Гарькавый Игорь Владимирович
реклама
Гарькавый Игорь Владимирович Директор Мемориального научно-просветительского центра «Бутово», ст. преп. Российского Православного Института св. ап. Иоанна Богослова Традиционное духовное наследие в современной мемориальной практике В начале XXI века во всем мире и в России происходит значимый процесс ревизии культурного наследия. Одним из ключевых понятий становится понятие традиции. Из музейного экспоната, традиционная культура постепенно переходит в поле зрения политиков и религиозных деятелей, писателей и ученых. Происходящее напряженное обращение к традиционному наследию неслучайно. Не только духовный, но и политический ресурс того модернизаторского скачка, который определил развитие человечества в последние два столетия исчерпан. Индустриальное общество аккумулировало невиданные прежде возможности, но одновременно неизмеримо возросли риски глобальных военных, социальных и экологических катастроф. Дегуманизация культурной среды становится ярко выраженным признаком информационного общества. Размыты ценностные ориентиры, на которых выстраивались веками стратегии поведения не только отдельных индивидуумов, но и целых человеческих сообществ. Массовые миграции населения и формирование глобальной экономики ставят проблему самоидентификации как мигрантов так и представителей традиционно проживающих в рамках данного культурно-географического ареала этнических и религиозных групп. В России, где в XX веке во имя «нового» и «прогрессивного» была объявлена тотальная война «наследию прошлого», не только отдельным традициям, но и самому принципу традиционности, последствия крушения технократической и идеократической утопии особенно очевидны. Миллионы людей были уничтожены за свою приверженность тем или иным ценностям традиционного общества, другие миллионы, выжившие в ходе эксперимента оказались напрочь оторваны от корней. «Издержками» сверхиндустриализации и административно-командной модернизации села стала гибель традиционных и полутрадионных форм социальности, без которых общество оказалось лишено внутренней стабильности и ресурсов регенерации, и, как следствие, неспособно адекватно противостоять новым вызовам современности. Мемориальный центр «Бутово», который я представляю, ведет целенаправленное изучение традиционного наследия в особой специфической области. Объектом изучения и отчасти реконструкции становятся те традиции, которые связаны с мемориализацией мест массовых захоронений, подобных Бутовскому полигону под Москвой. Этот спецобъект 1 НКВД – крупнейшее в Москве и ее окрестностях место захоронений жертв политических репрессий. По материалам проверки, проведенной весной 1993 г. Министерством Безопасности РФ расстрелы и захоронения проводились здесь с конца 1935 г. предположительно до начала 40-х годов. Известно, что только в период с 8 августа 1937 г. по 19 октября 1938 г. здесь было расстреляно и захоронено 20.761 человек. Это в первую очередь жители Москвы и Подмосковья. В течении XX века, в годы гражданской войны и особенно в годы массовых казней середины 30-х годов, по всей стране возникали захоронения жертв политических репрессий. Тысячи людей были вычеркнуты из жизни. Они оказались лишены закрепленного многовековыми традициями человеческого сообщества права на достойное погребение и память потомков. Места этих захоронений стали известны общественности, как правило, только в начале 90-х годов прошлого века. В настоящее время на территории подобного рода некрополей сложилась непростая ситуация. Одни из них разрушаются и бесследно исчезают, а там идет процесс мемориализации, как правило, не учитываются в должной мере этноконфессиональные традиции увековечивания памяти пострадавших. При всем многообразии уже существующих попыток найти соответствующие непреходящей значимости этих мест концептуальные основы мемориальных комплексов практически невостребованными остались многовековые традиции организации символического пространства братских могил. Утрата культуры памяти представляет большую опасность для самосознания современного российского общества. 6-8 июля 2006 года в Московском Доме общественных организаций Правительства г. Москвы и на Бутовском полигоне нашим Центром была проведена научно-практическая конференция «Этноконфессиональные традиции и мемориализация мест массовых захоронений жертв социальных катастроф». Ее участники, представлявшие 5 регионов Российской Федерации, констатировали чрезвычайную важность изучения многовековых традиций мемориализации мест массовых захоронений жертв войны и социальных катастроф. Было отмечено, что усилия светских специалистов и представителей разных религиозных традиций, несмотря на различные мировоззренческие позиции, объединяются в общей работе, в деле увековечения памяти пострадавших через возвращение им имени, права на достойное погребение и память потомков. Перед теми, кто берет на себя ответственность за судьбу памятников, возникает сложная проблема, которая связана с необходимостью учитывать в мемориальной практике особый полиэтнический и поликонфессиональный состав групп пострадавших и, как следствие, различные традиции