Очерки истории средневекового Новгорода В.Ф. Андреев
реклама
Очерки истории средневекового Новгорода В.Ф. Андреев Источники наших знаний о древнем Новгороде Прежде чем начать рассказ о наиболее существенных сторонах жизни древнего Новгорода, нам предстоит выяснить, откуда историки черпают сведения о далеком прошлом Новгорода. Ни один исследователь новгородских древностей не может обойтись в работе без замечательных историко-литературных памятников русского средневековья — летописей. Летописи — историко-литературные произведения, в которых события излагаются погодно, или, как говорили в Древней Руси, «по летам» (отсюда и происходит слово «летопись»), от «сотворения мира» и до того времени, когда жил летописец. Летописание на Руси возникло вскоре после принятия христианства — в XI столетии. Первым центром летописания был, по-видимому, Киев. Несколько позднее начали составлять летописи в Новгороде. До нас дошли сотни списков древних русских летописей. Но еще больше погибло их в пожарах. Сведения о Новгороде — одном из значительнейших городов Европы — можно найти в любой из летописей, где бы она ни была написана. Но для нас особый интерес, конечно же, представляют собственно новгородские летописи. Древнейшие летописи (XI — XIII века) дошли до нас в списках XIV—XV и более поздних веков. Наиболее древний из всех известных списков русских летописей — так называемый Синодальный список (назван по принадлежности библиотеке Синода) Новгородской Первой летописи (XIII«— XIV века). О древности данной рукописи говорит прежде всего материал, на котором она написана. Это пергамен — тонко выделанная телячья кожа. До появления в середине XIV века на Руси бумаги книги здесь писались на пергамене. К сожалению, утрачено начало Синодального списка, он начинается с середины рассказа о событиях 1015 года, систематическое изложение доведено до 1333 года. В более поздних списках той же летописи имеется текст, повествующий о событиях, происходивших в Новгороде до 1015 года. Небезынтересная особенность Первой Новгородской летописи — упоминание о ее создателях. В летописи под 1144 годом имеется такая запись: «В то же лето поставил мя попом архиепископ святыи Нифонт», а под 1188 годом сказано: «Томь же лете преставися раб божий Герман, иереи святого Иякова, зовемыи Воята, служившу ему у святого Иякова полъпятадесят лет». Слово «полъпятадесят» в древнерусском языке означало число 45. Составив два летописных известия, мы можем заключить, что в XII веке одним из составителей (или переписчиков) летописи был священник Герман Воята, служивший в церкви святого Якова. Церковь эта не сохранилась. Она стояла на Добрыниной улице Людина конца, к юго-западу от кремля. Позднее труд попа Германа был продолжен пономарем той же церкви Тимофеем и священником Иоанном. Наряду с Первой летописью до нас дошли во многих списках летописные своды, составленные в XV —> XVI веках: Вторая, Четвертая, Пятая Новгородские летописи, летопись Авраамки, Уваровская летопись, а также Софийская первая летопись. Не прекращалась летописная работа и в XVII столетии. В тот период были созданы новые большие своды (Третья Новгородская, так называемые Погодинская и Забелинская летописи). Десятки сохранившихся летописных списков свидетельствуют, что ни один из древнерусских городов (исключая, пожалуй, Москву в XV—XVI веках) не имел такой богатой летописной традиции, как Новгород. И это не случайно. Бурная политическая жизнь, высокий уровень развития культуры, большой интерес новгородцев к прошлому способствовали созданию многочисленных летописей. Летописи создавались и переписывались главным образом в среде духовенства: при архиепископском дворе, в ряде монастырей и церквей. Прочтя даже несколько страниц летописи, нетрудно заметить в ней неповторимый новгородский колорит. Летописцев отличали любовь к родному городу, стремление возвеличить его, показать его богатство и славу, силу и мужество новгородцев. Именно с точки зрения новгородского жителя смотрел летописец на события, происходившие в других частях Русской земли, поэтому его суждения о них не всегда бывали объективными, а оценки — подчас неверными. Новгородские летописи очень подробны. Этим, в частности, во многом объясняется обилие научных, научно-популярных и художественных произведений о средневековом Новгороде. Однако не следует представлять себе новгородские летописные своды как универсальные исторические энциклопедии о прошлом Новгорода. Увы! Летописец писал лишь о том, что в глазах средневекового человека было важным и необычным. Например, в летописи не раз говорится о ценах на хлеб на новгородском рынке в голодные годы, но ни разу не сказано о том, сколько стоил хлеб обычно. О выборах главных магистратов республики — посадников — летопись, как правило, упоминает лишь тогда, когда эти выборы были связаны с острой политической борьбой, с восстаниями. Важный источник, в значительной степени дополняющий летопись, — древние акты: официальные документы, которые писались в Новгороде, как правило, на пергамене и скреплялись печатью. Акты принято делить на две группы: государственные, или публично-правовые, и частные. Среди государственных актов большой интерес представляют договорные грамоты Новгорода с князьями, самые ранние из которых датируются второй половиной XIII века. В них перечисляются права и обязанности князя, приглашенного на новгородский престол. Существовали также и акты международные, регулировавшие отношения Новгорода с его западными соседями — Ливонским орденом, Литвой, Швецией, Норвегией. Как правило, это мирные договоры, заключавшиеся после окончания войны. Сохранилось также несколько десятков грамот, в которых регулировались различные спорные вопросы новгородцев с их главным торговым партнером — Ганзой, союзом северогерманских городов. В отличие от актов государственных частные акты, как видно из их названия, касались сферы отношений между частными лицами. Эти источники почти всегда связаны с землевладением. Земля в средневековом обществе, преимущественно аграрном, ценилась весьма высоко, и переход ее из рук в руки оформлялся специальными документами: купляпродажа — куп-чи ми, обмен — меновыми, дарение — данными (от слона «давать») и т. д. Интересны новгородские «рукописания» (завещания), по которым мы можем судить о величине земельных владений бояр, крестьян, о порядке наследования, о денежных операциях. Основным источником по истории землевладения и сельского хозяйства Новгородской земли во второй половине XV века являются писцовые книги. По объему уникальной информации о важнейших сторонах хозяйства Новгородской земли писцовые книги многократно превосходят все остальные известные источники, вместе взятые. Они составлены писцами московского правительства в конце XV — начале XVI века. После ликвидации республики и конфискации земельных владений бояр, житьих людей, многих церковных земель московским властям необходимо было провести сплошную перепись для учета земельного фонда вновь присоединенной территории. Каждая книга посвящена описанию какой-либо одной из пятин Новгородской земли. Внутри пятин описание велось по более мелким административным единицам — погостам. Писцовые книги первого московского описания конца 1470-х — начала 1490-х годов, так называемое «старое письмо», до нас не дошли. Однако их материалы входят в состав «нового письма», то есть писцовых книг конца XV—начала XVI века. К сожалению, и писцовые книги «нового письма» не дошли до нас полностью. Хорошо сохранились описания Деревской и Водской пятин, хуже — Шелонской пятины и только в отрывках — Обоненежской и Бежецкой пятин. Что и как описывали московские писцы? Они указывали, кому описываемые земельные владения принадлежат теперь. Например, являются дворцовыми землями самого великого князя или, скажем, отданы в поместье московскому служилому человеку. Обязательно указывалось, кому данное земельное владение принадлежало в республиканский период (что для нас особенно важно). При описании каждого сельского поселения поименно перечислялись все женатые мужчины, жившие в нем. Непременно отмечалось, сколько крестьяне сеют зерновых, главным образом ржи, сколько копен сена косят. Весьма важными являются сведения о доходе (натуральном и денежном), который феодалы взимали с зависимых крестьян. Причем указывается величина «старого дохода», то есть того, который получали прежние новгородские владельцы, и «нового дохода», взимавшегося с крестьян в то время, когда велось описание. Историки давно обратили внимание на писцовые книги как на исключительной ценности источник. Их исследованием занимались еще до революции. Эта работа продолжается до сих пор. Долгое время ученые использовали для своих построений отдельные факты, и лучшем случае —- группы фактов из писцовых книг. Правом привешивать печати к документам обладали высшие чиновники республики — посадники, тысяцкие. Особые печати были у новгородского архиепископа, у его наместников, у настоятелей монастырей. Известно большое количество княжеских печатей. Заметим, что подавляющее большинство древнерусских свинцовых булл относится к Новгороду, Печати сохранились при подлинных грамотах, кроме того, они нередкая находка в археологических раскопках. Но особенно много их обнаружено на Городище, бывшей княжеской резиденции, где, по всей видимости, в древности был архив. На рубеже XVIII— XIX веков через территорию Городища был прорыт Сиверсов канал, который, очевидно, потревожил остатки архива. Документы, к которым были прикреплены печати, давно погибли, но печати сохранились, и каждый год воды Волхова выбрасывают на берег свинцовые кругляшки. Исследованием печатей занимается специальная наука — сфрагистика, которая в последние десятилетия сделала крупные успехи. Наука теперь располагает систематизированным и изученным более чем полуторатысячным собранием новгородских печатей XI—XV веков. Оказалось, что печати дают первоклассный материал для изучения истории институтов власти древнего Новгорода. Они хорошо показывают изменения в посадничестве, сферу деятельности различных республиканских органов, соотношение княжеской и республиканской власти. Кроме перечисленных видов источников по истории древнего Новгорода существуют и многие другие. Ценные сведения содержат различные церковно-литературные произведения: жития, в особенности житие Александра Невского, повести и т. п. Не может пройти историк и мимо иностранных источников. Много интереснейших подробностей истории республиканского Новгорода содержат ганзейские документы, в частности переписка, прибалтийские средневековые хроники. Особый интерес представляет единственное в своем роде описание Новгорода, составленное фламандским рыцарем Гильбером де Ланнуа, посетившим город в 1413 году. Де Ланнуа, к сожалению, очень кратко, рассказал западноевропейским читателям о внешнем облике Новгорода, его политико-административном устройстве, жизни его обитателей. Весьма своеобразным источником являются знаменитые произведения устного народного творчества— новгородские былины «Садко», «Василий Буслаев». Былины, в отличие от актов, не дошли до нас в том виде, в каком были созданы. За шесть-семь столетий бытования в устной традиции, прежде чем былины были записаны собирателями русского фольклора, они пополнились всевозможными деталями, подробностями, бытовыми чертами, отразившими историческую реальность более позднего времени. Поэтому пользоваться текстами былин надо осмотрительно: порой трудно вычленить в них эпизоды и детали истории Новгородской республики. Все источники, о которых мы говорили, были известны историкам в XIX и отчасти в XVIII веке. Особенно широко использовались летописи. В последние десятилетия на первый план выдвинулись источники археологические. В течение полувека, с 1932 года, в Новгороде ведутся широкие археологические работы экспедицией, основанной видным советским исследователем, профессором Московского университета Артемием Владимировичем Арциховским, ныне возглавляемой его учеником Валентином Лаврентьевичем Яниным, крупнейшим специалистом по истории древнего Новгорода. Культурный слой Новгорода, раскопками которого занимаются археологи, — явление уникальное. В некоторых местах он достигает толщины 7—8 метров. Это значит, что, если бы мы захотели познакомиться со следами деятельности людей, населявших город в первые десятилетия его существования, то есть в X веке, нам пришлось бы углубиться в землю на семиметровую глубину. Почему? Новгород стоит на слое плохо пропускающей воду материковой глины. Поэтому городская почва в древности была насыщена влагой. Органические остатки жизнедеятельности новгородцев (дерево, кожа и т. д.), попадая во влажную среду, прекрасно сохранялись, не подвергаясь гниению. Это нетрудно проверить. Если мы любую деревянную вещь опустим в банку, наполненную водой, и плотно ее закроем, то изделие сможет храниться в банке без видимых изменений практически неограниченное время. Культурный слой в средние века рос в городе весьма интенсивно. По материалам Неревского раскопа видно, что в среднем он нарастал на сантиметр в год, или на метр в столетие. Мусор из города не вывозили, поэтому все бытовые и производственные отходы выбрасывались на усадьбах. Новгород, как и другие русские города, был почти исключительно деревянным. Из камня строились, как правило, лишь церкви, а с XIV века — оборонительные сооружения. Город часто горел. После появлялись новые постройки — оставались стружки, щепки, опилки. Наконец, в городских дворах содержали скот: навоз также не вывозился. Все это, вместе взятое, способствовало быстрому росту культурного слоя. Новгородский культурный слой имеет еще две особенности, во многом определяющие его хорошую сохранность, а значит, и выдающееся научное значение. Во-первых, в нем очень мало так называемых перекопов. Из-за большой влажности почвы древние новгородцы почти не рыли колодцев (в которые неминуемо попадала бы грязная вода из культурного слоя), не углубляли фундаментов построек, очень редко строили погреба. Таким образом, как правило, чередующиеся древние слои не были потревожены более поздними земляными работами. Во-вторых, в XVIII веке в Новгороде была осуществлена перепланировка города. Вместо узких, проложенных бессистемно улочек древнего города появилась регулярная застройка: на Софийской стороне — радиально-кольцевая, на Торговой — с прямоугольными кварталами. Причем в основном широкие улицы были проложены не по линиям древних, а в стороне от них. Таким образом, строительство каменных зданий в XVIII—XX веках не потревожило остатков основных комплексов древней застройки. Многолетние раскопки открыли ранее неизвестный исследователям мир средневековых вещественных памятников. Глазам археологов предстали целые кварталы древнего Новгорода: усадьбы с жилыми и хозяйственными постройками, улицы, остатки лавок торга. В коллекции экспедиции десятки тысяч древних предметов — орудия ремесленного и сельскохозяйственного труда, оружие, ювелирные изделия, монеты и печати, музыкальные инструменты, шахматы и кости, детские игрушки, огромное количество остатков кожаной обуви, керамика, различные деревянные и металлические изделия, которыми пользовались в быту средневековые новгородцы... Одним словом, новгородский культурный слой — поистине драгоценный памятник отечественной истории. Каждый квадратный метр раскопанной территории древнего Новгорода — новый вклад в сокровищницу наших знаний. Но самая главная находка, ставшая сенсацией в мировой археологии, состоялась 26 июля 1951 года. Первая берестяная грамота! Она и более семисот драгоценных берестяных свитков, извлеченные из земли за последние почти четыре десятилетия, значительно обогатили наши знания о жизни древних новгородцев. В отличие от пергамена, материала чрезвычайно дорогого, который служил лишь для написания важных документов и роскошных церковно-служебных книг, а также летописей, береста отличалась исключительной дешевизной. Не нужны были и чернила. Буквы выцарапывались на бересте особым заостренным металлическим либо костяным стержнем — стилем. Поскольку этот писчий материал был всем доступен, то и обращались с ним соответственно: прочитанную бересту чаще всего рвали и выбрасывали — вот почему большинство грамот дошло до нас в обрывках, и порой требуется немало труда и знаний, чтобы прочитать и правильно истолковать текст берестяной грамоты. Нередки и такие случаи, когда на бересте сохранилось лишь несколько разрозненных букв, не поддающихся толкованию. Древнейшие новгородские берестяные грамоты датируются первой половиной XI века, а самые поздние — серединой XV столетия. На бересте встречаются самые разнообразные по характеру и тематике тексты — от ученических опытов юного новгородца Онфима, выводившего первые в своей жизни буквы, до берестяных черновиков пергаменных грамот. Для исследователей новгородской истории очень важно, что авторами и адресатами берестяных писем были представители разных групп населения Новгорода, Среди них известные по летописям члены знаменитого посадничьего рода бояр МишиничейОнцифоро-вичей, усадьбы которых находились в Неревском конце, новгородский художник и видный церковный деятель Олисей Гречин, живший в Людином конце. При помощи берестяных грамот удается, таким образом, соединить воедино сообщения других письменных источников и археологические находки, обнаруженные на усадьбе летописного персонажа. В этом и состоит одна из важнейших особенностей исписанной бересты, являющейся, с одной стороны, письменным источником, который можно изучать отдельно от других, а с другой — частью археологического комплекса, найденной вместе с многими другими вещами, попавшими в землю одновременно с ней на одной усадьбе. Совместное изучение комплекса находок, взаимно дополняющих друг друга, многократно увеличивает возможности исследователя. Многообразие берестяных посланий, написанных крестьянами, ремесленниками, торговцами, позволяет сделать чрезвычайно важный вывод о сравнительно широком распространении грамотности среди населения Новгородской земли. Грамоты дают возможность проникнуть в ранее недоступный для исследователей круг повседневных забот новгородца, о чем молчат летописи и другие письменные источники. Читателя, интересующегося берестяными грамотами, отсылаю к солидной монографии академика Льва Владимировича Черепнина «Новгородские берестяные грамоты как исторический источник» и к книге В. Л. Янина «Я послал тебе бересту...», удачно сочетающей увлекательность изложения и научную обоснованность выводов. Заметим, кстати, что берестяные грамоты, за редким исключением,— памятники деловой письменности. Сугубо личных посланий среди них очень мало. Это не случайно. Повидимому, новгородцы не слишком любили доверять бересте свои личные переживания. Большинство берестяных писем прислано в Новгород из его округи (крестьяне и ключники пишут своим господам, сборщик дани из Карелии — своему коллеге, находившемуся в Новгороде). В городе была возможность общаться лично. В том случае, если это было невозможно, горожане, видимо, использовали восковые таблички. При раскопках найдено несколько таких табличек. Они широко использовались со времен античности. В Древнем Риме их называли церами или табулами. В дощечке делалось углубление, в которое заливался воск, по нему и писали уже знакомым нам стилем. Заостренный с одной стороны стиль имел с противоположного конца лопаточку или шарик, при помощи которых стиралось написанное. Обучение письму, черновые записи, частная переписка осуществлялись с помощью цер. Ученику, поэту рекомендовали: «Чаще поворачивай стиль!» — то есть лучше обдумывай написанное, оттачивай слог — чаще стирай и пиши заново (отсюда и происходят понятия «стиль», «стилистика»). При необходимости церы соединялись по две (диптих), три (триптих) и более (кодекс). По краям новгородских табличек для записей по воску имелись отверстия, при посредстве которых можно было соединить нужное количество дощечек воском внутрь и, возможно, запечатать их. О том, что в Новгороде наряду с берестой для письма широко использовался воск, говорит наличие почти у всех стилей, найденных археологами, лопаточки для заравнивания воска. К сожалению, воск на новгородских церах не сохранился, как, например, на тех, что найдены при раскопках Помпеи. Иначе не исключена возможность, что мы могли бы узнать об истории, подобной той, которую описал Овидий в «Любовных элегиях». Поэт рассказал о юноше, пославшем церы с признанием в любви и получившем их обратно: Плачьте о горе моем: Возвратились печально таблички! Буква одна лишь на них Значит несчастное: нет] Для изучения истории Новгорода, как и любой другой, необходимо, чтобы источники, на которых она основывается, были возможно более точно датированы. Для новгородских вещественных древностей эта задача разрешена. Влажность почвы и быстрый рост культурного слоя, предоставившие столь благоприятные возможности для изучения прошлого древнего Новгорода, были сущим бедствием для горожан времен средневековья. Весной и осенью город буквально утопал в грязи, поэтому улицы необходимо было мостить. До нас дошел «Устав о мостех» XIII века, в котором строго регламентировалось, кто какие из наиболее важных участков общественной территории должен мостить. Толстые сосновые бревна (обыкновенно 100—200-летние деревья) разрубались вдоль пополам. Сосновые плахи укладывались вплотную одна к другой плоской стороной вверх на три продольные лаги. Такая конструкция оставалась неизменной в течение пяти столетий. Сосновые мостовые могли служить много десятков лет. Однако на усадьбах по сторонам мостовой быстро рос культурный слой, и, чтобы она не утопала, новгородцы вынуждены были в среднем через 15—20 лет сооружать новую мостовую, которая укладывалась поверх прежней. В некоторых районах древнего города раскопками вскрыты многометровые «поленницы», состоящие из 27—30 лежащих друг на друге уличных настилов. Всякий знает, что по спилу дерева нетрудно определить его возраст. Сколько годичных колец — столько лет и росло дерево. Если год был благоприятный — кольцо широкое, если неблагоприятный — узкое. На сопоставлении спилов с тысяч бревен из культурного слоя основан так называемый дендрохроноло-гический метод, благодаря которому удалось точно выяснить, в каком году срублено дерево, обнаруженное в культурном слое, и соответственно когда был сооружен тот или иной ярус новгородских мостовых. А это значит, что любая вещь, найденная при раскопках, датируется временем существования того яруса мостовой, на уровне которого она обнаружена. Если раньше археологи могли назвать лишь столетие, в котором был изготовлен тот или иной предмет, то дендрохронологи-ческий метод позволяет установить возраст вещи, всего усадебного комплекса с невиданной прежде точностью, что имеет исключительно важное значение для изучения прошлого Новгорода. Нынешний этап изучения древнего Новгорода наряду с продолжением исследований ранее известных источников во многом определяется развитием археологии. Более того, в настоящее время ни одна крупная проблема экономической или социально-политической истории Новгородской республики, а также истории культуры Новгорода не может решаться без привлечения археологического материала. В современной науке появился многозначительный термин — «комплексное источниковедение», то есть изучение источников, предполагающее широкий охват всех сохранившихся памятников, относящихся к какой-либо теме. Мы познакомились с основными видами источников по истории древнего Новгорода. Может показаться, что их дошло до нас не так уж мало. Между тем если собрать вместе тексты всех письменных источников (летописи, акты, бересту и др.), то они уместятся на страницах трех-четырех толстых томов. Источники — это тот фундамент, на котором ученые основывают свои выводы об истории древнего Новгорода. Труд историка, особенно того, кто изучает русское средневековье, сродни работе следователя. И тот и другой вынуждены восстанавливать интересующие их события нередко по отрывочным и порой случайным фактам, призывая на помощь способность анализировать, выстраивать в стройную систему эти факты. Однако, если следователь, как правило, может встретиться с очевидцами интересующего его происшествия, то историк такой возможности лишен. Его свиде-тели — источники, и их одних он может «допрашивать». Сложность работы историка-исследователя над источниками не только в том, что их сохранилось мало, но и в том, что человек, составивший в прошлом документ, делал это для своих практических целей, а не для последующих исторических изысканий. Даже летописца, работавшего специально для истории, не интересовали, например, обыденные для него вопросы повседневной жизни рядового горожанина, которые ныне представляют большой интерес. Пользуясь юридической терминологией, можно сказать, что в руках историка зачастую находятся лишь косвенные улики, на основании которых трудно составить правильную картину происходивших когда-то событий, выяснить с необходимой полнотой мотивы, руководившие действиями их участников. Вот почему нередко оказываются возможными несколько вариантов реконструкции давних событий. Отсюда нерешенность многих важных исторических проблем, острые научные дискуссии. О средневековом прошлом Новгорода в свете современных достижений науки и пойдет речь в этой книге. У истоков Новгородской истории Самые ранние страницы новгородской истории во многом неясны. Основной загадкой, которую многие годы решают ученые, является происхождение города. Древнейшие упоминания о городе Новгороде, как уже существующем, содержатся в летописи под 859 годом. Читатель праве задать вопрос: что же тут неясного? Раз в летописи сказано, что в середине IX века город существовал, значит, так оно и было. Между тем этот вопрос кажется простым только на первый взгляд. Дело в том, что первые летописи появились на Руси в XI веке, то есть лет через 150—200 после тех событий, о которых летописец рассказал в начале своего повествования о русской истории. Неизвестно, существовали ли в X веке какие-либо погодные записи. По- видимому, их не было, следовательно, летописец опирался на устную традицию, передававшуюся из поколения в поколение в форме преданий, дружинных песен, былин. Избрав принесенную из Византии форму изложения истории в форме погодных статей, летописец должен был помещать события, о которых ему было известно, под определенными годами. В тех случаях, когда речь шла о событиях IX—X веков, значительно удаленных во времени от летописца, его хронологию приходится признать весьма приблизительной. Таким образом, мы не можем безоговорочно доверять датировке определенных событий IX—X веков, которую дает нам летопись. Новгород значит «новый город». По отношению к какому же старому он получил свое название? Какое поселение было историческим предшественником Новгорода? Город в Древней Руси — укрепленное поселение, окруженное стенами (деревянными). Высказывались предположения, что такими городами были Старая Ладога или Старая Русса. Однако «старыми» они стали называться довольно поздно, после появления Новой Ладоги и Новой Руссы. К тому же древнейшие слои поселения в Старой Руссе датированы археологами XI веком — временем, когда Новгород был уже сравнительно крупным городом. Летопись первоначально называет Новгородом крепость на левом берегу Волхова, на территории нынешнего кремля. Лишь позднее это название распространилось на все поселения, расположенные по обоим берегам реки. Это, а также целый ряд других фактов навели В. Л. Янина и М. X. Алешковского на мысль попытаться поискать «старый город» на территории... самого Новгорода. Новгород — наиболее археологически изученный средневековый город. Раскопки проводились в разных его районах. Кроме того, в Новгороде осуществлялось геологическое бурение. Раскопки и геологические скважины (а их пробурено более 500) показали, что мощность культурного слоя в разных частях города различна. Это