екст лекции
реклама
АНТИЧНАЯ КУЛЬТУРА КАК КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ТИП (теоретический материал) В первом разделе мы показали, что история культуры как реконструкция реальных процессов в эволюции культуры обусловлена, наряду с другими факторами, определенным теоретическим базисом. В современной культурологии существуют две основные модели развития культуры. Одна из них – циклическая – наиболее адекватно на сегодняшний момент отражает реалии существования и эволюции культуры. Поэтому она является для нас базисом для описания, объяснения и предсказания феноменов культурного процесса. С позиций циклической модели, во-первых, культура существует в виде сосуществования отдельных культурно-исторических типов разнесенных во времени и пространстве; во-вторых, каждый культурно-исторический тип это целостность со своей системой ценностей, которые воплощаются во всех феноменах культуры и обусловливают специфику и похожесть всех форм культуры. В-третьих, каждый культурно-исторический тип в своей эволюции проходит все стадии от рождения до смерти (данное положение в современной культурологии оспариваемо, но подтверждается эмпирическим материалом по истории античной культуры). Выше сформулированные теоретические принципы определяют следующую логику раскрытия темы: 1. Ментальные доминанты античной культуры (культ обобщенной прекрасной человеческой телесности, объективизм, ослабленное индивидуальное начало, вневременность, интеллектуализм). 2. Античный герой как носитель ментальных доминант. 3. Основные этапы развития античной культуры. 1. МЕНТАЛЬНЫЕ ДОМИНАНТЫ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ Основной доминантой античной ментальности является культ обобщенной прекрасной человеческой телесности. Это означает, во-первых, признание всего телесным по аналогии с человеком. Телесны, т.е. вещественны и психика, и душа, и все явления. Различна только их мера телесности, вещественности. У камня она велика, поэтому он виден, осязаем. У души вещественность минимальна, поэтому она не видна, но она вполне физическая сущность. Например, души пьют кровь в представлениях Демокрита. Таким образом, древние греки мыслят все как нечто вещественное, представимое, обозримое. Мыслимо только то, что представимо. Это свойство античного мышления называют телесностью мышления. Исходя из телесности мышления, мы можем понять специфику античной науки, философии и других форм культуры, специфику аргументации. Действительно, число древними греками мыслится как величина, нечто чувственно обозримое, сопоставимое с отрезком на прямой линии. Именно поэтому древние греки имели дело только с целыми и рациональными числами. Когда пифагорейцы сформулировали теорему Пифагора, согласно которой гипотенуза равна корню квадратному из суммы квадратов катетов, то в случае, когда катет равен единице, гипотенуза должна была быть равна корню квадратному из двух, но поскольку открытая величина не была рациональным числом, она была в глазах пифагорейцев вообще не числом. Тем самым, то, что мы сейчас обозначаем как 2 – не число для древних греков. Об этом открытии было запрещено говорить под страхом смерти, т.к. оно разрушало античное представление о числе. Когда Гиппас рассказал о нем, пифагорейцы прокляли его, совершили магический обряд захоронения, соорудив могилу, и, действительно, Гиппас вскоре утонул. Древнегреческая геометрия – это геометрия на бумаге, где всякое рассуждение сопровождается чертежом для большей образности и обозримости. Зачастую доказательство той или иной теоремы заменяется чертежом и указанием: «Смотри!». Такой способ аргументации характерен и для философских рассуждений. Фалес, доказывая, что генетическим первоначалом всего сущего является вода, предлагал убедиться в этом, наблюдая как в сухой безжизненной земле собранной в сосуд, после обильного полива появляются и личинки, и растения. Тем самым было очевидно, что именно вода привнесла жизнь. Демокрит учил, что все состоит из атомов плотных, неделимых, мельчайших частиц. Эти частицы настолько малы, что зрительно не воспринимаются. Душа состоит из атомов, ее разумная часть находится в грудной клетке, неразумная, живая часть равномерно распределена по всему телу. Образы вещей, которые все время истекают от тела и как бы соприкасаются с сетчаткой глаз, давая нам возможность увидеть это тело, так же состоят из атомов, являются тончайшими оболочками предметов. Чтобы облегчить задачу понимания атомарного строения всего сущего, Демокрит предлагал ясную зрительно-телесную аналогию: мы в помещении, которое нам кажется пустым, но стоит лучу солнца пронзить пустоту, как в нем заиграют мириады пылинок, так, пронзая пространство лучом разума, мы убеждаемся, что оно состоит из атомов; атомы «видны» разуму. Телесностью пронизана древнегреческая живопись. В ее цветовой палитре преобладали в значительной степени черный, белый, красный и желтый цвета. В вазописи чернофигурной, а позднее – краснофигурной, позволяющей вместо плоского силуэта давать трехмерное изображение фигур на вазе, используется только эта цветовая палитра. До нас не дошли произведения знаменитых художников Древней Греции, но становится понятным, почему так гордился Зевксис (конец V в. до н.э. ), когда на изображенную им гроздь винограда села птица и стала клевать написанные кистью ягоды. Полная иллюзия вещественности, телесности, ее достижение – цель и идеал живописца в Древней Греции. В этой атмосфере логично появление еще одной, скорее всего легенды. Паррасий, величайший художник античности, поспорил с Зевксисом – кто больший мастер? Зевксис изобразил кисть винограда. Прилетела птица и принялась клевать ягоды: «Посмотри, какой я мастер. Этот виноград как настоящий. Даже птица обманулась. А теперь открой занавески, посмотрим на твою картину». – А занавески были написаны. Таким образом, культ обобщенной прекрасной человеческой телесности, вопервых, выражается в телесности мышления, во-вторых, в культе прекрасного человеческого тела, в культе эротики. Самой большой ценностью для греков было прекрасное, живое и здоровое человеческое тело. Оно было единственным мерилом и идеалом красоты и совершенства всего сущего: и богов, и космоса, и архитектурного сооружения, и скульптурного изваяния. Сама красота сначала отождествлялась с красотой человеческого тела. Впоследствии красота в своей всеобщности как нечто выделяемое во всех прекрасных вещах несла в себе обобщенные черты прекрасной человеческой телесности, прекрасного человеческого тела, поэтому передавалась в понятиях пропорциональности, симметрии и т.п. Космос – обобщение прекрасной человеческой телесности. Он, как тело, занимает определенный объем, ограниченный куполом неба – надземной частью, снизу – подземельем. Подобно прекрасному человеческому телу космос симметричен. Глубочайшая часть подземелья – Тартар – настолько же удалена от непосредственно расположенного под землей Аида, настолько вершина неба отстоит от поверхности Земли. Космос – живое существо: энергия человека воплощается в беге, а энергия живого космоса – в вечном вращении. Само понятие «космос» как миропорядок у греков коррелирует с понятием «косметика» вполне человеческим. Следует отметить различие в представлениях о космосе как обобщении человека и как его расширении. С последним мы встречается в китайском мифе о творении, в котором все пространство между землей и небом заполнилось разложившимся телом великана Пань-гу: глаза его превратились после смерти в Солнце и Луну, его слезы стали реками, кости – металлом и камнями, дыхание – ветром и т.д. Ценностной ориентацией на прекрасное человеческое тело пронизаны все сферы античной культуры: искусство мораль, религиозные культы, образ жизни греков. Самым ярким воплощением культа прекрасного человеческого тела является античная скульптура. Позднее апологеты христианства даже отождествляли языческую культуру Древней Греции со скульптурными изображениями прекрасного обнаженного человеческого тела. В своих классических образцах древнегреческая скульптура – изваянный спокойно стоящий обнаженный человек, не обезображенный ни мукой, ни судорогой. Если скульптура изображает движение, то только такое, которое подчеркивает упругость мышц, красоту тела. Изваянная женщина почти всегда прикрыта одеждой, но позволяющей почувствовать привлекательность женского тела. Установка на прекрасную человеческую телесность заставляла скульпторов придирчиво отбирать материал для будущего шедевра: предпочитали мрамор желтоватый, сквозистый и светоносный. Паросский мрамор пропускал свет на 3,5 миллиметра, передающий теплоту человеческого тела. Беломраморную скульптуру натирали воском, чтобы «оживить» ее. Реальный человек многоцветен, и скульптура тоже расцвечивалась яркими красками, зубы инкрустировались серебряной пластинкой, губы – медной. Размеры скульптуры коррелировали с естественными пропорциями образа – человеческого тела. Другое яркое воплощение этой ментальной доминанты – греческая архитектура. Господствующей формой греческой архитектуры с VII в. до н.э. стал периптер, храм, окруженный со всех сторон колоннадой. В мифологическом сознании храм – это одеяние божества, статуя которого находится в храме. Божество как бы изливает себя, воплощается в деталях храма. Колонна – это тело божества, т.