ртом все 4 восемь, позже я засекал, минут трансляции. Также как и миллиарды людей по всему миру. Никто не знает как они это сделали, но каждый воспринимал их передачу на своем, родном языке. Даже если один и тот же телевизор смотрели люди, не понимающие речь друг друга. А суть передачи была такова. Четвертый галактический рейдер Объединенного Флота двигался в направлении своей базы. По пути он заглянул на Землю. Дело в том, что рейдер уже бывал здесь полтора абсолютных световых года назад. Тогда он открыл примитивную цивилизацию, двенадцатую разумную форму жизни в известной части Галактики. Поскольку уровень её был крайне низок, в соответствии с правилами контактная группа экипажа после исследований выявила наиболее подходящие для этого народы и в доступной для них форме передала Формулу Абсолютного Знания, которая должна была подтолкнуть развитие данной цивилизации. После этого рейдер отправился выполнять свою миссию дальше. А теперь, на обратном пути, в соответствии с правилами, он подошел к планете с целью проверить состояние дел. Нам сообщили, что к своему сожалению, Сеятели практически никаких изменений не обнаружили. Улучшения были ничтожными и они сделали вывод, что переданное ими Знание затерялось. Правила позволяли сделать еще одну, последнюю попытку. Если не удастся и она, то все контакты с данной формой разума будут прерваны. Сеятели объявили, что снова отдают нам Формулу Абсолютного Знания, но на этот раз условия будут изменены. Хранилище с ней будет оставлено на космическом теле, находящемся вне орбиты, нашей планеты. Получить формулу сможет лишь наиболее развитое технически и политически общество. Это будет гарантией того, что Формула не затеряется снова. Потом нам пожелали удачи в освоении Знания и предупредили, что через два абсолютных световых года прибудет проверка. Затем передали координаты космического тела, на котором было оставлено хранилище. Это оказался астероид, тот самый возле которого мы сейчас находились. Что тогда началось! При воспоминаниях об этом я на смог удержаться от саркастической улыбки. Надеюсь, никто и подчиненных её не видел. 5 Первым, как по началу казалось, с ума сошло телевидение. Почти в каждой программе, от информационной до музыкальной, вопросу посещения, как нынешней, так и древней Земли, уделялось львиная доля внимания. Постоянными гостями различных ток и топ-шоу стали неизвестные астрономы и археологи, которые на каждой передаче делали самые разные, но всегда сенсационные заявления о своих открытиях. Причем женским шоу было сложнее… найти женщину астронома. Реклама тоже не осталась в стороне. Теперь модным стал сюжет о том, как в древности, прилетая на Землю, пришельцы в виде братской помощи передают людям тот или иной товар, который должен резко подтолкнуть развитие цивилизации. Оканчивались такие клипы, как правило, разновидностью одного и того же вопроса задаваемого пришельцем: «Вы еще не пользуетесь нашим даром? Даем вам вторую и последнюю попытку…». Популярная, в основном на радио и телевидении, певица Лсу очень быстро записала новую песню сразу ставшую, тоже на радио и телевидении, хитом. Называлась она – «Формула Космической Любви». Но это было только начало. Как оказалось потом с ума сошли не только телевизионщики. С ума сошел весь мир. Никто не сомневался, что единственным и неоспоримым кандидатом на получение Формулы являются США. К тому времени в вялотекущей борьбе с терроризмом союзниками Америки стали уже пол мира. И вот когда союзники, в надежде, что с ними поделятся, предложили США свою помощь в организации полета, президент Соединенных Штатов в теле обращении ко всему миру заявил: «Мы благодарны народам всего мира за поддержку и за предложение помощи. Но на нашей планете есть еще столько мест, где голодают и умирают люди, где попрана демократия и свободы человека, где во вред человечеству отрицают достижения цивилизации. Помогите им. Протяните им руку своей помощи. Это будет не мене, а может и более важным, чем то, что собирается сделать Америка. У нас хватит и человеческих и технических ресурсов для того чтобы осуществить полет самим. Мы добудем формулу и доставим её на Землю. И тогда возможно наступит новый золотой век свободного и процветающего Человечества. Процветающего во главе с Америкой…». Короче, пошли все вон. И все пошли, к России. Мы были единственно, более или мене реальной космической державой. Пусть мы и отставали от США, но у других не было и этого. Тогда все и завертелось. В Евросоюз нас приняли за один день, впрочем, как и Китай. Нам простили свои 6 и помогли за неделю вернуть американские долги. А потом началась гонка. Новая космическая гонка, США против Евросоюза. И США долго были впереди. По крайней мере до тех пор пока не стартовал наш корабль «Буран-2», названный так в честь первого многоразового комического челнока созданного в СССР еще в конце прошлого века. Что и говорить, мы спешили. Именно