говорит о том, что сначала люди заселили не всю территорию города, а лишь часть ее. Теперь твердо установлено, что существовали три ядра древнего Новгорода, три первоначальных поселка: один на правом берегу Волхова (Славно), два других на противоположном — к югу от кремля (Людин) и к северу от него (Неревский). Именно в этих местах толщина культурного слоя самая большая. Основываясь на широко известной из летописей легенде о призвании варяжских князей, где говорится, что Рюрика и его братьев пригласили «словене, кривичи, меря и чудь» (словене — это ильменские славяне, кривичи — западнославянское племя, меря и чудь — племена угро-финского происхождения), В. Л. Янин и М. X. Алешковский сделали вывод, что первоначально на месте Новгорода существовали три разноэтничных поселка, окруженные стенами. Позднее поселки объединились и их жители построили общую крепость, по отношению к «старым городам» получившую название Новгород. Одно из положений изложенной гипотезы нуждается в подкреплении археологическим материалом. Если поселки принадлежали разным племенам, вещи (например, украшения), извлеченные из нижних горизонтов культурного слоя в соответствующих местах, должны иметь особенности, присущие изделиям разных племен. Пока таких отличий обнаружить не удалось. Недавно ленинградский археолог Евгений Николаевич Носов развил уже высказывавшуюся ранее точку зрения, что историческим предшественником Новгорода было Городище — холм, находящийся несколько выше Новгорода, неподалеку от истока Волхова, Слово «городище» на древнерусском языке означало «заброшенный город», место, где когда-то стоял город. Летописи XII—XV веков не раз упоминали Городище как резиденцию новгородских князей и их наместников. В прошлом веке новгородские краеведы стали называть это место Рюриковым Городищем, полагая, что здесь когда-то жил легендарный князь Рюрик. Многолетние раскопки Городища под руководством Е. Н. Носова дали немало очень интересных и важных материалов. Они показали, что поселение было укрепленным. Нижние горизонты культурного слоя датируются серединой IX века. В древних скандинавских сагах Новгород именуется Холмгардом, что, по мнению ряда исследователей, означает «город на острове». Другие ученые понимают это слово как «островную местность», «поселения в островной местности», Поскольку, как считает Е. Н. Носов, Городище, расположенное у истока Волхова, занимало ключевое положение на балтийско-волжском пути, являясь военноадминистративным пунктом и торгово-ремесленным центром, расположенным напротив языческого мольбища в Перыни, его укрепления вполне могли быть тем «старым городом», по отношению к которому более поздняя крепость получила название Новгород. Таким образом, вопрос о происхождении Новгорода не может ныне считаться окончательно решенным. Многое должны прояснить будущие раскопки. В настоящее время наиболее древние из раскопанных в Новгороде слоев датируются первой половиной X века. Самая ранняя мостовая из обнаруженных на Перевском раскопе относится к 953 году. Под ней лишь небольшая прослойка культурного слоя. На Троицком раскопе обнаружена мостовая, сооруженная в 944 году. Однако в черте древнейших новгородских поселков еще много нераскопанных участков, особенно на Славне и в прибрежной части Неревского поселка. Быть может, в дальнейшем на этих участках удастся найти слои IX столетия. В первые века своего существования Новгород был очень небольшим, по современным меркам, и сплошь деревянным городом. Новгород расположился на территории с холмистым рельефом, на обоих берегах реки — редчайший случай для средневековья, когда города обычно находились на одном из берегов, наиболее высоком. Первые жители будущего города строили свои дома на берегах реки, но не у самой воды, а из-за нередких наводнений на невысоких холмах. Улицы шли перпендикулярно Волхову. Позднее они были соединены так называемыми «пробойными» улицами, шедшими параллельно реке. За более чем тысячелетнюю историю города его рельеф сильно нивелировался, но и сейчас еще кое-где видны возвышенные места. В городе было много ныне засыпанных небольших речек, оврагов, которые разделяли разбросанные по холмам поселки первых житеНовгорода. Как мы уже знаем, таких поселков было три, — дали начало трем будущим административным единицам республиканского периода: концам Славен-«чсому (на Торговой стороне), Неревскому и Людину (па Софийской стороне). На левом берегу Волхова, па холме, высились стены и башни первого новгородского детинца. Он был еще деревянным, очень небольшим по площади и занимал северо-западную часть современного кремля. На противоположном берегу кроме усадеб Славенского поселка находился княжеский двор, занимавший территорию к юго-востоку от сохранившегося доныне Никольского собора, построенного князьями на своем дворе в первой трети XII века. Дворец князей стоял, по-видимому, на холме, остатки которого видны и теперь, — это перекресток проспекта Ленина и Суворовской улицы. Неподалеку от княжеского двора, на берегу Волхова, находился городской торг. Он занимал территорию между сохранившейся до наших дней церковью Ивана на Опоках и Никольским собором. Летописные известия о Новгороде X—XI веков очень скупы и отрывочны. Тем большую ценность эти известия представляют. В летописи под 882 годом говорится о походе князя Олега из Новгорода на Киев, в результате которого были объединены два крупнейших восточнославянских союза племен: ильменских славян и полян. С того момента началась история Древнерусского государства — одного из самых могущественных в тогдашней Европе. Столицей своей державы Олег сделал Киев, поэтому государство историки называют Киевской Русью. В летописи под 912 годом сообщается, что Новгород платил скандинавам (варягам) 300 гривен в год «мира деля», то есть для того, чтобы избежать опасности варяжских набегов. В 947 году вдова князя Игоря Ольга установила порядок сбора дани с Новгородской земли. Напоминаем, что летописную хронологию нельзя признать абсолютно точной, в то же время факты, сообщаемые летописью, вполне достоверны. Впрочем, не только в русских летописях, но и в иностранных источниках Новгород упоминается в середине X века. Византийский император Константин VII Порфирогенет в своем трактате «Об управлении государством» писал о руссах, приплывавших на ладьях в Константинополь из Новгорода. В скандинавских сагах также фигурирует Новгород под названием Холмгард. Самые ранние саги о Новгороде связаны с временем княжения в нем Владимира Святославича. Согласно русским летописям, он стал княжить в 970 году. Тогдашний великий киевский князь, легендарный воин Святослав Игоревич, отправляясь в поход, посадил своих сыновей Ярополка и Олега князьями в крупных землях своего государства. Летописец рассказывал, что к нему пришли новгородцы, заявив, что если Святослав не подыщет им князя, то они сами его найдут. Великий князь им ответил: «Да кто же к вам пойдет?» И действительно, оба старших сына Святослава отказались. Небольшой город на севере восточнославянских земель, по-видимому, не представлял для них интереса. Тогда новгородцы попросили у Святослава младшего сына, Владимира. Владимир согласился и вместе со своим дядей по матери Добрыней отправился в Новгород. После гибели Святослава между его сыновьями разгорелась острейшая борьба за власть. Великим князем стал Ярополк, разбивший в 977 году войска Олега, погибшего в битве. Владимир, опасаясь, что и его постигнет участь Олега, бежал из Новгорода в Скандинавию. Ярополк назначил в Новгород своих посадников. В 980 году Владимир возвратился в город с наемной варяжской дружиной, изгнал посадников Ярополка и сам с войском отправился к Киеву, осадив войска брата в его столице. Ярополк был изменнически убит, и Владимир Святославич стал великим киевским князем. Ко времени княжения Владимира и его сына Ярослава относится расцвет Киевской Руси. Растут города, развиваются ремесла и торговля. Русь начинает играть значительную роль в международных отношениях. Несомненно, что Новгород в то время значительно вырос, укрепились его международные торговые связи, о чем говорят, например, находки в городе арабских монет второй половины X века. Новгородом в то время управляли посадники (от слова «посадить»), присылаемые великим князем из Киева. Посадники могли быть и княжеского, и некняжеского происхождения (например, дядя Владимира Святославича — Добрыня). В 989 году вслед за Киевом произошло крещение Новгорода. Велико значение принятия христианства, сменившего традиционное славянское язычество с его многобожием (Перун — бог грома и молнии, Волос — покровитель скота, Даждьбог — бог солнца и т. д.). Оно сблизило Русь с другими европейскими государствами, в особенности с могущественной Византийской империей, поскольку христианство было принято в форме византийского православия. Русская церковь подчинялась константинопольскому патриарху. Византия — наследница античных культурных традиций, и укрепление связей с ней способствовало развитию русской культуры. Греческие зодчие построили первые значительные каменные сооружения (храмы) на Руси, вслед за строительством которых здесь появились свои каменных дел мастера, свои архитектурные школы. Византийские традиции находили отражение в живописи, в литературе Древней Руси. Христианская религия, с ее единобожием, способствовала усилению княжеской власти в Киевской Руси; церковная организация, построенная по иерархическому принципу, стала мощным инструментом русской государственности. Она укрепила связи между отдельными частями Киевской Руси. Православие стало идеологическим фундаментом русского средневекового общества. Христианство вводилось сверху княжеской властью и нередко наталкивалось на сопротивление широких слоев населения, не желавшего расставаться с языческой верой отцов и дедов. В Новгород в 989 году был прислан первый епископ грек Иоаким Корсунянин, который разрушил языческие святыни древних новгородцев и руководил крещением. Однако прижилась новая религия не сразу. Даже через восемьдесят с лишним лет после крещения Руси в Новгороде (да и не только в нем одном) происходили волнения, инспирированные волхвами, языческими жрецами, за которыми шла значительная часть населения. В Новгородской Первой летописи под 1071 годом сохранился рассказ, живо рисующий обстановку тех лет. Один волхв сумел при помощи проповедей вернуть к древним верованиям значительную часть новгородцев. В городе начался мятеж. Восставшие хотели покончить с христианской верой и убить епископа. Епископ Федор, по словам летописи, взяв крест и облачившись в епископские ризы, вышел к народу и заявил: «Кто верит волхву — тот пусть отойдет к нему, а тот, кто верит в крест, — станет у креста». И люди, собравшиеся на епископском дворе, разделились на две группы: новгородский князь Глеб с дружиной приняли сторону епископа, а все остальные встали рядом с волхвом. Настал, как ясно из летописи, чрезвычайно острый момент. Выручила решительность князя. Глеб обратился к волхву с вопросом: знает ли тот, чем будет заниматься завтра? Волхв ответил, что сотворит великие чудеса. Тогда князь, выхватив топор, ударил им волхва. Тот упал, сраженный насмерть, а народ разошелся по домам. Археологический материал доказывает, что элементы язычества сохранялись в погребальном обряде новгородцев в XII и даже XIII веках. Церковь вынуждена была приспосабливаться к обстановке. Христианские храмы нередко строились на местах, где прежде были языческие капища. Церковь не запрещала отмечать некоторые древние языческие праздники (например, масленицу), включив их в свой календарь и придав им христианскую окраску. Продолжая рассказ о событиях X столетия, отметим, что, уходя на киевский великокняжеский престол, Владимир поручил управление Новгородом своему дяде Добрыне. Позднее он послал туда своего старшего сына Вышеслава, а после его смерти — Ярослава. С именем Ярослава связана первая попытка быстро развивавшегося и богатевшего Новгорода освободиться от киевской зависимости. Под 1014 годом летопись сообщает об отказе Ярослава выплачивать дань Киеву. Ежегодно в Новгородской земле собиралась крупная по тем временам сумма в три тысячи гривен, из которых две тысячи отправлялись в Киев, а остальные шли на содержание княжеской дружины в Новгороде. Узнав, что сын не собирается присылать дань в Киев, Владимир Святославич приказал готовить войска к походу на Новгород. Не полагаясь на силу своей дружины, Ярослав прибегнул к средству, уже испытанному его отцом: нанял варягов. Оказавшись в Новгороде, наемники повели себя как завоеватели. Не желая терпеть насилия, новгородцы, воспользовавшись отсутствием в городе Ярослава Владимировича, который находился в селе Ракоме, в одну из июльских ночей 1015 года перебили многих варягов. В ответ разгневанный Ярослав, заплативший немалые деньги варягам и надеявшийся на их силу, собрал самых знатных новгородцев на пир, во время которого приказал своим слугам их убить. И надо же было случиться, что именно в ту ночь гонец привез из Киева письмо Ярославу от его сестры Предславы. Она сообщала следующее: Владимир Святославич в разгар приготовлений к походу на Новгород умер, а его престол захвачен одним из сыновей — Святополком. Святополк, желая один владеть всем Киевским государством, убил трех своих братьев — Бориса и Глеба, причисленных впоследствии церковью «к лику святых» (первые русские святые), и Святослава Древлянского. Положение Ярослава было очень сложным. Он тоже был не прочь занять киевский престол, но своя дружина была у него небольшая, варяги были перебиты, а на помощь новгородцев рассчитывать не приходилось. И все-таки Ярослав, названный летописцем Мудрым, нашел выход. Он собрал новгородцев на вече и обратился к ним с речью, донесенной до нас летописями: «Любимая моя и честная дружина, юже вы исекох вчера в безумии моем, не теперво ми их златом окупити... Братье, отец мой Владимир умерл есть, а Святополк княжить в Киеве; хощю на него пойти, потягните по мне!» Тут и лесть («любимая и честная дружина», убитых Ярославом «в безумии» новгородцев «не окупить никаким золотом»), и трезвый политический расчет. Ярослав понимал, что новгородцы, стремясь к автономии и освобождению от киевской дани, не откажутся, несмотря на обиды, поддержать его против Святополка. И оказался прав. Новгородцы согласились. Князь во главе дружины, составленной из новгородцев и остатков варяжского отряда, сумел разбить в битве у Любеча Святополка, который бежал в Польшу. Однако борьба на этом не закончилась. В 1018 году Святополк вернулся на Русь с войском своего тестя, польского короля Болеслава, и наголову разбил Ярослава — тот лишь с четырьмя дружинниками бежал в Новгород с намерением продвигаться в Скандинавию, но новгородцы не допустили этого. Они порубили ладьи Ярослава, собрали деньги, создали новое войско и дали возможность князю продолжить борьбу. В то время Святополк, уверенный, что прочно сидит на великокняжеском престоле, поссорился с поляками. Лишенный поддержки польского войска, он потерпел поражение от дружины Ярослава на реке Альте. После победы Ярослав в благодарность за помощь щедро одарил новгородцев и отпустил их домой. Им были даны особые грамоты — «правда» и «устав», согласно которым Новгород должен был жить. Некоторые исследователи считают, что среди тех грамот была знаменитая «Русская правда» — древнейший из сохранившихся памятников русского законодательства. И в последующие десятилетия Новгород по-прежнему зависел от киевских князей. Ярослав послал туда наместниками (посадниками) своих сыновей: сначала Илью, а позднее Владимира. Владимир Ярославич в 1044 году построил новгородскую крепость, а в следующем году заложил вместо сгоревшего первого христианского храма Новгорода — тринадцатиглавой дубовой Софии — новый грандиозный каменный Софийский собор. Новому храму, построенному в 1050 году (в нем похоронен умерший в 1052 году Владимир Ярославич), суждено было стать не только кафедральным, главным храмом Новгородской земли, но и политическим символом будущей Новгородской республики. «Где святая София, тут и Новгород!»—сказал князь Мстислав Удалой, обращаясь к новгородцам перед одним из походов. Ярослав Мудрый часто и подолгу бывал в Новгороде. Здесь он основал первую на Руси школу. Д<в 1036 года он не был полновластным великим князем а делил власть с одним из своих братьев — Мстиславом Тмутараканским, который имел сильную дружину. Только после смерти Мстислава Ярослав окончательно утвердился в Киеве. В 1021 году на Новгород напал полоцкий князь Брячислав. Когда он с добычей возвращался назад, Ярослав с войском догнал его и отобрал награбленное. Позднее, в 1066 году, «подвиг» отца повторил Всеслав Брячиславич. Он неожиданно напал на Новгород, взял его и, ограбив, вернулся восвояси. Всеслав не погнушался и ценностями главной святыни Новгорода — Софийского собора, приказав снять колокола и паникадила. В следующем году войско князя разбили сыновья Ярослава Мудрого, добыча была возвращена, а сам Всеслав угодил в тюрьму. Освобожденный восставшим народом полоцкий князь вновь решил напасть на Новгород. Но на этот раз военное счастье ему не улыбнулось: войска Все-слава в 1069 году были разбиты у границ Новгорода на реке Гзени, а самого князя взяли в плен, из которого позднее отпустили. Походы полоцких князей 1021 и 1066 годов вплоть до шведской агрессии начала XVII века были единственными в своем роде военными предприятиями, когда войскам противника удавалось взять Новгород. В XI—XII столетиях Новгород стал центром громадной территории, простиравшейся от Северного Ледовитого океана до Торжка. Новгородцы собирали дань с племени чуди, жившего в юго-восточной Эстонии, куда еще в 1030 году совершил поход Ярослав Мудрый и основал город Юрьев (нынешний Тарту), не раз совершали походы в Карелию, в земли соседних угро-финских племен ижоры, води, веси. Сохранилась грамота новгородского князя Святослава Ольговича, написанная в 1137 году. В ней перечисляются погосты, доходы с которых должны были поступать в пользу новгородского владыки. Эти погосты находились в Обонежье, а также на берегах Северной Двины и ее притоков Ваги, Емцы, Пинеги. Таким образом, уже в первой половине XII века новгородские данники собирали дань далеко на севере. Однако не только военные походы способствовали расширению территории Новгородской земли. Громадное значение имело мирное колонизационное движение русского крестьянства в северном направлении. В течение столетий русские земледельцы постоянно осваивали территории, чрезвычайно редко заселенные племенами угро-финского происхождения, которые главным образом занимались охотой и рыболовством. Забегая вперед, отметим, что необъятная территория Новгородской земли имела основное ядро, которое на последнем этапе новгородской независимости делилось на пять частей, именовавшихся пятинами. На север и северо-запад от Новгорода лежали земли Водской пятины, включавшие в себя и часть современной Карелии. По правому берегу Волхова, далеко на север и северо-восток, к Белому морю, простиралась Обонежская пятина. К югозападу и западу от Новгорода, по реке Шелони, а также к югу от нее и узкой полосой на север располагалась Шелонская пятина. К юго-востоку от Новгорода была Деревская пятина. Бежецкая пятина — единственная, которая начиналась не у стен города, а в стороне, к востоку от Новгорода, между землями Обонежской и Деревской пятин. Основная территория была земледельческой. Она наделялась на податные округа, именовавшиеся помостами, и управлялась присылаемыми из Новгорода должностными лицами. Примерно в таком же положении находилась Двинская земля, лежавшая по береги м Северной Двины, в стороне от пятин. В пятинах располагались основные земельные владения новгородских бояр. Помимо основной территории от Новгорода зависели многие отдаленные от него земли, связь которых с главным городом была менее тесной и осуществлялась сборщиками дани. Новгородские даныцики доходили до Оби, где жили ханты и манси. Дань собиралась в западной Карелии и на Терском берегу (южная часть Кольского полуострова). Уплачивалась она, как правило, мехами. Поступавшие в Новгород государственные налоги и дань являлись одним из главных источников его богатства. Столица обширной земли, Новгород получил наименование Великий. И хотя в исторической и художественной литературе часто можно встретить название Великий Новгород и даже Господин Великий Новгород применительно к городу X—XIII веков, на самом деле Великим он стал именоваться во второй половине XIV века. Впервые в официальных документах название Великий Новгород находим в договорной грамоте московского и тверского князей 1375 года. Впрочем, еще раньше термин Великий Новгород употреб-лен в записи, не имеющей официального характера. В одном из напрестольных евангелий Софийского собора на последней странице есть такая запись: «В лето (>870-е (1362 год.— В. А.)... написано бысть Еуангелие се в Великом Новегороде повелением боголюбивого архиепископа новгородского Алексея...» В государственных же документах самого Новгорода впервые Великим он назван в договоре с ганзейскими городами 1392 года. Прилагательное «великий» в древнерусском языке означало не только «выдающийся», «сильный», но прежде всего «большой» (по размерам, значению). Вероятно, Новгород получил этот эпитет в связи с тем, что его необходимо было отличать от другого Новгорода — Нижнего, который был гораздо меньше. Возможно также, что новгородцы употребляли эпитет «великий» в противовес титулу великого князя. Великими князьями на Руси называли владетелей крупных княжеств, в подчинении у которых имелись князья (удельные). Новгород в XIV веке принимал на службу князей для охраны северных и западных границ. Были у него и особые территории — волости, управлявшиеся наместниками, присылаемыми из Новгорода. Позднее в грамотах, исходивших от веча, новгородцы называли свой город Господином Великим Новгородом, а в последние годы самостоятельности даже Господином Государем Великим Новгородом. Иностранные путешественники, побывавшие в Новгороде, неоднократно приводят поговорку, родившуюся, несомненно, в республиканские времена: «Кто может против бога и Великого Новгорода!» Однако титулы «Господин» и «Государь» говорят больше о политических амбициях новгородцев, чем о реальном могуществе Новгорода в середине XV века. Не случайно эти титулы не были признаны в международных отношениях. В межгосударственных договорах в XV веке употреблялись только слова «Великий Новгород». Новгород и князья Понятие «Великий Новгород» связано прежде всего с той своеобразной формой, которую имело Новгородское государство,— с республикой. Своеобразие политического устройства Новгорода, имевшего серьезные отличия от государственного устройства других русских земель, издавна привлекало к нему внимание и профессиональных историков, и писателей, и общественных деятелей. Передовые русские люди прошлого столетия в вечевых порядках новгородского средневековья видели политический идеал народоправства, к которому следовало стремиться в условиях самодержавной России. М. 10. Лермонтов писал: Есть бедный град, там видели народы Все то, к чему теперь наш дух летит. Огромная работа, проведенная исследователями, позволила во многом выяснить историю Новгородской республики. Но было бы заблуждением думать, что псе проблемы решены и современные историки четко представляют себе, как родилась, жила и погибла республика. Напротив, при все более глубоком изучении истории Новгорода возникают новые проблемы. То, что ранее казалось очевидным, теперь подвергается сомнению. И наоборот: многое из того, что ученые когда-то только предполагали, теперь получило твердую опору в исторических источниках. До недавнего времени историки были единодушны во мнении, что образование Новгородской республики следует связывать с событиями 1136 года. Видный советский историк, академик Борис Дмитриевич Греков еще в 1929 году в статье с весьма характерным названием «Революция в Новгороде Великом в XII веке» поставил вопрос: «Когда Новгород сделался республикой?» Рассмотрев первые века новгородской истории, ученый пришел к выводу, что до XII столетия по своему политическому устройству Новгород практически мало чем отличался от других городов Киевской Руси. В XIII веке в нем были налицо республиканские порядки. Б; Д. Греков рассмотрел две жалованные грамоты князей новгородским монастырям. В текстах обеих грамот, как и в других древнерусских актах, нет дат их написания, поэтому они датированы по различным косвенным признакам, прежде всего по летописным известиям о князьях, от имени которых составлены. Первая, написанная на пергамене грамота великого киевского князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода Мстиславича Юрьеву монастырю,— древнейший дошедший до нас русский акт — обычно датируется ИЗО годом. Вторая — грамота князя Изяслава Мстиславича Пантелеймонову монастырю — сохранилась в поздней копии, исследователи относили ее к 1148 году. Первая грамота начинается весьма торжественно: «Се яз (это я — В. А.) Мстислав Володимир сын, держа Русску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буице святому Георгию...» Начало другой значительно скромнее: «Се яз князь великий Изяслав Мстиславич, по благословению епископа Нифонта, испрошав есми у Новгорода святому Пантелеймону землю село Витосла-виц...» Сравнивая обе грамоты, Б. Д. Греков пришел к выводу, что в ИЗО году князья в Новгороде еще были полновластны и свободно распоряжались землей. В 1148 году они уже были вынуждены просить разрешения на земельные пожалования монастырю «у Новагорода», то есть у веча. Оставалось выяснить, когда именно между ИЗО и 1148 годами произошел переворот, лишивший князей всей полноты власти и превративший их в лиц, подчиненных городскому вечу. Таким переворотом, «революцией», Б. Д. Греков считал новгородское восстание, начавшееся 28 мая 1136 года. Во время восстания новгородцы арестовали князя Всеволода Мстиславича с женой, детьми и тещей и содержали их под стражей семь недель на епископском дворе в детинце, а потом изгнали из города. В результате переворота 1136 года победили республиканские порядки. Вече превратилось в верховный государственный орган, появились выборные посадники, а лишенных государственной власти князей стали приглашать в Новгород лишь на роль наемного военачальника. Им было запрещено владеть землей на территории новгородских волостей. Они даже не имели права селиться в городе и обязаны были жить на Городище. Так в Новгороде утвердился республиканский строй, который практически в неизменном виде просуществовал почти три с половиной столетия, вплоть до присоединения Новгорода к Москве. Предложенная Б. Д. Грековым концепция происхождения Новгородской республики уже в 1930-х годах стала общепринятой и вошла в школьные и вузовские учебники, в многотомные академические издания по истории нашей страны. В последнее время изложенная концепция коренным образом пересмотрена В. Л. Яниным. Изучая новгородские печати конца XI — начала XII века и летописные известия, он пришел к выводу, что выборное посадничество возникло не в результате восстания 1136 года, а раньше, в конце XI века, в период новгородского княжения Мстислава Владимировича. Неверным оказалось и утверждение, что до 1136 года князья жили на Ярославовом дворе в Новгороде, а позднее были выселены на Городище. Во-первых, из летописи известно, что уже в 1103 году князья построили на Городище церковь Благовещения (второй по древности после Софии каменный храм Новгорода). Во-вторых, мы знаем, что в 1137 году новгородский князь Святослав, собравшийся жениться, получил от епископа Нифонта отказ на венчание в Софийском соборе. Незадачливый князь был вынужден венчаться в Никольском соборе на Ярославском дворе при помощи «своих попов». Последний факт достаточно ясно говорит о том, что и после 1136 года Ярославов двор вместе с Никольским собором принадлежал князьям. Что же касается рассмотренных Б. Д. Грековым двух княжеских грамот, то разницу в их формулярах В. Л. Янин объяснил иначе. Прежде всего ему удалось показать, что грамота Изяслава Мстиславича написана в 1134 году, то есть до восстания. Написаны же они поразному из-за того, что князь Всеволод был в то время новгородским князем и мог жаловать земли из государственного фонда, не испрашивая разрешения веча. Его брат Изяслав новгородским князем не был и обращался за санкцией к вечу и епископу. Наконец, обращение к сфрагистическому материалу позволило установить факт, значение которого трудно переоценить. Как мы уже знаем, официальные документы в Древней Руси скреплялись свинцовыми печатями. Совершенно очевидно, что тот, кто скреплял документы своей буллой, обладал и административной, и судебной властью. Так вот, если взять период в сто лет после восстания 1136 года, то окажется, что от того времени до нас дошли 370 печатей княжеского круга, 14 епископских и всего лишь десяток печатей республиканской администрации. Такая статистика подтверждает, что в руках князей в течение XII — первой половины XIII века продолжала оставаться исполнительная власть, которую, как видно из других источников, они осуществляли под контролем веча и совместно с выборными посадниками. Итак, восстание 1136 года не было тем рубежом, до которого Новгород был княжеским владением, а после него — республикой. Тем не менее значение его достаточно велико: практически после восстания окончательно восторжествовал принцип «вольности в князьях». Как же случилось, что в отличие от других русских земель в Новгороде победили республиканские порядки? Какие причины привели к образованию Новгородской республики? Их несколько. Прежде всего отметим экономическое и политическое усиление русских княжеств в XI—XII веках, в том числе и Новгородской земли. Особенно заметным было усиление в XII веке Владимиро-Суздальского княжества на северо-востоке и Галицко-Волынского — на западе Руси. Власть киевских князей постепенно слабела. Немаловажной причиной ослабления южных княжеств, и прежде всего Киева, была непрекращающаяся борьба с кочевниками южных степей — половцами, требовавшая много сил и средств. Владимиро-Суздальские земли, Новгород и русские княжества, расположенные на западе Руси, половецкие набеги не затрагивали. В 1097 году съезд русских князей в городе Любече принял решение «каждому да держать отчину свою». Последним сильным киевским князем, при котором еще сохранялось единство Русской земли, был сын Владимира Мономаха Мстислав, правивший в 1126—1132 годах. После него киевский великокняжеский престол стал своеобразным призом в междоусобной борьбе наиболее могущественных русских князей. Несмотря на решения княжеских съездов, на Руси начались междоусобицы, во время которых князья старались расширить свои владения, захватить для себя и своих близких родственников лучшие княжеские столы. Случилось так, что в то время, когда в других русских землях постепенно обосновывались определенные княжеские династии, Новгород собственной династией не обзавелся, хотя новгородцы стремились именно к этому. В 1102 году великий князь Святополк Изяславич задумал вывести из Новгорода княжившего там Мстислава Владимировича и посадить своего сына. Новгородцы направили в Киев послов, которые заявили великому князю, десять лет княжившему в свое время в Новгороде: «Не хочем Святополка, ни сына его! Если, княже, две главы имеет сын твой, то пошли его; а сего нам дал Всеволод (предыдущий великий князь.