2001 г. С.Ю.БАРСУКОВА
реклама
2001 г. С.Ю.БАРСУКОВА НЕФОРМАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА И СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ РОССИЯН __________________________________________________________________ БАРСУКОВА Светлана Юрьевна – кандидат социологических наук, доцент кафедры экономической социологии государственного университета – Высшая школа экономики. В последнее время все чаще внимание ученых обращается к неформальной экономике. неконтролируемую Под неформальной формальными институтами экономикой сферу понимают хозяйственной деятельности, к которой также причисляют домашнюю и теневую экономику. Столь разнокачественный состав неформальной экономики связан с тем, что она включает в себя деятельность, существующую как вне законодательных норм (например, домашний труд), так и вопреки им (нерегистрируемое посвященных предпринимательство). неформальной экономике, Большинство сосредоточено исследований, на таких "материальных" условиях ее развития как бюрократизация управления, приток мигрантов, противоречия в законодательстве, рост безработицы и т.д. Но исчерпывается ли тем проблема? Вряд ли колоссальный оборот неформальной экономики возможен вне всякой связи с ее ценностной приемлемостью. При схожих институциональных условиях масштаб неформальной экономики может существенно варьироваться, что во многом определяется нравственным климатом общества. Каковы ценности россиян? Способствуют они или препятствуют развитию неформальной экономики? 2 При анализе ценностных ориентаций используется множество понятий, в том числе "социальные архетипы" [1], "модальные личности" [2], "ментальность" [3], "коллективные представления" [4], "культурные автоматизмы" [5], "культурный субстрат" [6], "базовые структуры личности" [7], в которых отражается специфика этноса. На основе этих и других подходов можно попытаться провести классификацию ценностных основ экономического поведения. В рамках первой модели система ценностей объясняется исходя из природно-климатических условий. Коллективизм или индивидуализм, как мировоззренческая основа этноса, объявляется производной ландшафта, климата, протяженности территории и т.д. Наиболее явно эту позицию выразили Л.Гумилев [8] и Э.Кульпин [9]. Разновидностью географического детерминизма выступает детерминизм технологический, в рамках которого социокультурные образцы объявляются производными от технологической специфики общества [10, p.80]. В связи с этим можно вспомнить известную гипотезу Виттфогеля о "гидравлическом обществе" [11]. Интерес к подобным построениям столь же неугасим, как и их критика по поводу ландшафтно-климатической схемы. Как с этих позиций выглядит ценностная система россиян? Суровость климата, трудности освоения среды обитания и необходимость выполнения сельскохозяйственных работ в сжатые сроки (короткое лето) сделали объективно необходимым совместный труд1. Условия сформировали россиян в духе приоритета "мы" над "я"2. На формирование коллективистских 1 «Коллективизм, социальной основой которого была община, порожден известной суровостью нашего климата. При скудном плодородии почв и продолжительной зиме заниматься растениеводством легче в условиях взаимовыручки и взаимопомощи» [12]. 2 Это свойство мировоззрения С.Кирдина называет "коммунитарностью" и отводит ей роль идеологической компонентой "восточной 3 установок повлияли и колоссальная территория, транспортное единство которой можно достичь, только объединив усилий всего сообщества. Огромная территория помогла закрепить в сознании людей установку на бессилие центральной власти, потому как "сколько ни скачи, ни до какого государства не доедешь". Считалось, что центр живет по своим законам, а периферия - по своим. В неурожайные годы, а в России значительная часть земель принадлежит зоне рискованного земледелия, - простые люди могли надеяться только на себя. Помощь центра при территориальной удаленности, неразвитости коммуникаций и транспорта была невозможна, а участие соседей, сородичей и "схода" приобретало особое значение. Община означала общность усилий, взаимопомощи, общий круг забот и интересов. Таким образом, невозможность выжить в одиночку при одновременной невозможности получить действенную на помощь государства сформировали устойчивую мировоззренческую основу особой хозяйственной практики, которая создавала основу для развития неформальной экономики. Вероятно, с тех пор природно-климатические и географические условия постоянно воспроизводит установки россиян на неформальную экономику. Во второй модели акцент сделан на роль религии, на отношения человека с Богом. В этом случае хозяйственную практику связывают с православием. Теоретическую базу заложили идеи В.