поэтому ни о каких личных удобствах космонавтов не было и речи. Кабина управления была и жилым отсеком, а еще в одном была уборная и склад оборудования. Может поэтому американцы и отстали, что не могли послать людей в космос на несколько месяцев в таких скотских условиях. А мы смогли. И долетели, между прочим. Я снова оглянулся. Кругом были приборы, приборы и приборы. Они мигали, горели, блестели переключателями, отражались в экранах друг друга. А еще люди. Люди, которые совсем рядом и всегда рядом. И еще запах. Вечный, почти не исчезающий запах, появившийся в конце первого же дня полета. Мне вдруг нестерпимо захотелось выйти, вырваться отсюда, куда ни будь. Хоть в бездонный космос. В армии каждый знает, что у командира всегда найдется одна веская или несколько обычных, неизвестных остальным причин, для того чтоб отдать тот или иной приказ. Поэтому их, как правило, не обсуждают. Но хороший командир всегда должен чувствовать момент, кода пришло время объяснить подчиненным причины своих действий. Или, по крайней мере, сделать вид, что объяснил. - Внимание! – Услышав мой голос все обернулись. Только второй пилот сделал это медленней других. Словно с неохотой. – Поскольку мистер Лакруа находится под официальным надзором, он вместе с лейтенантом Ли остается на корабле. Так же, для обеспечения работоспособности систем я вынужден оставить бортинженера. На время моего отсутствия и в случае моей гибели исполняющим обязанности капитана назначаю специалиста по силовым акциям. Я иду готовиться к выходу. Штурм помогите мне. На этот раз глаза были Ли спокойны. Будто он все понимал и ожидал такого решения. Делаю взмах рукой и, перевернувшись, толкаю свое тело в сторону второго отсека. Еще там, на ставшей бесконечно далекой, словно сон Земле, не задолго перед стартом я получил указания, в соответствии с которыми, в случае необходимости выхода в космос, выйти должны были или я или китаец. Эти указания я получил от группы управления подготовкой полета, в которую входили девять представителей стран Евросоюза. А потом, уже перед самым стартом, неприметный человек, который весь год подготовки был рядом с экипажем и которого я считал простым охранником, передал мне указание 7 Самого о том, что желательно чтоб искомое находилось только у меня. Передал и исчез, а я остался с этим, потому что обязан выполнить приказ. Любой приказ своей страны, и все же… Корабль конструкторы создали заново многое изменив и дополнив, а вот скафандры для выхода в открытый космос внешне остались почти такими как и прежде. Открываешь дверку на спине, протискиваешься внутрь и помощник захлопывает её за тобой. Раньше мы в шутку называли скафандр «холодильником», тоже белый и дверь очень похожа. Теперь мне не до шуток. Совсем недавно, после двух часов ручного управления, я сумел подвести «Буран-2» к астероиду на достаточно близкое расстояние. Это было похоже на то, как я, во втором полете, после отказа автоматической системы, в ручную управлял стыковкой носителя со станцией МКС. Тогда все получилось с первого захода, а сейчас только с третьего. Но самое главное теперь я мог «легко» попасть на астероид. Бортинженер помог мне переодеться и упаковаться в скафандр и сейчас совершал последнюю проверку. На щеке под глазом стало щекотно. Это пот. Я мотнул головой, но ощущение не исчезло, наоборот став еще более раздражающим. Рано я начал потеть. Рано. Я прислушался к себе. Вроде все нормально. Ну, может чуть быстрее бьется сердце, лишь немного участилось дыхание, вспотел слегка и живот немного крутит... Страх. Обычный человеческий страх. Тот же, что испытываешь заходя в кабинет к зубному или перед началом очень ответственного экзамена. Страх потерять работу или не вернуть большой долг. Тот самый страх, который сопровождает нас всю жизнь. Причины у него разные, а вот суть одна… Кажется, живот стало крутить сильнее. Сразу в голове мелькнула почти безумная мысль… нет, вылезать из скафандра поздно, капитаны не болеют медвежьей болезнью. В последнюю очередь Марко проверял связь. - Капитан, капитан, вызывает борт. Как связь? - Прием нормальный, а как у вас? - Слышу хорошо. Проверку закончил. – И после небольшой паузы, немного коверкая русские слова, добавил. – Вы готовы сделать выход, капитан. 