— В. А.); а вскормили есмы собе князь; а ты еси ушел от нас». Из этого можно понять, во-первых, что Новгород чувствовал себя достаточно сильным, чтобы дерзко разговаривать с великим князем, прямо намекая на возможное убийство его сына, если тот осмелится прибыть в Новгород, во-вторых, новгородцы стремились «вскормить» себе князя, рассчитывая сделать Мстислава основателем династии новгородских князей. Когда Мстислав по приказанию своего отца Владимира Мономаха в 1117 году все-таки покинул Новгород, новгородцы предприняли еще одну попытку иметь у себя постоянного князя. Они заставили сына Мстислава Всеволода поклясться, что он «хочет у них умереть», то есть княжить в Новгороде до смерти. Всеволод Мстиславич вопреки своему обязательству, как и многие другие князья, стремился на юг, поближе к великокняжескому престолу, рассчитывая в будущем его занять. В 1132 году он попытался захватить переяславский престол, но безуспешно. Нарушение Всеволодом клятвы было одной из главных причин его изгнания из Новгорода в 1136 году. В результате окончательного распада древнерусского государства Новгород, в прежние времена тесно связанный с Киевом и принимавший от него в качестве посадников старших сыновей великого князя, получавших впоследствии великокняжеский престол, оказался без собственных князей. В середине и второй половине XII века великие князья по традиции еще иногда вмешивались в дела новгородцев, посылая туда князьями угодных им лиц. Однако великокняжеская власть в те времена уже не была столь могущественной. Киев не мог, как раньше, не спрашивая мнения новгородцев, посылать им своих ставленников. В XII—XIII веках на Руси одновременно правили несколько сильных князей. Новгородцы поэтому заключали союз с одним из них, принимая к себе родственника то смоленского, то черниговского, то владимиро-суздальского князя. Недовольные тем или иным князем, горожане изгоняли его, как нередко говорится в летописи, «указывали ему путь». Такое положение было осуществлением на деле принципа «вольности в князьях». Смена князей на новгородском престоле происходила довольно часто. За два столетия, с 1095 по 1304 год, князья менялись 58 раз, некоторые задерживались в Новгороде лишь несколько месяцев. Неустойчивость отношений Новгорода с княжескими союзами вела к постепенному усилению роли посадников. Уже с конца XI века в связи с ослаблением великокняжеской власти новгородцы стали избирать из своей среды посадников, которые вместе с князем участвовали в управлении городом. Со временем функции посадников расширились. Наряду с контролем за действиями князей они получили самостоятельные сферы управления. К концу XIII века посадники становятся главными магистратами республики, сосредоточившими в своих руках всю полноту исполнительной власти. Исследователи уже давно обратили внимание на то, что в XII—XIII веках смена князей на новгородском престоле сопровождалась сменой новгородских выборных посадников. Найдено и объяснение этому явлению: в период феодальной раздробленности и частой смены князей в Новгороде развернулась острая политическая борьба. Историкам удалось выяснить, что в городе существовали боярские политические группировки, связанные с определенными княжескими династиями. Если во внутриполитической борьбе побеждала прочерниговская группировка, то вече приглашало на княжеский престол представителя черниговской ветви княжеского рода, а посадником становился лидер победившей группировки. Положение менялось, если в городе брали верх сторонники суздальских князей. С позиции современного человека может показаться странным, что новгородцы упорно приглашали князей из других княжеств, вместо того чтобы вовсе обходиться без них. Однако средневековые люди смотрели на это иначе. Известный исследователь истории Древней Руси Игорь Яковлевич Фроянов доказал, что древнерусские князья играли важную роль в социально-политической системе тогдашнего общества, осуществляя многообразные общественные функции. Они являлись предводителями войска, охраняя свою землю от внешних врагов. Князю принадлежали функции главы государства, отвечавшего за внутренний порядок и осуществлявшего дипломатические связи с соседями. Он был верховным судьей для всей земли, не только разбирая тяжбы на своем дворе, но и занимаясь законодательной деятельностью. При этом очень важно иметь в виду, что древнерусские князья были не абсолютными монархами, как их изображали русские дворянские историки, а представителями возглавляемой ими земли. В решении наиболее важных вопросов они должны были считаться с мнением народного собрания, веча, которое собиралось не только в Новгороде, но и в Киеве, Владимире, Полоцке и других городах. Все перечисленные функции первоначально выполнялись князьями и в Новгороде, а значит, князья были нужны новгородцам. Следует учитывать и еще одно немаловажное обстоятельство — так называемый традиционализм средневековья. В средние века одной из важнейших категорий общественной жизни' было понятие старины. Это значит, что средневековые люди стремились жить «по старине» — так, как жили их отцы и деды. «Старина» и служила в глазах средневекового человека наиболее существенным обоснованием судебных решений, межгосударственных и торговых отношений. И хотя общественные отношения, разумеется, развивались и в средневековье, порождая новые формы отношений между людьми, новые государственные институты, новые моральные и этические категории, понятие старины прочно коренилось в умах средневековых людей, во многом определяя их образ мышления и поступки. Одним из атрибутов старины был в Новгороде и князь. Однако если в других русских землях в XII—XIII веках мы наблюдаем процесс усиления княжеской власти, в конце концов одолевшей вечевые порядки, то на берегах Волхова происходило обратное. Князья постепенно (но не в результате какого-то одного события вроде восстания 1136 года) утрачивают многие из своих полномочий. При этом Новгород практически никогда не обходился без князя, и его отсутствие новгородцы не считали нормальным явлением. Летописец всегда точно отмечает отсутствие князя. Так, под 1141 годом читаем: «Седеша новгородцы без князя 9 месяц», аналогичная запись имеется и под 1196 годом. Иногда в летописном рассказе особенно отчетливо отмечалась необходимость присутствия князя. Однажды «новгородцы не стерпече безо князя седети», поскольку «жито к ним не идяше ниоткуда», то есть был недород, своего хлеба не хватало, а враждебные князья не пропускали обозы с продовольствием в Новгород. Чтобы поправить положение, необходим был свой князь. Известны случаи, когда новгородцы насильно удерживали уже отстраненного от власти князя, пока ему на смену не прибывал другой. Иногда князья, не желавшие по каким-либо причинам далее княжить в Новгороде, бежали под покровом темноты, но новгородцы силой возвращали их назад. В XII—XIII веках происходил постепенный процесс ограничения княжеской власти. Сначала новгородцы боролись за создание собственной княжеской династии, чтобы лучше контролировать деятельность князей. Когда же они поняли, что этого им сделать не удастся, их лозунгом стала свобода выбора князя. В XIII веке Новгород начинает заключать с приглашенными князьями особые договоры, в которых князья «целуют крест на всей воле новгородской», то есть клянутся выполнять условия, записанные в договорах. Условия, содержавшиеся в новгородско-княжеских грамотах, с XIII до середины XV века претерпели сравнительно немного изменений. Князья обязывались «держать» Новгород «по старине, без обиды», не судить без посадника, не назначать без ведома посадника должностных лиц, не выдавать грамот на владение землей и различные привилегии. Князьям запрещалось приобретать земли в новгородских волостях, в пограничных районах Новгородской земли, чтобы сохранить территориальную целостность государства. Князь не имел права вызывать новгородца на суд за пределы Новгородской земли, своей властью прекращать торговые отношения с немцами и закрывать Немецкий двор. Имелись и многие другие ограничения. Одним из наиболее существенных среди них было запрещение князьям произвольно, «без вины», смещать выборных республиканских должностных лиц. Новгородцы строго следили за соблюдением этого правила. Так, в 1218 году княживший в Новгороде Святослав Мстиславич прислал на вече своего тысяцкого, который объявил, что князь отнимает должность у одного из наиболее видных политических деятелей Новгорода начала XIII столетия — посадника Твердислава Михалковича. Когда же князя спросили, в чем состоит вина посадника, тот ответил, что отстраняет посадника «без вины». Летописец приводит речь Твердислава, который сказал, обращаясь к участникам веча: «Тому есмь рад, яко вины моея нету, а вы братье в посадницьстве и во князех вольны есте». На вече присутствовало немало политических противников посадника. Однако, увидев в действиях Святослава нарушение договора и попрание важнейшего права самим выбирать посадника, новгородцы единодушно поддержали Твердислава. Князь вынужден был отступить, а вскоре и покинуть Новгород. Княжеская власть в отдельные периоды усиливалась. Чаще всего это происходило во времена военной опасности. Так было, например, в середине XIII века, когда с запада Новгороду угрожали немецкие рыцари-крестоносцы и шведы, а с юга — татары. В годы княжения Александра Невского новгородцы были вынуждены мириться со своеволием князя, сильной рукой и осмотрительной политикой защищавшего от врагов Новгородскую землю. Когда Александр Невский покинул Новгород, чтобы занять великокняжеский престол, новгородцы признавали его власть. Таким образом, они вернулись к древней традиции признавать господином Новгорода великого князя, как было во времена Киевской Руси. Вплоть до падения новгородской самостоятельности в 1478 году новгородским князем считался тот, кто получал от татарских ханов особый документ — ярлык на великое княжение. Однако условия уже были иными, чем в X—XI веках. Новгородцы добились признания своих вольностей. Поэтому великие князья, как правило, не вмешивались во внутренние дела республики. Они ограничивались сбором причитавшихся им доходов и лишь изредка наезжали в Новгород, присылая выполнять свои функции особых наместников, которые жили в княжеской резиденции на Городище. Некоторые великие князья вообще никогда не бывали в своем новгородском княжении. «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Экономика Средневековое общество было аграрным. Подавляющее большинство населения занималось сельским хозяйством. Новгородская земля не представляла в этом плане исключения. Город был теснейшим образом связан с сельской округой. Земельные богатства в XIV—XV веках составляли основу могущества правящей верхушки Новгородской республики — боярства. Некоторые боярские семейства и часть наиболее богатых монастырей владели сотнями сел с зависимыми от них крестьянами в различных районах Новгородской земли. Сельские поселения Новгородской земли в подавляющем большинстве были небольшими. Даже в конце XV века более 40 процентов сел имели только один двор, 30 процентов — два двора, 90 процентов от одного до четырех дворов. Сельские поселения объединялись в территориально-административные единицы, именовавшиеся погостами и являвшиеся одновременно церковными приходами. Погостами же назывались и главные поселения этих единиц. На погостах-поселениях находились церкви, жили крестьяне и «непашенные люди», нередко стояли господские дворы. Большая часть погостов имела по 5—10 дворов. Во главе погоста стоял староста. На погосте происходил суд. Сюда собирались крестьяне окрестных сел на торг. В XIV—XV столетиях возникают сельские торгово-ремесленные поселения, которые назывались рядками. Большинство рядков находилось на речных путях. Это связано с их торговыми функциями (от торговых рядов и происходит название «рядок»). Рядки имели, как правило, по нескольку десятков дворов. Самыми крупными из них были Боровичи на берегу Меты, в Бежецкой пятине, давшие начало городу и состоявшие из 121 двора, а также Березов Ряд в Деревской пятине (156 дворов). Сельскохозяйственное освоение Новгородской земли продолжалось весь республиканский период. В XII— XV веках в основном сформировалась сеть сельских поселений, многие из которых существуют до сих пор. В первую очередь, еще в IX—X столетиях, осваивались местности с наиболее благоприятными условиями для земледелия и животноводства. К таким районам относится Приильменье с его более мягким климатом и дерновокарбонатными почвами, долины малых рек, притоков Ловати, Шелони, Меты. Обживались места низменные, расположенные в поймах рек. Недостаток удобных земель приводил к переселениям и освоению новых территорий. Так, в X—XII веках осваивались территории верхнего Полужья и Ижорской возвышенности. В XIII—XV веках обживаются уже не только долины рек, но и территории водоразделов. Этот процесс продолжался и в XVI веке. К концу XV века, согласно исследованиям ленинградского историка Александра Якимовича Дегтярева, в центральных и южных районах Новгородской земли образовался огромный однородный массив поселений, состоявший из 37—38 тысяч поселений. Эпидемии уносили в могилу многих сельских жителей. Серьезный ущерб наносили сельскому хозяйству эпизоотии, во время которых происходил массовый падеж скота, в том числе лошадей — главной тяглой силы крестьянского хозяйства. Сельское хозяйство приграничных районов страдало от военных конфликтов. Тем не менее благодаря повседневному тяжелому и упорному труду крестьян происходило постепенное развитие сельского хозяйства. Если в первые века новгородской истории в земледелии господствовал перелог, когда освоенные участки постепенно истощались, теряя плодородие, а земледельцы вынуждены были их забрасывать, вырубая лес в других местах и распахивая новые поля, то примерно с XIII века перелог постепенно начинает вытесняться более прогрессивной трехпольной системой. Трехполье давало возможность заниматься сельским хозяйством без постоянной вырубки под пашню все новых и новых лесов. Пахотная земля делилась на три поля: яровое, озимое и пар. Таким образом, земледелец давал земле отдохнуть под паром, восстановить плодородие. В XV веке трехпольная система была уже господствующей. Улучшению обработки почвы и победе трехполья способствовало появление в XIII— XIV веках двузубой сохи с полицей, то есть со специальной доской, которая увлекала вместе с собой взрыхленную землю и сгребала ее в одну сторону. Среди отраслей сельскохозяйственного производства ведущее место занимали земледелие и животноводство. В древних актах и писцовых книгах содержатся сведения о возделывании зерновых культур — озимой и яровой ржи, ячменя, проса, овса, пшеницы. Новгородцы распространили пашенное земледелие далеко на север, в Обонежье, на Северную Двину, до побережья Белого моря. В XII—XV веках основной зерновой культурой, возделывавшейся в Новгородской земле, была рожь. Ржаной хлеб являлся главным продуктом питания. Если в X—XII веках, как показывает археологический материал, на северо-западе Руси немало сеяли проса и пшеницы, то позднее эти культуры отходят на второй план, уступая свое место ржи. К концу XV века более половины (до двух третей) собираемого зерна приходилось на рожь. Это, вероятно, связано с широким применением трехполья, где единственной озимой культурой была рожь, которая, кроме того, высевалась и на яровом поле. В ряде районов Новгородской земли известны посевы гречихи. Гречиха давала крупу. Она отличается быстрым ростом, неприхотлива к почве, вегетационный период у нее довольно короткий. Писцовые книги свидетельствуют, что гречиху в значительных количествах выращивали в Холмском погосте Деревской пятины, а также на юге и юго-западе Шелонской пятины. Практически в каждом крестьянском хозяйстве ткались льняные холсты. Лен был одной из самых важных культур. Животноводство давало мясо, молочные продукты, шерсть, кожу. Не только в селах, но и в самом Новгороде разводили скот. Вот почему в актах и берестяных грамотах нередко упоминались «пожни» — сенокосы, которые поблизости от города имели многие жители Новгорода — и бояре, и рядовые горожане. Распространено было огородничество. В XII— XV веках на огородах выращивали капусту, лук, чеснок, репу. В хозяйствах крупных землевладельцев нередко были сады с десятками, а иногда и сотнями фруктовых деревьев, главным образом яблонями и вишнями. Хорошо известны по источникам и хмельники. Хмель наряду с ячменем был необходим для производства пива — одного из наиболее употребительных в древнем Новгороде напитков. Нельзя не упомянуть и о таких существенных в хозяйстве севера Руси отраслях, как охота, рыболовство и бортничество. Леса Новгородской земли, особенно на севере, изобиловали медведями, лосями, кабанами, пушными зверями, пернатой дичью. Охотничьи угодья — «путики», «перевесища», «ловшца» — не раз упоминаются в грамотах в качестве предмета купли-продажи. Особое значение имела охота на пушного зверя. Новгород был крупнейшим в Европе экспортером белки, куницы, соболя и других мехов. На далекой Двине денежные расчеты производились белками. Меха входили в доходы феодалов. Ими нередко собиралась дань с покоренных племен. В реках и озерах Новгородской земли в древности в изобилии водилась рыба. Берега водоемов являлись продававшейся, покупавшейся, завещаемой собственностью. Древние новгородцы ловили «красную», то есть особенно ценную, рыбу (добывавшиеся в немалых количествах в северо-западных водоемах осетр, стерлядь, лососевые) и «черную», не имевшую большой рыночной ценности (щука, лещ, линь, налим, окунь, карась, ерш и т. д.). Существенное значение имело и бортничество - промысел по сбору меда из бортей, служивших жильем для роев диких пчел. Борть — дерево с естественным или искусственно подготовленным дуплом для пчелиного роя. В излюбленных пчелами лесах осваивались бортные деревья, дававшие их владельцам мед и воск. Сахара в Древней Руси не знали, поэтому мед был ценнейшим продуктом питания и в натуральном виде, и в переработанном в напиток. Мед и воск занимали важное место во внутренней и внешней торговле. Воск, спрос на который был всегда велик, экспортировался за границу. В писцовых книгах упомянуты около 30 промыслов, которыми новгородские крестьяне занимались в дополнение к своим основным земледельческие работам. Широко распространенным промыслом была выплавка железа. Ею занимались крестьяне, жившие на южном побережье Финского залива и на южном берегу Ладожского озера. Согласно писцовой книге, в Водской пятине было 215 домниц, которые обслуживали 503 домника. Выплавка железа производилась с декабря по апрель. По мнению видного археолога Бориса Александровича Колчина, на одной домнице за сезон выплавлялось до 500 криц, каждая весом около трех килограммов, то есть примерно 1,5 тонны металла. Обработка выплавленного железа производилась кузнецами. Часть криц везли в Новгород, а часть обрабатывали прямо на месте производства. В Водской пятине в конце XV^-начале XVI века работал 131 кузнец. Другим промыслом, имевшим наряду с выплавкой железа важное значение для экономики Новгородской земли, было солеварение, которым занимались многие крестьяне Деревской и Шелонской пятин, а также Поморья. Владельцы соляных варниц нанимали сезонных рабочих, так называемых копачей. В Шелонской и Деревской пятинах, по данным писцовых книг, было около полутора тысяч «копачей». Все они без исключения были отходниками и занимались сельским хозяйством. Известен и столь экзотический для Руси промысел, как жемчужный. Действительно, в северных русских реках, как и в южных морях, добывали жемчуг. В конце XVI века русский посол рассказывал персидскому шаху, что жемчуг «ведется у государя нашего в земле на Двине на Холмогорах и в Великом Новгороде в реках». Добыча жемчуга велась, несомненно, еще в республиканский период. В 1488 году Иван III послал в подарок венгерскому королю «соболь черный, ноготки у него окованы с жемчугом, 20 жемчугов новгородских на всех ногтях, а жемчуги не малы и хороши и чисты». Новгород, как и другие древние города, являлся политическим, торговым, религиозным и ремесленным центром подчиненной ему сельской округи, составляя вместе с ней неразрывное целое. Хотя сельское хозяйство было в основном натуральным, снабжавшим себя почти всем необходимым, оно все же нуждалось в некоторых товарах, которые производили высококвалифицированные городские ремесленники. Растущий спрос на продукцию ремесленного производства и в городе, и в деревне стимулировал развитие ремесел в древнем Новгороде. Письменные источники дают мало фактов для размышлений о новгородском ремесле, лишь изредка называя имена ремесленников. Зато богатейший археологический материал позволяет воссоздать его историю. Во время раскопок вскрыты остатки более чем 140 ремесленных мастерских, в которых обнаружены материалы, использовавшиеся когда-то мастерами, орудия их труда, полуфабрикаты и, разумеется, многочисленные изделия, созданные в тех мастерских Уже на раннем этапе существования города, в X — XI веках, ремесло находилось на довольно высокой ступени. Уровень развития железоделательного производства, различных видов кожевенного, ювелирного дела был в Новгороде не ниже, чем в Западной Европе. Десятки тысяч образцов продукции новгородских ремесленников, извлеченных из всех ярусов новгородского культурного слоя, позволили исследователям, применяющим новейшие методы металлографии, спектроскопии, петрографии, химического и структурного анализов, выяснить технологию производства различных изделий ремесла, определить этапы развития ремесленного производства. Согласно современным представлениям, ремесло в средневековом Новгороде прошло в своем развитии три этапа. Начальный продолжался с первой половины X века до 20—30-х годов XII века. По мнению археологов, он характеризовался тем, что ремесленники в то время работали главным образом на заказ. В основном они жили на территории богатых усадеб, обслуживая преимущественно их владельцев. На первом этапе были заложены основы новгородского ремесла. В то время появились практически все важнейшие отрасли средневековой индустрии, созданы основные виды орудий ремесленного производства, которые, совершенствуясь, существовали многие столетия. Изделия, изготовлявшиеся новгородскими ремесленниками на заказ, отличались очень высоким качеством, технология их была подчас чрезвычайно сложной, а производство сравнительно небольшим. Положение изменилось на втором этапе, который датируется временем с 20—30-х годов XII до 70— 80-х годов XIII века. Новгородские ремесленники начали ориентироваться на широкого потребителя. Работа на заказ постепенно уступила место работе на рынок, то есть стало развиваться мелкотоварное производство. В связи с этим упростилась технология. Необходимость изготовления большого количества изделий привела, выражаясь современным языком, к стандартизации многих видов продукции. В металлообрабатывающем, сапожном, ювелирном, текстильном производствах начали изготавливать изделия, очень похожие друг на друга, несмотря на то что они выходили из мастерских разных ремесленников. В XIII веке летопись упоминает специальности щитника, котельника, гвоздочника, серебряника, опонника — свидетельство весьма узкой специализации ремесленного производства. На третьем этапе, с конца XIII до конца XV века, производство продукции, выпускаемой на рынок, увеличивалось. Неизбежным следствием этого стало ухудшение качества и сокращение срока использования изделий. В то же время ремесла развивались по пути дальнейшей специализации. Внимательное изучение эволюции ремесленного производства в древнем Новгороде позволило сопоставить уровень производительности труда на разных этапах. Ее рост, как удалось подсчитать исследователям, оказался внушительным. Если принять производительность труда на первом этапе за 100 процентов, то на втором она составит 162, а на третьем 220 процентов. Таким образом, мы можем говорить о развитии новгородского средневекового ремесла с цифрами в руках. Одной из главных отраслей новгородской «промышленности» являлась металлообработка. Ее продукция была необходима ремесленникам других специальностей в качестве орудий труда. Изготавливались также сельскохозяйственные орудия, предметы, необходимые в повседневном быту (топоры, ножи, иголки, замки и т. д.), а также оружие. Новгородская земля имела много месторождений железной руды. Добывавшаяся в