е. идеальное человеческое тело. Неудивительно поэтому, что именно греческая архитектура выработала ордер – систему взаиморасположения несущей и несомой частей сооружения. Несущая часть – строго определенный ряд колонн, несомая – лежащая на них верхняя часть сооружения. При этом колонна – имитация человеческого тела: капитель, венчающая ее – аналог головы, продольные полосы по всей длине /каннелюры/ - аналогичны складкам платья. В ионическом архитектурном ордере, классический образец которого в Эрехтейоне, одном из храмов античного Акрополя, воплощена женская красота, женственность по выражению Витрувия. Высота ионической колонны с капителью равна восьми диаметрам основания, как рост идеально красивой женщины, который равен восьми длинам ступни. Главной особенностью капители являются закручивающиеся по обе стороны верхней части ствола крупные завитки. В дорическом архитектурном ордере, классический образец которого воплощен в Парфеноне, другом храме Афинского Акрополя, отражена красота мужского тела, мужественность по Витрувию. Высота дорической колонны с капителью составляет шесть диаметров основания, подобно росту идеально прекрасного мужского тела, равного шести длинам ступни. Капитель проста, венчает ее гладкая квадратная плита. Уже позднее возникает коринфский ордер. В его классических образцах, относящихся к IV в. до н.э., капитель имеет форму корзины из стилизованных листьев аканфа и завитков. В религии также ярко проявляется культ прекрасной человеческой телесности. Греческие боги, являющиеся прообразами неба (Зевс), воды и моря (Посейдон), любви (Афродита) и т.д., сами по себе – идеальные живые человеческие тела. Все боги обладают прекрасной внешностью, даже бог смерти Танатос красив. В остальном боги так же похожи на людей, они неутомимы в поисках телесных удовольствий. Любвеобильный Зевс соблазнил множество нимф и смертных женщин. Персефона вела борьбу за смертного Адониса. Даже вмешательство суда, решившего, что Адонис будет третью часть года с Афродитой, другую треть – с Персефоной, а третью часть будет иметь право на отдых от посягательств богинь, не прекратило спор богинь. Афродита не выполнила решение суда. Тогда Арес, воспылав ревностью, превратился в дикого вепря и задрал Адониса на глазах Афродиты. Красота пробуждала любовь и восхищение, что иллюстрируется мифами. Гефест, разгневанный изменой жены, выковал тонкую сеть, накрывшую любовников Афродиту и Ареса на ложе. В сети и нашел их Гефест и решил показать их голых и беспомощных, опутанных сетью, чтобы все видели, как его бесчестят. Однако возбудил у богов только зависть к Аресу. Увы, не имеющий красивого тела был обречен на презрение, и даже смерть. Гера, родив хилого некрасивого ребенка, будущего бога Гефеста, чтобы не мучить себя жалким зрелищем сбросила его с вершины Олимпа. Пронизаны телесностью, эротикой религиозные культы. В центре культа Деметры, богини плодородия – страдания роженицы. Домашние культы посвящены гению – производительной силе главы семейства в переводе с древнегреческого. Любимы были празднества в честь бога Диониса. Менады, жрицы бога и гречанки, облаченные в шкуры диких зверей, опьяненные листьями плюща и вином, возбужденные звуками музыки, плясками, начинали свое безумное, экстатическое кружение по священным рощам и холмам. Они вовлекали в свою толпу и мужчин и мальчиков, и животных, предавались с ними любви и в кровожадном сладострастии разрывали их на части. Торжествовало безумное, буйное природное начало, противостоять которому было невозможно. Панфей, царь Фив, невзлюбив распутство Диониса, захватил его вмести с менадами, но не смог противиться богу. Менады бежали и отправились бродить по горам, разрывая на куски молодых оленей. Не простили они сопротивление Пенфея своему богу и возбужденные вином и религиозным экстазом, они разорвали пополам царя. Его собственная мать Агава оторвала сыну голову. В безумном эротическом экстазе менады растерзали и Орфея. Конечно, реальные дионисийские оргии уступали мифологическим. Однако и они были признаны впоследствии опасными для общественной нравственности. Была проведена реформа, ограничившая дионисийский оргиазм пределами места и времени /раз в два года и только на Парнасе. Эротические и брачные мотивы пронизывают философию. У Эмпедокла корни вещей: воду, землю, воздух и огонь соединяет любовь, разъединяет ненависть. Платон называет идею отцом, материю, хору – матерью, а вещь – соединение идеи и материи – сыном. Сам термин «познание» у древних греков изначально обозначал познание женщины. Греки различали два вида познания: рациональное, научное и мистическое. Рациональное – этимологически – эротическое познание женщины. Сакральное, мистическое – обозначало особые противоестественные формы сексуальных отношений типа инцеста. Инцест всегда считался в древнегреческом обществе тяжелым преступлением перед общественной моралью, но и расценивался как условие для проникновения в самую глубокую жизненную тайну. Видеть инцест во сне считалось счастливой приметой для ремесленника, ремесло – «технэ» – расценивалось как особое таинство. Само слово «технэ» в переносном смысле то же самое, что «мать». Поэтому инцестный сон предвещал проникновение в тайны ремесла. В атмосфере, пропитанной культом прекрасной человеческой телесности, очень естественна и символична лирика Сафо (Сапфо). Поэтесса жила в Митиленах, главном городе острова Лесбос в конце VII – начале VI вв. до н.э. Как выдающийся и уважаемый человек своей эпохи она была удостоена героизации – соотечественники выбили ее изображение на монетах, города ставили ей памятники. Она прославила свой остров не только бессмертными любовными строфами, но и школой для девушек из благородных семейств, посвященной Афродите. Девушек она учила и музыке, и танцам, и поэзии, и походке, которая будила желание, и искусству любви. Взаимная любовь связывала последовательниц богини Афродиты. Самые прекрасные и страстные строки об этой любви. «Эрос вновь меня мучит истомчивый, Горько – сладостный, необоримый змей. Ты же, Аттида, и вспомнить не думаешь Обо мне. К Андромеде стремишься ты». Жажда наслаждения толкнула мифологического царя Лая на воровство юного Хрисиппа, но она же и послужила оправданием его поступка даже в глазах отца ребенка. Тот великодушно простил Лая, признав, что только безумная страсть могла заставить его «нарушить законы гостеприимства». Таким образом, главное обвинение против Лая – нарушение законов гостеприимства (именно за это он был проклят) ни больше, ни меньше, а подобная страсть преступлением не считалась. Немалое место в жизни древних греков занимали спортивные состязания и гимнастические упражнения, без которых невозможна физическая красота и сила. Юноши, как правило, первую половину дня проводили в гимнасии, где занимались гимнастикой. Города организовывали конкурсы красоты между мужчинами и между женщинами. Победитель на афинском конкурсе красоты награждался щитом. Греки были очень воздержаны в еде. Вино, восхитительный напиток богов пили всегда разбавленным водой, телесная красота и пьянство несовместимы. В назидание время от времени напаивали допьяна рабов и выставляли на всеобщее обозрение, чтобы все свободные граждане видели, насколько это отвратительное зрелище. Другая доминанта античной ментальности – объективизм. Это означает убеждение древних греков в существовании объективных первоначал мироздания, в существовании тайных сил, которые вершат судьбы и людей и богов, и мира. Именно поэтому древнегреческая мифология уделяют столь большое внимание поиску как субстанционального, так и генетического начал всего сущего (Субстанциональное первоначало – то, что лежит в основе всего сущего. Вода у Фалеса. Генетическое – то, из чего все возникает, Вода у Фалеса). Космогония, учение о возникновении мироздания, является обязательным элементом в структуре философских построений античности. Именно поэтому в древнегреческом пантеоне так много богинь судьбы, олицетворений разных аспектов судьбы. Они различали Ананке – великую богиню Необходимости, Могучую судьбу, с которой не спорят даже боги. Жизнь людей во власти ее дочерей, мойр: Клото, прядущей нить человеческой судьбы на своем веретене, Лахесис, отмеряющей длину нити и самой ужасной Атропос, отрезающей нить жизни. Другие олицетворения судьбы – Тюхе, судьба как фортуна, удача и Немезида, судьба как рок, неотвратимое возмездие. Тюхе в своих поступках крайне безответственна и любит жонглировать шаром, который демонстрирует непредсказуемость случая. Если она к кому-либо благоволит, то на счастливчика сыплются дары, как из рога изобилия. Но стоит этому избраннику фортуны забыться, перестать приносить жертвы богам, как появляется древняя богиня Немезида, и неотвратимое возмездие наступает. Древнегреческий объективизм создал трагедию, в которой властвует рок. Такова трагедия царя Эдипа, который стремится избежать судьбы, но она неотвратимо ведет его по предназначенному пути. Эта история начинается с того, что фиванский царь Лай, опечаленный тем, что у него нет детей, обратился к Дельфийскому оракулу, который ответил, что ребенок, который родится, станет убийцей Лая. Царь стал избегать жены, но Иокасте удалось обмануть мужа, и в назначенный срок