8 Да, я готов, только к чему? Что мне искать на этом куске неземного железа? Приборы не показали ничего, поэтому остается одно. Просто первым дотронуться до его поверхности и тогда… Что будет тогда, посмотрим. Пора было двигаться к шлюзу. Штурм помогает мне, то есть просто толкает перед собой как надувную куклу. Так я и влетаю через комингс в маленькое помещение шлюзовой камеры. Люк захлопывается и задраивается с той стороны. Пристегиваюсь к страховочному тросу. Исходя из поставленной задачи предосторожность, по-моему, временная, но по инструкции обязательная. И приятная. Все-таки легче, когда чувствуешь себя привязанным к кораблю. Так проще вернуться. А вернуться мне надо обязательно. С артефактом или без, но вернуться. Жену с дочкой я не видел уже семнадцать месяцев, потому что из реабилитации так и не вышел. Вполне возможно, что это была одна из основных причин, по которой в полет назначили меня. Еще до первой передачи Сеятелей я был под контролем. Так под ним и остался. Красная лампочка над люком, ведущим в открытый космос, потухла, сменившись зеленой. Это значит, что давление упало почти до нуля. Можно открывать. Долго-долго, словно со стороны глядя на свои, ставшие непослушными в скафандре руки, открываю люк. Потом закрепляю его в отрытом положении специальными зажимами на стене и неуклюже, так на всякий случай, перекрестившись, проскальзываю в проход… Это было словно удар. Удар вечной темнотой и бесконечной пустотой. Я замер не двигаясь, давая себе время привыкнуть к тому, что довелось испытать на себе совсем не многим людям. К тому, что было выше человеческого понимания и глубже человеческого сознания. Я был словно в нокдауне и не двигался, но инерция первого движения осталась, и через какое-то время медленного беспорядочного вращения в поле моего зрения появился корабль. Бывшая белого цвета поверхность, теперь, в луче встроенного в скафандр прожектора, казалась покрытой гарью. Но даже под темным налетом я ясно различил надпись большими красными буквами – «Буран-2». Напряжение, сковавшее почти каждый мускул моего тела, стало медленно отступать. Корабль был рядом. Так, наверное, чувствует себя потерпевший кораблекрушение, оказавшись совершенно один в океане, буквально всеми клетками кожи чувствуя его безразличный и одновременно угрожающий и огромный объем и, вдруг, обнаруживая за спиной спасительное бревно или чудом уцелевшую маленькую лодку. 9 Неожиданно я осознал, что слышу звуки голоса. Собравшись с силами я стал различать и слова. Меня вызывали. - Капитан, вызывает борт. Капитан вызывает борт. Ответе капитан. – И снова. – Капитан, капитан… - Капитан на связи. – Стараюсь говорить ровно и спокойно. - Слышу вас капитан. Как дела? Все нормально? - Все в норме. Как у вас? - Видим вас хорошо. Локатор взял пеленг. - Понял вас. Связь через пять минут. Астероид был прямо надо мной. Я помнил показания приборов. Пятьдесят метров плюс минус один. Надо делать свое дело скорее, слишком нестабильная и потому опасная дистанция для корабля. Подтянувшись с помощью троса к корпусу челнока, хватаюсь за ближайшую скобу на обшивке и останавливаю свое движение. Это мы проходили ни раз. Держась левой рукой за скобу, ногами касаюсь корпуса. Замираю в полу приседе. Есть два пути достигнуть поверхности астероида. Я выбираю самый простой и, отстегнув ставший теперь помехой трос, поднимаю правую руку. Потом, на секунду медленно разжав пальцы другой руки, отпускаю скобу и, стараясь не потерять равновесия, аккуратно толкаюсь вверх. Получилось почти идеально. Конечно, полностью сохранить направление не удалось, я чуть заметно смешаюсь вправо, но в целом все так как надо. Главное не шевелиться. Глыба медленно увеличивается, нарастая над головой. Мыслей не осталось, одни чувства. Я как будто стал стрелой летящей в цель. Бесчувственной стрелой, посланной чьей-то твердой рукой. Цель рядом и я обязан её достичь. А темная, почти гладкая металлическая поверхность, уже заняла все видимое пространство над головой. В каждой руке у меня установлено по три небольших газовых баллона. И, когда поверхность оказывается совсем близко, я движением указательного пальца отстреливаю один из них. Из него вырывается струйка газа, тормозя мое движение. Я рефлекторно вытягиваю вверх вторую руку, готовясь принять удар, и делаю это напрасно. Меня неудачно разворачивает боком к поверхности. Теперь удар неизбежен. Еще секунда… …тяжкий скрип разверзнувшейся бездны, обжигающий огонь неземного света, пронзительный холод далеких пространств. Чего еще я ожидал? Не знаю. Я лежал на боку, держась одной рукой за удачно подвернувшийся выступ поверхности. Удар был слабым почти не ощутимым. Я успел ухватиться за 10 первое, что попало под руку, и ждал. Ждал, что произойдет, что ни будь необычное, неожиданное, но все было по-прежнему. Впереди, словно срываясь и падая в бездну, темнела необычно близкая и непривычно короткая, ломаная линия горизонта. Вокруг была тьма, вечная и беспредельная. Она была утыкана крохотными и острыми, как иглы, блестками звезд, а чуть в стороне выделяясь среди крохотных огоньков ярким, махровым шариком горело Солнце. По космическим меркам астероид был маленький. Сила тяжести на нем была такой же небольшой, можно сказать, почти не ощутимой. Но он был железным и для того, что бы удержаться на его поверхности ученые разработали, так часто описываемые в фантастических романах, магнитные подошвы. Только здесь магнетизм вызывался электрическим током. Включив магниты на подошвах, я повернулся на спину, и поджал ноги. Подошвы коснулись поверхности Географоса и прилипли к нему. Я