поминальной культуры. Уже на стадии подготовки конференции 2 стала очевидна заинтересованность представителей традиционных религий и конфессий России в обсуждении намеченной темы. На проведение конференции было получено благословение Его Святейшества Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. В работе кроме клириков Московской Патриархии приняли участие представители Совета Муфтиев Центрального Духовного Управления мусульман России, Католической Архиепископии и Евангелической Лютеранской церкви, а также директор ритуальной службы Московской еврейской общины. В ходе плодотворного диалога с представителями религиозных традиций, было установлено, какие традиции почитания подобных мест, и увековечения памяти усопших существуют в рамках их культовой практики, было дано развернутое описание и адекватная интерпретация поминальных обрядов, высказаны рекомендации единоверцам в отношении почитания подобного рода мест. Важно отметить, что диалог проходил в атмосфере взаимного уважения и сотрудничества. Большое общественное значение имеет тот вывод участников диалога, что в каждой из традиций существуют не только особые формы поминовения своих погибших единоверцев, в рамках своей религиозной корпорации, но и всех людей, ставших жертвой одной общей беды. Подавляющую часть населения нашей страны, пострадавшего от социальных катастроф ХХ в. составляют русские люди, принадлежавшие к православной традиции. Поэтому, в ходе конференции особое внимание было уделено изучению мемориальной практики, которая веками складывались в русской культуре. Как это было показано докладчиками, на протяжении многих столетий в России существовала традиция мемориализации мест массовых захоронений. Братские могилы Древней Руси «скудельницы» или «Божьи дома» впервые упоминаются в источниках еще под 1215 годом в Великом Новгороде. В целом по стране «скудельницы» использовались для погребения жертв войн и эпидемий, и для захоронения трупов странников, нищих и казненных преступников до 70-х годов XVIII века. Существовали «скудельницы» двух типов: одни из них возникали во время массовой гибели населения во время войн, эпидемий, массовых казней (например, во времена опричнины или стрелецких казней конца XVII века); другие – действовали постоянно как место погребения жертв нищеты, голода, разбоя и т.д. Эти места находились под юрисдикцией церкви, забота об их содержании и совершении заупокойного богослужения лежала на епархиях, храмах и монастырях. В отечественной агиографической традиции отмечена особая забота святых Русской Церкви о содержании «скудельниц» и поминовении усопших (Преподобные Даниил Переяславский, Корнилий Печерский и др.). В богослужебной практике Русской Церкви существовал особый чин отпевания и особые традиции заупокойного 3 поминовения погребенных в братских могилах. Серьезного внимания в этой связи заслуживает традиция празднования «Семика». В этот день, четверг накануне Дня Пресвятой Троицы, во многих городах России до конца XVIII века происходили массовые крестные ходы к «убогим домам» для того, чтобы на братском кладбище совершить обряд погребения тех, кто был зимой без отпевания положен в общую могилу, и молитвенное поминовение всех, для кого «Божедомье» стало местом последнего упокоения. Тщательно разработанная обрядовая сторона делала этот ритуал важным явлением в духовной жизни древнерусского общества. В символических формах средневековой культуры здесь проявлялась и переживалась экзистенциальная общность людей перед лицом смерти и Вечности. Общность судьбы тех, кто, так или иначе, оказался безымянной жертвой социальной катастрофы или социальной несправедливости, требовала поиска адекватных символических форм для увековечения их памяти. Как правило, рядом с местом такого захоронения возводилось, как символ памяти о всех усопших, для соборного их поминовения то или иное культовое сооружение с ярко выраженным мемориальным характером, ведь скудельницы, как правило, оставались единственными напоминаниями о социальных катастрофах своей эпохи. Многообразие форм мемориализации здесь было велико: от памятного креста, часовни или храма до сложного монастырского ансамбля, который обнимал территорию захоронений своей оградой. У скудельниц выросли такие известные своими памятниками древнерусского зодчества монастыри, как обитель Святых Апостолов что на Пропастях в Великом Новгороде, во Пскове – монастырь Св. Жен Мироносиц, в Переяславле-Залесском – Свято Троицкий Даниилов монастырь, в Москве – Покровский и Варсонофиевский монастыри, и многие другие. Типологически близкой к скудельницам формой массовых захоронений были и до сих пор остаются воинские братские кладбища. Воинские мемориалы XVIII – начала XX веков дают интересные примеры синтеза традиционной погребальной символики и новационных элементов воинского мемориала, главным из которых становится получивший самостоятельную идеологическую значимость памятник воинской славы. При всем многообразии стилистических решений в оформлении братских могил символической доминантой остается по-прежнему как универсальный символ победы над смертью памятный православный крест, который