основном на болотах руда первоначально перерабатывалась сыродутным способом на довольно примитивных домницах — металлургических печах, углубленных в землю. Центр железоделательного производства, действовавший в XII—XVI веках, недавно обнаружен археологами на территории располагавшегося неподалеку от границ средневекового Новгорода Антониева монастыря. Кричное железо, выплавлявшееся в сельской местности, поступало в Новгород и обрабатывалось здешними ремесленниками. В металлообрабатывающем производстве использовались сложные технологические приемы — термическая обработка стали, различные способы холодной обработки, сварки. Для изготовления самого распространенного изделия — ножей применялось наваривание стали на железную основу клинка. Двух-трехслойные ножи были особенно высокого качества на первом этапе развития ремесла в Новгороде. Позднее технология упростилась. Производились и необходимые для сельскохозяйственных работ сошники, косы, серпы. Высокого качества были использовавшиеся в ремесленном производстве ив быту ножницы, иглы, шилья. Особую отрасль металлообработки составляло производство оружия. Новгородские ремесленники изготавливали всевозможное вооружение для ближнего боя — боевые топоры, мечи, сабли, кистени, наконечники копий. Для дальнего боя производили разнообразные типы наконечников стрел, луки (их металлические части), а в XV веке — и огнестрельное оружие. Прочным и нередко богато украшенным было защитное оружие — шлемы, щиты, кольчуги, пластинчатые доспехи. Особой сложностью отличались конструкции висячих замков. Б. А. Колчин, изучив разные типы замков, выяснил, что они собирались из нескольких десятков деталей (до 40). Изготовление большого количества сложных металлических изделий требовало узкой специализации мастеров металлообрабатывающего производства. Б. А. Колчин выделил следующие специальности ремесленников, занимавшихся в древнем Новгороде производством различных изделий из железа и ста? ли: кузнецы-универсалы, оружейники, щитники, шлемники, бронники, стрельники, замочники, гвоздочники, секирники-топорники, ножовщики, серповники-косники, булавочники, уздники, кузнецы, изготовлявшие весы. В настоящее время раскопками выявлены уже 152 вида изделий из железа и стали, производившихся в древнем Новгороде. Еще более разнообразным (до 205 видов) был ассортимент продукции новгородских ремесленников-деревообделочников. Многие изделия украшались затейливой резьбой. Обычная бытовая вещь (чаша, ложка, гребень, прялка) нередко под руками резчика по дереву превращалась в высокохудожественное произведение. Особенно были красивы резные колонны, украшавшие дома новгородцев, детские игрушки, шахматы. Многие деревянные изделия изготавливались на токарном станке. Из дерева искусные мастера создавали музыкальные инструменты. В культурном слое найдены остатки гуслей (четырех-, пяти-, шести- и девятиструнных щипковых инструментов), гудков (трехструнный смычковый инструмент), сопелей (духовые инструменты типа свистковой флейты). Благодаря мастерству и энтузиазму новгородского художника-скульптора Владимира Ивановича Поветкина удалось воссоздать образцы древних инструментов, и игру на них теперь можно услышать в его исполнении. К наиболее распространенным в Новгороде ремесленным изделиям принадлежит разнообразная керамика, без которой невозможно было обходиться в быту. На гончарном круге мастера изготавливали горшки, кувшины, блюда, чашки и украшали их орнаментом. Гончаров было так много, что целый район Новгорода носил название Гончарного (Людина) конца. Повседневная одежда изготавливалась портными из тканей, производившихся в Новгороде. Помимо домотканого полотна, вырабатывавшегося в большинстве хозяйств на селе и в городе, профессиональные ткачи производили более сложные виды тканей. Они использовали уже готовую шерстяную и льняную пряжу. Ткачи в XI—XII веках работали при помощи вертикального ткацкого станка, а на рубеже XII— XIII веков в Новгороде одновременно с западноевропейскими странами появился более производительный горизонтальный ткацкий станок. Археологи установили, что на вертикальных станках изготавливались ткани со сложными переплетениями и довольно широкого ассортимента. С введением горизонтального станка производство упростилось и появилась возможность изготовления значительного количества более простой и дешевой материи. Широко распространена была на Новгородской земле кожаная обувь. Заметим, что в Новгороде не найдено ни одной пары лаптей, хотя великолепно сохранилось множество древесных остатков. По всей видимости, древние новгородцы лаптей не носили. Зато среди тысяч находок кожаной обуви имеется немало превосходных образцов работы новгородских сапожников. Они изготавливали поршни, туфли, сапоги. В коллекции Новгородской археологической экспедиции имеется обувь любого размера и разного качества — от маленьких поршней юных новгородцев до роскошных сафьяновых сапог, которые носила знать. Одной из заметных отраслей ремесла в Новгороде было ювелирное дело. Разнообразные украшения из цветных металлов носили не только женщины, но и мужчины, хотя и в меньшей степени. Излюбленным женским украшением были браслеты. Иногда в погребениях находят по нескольку браслетов (до восьми) на одной руке. Чаще всего встречаются витые и плетеные браслеты, изготовлявшиеся из нескольких бронзовых проволочек. Нередки находки пластинчатых браслетов с затейливым геометрическим или растительным орнаментом. В XII—XIII веках новгородки носили стеклянные браслеты. Женщины и мужчины украшали шею так называемыми гривнами, пальцы — кольцами и перстнями. Богатым был набор древних новгородских головных украшений — височные кольца и серьги; золотые рясна — спускавшиеся до плеч цепочки с конусовидным концом; колты — украшения в виде полых внутри бляшек или звездочек, в них, вероятно, вкладывались кусочки материи, пропитанные благовониями. Одежда нередко украшалась всевозможными бляшками, бубенчиками, грузиками. Необходимым атрибутом средневековой одежды были застежки-фибулы и булавки. Новгородские мастера владели сложнейшими приемами ювелирного дела. Для украшения своих изделий они использовали гравировку, выемчатую и перегородчатую эмаль, скань, зернь, золочение и множество других приемов. До сих пор восхищение посетителей Новгородского музея вызывают великолепные серебряные позолоченные сосуды для причастного вина, отлитые в XII веке новгородскими мастерами Костой и Братилой. Эти мастера оставили на своих произведениях автографы: «Братило делал», «Коста делал». Во времена средневековья Новгород был для Руси тем, чем стал для России Петербург в начале XVIII века — «окном в Европу». Впрочем, не только в Европу. Новгород находился на важнейшем торговом перекрестке Восточной Европы. Сухопутных дорог в те времена было очень мало. Основные перевозки осуществлялись летом по воде, а зимой на санях по замерзшим руслам рек. Волхов, на котором возник Новгород, был составной частью великого водного пути древности «из варяг в греки», то есть из стран Скандинавии в Византию. Одновременно по Волхову шел путь из государств Востока на Русь и в страны Балтийского побережья (Новгород расположен сравнительно недалеко от верховьев Волги, к которым можно добраться по реке Мете). Торг находился на правом берегу Волхова, напротив детинца, с которым его соединял Великий мост. По берегу длинной вереницей тянулись пристани, называвшиеся в Новгороде вымолами. У вымолов стояли суда. Судов подчас собиралось так много, что известны случаи, когда пожар, возникавший на одной стороне, перебрасывался по ним на противоположный берег реки. Лавки на торгу, которых по данным XVI века насчитывалось около тысячи восьмисот, объединялись в ряды. Таких рядов в XVI веке было 42: кожевенный, котельный, серебряный, иконный, хлебный, рыбный свежий и т. д. Уже по одному перечислению названий торговых рядов нетрудно представить, каким громадным был торг и сколь разнообразны товары, которые на нем можно было приобрести. В знаменитой опере Римского-Корсакова «Садко» громко звучат на новгородском торгу голоса Индийского, Варяжского, Венецианского гостей. Но нет немецкого, хотя западноевропейские товары привозились в Новгород главным образом немцами. Ганза — торговый союз северогерманских городов — в XIV— XV веках по существу монополизировала новгородский рынок, стараясь всеми возможными способами не допустить туда конкурентов из других западноевропейских стран. Начало торговых связей Новгорода с западноевропейскими странами относится к X—XI векам. В скандинавских сагах не раз упоминается торговля между новгородцами и норвежцами. В хронике Адама Бременского (XI век) приводятся слова датчан, которые рассказывали, что при попутном ветре они за один месяц преодолевали путь до Новгорода. Плавали по Балтике и новгородские купцы: в летописи под 1134 годом говорится об аресте новгородцев в Дании. В XII столетии оживились торговые отношения Новгорода с островом Готланд, расположенным в центре Балтийского моря и в XI—XIII веках являвшимся главным пунктом балтийской торговли. Преобладающее влияние на Готланде и в его главном торговом городе Висбю приобрели немецкие купцы, переселившиеся туда из северонемецких городов. В середине XII века в Новгороде уже существовала торговая фактория готландских купцов — так называемый Готский двор с церковью святого Олафа, именовавшаяся новгородцами «Варяжской божницей». Она пострадала при пожаре 1152 года, когда сгорел новгородский торг. Готский двор находился неподалеку от торга, его остатки вскрыты археологическими раскопками 1968—1970 годов на берегу Волхова (на этом месте теперь построена гостиница «Россия»). На Готланде существовало подворье новгородских купцов, также с церковью. Несколько позднее, во второй половине XII столетия, в Новгород прибывают и немецкие купцы из северогерманских городов, в первую очередь из Любека. Они основали в Новгороде Немецкий двор. Сами немецкие купцы называли его двором святого Петра (по построенной в 1192 году церкви святого Петра). Немецкий двор находился между древними Славной и Ильиной улицами, по теперешней планировке города он выходил бы на проспект Ленина напротив церкви Успения. Судя по всему, и новгородские купцы были частыми гостями Любека. Скорее всего, именно их в качестве «русских купцов» освободила от торговых пошлин грамота саксонского герцога Генриха Льва, выданная Любеку в 1163 году. С образованием Ганзы, в которую входили и Любек, и Висбю, Готский и Немецкий дворы в Новгороде были объединены под общим управлением. Дворы соединяла дорога, проходившая через княжеский двор. Чем же торговали древние новгородцы? Важнейшей статьей новгородского экспорта в средневековье были меха, высоко ценившиеся во всей Европе. Пушнина поступала в Новгород в качестве дани с новгородских колоний; нередко меха входили в оброк, выплачиваемый боярам зависимыми крестьянами, да и северное крестьянство, занимавшееся охотничьим промыслом, поставляло на новгородский рынок немало пушнины. Многие западноевропейские монархи и знатные особы носили шубы и шапки из драгоценных мехов — горностая, соболя, куницы, привезенных из Новгорода. Однако самым ходовым товаром были беличьи шкурки разных сортов, в колоссальных количествах вывозившиеся в Западную Европу. Если наиболее ценные меха считались штуками, иногда «сороками» (40 штук), то белки исчислялись сотнями, тысячами, бочками (в бочку входило до 12 тысяч шкурок). Известно, что только немецкий купец Виттенборг продал в 50-х годах XIV века за три года 65 тысяч шкурок (в основном белки), приобретенных им в Новгороде. В другом случае, даже несмотря на запрещение торговать с Новгородом, купец Фекингузен закупил в 1418—1419 годах 29 тысяч шкурок. По подсчетам исследовательницы древней новгородской торговли Анны Леонидовны Хорошкевич, в XIV—XV веках из Новгорода на Запад ежегодно вывозилось более полумиллиона шкурок. Еще одним товаром, в больших количествах вывозившимся из Новгорода, был воск. Для освещения громадных готических соборов, замков и домов были необходимы восковые свечи. Своего воска в Западной Европе не хватало. Широко распространенный на Руси бортнический промысел позволял не только удовлетворять собственные потребности, но и вывозить воск за рубеж. Поволжская, Смоленская, Полоцкая, Муромская, Рязанская земли и, разумеется, Новгородские пятины поставляли воск на новгородский рынок. Отсюда ганзейскими и русскими купцами он вывозился на Запад. Продавался воск «кругами». Каждый «круг», поступавший в продажу, должен был иметь строго установленный вес (в XV веке — около 160 кг) и быть определенного качества, что удостоверялось особой официальной печатью, при помощи которой на воске оттискивались слова «товар божий», то есть не фальшивый, изготовленный «по божьей правде». Кроме мехов и воска в последние десятилетия независимости новгородцы торговали с Западом выделанными кожами, кожаными изделиями, в частности обувью. Иногда предметами вывоза были некоторые виды сельскохозяйственной продукции и охотничьи птицы (соколы). С Запада в Новгород ввозилось много нужных товаров. Прежде всего следует назвать различные дорогие ткани, особенно сукно. Мы уже говорили о развитии ткачества в Новгороде. Продукция местных ткачей, повидимому, вполне удовлетворяла потребности жителей в повседневной одежде, а вот для праздничных одежд знатные новгородцы нередко предпочитали заграничные ткани. Особой популярностью пользовались сукна, изготовлявшиеся в городах Фландрии — Ипре, Генте, Брюгге. Ипрское сукно, а также скарлат (сукно красного цвета) много раз упоминаются в русских письменных источниках как дорогой подарок важным и могущественным людям. О размерах ввоза в Новгород дорогого сукна свидетельствует тот факт, что у немецких купцов в Новгороде было в 1410 году 200 кип сукна, или около 80 тысяч метров. Причем часть сукна, привезенного в тот год, уже была продана. Конечно, не вся материя, как и другие товары, ввозившиеся немцами, потреблялась жителями Новгорода и его земли — значительная ее часть поступала затем на рынки других русских городов. Существенное значение для ремесленного производства в Новгороде имел ввоз цветных металлов. Если потребность в железе покрывалась в основном за счет залежей болотных руд в самой Новгородской земле, то месторождениями цветных металлов новгородцы на СЕоей территории не располагали. Поэтому местные ремесленники использовали медь, свинец, олово, привезенные с Запада. На Ильинском раскопе, находившемся неподалеку от Знаменского собора, был найден по каким-то причинам не использованный в производстве кусок свинца из Польши весом в 151 килограмм. Из Западной Европы ввозились и другие необходимые в ремесленном деле материалы, например квасцы, использовавшиеся для дубления кожи, производства пергамена; из привозного прибалтийского янтаря искусные новгородские ювелиры изготавливали разнообразные украшения; применялись также импортные ртуть, мышьяк, купорос. Из пищевых продуктов ввозились балтийская сельдь, соль, а в неурожайные годы — и хлеб. В 1231 году летописец отмечал: «Прибегоша немьцы из-за моря с житом и мукою, и створиша много добра, а уже бяше при конци город сии», то есть немцы привезли хлеб и тем самым спасли от голода новгородцев, дошедших до крайности. Ганзейские купцы привозили в Новгород и напитки — французские, испанские, рейнские и греческие вина. Немцы на своих новгородских дворах варили пиво, главным образом для себя, а часть его пускали в продажу. Иногда, несмотря на запрещения западных соседей, нередко находившихся в состоянии войны с Новгородом, сюда привозили оружие, лошадей. В средние века торговля, особенно международная, была чрезвычайно опасным делом. В пути купца подстерегали бури и штормы. Главной же угрозой были разбойники. Пираты и сухопутные «лихие люди», феодалы, по земле которых пролегали торговые пути, не прочь были поживиться имуществом богатого купца. Поэтому средневековые торговцы в пути мало чем отличались от воинов. Для дальних поездок они объединялись в крупные караваны, с которыми нелегко было справиться и профессиональным воякам. Для защиты своих интересов купцы образовывали особые корпорации, гильдии. Как и в западноевропейских странах, существовали подобные объединения и в Новгороде, где они именовались купеческими сотнями, крупнейшей из которых было так называемое «Иваньское сто». Принадлежавшая иваньским купцам церковь Ивана на Опоках (отсюда название сотни) стояла на торгу и сохранилась до наших дней. Располагая уставом «Иваньского ста», мы можем судить о его деятельности. Сделаться «пошлым купцом», то есть потомственным членом сотни, мог только богатый человек, внесший в общую казну 50 гривен серебра (около 10 кг серебра). Корпорация объединяла купцов, торговавших воском. Право взвешивать весь воск, поступавший на новгородский рынок, и собирать пошлину принадлежало только ей. Для купцов разных русских земель устанавливалась неодинаковая пошлина. Наименьшую, естественно, платили новгородские купцы, смоленские и полоцкие — побольше, а самой высокой облагался воск, привезенный из Поволжья. Кроме вощаных весов в церкви Ивана на Опоках имелись и другие меры: пуд медовый, гривенка рублевая для взвешивания драгоценных металлов и «Иваньский локоть» для измерения длины привозимых тканей. Надзор за правильностью взвешивания и сохранностью эталонов был поручен старосте Ивановской церкви, сотским, а также, согласно византийской традиции, новгородскому архиепископу. При церкви Ивана на Опоках находился торговый суд. Все тяжбы по торговым делам в Новгороде между русскими купцами, русскими и иностранными мог решать только этот суд. Помимо торговых он решал и все уголовные дела новгородцев с иностранцами. В дела торгового суда не имели права вмешиваться ни князь, ни посадник, ни другие городские власти. Одним из атрибутов всевозможных средневековых объединений являлись общие праздники, пиры. На Руси они были широко распространены и назывались братчинами. Существовал свой праздник и у «Иваньского ста», продолжавшийся три дня, — праздник святого Иоанна. Богатейшее из новгородских купеческих объединений приглашало за большую плату отправлять церковную службу в своем храме трех виднейших церковных деятелей Новгорода. В первый день — архиепископа, во второй — юрьевского архимандрита, в третий — игумена Антониева монастыря. О других купеческих сотнях мы знаем мало. В начале XIII века на торгу построили каменную церковь Параскевы-Пятницы (святой, считавшейся покровительницей торговли) «заморские купцы» — новгородцы, торговавшие «за морем». В пользу церкви шла особая пошлина с приезжавших иностранных купцов. Немецкие купцы останавливались в Новгороде на ганзейских дворах, которые не имели постоянного населения. Немцы приезжали в Новгород два раза в год — летом и зимой. Из всех ганзейских контор, а они существовали еще в Лондоне, Брюгге, Бергене и других городах, новгородская была самой изолированной от города, в котором находилась. Новгородские власти не имели права вмешиваться во внутренние дела ганзейских дворов. В суде тысяцкого решались только спорные дела между немцами и русскими. Характерной чертой средневековых цехов, среди них и купеческих корпораций, была строжайшая регламентация деятельности их членов. В новгородских дворах внутренний распорядок устанавливала «скра»—особый устав, зачитывавшийся всем прибывавшим в Новгород ганзейцам. И горе было тому, кто осмеливался нарушать устав. Виновного ожидало суровое наказание. Особенно преследовалось в купеческой среде воровство. Даже за сравнительно небольшую кражу согласно уставу преступника следовало казнить. Во главе ганзейской конторы стоял ольдерман, избиравшийся сначала собранием купцов (стевеном) из очередного каравана. Позднее он назначался поочередно наиболее заинтересованными в новгородской торговле городами — Любеком и Висбю, а в XV веке Ганзейский союз вместо ольдермана назначал специального приказчика конторы. Любой средневековый цех состоял из мастеров (хозяев), подмастерьев и учеников. Приезжавшие в Новгород купцы также имели приказчиков и учеников. Купцы (хозяева) составляли стевен, прочие в нем не участвовали. Ганзейские дворы напоминали крепости. Их окружал тын из толстых бревен. Внутри дворов имелись церковь, где собирался стевен и решались насущные вопросы жизни купцов, а также хранились наиболее ценные товары, двухэтажные дома (дорисы), в которых жили купцы со своими приказчиками и учениками, помещения для торговли и хранения товаров (клети), большая палата, приказчицкая, мельница, пивоварня, баня и больница. Вечером ворота дворов накрепко запирались, а внутри спускались с цепи собаки, выставлялась стража. Русские имели право входить во дворы только днем. Немцы торговали не на торгу, а лишь на территории своих дворов. Устав запрещал им вести торгов лю с новгородцами один на один. Считалась действительной только сделка, которая заключалась в присутствии немцасвидетеля. Основным видом сделки был обмен товарами. Чтобы поддерживать высокие цены на товары, купцам разрешалось ввозить их в ограниченном количестве под страхом крупного штрафа и конфискации избыточной части товара. Категорически запрещалось торговать в кредит, а также брать товары, принадлежавшие новгородцу, на немецкие суда, с тем чтобы новгородский купец мог ими торговать на Западе. Торговые отношения немецких купцов с Новгородом регулировались специальными договорами (древнейший из дошедших до нас относится к концу XII века). Наиболее существенными были статьи договоров о предоставлении «чистого пути» немцам в Новгородскую землю, а новгородцам — по Балтике, то есть гарантии безопасности торговли. В других статьях говорилось об условиях проезда купцов по чужой территории, а также о наказаниях за причинение вреда купцам и разрешении тяжб, возникавших между русскими и немцами. Обоюдное стремление получить возможно большую выгоду от торговли приводило к острым конфликтам. Ганзейские купцы нередко поставляли сукна короче установленной меры, привозили разбавленное вино или продавали его в бочках меньшей емкости, чем было положено. Немцы в свою очередь жаловались, что новгородцы продают порченые меха, низкого качества воск, в который иногда добавлялись смола, сало, желуди, горох и даже камни. Корпоративность, присущая средневековью, приводила к тому, что обида, нанесенная на чужбине группе купцов или даже одному из них, нередко становилась причиной разрыва торговых отношений между Новгородом и Ганзой на несколько лет. Вражда обычно сопровождалась репрессиями по отношению ко всем купцам противоположной стороны (арест, конфискация товаров). Так, вражда, возникшая в результате ограбления новгородских купцов в Нарве, продолжалась семь лет. В ответ новгородцы конфисковали товары ганзейских купцов в Новгороде, хотя те не имели никакого отношения к нарвскому преступлению. В 1392 году был заключен мирный договор (Нибуров мир), в результате которого стороны пришли к соглашению и торговля возобновилась. В другом случае новгородские купцы Мирон, Терентий и Трифон были ограблены в 1420 году немецкими пиратами на Неве и доставлены в Висмар. Как только новгородцы об этом узнали, одиннадцать немецких купцов были «посажены в железо», то есть закованы в кандалы. Далее последовал обоюдный запрет на торговлю. Только в феврале 1423 года был заключен договор между Новгородом и «73 ганзейскими городами», которым урегулировались взаимные обиды, и торговля была продолжена. Изучая историю новгородско-немецкой торговли в XIII—XV веках, вплоть до присоединения Новгорода к Москве, легко заметить, что даже самые острые конфликты между торговыми партнерами рано или поздно заканчивались мирным договором. Причина ясна: торговля с Западной Европой была жизненно необходима Новгороду. Немалые барыши приносила она и немецким купцам. В XII—XV веках западное направление новгородской торговли было основным. Однако в X—XII веках много товаров привозилось с юга. Елена Александровна Рыбина, изучив распределение по ярусам новгородского культурного слоя предметов, относившихся к южному импорту, сделала вывод о том, что постоянная борьба русских княжеств с половцами в XII веке парализовала Волжский торговый путь, а в середине XIII века татаро-монгольское нашествие надолго прервало торговые связи Новгорода с югом. С Северного Кавказа ввозилась древесина самшита, из которого новгородские мастера изготавливали превосходные гребни. До слоя середины XIII века часто встречается скорлупа грецких орехов, в более поздних слоях ее находки очень редки. Широко были известны в Новгороде южные стеклянные изделия (бусы, браслеты, посуда). В домонгольский период оживленной была торговля с южными русскими землями. В Киеве существовал двор с церковью святого Михаила, принадлежавший новгородским купцам. Через Киев на берега Волхова поступали пряслица из розового шифера, изготовленные в мастерских города Овруча на Волыни. Наряду с прибалтийским в Новгород ввозился приднепровский янтарь. Из Северного Причерноморья в больших керамических сосудах привозили вино и оливковое масло. В конце XI — начале XII века богатые новгородцы пользовались фаянсовой посудой с белой поливой, расписанной кобальтом (синей краской) и марганцем (си-реневофиолетовой), центр производства которой находился в Иране. С конца XIII века в Новгород стали привозить керамику, изготовленную в Золотой Орде. Говоря о торговле, нельзя не упомянуть о том, что новгородские купцы обслуживали самые отдаленные районы обширной Новгородской земли. В письменных источниках не раз упоминаются новгородские купцы, бывавшие на Северной Двине, в Карелии, Обонежье, Торжке. Купцы привозили туда продукцию новгородских ремесленников, импортные товары, покупая продукцию местных промыслов. Итак, древний Новгород вел оживленную торговлю. Наличие большого количества сведений о торговой деятельности новгородцев, сохранившихся в письменных источниках, привело многих историков XIX — начала XX века к убеждению, что торговля и была основой экономики Новгорода. Однако это не так. Из далеких стран в Новгород привозились главным образом предметы роскоши и отчасти сырье для ремесленного производства. Экспорт из Новгорода предоставлял возможности для приобретения привозных товаров. Современные историки, не отрицая важности торговли, с полной очевидностью выяснили, что основой хозяйства Новгородской земли было сельскохозяйственное производство наряду с развитым ремеслом «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Феодальные отношения Рассказывая об отношениях Новгорода с князьями, мы неоднократно употребляли термин «новгородцы», который означал все свободное население города. Однако состав любого классового общества — а в средневековом Новгороде мы имеем дело именно с классовым обществом — неоднороден. Причем разные классы и социальные группы, как известно, отличались друг от друга не только по имущественному признаку, но и по той роли, которую они играли в политической системе общества. В древнем Новгороде привилегированным социальным слоем являлось боярство. Во времена Новгородской республики боярство — высший слой новгородских феодалов, не пополнявшаяся выходцами из других социальных групп аристократическая каста. Новгородское боярство по своему богатству и значению в политической жизни во многом напоминало римский патрициат эпохи расцвета республики, сенатское сословие, которое занимало высшие посты в государстве и так же не пополнялось выходцами из других сословий. Боярским семьям принадлежали огромные земельные владения в новгородских пятинах. По новгородской традиции в высшие руководители республики избирались только лица из боярского сословия. Вопрос о происхождении новгородского боярства в настоящее время не вполне ясен. Одни исследователи высказывали мысль, что боярами сначала стали воины княжеской дружины, осевшие в Новгороде и влившиеся в местное общество. Другие полагают, что боярство образовалось из представителей местной родоплеменной