Медный всадник» (Пушкин и Петр. Свидетельство поэмы).

Лекция 3.
Пушкин А. С.
«Медный всадник». (Пушкин и Петр. Свидетельство поэмы).
В «Маленьких трагедиях» Моцарт говорит: «Гений и злодейство — две вещи
несовместные». Я хочу предложить вопрос: мы с вами все православные христиане. Можем
ли мы этот тезис не только принять на веру, но и по своей христианской совести, — можем
ли с этим согласиться? Я думаю, нет. Этот тезис в высшей степени противоречит
библейскому свидетельству: первый злодей в истории мира Каин, и он же — первый
гений. Поэтому, несколько слов, — а это будет в высшей степени связано с предстоящим
нам с вами размышлением, — о библейском сюжете о Каине.
Уже после того, как убийство совершилось, Каин отказался от покаяния и гордо,
дерзостно согласился со своим наказанием: «Вот, Ты изгоняешь меня с лица земли. И я
скроюсь от глаз Твоих» (Быт.4,14). Что делает после этого Каин? Он удаляется в землю Нод
на восток от Эдема, и там сказано: «Он построил первый город» (Быт.4,17).
Что такое город: это не только огражденное пространство. Это распланированное
пространство. Город нужно разделить на улицы, дома нужно развернуть лицами друг к
другу. Это — уже гениальное открытие Каина. Но и этого мало. Наказание Божие состоит
еще и в том, что земля уже ни Каину, ни его потомству не дает плода. И Каин изобретает
ремесла: гончарное, каменное, металлообработку, иные. Но не будешь ведь глодать
глиняный горшок. Поэтому Каин изобретает обмен — торговлю: товар — деньги — товар.
И, наконец, в потомстве Каина возникают, создаются, укрепляются: первое искусство и
первый научный прогресс.
Потомок Каина Ламех имеет как раз трех сыновей, из них один Иувал — «отец всех
играющих на гуслях и свирелях»: родоначальник музыкального искусства. Его же сын от
другой жены Тувалкаин — «отец всех делающих орудия из меди и железа»: отец всего
промышленного прогресса. И так же как в потомстве Каина создаются науки и искусства, так
же и в потомстве Каина не прекращаются злодейства. Поэтому потомок его Ламех (отец
Иувала и Тувалкаина) за свое убийство требует драконовского наказания: «Если за Каина
отметится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт.4,24).
Гений и злодейство — вещи весьма совместные. Более того. По учению Святых
отцов, гений подвержен злодейству более, чем обыкновенный человек, потому что его с
бульшим усердием обхаживает диавол — дух злобы поднебесной.
Тема сегодняшней лекции посвящена тому, что Пушкин через вот этот крошечный
промежуток времени в 3,5 года этот тезис подвергает глубокому сомнению. И он пишет
«петербургскую поэму» «Медный всадник».
Мы все помним хрестоматийное начало «Медного всадника»:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн...
В чем заключаются «великие думы» Петра?
Отсель грозить мы будем шведу.
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Значит, великая дума заключается в том, чтобы созидать назло, и грозить. Какая же
дума, тогда, может почитаться низкой? Но это только вопрос. Как завершает у Пушкина
Петр свою философему?
Природой здесь нам суждено
5
В Европу прорубить окно.
Природой... — здесь я должна сослаться на труды моего отца, пушкиниста, Михаила
Павловича Еремина. В сущности, подготовительную работу по сличению вариантов —
совершил в свое время он. У Пушкина были варианты: судьбою здесь нам суждено в Европу
прорубить окно. Но этот вариант был отвергнут. А действительно: какие могут быть
побудительные причины у человеческого деяния? Основных побудительных причин
можно насчитать три:
1. человек что-то совершает по мановению Божиему, по повелению Божиему, по
вразумлению свыше, по указанию Духа Святого. Ведь не сказано в поэме: от Бога
благословлено в Европу прорубить окно. То есть, Петр — не есть слуга Божий;
2. Судьбою здесь нам суждено в Европу прорубить окно. Тогда бы Петр выступал как, всетаки, орудие каких-то стихийных сил: судьбою, может быть, роком. Но, во всяком случае, он
был бы сколько-то безволен. А где нет полноты воли, нет и полноты ответственности.