легонько толкнулся руками и принял вертикальное положение. На секунду, пока мозжечок в мозгу оценивал непривычное положение, закружилась голова, но через мгновение все встало на свои места. Скорее всего, это был самообман моего мозга и я мог находиться как вверх, так и вниз головой. Но такой бессознательный самообман был удобен, впрочем, как и любой сознательный. Радио в шлеме зашуршало и через секунду я услышал голос Ли Сяо Ши. Как всегда он был невозмутим. - Капитан, вызывает борт. Капитан, вызывает борт. Прием. - Капитан на связи. У меня все нормально. - Видим вас хорошо. – И после небольшой паузы. – Капитан у нас две новости. Первая - в момент вашего касания астероида на сканере появилась небольшая электромагнитная аномалия. Она располагается в центре его сколотой стороны. Это около километра от вас. Новость вторая – у нас гости. От последних его слов в голове словно пронесся порыв ветра. Гости. Этого я хотел меньше всего. - Борт, гости – американцы? - Не понял? – Впервые за весь полет слышу удивление в голосе китайца. - Я спрашиваю, это не может быть корабль пришельцев? - Нет. Обычный американский «шатал». – Нас весь год учили различать модификации американских кораблей. - Понял. Связь временно прекратить. Двигаюсь в сторону аномалии. Я спешу, но идти очень не удобно. В принципе это даже ходьбой назвать невозможно, но потихоньку я приноровился. Главное не разгибать опорную ногу и нагнуть туловище вперед, что бы не болтаться, как муха на клейкой ленте. 11 Пот потихоньку начинает заливать глаза. Но сейчас я думаю только об одном. Успеть раньше. Успеть забрать хранилище и самое главное вернуться обратно. Мне бы очень не хотелось применять эти самые «особые полномочия». Очень. Я продолжаю делать свои замысловатые шаги и, через какое-то время, оказываюсь на стороне «скола». Так мы назвали ту часть астероида, на которой поверхность была неровной, вся больших и маленьких бороздах и зазубринах. Идти стало еще тяжелей. Приходиться тщательно выбирать место, куда поставить ногу, чтобы не сорваться. Я уже не иду, а ползу каким-то полу гусиным шагом, помогая себе удерживаться руками. Голову поднимать некогда, да и неудобно, но все равно приходиться оглядываться, разыскивая «то, не знаю что». Неожиданно впереди и чуть слева среди острых полуметровых зазубрин я увидел свечение. Да-да, в этой почти полной тьме, которую едва-едва разгонял свет далекого солнца, среди нагромождения железных обломков я увидел мягкое теплое свечение. До него оставалось метров десять, и я повернул туда. Каждый шаг тяжелым шумом дыхания отдавался в голове. Шаг, еще один. Свечение становилось все ближе, но то, что испускало этот мягкий, казавшийся теплым, свет было скрыто от меня высоким и острым металлическим пиком в метр шириной и полтора метра высотой. Шаг, еще шаг. Теперь хватаюсь рукой за пик и, аккуратно ставя ноги на более или мене ровные участки, начинаю обходить его. Свечение становится сильнее, но не слепит. Еще один шаг, поворот… Среди металлических глыб, под разными углами смотрящих вверх у самых их оснований висел, а может лежал, пушистый, словно мохеровый шар плотного желтого света. Висел сам по себе. Разглядеть, что внутри этого света было невозможно. Он был плотным и непрозрачным будто вещество. Я смотрел на него, а в голове, вдруг ставшей абсолютно пустой, гулко билась только одна мысль: «Нашел! Я нашел это! Нет, мы нашли. Мы!». Сейчас я не хотел ни думать, ни вспоминать, ни о чем другом. Самообман, удобный как все самообманы… Вот она – Формула. То, что изменит нашу жизнь к лучшему, то, что со временем сделает нас гражданами Галактики. Мы принесем её на Землю, но достанется ли она всем? Мне кажется, я знал вечный как мир ответ на этот вопрос. Эти мысли заставили меня вспомнить о приказе. Нет, я не забывал о нем ни на секунду, с того самого момента как получил его. Это не давало мне уснуть, не давало покоя. Просто сейчас я на мгновение сделал вид, что никакого приказа не было. Что все нормально и сейчас я получу Формулу Абсолютного Знания 12 для всего Человечества, включая самого последнего бомжа и только, что родившегося ребенка. Для всех… но память все поставила на свои места. Я протянул руку вперед, к свету. Она вошла в него, медленно погружаясь все глубже и глубже, исчезая в сильном, но не слепящем желтом огне. Еще секунда, еще немного… …фейерверк искр, белая спираль звездного тумана, странный писк мерцающей иглами звезд черной глубины. Потом, голубизна высокого, чистого неба, запах ромашек, звонкий, нежный смех. Опять, чернеющие в темноте тяжелые бесформенные облака, поющие скопления ярких маленьких огней, нестерпимо яркий шар какого-то солнца. И снова, первый самостоятельный крик родившейся жизни, первая боль и первая радость. И так без конца. Я падал и взлетал, рождался и умирал. Я жил, то как человек, то как звезда. Это был я и не я, но так было… Неожиданно все закончилось. Пропали, словно их