ребенок появился на свет. Разгневанный отец схватил мальчика, проткнул ему лодыжки гвоздем и отнес на гору. Там ребенка нашли пастухи и принесли своему царю Полибу. Будучи бездетным, Полиб усыновил ребенка, которого назвали Эдипом, из-за распухших ступней. В положенное время Эдип отправился к Дельфийскому оракулу узнать свое будущее. «Прочь из святилища, несчастный! – с ужасом вскричала пифия, – ибо ты убьешь своего отца и женишься на матери!». Эдип любил Полиба и его жену Перибею и, не желая причинять им горе, решил не возвращаться домой. Он шел по дороге и встретил колесницу, которая везла фиванского царя. Лай оскорбил Эдипа и тот, убив его, пошел дальше по дороге, которая привела его в Фивы. Около города поселилось чудовище Сфинкс. Она задавала всем загадку: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?». Никто не мог дать правильный ответ, и Сфинкс пожирала неудачливых. Эдип же сказал, что это человек. Сфинкс бросилась в отчаянии с горы и разбилась насмерть. Благодарные фиванцы избрали Эдипа своим царем, и он по обычаю Фив стал супругом Иокасты, поскольку как раз в этот момент в город прибежал раб и рассказал, что какой-то незнакомец убил Лая. Через многие годы, у Эдипа уже было двое взрослых сыновей и две дочери, на Фивы напала моровая язва. Дельфийский оракул, к которому обратились жители, ответил: «Прогоните убийцу Лая!». Эдип стал искать виновника. Тут пришло письмо от Перибеи, где она рассказывала Эдипу тайну его рождения. Эдип понял, что рок настиг его. Иокаста от стыда и печали повесилась, а Эдип ослепил себя застежкой от ее одежд. Фиванцы изгнали Эдипа. Пространствовав много лет в сопровождении своей дочери Антигоны, он, наконец, пришел туда, где его должна была настичь смерть. Так и случилось. Если в трагедийной судьбе короля Лира виноват он сам, этот старик как будто не знавший, что в мире есть ложь, лицемерие и пустившийся расспрашивать своих дочерей – кто из них его больше любит, то царя Эдипа по дороге жизни влечет злой рок, которого невозможно избежать. Еще одна ментальная доминанта – ослабленное индивидуальное начало. Эта доминанта античной ментальности говорит нам, что древний грек – это тело, обладающее душой. У него нет собственного «Я», которое обижается и оскорбляется в нас. Ему можно причинить только боль. Царь Эдип в своих скитаниях жалуется, что нанесен ущерб его телу. Танталовы муки – символ сильнейших мучений для нас – муки голода и жажды. У Гомера в «Илиаде» Терсита при огромном скоплении воинов ударили, с нашей точки зрения его унизили, но тогда не знали, что такое унижение. Действительно, мы читаем: «Скиптром его по хребту и плечам он ударил, Сжался Терсит, из очей его брызнули крупные слезы. Вдруг по хребту полоса под тяжестью скиптра златого Вздулась багровая. Сел он, от страха дрожа и от боли, Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах». Только физическую боль, только страх, что его забьют насмерть, испытывает Терсит. Поскольку у древнего грека нет осознания «Я», нет внутреннего морального стержня, то у него нет и совести. Он не имеет представления о совести. Ведь муки совести – это результат внутренней оценки либо недостойных помыслов, либо поступка, даже если о котором никому неизвестно. Древние греки имели понятие только о стыде. Стыд, позор человек испытывает за совершенный и ставший известным всем поступок, недостойный с точки зрения общепринятых норм. Геракл в приступе безумия убил свою жену Мегеру и сыновей. Когда к нему вернулся разум, он закрылся на несколько дней в подвале, вопрошая себя, как он будет жить дальше, покрыв себя бесславием в глазах людей. После обряда очищения Геракл отправился к Дельфийскому оракулу, чтобы спросить, что ему следует делать. Ответ был таков: «Отслужи царю Эврисфею двенадцать лет и тогда получишь в награду бессмертие». Таким образом, что сделано, то сделано. Обряд очищения снимает вину за позорный в глазах людей поступок, можно продолжать жить, совершая подвиги во имя будущих наград. Александр Македонский жил в более поздние времена, чем его мифологический собрат по культуре. Однако Плутарх нам оставил описание подобного поведения. Когда Александр в пылу гнева поразил Клита копьем насмерть, он тоже заперся в своем шатре. Что он там делал, о чем рыдал можно понять из слов, обращенных к нему и вернувших его к действительности: «Вот он лежит, рыдая словно раб, страшась закона и порицания людей, хотя он сам должен быть для них и законом, и мерой справедливости…». Как это не похоже на терзание Отелло, задушившего Дездемону в приступе безумной ревности, когда он узнает, что его жена была невинна перед ним. Муки совести настолько сильны, настолько велико отчаяние, что он убивает себя. Внутренний суд оказался строже, чем людское порицание. Для греческих героев такие муки невозможны. Самое страшное для них – это позор. Следовательно, вот норма жизни – можно все, лишь бы это не стало явным. Поэтому спартанский отец, отправляя сына воровать, напутствует его: «Если поймают, прибью, не поймают – похвалю». Национальным героем Спарты становится мальчик, пойманный в лисятнике и настолько стойко отрицающий свою причастность к пропаже лисенка, что терпел боль все время, когда припрятанный за пазухой лисенок разгрызал ему кожу, пока ребенок не упал бездыханным. Умер, но не сознался. С другой стороны, ослабленное индивидуальное начало, отсутствие собственного «я», представления о самоценности превращает человека в вещь. Живую, дорогую. Даже драгоценную, но вещь. Следовательно, с таким человеком можно обращаться, как с вещью: ломать, кромсать, кидать в огонь, резать на части, уничтожать, проявляя свое превосходство, демонстрируя свою силу. Древние греки так и поступают. Терей отрезает язык своей жене Прокне, отправляет ее на половину рабынь, чтобы овладеть более юной и прекрасной Филомелой. Когда Прокне удается освободиться, она убивает своего сына, расчленяет его тело и бросает его в медный котел с кипящей водой. Сисиф соблазняет свою племянницу Тиро. Когда Тиро узнает, что им двигала не любовь, к ней, а ненависть к ее отцу, она убивает двух сыновей, рожденных от Сисифа. Медея, чтобы отомстить Ясону (он собрался бросить ее и жениться на Главке) уничтожает самое дорогое для него: своих, рожденных от Ясона семерых сыновей и семерых дочерей. При этом, по свидетельству Еврипида, двух детей она убивает собственными руками, остальные погибают в огне, который возник, когда Главка надела на себя присланное ей Медеей как будто в знак смирения белое длинное одеяние и золотую корону. Таким образом, ослабленное индивидуальное начало рождает другую норму поведения – кто сильнее, тот и прав. Сила – одна из самых больших ценностей античного мира. Силой и ее спутниками – хитростью, жестокостью, мстительностью, кровью наполнена мифология и история Древней Греции. Боги – носители эталонных, идеальных качеств людей, всегда самые яркие представители ценностей культуры – воплощение силы, все превращающей в прах. Аполлон с живого Марсия сдирает кожу за то, что его игра на флейте пленяла муз так же, как звуки лиры Аполлона. Афина превращает Арахну в паука за то, что та посмела состязаться с богиней в мастерстве ткачества и вышивания, и ее работа оказалась не хуже. Боги покровительствуют сильным и мужественным героям. Зевс даже влюбляется в Медею, восхищенный ее мужественным поступком, как гласит миф. Сила внушает восхищение и уважение не только у богов, но и у людей. Гомер, желая подчеркнуть преимущество Одиссея перед другими, говорит о нем: «Хитроумный муж». Слабость внушает презрение. Позорно быть слабым, быть безоружным, даже погибнуть в бурю. Слабые, хилые, некрасивые даже не имеют права на жизнь. Гера сбрасывает за это своего ребенка с Олимпа. В Спарте таких детей сбрасывали в море. Платон в своем проекте идеального государства предлагал уничтожить детей, рожденных женщинами вне рамок – 20–40 лет и от мужчин вне рамок – 25–55 лет, потому что они не могут вырасти сильными и красивыми. Там, где господствует сила, нет места состраданию и благодарности. Единственный, кто помог слабым людям – это титан Прометей, дав им огонь, научив ремеслам, но в Древней Греции не было ни одного храма, посвященного Прометею. Возможно потому, что он не был богом. Возможно потому, что он ослушался богов, не подчинился им. Второе вероятнее, т.к. жестокое наказание, последовавшее за ослушанием, (орел терзал печень прикованного к горам Прометея) считалось греками справедливым. Следует отметить, что античная культура – это царство силы, в котором невозможно злоупотребление силой. Возмездие под именем Немезиды настигает всякое злоупотребление. Кара настигает Прокруста, который не просто отнимал имущество у прохожих, но укладывал путника на ложе и в соответствии с длиной ложа либо «укорачивал», либо «удлинял» свои жертвы. Эринии преследуют отцеубийц Эдипа, Ореста. Ослабленное индивидуальное начало как доминанта античной ментальности определяет не только специфику моральных норм, особенно присущих ранним стадиям развития Древней Греции, но также воплощается в греческом искусстве. Язык греческой скульптуры – это язык тела. Головы греческих статуй столь не персональны, что долгое время голову Афины принимали за голову полководца, пока не нашли оставшуюся часть статуи. Бюсты победителей Олимпийских игр, выходившие из мастерской Фидия (V в. до н.