3. Но Петр — человекобожник. Он говорит: «природой», но сама поэма разоблачает его. Мы
это увидим ниже: Туда, чьей волей роковой... — вот где настоящая, побудительная причина
деяния Петра, его собственная человекобожеская, боговызывающая, бросающая Богу вызов,
человеческая воля.
И другой момент поэмы:
Под морем город основался...
Существовало тоже несколько вариантов: при море город основался, у моря город
основался — нет, отвергает Пушкин, и дважды в поэме повторяется: под морем город
основался — вот он, вызов Богу. Здесь можно сопоставить, если помните, с моментом у
Достоевского, где черт является Ивану Карамазову. Там он упоминает, что человек без Бога
будет «побеждать уже без границ природу». Так же Петр у Пушкина побеждает без границ
природу и основывает свой город под морем.
Дальше мы с вами переходим к тому, что при жизни Пушкина было опубликовано
только вступление к петербургской поэме «Медный всадник». А вступление никогда нельзя
рассматривать отдельно, оно существует только как часть целого. Поэтому, мы сейчас
попробуем забежать вперед и вспомним, какое наследие оставил Петр своим наследникам. В
поэме дан этот наследник: кроткий государь Александр I:
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он,
И. молвил: «С Божией стихией
Царям не совладать».
С Божией стихией, с Божией природой, с Божием творением — царь несет мысль, что
человек — такая же глина, будь он царь или нищий. Что он — тоже творение, а разве, по
слову Апостола (Рим.9,20-21), может глина укорять горшечника? Человек оказывается
бессилен, но не апатичен. Царь представлен вовсе не в бессильном или комическом виде, а
наоборот, как раз он посылает своих генералов спасать людей:
Царь молвил — из конца в конец,
По ближним улицам и дальним
В опасный путь средь буйных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.
6
Это, как бы, кратенькое вступление, а теперь мне бы снова хотелось сослаться на
предварительную работу моего отца, это его мысль: «во введении город как бы одевается в
свои парадные эпитеты, одевается в свою славу, так же как и петербургская администрация и
чиновники одеваются в свой парадный мундир»:
В гранит оделася Нева,
…………………………….
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова
... ныне там,
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен.
И наоборот, корпус поэмы, особенно первая глава, повествуют нам о том, как город
последовательно разоблачается, как снимает с него Десница свыше его почетные регалии и
город оказывается в своей наготе и в своем бессилии:
Мосты повисли над водами —
и в поэме:
Грозой снесенные мосты.
…Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури...
И спорить стало ей невмочь...
...Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива.
Во вступлении: в гранит оделася Нева; а в поэме:
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива.
И вот город погружается в полное бесславие. Люди бегут:
Осада! Приступ! злые волны,
Как воры лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревна, кровли,
Товар запасливой торговли,
………………………………….
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам! Народ
Зрит Божий гнев и казни ждет.
Это — ключевой момент поэмы. Для чего Господь дает наводнение? Конечно, для
вразумления людей. Для того чтобы люди опомнились, чтобы отказались от гордыни. И это
— средство для того, чтобы прийти в себя — это и есть промыслительное значение
несчастья. В этом смысле Пушкин вписывается и в традицию святых Отцов, и в учение
Церкви.
Но дальше выступает настоящий герой поэмы. Один герой существует в виде кумира,
а другой — живой человек — Евгений.
7
Мы помним, что Евгений — аристократ, потомок древнего рода. Но не тужит ни о
почиющей родне, ни о забытой старине. То есть, Евгений в начале поэмы дан не в
оппозиции, а почти как «колесико и винтик» петровской системы. Но дальше в самом ходе
поэмы Евгений оказывается тоже всадником, сидящем на звере мраморном верхом, скрестив
руки на груди и противостоящим бедствию.
Но дальше:
Как дождь ему в лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг сорвал.
Его отчаянные взоры
На край один наведены
Недвижны были. Словно горы,
Из возмущенной глубины
Вставали волны там и злились,
Там буря выла, там носились
Обломки...
Боже, Боже, там —
Увы! близехонько к волнам,
Почти у самого залива —
Забор некрашеный, да ива
И ветхий домик: там оне,
Вдова и дочь, его Параша...
А дальше уже Евгений задает вопрос: или во сне он это видит? иль вся наша и жизнь
ничто, как сон пустой, насмешка неба над землей? Это ключевой момент характеру
Евгения. С нормальной точки зрения — это хула на Духа Святого. Ведь не насмешка неба, а
милость неба, милость Божия.