и не было, эти яркие, необычные и живые картины. Я больше не был то звездой, то человеком, то материей, то разумом. Я больше не рождался воплоти и не умирал, сжимаясь в крупицу сверхплотного вещества. Я просто стоял окруженный беспредельной пустотой, под холодным, колючим светом далеких звезд и более близкого Солнца. Стоял, левой рукой опираясь на торчащую вверх глыбу металла и вытянув вперед и вниз другую. А в ней, сжатый неуклюжими пальцами скафандра, блестел странно напоминающий что-то предмет. Внутри меня все похолодело. Пальцами я практически не ощущал того, что видел глазами. В ладони у меня было «оно». Точнее «она» – Абсолютная Формула и я панически боялся того, что этот казавшийся маленьким и хрупким предмет выскользнет из моей большой и неуклюжей ладони. Выскользнет и будет утерян навсегда. Обливаясь холодным потом, медленно и очень аккуратно я согнул правую руку, поднося предмет поближе к стеклу шлема. Две трети того, что я держал, ставшей вдруг непослушной ладонью, было закрыты толстыми пальцами скафандра, но та часть, что осталась видимой напоминала… не может быть! 13 Еще несколько секунд я ошарашено всматривался в предмет. Нет, никаких сомнений быть не могло. В моей руке была зажата прозрачная коробочка с… диском внутри. Да-да! Обычная коробочка с золотистым диском внутри. Такие коробочки я видел везде, и на прилавках магазинов, и на рыночных рядах и если бы не место, в котором я сейчас находился я никогда бы не поверил, что этот диск и есть «оно». Я перевел взгляд вниз, на то место где недавно располагался мохеровый шар желтого света-вещества. Но там было пусто. Я снова посмотрел на диск. Сомнений быть не могло. Это появилось у меня в руке само, тогда когда я погрузил руку в глубину света, значит, это и есть Формула... Тут же место удивления в голове заняли практические мысли. Надо срочно двигаться обратно. Срочно. Я медленно повернулся, собираясь начать обратный путь. Надо немного пройти обратно, до того места, где начинается почти гладкая поверхность астероида. Потом вызвать «Буран» и, когда он замрет над головой, вернуться таким же путем, каким я попал сюда. Я посмотрел вперед, для того чтобы оценить расстояние, и буквально почувствовал, как все вокруг изменилось. Так же темнела впереди ломанная переломанная, коротенькая линия горизонта. Также крохотными, острыми огоньками, сияли над головой далекие звезды и застыла беспредельная и потому до конца не осознанная разумом пустота. Также и не так. Теперь звезды перестали быть безразличными, а бесконечное пространство вокруг я, так и не осознавая, вдруг ощутил каким то шестым или может седьмым чувством. Все это больше не было чужим. Неизвестным – да. Далеким и непознанным – да, но только не чужим. Я так и стоял, переполненный странными чувствами, еще некоторое время. Мне было хорошо, очень хорошо, но меня снова подвела память. Она вторглась в этот чудесный мир лицами инструкторов, белым листком приказа, твердым шепотом передающим желание Самого. И я пошел за ней, словно безвольная лошадь, надевшая ярмо и с детства знавшая, что подругому жить нельзя. Я не успел сделать и десяти шагов, как в наушниках зашуршало и я услышал твердый, коверкающий русские слова, голос: - Стоять! – И еще через мгновение. – Приказываю стоять! 14 Я замер. Голос был чужим. Не совсем, но ни кто из моего экипажа, в котором все практически в совершенстве знали русский, такого акцента не имел. - Повернуться. Только медленно, и без лишних движений. – Продолжал командовать голос. – А то буду выстрелить. И я повернулся. Он был недалеко, в метрах двадцати пяти позади меня. Я еще раз про себя удивился тому, как похожи человеческие мысли и их воплощения. Скафандр был таким же, как у меня. Белым, громоздким, внешне почти неотличимым, только слабые лучи далекого Солнца, падая с боку и сзади, оставляя в тени всю переднюю часть скафандра, заставляли блестеть большую звезднополосатую голографическую наклейку на рукаве. Американский флаг. В лицо мне ударил мощный луч света и, на секунду ослепив, переместился ниже. Пошарив немного он замер, освещая мою руку, в которой был зажата коробочка с диском. - Окей. Ветц райт. Это есть формула? Я хотел соврать, но потом понял, что это глупо. Глупо и неприятно. Я вспомнил пение звездных скоплений и первый плач ребенка, рождение звезды и гибель жизни. Я вспомнил все. Все что со мной случилось в последние минуты и за всю жизнь. Свою детскую веру в справедливость и доброту, юношеское разочарование в этой справедливости и уже зрелое, тоскливое осознание беспомощности доброты. Какая разница кому достанется Формула? От этого ничего не изменится. По крайней мере, для подавляющего большинства людей. На ней будут греть руки власть имущие и их содержащие. Пройдут годы, века, тысячелетия, Сеятели вернуться и увидят, что изменения опять ничтожны, что формула снова затерялась. Интересно поймут ли они как? Или им это будет не важно? Они просто развернуться и уйдут. Уйдут навсегда, может потому, что мудрее нас и знают, что с разумом подавляющим самого себя иметь дела нельзя. Все это напрасно, бесполезно и мне все равно… Я поднял руку выше и согнул её в локте, собираясь, как летающую тарелку, бросить квадратную коробку с диском американцу. Может у них получится лучше? По крайней мере, им, наверное, никто тайных приказов не давал… Звука выстрела я конечно не услышал. Просто я почувствовал, как что-то мягко толкнуло меня в плечо и, одновременно увидел, как из руки американца вырвалось облако искрящегося газа. Значит, так же как и у меня, баллоны в его руке были не просто средством передвижения. 