Соловьева, С.Булгакова, П.Флоренского, Н.Бердяева, Н.Лосского, И.Ильина и других российских мыслителей, изучавших религиозную основу хозяйственной жизни. Что дало России православие для развития неформальной экономики? На наш взгляд, его роль может обсуждаться в трех разрезах: специфическое отношение к труду, высокая нацеленность на взаимопомощь и призыв к смирению. институциональной матрицы". Противоположное свойство, примат "я" над "мы", объявляется "субсидиарностью", что составляет идеологический блок "западной институциональной матрицы" [13]. 4 Православие создавало удивительную атмосферу трудовых будней. Между духовным и материальным была четкая демаркация, не предполагающая конвертацию делового успеха в социально одобряемое поведение. Сфера труда, сфера в православии приземлена, отдалена от высших ценностей. Если протестантизм исходил из того, что труд и есть молитва, то православие допускало отвлечение от труда во имя молитвы3. Поскольку деловой успех и нравственные достижения находились как бы в разных измерениях, нарушение хозяйственных законов не считалось великим грехом. Ученые отмечали нечувствительность православия к некоторым видам лжи4. П.Флоренский писал: "Русское понятие слова "закон" ... не юридично и почти равносильно платоновской "идее". Закон – это норма не поведения, а бытия... Преступление есть пре-ступление; то есть выступление за что-то, за какую-то черту, хождение за пределами нормы человеческого бытия, существенно присущей ему" [17, с.700]. Православие лишило труд его поэтики, трактуя тяжесть труда как расплату за первородный грех. Религиозная трактовка трудностей как непреходящих и закономерных, естественных и ниспосланных для взросления души обусловила восприятие хозяйственных проблем как приватных. Конечно, это не следует понимать как автономность домохозяйств или технологическую замкнутость предпринимателей. Речь 3 В этом смысле духу протестантизма гораздо ближе советская трудовая идеология как идеология аскезы и мобилизации. Анализ сходства и различия между ними содержится в работе В.С. Магуна [15, с.140-142]. 4 Как известно на вопрос Пилата: "Что есть истина?", - Христос промолчал. Истина в христианстве – категория нравственная; "истинно - не то, что соответствует внешней реальности, а то, что справедливо,... что должно быть согласно некоторому высшему смыслу", - писала К.Касьянова [16, с.223]. 5 идет скорее о моральном ранжировании публичных и приватных способов разрешения хозяйственных трудностей. Вместе с тем каноны православия предписывали помощь ближнему и надежность слова, создавая тем самым возможность неформализованных, но устойчивых деловых практик. В этом смысле неформальная экономика легла на благодатную почву: игнорирование законодательства не возводилось в ранг этического преступления (поскольку религиозная этика была оторвана от земных дел), а внелегальные правила хозяйственной жизни получили все шансы на развитие (поскольку опирались не столько на калькуляцию возможных выгод, сколько на нравственные нормы). И, наконец, православие воспитывало в людях глубинную приверженность духовным ценностям, среди которых выделялось смирение. Как писал Н.А.