Но не будем забывать, что Евгений в поэме Пушкина, к сожалению, маловерующий
человек. И когда он устремляет взор в ту сторону, где близехонько у самого залива ветхий
дом, где живут Параша с матерью, ни разу он не поднимает взора к небу, не устремляет ко
Господу своего вопля и не просит чуда.
Нет. К сожалению, Евгений как бы рассчитывает только на себя, на свою любовь, на
свой героический порыв. Поэтому на второй день наводнения он нанимает гребца за
гривенник и скорей спешит туда, где живет Параша с матерью, спешит к ветхому домику у
самого залива. А в это время спиной к Евгению расположен Медный Всадник —
фальконетовская статуя Петра, который потом, уже во второй части поэмы будет назван
горделивым истуканом. Но сначала он ещё кумир на бронзовом коне.
Мы помним, что кумир на бронзовом коне завершает нам первую часть поэмы. А
дальше начинается вторая часть:
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Еще кипели злые волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Логика поэмы спрашивает нас: кто же кого победил? Нева, сказано, насытясь
разрушением, отступает сама, но торжествует свою победу. Но, к счастью, пока шла беда,
8
когда она нахлынула, люди, опомнившись, узрели Божий промысел, и как-то пытались
поднять глаза к небу. Как-то пытались соотнести себя с Богом.
Помните:
…Народ
Зрит Божий гнев и казни ждет.
Вторая часть поэмы повествует нам как раз о развитии этого сюжета.
Евгений,
Стремглав, не помня ничего,
Изнемогая от мучений,
Бежит туда, где ждет его
Судьба с неведомым известьем,
Как с запечатанным письмом.
Опять — судьба. Обращения к Господу опять нет. Евгений мучается, но все еще без
Бога:
Что ж это? Он остановился
Пошел назад и воротился
Глядит... идет... еще глядит.
Вот место, где их дом стоит;
Вот ива. Были здесь вороты —
Снесло их, видно. Где же дом?
И, полон сумрачной заботы,
Все ходит, ходит он кругом,
Толкует громко сам с собою —
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
Здесь останавливаемся. Евгений захохотал. Это ответ на его же вопрошание: не
насмешка ли это неба над землей. Между тем, мы видим во второй части, что потихонечку
город приходит в прежний порядок и прежнее окаменелое нечувствие к Божией воле. И,
особенно, к Божией Деснице, к Божиему мановению.
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ. Чиновный люд,
Покинув свой ночной приют,
На службу шел. Торгаш отважный,
Не унывая, открывал
Невой ограбленный подвал,
Сбираясь свой убыток важный
На ближнем выместить. С дворов
Свозили лодки. Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Граф Хвостов для Пушкина — ходячий анекдот. Это понятно. Но ведь так же, как
граф Хвостов, и весь стройный вид Петербурга — всё вывеска, витрина. А под этой
поверхностью скрывается подоплека — готовое прорваться адское пламя. И здесь нужно
запомнить: народ ждал Божьего гнева, ждал казни, но бедствие кончилось быстро, и народ
стремиться войти в свою колею, забыть бедствие почти как страшный сон. И вот для чего
существует промыслительно безумие Евгения!
9
Евгений — вот тут близко к Ксении Петербургской — в своем безумии напоминает
всему народу, что все это было!
...Но бедный, бедный мой Евгений
Увы, его смятенный ум
Против ужасных потрясений
Не устоял. Мятежный шум
Невы и ветров раздавался
В его ушах. Ужасных дум
Безмолвно полон он скитался.
Его терзал какой-то сон.
Евгений стал безумным скитальцем, странником по улицам Петербурга. Сколько он
странствовал? Ведь Пушкин, мы проверили, дает это знать. Причем, сроки наращиваются.
Сначала
Прошла неделя, месяц, он
К себе домой не возвращался.
Дни лета клонились к осени...
Нева бунтовала в ноябре, стало быть, он скитается около года. Но этого мало. Во
вступлении вспомним: какие времена года упомянуты? Белые ночи. Стало быть, середина
июня (пишу, читаю без лампады) — летнее солнцестояние.
Дальше: люблю зимы твоей жестокой недвижный воздух и мороз. То есть, зима.
Стало быть, во вступлении, в этом парадном представлении, упоминаются лето и зима:
парадные времена года. Но убираются весна и осень, когда открывается обратная сторона
медали. И вот, в безумии Евгения ни слова не упоминается про лето, но зато подробно
сказано про осень:
...Дождь капал, ветер выл уныло,
И с ним вдали, во тьме ночной
Перекликался часовой...