э.), отличались, как правило, только выбитым именем победителя. По общему мнению ряда авторов (Плиний Старший I в. до н.э.), Шпенглер (XX) и других исследователей характерные головы появляются только у Лисиппа (2-я пол. IV в. до н.э.). Греческий театр – это театр масок. Каждая маска воплощает определенный тип, определенный сценический образ, лишенный характера: старец, герой, убийца, молодая женщина. При этом греческий театр эволюционировал в сторону увеличения типов – масок. Так в комедии эпохи эллинизма было уже десять масок для ролей стариков, четыре – для молодых женщин и т.д. Вневременность как доминанта античной ментальности означает, что древнегреческое сознание полно настоящим. Греки не заботились о будущем. Став наследниками каменной критико-микенской культуры (1600 – 1100 гг. до н.э.), древние греки в гомеровские столетия (1100 – 800 гг. до н.э.) и в период архаики (700 – 500 гг. до н.э.) делали постройки из дерева и глины, видимо, не заботясь о долговечности своих сооружений Прошлое для греков теряло временной характер и сливалось в нечто безвременное, неподвижное. Вот почему персонажи древнегреческих трагедий не были «герои своего времени», а неизменные Медея, Эдип, Прометей и т.п. До нашего времени дошла запись договора, который должен был иметь силу в течение «ста лет, начиная с этого года». Видимо считали ненужным отметить точнее, какой это был год. Этот факт свидетельствует о пренебрежении массового древнегреческого сознания точной хронологией, отсчетом последовательности событий во времени. Первые греческие историки Геродот и Фукидид жили уже в V в. до н.э. При этом их «истории» отличаются, по сути, от исторических изысканий европейцев. В них нет точной хронологии, нет цепочки событий, нанизанных на нить времени, в них нет последовательности картин прошлого. Так, Геродота называют отцом истории. Однако заглавие его труда, по-гречески «Историон» – слово, имевшее в античной культуре того периода одно значение – «исследование». «Исследование» Геродота – это описание верований, традиций, природы, климата, фауны, образа жизни, памятников, событий в жизни людей и государств, это рассказ обо всем известном тогда в обозримом мире и недоступных частях света. Рассказ, зачастую, без указания точного места и, тем более, времени. Сам автор оговаривается, что он не ставит иной цели, как записывать все, что слышит от тех и других. Таким образом, в истории Геродота много чудес, непреднамеренных ошибок и заблуждений. «Наружный вид верблюдов эллины знают, а поэтому я не буду говорить о нем; отмечу только неизвестную эллинам особенность. Верблюды имеют на задних ногах четыре бедра и столько же колен». Фукидид, другой крупнейший древнегреческий историк, оставил нам Историю Пелопонесской войны». Он был современником и активным участником описываемых им событий: роста могущества Афин при Перикле, Пелопонесской войны (431 – 404 гг. до н.э.), в результате которой произошло крушение союза городов – государств во главе с Афинами. Труд Фукидида отличает рациональный анализ причин и развития событий. Причиной Пелопонесской войны и других событий по Фукидиду является человеческая природа: страсть к владению, обладанию, стремлению к выгоде, пользе. Отметим, что именно настоящие события стали у Фукидида главным объектом исследования. Что касается прошлого, по нашим меркам – важнейшей цели исторического исследования, то Фукидид утверждает, что предшествовавшие его времени события не представляли ничего значительного. Интеллектуализм, как доминанта зрелой античной культуры означает, что древним грекам был присущ культ мышления, культ интеллектуальных занятий. Настоящая человеческая красота, по Платону, калокагатийность в соразмерности души тела, в соразмерности образованности, мыслительных усилий и телесной красоты. Здоровье тела невозможно без этой соразмерности. Если душа и ум слишком страстно взволнованы, то тело может страдать и болеть. Если интенсивно живущее тело обладает вялой душой, то страдать будут душа и ум, испытывая, например состояние позора от совершенных действий. «И существует единственное спасение от того и другого: не приводить в движение души без тела, ни тела без души, чтобы, взаимно ограничиваясь, они приходили к равновесию и здоровью. Поэтому человек, изучающий науки или напрягающий свой ум над каким-либо другим занятием, должен совершать и телесные движения, путем упражнения в гимнастике, а тот, кто ревностно формирует свое тело, должен, наоборот, совершать движение душой, занимаясь музыкой и всякой философией, если он хочет по справедливости прослыть человеком как прекрасным, так одновременно и хорошим», т.е. калокагатийным. Интеллектуализм был необходимым и постоянным аспектом древнегреческого сознания, интеллектуальные занятия составляли необходимую составную часть античного образа жизни. Неудивительно, что, проводя первую половину дня в гимнасии, вторую половину дня благородные греки посвящали занятиям математикой и философией, учились ораторскому искусству и эристике, а также музыке. При этом древние греки ценили такие интеллектуальные занятия, которые были не связаны с практической выгодой, а являлись чистым теоретизированием. Поэтому они презрительно относились к вычислительной математике. Они первыми сделали математику дедуктивной наукой. Именно в атмосфере ионийского рационализма могла возникнуть теоретическая математика, которая ставила вопросы не «как?», а «почему?» – «почему в равнобедренных треугольниках два угла равны?» – и т. п. Таким образом, проблемы математического характера рассматривались скорее с целью уяснения их сути, чем ради пользы. Согласно Диогену Лаэрцию, успехи Пифагора потому и были столь значительны, что он освободил математику от служения делу купцов. Эта традиция преклонения перед человеческим разумом «Чистой» мыслительной деятельностью была столь сильна, настолько имманентно присуща античной культуре, что и Архимед (III в. до н.э.) и Фалес (VII в. до н.э.) и их современники с презрением относились ко всякого рода практическим и техническим приложениям знаний. Поэтому Архимеда, в котором западноевропейская культура видит прежде всего изобретателя, представителя механики, автора закона Архимеда считали величайшим математиком, поскольку он согласно Диогену Лаэрцию, не снизошел до того, чтобы оставить какое-либо писанное сочинение по таким вопросам, считая низким и недостойным делом механику и искусство любого рода, если оно имеет целью пользу и выгоду. В атмосфере античной культуры, пронизанной культом прекрасного человеческого тела, культом человеческого разума, впервые было замечено противоречие между физическим и умственным трудом и решено в пользу последнего. Физический труд со становлением и упрочением культа интеллектуальных занятий превратился в презренное занятие. Рабы, чьим уделом он стал, превратились из людей в говорящие орудия. С расцветом интеллектуализма рабство приняло самые жестокие формы. 2. АНТИЧНЫЙ ГЕРОЙ КАК НОСИТЕЛЬ МЕНТАЛЬНЫХ ДОМИНАНТ Культурный человек – носитель ментальных доминант культуры. Для него они значимы, имеют личностный смысл, определяют процесс его жизнедеятельности. Проиллюстрируем специфику античной ментальности на примере жизнедеятельности конкретных исторических личностей. Алкивиад, Александр Македонский являются типичными представителями древнегреческой культуры потому, что их поступки – наиболее яркое воплощение античных ценностей. Для нас особенно ценны сведения Плутарха об Алкивиаде и Александре Македонском. Даже, если в какой-либо части его «Избранные жизнеописания» не соответствуют объективной реальности, но его взгляд – это взгляд человека античной культуры, взгляд изнутри культуры, это воплощенное в биографиях мировосприятие жителя греческой области Беотии I в. н.э. Поэтому в реконструкции реальных исторических образов и фактов у Плутарха также отражены культурные ценности античного мира. Неудивительно, что Плутарх начинает свое повествование об Алкивиаде с замечания об его красоте. Красота Алкивиада оставалась цветущей в детстве, и в юношестве, и в зрелом возрасте, «делая его любимым и приятным для всех». Телесная красота и интеллектуальные занятия были для Алкивиада значимыми. Он охотно занимался у разных учителей, но никогда не хотел обучаться игре на флейте как занятию презренному и недостойному свободного человека. Он говорил, что «лира не искажает черт лица, в то время как у того, кто дует во флейту, искажены и губы и все лицо. Кроме того, флейта не дает возможности говорить», вести беседу. Последнее было существенно для Алкивиада. Плутарх пишет, что происхождение Алкивиада, его богатство, доблесть в боях открывали ему большие возможности в достижении государственных должностей, но он больше всего «стремился завоевать себе значение обстоятельностью речи». По признанию современников, он был великолепным оратором. Алкивиад был «податлив к наслаждениям». Будучи ребенком, он убежал из дома к некому Демократу, одному из своих любовников. «Многие из благородных окружали Алкивиада, ухаживая за ним, но все они восторгались его замечательной красотой, в то время как любовь Сократа служит важным доказательством добродетели и таланта юноши», отмечает Плутарх. Сделавшись другом Сократа, Алкивиад охотно учился у него. Они вместе ужинали, занимались борьбой, жили в одной палатке. Именно одаренность Сократа позволила ему успешно бороться «с любовью многих могущественных соперников». Многие, ведь это уже был V в. до н.