стоит отдельно, либо, как вариант, его изображение присутствует на самом памятном знаке, так или иначе, сочетаясь с общей композицией мемориала. Мемориальные комплексы воинских братских захоронений обязательно включают в себя культовые сооружения: храмы или часовни, иногда монастыри. Особое внимание участников круглого стола привлекла история формирования мемориального комплекса на Бородинском поле. Спасо-Бородинский 4 монастырь практически стал ядром, вокруг которого сформировалось мемориальное пространство памятника истории, включившего в себя, в том числе, и братские могилы воинов обеих армий таким образом, что светская и религиозная составляющие комплекса не противостояли, а гармонично дополняли друг друга. Своеобразным итогом двухсотлетнего поиска адекватных символических форм для воинских захоронений стало знаменитое Братское кладбище воинов Первой мировой («Второй Отечественной») войны в Москве. Особое внимание участников конференции привлекла традиция строительства храмов «на Крови» которая насчитывает в нашем Отечестве уже почти 1000 лет (если считать первыми такого рода объектами памятные монастыри на Альте и на Смядыни, основанные на местах убиения св. кн. Бориса и Глеба в середине XI века, а последними – в начале XX века - храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге и уже в наши дни - храм Царственных мучеников на месте дома Ипатьева в Екатеринбурге). Само место гибели того или иного страстотерпца, как правило, не совпадающее с местом последующего захоронения его останков, отмечалось строительством храма или часовни, реже монастыря. Строительство «на Крови» культового сооружения, очевидно, решало в контексте русской традиционной культуры несколько задач. Это была форма сохранения памяти об убиенном, до канонизации, и молитва к уже прославленному святому; сохранение в народной памяти самого исторического события и одновременно предостережение современникам и потомкам, актуализация христианских ценностных ориентаций в политической культуре своего времени; и, главное, всенародное покаяние за пролитие крови праведника. Благодаря наличию храма, Дома Божия, находясь в котором человек хотя бы на время выходил за рамки земного, грешного мира и вступал в пространство благодатного присутствия Бога, место скорби, место преступления превращалось в место покаяния, очищения (катарсиса) и примирения через покаяние, грешника с Богом и через Церковь, со всем миром. Проблема увековечения памяти представителей различных национальностей и конфессий решается в каждом мемориальном комплексе по-разному. В рамках прошедшей конференции была предпринята попытка организовать диалог между музейным сообществом, специалистами, которые уже включились в эту работу и представителями религиозных традиций. Был изучен ценный опыт, накопленный при организации пространства мест захоронений, там, где наследие традиционной культуры уже используется в работе. Участники конференции отметили, что общественная миссия мест скорби — сохранение памяти о трагических событиях отечественной истории — наиболее полно реализована в тех мемориальных комплексах, где в полной мере 5 учитываются многовековые традиции отечественной мемориальной культуры, а также традиции этносов и представителей различных конфессий, населяющих территорию России. Возникшие в годы массовых репрессий места захоронений, часто служили и местом расстрелов и братской могилой для жертв политических репрессий. Интересный опыт адаптации древних традиций к современным условиям накоплен на Бутовском полигоне НКВД под Москвой. Этот памятник истории с 1996 г. находится в управлении Русской Православной Церкви. Здесь в наибольшей степени при разработке мемориального комплекса была учтена традиция строительства Храмов на Крови и в полной мере использована традиционная символика русской братской могилы — Скудельницы. В настоящее время рядом с территорией захоронений построены два храма — деревянный и каменный, а сами погребальные рвы, после проведенных земляных работ стали выглядеть как покрытые травой надгробные насыпи-холмы. Приходом храма Номовомучеников и Исповедников Российских возрожден древний обряд празднования Семика, и в качестве развития этой традиции может рассматриваться ежегодная Всемосковская литургия под открытым небом, которую традиционно возглавляет Патриарх Московский и Всея Руси. Особое внимание привлекла также деятельность музея-заповедника «Прорыв блокады Ленинграда» по мемориализации воинских захоронений. религиозным Братские могилы солдат двух армий, со смешанным этническим, и конфессиональным составом захоронений, включены в общее мемориальное пространство. При этом должное место уделено религиозной символике: в 1990 г. на Невском пятачке была возведена часовня Св. Георгия Победоносца. В настоящее время на территории музея-заповедника - Успенская церковь, а также служившая в годы войны главным эвакопунктом Дороги жизни Никольская церковь (сейчас - подворье Свято-Троице Зеленецкого монастыря), поставлен поклонный православный крест, сооружен памятник воинам-мусульманам, поставлены памятные кресты на немецких захоронениях. Регулярно совершаются поминальные