Бердяев, "очищенный смысл христианского смирения... означает внутренний духовный акт преодоления эгоцентризма, а не глубокую покорность" [18, с.150]. "Преодолев эгоцентризм", человек подчинял себя Закону Божьему, а не законам государства. Последние суть рукотворная попытка согласования индивидуального и группового эгоцентризма. В православной культуре терпение – принципиальная ценность. Самоактуализация личности происходит не через борьбу и протест, а через терпение и смирение. Готовность уживаться с иезуитской бюрократией, с неудобными законами и бесталанными правителями неверно списывать на "забитость" русских людей. Способом противодействия у них выступает не борьба с ними, а смирение. В поведенческом плане это может означать игнорирование законов, тяготение к неформальным практикам. Важную роль в развитии одного из секторов неформальной экономики, а именно домашнего производства, сыграли патриархальные традиции православной семьи. Установления типа "да убоится жена мужа своего", "почитай родителей" и пр. задавали не менее жесткую субординацию полов и 6 поколений в домохозяйствах, чем должностное расписание в формальных организациях. Эффективность домашней экономики немыслима без упорядоченных отношений среди домочадцев. Третий подход заключается в том, что ценности общества кристаллизуют социально-исторический опыт поколений. Его сторонники подчеркивают, что крутые виражи российской истории способны "перемолоть" базовые установки, детерминированные православием и средой обитания. Ценностные основания неформальной экономики рассматриваются через призму взаимоотношения российского государства со своими подданными. В этом контексте болезненная тяга России к реформам как попытка "изменить своей третьемирской природе" [19] привела к частым и основательным "встряхиваниям" социальной структуры общества. При всех различиях в целях, масштабах и средствах реформ Петра Великого, Столыпина и Ленина их роднит насильственный отрыв широких масс людей от устойчивых систем коллективных представлений, цементирующих общество5. По большей части российское государство выступало не как субъект институализации уже существующих практик (что демонстрируют общества устойчивого развития), а как создатель иных, новых форм общественного устройства. Такова суть любой трансформации сверху. Характерно описание российской истории Н.А.Бердяевым: "Петр вздернул Россию на дыбы", "дух Маркса совершил... страшное насилие" [21, с.34, 36]. Законодательство имеет высший смысл у тех народов, которые создают его 5 Примечательно, что по преступности крестьяне занимали в России предпоследнее место среди всех остальных сословий (последнее принадлежало духовенству). Но "выброшенный расстройством деревенского духа и быта" в город, крестьянин теряет черты рачительного хозяина, превращаясь в типичного люмпена, «готового подчиниться в чуждой ему среде всевозможным влияниям с наивностью ребенка» [22, с.412]. 7 на основе собственной системы коллективных идеалов. Законопослушный народ – это народ, для которого соблюдение закона представляет служение собственной морали, возведенной в ранг закона. В противном случае государство и культура существуют параллельно, сталкиваясь и мешая, ослабляя и разрушая друг друга. В российском интеллектуальном дискурсе принято противопоставлять законную власть и власть традиций, тогда как в западной науке они отождествляются6. Признание существующих законов как нравственных и справедливых означает, что подчиняющиеся им люди свободны. Подчинение же законам безнравственным воспринимается как рабство. Характерно, что отстраивание российского государства сопровождалось введением чуждых образов и названий. Насильственное обрезание бород в петровской Руси – такой же яркий пример, как и создание современных кондоминиумов или проведение инаугурации. Бессознательные культурные структуры угнетаются чужим языком, ибо он адекватен другим принципам бытия и мироощущения. Отторжение слов ведет к неприятию обозначаемых этими словами явлений. В этом смысле неформальная экономика естественным образом оградила себя от семантического государственного диктата, так как там сохранилось право делить прибыль, а не "квотировать" ее, находить дополнительные источники, а не "комплементарную поддержку", решать проблему, а не "приходить к консенсусу". Физическая неспособность отличить "циркуляр" от "инструкции" порождает не столько сомнение в собственных умственных способностях, сколько желание обойтись без того и другого. "Обойтись" означает перейти в поле неформальной экономики. 