э., в том числе, Фукидид, осуждали многочисленные связи Алкивиада, говоря о его «крайней распущенности». Уязвленная его изменами жена ушла жить к брату и добивалась развода. По законам того времени она лично должна была подать прошение о разводе. Когда она шла через рынок, Алкивиад схватил ее и унес домой, где она и прожила до самой смерти. «Насилие это решительно никому не показалось противозаконным или жестоким». Так же силе Алкивиада подчиняется Анит. Он пригласил Алкивиада и нескольких иностранных друзей к себе на пир. Алкивиад вторгся к Аниту в сопровождении свиты, приказал своим рабам забрать половину серебряной и золотой посуды и удалился. Анит же сказал: «Он был снисходительным и гуманным, ему никто не мешал забрать все, а часть он нам оставил». Наибольшую славу среди соотечественников Алкивиад заслужил своей предприимчивостью, храбростью, силой, мужеством, умением найти выход из любой трудной ситуации. Его воспевал Еврипид за то, что «не удавалось ни одному из эллинов: получить в состязании на колесницах и первую, и вторую, и третью награду дважды». На политическом поприще благодаря своим качествам Алкивиад добился невероятных успехов. Он бы избран стратегом. После обвинения в поругании Деметры и Коры его приговорили к смерти, и он бежал в Спарту и немало способствовал спартанцам в их военных и дипломатических усилиях по унижению Афин. Впоследствии он был вынужден бежать к персидскому сатрапу Тиссаферну, самому заклятому врагу греков и вскоре стал первым лицом при его дворе. Последующие действия и интриги Алкивиада, выходившего из них с выгодой, что способствовало его славе, закончились приглашением в Афины и избранием стратегом. Вереницу побед и измен «самого мужественного и самого воинственного из стратегов» прервала смерть то ли от руки спартанцев, то ли от руки других врагов. Плутарх замечает, что «никто не похвалит способов, которые он применял для достижения своих целей, но сделано им было очень много». Это «сделанное перевешивало все остальное и, в мнении Плутарха, и в мнении современников Алкивиада. «Но его пожертвования, хорегии, непревзойденные дары городу, слава предков, мощь красноречия, телесная красота и сила, военная опытность и храбрость – все это заставляло афинян прощать ему все прочее и относиться к нему снисходительно, постоянно давая его преступлениям самые невинные названия, называя их честолюбивыми выходками, шутками». Александр Македонский тоже является ярким представителем своей культуры. Телесная красота, ум, сила, мужество были для него истинными ценностями. Особенно много свидетельств у Плутарха о преклонении Александра перед интеллектуальными занятиями, об уважении к знаниям, к наукам, к ученым и философам. Вот письмо учителю и воспитателю великого полководца Аристотелю. «Александр Аристотелю желает благополучия. Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же мы будем отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах. Будь здоров». И это письмо человека, завоевавшего огромные территории и богатства. Философские знания, эрудиция в целом были настолько значимы для Александра что «по его собственным словам, любил учителя не меньше чем отца, что Филиппу он обязан тем, что живет, а Аристотелю тем, что живет достойно». Другой случай. «Однажды Александру принесли шкатулку, которая казалась разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из всего, что попало в руки победителей. Александр спросил своих друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие – другое, но царь сказал, что будет хранить в ней «Илиаду». 3. ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ Первая эпоха в эволюции античной культуры – это эпоха ее рождения по терминологии Шпенглера, гомеровская эпоха в традиционной терминологии (XI– VIII вв. до н.э.). Господство культа силы – основная черта данного периода. Это неудивительно, поскольку на греческом полуострове полыхала война. Сначала сюда вторглись ахейцы. Местные жители (критяне, или эгейцы) не были воинственны, поэтому эллинское, греческое племя ахейцев разрушило крито–микенскую цивилизацию. После них на территорию Греции хлынули другие эллинские племена – эолийцы, ионийцы. Вторжение дорийцев относят к XI в. до н.э. Захват территорий, строительство городов – государств, вражда между греческими племенами укрепляли ценности войны: Силу, Мужество, Коварство. Истинными носителями этих ценностей были герои. Это было их время, описанное Гомером в «Илиаде» и «Одиссее». Это была их эпоха, поэтому она еще называется героической. Согласно мифологии, герои – это полубоги. Поэтому самые распространенные эпитеты у Гомера – благородный, божественный, славный, подобный богу своим телом, мужественный, хитроумный. Сила героев Гомеровского эпоса подобна природной стихии. Она не знает жалости, она уничтожает все, что встречает на своем пути, все, что не может противостоять ей. «Гектор, повсюду, сияя огнем, устремлялся на толпы И налетал, как с разбега волна на корабль налетает. Как устремляется с гор на равнину поток полноводный, Вспухший от вод снеговых и от Зевсовых ливней жестоких; Много собою несет и дубов он засохших, и сосен, Много, бушуя, бросает он или в шумящее море; Так же тогда и могучий Аякс бушевал на равнине, Коней разя и мужей». Несмотря на вражду, греческие племена остро ощущали свое эллинское единство, противопоставляли себя варварам, иностранцам, говорившим на другом языке, поклонявшимся другим богам. Это единство проявляется, прежде всего, в рождении собственно греческого искусства, греческой эстетики с ее культом прекрасного человеческого тела. Глубокий эстетизм, культ прекрасной человеческой телесности пронизывает зарождающуюся культуру, воплощаясь в различных искусствах и вызывая к жизни множество прекрасных вещей, мыслей, идей, музыкальных образов, которые по своему существу телесны и появились в процессе художественной деятельности, ремесла, научной деятельности, которые неразличимы для древних греков и назывались ими одним словом – «тэхне». Так у Гомера абсолютно все бытовые вещи одновременно и произведения искусства. Нет просто рабочего стула. Есть женское рабочее кресло, искусно обложенное серебром и слоновой костью. Нет просто кубка для вина. Каждый кубок высокохудожественное изделие. Как, например, кубок Нестора: на двух ножках, обитый золотыми гвоздями с четырьмя ручками, около каждой сидели по две золотые голубки и словно бы зерна клевали. Мусические искусства – музыка, пение, танцы, приносимое ими веселье и наслаждение ценились эллинами превыше богатства. Аполлон отдал свое стадо Гермесу за кифару, настолько был пленен ее звуками. Поклонение прекрасному воплотилось и в соединении десяти муз, дочерей Зевса и Мнемозины в свиту бога Аполлона – покровителя искусств. Здесь и Каллиопа – муза эпической поэзии, Эвтерпа – муза лирики, Эрато – муза любовных песен, Мельпомена – муза трагедии, Талия – муза комедии, Терпсихора – муза танцев, Клио – муза истории, Урания – муза астрономии и Полигимния – муза священных гимнов. Следует отметить, что искусства, связанные с физической работой, а не только с чистыми интеллектуальными и душевными усилиями, древние греки называли техническими. К ним относились и скульптура, живопись, архитектура, прикладное искусство. Их ценили значительно меньше чем мусические искусства. Даже музы покровительствовали только мусическим искусствам. Сами искусства были дарами богов, что делало содержание произведений искусства объективным, внушенным музами. Поэтому и сам Гомер, и его герой – певец Демодок в представлении античности слепы. Им не нужны глаза, чтобы слагать песни, их песни – дары муз. Сама красота, антропоморфизированная в богине Афродите, представлялась тончайшей, светоносной сущностью, которой, как паутиной, обволакивала богиня своих избранников, делая их прекрасными внешне и способными создавать и отзываться на красоту, например, песен. Рождение культуры – это и складывание общегреческого пантеона богов. Главный среди них Зевс, олицетворяющий небо, его братья и сестры: Посейдон – олицетворение воды и моря. Аид – подземного царства, где обитают души умерших, Деметра – богиня плодородия, Гестия – жертвенного огня и домашнего очага, Гера – покровительница брака, дети Зевса: Аполлон, Афина – богиня мудрости, Афродита – олицетворение любви и красоты, Артемида, Гефест, Гермес, Арес, Дионис и другие. Рождение античной культуры – это период становления общества, характерное для античного мира появление института рабства. Уважение к физическому труду в эту эпоху приводит к размытости форм рабства. У Гомера Аполлон сам пасет свои стада, Афина прекрасно ткет и вышивает, царевна Навзикия отвечает за стирку в доме, ее отец царь Алкиной – лучший ремесленник среди феаков. В этой атмосфере рабы были просто хорошими помощниками своих хозяев. Это подтверждается тем фактом, что у всех: хозяев и рабов была общая трапеза, Лаэрт – отец Одиссея после работы в саду засыпал вместе с рабами на охапке сухих листьев. Следует отметить также пробуждение греческого интеллектуализма, что воплотилось и в возвышении мусических искусств, и в появлении предфилософии, т.