знати. Последнее предположение подкрепляется результатами раскопок в Неревском конце, где открыт комплекс усадеб, принадлежавших в XIV—XV веках знаменитому посадническому роду бояр МишиничейОнцифоровичей. Выяснилось, что эти усадьбы с неизменными границами существовали с X века. Однако не удалось проследить преемственность владельцев усадеб с первых десятилетий существования Новгорода до XIV века. Не исключена возможность, что в формировании новгородского боярства участвовали и местная знать, и пришлая дружина. Изучение писцовых книг, берестяных грамот и других источников показало, что основой могущества новгородских бояр в XIV—XV столетиях было крупное землевладение в сочетании с политической властью. Боярское землевладение имело феодальный характер. Это значит, что на земле, принадлежавшей боярам, трудились зависимые крестьяне, платившие землевладельцам феодальную ренту в виде различных натуральных и денежных податей. Писцовые книги дают яркую картину феодальных отношений во второй половине XV века. Встает вопрос: когда и какими способами новгородское боярство сумело накопить огромные земельные владения? Другими словами, когда и как в Новгородской земле победил феодализм? Проблема возникновения феодальных отношений на Руси — одна из сложнейших и наиболее важных проблем современной исторической науки. Скудость источников пока не позволяет исследователям достаточно убедительно и детально реконструировать экономические и социальные отношения. Отрывочность и порой недостаточно ясная терминология источников дают возможность для различных, нередко взаимоисключающих, толкований. Между учеными ведутся дискуссии. Предстоит еще много работы. Подавляющее большинство русских дореволюционных историков отрицали существование в Древней Руси феодальных отношений. Лишь некоторые указывали на сходство отдельных институтов западноевропейского и русского средневековья. Концепция русского феодализма была создана только в советское время, в 1930-х годах, в трудах академика Б. Д. Грекова. В результате своих исследований Б. Д. Греков выделил переходный период от родового строя к феодальному. У восточных славян он продолжался с VI по VIII век. В это время, по мнению Б. Д. Грекова, происходило разложение общинно-патриархального строя, развивалось имущественное и политическое неравенство, на основе которого возникли классы. Именно в VI—VIII веках появилась частная собственность на землю, стали развиваться крупное землевладение и эксплуатация землевладельцами крестьянобщинников. Тогда же появились и первые восточнославянские политические объединения. Б. Д. Греков писал: «IX век застает завершение этого процесса в форме огромного Древнерусского раннефеодального государства. В течение IX—XI веков при активном содействии надстройки происходит дальнейшая феодализация древнерусского общества». Основное содержание процесса феодализации, согласно Б. Д. Грекову, — превращение свободных общинников (смердов) в зависимых, обрабатывающих землю, принадлежавшую феодалам (князьям, боярам). Феодалы присваивали прибавочный продукт, создаваемый смердами, в виде земельной ренты. Концепция Б. Д. Грекова была поддержана большинством советских историков и получила дальнейшее развитие в трудах академиков М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина, Б. А. Рыбакова, многих других ученых. Все советские историки солидарны в том, что в своем развитии Россия прошла этап феодальной общественно-экономической формации. Однако вопрос о времени возникновения феодальных отношений до сих пор не может считаться окончательно решенным, и ныне вокруг него не утихают споры. Уже в дискуссиях об общественно-политическом строе Киевской Руси, которые велись в советской исторической науке в 1930-х годах, ученые обращали внимание на значительную роль рабского труда в хозяйстве Древней Руси. А П. П. Смирнов и А. В. Шестаков говорили о рабовладельческой природе Древнерусского государства. В последние десятилетия большое значение рабского труда в Древней Руси отмечали А. А. Зимин, A. П. Пьянков, И. Я. Фроянов, С. А. Покровский. B. И. Горемыкина считает даже, что рабовладельческий уклад был главным экономическим укладом в Древней Руси и характеризует древнерусское общество как рабовладельческое. Некоторые исследователи относят время возникновения феодальных отношений к более позднему времени, чем Б. Д. Греков и его последователи. С новой концепцией общественного строя Древней Руси выступил И. Я. Фроянов. Скрупулезный анализ источников привел его к общему выводу, что Киевская Русь не была феодальным государством, а лишь стояла на пороге возникновения феодальных отношений. Из конкретных выводов выделим два наиболее существенные. Во-первых, в основе экономической жизни Руси X—XII веков лежала не частная собственность феодалов на землю, а землевладение общинников-крестьян; зарождавшиеся вотчины князей и бояр были лишь островками, затерянными в море свободного крестьянского землевладения. Во-вторых, в сфере социально-политической (и это тесно связано с экономикой) народ играл весьма активную роль; народное ополчение было основой вооруженных сил Киевской Руси, а с помощью веча, с решениями которого считались древнерусские князья, народ влиял на политические дела. Концепция И. Я. Фроянова, по мнению автора этих строк, в гораздо большей степени, чем концепция Б. Д. Грекова, находит опору в показаниях источников. Действительно, ни о появлении частной собственности на землю, ни тем более об эксплуатации крестьянобщинников землевладельцами ничего не говорят источники не только VI—VIII, но и IX— X столетий. В то же время выводы И. Я. Фроянова вполне согласуются и, это для нас сейчас самое главное, с новгородским материалом XII—XV веков. Для определения характера общественного строя Древней Руси необходимо уяснить главные критерии, позволяющие считать то или иное общество феодальным. При большом разнообразии форм феодального строя в разных странах и на разных этапах развития феодализма можно выделить две важнейшие черты, характеризующие производственные отношения при феодальной общественно-экономической формации. Во-первых, это монополия собственности господствующего класса феодалов на землю с жившими на этой земле крестьянами, находившимися в зависимости от землевладельца (формы этой зависимости могли быть самыми разными). Во-вторых, экономическая реализация земельной собственности в виде мелкой агрикультуры, выражавшейся в наличии у крестьянина самостоятельного хозяйства, ведущегося на принадлежавшей земельному собственнику (феодалу) земле. Исходя из сказанного, коренным вопросом возникновения феодализма на Руси является вопрос о времени появления крупной частной земельной собственности и степени монополизации землевладения князей и бояр. Исследования И. Я. Фроянова показали, что во времена Киевской Руси основным источником доходов князей были дани, военная добыча, судебные и торговые пошлины. Этими доходами князь должен был делиться со своими дружинниками, которые несли вместе с ним тяготы военных походов, помогали ему в управлении подвластной территорией. В XI веке (а может быть, уже во второй половине X века) впервые русские князья, а позднее и бояре начинают обзаводиться собственными селами. Эти владения в XI—XII веках были небольшими. В них эксплуатировался труд рабов (челяди и холопов) и полусвободных (рядовичей и закупов). Основным же производителем сельскохозяйственной продукции были свободные земледельцы, объединявшиеся в сельские общины и пахавшие свою землю. Таким образом, в Древней Руси не было монополии князей и бояр на землю, а сама частная земельная собственность только зарождалась. Думается, прав московский историк Владимир Борисович Кобрин, считающий первые боярские вотчины своего рода подсобными хозяйствами, которые в условиях господства натурального хозяйства, когда производство сельскохозяйственных продуктов на рынок было незначительным, должны были избавить бояр от закупок зерна и мяса, масла и молока. Бояре должны были сами обеспечивать свой повседневный и праздничный стол, покупались лишь заморские деликатесы и виноградные вина. По мнению В. Б. Кобрина, «первоначально более крупная вотчина просто была не нужна». В Новгородской земле землевладение князей и бояр возникло позднее, чем на юге Руси. В. Л. Янин, специально исследовавший процесс возникновения и развития феодальной вотчины, установил, что княжеское землевладение появилось в Новгородской земле на рубеже XI—XII веков. Несколько позднее возникают боярские вотчины. В отличие от других районов Древней Руси на северо-западе княжеское землевладение не получило заметного развития. В. Л. Янин справедливо отметил, что коль скоро в X — начале XII века существовала традиция посылать для управления Новгородом наследника киевского престола, то у новгородских князей не было стимула расширять земельные владения. Тем более такого стимула не было позднее, когда новгородцы, осуществляя принцип «вольности в князьях», часто князей меняли. По-видимому, у новгородских князей, главными доходами которых были дани, виры и продажи (судебные пошлины), то есть средства, которые шли князю, как главе государства, имелись в XII—XIII веках отдельные земельные владения, принадлежавшие им как частным владельцам. Из источников нам известно только одно такое владение — Терпужский погост Ляховичи на реке Ловати. Согласно грамоте первой половины XII века, князь Всеволод Мстиславич подарил его Юрьеву монастырю. Возможно, были и другие, неизвестные нам княжеские владения, которые позднее стали собственностью Новгородской республики. Во всех новгородско-княжеских договорах середины XIII—XV века обязательно содержится пункт, запрещающий новгородским князьям, а также их боярам и дворянам «села держати по Новгородской волости». Попытки князей и их окружения захватить либо купить земельные владения в Новгородской земле немедленно пресекались новгородцами. Захваченные села отдавались прежним владельцам, равно как и купленные, только во втором случае незаконным покупателям возвращались их деньги. Исключение составляли сенокосы, необходимые для содержания княжеских коней. Судя по археологическим данным, едва ли не на каждой новгородской усадьбе содержали скот. По-видимому, все горожане, и знатные, и простые, имели поблизости от города пожни, ведь в писцовых книгах нет никаких сведений о поставках сена крестьянами землевладельцам. Да и нелепо было бы везти сено издалека в Новгород, вокруг которого было немало сенокосных угодий. Поэтому в новгородско-княжеских договорах постоянно упоминаются пожни князей и их «мужей». Скорее всего, «рель», подаренная князем Всеволодом Мстиславичем Юрьеву монастырю в 1134 году, являлась частью княжеского подгородного сенокоса. Исключительно важные материалы, подтверждающие выводы И. Я. Фроянова о том, что главные доходы древнерусских бояр состояли в основном из княжеского жалованья за исполнение поручений по делам суда и управления, дали археологические раскопки. В Новгороде найдены деревянные цилиндры, использовавшиеся в качестве замков для запирания мешков с ценностями. На цилиндрах имеются изображения княжеских знаков и надписи, упоминающие князя, «емца» (сборщика податей), «мечника» (княжеского слугу), знаки денежных сумм. Существенно то, что цилиндры найдены не в княжеских резиденциях, а на городских усадьбах в разных районах города, в слоях с 70-х годов X века до конца XI века. Причем в дальнейшем эти усадьбы известны как владения могущественных боярских кланов. Нет сомнений в правоте В. Л. Янина, который рассматривает находки цилиндров как доказательство активного участия местной родоплеменной аристократии в сборе и разделе государственных доходов Новгорода в X—XI веках. Участие боярства в распределении государственных доходов в более позднее время хорошо прослеживается по берестяным грамотам XII—XV веков. Берестяные грамоты свидетельствуют также, что важным источником обогащения новгородских бояр было ростовщичество. Кроме того, из летописи известно, что во время восстания 1207 года против Мирошкиничей новгородцы уничтожили на усадьбах ненавистных бояр много долговых досок. Образцы таких досок найдены при раскопках. На их краях зарубками отмечалась сумма долга денежного или натурального (например, зерна). Интересно, что в берестяных грамотах XI—XII веков полностью отсутствуют какие-либо упоминания о земле. Впервые сведения о земле встречаются в грамотах XIII века, а частыми становятся в XIV—XV веках. В ранних грамотах основная тема — деньги, Концентрация крупных денежных средств позволила боярству в дальнейшем перейти к покупке земли у крестьян. К первой половине XII столетия относятся сведения о появлении частной собственности на землю. В купчей Антония Римлянина, датируемой 1135 —-1147 годами, говорится о покупке Антонием участка земли «у Смехна да у Прохна у Ивановых детей у посадничих». В завещании Антония сказано, что еще раньше Антоний приобрел участок земли, на котором был основан Антониев монастырь. Вслед за возникновением частной собственности на землю появляется частный земельный акт, предназначенный для закрепления прав нового владельца на купленную, обмененную, подаренную землю. Акт должен был служить доказательством этих прав в суде. Первоначально земельные сделки заключались, по-видимому, в устной форме в присутствии свидетелей. Как правило, в роли свидетелей выступали наиболее уважаемые из соседей. Они должны были в случае необходимости подтвердить на суде законность заключенной сделки. Переход земли из рук в руки сопровождался символическими действиями. Вводя во владение участком земли нового хозяина, нужно было обойти с куском дерна границы участка Письменные акты на землю поначалу составлялись в исключительных случаях, когда у завещателя не было прямых наследников либо покупатель был чужестранцем, как Антоний Римлянин, либо земля, помимо родственников, передавалась в руки монастыря, как сделал Варлаам Хутынский. Во всех остальных случаях необходимости в письменном акте не было. Первоначально частные акты не утверждались представителями власти, не имели строго определенной письменной формы. Составители грамот хорошо понимали магическую силу написанного слова. Все ранние грамоты (включая княжеские) завершаются так называемой санкцией, заклятием. Например, духовная некоего Климента (середина XIII века) заканчивается словами: «Аже (если.— В. А.) кто вьступит на сю грамоту, да не со мной с одным станет пре(д) богом, со всим моим племенем». Авторы актов призывали на помощь небесные силы, считая, что они помогут предотвратить возможные нарушения прав собственности, записанные в документе. Составление письменных актов становится обязательным во второй половине XIV века. К этому времени значительно усложняются поземельные отношения в Новгородской земле. Покупка, обмен, дарение, заклад земли стали частыми. В отличие от актов XII—XIII веков частные акты XIV—XV веков писались уже по твердо установленной форме и во избежание подделок скреплялись свинцовыми печатями наместников новгородского архиепископа. В XII—XIII веках боярские села обслуживались рабским трудом. Об этом свидетельствуют частные акты XII столетия (духовная Антония Римлянина, данная Варлаама Хутынского). В берестяной грамоте № 510 (конец XII — первая половина XIII века) говорится, что из проданного села «розвели целядь (то есть челядь, рабов.— В. А.), и скотину, и кобыл, и рожь». Видимо, только в конце XIII — начале XIV века новгородское боярство и другие категории землевладельцев переходят к эксплуатации лично свободного крестьянства. В настоящее время еще трудно точно указать все причины, которые привели к феодализации Новгородской земли. Необходимо продолжение исследований. Тем не менее некоторые предположения можно высказать. К числу главных причин, по-видимому, нужно отнести такие. Развитие появившейся еще в XII веке частной собственности на землю. Крупные достижения в развитии сельскохозяйственного производства в XIII— XIV веках, к которым относятся совершенствование основных орудий труда (появление сохи с полицей, усовершенствование косы и т. д.), постепенное вытеснение трехпольем древнего перелога (хотя перелог еще многие столетия спустя использовался русскими крестьянами в сочетании с трехпольем); все это, вместе взятое, значительно повысило производительность труда в сельском хозяйстве, подняло урожаи. Земля стала приносить больший, чем прежде, доход. Появилась возможность использовать более производительный, чем рабский, труд лично свободных крестьян. Крестьяне на чужой земле вели свое хозяйство и были более, чем рабы, заинтересованы в увеличении производства. Они платили фиксированные подати землевладельцам и государству, а все, что было произведено сверх этих податей, шло на личное потребление крестьян. Следует учитывать также рост городского населения и развитие рыночных отношений. На рынке с большой выгодой можно было реализовать часть сельскохозяйственной продукции. XIV столетие — решающий этап феодализации, характеризующийся бурным развитием земельных владений. К концу XIV века феодальные отношения побеждают окончательно. Впрочем, рабский труд продолжал применяться в сельском хозяйстве и в XV веке, и позднее. Согласно данным писцовых книг, роль рабского труда была невелика. В конце XV века из учтенных дворов холопьих было 2,6 процента. В подавляющем большинстве дворов жили лично свободные крестьяне, обрабатывавшие землю феодалов. Косвенным доказательством завершения в основном процесса феодализации в Новгородской земле можно считать появление термина «крестьянин» на рубеже XIV—XV веков. В русских письменных источниках XI—XIII веков термин «хрестьяне» или «крестьяне» хорошо известен. Он обозначал сторонников христианской религии в отличие от иноверцев. Берестяные грамоты и акты показывают, что в конце XIV — начале XV века появляется второе значение термина «крестьяне» — сельское население, земледельцы, сохранившееся до наших дней. Этот термин быстро вытесняет другие («селяне», «сироты» и т. д.) и становится наряду с термином «люди» главным для обозначения лично свободных земледельцев, живущих на земле феодалов. Вероятно, к началу XV века сельское население стало социально однородным. Подавляющее большинство крестьян попало в феодальную зависимость. Писцовые книги свидетельствуют, что почти вся территория новгородских пятин была освоена феодалами. Они стали монополистами земельной собственности. Основными путями роста земельных владений были государственное пожалование и покупка земли у крестьян. Первый путь известен по княжеским актам XII века. Юрьев монастырь получил по грамоте великого князя Мстислава Владимировича и его сына князя Всеволода Мстиславича волость Буйцы, Пантелеймонов монастырь по просьбе Изяслава Мстиславича получил от Новгорода село Витославлицы и смердов. В конце XIV века, как сказано в одной из духовных, Новгород пожаловал боярину Остафию Онаньевичу и его отцу «грамоту на Волжане». Эти земли находились на севере, на реке Ваге, притоке Северной Двины. Их стоимость выражалась огромной по тем временам суммой — примерно 500 рублей. Второй путь также отразился в источниках. В первой половине XIV века один из представителей могущественной посадничьей семьи Мишиничей, боярин Лука Варфоломеевич, купил Тайбольскую землю у старосты Родиона и у всей братии. Примерно в то же время другой боярин, Василий Матвеевич, согласно сохранившейся рядной, купил у старосты Азики и «его братьи» земли целого Шенкурского погоста на Ваге. Помимо двух главных способов был еще один, третий — насильственный захват. Уже в грамотах XII века, фиксирующих дарение земель монастырям, в конце актов непременно имеется санкция — заклятие против тех, кто будет «вступаться» в подаренные владения или «хто имет силу деяти», то есть силой отбирать землю. По упоминавшейся рядной Василия Матвеевича, покупке земли предшествовал насильственный захват и только попытка старосты Азики обратиться к княжескому суду заставила боярина заключить договор с крестьянами и купить у них захваченные земли. В XIV—XV веках отношения между феодалами и крестьянами строились на договорной основе. В берестяной грамоте № 136 (XIV век) говорится: «Се до-концяху Мыслове дети, Труфане з братьею, давати ус-пов 6 коробей ржи да коробья пшеницы, 3 солоду, дару куница да пуд меду; детем по белки 3 и 3 горсти лену, боран оу новину». Это значит, что дети некоего Мысла, Трифон и его братья, договорились платить ежегодно феодалу, имя которого в грамоте не названо, натуральные повинности, состоящие из 6 коробей (в каждой коробье 7 пудов) ржи, коробьи пшеницы, 3 коробей солоду, шкурку куницы, пуд меду. Кроме того, детям феодала полагалась особая подать в 3 белки, 3 горсти льна и барана. Среди немногочисленных новгородских пергаменных грамот сохранился единственный в своем роде договор крестьян Робичинской волости (в Водской пятине) с Юрьевым монастырем о размерах ежегодных поставок в монастырь (то есть феодалу) натуральных и денежных повинностей. В XV веке основными повинностями, которые платили крестьяне землевладельцам, были «yen», или «посоп», и «мелкий доход». «Усп», вероятно, происходит от слова «сыпать» («ссыпать») зерно в житницу феодала и выражался в коробьях зерна. В «мелкий доход» входили деньги, различные продукты животноводства, лен, меха, рыба и т. д. в различных пропорциях, зависевших от потребностей феодала. Кроме того, крестьяне крупных вотчин платили «ключничий доход», предназначавшийся боярскому управляющему, ключнику. Помимо владельческих повинностей крестьяне платили налоги в пользу Новгородского государства. В источниках упоминается «поралье посадника и тысяцкого» — особый налог, предназначавшийся высшим магистратам республики. Известен также собиравшийся с сельского населения Новгородской земли «черный бор», который шел великому князю, собиравшему со всей Русской земли так называемый «выход» ордынским ханам. Поскольку новгородские крестьяне были лично свободными, они пользовались правом перехода из одной феодальной вотчины в другую. Имелась также возможность освоения новых территорий, например на севере Новгородской земли. Крестьянские переходы являются единственной известной по источникам формой социального протеста против феодальной эксплуатации в республиканский период. О том, что повинности в пользу феодала нередко были очень тяжелыми, свидетельствуют берестяные грамоты. Вот, например, отрывок из берестяного письма ключника боярину первой половины XV века: «Како, осподине, пожалуеши волости? Половина пуста, а которо осталися, ити хотя. Жалуби хотя, осподине, жалуби, цобы, осподине, подати убавити». Помимо тяжести повинностей причиной переходов был протест против действий ключников. В коллективной челобитной второй половины XIV века крестьяне жалуются своим господам Юрию и Максиму: ключник «за нас не стоит, нас продает, и окрадони от ного есми... а мы в есми в том погибли». Авторы челобитной просят Юрия и Максима дать им «смирного человека», в противном случае угрожают уходом («Аже ему будеть сидить, нам сили ниту сидити»). Об экономической мощи и политическом значении новгородского боярства имеется свидетельство фламандца Гильбера де Ланнуа, который в своем описании Новгорода, где он побывал в 1413 году, отметил: «Внутри упомянутого города живет много больших сеньоров, которых они называют боярами, и там есть такие горожане, которые владеют землей в 200 лье длины (около 900 км. — В. А.), богаты и могущественны удивительно. И не имеют русские великой Руси (точнее, Новгорода.— В. А.) других властителей, кроме этих бояр, выбираемых по очереди так, как хочет община». Наблюдения рыцаря очень точны. За исключением, пожалуй, протяженности боярских владений. Земля, принадлежавшая боярским семьям, почти никогда не располагалась сплошным массивом. Обычно она состояла из десятков, а то и сотен волостей, сел, участков, находившихся в разных погостах различных пятин. Кроме бояр к новгородским феодалам относились так называемые житьи люди. Термин этот появился в письменных источниках во второй половине XIV века. По новгородским писцовым книгам рубежа XV— XVI веков видно, что некоторые новгородские житьи владели не меньшим количеством земли, чем боярские семьи. Так, житьему Василию Деревяшкину принадлежали 88 деревень со 154 крестьянскими дворами, а житий Алексей Квашнин владел 72 деревнями со 128 дворами. Житьи участвовали в вече, их представители входили в состав новгородских посольств к великим князьям. Однако между житьими и боярами была существенная разница: даже самый богатый житий не мог стать боярином, а значит, не мог быть избран на высшие государственные должности. Еще одной социальной группой населения средневекового новгородского общества было купечество. В дореволюционной исторической литературе купцам нередко отводилась чуть ли не главная роль в политической жизни республики. Советские исследователи считают, что политическую роль купцов не стоит преувеличивать — она была довольно скромной. Купечество упоминалось среди свободного населения Новгорода лишь в тех грамотах новгородского веча, которые касались торговых отношений с Западом. В договорах же Новгорода с князьями купцы постоянно фигурируют рядом со смердами. Нужно иметь в виду, что новгородское купечество не было однородным по составу. Чрезвычайно богатых купцов (вспомним былинного Садко, рисковавшего состязаться в богатстве Со всем Новгородом) называли в древности гостями — они вели торговлю с другими городами и странами. Но больше было тех, которых и называли собственно «купцами»,— занимавшихся внутригородской торговлей. Богатые гости строили церкви, иногда владели землей с зависимыми крестьянами. В Новгороде, крупном ремесленном центре, во все века было много мастеров. Свободные ремесленники, владевшие собственными мастерскими, а также рыбаки, носильщики стояли на низшей ступени общественной иерархии и именовались в целом «молодчими», или «черными», людьми. Помимо перечисленных групп свободных горожан в Новгороде имелись жители несвободного состояния. Рабы служили главным образом в городских усадьбах феодалов. В Древней Руси мужчину-раба называли холопом, а женщину — робою. На их долю приходилась самая тяжелая и грязная работа. Никакого участия в политической жизни республики рабы, конечно, не принимали. «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Республика Высшим органом власти в республике являлось вече. О древнерусском вече написано немало и дореволюционными, и советскими историками. Однако ученые до сих пор не пришли к единому мнению по такому, например, важнейшему вопросу, как состав участников вечевых собраний. В сегодняшней науке существуют две основные точки зрения. Одни исследователи полагают, что в вече участвовали все свободные мужчины Новгорода независимо от их социального статуса. Другие считают новгородское вече собранием владельцев городских усадеб, которых, по мнению этих историков, было около пятисот. По-видимому, ближе к истине первые. Новгородские грамоты, написанные от имени веча в последние десятилетия существования республиканского строя, перечисляют должностных лиц и основные категории участников веча, обычным местом собраний которого был Ярославов двор, у стен сохранившегося доныне Никольского собора. Вот что, например, говорится в жалованной грамоте новгородского веча Соловецкому монастырю, написанной между 1459 и 1470 годами. Соловецкие монахи «били челом» «господину преосвященному архиепископу Великого Новагорода и Пьскова владыкы Ионы, господину посаднику Великого Новагорода степенному Ивану Лукиничу и старым посадникам, господину тысяцкому Великого Новагорода степенному Труфану Юрьевичу и старым тысяцким и боярам, и житьим людем и купцам и черным людем и всему Господину Государю Великому Новугороду, всим пяти концем на веце на Ярославле дворе». Ценность этого и подобных документов в том, что здесь перед нами предстают все те, кто решал на вече важные вопросы и гордо именовал себя Господином Государем Великим Новгородом. Тут и бояре, и житьи, и купцы, и «черные» люди. На вече решались самые существенные вопросы внешней и внутренней политики республики. Приглашение и изгнание князей, вопросы войны и мира, союза с другими государствами — все это входило в компетенцию веча. Вече занималось республиканским законодательством — на нем утверждена новгородская Судная грамота. Вечевые собрания — одновременно высшая судебная инстанция Новгорода: изменников и лиц, совершивших другие государственные преступления, нередко судили и казнили на вече. Обычным видом казни преступников было низвержение виновного с Великого моста в Волхов. Вече распоряжалось земельным фондом республики. Оно выдавало грамоты на владение землей различным церковным корпорациям, а также частным лицам. Видимо, в известной степени именно вечевым пожалованиям обязаны своими земельными богатствами новгородские бояре. На вече происходили выборы республиканских должностных лиц: архиепископов, посадников, тысяцких. Мы сравнительно мало знаем о том, как проходили вечевые собрания. Дело в том, что летописец отмечает, как правило, только такие вечевые сходки, которые собирались при обстоятельствах, с его точки зрения, важных или необычных. Руководил вечевым собранием, скорее всего, посадник. Ораторы обращались к участникам веча с так называемой вечевой степени. Вероятно, именно кирпичное основание вечевой степени удалось обнаружить в 1939 году экспедиции А. В. Арциховского неподалеку от южного входа в Никольский собор. В основе решений веча лежал принцип единогласия. Для принятия решения требовалось согласие подавляющего большинства присутствующих. Однако достигнуть такого согласия удавалось далеко не всегда, во всяком случае не сразу. Нередко вече обсуждало какой-нибудь вопрос по нескольку дней. Политическая борьба подчас была очень острой и доходила до вооруженных столкновений. Чтобы уяснить себе характер политической борьбы в Новгородской республике, необходимо отчетливо представлять, что Новгород был федерацией пяти самоуправляющихся городских районов — концов. Вероятно, на вечевой площади жители каждого конца собирались в определенном месте. Каждый участник веча представлял не только самого себя, даже не столько самого себя, сколько свой конец. К трем первоначальным городским поселкам, существовавшим в X столетии,— Славенскому, Неревскому и Людину — в течение XII—XIII веков прибавились еще два: Плотницкий и Загородский. Таким образом, в XIII—XV веках в Новгороде было пять концов. Каждый из них имел собственное вече, своих старост, свою политическую организацию, церкви, монастыри, кончанскую землю, казну. Кончанская администрация ведала, видимо, и управлением новгородскими пятинами. Пять концов — пять пятин. К сожалению, документы республиканского периода об этом молчат. Однако имеется очень интересное свидетельство иностранца, имперского посла Сигизмунда Герберштейна. Он побывал в Новгороде через четыре десятилетия после ликвидации его самостоятельности, когда были еще живы воспоминания о республиканских порядках. В отличие от многих иностранцев, писавших о России, Герберштейн знал русский язык, был тонким наблюдателем, старался давать объективные, полные и точные сведения. В своих «Записках о московитских делах» Герберштейн писал: «Некогда, во время цветущего состояния этого города (Новгорода.