И вот эта осень с ее дождем и ветром напомнила ту осень:
... Вскочил Евгений; вспомнил живо
Он прошлый ужас...
Каждая осень Петербурга напоминает возможность Божьего гнева.
...Торопливо
Он встал; пошел бродить, и вдруг
Остановился — и вокруг
Тихонько стал водить очами
С боязнью дикой на лице.
Он очутился под столбами
Большого дома. На крыльце
С поднятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые...
Те самые львы, на одном из них он сидел, как всадник, той осенью.
...И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
Евгений вздрогнул. Прояснились
В нем страшно мысли. Он узнал
И место, где потоп играл,
10
Где волны хищные толпились,
Бунтуя злобно вкруг него,
И львов, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался...
Вот здесь Евгений, уже как свидетель Божий, находит главного виновника бедствия,
поправшего Божьи законы, основавшего город под морем.
Итак, пушкинский сюжет выявляет нам виновника торжества, его собственный
(Петра) антихристианский вызов к Богу. Роковая воля: под морем город основался... — то
есть то, чего не должно было быть. Воля тирана, но и воля богоборца:
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел.
Но уже не в том смысле безумец. В нем только что «прояснились страшно мысли».
Его безумство — как раз вызов той роковой воле, попирающей законы Божии и
человеческие.
...И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом...
Вот здесь, наконец, Петр назван своим настоящим именем: горделивый истукан
предстает перед своим судьей.
Но горделивый истукан на возвышении и во всеоружии власти, а судия стоит ниже и
на сырой земле.
...И зубы стиснув, пальцы сжав
Как обуянный силой черной,
Добро, строитель чудотворный,
Ужо тебе!..
Строитель чудотворный — мы помним, что это тоже эпитет, примененный
Пушкиным в свое время:
Родила ль Екатерина,
Именинница ль она —
Чудотворца-исполина,
Чернобровая жена?
Итак:
...Грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось...
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой —
Как будто грома грохотанье
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
11
Всадник сорвался с места и помчался ловить своего оскорбителя. Дальше следующий
отрывок поразительно редко цитируется. Отрывок посвящен тому, как Евгений-подданный
закаялся бунтовать:
... И с той поры, когда случалось
Идти той площадью ему,
В его лице изображалось
Смятенье. К сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных глаз не подымал
И шел сторонкой...
Вот так идет человек беззащитный и, главное, подданный, перед лицом своего
властелина и тирана.
Мы затронули проблему времени. При каком царе умирает Евгений? Уже при
Николае I (поэма написана в 1833 году), который как раз желал походить на Петра, в отличие
от своего кроткого брата. Стало быть, безумный Евгений несколько лет (7 или 8) ходил по
Петербургу как упрек и напоминание живым. Так ходила блаженная Ксения свои 46 лет. Но
и это не все. Мы задаем себе прямой вопрос уже с точки зрения административной системы
петербургского устроения, этого периода.
Почему Евгения не забрали, почему его не посадили в сумасшедший дом? Ведь
именно пушкинские слова: Не дай мне Бог сойти с ума...
Ведь это действительно творение тех же лет, и тематически и духовно с
«петербургской поэмой» связано. Вспомним:
Да вот беда, сойди с ума, —
И будешь страшен, как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь, дурака,
И сквозь решетку, как зверька,
Дразнить тебя придут.
И ночью буду слышать я
Не голос яркий соловья
Ни шум глухой дубров,
А крик товарищей моих
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
Итак, нет ничего проще убрать Евгения, но он Промыслом Божиим не убран! Он
скончался на воле. И когда подобрали его хладный труп, то похоронили на мирские копейки,
на частные пожертвования «ради Бога», как сказано Пушкиным.
Таким образом, Пушкин заставляет Евгения жить — как вразумление для тех, кто
слишком легко забывает о Божием гневе, забывает о том, что мы всего лишь твари, забывает
о том, что мы оскорбляем Творца своей гордостью.
И в заключение я хочу напомнить слово Апостола Петра (1 Пет.1,5): «Гордым Бог
противится, смиренным дает благодать». Это апостольское изречение и могло бы служить
ретроспективным эпиграфом для бессмертной поэмы Пушкина.
12
13