15 Да, как все-таки похожи мысли людей, равно как и их воплощения. Еще я увидел как инерция газов, толкнувшая в меня смертоносный снаряд, отбросила в противоположную сторону темный силуэт с причудливо играющей, голографической эмблемой на рукаве. Его качнуло назад, но подошвы, наверно такие же магнитные, как и у меня от поверхности сначала не оторвало. Сначала он ударился спиной и тыльной стороной шлема в тупой полуметровый кусок железа, торчащий позади него и только потом, на секунду вернувшись в горизонтальное положение, скафандр оторвался от поверхности и замер параллельно ей широко раскинув руки и ноги. «Как утопленник» - мелькнула странная мысль. Я тоже замер, так и не разогнув руку, и ждал, но все оставалось по-прежнему. Все-таки мне, наверное, показалось, что американцу удалось в меня попасть. Скорее всего он промазал, иначе меня уже постигла бы почти мгновенная смерть. А вот ему, похоже, пришлось хуже. Придя в себя и еще не веря в удачное спасение, я аккуратно положил коробочку с диском в специальный карман на животе. Теперь можно уходить. Я повернулся. «Все люди одинаковы» – подумал я, собираясь делать шаг. «Пусть лучше формула достанется нам» – подумал я, делая его. «Но все-таки все мы люди» - услышал я сам себя, останавливаясь. Я снова вспомнил холодную, чернее черного, черноту туманностей, и радостное тепло встречи с любимой, свет незнакомого солнца и пустоту долгой разлуки. Я вспомнил свою жизнь и свои мечты. Здесь под холодным светом звезд, словно беспристрастные судьи, наблюдавших за борьбой жизни и смерти я вдруг ясно ощутил, что никакое знание не может стоить чужой жизни. Что цель не оправдывает средства, а наоборот, устанавливает им рамки. Что путь так же важен, как и само достижение. Что они, суть, одно и тоже. Я снова повернулся и, скрючившись, торопясь и спотыкаясь, направился к повисшему в пространстве телу. Только бы успеть его спасти. Только бы успеть… 16 Как я добрался до границы скола, уже не помню. Напряжение последних недель и минут на какое-то время превратило меня в бездумный автомат, выполняющий ранее принятую программу. Но до края я все-таки добрался. И американца дотащил. Теперь подошвы скафандра надежно притягивали меня к поверхности. Немного отдышавшись, я начал вызывать корабль. Они ответили почти сразу. - Капитан слышим вас хорошо. Прием. Борт, три пятерки. – Произнес я установленную при возможности радиоперехвата фразу. – Повторяю, три пятерки. Приняли. Выполняем три пятерки. Теперь остается только одно – ждать. Я с тревогой заглянул в стекло шлема американца, но оно было непрозрачным с внешней стороны. Точно как у меня. Жив он, или нет? Ведь его, как и меня, наверное, ждут дома. Жена, дети, друзья. Вера в будущее, в лучшее будущее. Конечно, я не мог бросить его здесь умирать. Пусть даже временно мы были врагами. Или не были? Ответа на этот вопрос я обдумать не успел. Из-за темной, здесь почти ровной, линии горизонта совершенно беззвучно появился огромный, светлый силуэт. Он поднимался из звездной бездны, заслоняя собой все пространство пока, наконец, не замер надо мной. - Мы прибыли, капитан. Ждем вас. – Это голос второго пилота. Иду Эрик. – Совсем не по уставу ответил я. Теперь оставалось самое сложное. Мне нужно было толкнуться так, чтобы не промазать мимо корабля. Кроме того, удержать американца и еще суметь закрепиться на обшивке. Все в месте превращалось в задачу высшей сложности. Но по-другому было нельзя. Совершенно неожиданно я вспомнил тот старый фильм про Марс, вспомнил здорового как бык героя таскающего на себе свою подругу и…понял, что мне нужно делать. Конечно, держать американца, словно куклу я бы не смог. Слишком большими и неуклюжими были наши скафандры, но существовал и другой путь. Из кармана, на правой ноге, торчит аккуратно сложенный кусок троса с карабином. Спасибо тем, кто продумывал экипировку. Я обматываю трос вокруг пояса 17 американца, закрепляя один карабин на его, точно таком же, как у меня, поясном креплении, а второй прикрепляю себе. Конструкция не очень-то устойчивая, но если придерживать его свободной рукой, то должно получиться вполне прилично. Теперь я готов. Времени терять не стоит. Замираю на секунду концентрируясь и делаю по возможности как можно более