е. элементов философии в общей мифологической картине мира. Для предфилософии характерна частичная деантропоморфизация генетического первоначала мира. У Гомера родоначальником всего сущего являются супруги Океан и богиня Тефида, что характерно для мифологического сознания. У Гесиода в «Теогонии» уже началом всего сущего является Хаос как зияние между небом и землей. Именно после Хаоса, но не из него рождаются вполне антропоморфные боги: Широкогрудая Гея, сумрачный Тартар, прекраснейший Эрос, Нюкта – ночь, угрюмый Эреб – мрак. Гея – земля порождает Урана – небо, а от их брака рождаются титаны, киклопы и гекатонхейры, которые и разыгрывают космическую драму, в ходе чего появляются все новые и новые элементы мироздания в соответствии с мифологическим мышлением. Вторая эпоха в эволюции античной культуры – это эпоха юности в терминологии Шпенглера или архаическая эпоха в традиционной терминологии (VII–V вв. до н.э.). Становление культа интеллектуальных занятий не связанных с практическим приложением, знаменовали начало этого этапа. Поэтому основными событиями стали рождение дедуктивной науки и рождение философии. Два этих явления в античной культуре тесно взаимосвязаны. Действительно, появление дедуктивной науки – это, с одной стороны, совокупность доказанных теорем, поставленных и решенных задач, а с другой – становление научного мышления, требующего системности и доказательности изложения. Научное мышление пришло в противоречие с мифологической картиной мира, описывающей процесс мироздания как череду рождений и творений. Привычка объяснять, доказывать ставила под сомнение многое. Например, что Нюкта – ночь родила голод, злобу, нищету под влиянием космического злодейства: убийства Урана своим сыном Кроном. Как это доказать? Поскольку объяснить, аргументировать в рамках мифологического мировосприятия это было невозможно, то мифологическая картина мироздания постепенно трансформировалась в философскую, обосновывающую, почему вода у Фалеса, огонь у Геракла, апейрон у Анаксимандра могли быть приняты в качестве генетического и, главное, субстанционального первоначала мироздания. Так только апейрон как нечто беспредельное, безграничное и бесконечное может быть генетическим первоначалом космоса в силу своей бесконечности, а потому неиссякаемости. Он и субстанциональное начало всего, т.е. является постоянной составляющей всех вещей, поскольку служит основой для взаимопревращения стихий в силу своей непринадлежности, безразличия ко всем стихиям. Таким образом возникла греческая философия, основной проблемой которой стал поиск объективных оснований всего сущего. В пластических искусствах в эпоху архаики возникли те основные типы и формы, которые олицетворяли античную культуру в глазах всего мира. В архитектуре сложился тип храма–периптера, ионическая и дорическая ордерные системы. В скульптуре преобладали статуи прекрасных обнаженных юношей и задрапированных юных девушек – куросы и коры. Архаические скульптуры были расцвечены. Волосы мраморных девушек были золотистыми, щеки розовыми, губы инкрустировались медными пластинами. Широко распространился такой вид искусства как вазопись. В начале VI в. до н.э. господствовал чернофигурный стиль, когда красновато-желтую поверхность обоженной глиняной вазы украшали черные лаковые силуэты. В конце VI в. до н.э. стал преобладать краснофигурный стиль, когда фон был черный, а фигуры желто-красными. В такой технике фигуры перестали быть плоскими черными силуэтами, они стали реалистичнее, объемнее, пластичнее, что в большей степени соответствовало культу прекрасного человеческого тела. Третья эпоха в эволюции античной культуры – это эпоха зрелости в терминологии циклической модели, или классическая эпоха в традиционной терминологии (V–IV вв. до н.э.). Этот этап характеризуется господством, преобладанием культа разума, культа интеллектуальных занятий. С позиций могущества рассудка было разрешено противоречие между физическим и умственным трудом. Тяжелый физический труд стал считаться настолько низменным занятием, что рабы, занимающиеся им, перестали быть людьми в глазах эллинов. Они стали «говорящими орудиями». Они не имели даже собственного имени. Хозяин рабу давал прозвище как собаке. Таким образом, античное рабство приобрело свои завершенные классические формы. В этой духовной атмосфере, пронизанной культом разума, наивысшего расцвета достигло искусство красноречия. Риторика – искусство речи и эристика – искусство спора стали царить среди всех занятий. Появились и профессиональные преподаватели, учившие искусству убеждать, говорить, мыслить – софисты. Самым известным среди старших софистов был Протагор. Он один из первых стал брать деньги за обучение философии. В атмосфере, где убедительность стала тождественна доказательности Протагор именно путем логического рассуждения, а не другим способом, обосновывает тезис о том, что критерием добродетели является выгода. Он начинает свое доказательство с тезиса, истинность которого очевидна: «Нет объективного холода и тепла». Обобщая по индукции, далее он заявляет: «Нет объективного добра и зла». Далее – «Добро – то, что полезно обществу. Общество – совокупность людей. Следовательно, добро то, что полезно и выгодно каждому». Софисты первыми сделали мыслительную деятельность объектом исследования. Сознательно нарушая законы логики, они способствовали открытию этих законов и методов мышления. В этот период были открыты индукция Сократом (469 – 399 гг. до н.э.), дедукция Аристотелем (384 – 322 гг. до н.э.) как методы, наряду с аналогией, имманентно присущие человеческому мышлению, представляющие весь арсенал средств, с помощью которых мы получаем все выводы. В эпоху классики в самых зрелых, совершенных и завершенных формах предстали перед современниками и философия, и искусство, и греческая трагедия. Учения Демокрита (460 – 360 гг. до н.э.), Платона (426 – 348 гг. до н.э.) и Аристотеля представляли собой наиболее полные в структурном аспекте философские системы, где решались все проблемы, характерные для античности. Основными философскими дисциплинами считались онтология, решавшая проблему субстанционального и генетического первоначала, космология, дававшая картину мироздания, космогония, дававшая представление о происхождении мира, гносеология, осмысливавшая процесс познания, этика, эстетика, политическое учение. Пятый век до нашей эры был отмечен необычайным расцветом греческой трагедии. В это время творили Эсхил, Софокл и Еврипид. По трагедии Эсхила «Прометей прикованный», обычно излагают миф о Прометее. Автор наделил героев трагедии мыслями и чувствами своих современников. Однако Прометей – герой гомеровской, а не классической эпохи, когда культ силы уже угасает. Это обстоятельство позволило некоторым исследователям античности заметить, что такой Прометей был придуман Эсхилом. Действительно, всякий феномен культуры, культурной эпохи – воплощение ее системы ценностей, поэтому адекватным будет то представление, которое соответствует ментальности этой эпохи, культуры в целом. Греческая живопись этого периода, да и других не сохранилась, но из источников известно, что именно тогда творили самые знаменитые живописцы античного мира Зевксис, Апеллес, Аполлодор. Достигла своего высшего расцвета и скульптура мраморная или отлитая из бронзы. Ее лучшие образцы – Дискобол Мирона (сер. V в. до н.э.), Дорифор Поликлета (сер. V в. до н.э.), отдыхающий сатир Праксителя (IV в. до н.э.), менада Скопаса (IV в. до н.э.), Аполлон Бельведерский Леохара (IV в. до н.э.), изваяния Лисиппа (IV в. до н.э.). Поликлет написал свой «Канон», в котором он изложил законы пропорций прекрасного человеческого тела. Это говорит о том, что греки до самой глубины проникли в суть красоты, красоты тела, если смогли сформулировать ее законы в виде числовых соотношений. Наибольшего расцвета в V в. до н.э. достигла и афинская демократия. Этот век впоследствии назвали именем человека, «осуществившего» демократию в ее, по-гречески, классических формах, – золотым веком Перикла. При нем Афины достигли наивысшего расцвета и могущества. Этому способствовал высокий авторитет Перикла, созданный его широтой мысли, силой красноречия, любовью к родине, воинским мужеством, Перикл говорил: «Убежденные в том, что счастье – в свободе, а свобода – в мужестве, смело смотрите в лицо опасностям войны». Перикл стремился во всем утвердить первенство Афин над эллинским миром. При нем начали застраивать Афинский Акрополь. Работами руководил знаменитый скульптор Фидий, воздвигший над Акрополем восьмиметровую бронзовую статую Афины – воительницы. Зодчие Иктин и Калликрат выстроили Парфенон в 447 – 438 гг. до н.э. Позднее рядом встал другой шедевр античной архитектуры – храм Эрехтейон. Четвертая эпоха – эпоха эллинизма. Эпоха Эллинизма начинается в 323 г. до н.э., в год смерти Александра Македонского и продолжается до 30 г. до н.