обряды. Стал традиционным Георгиевский крестный ход. И все это не препятствует развитию эстетической концепции светского мемориального комплекса, а удачно ее дополняет. Наряду с этим в ходе конференции были отмечены примеры иного рода. Например, в комплексе «Медное» при развитой религиозной символике, которая нашла применение в польской (католической) части мемориала, поражает отсутствие в российской части комплекса традиционных элементов русской поминальной культуры (таких как поклонный крест, канун, часовня или храм), чувства верующих задевает неуклюжая эклектика, либо кощунственное искажение христианских символов. К сожалению, 6 руководство музея не в праве изменить эту ситуацию, ответственность целиком ложится на авторов проекта мемориального комплекса и Министерство культуры. Весь предыдущий опыт создания мемориальных комплексов свидетельствует о том, что русская национальная традиция увековечивания памяти опирается на возведение храмов и, с момента включения музея в российскую действительность как культурной формы, организацию музея. Сложившаяся в конце XIX в. и искусственно прерванная революцией, эта традиция возродилась в 90-е годы XX в. при создании мемориальных комплексов, посвящённых жертвам Великой Отечественной войны, и продолжается в наши дни. Подтверждением этого возвращения к корням является тот факт, что большинство памятных знаков на месте захоронения жертв массовых репрессий создано в форме поклонного креста, часовни или колокола. Процесс возрождения захватывает общество настолько, что в памятниках, подчас построенных по проекту неверующих авторов, неосознанно проступают религиозные архетипы, на которых выстроена память народа. Диалог с традицией позволяет по-новому осмыслить такие привычные формы мемориальной деятельности как увековечение имен пострадавших и формирование музейных экспозиций. Мемориальный некрополь – это не только память о событии, это память о человеке. А значит, возникает необходимость персонализации, изучение и публикация имен пострадавших, как естественная попытка преодолеть символическую обезличенность братской могилы. Персонализм признаёт личность первичной реальностью и главенствующей ценностью культуры. Именно ценности персонализма лежат в основе отечественной мемориальной традиции. Очевидно, что ее корни уходят в религиозную практику поминовения, т.е. воспоминания имени усопшего в молитве за его посмертное спасение. При этом для развития европейской мемориальной культуры судьбоносное значение имело то обстоятельство, что в христианской традиции молитвенное поминовение может получать развитие через увековечение памяти о личности человека и санкционирует таким образом зарождение протомузейных форм в сакральном пространстве храма (собрания памятных вещей, реликвий и раритетов). Постепенная эволюция приводит в дальнейшем к тому, что музей, получивший статус культурной формы, т. е. определённой устойчивости, целостности и самодостаточности, уже в этом качестве существует при храме (так работали церковно-археологические музеи). Музей и храм оказываются неразрывно связаны друг с другом на протяжении своего существования. Их сходство – деятельность, действо, а не просто пассивная роль памятного знака – будь то крест, памятная доска или скульптурное изображение. И в этом контексте по-иному видится главная задача музея, включенного в единый с храмом мемориальный комплекс. Целью музейной работы становится развернутая в диалоге со 7 всем обществом и миром деятельность по увековечению памяти о личности, специфическими музейными средствами, в постоянном диалоге с иными формами поминовения, в том числе и церковными. Возникает особого рода межличностная коммуникация, где пространством для встречи и диалога между живыми и усопшими на равных правах, но по-разному выступают и музейная экспозиция и сакральное пространство культового сооружения. В этом направлении постепенно развивалась русская мемориальная культура, пока процесс не был насильственно прерван в Октябре 1917. Братское кладбище, открывшееся в 1915 г., для воинов, павших в Первой мировой и для сестёр милосердия Московских общин при с. Всехсвятском планировалось как мемориал, включающий в себя отдельные музеи. Оно создавалось как Всероссийский памятник Великой войны и включало иноверческий – еврейский и магометанский сектора. Уже существует несколько интересных примеров персоналистического подхода к организации музейного пространства на местах захоронений жертв социальных катастроф. Участники конференции отметили положительный опыт Музея памяти в Медном. Была признана удачной попытка раскрыть весь драматизм исторической темы и показать общество 30-х годов прошлого века через увековечение памяти отдельных представителей репрессированных социальных групп. Участники конференции пришли к выводу, что накопленные в течение сотен лет традиции мемориальной культуры имеют значение не только в рамках религиозной практики, но являются историческим наследием и достоянием всего российского общества. Их опыт необходимо учитывать как историческую основу в разработке современных решений по мемориализации мест массовых захоронений. 8