плавный толчок ногами. Поверхность Геогарфоса медленно уплывает вниз… Вернуться намного сложнее. «Буран» значительно меньше астероида, но удача пока на моей стороне. Кажется, я двигаюсь прямо на корабль. Полет мой плавный и не быстрый, поэтому сейчас все мое внимание направлено на то, что бы сохранить неподвижность связки двух скафандров. Почти любое колебание, здесь в невесомости, может очень весомо и резко сменить направление движения. Левая рука, та самая которой я фиксирую американца, одеревенела от напряжения. Чувствую, как она начинает мелко дрожать. Словно ожив, сама по себе. Только бы выдержать. Только бы не промахнуться. А все-таки Эрик молодец. Он единственный в команде, кроме меня конечно, имеющий опыт полета на МКС и ему, по все видимости, удалось подвести челнок на десяток метров ближе к астероиду, чем мне. Это меня и выручило. В последний момент перед касанием включаю электрические магниты подошв на полную мощность и пытаюсь сделать переворот. Развернуться ногами к корпусу и закрепиться с помощью магнитов. Это получилось у меня только на половину. До конца скафандр американца мне зафиксировать не удалось и, сохраняя инерцию своего движения, он исковеркал мой маневр. Все пошло не так как я ожидал. После взмаха свободной рукой, светлый корпус «Бурана» мелькнув перед глазами ушел, как и надо, за спину, но другая рука, не выдержав напряжения, соскользнула с плеча американца. На секунду я увидел свое отражение в стекле его шлема, а потом почувствовал рывок в области пояса. Там, где крепился трос. Меня качнуло назад, звезды сделали кульбит, и я полностью потерял ориентацию. Последнее, что я успел сделать – это растопырить ноги, пытаясь дотянуться ими до корпуса корабля. Потом левый пах пронзила острая боль. Я застонал. 18 Больно было очень. К тому же, нога почти перестала меня слушаться, а болтающийся поперек пояса массивный скафандр, с звездно-полосатым флагом на рукаве, мешал оценить обстановку. И лишь когда я почувствовал, что правая, болтающаяся как попало в пространстве, нога вдруг прилипла к чему-то, то осознал, что все-таки сумел зафиксироваться. Почти сразу в наушниках раздался голос борт инженера. - С прибытием, капитан. – И почти сразу. – Кто это с вами?! - Это американец. Рассказывать долго, но он без сознания и ему нужна помощь. - Вы не хуже меня знаете инструкции, капитан. – Теперь говорил Ли. – Это не по правилам. - Но ведь он же умрет! Разве не ясно? - Все равно. Это не наше дело. Бросайте. – В его голосе появились жесткие, незнакомые мне командирские нотки. Наверное, так я командовал на протяжении всего полета. Теперь все изменилось. Я разозлился. - Вы, наверное, хоти принять командование на себя? А, лейтенант? - Вы нарушили приказ и не имеете больше права руководить экспедицией. Бросайте американца, и я позволю вам вернуться и долететь до Земли под арестом. Ну, уж нет. Ничего у него не выйдет. Я, в одно мгновение понял, что нравоучений он не поймет. Китайцы не тот народ, что бы обсуждать приказы начальства, а тем более нарушать их. Поэтому мне остается только шантаж. Но для других я скажу. - Экипаж, я получил ФАЗ. Но ведь Сеятели передавали её для всех. Всех людей. Не только для нас, но и для этого американца тоже. И для других американцев, негров, арабов, китайцев. Для нас и наших детей. Но разве рассказывая им, как вы добывали формулу, вам не стыдно будет вспоминать о том, как мы бросили умирать раненного, безобидного человека. А ведь у него тоже есть дети… - Хватит болтать. Бросай. - А тебе лейтенант я скажу. Формулу получишь только вместе с американцем. Думай. Думал он не долго. У него не было выбора. - Хорошо. Но всю ответственность ты берешь на себя. - Капитан всегда отвечает за все. – Ответил я и, схватившись за страховочные скобы, разбросанные по всему корпусу, выключил магниты на подошвах. Идти я бы все равно не смог. Нога почти не слушалась. Люк располагался на другой стороне, и прошло немало времени, пока я сумел добраться до него и, вместе с американцем, протиснуться внутрь. Очень мне помог трос, тянущийся из люка. Тот самый трос, который я отстегнул, собираясь на Географос. Но вот люк задраен, начало нагнетаться давление. Время тянется слишком долго. Как там американец? Жив или нет? Судя по всему после удара частично отказало оборудование скафандра, а может он сам случайно отключил магниты ботинок? 