э., года завоевания римлянами последней крупной эллинской державы. Египта. Этот этап характеризуется отходом от фундаментальных античных ценностей, угасанием классических образов поведения, художественного и научного творчества. По терминологии Шпенглера античная культура вступает в период умирания. В классическую эпоху величайшей эстетической ценностью было человеческое тело само по себе, тело в свободном проявлении своей антропоморфной сущности. Поэтому красота воплощалась в понятиях пропорции, симметрии, ритма, меры, гармонии. В эллинистический период в человеке начинают ценить его внутренний мир. Поэтому искусство этой эпохи начинает изображать и настроение, и эмоции, а не только прекрасную телесность, в чем и проявляется отказ от классического канона. Среди лучших произведений эпохи эллинизма скульптурная группа Лаокоон (I в. до н.э.), потрясающая своим трагизмом Венера Милосская (II в. до н.э.), умирающий галл из Пергама (II в. до н.э.), как воплощение красоты, и страдания, и боли одновременно. Происходит отказ от демократических ценностей. После восточных завоеваний Александра Македонского и других полководцев Греция наполнилась восточной роскошью и восточными нравами. Появились эллинистические монархи, в которых цари требовали к себе божеских почестей, как в древневосточных деспотиях, придворная знать щеголяла богатством и блеском. В прошлое ушли времена, когда Перикл жил одинаково с последним гражданином, ел ту же пищу, носил ту же одежду. Угасает культ интеллектуальных занятий, не связанных с практическим приложением. Научная деятельность Архимеда (287 – 212 гг. до н.э.) – пример отказа от умозрительной науки. Хотя есть сведения, что он считал вычислительную математику и изобретательство низкосортным занятием, а это вполне соответствовало духу античности. Тем не менее, обилие вычислений, решений задач механики отличало его от большинства математиков Греции. В целом концом умозрительной геометрии можно считать ее аксиоматическую организацию в «Началах» Евклида (III в. до н.э.), поскольку Евклид на определенном аксиоматическом базисе соединил все величайшие достижения греческой математики, тем самым завершил ее построение. Этическая мысль, начиная, уже с Сократа и после него пытается утвердить новые нравственные нормы, ценности. В прошлом остается отождествление добродетели с силой (героическая эпоха), с культом пользы и выгоды (классический период). Сократ путем индуктивного вывода пришел к представлению о существовании единого идеала добродетели. Он утверждал, что добродетель есть знание добродетели, что стоит только человеку узнать, что есть добродетель, и он будет добродетельным. Храбрым будет тот, кто знает, что такое храбрость, благочестивым тот, кто знает, как нужно относиться к богам, справедливым тот, кто знает как вести себя по отношению к людям и т.д. Это Обстоятельство заставило Фридриха Ницше, преклонявшегося перед ранней античной культурой, выступить с обвинительной речью против Сократа, разочаровавшего древнее человечество в кипуче-деятельной жизни, «убившего инстинкт жизни» своей иронией, своей абсолютизацией осмысления жизни, переводом жизни в область теоретизирования над ней. В этом русле постижения содержания добродетели и отказа от действий, направленных вовне, от выгоды и пользы, в русло осмысления, осознания всех явлений жизни (мужества, добродетели, демократии и т.д.), т.е. в русле декаданса, проложенного Сократом, развиваются различные философско-этические учения эпохи окончания классики и эллинизма. Последователи Сократа киники (циники) посвятили себя осмыслению содержания добродетели. Они считали, что цель человеческой жизни – счастье, а средство достижения этой цели – воспитание добродетели. Для них добродетельным может быть только мудрец, для которого не существует ничего кроме мыслительных упражнений, теоретизирования, разума. Добродетель не может заключаться, по их мнению, в следовании этическим нормам общества, государства, поскольку не может быть добродетельным государство, которое простым актом голосования делает невежественных людей полководцами. Такое голосование, по утверждению Антисфена, имеет не большую силу, чем решение считать ослов конями. Таким образом, законы нравственности не тождественны законам государства, не тождественны служению отечеству, выгоде и пользе. В чем же добродетель? Добродетель в осознании добродетели, в свободе от потребностей, от наслаждений, доводящих человека до уровня животного, заставляющих его добиваться успеха, преуспевать на службе. Добродетельным может быть только мудрец, независящий от общественного мнения, для которого существует только философское теоретизирование, только мыслительные упражнения, только осознание идеала добродетели. Самый известный киник Диоген Синопский своими поступками утверждал необходимость поиска идеала добродетели. Он ходил по городу ярким днем с зажженным фонарем и пояснял удивленным гражданам: «Я ищу человека», - имея в виду нравственного человека, занятого осмыслением добродетели, которого среди его современников днем с огнем не отыщешь. Однажды он начал вопить истошным голосом: «Люди, помогите, помогите!!!». Когда народ сбежался, он набросился на них с палкой, крича: «Я звал людей, а вы скоты и мерзавцы». Свои потребности он довел до минимума. Ходил грязный, нечесаный, пил воду горстями, ел похлебку из куска выеденного хлеба, жил в глиняной бочке на берегу моря. Типичным для эпохи эллинизма было учение Эпикура (341 – 270 гг. до н.э.). Он видел цель человеческой жизни в достижении счастья. Критерием счастливого состояния является удовольствие, понимаемое Эпикуром как отсутствие страданий, как апатия. Единственный путь получения удовольствий – это самоустранение от тревог и страданий, которое достигается, во-первых, отказом от карьеры, от государственных и общественных дел, а, во-вторых, посвящением себя занятиям музыкой, математикой и философией. В этом же русле отказа от успеха развивается такое направление в философии как стоицизм. Стоики считают, что осознание своей добродетели достаточно для блаженства, а жизненные блага не нужны. Поэтому стоик живет своим внутренним миром, равнодушно переносит удары судьбы, готов к ним. В его отношении к внешнему миру превалирует апатия – освобождение от печали. Это не значит, что стоик сидит, сложа руки. Нет. Он как подобает гражданину служит отечеству, делает все, что должно гражданину, но цель его деяний – не наслаждение, не богатство, а внутреннее самосовершенствование, размышление о добродетели. Пятая – римская эпоха (I в. до н.э.–V в. н.э.) по Шпенглеру – это эпоха смерти, окончательного умирания античной культуры. Он называет римлян варварами, следующими за расцветом. Эти варвары были чужды философии и искусства, наделены животными инстинктами и ценили только материальные блага, поэтому они принесли смерть античной культуре. Даже если эти слова Шпенглера и звучат резко, в них достаточно правды. Действительно, римлянам античная культура досталась по праву завоевателей. Впервые о них услышали в X в. до н.э., к которому относится появление Рима. Постепенно к III в. до н.э., после завоевания Рима этрусками (VIII–VI вв. до н.э.), последующего освобождения и двухвековой войны, было завершено завоевание Аппенинского полуострова, и сложился государственный строй – римская республика. Успешные завоевательные походы закончились включением эллинского мира, и не только его, в состав Римской державы. В середине I в. до н.э. республика стала империей. Имперский период длился до V в. н.э. Он явился завершающим, римским периодом античной культуры. Римляне погубили античную культуру по двум, как минимум, причинам. Они, вопервых, исповедовали другие ценности, у них была другая ментальность. В силу чего они не могли создавать то, что было присуще древним грекам, соответствовало древнегреческим ценностям. Во-вторых, в последние века римской империи за некоторое критическое число перешло количество населения, которое не являлось носителем культурных ценностей, ни активным носителем, создающим культуру, ни пассивным носителем, понимающим и восхищающимся ею. Для этого большинства смысл имели только «хлеб» и «зрелища». Ему не нужны были ни философия, ни искусство. Это большинство было подобно жене Гайдна, которая, не задумываясь, брала с рабочего стола мужа листы, заполненные нотами, чтобы закрутить себе папильотки или положить их под паштет. Поэтому неудивительно, что закрывались школы философов и риторов, спортивные состязания сменились кровавыми зрелищами – боями гладиаторов, канула в прошлое греческая воздержанность в еде и питье. Греческая культура гибла. Какие же ценности составляли римскую ментальность? Главнейшей доминантой римского сознания был практицизм. Так в собственно римском пантеоне богов Венера покровительствовала садоводам, Марс – не только воинам, но и земледельцам. Римские полубоги так же сильно отличались от мифологических героев Древней Греции. Не мужество, не сила, не подвиги, а изобретательская деятельность, связанная с получением максимальной выгоды, делала полубогами, «культурными героями» искусных мастеров. Таковыми стали Пилумн, изобретший пест для дробления зерна, Приска, которой приписывалось изобретение тканья особого рода туник. Утилитарность и практицизм пронизывали римские культы и римскую мифологию. Для римлян было характерно строгое исполнение ритуалов. Малейшее искажение ритуала требовало принесения искупительной жертвы. При этом римляне не хотели отдавать лишнего, более того стремились к минимальным затратам: вместо