6 Так, Дж.Френч и Б.Рейвен наряду с экспертной властью (через знания) и эталонной властью (через харизму) выделили законную власть как власть через традиции [25]. 8 В истории российской государственности коллективные представления народа загонялись в приготовленные им формы. Делалось это либо путем насилия, либо посредством массированной пропаганды. Отсюда устойчивое восприятие государства и закона как чужеродных. Сетования обывателя на бюрократизм и призывы обращаться с ним "по-человечески" исходят из уверенности, что все формальное лежит за гранью "человеческого". Как результат: "Толстой ненавидит суд, Салтыков администрацию, Чехов терпит лишь тех профессионалов, которые не терпят своей профессии" [23, с.122]. Отношение к закону и государству распространяется и на его служителей. Мы солидарны с К.Касьяновой в ее оценке: "Государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное, и на него, как на врага, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать, у него можно красть, обещания, данные государству, можно не выполнять" [16, с.74]. В более мягком варианте, государство уподоблялось ненадежному партнеру, чьи действия непредсказуемы, лишены ясной логики. С этим, видимо, связано стремление россиян быть независимыми от государства, уйти в неформальную экономику. Четвертый подход формируется в рамках мониторинговых исследований, негласно допускающих быструю реакцию ценностной системы на происходящие в обществе процессы. В них отслеживается динамика ценностей, а также их внутрикультурная вариативность "с интервалом 3-4 года на сходных выборках". На наш взгляд, речь идет о только верхнем уровне ценностной системы, наиболее подверженном колебаниям и модификации под влиянием внешних факторов, с частности СМИ. Как с этих позиций выглядят ценности россиян? Согласно общероссийским опросам 1993 и 1995 гг., среди наиболее значимых неизменно присутствует "законность" (наряду со "здоровьем", "семьей", 9 "достатком" и др.) [24, с.74]. И хотя в 1995 г. доля приверженцев "законности" снизилась, последняя оставалась лидером в системе ценностей. Логичен вопрос: как страна, граждане которой столь высоко ценят законность, может иметь колоссальные обороты теневой экономики? На наш взгляд, дело в специфической трактовке законности в российском сознании. Известно, что понятие "согласие" западное общество трактует как "компромисс", ряд взаимных уступок, тогда как в русской культуре "согласие" понимается как "невозражение", что восходит к патриархальной традиции [25]. Видимо, высокий рейтинг "законности" выражает требование к власти, а не намерение ограничить собственную волю, подчинить ее писанным нормам. Это подтверждает и эмпирическое исследование А.Ю.Согомонова, согласно которому наиболее допустимый способ достижения успеха в постсоветской России – "пойти на правовые нарушения, но не пренебречь при этом обычаями, традициями" [26, с.54]. Не все просто оказалось и с понятием "труд", рейтинг которого оказался невысок7. Он не вошел в число распространенных ценностей ни в 1993, ни в 1995 гг. [24, с.76]. Мы бы не стали трактовать этот факт как природную лень россиян. Видимо, чрезмерная идеологизация понятия в советский период прочно утвердила "труд" как "работу не на себя". Диверсификация легитимных форм трудовой деятельности произошла быстрее, нежели изменение содержания понятия "труд" в восприятии россиян. Масштаб неформальной экономики, занятость в подсобных хозяйствах и обороты теневого капитала фиксируют желание работать, но в специфическом институциональном формате. Опросы ВЦИОМ также 7 По данным В.С.Магуна, кросс-культурное сравнительное исследование (32 страны) дает основание для вывода, что "массовое постсоветское сознание... придает труду статус более низкий, чем это имеет место в других странах мира" [35, с.147]. 