19 Наконец внутренний люк открывается. В проеме вижу лицо бортинженера. Он помогает протолкнуть американца внутрь, потом помогает протиснутся мне. Здесь нас уже ждет и китаец. Он начинает помогать Марко открывать американский скафандр, словно забыв про меня, и я продолжаю болтаться в своем. Ладно, все нормально. Я дома и Формула у нас, а остальное дело техники. Дальше пусть будет то, что будет. Сквозь стекло своего шлема вижу как ребята достают американца. Судя по всему, у него черепно-мозговая травма и сотрясение мозга. По воздуху поплыли темно красные капли крови, но он жив. Дышит и стонет. Штурм начинает оказывать ему первую помощь, а китаец начинает помогать выбраться из скафандра мне. Теперь наступает самый щекотливый момент. С трудом, нога не слушается и очень болит, выпихиваюсь из скафандра. Китаец находится позади и я буквально спиной чувствую его колебания. В принципе он может вырубить меня одним ну, в крайнем случае, двумя, ударами. Потом приковать к креслу и так, обездвиженным и доставить на Землю. А может подчиниться и переложить всю ответственность на меня. Мне кажется, он еще не решил. Медленно поворачиваюсь к нему лицом, и наши глаза встречаются. Мы смотрим друг на друга долго, очень долго. Уж не знаю случайность это или нет, но за все время подготовки и полета мы не стали ближе друг к другу. Обычно еще только встречаясь в первый раз, будущие члены экипажа уже заранее настроены дружески. За время подготовки эти чувства только укрепляются. Наверное, ощущение того, что вместе придется совершить что-то небывалое, рискованное и одновременно заманчивое делает разных людей единым коллективом. Каждый стремился к этому всю жизнь и поэтому воспринимает все как подарок, как свершение своей самой смелой мечты. И сам полет и людей, вместе с которыми летишь. У нас все было иначе. Как другие не знаю, а мне мешало подружиться, гадкое чувство обмана. Ведь легче обманывать посторонних людей, а не друзей. Но мне все равно было тяжело. А сейчас, глядя в раскосые, холодные глаза, я понял все. Каждый из нас чувствовал себя причастным к обману. По разному, но чувствовал. И, что бы я ни думал раньше, сейчас я словно увидел, что китайца это мучило не меньше чем меня. Все-таки мысли людей одинаковы. Продолжая смотреть глаза в глаза, говорю, обращаясь ко второму пилоту, неясный силуэт которого мелькает позади глаз силового специалиста. - Эрик, отключите компьютер третьей цепи дублирования и запустите его в автономном режиме. 20 Потом медленно поворачиваясь и последними оторвав от Ли Сяо Ши глаза, достаю из кармана скафандра прозрачную коробочку с диском. Мельком отметив про себя его, ставший удивленным взгляд, передаю китайцу диск. - Вот это носитель с Формулой. Я не знаю, что там, но хочу, чтобы её увидел каждый из вас. Эрик вы закончили? - Да капитан! – И после короткой паузы. – А разве так можно? - Так нужно, поверьте мне. – Отвечаю, продолжая смотреть на Ли. – Лейтенант действуйте. Промедлив секунду, и так ничего и не решив, китаец передает диск второму пилоту, и тот вставляет его в отключенный от цепи блок. На мониторе стандартное окно с деревом каталогов. В самом низу иконка символизирующая CD. Повисла напряженная тишина ожидания. Прошла минута, еще одна… - Капитан, диск пуст. – Доложил Эрик, проверив его. Компьютер видит его, но на нем ничего нет. – Добавил он растерянно. Дайте его сюда. – Я тоже растерян, но по старой, капитанской привычке этого не показываю. Эрик, прямо так, без прозрачной коробочки передает диск Ли Сяо Ши, а тот, опять помедлив секунду, мне. Снова, отметив про себя странное облегчение появившееся в узких, раскосых глазах, беру его, как берут все диски, растопыренной ладонью, аккуратно сжимая подушечками пальцев тонкое холодное ребро… Сначала я почувствовал тепло. Странное тепло в глубине той самой ладони, которой держал диск и почти тут же увидел, как из её середины появилось золотистое свечение, очень похожее на то из которого я этой же рукой достал коробочку с носителем. Словно маленький шар засияло оно между ладонью, пальцами и диском. Сам диск тоже на мгновение вспыхнул всеми цветами радуги. Все это длилось секунд пять, а за тем исчезло. Медленно, еще плохо понимая, что произошло, я поднял глаза. Вокруг застыла немая сцена. Разные люди, разные глаза. Они смотрят на меня… как-то странно смотрят. И я тоже теперь вижу их по-другому. Будто не было года подготовки и месяца полета. Будто не было недоверия и обмана… Нас учили не доверять друг другу и до конца не доверяли нам. Мы оказались вместе по неволе, так же как и наши страны. Нас прислали сюда за чудом, предварительно объяснив, что оно не делится на всех. И вот чудо произошло, а что дальше? Каким же должно быть это Знание, что бы изменить нашу жизнь? Ведь для этого необходимо изменить нас, иначе ничего не получится. Сможем ли мы использовать эту Формулу, или она затеряется снова? Ответ был рядом. - Теперь, кажется, можно повторить. – Говорю я, будто со стороны слыша свой голос, и опять протягиваю диск. 21 Все повторяется, будто в замедленной съемке. Снова второй пилот вставляет носитель в работающий автономно блок бортового компьютера. Снова замирает в воздухе ставшее осязаемым ожидание… «Господи, как же все просто. Просто и одновременно сложно» - подумал я, глядя на ставший синим экран. А на нем по очереди появлялись, складываясь в знакомую с детства фразу, слова Абсолютной Формулы. «Возлюби ближнего своего, как самого себя» - читал каждый из нас на своем языке.