пяти бычьих голов предпочитали принести в жертву пять головок чеснока. Они и на богов смотрели как на частных лиц, с которыми можно торговаться, просить материальных благ, обещая взамен то-то и то-то в жертву. Согласно мифу храмовой служитель мог позволить себе сыграть в кости с Гераклом, полубогом. Существовала специальная жреческая коллегия фециалов, основной функцией которой было объявление войны и мира, хлопоты по перемирию. Фециалы не столько служили богу, сколько государству, превращая и бога в политического деятеля. Насколько художественна, фантастична мифология древних греков, настолько бедна мифология римлян, которая демонстрирует отсутствие яркого воображения и утилитарность мышления. Героями мифов становились цари, учившие людей полезным вещам, цивилизовавшие своих подданных, «культурные герои», публичная женщина, передавшая свое богатство римскому народу, волчица, вскормившая Ромула и Рема – основателей Рима. Основными функциями мифологии были оправдание и освещение нравов, обычаев, традиций, государственных законов, специфики общественного устройства. Подобные функции свойственны всякой мифологии. Однако у римлян мифология, в более значительной степени, была призвана служить политическим целям, и объясняла государственные традиции. Миф о Тарпее, предавшей римлян во время войны с сабинами объяснял, почему предателей и нарушивших обет целомудрия весталок сбрасывали с Тарпейской скалы. Эти особенности римской мифологии позволили некоторым исследователям говорить о том, что римляне никогда не имели мифов, связанных с богами, их мифология была исторической. Не только мифология, но и история искусства демонстрируют специфику римской ментальности с ее культом практицизма, отсутствием богатой художественной фантазии. Только к III–IV вв. до н.э. появляются некоторые данные об архитектуре, позднее – о живописи и скульптуре. Связную летопись римского искусства историки начинают вести с последних веков существования республик, предполагая, что только под влиянием покоренных народов, особенно греков, у римлян возникает искусство. Особое место в нем занимает копирование греческих статуй, переводы с греческого. Восхищение эллинским миром столь велико, что следование греческим образцам было признаком хорошего вкуса. Римские писатели создавали обязательно греческие версии своих произведений. Признавали, что Цицерон немыслим без Демосфена, Вергилий – без Гомера. Говоря словами Горация, «плененная Греция пленила своих врагов». Однако эти «пленники» в силу своей ментальности не могли быть последователями эллинов. Лучшие из них стали хранителями и копировальщиками, другие создавали свое римское искусство. Это искусство являло собой картину разрушения античного мироощущения и господства римских ценностей. Символами его стали – инженерные сооружения практического назначения: мосты, многоэтажные дома, многоярусные акведуки, протянувшиеся на многие километры и несущие воду в большие города, удобные виллы. Неудивительно, что архитектура стала ведущей формой римской культуры. Теоретически это первенство обосновал Витрувий, сформулировавший три задачи архитектуры, – польза, прочность, красота. При этом римское понятие красоты уже не похоже на греческое. Содержание понятия красоты раскрывается Витрувием в категориях соразмерности, евритмии и декорума. Соразмерность – это глубинное античное понятие, а вот евритмия как привлекательность внешнего вида, которая создается сочетанием форм и объемов, уже обращена к индивидуальности, которая складывается после Сократа. Декорум – приличествующий вид здания, соответствующий его естественному прагматическому назначению, т.е. в декоруме красота и польза соединяются, красота немыслима без пользы. Практицизмом отмечена и римская наука. Наряду с абстрактными геометрическими рассуждениями математики занимались и вычислительной арифметикой. Писали книги о сельском хозяйстве. Развивалась алгебра, позволявшая решать многие прикладные проблемы. Другой доминантой римской ментальности был культ служения отечеству, еще более сильный, чем жизненный практицизм. Добродетель для римлян заключалась в беззаветной преданности общему делу, государству, в безупречном исполнении обрядов, уважении к родителям. Добродетель была тождественна мужеству, и то и другое обозначали одним термином. Долг они понимали как долг перед отечеством. Первый римский закон повелевал браться за оружие и умереть ради отечества и свободы. У Плутарха есть множество свидетельств этому пониманию добродетели.. Он повествует о Фабии Максиме, который пять раз избирался консулом, одержал бесчисленные победы. Слава его стала столь велика, что ему оказали блестящие почести и избрали консулом его сына. Однажды в нарушение всех традиций Фабий Максим стал пробираться к сыну сквозь толпу на лошади. Тот это заметил и послал ликтора, приказавшего Фабию сойти с лошади и подойти к консулу пешком. Поступок сына произвел на окружающих неприятное впечатление. Все молча взглянули на Фабия, считая его славу оскорбленной. Но он тотчас спрыгнул с лошади и, сжимая сына в своих объятиях, сказал; «Сын мой, ты прекрасно думаешь и делаешь – ты сознаешь, кем повелеваешь и как велика власть, которою ты облечен. Таким то образом мы и наши предки возвеличили Рим: отечество было всегда для нас дороже наших родителей и детей». Брут отдал приказ отрубить головы двум сыновьям, замешанным в заговоре против республики. Юношей жестоко били. А затем казнили. Брут сурово глядел, как наказывают его детей. Плутарх отметает всякие подозрения в бездушии. По его мнению, только «величие его нравственных качеств, преданность республике сделали его душу равнодушной к страданиям юношей», в которых он видел, прежде всего, изменников, а не своих сыновей. Благодаря этим качествам – практицизму и культу служения отечеству – римляне смогли создать огромную империю. Однако когда завоевательные походы перестали быть самодовлеющей частью римской жизни, на первый план выходит практицизм. На фоне отсутствия потребностей в художественном и научном творчестве, не одухотворенные для большей части населения культурой ценимые римлянами материальные блага сокращаются до культа грубых физических наслаждений, обжорства, пристрастия к кровавым и жестоким боям гладиаторов, культа денег. На историческую арену выходит римская чернь с ее лозунгом: «Хлеба и зрелищ». Героями времени становятся обжоры, состязающиеся в количестве выпитого вина, изобретающие все новые способы «изрыгать из утробы проглоченное насильно» и продолжающие придумывать все новые приправы, блюда, не утоляющие, а разжигающие голод. Варрон (116–27 гг. до н.э.) жаловался: «Не нахожу ни одного знатока греческой литературы и философии». Ему вторил Луций Анней Сенека (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.): «Все науки отступили вспять, и наставники свободных искусств сидят в пустых углах, никем не посещаемые. В школах философов и риторов ни души, зато как многолюдно на кухнях у чревоугодников, сколько молодежи там теснится у печки! Я не говорю о толпах несчастных мальчишек, которых по окончании пира ждут в спальне новые надругательства». В целом философия Сенеки, как и учение Витрувия, и римский портрет демонстрируют нам уже другое не античное мировоззрение, а римское с его акцентом на индивидуальность. Римский портрет с его психологизмом, индивидуалистической выразительностью очень отличается даже от скульптур эпохи эллинизма, тем более от обобщенных образов классического периода. Сенека так же акцентирует свое внимание на внутреннем мире человека. Он подвергает сомнению тезис о том, что добродетель заключается в служении государству. Формы государства преходящи, обречены на крушение, следовательно, не с ними должна быть связана система моральных ценностей. Добродетель в служении разуму. Главное не долг перед государством, а долг, ответственность перед собой, которая заключается в занятиях философией. Только в этих занятиях, только при осмыслении жизни можно прийти к пониманию того, что разумное милосердие лучше неразумного сострадания. Именно в процессе размышления человек делает своей нравственной нормой милосердие, честность, т.е. ясно осознает, что нужно быть милосердным, честным. Сенека впервые вводит понятие совести как осознанной и пережитой нравственной нормы. Таким образом, включение индивидуальности в орбиту духовной жизни, отождествление добродетели и добра, милосердия означало крушение и греческого, и римского мировосприятия с их культом мужества, служения отечеству. Этот процесс разрушения античной культуры убыстрился, когда на территории Римской империи возникла и начала расширять ареал своего влияния совершенно новая культура – христианская, которой противостояла не столь же сильная духовность, а погибающая античная ментальность. Медленно умирала Александрийская научная школа, которая была центром античного математического образования, поскольку она оставалась оплотом язычества в глазах распространявшегося христианства. В 415 году была убита выдающаяся представительница этой школы Гипатия, приверженцами святого Кирилла. 529 год, когда Юстиниан закрыл Платоновскую Академию, и последние философы – платоники рассеялись по Востоку, может считаться концом и античной философии, и всего античного мироощущения.
