Кризис в Киргизии не преодолен

Кризис в Киргизии не преодолен
Александр Князев,
политолог, Кыргызстан
Выступление
Я позволю себе уйти от обобщающего уровня оценки региональных процессов. И
поскольку каждый из выступающих апеллирует к печальному киргизскому опыту, я
думаю, что для нас всех будет полезно, если я остановлюсь на этом самом печальном
опыте и попробую выразить свою точку зрения на процессы, происходящие немногим
более чем через полгода после смены власти в Кыргызстане после известных мартовских
событий, и о возможных сценариях дальнейшего развития политической ситуации в
Киргизии. Я не согласен с утверждениями о том, что на сегодня кризис в Киргизии, в
целом, преодолевается мучительно, трудно. Я являюсь сторонником той точки зрения, что
кризис абсолютно не преодолен. В чем-то он становится в большей степени латентным, в
чем-то меняет свою динамику, появляются новые инструментарии, механизмы. Тем не
менее, по-моему, потенциал остроты кризиса, его конфликтности по-прежнему не
теряется и сохраняется на том же уровне, начиная с мартовских событий. На мой взгляд,
сегодня существует три возможных сценария дальнейшего развития Киргизии, любой из
которых будет оставлять эту страну в том состоянии некой «черной дыры», каковой она
сегодня является в региональном строительстве.
Первый сценарий – наиболее крайний, или алармистский, может быть. Так уж
получилось, что в общественном мнении Киргизии он прочно связан с именем
присутствующего здесь Андраника Миграняна, который буквально через несколько дней
после переворота в Киргизии в одной из телевизионных программ высказался о
гипотетической возможности распада Киргизии по линии Север-Юг и, соответственно,
присоединения к Казахстану и Узбекистану. Но на самом деле, на мой взгляд, процессы
распада страны, распада государственности, которые сегодня присутствуют, происходят
более дробно, более сложно, не по такому простому признаку. Уже сейчас во многих
публикациях появилось такое понятие как афганизация Киргизии. Впервые оно
прозвучало в Алматы на одном из заседаний экспертного совета Центральной Азии. Что
имеется в виду? На сегодняшний день чрезвычайно слаба, а во многих случаях просто
отсутствует, связь по вертикали власти между центром и многими регионами. Можно
назвать целый ряд регионов, как минимум три административных района целиком. Это
Джунгальский район, где находятся угольные копи Каракече, захваченный неформальным
местным авторитетом, заблокировавшим дороги. Этот регион уже в течение многих
месяцев существует как некое самостоятельное квазигосударство.
На протяжении примерно двух месяцев в подобном состоянии находится Аксыйский
район на юге Киргизии. После отставки генерального прокурора Бекназарова там тоже
создано некое государственное образование. Начиная с мартовских событий не
подчиняется центральной власти, не допускает представителей центральной власти на
свою территорию Кеминский район, родина экс-президента Аскара Акаева. Это три
наиболее ярких примера, есть менее яркие; есть районы, еще поддерживающие какую-то
связь с центром. Тем не менее этот процесс идет по нарастающей. И то, что происходит в
Бишкеке – демонстрация властью своего бессилия во многих случаях, – только усугубляет
эту тенденцию к распаду.
Наверное, все присутствующие имеют представление о природе афганского кризиса
(почему мы говорим об афганизации). Это дефрагментация страны, неспособность власти
управлять страной. Киргизия так же, как и Афганистан является горной страной. Для того
чтобы расколоть Север с Югом достаточно взорвать один-единственный тоннель на
перевале. Очень многие районы страны также имеют единственную безальтернативную
связь с центром и другими регионами. То есть заблокировать какие-то регионы и объявить
себя местными лидерами достаточно легко. И вплоть до ноября казалось, что власть не
окажется способной справиться с этой ситуацией. 1 ноября в связи с известными
волнениями в исправительно-трудовых колониях в одну из них были введены войска,
были применены бронетехника и огнестрельное оружие. Официально количество
погибших 4 человека. Есть большие сомнения, что оно соответствует действительности.
Но важен прецедент. 1 ноября новая власть Киргизии показала, во-первых, что она
способна применять силу для подтверждения своей властности и, во-вторых, что эти
приказы будут исполняться. Поскольку после мартовских событий, когда все силовые
структуры, фактически нарушив и свои конституционные обязанности, и присягу,
полностью отстранились от защиты государственной власти, весь период до ноября были
большие сомнения в способности этих силовых структур в дальнейшем исполнять свои
обязанности. То есть имела место высокая степень деморализации, как минимум, силовых
структур. События 1 ноября подтвердили, что эта власть способна отдавать приказы, а
силовые структуры способны эти приказы исполнять.