— В. А.), когда он был независимым, обширнейшая область его делилась на пять частей; каждая из них не только докладывала все общественные и частные дела надлежащему и полномочному в своей области начальству, но могла, исключительно в своей части города, заключать какие угодно сделки и удобно вершить дела с другими своими гражданами,— и никому не было позволено в каком бы то ни было деле жаловаться какому-нибудь иному начальству того же города». У нас нет оснований не доверять этому ценному для истории Новгородской республики рассказу Новгородские концы состояли из улиц. Жители каждой улицы, а точнее, владельцы усадеб выбирали из своей среды двух старост, ведавших уличанскими делами. Улица одновременно являлась церковным приходом. Поэтому важной заботой уличанской общины было строительство и поддержание в порядке здания церкви, выборы священников и всего церковного причта. Берестяная грамота № 276, относящаяся ко второй половине XIV века, свидетельствует, что улицы имели свой собственный суд, состоявший из двух уличанских старост и священников приходской церкви. Суд разбирал, скорее всего, внутриуличанские конфликты. Каждая уличанская община владела строго ограниченной и веками неизменной территорией. Охрана территории и контроль над внутриуличанскими земельными сделками были важнейшими функциями уличанских старост. Только с их ведома и разрешения можно было покупать и продавать дворы. Старосты зорко следили за всеми нарушениями границ территории, принадлежавшей улице. Известен случай, когда в 1439 году немецкие купцы, жившие на Готском дворе, поставили новые ворота и при этом стесали на ширину ладони плахи мостовой соседней Михайловой улицы. Однако даже столь незначительное нарушение владельческих прав уличанской общины привело к чрезвычайно острому конфликту. Жители Михайловой улицы во главе со своими старостами потребовали переставить злополучные ворота туда, где стояли прежние. В конфликт оказались вовлеченными вече, владыка, посадник, тысяцкий. Немцы были вынуждены отступить. Конфликт продемонстрировал силу уличанской общины, сплоченность жителей улицы и их решимость защищать от посягательств каждую пядь своей земли. Во главе концов стояли боярские группировки, являвшиеся традиционными политическими руководителями массы кончанского населения. Политическая борьба на вече представляла собой борьбу концов, а значит, борьбу различных боярских группировок. Нередко один конец выступал против остальных или два конца заключали союз против трех других. Когда мнения на вече разделялись, то и само вече распадалось на две части: одни переходили на Софийскую сторону (чаще всего к Софийскому собору), другие оставались на Ярославовом дворе. Такое положение приводило к вооруженным конфликтам, ареной которых становился Великий мост. Завершались конфликты переговорами и заключением соглашений — стороны приходили к компромиссу. Главной действующей силой в политической борьбе являлись простые новгородцы, народ. Существование любого классового общества с антагонистическими классами обязательно связано с классовой борьбой обездоленных, угнетенных против угнетателей и эксплуататоров. Такая борьба, разумеется, имела место и в феодальном обществе, в том числе и в Новгородской республике. Однако формы классовой борьбы были чрезвычайно специфичными. Они сильно отличались от тех форм, которые приняла классовая борьба в XIX—XX столетиях. Многие историки 1930—1950-х годов упрощенно понимали классовую борьбу в республиканском Новгороде. Они рассматривали многочисленные новгородские восстания, зафиксированные летописью в XII— XV веках, как борьбу всех низших слоев населения города против всех феодалов. По представлениям современных исследователей, картина политической борьбы в Новгороде выглядит гораздо более сложной. Для победы в классовой борьбе совершенно необходимо, чтобы угнетенные отчетливо представляли противоположность своих классовых интересов интересам угнетателей, нужно также иметь ясную политическую цель и обязательно свою собственную организацию. Перечисленных условий в средневековом Новгороде еще не было. Прошли многие столетия, прежде чем уровень классового сознания городских низов мог подняться до понимания ими своих задач. Этот уровень даже в XV веке не достигал той высоты, при которой борьба против злоупотреблений и насилий феодальной верхушки перерастала бы в борьбу против феодального строя и боярской власти. В сознании городских низов республиканского периода и не мелькала мысль о создании своей собственной, небоярской власти. Активно участвуя в политической борьбе, народ оказывался способным на расправы с отдельными боярами, но не на свержение боярской власти в республике. Не имея своей политической организации, «черные» люди Новгорода входили вместе со своими соседями-боярами в состав территориальных кончанских организаций, которыми бояре руководили. Поэтому классовые, антифеодальные по существу выступления городских низов, особенно в голодные годы, выливались в форму борьбы против «чужих» бояр из другого конца в союзе и во главе со «своими» кончанскими боярами. Приводили же они, и то не всегда, лишь к смене боярских группировок у власти в государстве. Бояре умело использовали недовольство народа в своей политической игре. Они настраивали «черных» людей против находившихся у власти своих политических противников, доказывая, что только те виноваты в бедствиях, вызвавших недовольство народа. Бояре вынуждены были постоянно считаться с настроениями городских низов. Таким образом, на протяжении всей истории Новгородской республики между боярскими кончанскими группировками шла бесконечная борьба за власть, причудливо переплетавшаяся с антибоярской борьбой «черных» людей. Борьба эта то обострялась, то затихала в те периоды, когда усиливалась внешняя опасность. Бояре соперничали за обладание должностью главы новгородского правительства — посадника. Посадники постепенно сосредоточили в своих руках основные рычаги государственного управления. В. Л. Янин, много сделавший для изучения истории новгородского посадничества, установил, что оно прошло в своем развитии несколько этапов. Сначала, вплоть до ПО' следних лет XIII века, посадников избирали на неограниченный срок. С конца XIII века устанавливается годичный срок для нахождения в должности. Впрочем, один и тот же боярин мог быть избран несколько раз. Создается коллегия из трех человек (два от Софийской стороны и один — от Торговой), из которых и выбирают раз в год, в феврале, нового посадника (год по тогдашнему календарю начинался 1 марта). С реформы 1354 года, по мнению В. Л. Янина, избираются уже не один, а шесть посадников: два от Плотницкого конца и по одному от остальных четырех. Из них один каждый год избирался в главные, «степенные» (от слова «степень») посадники. Наконец, в 1410-х годах проводится еще одна реформа, увеличившая число посадников до нескольких десятков во главе со степенным посадником, выбиравшимся на полгода. Смысл изменений заключался в том, чтобы снизить остроту борьбы между разными боярскими группировками, увеличив количество бояр, непосредственно участвовавших в управлении. Однако полностью прекратить столкновения бояр не удалось. Они вплоть до конца новгородской самостоятельности ослабляли республику. Посадников, тысяцких и, по всей видимости, других должностных лиц республики новгородцы избирали по жребию из определенного круга кандидатов. Как мы увидим далее, архиепископа также избирали по жребию из трех кандидатов. В одном из немецких ганзейских документов XV века прямо сказано, что посадников выбирают наугад, гаданием. Гильбер де Ланнуа пишет, что бояр избирали на должности «по очереди». Избрание по жребию —одна из важных особенностей новгородской политической системы. Посадник, позднее степенный посадник, председательствовал на вече, возглавлял наряду с князем новгородское войско. Он участвовал в посольствах в другие государства. Имя посадника стоит в международных договорах Новгорода вслед за именем архиепископа, раньше имен других руководителей республики. Вместе с князем или его наместниками посадник осуществлял суд, вместе с князем назначал и сменял тех должностных лиц государства, которые не избирались на вече (вече избирало лишь высших магистратов). Вторым по значению после посадника был избиравшийся на вече тысяцкий. Так же как и посадники, тысяцкие первоначально назначались князьями. Тысяцкие известны в Киеве, Чернигове, других древнерусских городах. Должность выборных тысяцких появляется в Новгороде в конце XII века. Она тесно связана с делением Новгорода и Новгородской земли на сотни. Вопрос о сотнях и их месте в территориально-административной системе древнего Новгорода не может в настоящее время считаться окончательно решенным. Некоторые историки высказывали предположение, что Новгород, состоявший в начале своего существования из трех боярских поселков, стал постепенно увеличиваться за счет пришлого населения, селившегося на свободных участках и не входившего в складывавшиеся тогда кончанские организации во главе с боярами. Эта часть городских жителей и образовала сотни, возглавлявшиеся сотскими и подчинявшиеся князю. Князь для управления сотнями назначал тысяцкого. С конца XII века, когда вече впервые избрало тысяцким Миронега, сотни стали подчиняться вечу. В документах XII—XIII веков новгородский тысяцкий фигурирует в качестве представителя от «черных» людей, то есть от населения сотен, низшего, непривилегированного слоя жителей Новгорода. Постепенное уменьшение роли князя в управлении государством, активное наступление кончанского боярства на прерогативы княжеской власти привели к подчинению сотен общегородскому вечу и вхождению их в состав концов. Первые выборные новгородские тысяцкие не были боярами. Это видно из того, что ни один из тысяцких XIII — начала XIV столетия не был избран позднее на высшую, посадническую должность, которая была привилегией представителей боярской аристократии. Но во второй четверти XIV века в тысяцкие начинают избирать бояр, которые таким образом захватывают второй из ключевых постов в управлении. Боярин Остафья Дворянинец, сначала исполнявший обязанности тысяцкого, в 30-х годах XIV века стал новгородским посадником. С тех пор должность тысяцкого для многих деятелей республики стала ступенью перед избранием в посадники. Новгородские тысяцкие неоднократно участвовали в переговорах с иностранными государствами и в посольствах к русским князьям, участвовали в составлении от имени Новгорода грамот. Важное место в системе новгородского судопроизводства занимал суд тысяцкого, разбиравший тяжбы по торговым делам, а также все споры русских с иностранцами в Новгороде. Наряду с изменениями в количественном составе посадников в конце XIV — начале XV века вместо одного избирают уже нескольких тысяцких, один из которых называется степенным, главным. Наряду с вечем и высшими магистратами в период расцвета республиканских порядков в Новгороде существовал совет господ. Сведения о нем содержатся лишь в документах Ганзы и Ливонского ордена первой половины XIV века. Совет господ собирался на Владычном дворе и состоял из архиепископа, который, судя по тому, что совет заседал в его резиденции, был председателем, а также посадника, тысяцкого, пяти кончанских старост и «старых» (то есть тех, которые раньше были степенными) посадников и тысяцких. Таким образом, совет по своему составу напоминал древнеримский сенат, где также заседали бывшие консулы, преторы, эдилы и другие высшие должностные лица. Совет состоял полностью из бояр — представителей сословия земледельческой аристократии. По-видимому, главной функцией новгородского мсената» было предварительное рассмотрение важных Государственных вопросов, выносившихся затем на Рвече. Будучи органом боярской олигархии, совет стоял во главе веча, и его решения имели первостепенное значение для внутренней и внешней политики Новгородского государства. Не случайно в грамотах, исходивших от веча, сначала перечислялись архиепископ, степенные посадник и тысяцкий, «старые» посадники и тысяцкие, то есть члены совета господ, и лишь после них — все остальные новгородцы. Заключая рассказ о социально-политическом устройстве средневекового Новгорода, можно сделать вывод о том, что он представлял собой аристократическую республику, во главе которой стояли бояре «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Церковь В наше время, когда большинство людей далеки от религии, а церковная организация стала анахронизмом, непросто понять ту эпоху, когда господствовало религиозное мировоззрение. Между тем без ясного представления о том, какую роль играла церковь в политике, экономике, искусстве, быту средневековых новгородцев, невозможно разобраться в сложных проблемах истории древнего Новгорода. Православная религия была идеологической и морально-нравственной основой жизни средневекового общества. Религиозная мораль пронизывала все стороны жизни в эпоху средневековья. От рождения и до смерти человек находился под неослабным вниманием церкви. Будучи государственной религией, православная церковь, с ее построенной по жесткому иерархическому принципу организацией, сильно влияла на политику. Особенно отчетливо это видно на примере Новгородской республики, где государственная машина срослась с церковной организацией. В древнем Новгороде общество имело немалый вес в решении сугубо церковных вопросов. В то же время церковь подчас ведала светскими функциями, например управлением некоторыми районами Новгородской земли. Во главе новгородской церкви стоял архиепископ (до 1165 года — епископ). Уже сан новгородских архиереев говорил об их высоком положении: другие русские епархии управлялись епископами, Владыка возглавлял не только церковь, но являлся и главой новгородского государства. Поскольку республиканские должностные лица были выборными, выборным «л и пост архиепископа. Если во времена Киевской Руси архиереев в Новгород присылал митрополит, то уже в 1156 году новгородцы избрали своим духовным пастырем Аркадия. С тех пор вплоть до ликвидации Новгородской республики после смерти или отречения от кафедры очередного архиепископа на вече происходили выборы владык. Этим Новгород отличался от всех других епархий русской православной церкви, куда архиереи назначались митрополитом. Избрание архиепископа — важный государственный акт — проводилось в два приема. Сначала на обычном месте вечевых собраний, на Ярославовом дворе, новгородцы называли трех кандидатов на пост архиепископа. Их имена записывались на листах пергамена («жребиях») и запечатывались посадником. Затем новгородцы переходили на противоположный берег Волхова, и начиналось второе действие. Участники веча собирались у стен Софийского собора, в котором служилась литургия. «Жребии» во время службы находились на престоле собора, а после ее окончания слепец или ребенок наугад брал один из жребиев с престола, и имя, написанное на нем, немедленно оглашалось собравшимся. Так избирался новый архиепископ. В XIV веке порядок избрания был несколько изменен. Стали считать, что более угоден богу тот из кандидатов, жребий которого остался на престоле. Теперь уже протопоп Софийского собора брал с престола сначала один жребий, потом другой и зачитывал записанные в них имена. А вслед за этим оглашали имя нового владыки, которого тут же с большим почетом возводили «на сени» святой Софии. Через некоторое время вновь избранный отправлялся с пышной свитой на официальное посвящение в сан архиепископа (хиротонию) к митрополиту (в XII—XIII веках в Киев, а позднее — в Москву). Кандидатами в архиепископы чаще всего были наиболее авторитетные лица из настоятелей монастырей, а иногда и из представителей приходского (белого) духовенства: например, архиепископ Василий Калика (1331—1352 годы) был до своего избрания священником церкви Козьмы и Демьяна на Холопьей улице Неревского конца. Бывали случаи, когда избранный в архиепископы не имел даже сана священника. В 1359 году архиепископом был провозглашен Алексей — ключник собора святой Софии. Прежде чем отправиться к митрополиту на архиепископскую хиротонию, он ездил в Тверь, где местный епископ посвятил его сначала в сан дьякона, а затем священника. Авторитет архиепископов среди новгородцев был чрезвычайно высок. С середины XIV века все договоры Новгорода с русскими князьями и иностранными государствами заключались исключительно «по благословению владыки», имя которого помещалось в грамотах первым, раньше имен посадника и тысяцкого. Не раз кровопролитные столкновения политических группировок прекращались только после вмешательства архиепископа. Так, в 1359 году отказавшийся от кафедры и доживавший остаток своих дней в монастырском уединении владыка Моисей вместе с недавно избранным, но еще не посвященным в сан Алексеем появились на Великом мосту перед вооруженными противоборствующими лагерями, готовыми начать сражение. Благословляя обе стороны и уговаривая их не проливать крови своих сограждан, Моисей и Алексей добились своего: столкновение было предотвращено, противники помирились В другой раз, в 1418 году, во время известного восстания Степанки, архиепископ Симеон, облачившись в святительские одежды, во главе крестного хода также вышел на мост и, благословляя противников, заставил их разойтись по домам. Архиепископы пользовались авторитетом не только у новгородцев, но и в других княжествах. Их влияние использовалось и в политических целях. В 1172 году архиепископ Илья ездил во Владимир к князю Андрею Боголюбскому и заключил с ним выгодный для Новгорода мир. После поражения новгородского войска на Шелони в 1471 году переговоры с Иваном III вел владыка Феофил, сумевший добиться некоторого уменьшения контрибуции, наложенной великим князем на Новгород. Высокий религиозно-нравственный авторитет и большое общественное значение новгородских владык усиливались весьма существенным обстоятельством — они распоряжались крупными материальными средствами. В первые после принятия христианства столетия в пользу епископской кафедры поступала десятая часть доходов новгородских князей. Позднее основу материального благополучия новгородской церкви составляли громадные земельные пожалования республики и частных лиц. В XIV— XV веках архиепископ был крупнейшим землевладельцем Новгородской земли. Современный исследователь истории новгородской церкви Александр Степанович Хорошев по данным писцовых книг конца XV — начала XVI века подсчитал, что архиепископу принадлежали 106 владений во всех новгородских пятинах. В них насчитывалось 7108 крестьянских дворов, исключая те деревни, которыми архиепископы владели совместно с другими земельными собственниками (а таких деревень очень много). Следует учитывать также, что не все писцовые книги дошли до нас. Мы не располагаем описаниями ряда погостов и Двинской земли, где также существовали владения Софийского дома. Богатейшая казна новгородских владык, именовавшаяся Софийской (она хранилась на хорах Софийского собора), не раз использовалась для общегосударственных нужд. Например, владыка Василий, правивший в 1331-—1352 годах, на деньги софийской казны построил первые каменные стены новгородского кремля, сооружал каменные укрепления Торговой стороны, построил новый мост через Волхов. Деньги из казны шли на строительство церквей, выплату контрибуций, выкуп взятых в плен новгородцев, на содержание архиепископского двора. Владычный двор занимал северо-западную часть кремля и состоял из множества построек, соединенных друг с другом переходами. Двор был как бы крепостью в крепости. Помимо архиепископского дворца здесь имелись различные жилые и хозяйственные постройки, несколько церквей. В 1434 году было сооружено великолепное каменное здание Владычной (Грановитой) палаты, в создании которого принимали участие немецкие и русские мастера, Штат архиепископского двора называли «софиянами». Кроме причта Софийского собора в него входили владычные стольники, чашники, ключник. По-видимому, владыка располагал своими собственными ремесленниками, ювелирами, живописцами, переписчиками книг. В 1471 году упоминается также конный владычный полк. Владычные наместники в разное время управляли Двинской землей и городами Ладогой и Торжком. Управление также приносило доходы. Обязательным было скрепление разных поземельных актов печатью владычного наместника, за что собиралась пошлина в три белки с каждого удостоверенного таким образом акта. Немалые доходы приносил владычный суд, который разбирал преступления против морали и нравственности, любые проступки, совершенные духовенством, а также все преступления против церкви. Кроме всевозможных видов церковного покаяния на виновных нередко налагались крупные денежные штрафы, шедшие в пользу архиепископа. Возглавляемое владыкой и подлежавшее его суду новгородское духовенство делилось на черное, монастырское (давшее обет монашества) и белое, приходское (имевшее право жениться). Во главе черного духовенства стоял новгородский архимандрит — второй по значению деятель церкви после владыки. Должность архимандрита, так же как и архиепископа, была выборной. Избирались они на вече. Резиденцией новгородского архимандрита был один из наиболее древних и самый богатый Юрьев монастырь. Остальные настоятели новгородских монастырей носили более скромное звание игуменов. В XII—XIII веках в Новгороде и его окрестностях было основано 17 мужских и женских монастырей, количество которых в дальнейшем быстро возрастало. К концу новгородской самостоятельности их стало 55. Одни монастыри, особенно на раннем этапе новгородской истории, основывали князья (Юрьев, Нередицкий), другие — бояре. Например, в 1192 году боярин Олекса Михалевиц основал Спасо-Хутынский монастырь и был его игуменом под именем Варла-ама. Впоследствии Варлаам Хутынский стал одним из наиболее почитаемых святых русской церкви. Знаменитый боярский род Мишиничей-Онцифоровичей выстроил Колмов монастырь. Были монашеские обители, основанные архиепископами, среди которых особенно отличался Моисей, основавший Десятинный, Радоковицкий, Богословский на Витке, Лисицкий монастыри. Известны также уличанские и кончанские монастыри (Петропавловский на Синичьей горе, Варварин, Аркажский, Саввино-Вишерский). Недавно появилось суждение, что монастыри, основанные жителями одного конца, подчинялись главному кончанскому монастырю, а кончанской печатью нередко являлась печать главного кончанского монастыря. Исследователи высказывали мнение о том, что новгородское боярство, создавая монастыри, в дальнейшем объединило их по концам и в масштабе всего города во главе с архимандритом, создав тем самым обособленную организацию, не подчинявшуюся архиепископу. Сделано это было для того, чтобы ограничить власть владыки, уменьшить его могущество. Если гипотеза о кончанских и общегородской организациях черного духовенства в целом соответствует известным фактам (хотя для превращения этой гипотезы в теорию предстоит еще многое узнать и проверить), то тезис о неподчиненности монастырей владыке, думается, недостоверен. Прежде всего, хорошо известны теснейшие связи между архиепископом и правившим сословием — боярством. Они были союзниками, вместе составлявшими новгородскую государственную машину. Именно боярству во многом были обязаны своим могуществом владыки. Многие земельные владения, особенно мелкие и те, что находились в совместном владении архиепископа и других собственников, были подарены собору святой Софии не государством, а, скорее всего, представителями боярских кланов. К тому же маловероятно противопоставление владыки (который, кстати, тоже был монахом) остальному черному духовенству, Наоборот, боярство должно было стремиться к возможно более прочной церковной организации. Согласно всем канонам и традициям православия, епархиальный архиерей (в данном случае новгородский архиепископ) являлся полновластным господином всех священнослужителей своей епархии. Их он посвящал в сан, лишал его за проступки, был обязан строго наблюдать за нравственностью, имел право назначать им самые суровые наказания. Конечно, в Новгороде, где существовали особые отношения между церковью и обществом, возможно было вмешательство общества в решение внутрицерковных вопросов, но даже здесь оно имело свои пределы. Бояре, устраивая монастыри, несомненно, считали себя их хозяевами. Об этом прямо говорится в грамоте конца XIV века главы русской церкви митрополита Киприана новгородскому архиепископу Иоанну. Подчеркивая, что все внутрицерковные дела подведомственны исключительно владыке, митрополит писал: «...