10 свидетельствуют, что культура "вкалывания" как узкоисполнительская ориентация вытесняется ориентацией на инициативную трудовую активность [27]. В силу некомфортности институциональной среды для проявления хозяйственной инициативы, уход индивида в поле неформальной экономики никого не удивляет. Неслучайно в связи с этим усиление самоидентификации россиян с первичными группами. На фоне сокращения идентификации с тотальными сообществами и формальными институтами государственной власти [28]. События 90-х гг. не столько сформировали, сколько усилили ориентацию россиян на участие в неформальной экономике. В этом движении существенны три компоненты. Во-первых, погруженность реформаторов в паутину полукриминальных отношений расширила для рядовых россиян возможности самооправдания нелегальных действий. Вовторых, падение жизненного уровня обусловило развитие домашней экономики. В-третьих, в условиях, когда механизм государственного регулирования был приостановлен раньше, чем заработал рынок, базой деловой активности стали персональные контакты, основанные на личном доверии. Таким образом, не только многовековые традиции, но и события исторического "сегодня" внесли свой вклад в ценностную приемлемость неформальной экономической деятельности. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Юнг К.Г. Психоанализ бессознательного / Пер. с нем. – М.: Канон, 1994. 2. Inkeles А., Levinson D.J. National character: the study of modal perconality and socio-cultural system’s / Handbook of Social Psychology, ed. By Lindzery. Vol.2. Cambridge, 1954. P.970-1020. 3. Таршис Е.Я. Ментальность человека: подходы к концепции и постановка задач исследования. М.: Институт социологии РАН, 1999. 11 4. Дюркгейм Э. Социология и теория познания // Хрестоматия истории психологии. М.: МГУ, 1980. 5. Огурцов А.П. Российская ментальность (материалы "круглого стола") // Вопросы философии. 1994. №1. 6. Арьес Ф. История ментальностей // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: Институт всеобщей истории РАН, РГГУ, 1996. 7. Kardiner А. The concept of basic personality structure as an operational tool in the social science / The science of man in the world crisis. N.Y., 1967. P.107122. 8. Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990. 9. Кульпин Э. Феномен России в системе координат социоестественной истории // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания / Ред.сост. С.Б.Чернышов. М.: Аргус, 1995. Т.1. 10. Lensky G.E., Lensky J. Human Societies: An Introduction to Macrosociology. Third Edition. McGRAW-HILL International book company, 1978. 11. Wittfogel К.А. Oriental despotism: A comparative study of total power. New Haven: Yale University Press, 1959. 12. Чубайс И.Б. Как преодолеть идентификационный кризис. Россия в XXI веке // Мир России. 2000. №2. 13. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: Теис, 2000. 14. Магун В.С. Российские трудовые ценности в сравнительной перспективе // Социологические чтения. Выпуск 2 / Отв.ред. Е.Н.Данилова. М., 1997. 15. Касьянова К.К. вопросу о русском национальном характере. М., 1991. 16. Отец Павел Флоренский. Столп и утверждение истины. М., 1914. 17. Бердяев Н.А. человеческого. Экзистенциальная диалектика божественного и 12 18. Шанин Т. Умом Россию понимать надо // Куда идет Россия?.. Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год / Под общ. ред. Т.И.Заславской. М.: Логос, 1999. 19. Успенский Г. Не случись // Собрание сочинений. Т.5. М., 1956. 20. Бердяев Н.А. Философия неравенства. М., 1990. 21. French J.R., Raven B.N. The bases of social power / Studies in social power, ed. D.Cartwight, Ann Arbor. Michigan, 1959. 22. Вейдле В. Задача России. Нью-Йорк, 1956. С.122. 23. Ментальность россиян / Под общ. ред. И.Г.Дубова. М., 1997. 24. Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Политические исследование. 1994. №1, №2. 25. Согомонов А.Ю. Жизненный мир успеха-и-неудач. Речевые практики и риторические рационализации достижительского успеха в повседневном дискурсе постсоветстких профессионалов // Современный социо-анализ. М.: Московский общественный научный фонд, 1996. 26. Левада Ю.А. Векторы перемен: социокультурные координаты изменений // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1993. Выпуск 3. 27. Ядов В.А. Социальная идентификация личности в условиях быстрых социальных перемен // Социальная идентификация личности – 2. Книга 2 / Под ред. В.А.Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1994.