Немного отвлекаясь, обмолвлюсь, что эта ситуация породила очень серьезный вопрос: не
будет ли у этой власти искушения в дальнейшем применить эту силу не только против
асоциальных элементов (хотя тоже спорно, насколько это было правомочно), а в любой
собственно политической ситуации. Поскольку авторитет нынешней власти невысок,
сейчас происходит очень интересный процесс в общественном мнении, когда появляется,
потихонечку растет, не очень выраженно, но как тенденция, некая ностальгия по прежней
власти. И все чаще в положительном контексте вспоминается имя Аскара Акаева,
наблюдается довольно стремительное падение всевозможных рейтингов Курманбека
Бакиева, и появляется подобие некой консолидированной оппозиции из числа бывших
соратников по так называемой революции, отстраненных сегодня от властных рычагов.
Это бывший исполняющий обязанности министра иностранных дел Отунбаева, бывший
генеральный прокурор Бекназаров и ряд других. Есть предположение, что в обозримой
перспективе может сформироваться некая консолидированная оппозиция из этих
участников бывших якобы революционных, или псевдореволюционных, процессов.
Но тем не менее созданный 1 ноября прецедент не свидетельствует о том, что власть
обрела силу и способность заниматься собирательством земель, поскольку в тех регионах,
о которых я упомянул, все остается по-прежнему. Пока это единственный прецедент,
который показывает восстановление институциональности государства.
Более оптимистический сценарий, очень умеренно оптимистический сценарий, я вижу в
нахождении консенсуса между всеми основными внутриполитическими силами,
вымывании, может быть, части из них через некоторые, скорее нелегитимные, механизмы.
Уже имела место череда политических убийств. Как ни прискорбно, но это становится
традицией и воспринимается как один из возможных инструментов политического
воздействия в сегодняшней Киргизии, на мой взгляд. Я думаю, что может произойти
вымывание ряда вот таких игроков и нахождение консенсуса между всеми остальными,
после чего, может быть, начнется постепенное эволюционное восстановление всех
государственных институтов, их функциональности и действенности. В этот сценарий не
очень вписывается и мешает оптимизму экономический фактор. То есть экономическая
ситуация сегодня крайне тяжела. Основные численные показатели (рост ВВП и другие) не
очень мрачные – по сравнению с прошлым годом есть и повышение этих показателей, но,
тем не менее, кризис на лицо. Например, на момент свержения Акаева золотой запас
республики, скромный (республика сама по себе скромная), составлял $86 млн. На
сегодняшний день на текущие нужды израсходовано примерно 17. Грядущий
отопительный сезон, на который больше негде тоже взять денег, потребует еще около 2025. Согласитесь, что использование на текущие нужды золотого запаса ни что иное, как
показатель критического положения в экономике. Имел место большой отток
инвестиционного капитала, и в экономике перспективы не очень радужные. Поэтому в
этот оптимистический сценарий медленного, трудного, через череду, может быть,
перманентных кризисов, подобных нынешним, но нахождения консенсуса и
формирования все-таки некоего единства в элите может вмешаться экономический фактор
и оказать негативное воздействие на него.
Еще один возможный сценарий – я бы его обозначил словом «авторитарный». На сегодня
мы знаем двух основных политических лидеров Киргизии – это Бакиев и Кулов. О том,
что у Бакиева сильна тяга к авторитарности, я говорил еще до президентских выборов, и
все последующие события только подтверждают мои предположения, и большой ряд
экспертов со мной, в принципе, в этом уже согласен. Это одна линия движения к
авторитаризму, и вот здесь настораживает как раз проявленная способность к применению
силовых методов внутри страны. И другая, она прямо противоположна, – это растущая в
обществе тяга к сильной руке, тяга к наведению порядка, востребованность, может быть,
даже диктаторской формы правления. И чаще всего в общественных ожиданиях это
связывается с именем нынешнего премьер-министра, силовика по профессиональной
принадлежности, более способного, на взгляд многих людей, навести в обществе порядок.
Я не исключаю как крайнюю форму, крайний механизм и установление диктатуры,
связанной с тем или другим именем.
Подводя итог, я бы сказал, что, на мой взгляд, ни один из возможных сценариев не
позволяет говорить о каком-то повышении уровня демократических процессов в
обществе. Скорее, все они откатывают страну в этом смысле далеко назад. В частности,
сегодня это уже очень заметно по политике в отношении к средствам массовой
информации. Той безоглядной свободы, которую имели СМИ Киргизии при Акаеве,
сегодня уже просто нет. И у меня есть большие сомнения в том, что даже подобного рода
аналитические выкладки, с которыми я здесь выступаю, сегодня могут быть
обнародованы в киргизских СМИ.
http://www.iimp.kz/bullets/bullet6/004.htm