никто же не смеет ни един крестьянин (в смысле христианин.— В. А.), ни мал, ни велик, вступаться в тая дела. Аще ли который от тех игумен, или поп, или чернец имет отиматися мирскими властелины от святителя, такового божественные правила извергают и отлучают». При этом особо отмечалось, что «елико есть монастырев, и игумены да будут у него (архиепископа.— В. А.) в покорении и в песлушании, и весь чин иноческий». Существуют и другие доказательства подчиненности монастырей новгородскому владыке. Сохранились, например, три грамоты разных новгородских владык Спасскому Верендовскому монастырю, в которых устанавливалась привилегия для монахов этого монастыря, а также для монастырских крестьян по всем спорным делам быть судимыми лично архиепископом. Если владыка мог запретить светским властям вызывать на суд не только монахов, но и монастырских крестьян, то уж его компетенция в вопросах внутрицерковных не подлежит сомнению. Монастыри обеспечивались основателями земельными владениями, доход с которых шел на содержание обители. Мы уже знаем, что особые жалованные грамоты были выданы князьями в первой половине XII века Юрьеву и Пантелеймонову монастырям. Грамоты, подтверждавшие права Антониева и Хутын-ского монастырей на землю в XII столетии, были составлены их основателями Антонием Римлянином и Варлаамом Хутынским. Саввино-Вишерский монастырь в начале XV века был «пожалован» землей Славенским концом из своего кончанского фонда. В середине XV века новгородское вече выдало знаменитому Соловецкому монастырю жалованную грамоту, согласно которой во владение монастыря передавались Соловецкие острова. Земельные богатства новгородских монастырей с течением времени увеличивались. Сохранилось немало купчих — особых актов, которые фиксировали покупку земли монастырями. Но наиболее важным способом увеличения земельных владений были вклады (дарения). Одним из видов вкладов являлся так называемый вклад «по душе». Таким дарением обеспечивались молитвы монастырских монахов «по душе» умершего вкладчика и его родственников. Забота «о спасении души», то есть о том, чтобы после смерти душа попала в рай, была одной из важных, причем практических, забот средневекового человека. Овладевала она им чаще всего на склоне лет. В одном из вариантов былины о Василии Буслаеве имеются весьма знаменательные строки: Смолода бита, много граблена — Под старость надо душа спасти. По образному выражению выдающегося дореволюционного историка Василия Осиповича Ключевского, «древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом, пустынном месте». Привилегированными мастерскими заупокойной молитвы считались монастыри. Чтобы отмолить свои грехи чужой молитвой, кающемуся новгородцу необходимы были материальные средства. Он делал земельный или денежный вклад в один, а иногда и в несколько монастырей. Существовала даже особая такса. За крупный вклад можно было удостоиться ежедневного поминания и ежегодного поминального обеда. За вклад поменьше поминали только по праздникам. Другим видом вклада был вклад «для пострижения». Многие новгородцы в старости уходили в монастыри. В Древней Руси считалось богоугодным делом отречься от мира (постричься в монахи) даже за несколько минут до смерти. Широкое распространение этого обычая в Новгороде способствовало созданию многочисленных монашеских обителей. В 1220 году в Аркажском монастыре принял схиму (самый строгий монашеский обет) посадник Твердислав Михалкович. Многие другие новгородские посадники, дату смерти которых сообщает летопись, умерли «в монашеском чине». Вклад «для пострижения» представлял собой плату за содержание новгородца в монастыре и тоже мог быть и земельным, и денежным. В завещании одного новгородца середины XIII века есть такие слова: «А жена моя пострижется во чернице, есть ей чим ся пострицы». Мол, жене есть на какие средства постричься в монастырь. Далее в этом документе содержится просьба к монахам Юрьева монастыря, которому завещатель передавал два села: «А про се кланяюся игумену и всей братье: а жена моя пострижеться во чернице, то выдайте ей четверть, от не будеть голодна». Последняя фраза ясно указывает на то, что не все новгородские монастыри существовали согласно общежитейскому уставу, когда монахи жили в общем келейном корпусе, питались вместе в трапезной, вместе творили молитву, когда их жизнь была строго регламентирована множеством правил. Общежитейских монастырей в Новгороде существовало очень мало, это были обычно крупные обители. Уставы большинства новгородских монастырей республиканского времени не отличались строгостью. Основным их требованием было постоянное пребывание монаха на территории обители и посещение им общей молитвы в монастырской церкви. Только через полвека после падения новгородской самостоятельности, в 1528 году, архиепископ Мака-рий перевел все монастыри на общежитейский устав. Летописец так описывал состояние новгородских монастырей до реформы Макария: «А прежде до сего токмо велиции монастыри во общины быша и по чину; а прочие монастыри, иже окрест города, особо живущи, и койждо себе в кельях ядяху; и всякими житейскими печалми одержимы бяху; а в лутших монастырех шесть чернецов или седмь, а в прочих два или три». Указание на небольшое количество монахов, обитавших в новгородских монастырях, по-видимому, в известной степени связано с выводом из Новгорода боярства в первые годы после ликвидации республики. В период расцвета новгородского государства монастыри были, вероятно, покрупнее, однако вряд ли намного. Боярские монастыри существовали благодаря постоянной материальной поддержке своих покровителей, которые строили церкви, заказывали церковную утварь и книги, делали земельные и денежные вклады. В собственных монастырях постригались перед смертью многие бояре, здесь они хоронили своих родственников. В монастыри они часто помещали свои богатства, чтобы уберечь их от частых пожаров и грабежей во время восстаний, поскольку обители в своем большинстве находились за городской чертой. Во время восстания 1418 года восставшие разграбили, например, Никольский на Поле монастырь, потому что там находились «житницы боярские». В конце новгородской самостоятельности многие монастыри обладали значительными земельными богатствами. По подсчетам А. С. Хорошева, Юрьеву монастырю принадлежали земли с 1131 двором крестьян, Хутынскому — с 976 дворами, Аркажскому — с 632 дворами, Антониеву — с 297 дворами, Никольскому Неревского конца — с 336 дворами, Вяжищскому — с 408 дворами. Тесную связь богатейших новгородских монастырей с правившей верхушкой республики хорошо понимал великий князь Иван III. После присоединения Новгорода к Москве он не только конфисковал земли ненавистных ему бояр, но и потребовал, чтобы ему передали половину монастырских владений, а также ряд волостей, принадлежавших архиепископу. В Новгороде существовали и обители, основанные общинами. Их главным назначением было служить приютами для престарелых членов общины, не имевших подчас средств, чтобы заплатить необходимый «вклад на пострижение». Вполне возможно, что такими монастырями-богадельнями были главные кончанские монастыри. Имеются сведения о существовании подобных монастырей у сельских волостных общин Новгородской земли. Так, в одной из грамот XVI века передается рассказ волостных крестьян об основании и устройстве своего общинного монастыря: «...а поставили-де те церкви и монастырь строили (крестьяне.— В. А.) из тех волостей, а те-де деревни к тому монастырку подпущали и прикупали прадеды и деды и отцы их прочили-де себе и своим детям и внучатам на постриганье и на поминок; и монастырем-де церковного казною и теме деревнями (подаренными монастырю.— В. А.) владели они же, и казну монастырскую у себя в волости держали». Так же как и монастыри, приходские церкви сооружались на деньги разных заказчиков. На раннем этапе новгородской истории это были главным образом князья, построившие Софийский, Георгиевский и Никольский соборы, церкви Благовещения на Городище, Ивана на Опоках, Успенья на Торгу, Спаса на Нередице. Немало церквей возвели архиепископы. Но больше всего устройством церквей в XIV—XV веках занимались бояре и общины жителей различных городских улиц во главе со своими боярами. Страницы летописи пестрят такими сообщениями: в 1306 году посадник Семен Климович «поставил церковь каменну на воротах от Прусской улицы»; в 1360 году боярин Семен Андреевич «с боголюбивой матерью своею» построил церковь Федора Стратилата на Ручью; всемирно известный храм Спаса Преображения на Ильине улице был расписан знаменитым Феофаном Греком «повелением благородного и боголюбивого боярина Василия Даниловича со уличаны Ильины улицы». Строительство церквей считалось особенно богоугодным делом. Однако не только мысли о спасении души побуждали новгородских бояр вкладывать немалые средства в строительство церковных зданий, в роспись их фресками, в снабжение храмов дорогостоящей церковной утварью и богослужебными книгами. Церковь была надежным средством объединения вокруг бояр их соседей — простых жителей улицы и конца. Проповеди послушных священников являлись для бояр мощным средством политического воздействия на умы прихожан. Эта важная для понимания социально-политического механизма Новгородской республики мысль высказана В. Л. Яниным, который обратил внимание на то, что посадничий род Мишиничеи-Онцяфоровичей был тесно связан не с одной, а, по меньшей мере, с тремя церквами, находившимися неподалеку от их усадеб в Неревском конце: Сорока мучеников, Козьмы и Демьяна на Козьмодемьянской улице и Спаса на Разваже улице. Церковь была важным общественно-религиозным центром общины и даже, по-видимому, единственным: ведь другие уличанские общественные здания неизвестны. У церкви собиралось уличанское вече, там выбирали должностных лиц; в церкви, вероятно, хранилась уличанская казна и наиболее ценное имущество уличан. В летописи под 1340 годом имеется рассказ о пожаре, во время которого сгорела значительная часть города. Этим бедствием воспользовались «злые человеци», которые занимались грабежом, посягнув и на имущество, которое хранилось «в святых церквах». Духовенство приходских церквей жило неподалеку от своих храмов, находясь в самой гуще уличан-ской жизни. В отличие от других русских городов белое духовенство в Новгороде было выборным. Священников и весь церковный причт выбирала община. Этот порядок оказался очень живучим. Даже через семь с лишним десятков лет после падения республики Стоглавый собор русской церкви 1551 года в своем приговоре записал: «В Великом Новгороде по всем церквам и по улицам старостам и уличанам избирати попов искусных и грамоте гораздых и житием непорочных, а денег у них на церковь и себе мзды не искати ничего; и приходят с ними (вновь избранные священники с представителями уличан.— В. А.) к архиепископу; и архиепископ, поучив и наказав, благословляет его, и не емлет у них ничего, разве благословенные гривны. А от диаконов и от проскурниц и от пономарей попом и уличаном прихожаном посулов не имати». Всего в Новгороде, не считая десятков церквей пригородных монастырей, было к концу республиканского периода 82 большие церкви. Многие из них, кроме основного престола, посвященного святому, имя которого носил храм, имели приделы с особыми престолами. Таких приделов в новгородских церквах насчитывалось 79. При этом не всякая церковь располагала необходимым для совершения ежедневной службы штатом. Ежедневно служили только у 44 престолов. Самый большой штат был у кафедрального Софийского собора. В него входили священники, дьяконы, причетники, пономари, проскурницы. Причт же самых бедных приходских церквей состоял только из священника, пономаря и проскурницы. Приходские церкви объединялись в семь соборных участков во главе с соборными церквами. На Софийской стороне во второй половине XV века было пять соборов — Софийский, Михаила Архангела на Прусской улице, Власия на Волосове улице, Сорока мучеников на Щер-ковой улице и святого Якова на Яковлевской улице. В то же время на Торговой стороне имелись два собора — Ивана Предтечи на Опоках и Успенья Богородицы на Ильине улице. Содержание приходских церквей, подобно монастырям, нередко обеспечивалось земельными жалованиями. Правда, земельные владения церквей не шли ни в какое сравнение с монастырскими. В писцовых книгах упомянуты только 36 церквейземлевладельцев, располагавшихся в самом Новгороде и в разных районах Новгородской земли. Все вместе они владели 831 крестьянским двором, то есть меньшим количеством земли, чем Юрьев или Хутынский монастырь. Следует отметить, что монастырские и церковные земли, монастырское и церковное имущество в древнем Новгороде вовсе не были застрахованы от посягательства сильных мира сего. Как ни парадоксально, но бояре, не жалевшие денег на строительство собственных монастырей и церквей, без всякого почтения относились к богатствам «чужих» обителей, прежде всего тех из них, которые по каким-либо причинам не имели в данный момент сильного покровителя. Особенно отчетливо это видно из документов, относящихся к последним десятилетиям новгородской самостоятельности. В 1463 году митрополит Феодосии в послании к новгородскому архиепископу Ионе обращался к правителям республики с такими словами: «А вы, дети мои посадники, и тысяцкие и бояре Великого Новгорода, не вступалися [бы] в церковные пошлины, ни в земли, ни в воды, блюлися бы казни святых правил; а кто будет от вас вступался, а тот перестал [бы] от сего часа». Однако увещевания Феодосия, очевидно, не возымели должного действия. Поэтому его преемник митрополит Филипп вынужден был обратиться к архиепископу Ионе и новгородцам с более грозным посланием. В нем так описываются проступки некоторых новгородцев: «...в наше время некоторые мнят, что бессмертны, и хотят грубость чинити святей божией церкви и грабити святые церкви и монастыри, не думая о том, что церковные имения получены от тех, кто бедную свою душу хотяти искупити от вечного оного мучения, да отдал свое любострастное имение и села святым божиим церквам и монастырям, измоления ради от вечных мук и помяновения своея душа и своего роду». Митрополит пишет далее, что «некоторые новгородцы тех имения церковные и села данные хотят имати себе, а приказ и духовные их грамоты рудят (нарушают.— В. А.), а церкви божий грабячи, да сами тем хотят ся корыстовати (обогатиться. — В. .А.)», Митрополит Филипп потребовал от новгородского архиепископа, чтобы тот употребил всю свою власть и авторитет, дабы прекратить грабежи с при-* своением церковного имущества. Новгородцам же он угрожал прекращением божьей милости и своего митрополичьего благословения. Возможно, увещевания и угрозы митрополитов подействовали. До нас дошло завещание одного из новгородских посадников, Ивана Лукинича, в котором он признавал, что силой владел землей Никольского Островского монастыря на реке Вишере. И не только признавал, но и, заботясь о спасении души, возвратил обители незаконно присвоенные земли, а во искупление своей вины дополнительно дал монастырю крупный участок своих владений. Для древних новгородцев религия была близким и важным делом. Не случайно именно в Новгороде впервые на Руси в середине XIV века появилось еретическое движение, просуществовавшее около ста лет. Ересь — религиозное течение, отклоняющееся от вероучения господствующего, в данном случае православной церкви. Существовало немало еретических движений во всех крупных религиях. Но больше всего их было в истории христианства в западноевропейских странах и в Византии. Как правило, ереси представляли собой форму социального протеста низших, наиболее обездоленных слоев населения средневековья, облекавшуюся в религиозную оболочку, которая вообще была обычной для разных общественных движений того времени. Общим в ересях было то, что, будучи одним из религиозных направлений, еретики выступали не против религии, а против существовавшей в их время церковной организации. Тем самым стихийно, неосознанно они выступали и против феодального строя, идеологической основой которого была церковь. В Новгороде еретики получили название стригольников. Происхождение этого названия не вполне ясно. Одни ученые полагают, что оно происходит от ремесленной профессии (стрижка сукна, цирюльничество), другие — от какого-то обряда посвящения в стригольники (постриг). В середине XIV века новгородская церковь обладала огромными земельными и иными богатствами. В то же время нравственный уровень духовенства, по-видимому, упал. Реакцией на эти явления и была стригольническая ересь. Стригольники, как считает известная исследовательница данной ереси Наталья Александровна Казакова, «отрицали необходимость духовенства, отрицали церковную иерархию и тем самым выступали против организационных основ феодальной церкви». Стригольники обличали пороки современного им духовенства. В своем поучении против еретиков видный деятель русской церкви Стефан Пермский привел такие слова стригольников: «Сии учители (духовенство.— В. А.) пьяницы суть, ядят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты (одежду. — В. А.) от живых и от мертвых». Особенно резко еретики выступали против жадности духовенства, стремившегося всевозможными способами увеличить богатства церкви. Бурно протестовали стригольники против укоренившегося в Новгороде обычая платить за «поставление» в сан дьякона или священника «мзду» архиепископу. В своем протесте против могущества церковной организации, в стремлении возвратиться к обычаям первых общин христиан стригольники сходны с представителями других еретических движений. Стригольничество получило широкое распространение в Новгороде. Защищая господствовавшую церковь, церковные и светские власти прибегли к крутым мерам. В 1375 году впервые в новгородской истории еретиков казнили. В летописи сказано: «Тогда стригольников побита, дьякона Микиту, дьякона Карпа и третьее человека его, и свергоша их с мосту». Из этого сообщения нетрудно понять, что во главе ереси стояли представители низшего белого духовенства — дьяконы. Казнями и проповедями к концу XIV века удалось подавить стригольническое движение в Новгороде. Оно перекинулось в Псков, где в результате применения жестоких репрессий также было подавлено. «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Культура В средние века Новгород был одним из наиболее значительных, а в XIII—XIV веках, повидимому, крупнейшим культурным центром Руси. Избежавший разорения в лихую годину татарского нашествия, он сохранил до наших дней многие замечательные памятники древнерусской письменности, архитектуры, живописи, прикладного искусства. К XIV — первой половине XV столетия относится период расцвета новгородской культуры, которая определялась общим социально-экономическим и политическим подъемом Новгородской республики. Любая культура существует и развивается на основе просвещения. В Новгороде уже в 1030 году Ярославом Мудрым была открыта школа. Не случайно, что именно из Новгорода происходит самая древняя из сохранившихся русских книг — знаменитое Остромирово Евангелие, ныне хранящееся в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Евангелие было переписано по заказу новгородского посадника Остромира в 1067 году. Сохранилось также несколько книг, переписанных для новгородского Лазарева монастыря на рубеже XI — XII веков. Переписка книг считалась богоугодным делом. Вот почему больше всего книг было переписано при дворе новгородских владык, а также в монастырях. В житии архиепископа Моисея (занимал софийскую кафедру в 1325—1329 и в 1354—1359 годах) говорится о том, что Моисей «собра многи писца книжные, наят их переписывати книги святые». Знаменитые новгородские берестяные грамоты — в большинстве своем памятники деловой переписки. В них можно прочесть о денежных операциях, земельных отношениях, судебных исках и т. д. Однако найдены и такие грамоты, по которым мы можем судить о личных переживаниях авторов, их мироощущении, интересах. Вот текст берестяной грамоты № 605, найденной в 1982 году на Троицком раскопе (Людин конец) в слое, имеющем дендрохронологическую дату 1133—1149 годы: «Покланяние от Ефрема ко брату моему Исухие. Не распрашав, розгневася. Мене игумене не пустиле, а я прошалося; но посолало со Асафомь ко посаднику меду деля. А пришьла есве оли звонили. А чему ся гневаши. А я вьсегда у тебе. А сором ми, оже ми лихо молвляше: «И покланяю ти ся, братьче мои». То си хотя молви: „Ты еси мои, а я твои"». В переводе на современный русский язык грамота читается так: «Поклон от Ефрема к брату моему Исихию. Не расспросив, ты разгневался. Меня игумен не пустил, а я отпрашивался. Но он послал меня с Асафом к посаднику за медом. А вернулись мы, когда звонили. Зачем же ты гневаешься? Я ведь всегда твой. Для меня оскорбительно, что ты так плохо мне сказал: «И кланяюсь тебе, братец мой!» Ты бы хотя бы сказал: „Ты — мой, ая — твой!"» Перед нами драгоценный образец переписки двух образованных новгородцев первой половины XII века. Описана обычная жизненная коллизия. Два друга-монаха договорились о встрече, но Ефрем не пришел к Исихию в назначенный час, Исихий выразил свое неудовольствие. В ответ Ефрем пишет берестяное письмо с просьбой его извинить. Он объясняет, что встреча не состоялась не по его вине: настоятель монастыря послал Ефрема, вопреки его желанию, к посаднику за медом, а когда тот вернулся, час встречи уже миновал. Ефрем заверяет Исихия в своей дружбе, находя несправедливыми его упреки. Письмо написано правильным, даже изысканным, русским литературным языком. Его автор — человек, несомненно, начитанный и привычный к письму. В древнем Новгороде обучать грамоте начинали, видимо, в шесть-семь лет. В одном из вариантов былины о Василии Буслаеве есть такие слова: Стали его, Васильюшку, грамоте учить, Грамота ему в наук пошла. Посадили его, Васильюшку, пером писать, И письмо ему в наук пошло. На раскопках найден целый комплекс берестяных грамот, представляющих собой первые «пробы стиля» юного новгородца Онфима, жившего в XIII веке. Тут и упражнения в написании букв алфавита, слогов, отдельных слов и, конечно, неумелые детские рисунки, процарапанные на бересте. Сначала ученики изучали буквы и учились читать, затем обучались письму и, наконец, цифирной премудрости. Обучение письму начиналось, скорее всего, с цер, на которых писали по воску стилем, а потом стирали написанное плоской лопаточкой, которой был снабжен стиль. Позднее от цер переходили к бересте. Чтение — непременное условие жизни культурного человека. Книгочеи жили и в средневековом Новгороде. Например, некий Яков, автор берестяной грамоты № 271 (XIV век), просит своего «кума и друга» Максима прислать «чтения доброго». Эта фраза из берестяного письма перекликается со словами древнерусского летописца: «Велика ведь бывает польза от учения книжного; книгами мы мудрость обретаем; это реки, наполняющие вселенную; в книгах ведь неисчетная глубина; и ими в печали утешаемся!» Что же читали средневековые новгородцы? Жития святых, «изборники» исторических и философских произведений, летописи, византийские переводные хроники. К произведениям новгородской литературы помимо летописей, житий святых относятся «хождения». Так назывались произведения, рассказывающие о путешествиях любознательных новгородцев в дальние края. Сохранилась, например, «Книга-Паломник» новгородского боярина Добрыни Ядрейковича, будущего архиепископа Антония, в которой имеется интересное и представляющее большую ценность для науки описание Константинополя непосредственно перед его разгромом крестоносцами в 1203 году. Помимо географических сведений новгородец мог почерпнуть из книг и знания математические. В 1136 году дьякон новгородского Антониева монастыря Ки-рик написал первое из известных нам русских математических сочинений. Оно называлось: «Учение им же ведати человеку, числа всех лет». Кирик в своем «Учении» безошибочно оперирует огромными числами в десятки миллионов, излагая сведения, необходимые для правильного отсчета времени Археологическое открытие древнего Новгорода позволило значительно расширить наши представления о духовной жизни новгородцев. Стало известно, например, что в XII—XV веках одним из привычных развлечений новгородцев были шахматы. Найдены фигуры от 94 комплектов, причем находки происходят едва ли не со всех раскопанных усадеб, в то время как кубиков игральных костей обнаружено лишь 18. Любимой игрой новгородцев были шашки. Новгородцы любили музыку. Об этом свидетельствуют частые находки в разных районах города музыкальных инструментов. Наиболее распространенными были гусли (пяти-, шести- и девятиструнные). Известны также находки гудков, сопелей, варганов. Как и в других местах Древней Руси, в Новгороде устраивались представления скоморохов. Об этом свидетельствуют находки кожаных скоморошьих масок. Новгородское искусство эпохи политической самостоятельности занимает выдающееся место в истории русской культуры. Его хорошо знают во всем мире. Фотографии новгородских зданий XI—XV веков, фоторепродукции памятников новгородской живописи можно найти на страницах многих отечественных и зарубежных изданий по средневековому искусству. До нас дошла лишь небольшая часть тех построек, что украшали город в XI—XV веках. Причем все они каменные. Между тем Новгород многие столетия был почти сплошь деревянным. Деревянным был первый христианский храм — тринадцатиглавый Софийский собор, а также многие более поздние церкви и почти все гражданские постройки. Многолетние археологические раскопки открыли остатки тысяч жилых и хозяйственных построек. Основой конструкции любого деревянного сооружена был венец из четырех бревен, концы которых соединялись узлом в обло. Большая часть жилых доме строилась на подклете. Жилым был второй этаж. В X—XII веках на усадьбах состоятельных новгородцев был широко распространен большой односрубный пятистенок площадью 70—80 квадратных метров. В XIII столетии ему на смену пришел однокамерный дом с пристроенными сенями. Жилые дома нередко украшались резьбой по дереву, которая придавала им нарядный, праздничный вид. Разумеется, имущественное и сословное неравенство отражалось на облике усадеб средневекового Новгорода. На боярских усадьбах (площадью до 1400 квадратных метров) имелось несколько жилых домов и до десятка хозяйственных построек. В богатых хоромах жили владельцы усадеб, в более скромных домах — зависимые люди. На усадьбах рядовых горожан (их обычная площадь — около 450 квадратных метров), как правило, стоял один небольшой жилой дом и две-три хозяйственных постройки. О каменных гражданских постройках древнего Новгорода мы знаем пока немного. В кремле сохранилось здание Владычной (Грановитой) палаты, построенное по заказу архиепископа Евфимия II в 1434 году. В строительстве палаты принимали участие немецкие мастера, поэтому в ней немало элементов готической архитектуры. Археологами обнаружены остатки грех боярских каменных теремов в Неревском и Слакенском концах. В Новгороде больше, чем в любом другом древнерусском городе, сохранилось каменных памятников церковной архитектуры XI—XV веков. В 1045— 1050 годах артелью, присланной Ярославом Мудрым, была построена монументальная новгородская София. Через полвека в Новгороде появляется собственная артель каменных дел мастеров, которая возводит церковь Благовещения на Городище (1103), Никольский (1113) и Георгиевский (1119) соборы, храмы эти шестистолпные, с тремя апсидами. Их заказчиками являлись князья. Лишь собор Рождества Богородицы (1117) построен на деньги основателя Антониева монастыря Антония Римлянина. Ранние новгородские храмы во многом напоминали одновременные им киевские постройки. Однако уже тогда начали проявляться специфические новгородские черты. Церкви имеют весьма стройные пропорции (особенно Георгиевский собор). Стены сложены главным образом из известняковых плит. Кирпич (плинфа) применялся в основном при создании сводов, столбов, арок, а также лопаток-пилястр, членивших фасады зданий в полном соответствии с их внутренним членением на нефы. Во второй половине XII века новгородские зодчие создают и совершенствуют новый тип храма. На этом этапе развития новгородской архитектуры заказчиками выступали уже не князья, а бояре. Единственное исключение — построенная по заказу князя Ярослава Владимировича церковь Спаса на Нередице (1198), которая, впрочем, по своим формам не отличается от других новгородских церквей того времени. Безусловно, смена заказчиков повлияла на развитие архитектуры. Храмы стали меньшими по размерам, проще по конструкции, фасады их почти лишены декора. Обычными становятся небольшие четырех-столпные одноглавые церкви с тремя апсидами. В толще западной стены располагалась лестница, ведущая на хоры. К этому типу относятся церкви Благовещения на Мячине (1179), Петра и Павла на Сини-чьей горе (1185), Ильи на Славне (1198). Новгородские церкви лишены строгой геометрической правильнрсти линий. Их архитектура мягка и пластична, они как бы вылеплены. Эта особенность новгородских построек объясняется тем, что их стены сложены из известняковых плит. В этом случае строителям очень трудно добиться идеальной правильности линии. Возводя церкви из известняковых плит, новгородские зодчие придавали им исключительную выразительность. Следует иметь в виду, что в древности большинство храмов не оштукатуривалось — их облик был весьма живописен. Несмотря на то что Новгород не был захвачен и разрушен татарами, татаро-монгольское иго отрицательно сказалось на развитии новгородской архитектуры. В обстановке постоянной военной угрозы с запада и востока каменное строительство в городе замерло более чем на полстолетия и возобновилось только в конце XIII века. В результате развития новгородского зодчества к 60—70-м годам XIV столетия сложился новый тип храма, который практически в неизменном виде просуществовал вплоть до падения государственной самостоятельности Новгорода. Новый тип выработался на основе прежних достижений местных зодчих. Сохраняется четырехстолпная одноглавая конструкция, фасады членятся лопатками-пилястрами. На смену трехапсидным церквам приходят одноапсидные. Вместо обычного для церквей XI—XII веков позакомарного покрытия появилось трехлопастное завершение с пониженными углами, удешевившее строительство. Таких церквей во второй (Головине XIV и первой половине XV века было построено довольно много. Самые значительные достижения новгородского зодчества среди них — церкви Федора Стратилата на Ручью (1360—1361), Спаса Преображения на Ильине (1374), Петра и Павла в Колсевниках (1407). В отличие от ранних новгородских памятников церкви второй половины XIV—XV века нередко отличались богатым убранством. Особенно выделяется среди сохранившихся до наших дней храмов церковь Спаса Преображения на Ильине. Ее барабан украшен нишами, бегунцом, аркатурным поясом. Фасады богато декорированы разнообразными нишами, крестами, окнами. Во все века новгородские церкви внутри расписывались фресками (по сырой штукатурке). К сожалению, до нас дошли далеко не все древние росписи. Во многих новгородских церквах фрески старых мастеров пострадали во время многочисленных пожаров, а кое-где были сбиты или испорчены во время ремонтов зданий в XIX — начале XX века. Особенно много фресок погибло в годы Великой Отечественной войны. Фашистская бомба попала в центральный купол Софии и уничтожила замечательную фреску «Пантократор». Враги варварски разрушили церковь Спаса на Нередице с уникальной по сохранности росписью конца XII века, церкви Спаса на Ковалеве, Успения на Болотове и ряд других. Многие фрески утрачены безвозвратно. Благодаря таланту и поистине героическому труду замечательного художникареставратора Александра Петровича Грекова и его помощников из тысяч кусочков постепенно составляются фрески церкви Спаса на Ковалеве — шедевра русской живописи XIV века. Мы знаем очень мало имен средневековых живописцев. Свои произведения они, как правило, не подписывали. Однако последние открытия археологов дают надежду, что хотя бы часть замечательных произведений новгородского искусства в будущем переста-' нет быть анонимной. В. Л. Янин предположил, что одним из главных мастеров, расписавших знаменитую церковь Спаса на Нередице, был художник и видный церковный деятель Олисей Гречин, который в конце XII века жил и работал в усадьбе, стоявшей на перекрестке Пробойной и Черницыной улиц Людина конца. При раскопках этой усадьбы найдены остатки красок, фольги, заготовок для икон, а также берестяные грамоты, адресованные заказчиками икон Олисею Гречину. Если в первые после принятия христианства столетия новгородские художники создавали произведения в стиле, близком к византийскому (хотя уже тогда стали проявляться местные черты), то примерно с конца XIII века писали иконы и фрески, где от византийских традиций осталась, по существу, только иконографическая схема. Впрочем, новгородцы нередко приглашали для украшения своих храмов художников из Византии. Яркие, сочные цвета иконы «Никола», написанной в 1294 году Алексой Петровым, патриотизм и мастерство художника, создавшего в XV веке икону «Битва новгородцев с суздальцами», многие другие произведения новгородской станковой живописи и ныне восхищают посетителей Новгородского музея. Известный художник и видный знаток древнерусского искусства Игорь Эммануилович Грабарь так охарактеризовал искусство Новгорода времени самостоятельности: «Идеал новгородца — сила, и красота его — красота силы. Не всегда складно, но всегда великолепно, ибо сильно, величественно, покоряюще. Такова же и новгородская живопись — яркая по краскам, сильная, смелая, с мазками, положенными уверенной рукой, с графами, прочерченными без колебаний, решительно и властно». «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Северный страж Руси В течение многих столетий Новгород вел вполне самостоятельную внешнюю политику, Вначале основной ее целью было расширение государственной территории. В XIII—XV веках главной задачей стало сохранение в неприкосновенности границ Новгородской державы и защита государственной самостоятельности Новгородской республики. Для того чтобы добиться выполнения указанных задач, Новгороду приходилось вести войны, отправлять посольства, заключать договоры, вступать в союз и расторгать союзнические отношения. В целом, несмотря на отдельные неудачи, сила новгородского войска и искусство новгородских дипломатов обеспечивали выполнение обеих задач. Особенно тяжелые испытания выдержал Новгород в XIII веке. Выдающейся была роль новгородцев в отражении крестоносной агрессии с Запада. Не прекращались попытки немецких и шведских рыцарей овладеть русскими землями и в дальнейшем. Но всегда на страже северо-западных рубежей Руси твердо стояли Новгород и его младший брат Псков. В первые века существования Новгорода сильных врагов у его границ не было. Поэтому новгородское войско главным образом совершало походы на север, восток и в юговосточную Прибалтику с целью расширения территории Новгородской земли. В то же время новгородцы на стороне того или иного князя иногда участвовали в междоусобицах. Вспомним, как новгородское войско помогло Ярославу Мудрому завладеть великокняжеским престолом. Во второй половине XII — первой четверти XIII века новгородцы несколько раз сталкивались с владимиро-суздальскими князьями, стремившимися подчинить Новгород своему влиянию. Новгородцы же боролись за осуществление принципа «вольности в князьях». В 1170 году войска владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского подошли к стенам Новгорода. Новгород, кроме стен древнего детинца, не имел тогда других укреплений. Поэтому, узнав о приближении враждебного войска, новгородцы занялись возведением дополнительной стены вокруг своих домов — острога. Войско, посланное Андреем Боголюбским, было по тем временам огромным. Одно перечисление отрядов из разных княжеств, подвластных владимиро-суздальскому князю, занимает чуть ли не полстраницы летописи. Победа новгородцев над этим войском в открытом бою у стен города самим победителям казалась чудом: они считали, что выиграли битву только благодаря заступничеству Богородицы. С тех пор икона Знамения Богородицы, которая, по преданию, спасла Новгород, стала одной из наиболее почитаемых городских реликвий. Новгородцы соорудили для нее особую Знаменскую церковь, которую в конце XVII века сменил Знаменский собор, сохранившийся до наших дней. Однако могучего противника им помогли одолеть храбрость и воинское умение. В 1216 году новгородцы вмешались в борьбу между сыновьями владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо. Войско, основу которого составили новгородцы под предводительством князя Мстислава Удалого, наголову разгромило многочисленную владимирскую рать в битве на реке Липице. Каким же было новгородское войско? Основой его являлось народное ополчение, состоявшее из свободных жителей Новгорода и Новгородской земли. Народное ополчение было характерно для периода военной демократии и раннего этапа истории Русского государства. В Новгороде оно просуществовало в течение всего периода его самостоятельности. Ополчение собиралось для определенного похода продолжительностью в несколько месяцев, после окончания которого ополченцы возвращались к мирным занятиям. Социальный состав войска был весьма широк: бояре, житьи люди, ремесленники, крестьяне, В него не входили только несвободные жители и священнослужители. Люди посостоятельнее отправлялись воевать на конях. Менее богатые бились в пешем строю. Кроме пехоты и конницы имелись лучники, размещавшиеся впереди остального войска (так было, например, в Ледовом побоище) и встречавшие наступавшего неприятеля градом стрел. С XIII века появились стенобитные и камнеметные орудия, необходимые для осады крепостей. В XV веке на вооружении новгородцев имелось и огнестрельное оружие, поначалу использовавшееся главным образом для обороны крепостей. Кроме народного ополчения в походы вместе с новгородцами отправлялась дружина князя, который в тот момент занимал новгородский стол, а также дружины князей, союзников Новгорода, и отряды народного ополчения из других княжеств. Наличие в войске нескольких сот отлично вооруженных и обученных конных княжеских дружинников значительно укрепляло боеспособность войска. Общая численность войск, которые была способна выставить Новгородская земля, составляла, по-видимому, 30— 40 тысяч человек (по подсчетам современных историков, в конце XV века на Новгородской земле жило около полумиллиона человек). Но это было на последнем этапе новгородской независимости, причем в самые критические моменты. Обычная численность новгородского ополчения, выступавшего в поход в XII — XIV веках, составляла, скорее всего, 5—10 тысяч. Такая численность войска могла быть достигнута достаточно быстро при мобилизации ополченцев самого Новгорода (численность населения которого в XV веке была примерно 20—30 тысяч жителей), его сельской округи и пригородов. Войско оснащалось и защитным, и наступательным вооружением, Одним из самых распространенных видов защитного вооружения был щит, который имели и конные, и пешие воины. Щиты изготавливали многочисленные мастера-щитники. Одна из улиц Новгорода, где они жили, называлась Щитной. Судя по изображениям на миниатюрах, щиты были различной формы: круглые, овальные, треугольные, трапециевидные и т. д. В середине XIV века появились скругленные прямоугольные щиты с желобом для руки. Из других видов защитного вооружения большое распространение в X—XII веках имела кольчуга, которую называли «броней». Археологи не раз находили в Новгороде фрагменты кольчуг. Кольчуга в виде длинной рубашки изготавливалась из многих сотен сцепленных друг с другом металлических колец. В XIII столетии кольчугу начал вытеснять пластинчатый доспех, состоявший из множества железных пластинок с отверстиями, с помощью которых они прикреплялись к кожаной или матерчатой основе. Пластинки заходили друг за друга наподобие чешуи. Слово «доспех» и означало упоминавшееся в русских летописях пластинчатое защитное вооружение, в отличие от «брони» — кольчуги. Судя по летописям, каждый свободный новгородец имел «доспех» дома на случай городских усобиц. Об этом же говорят находки деталей пластинчатых доспехов при раскопках в разных районах древнего Новгорода. Для защиты головы в бою существовали разнообразные шлемы. Вооружались воины непосредственно перед битвой; до начала военных действий вооружение находилось в войсковом обозе. Наступательное оружие было двух разновидностей — дальнего и ближнего боя. Главным оружием ближнего боя были прямые двулезвийные мечи и копья. В XIV—XV веках меч постепенно уступил место оружию с однолезвийным кривым клинком — сабле. Копья были главным образом ударным оружием. Наиболее мощные из них, с наконечником в виде листа лавра, назывались рогатинами. Но существовала разновидность копий как метательного оружия. Их называли сулицами. Сулицы, легкие копья, метали в неприятеля во время сближения, при преследовании бежавших. В рукопашной схватке использовались боевые ножи, кинжалы, булавы, кистени, шестоперы (оружие типа булавы — шестигранное ребристое навершие с ручкой). К предметам вооружения для дальнего боя в первую очередь относились луки. Битва, как правило, начиналась с перестрелки лучников. Они выпускали тучу стрел навстречу приближавшемуся неприятелю. Широко применялись луки в конном бою. Лучник мог выпускать в минуту до десятка стрел, наносивших немалый урон врагам. Менее скорострельными, зато более точными и дальнобойными были арбалеты, или по-русски — самострелы, появившиеся на Руси во второй половине XII века. Они представляли собой усовершенствованные луки, вставленные в раму с желобом для стрел. Чтобы натянуть тетиву, которая была гораздо туже, чем у обычного лука, использовался рычаг или ворот. Стреляя из самострела стрелой с бронебойным наконечником, можно было пробить даже самые тяжелые рыцарские латы. Различных форм наконечники стрел и для стрельбы из лука и арбалетные — нередкая находка в новгородском культурном слое. Это разнообразное оружие применялось в сражениях. Однако не в каждой войне дело доходило до решительной битвы. Только примерно в трети всех войн русского средневековья (как в междоусобицах, так и войнах с внешним врагом) происходили собственно битвы. Основным содержанием военных походов было ослабление (это называлось «взять на щит») неприятеля, опустошение его территории. Во время войн сжигали посевы, убивали или уводили в плен всех без исключения мужчин, женщин, детей, оказавшихся в зоне военных действий, расхищали имущество. Таким же походом обычно отвечал и противник. Особой доблестью считалось углубиться далеко на вражескую территорию, захватить много пленных и добра. При примерном равенстве сил стороны после взаимных походов на чужую территорию, не доводя дело до решительного сражения (военное счастье переменчиво!), заключали мир, и войска возвращались домой. Больше всего страданий в таких войнах доставалось сельскому населению, которое оказывалось застигнутым врасплох боевыми действиями. Оно теряло свои дома, скот, посевы, а нередко лишалось и жизни. Вместе с тем среди многочисленных войн, которыми была заполнена жизнь средневекового общества, известно немало битв, отличавшихся исключительным ожесточением. Особенно кровопролитными были войны между враждовавшими сторонами, относившимися к разным народам и исповедовавшими различные религии. С середины XII века северный сосед Новгорода — шведское феодальное государство начало проводить завоевательскую политику в восточном направлении. Объектом агрессии шведских феодалов стала территория современных Финляндии и Карелии. В ходе наступления шведы неминуемо должны были столкнуться с Новгородом, в состав основной государственной территории которого входила Карелия. Новгородцы собирали дань с племени еми, жившего в центральной Финляндии Советский историк Игорь Павлович Шаскольский, изучавший новгородско-шведские отношения в XII — XIV веках, выделил три основных этапа продолжавшейся полтора столетия борьбы между Новгородом и Швецией. На первом этапе (вторая половина XII века) новгородцы вели борьбу против шведской экспансии в юго-западной Финляндии и Приладожье. На втором этапе (20—50-е годы XIII века) Новгород защищался против другой волны наступления шведов, стремившихся захватить центральную Финляндию и берега Невы. Третий этап продолжался с 80-х годов XIII века до 1323 года. В то время шведы пытались захватить Карелию, Водскую и Ижорскую земли (с берегами Невы). Походы шведских феодалов на восток в XII — XIV веках проходили так же, как и аналогичные предприятия немецких завоевателей—«крестовые походы». Официальной же целью военных действий ставилось крещение по католическому обряду угро-финских племен еми и суми (предков современных финнов), карел, ижоры, води. На самом же деле шведские крестоносцы стремились захватить новые земли и заставить население платить дань. В случае успеха шведская агрессия могла быть направлена дальше на юг и юго-восток, на территорию русских княжеств. Первый «крестовый поход» был предпринят шведским королем Эриком в 1157 году в землю племени сумь (юго-западная Финляндия). Несмотря на сопротивление жителей югозападной Финляндии, шведы сумели благодаря лучшему вооружению и организации захватить часть территории и окрестить местное население. Не ограничиваясь захватом части племенной территории суми и понимая, что главное препятствие на пути покорения Финляндии — Новгород, шведы попытались уже в мае 1164 года нанести удар по собственно новгородским владениям. Их целью было, по- видимому, отрезать Новгород от Финляндии, чтобы без помех ее покорить. Флотилия из 55 шведских кораблей, пройдя Финский залив, Неву и Ладожское озеро, оказалась у стен новгородской крепости Ладоги в устье Волхова. Жители города сожгли посад и заперлись в каменной крепости, послав в Новгород гонцов с просьбой о помощи. Шведы попытались 23 мая штурмовать крепость. Однако защитники цитадели не только отбили штурм, но и нанесли шведам серьезные потери. Через 5 дней, 28 мая, пришедшее на помощь из Новгорода войско во главе с князем Святославом Ростиславичем наголову разгромило шведов, уничтожив и пленив большую часть неприятельских воинов. Остатки шведского войска на двенадцати уцелевших кораблях бежали восвояси. Урок, преподанный ладожанами и новгородцами, запомнился шведам надолго — вплоть до 1313 года они ни разу не пытались взять ладожские укрепления. Борьба Новгорода и Швеции за обладание Финляндией не носила со стороны Новгорода пассивного, оборонительного характера. В 1186 и 1191 годах новгородцы совершили поход в центральную Финляндию <: целью укрепления там своего влияния. В 1187 году союзники и данники новгородцев карелы совершили морской набег даже на столицу шведского государства Сигтуну, в результате которого город был взят и сожжен. Против шведских владений в юго-западной Финляндии был направлен поход новгородцев 1198 года, в результате которого шведские колонии в земле су-ми были разорены. Однако шведы не были вытеснены окончательно с захваченной ими территории. Дело в том, что, как мы уже знаем, новгородское войско не имело возможности вести длительную войну. Состоявшее из жителей Новгорода и Новгородской земли, оно должно было после похода, который продолжался несколько месяцев, возвращаться в Новгород. Шведы же постепенно осваивали покоренную территорию, заселяя ее колонистами. В третьем десятилетии XIII века шведы, закрепившиеся в юго-западной Финляндии, попытались покорить и христианизировать население центральной Финляндии — племя емь. Стремясь не допустить выхода еми из новгородской зависимости, князь Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) в 1227 году совершил зимний поход по льду Финского залива. Несмотря на успех похода, полностью влияние Новгорода восстановить не удалось, поскольку значительное количество финнов-еми уже было окрещено католическими миссионерами. Чтобы прекратить выход угро-финских племен из сферы новгородского влияния, было решено начать массовое крещение карел по православному обряду, что и было сделано в том же 1227 году. Разумеется, крещение карел не означало немедленного торжества христианства у этого племени. Так же как у славян, христианство там побеждало медленно, в течение столетий сочетаясь с языческими верованиями. Стремления шведских феодалов не ограничились покорением Финляндии и Карелии. Воспользовавшись тяжелым положением, в котором находилась Русь результате татаромонгольского нашествия, шведы пытались овладеть жизненно важной для торговли Новгорода территорией — устьем Невы. Почти одновременно с выступлением Ливонского ордена, в июле 1240 года, большое шведское войско высадилось с кораблей при впадении в Неву реки Ижоры. Извещенные о появлении шведских рыцарей, новгородцы на кораблях во главе с молодым князем Александром Ярославичем (ему было 20 лет) к утру 15 июля приблизились к лагерю шведов. Чтобы обеспечить быстроту и внезапность, игравшие весьма важную роль в войне, князь Александр не стал дожидаться сбора всего новгородского ополчения. Он взял с собой лишь свою дружину и часть ополченцев. Именно быстрота действий и внезапность решили исход Невской битвы. Шведы не ждали столь скорого нападения. Одна часть их войска находилась на берегу Невы, другая — на кораблях. Страшным был удар, обрушившийся на шведов. Новгородцы сражались с воодушевлением, совершали чудеса храбрости. Летописец, обычно кратко сообщавший о результате битвы, в данном случае не поскупился на описание подвигов своих земляков. Он рассказал о поединке Александра Ярославича с предводителем шведов, в котором победу одержал русский князь «возложивший» шведу «печать на лице острым своим копьем». Новгородец Сбыслав Якунович бился «одним топором» и поразил многих врагов. Воин Савва подрубил в ходе сражения златоверхий шатер шведского воеводы. Шатер упал, — это сильно воодушевило русских. Еще один герой битвы, Гаврила Алексич, на коне по мосткам один въехал на шведский корабль. Даже когда его сбросили в воду, он продолжал сражаться и убил шведского воеводу и епископа. Победа была полной. Остатки разбитого неприятельского войска спешно покинули невские берега. Новгородская земля избавилась от серьезной опасности. Александра Ярославича после битвы стали называть Невским. После сокрушительного поражения в Невской битве шведы на время прекратили попытки овладеть собственно русскими землями. Они направили свои усилия на завоевание Финляндии. В 1249 году шведские рыцари во главе с Биргером предприняли новый крестовый поход в землю еми. В течение нескольких осенних месяцев отборное шведское войско, несмотря на сопротивление плохо вооруженной и организованной еми, сумело захватить ее племенную территорию. В 1256 году римский папа Александр IV обратился к рыцарям Германии и Северной Европы с призывом начать новый крестовый поход против Руси. Однако на призыв откликнулись лишь шведские рыцари. Осенью 1256 года они высадились в устье реки Наровы и стали строить крепость, чтобы лишить новгородцев и псковичей выхода в Балтийское море по Нарове. Однако приближалась зима и, узнав о походе русских войск, шведы, боясь оказаться оторванными от своей земли, решили возвратиться домой, не окончив строительства. Когда полки во главе с Александром Невским были готовы выступить против шведов, стало известно, что те уже очистили берега Наровы. Тогда Александр Ярославич предпринял поход по льду Финского залива в захваченную шведами землю еми. Несмотря на то что поход был удачным, новгородцы не смогли ликвидировать шведского владычества. В течение последующих десятилетий шведы окончательно укрепились в Финляндии. На очереди были новгородские владения в Карелии. Третий, решающий этап борьбы Швеции и Новгорода начался в 80-х годах XIII века с враждебных действий шведов на Ладожском озере. В 1283 и 1284 годах шведские отряды грабили новгородских купцов, пытались собирать дань с подчиненных Новгороду карел. Целью нового крестового похода (в 1293 году) шведских войск было крещение по католическому обряду новгородских данников карел. Высадившись с кораблей в устье реки Вуоксы, они воздвигли там сохранившийся до наших дней каменный замок, назвав его Выборгом. Оттуда крестоносцы старались распространить свое господство на Карелию. Понимая, какую опасность представляет шведская крепость в западной Карелии, новгородцы в 1294 году предприняли попытку овладеть Выборгом, но цитадель устояла. Тем временем шведы, продолжая военные действия уже в центральной Карелии, в 1295 году сумели захватить город Корелу и разместить там свой гарнизон. Но на этот раз закрепиться на берегах Ладоги захватчикам не удалось. Новгородское войско незамедлительно отправилось в поход. Город был взят, шведский гарнизон во главе с воеводой перебит, а построенные шведами укрепления срыты. Но Швеция не прекращала попыток захватить Карелию и невские берега. В 1300 году шведы под предводительством королевского наместника маршала Тюргильса Кнутсона повторили попытку овладеть устьем Невы. Эта попытка окончилась для них так же безрезультатно, как и в 1240 году. На сей раз большое шведское войско, приплывшее на 110 больших судах, высадившись при впадении реки Охты в Неву, под руководством приглашенного из Рима специалиста по строительству укреплений занялось возведением цитадели. Они построили неприступную, как им казалось, каменную крепость и назвали ее Ландскрона (венец земли). Уверенные, что теперь им удалось навсегда закрыть для новгородцев их важнейший торговый путь на Запад и одновременно отрезать Карелию от Новгорода, шведы вернулись на родину, оставив в крепости сильный гарнизон. Через несколько месяцев, весной 1301 года, новгородская рать вместе с полками из северовосточной Руси во главе с сыном победителя в Невской битве князем Андреем Александровичем подошла к Ландскроне. Сыны приумножили воинскую славу отцов. 19 мая шведская твердыня была взята штурмом. Гарнизон частью истреблен, частью взят в плен. От крепости не оставили камня на камне. Новгородский летописец писал, что новгородцы с помощью небесных сил наказали шведов «за высокоумье их». Война продолжалась. Дважды, в 1311 и 1318 годах, новгородцы совершили успешные морские походы против шведских владений в Финляндии. Шведские войска в свою очередь, также на кораблях, нападали в 1313 и 1317 годах на берега Ладожского озера. В 1322 году шведы вновь напали на городок Корелу, но повторить успех 27-летней давности им не удалось. Защитники крепости мужественно оборонялись, и шведское войско вынуждено было вернуться восвояси. Чтобы наказать шведов за этот набег, в 1323 году из Новгорода была послана большая рать во главе с великим московским князем Юрием Даниловичем. Это был последний случай, когда великий князь, водил в поход новгородские полки. Более месяца продолжалась осада Выборга, но взять его не сумели. Тогда, чтобы ликвидировать опасность шведских набегов на Ладогу, у истока Невы, на Ореховом острове, была сооружена новгородская крепость Орешек (впоследствии Шлиссельбург, ныне Петро-крепость). Стало очевидным равновесие сил противников. У шведов было недостаточно сил, чтобы продолжать наступление в Карелии, в то же время они были достаточно сильны, чтобы удержать завоеванные территории в западной Карелии. 12 августа 1323 года в только что построенном Орешке послы шведского короля заключили «вечный мир» с Новгородом и князем Юрием Даниловичем. Договор этот дошел до нас. В нем говорится о том, что противники определили границу между своими владениями в Карелии. Шведам удалось удержать за собой захваченные ими в 1290-х годах три погоста к западной Карелии. В то же время новгородцы сохранили основную часть Карелии. Ореховецкий договор положил предел шведской экспансии в Новгородской земле. Сила, мужество и упорство новгородцев не позволили шведским феодалам завоевать северозападные владения Новгорода и развить агрессию в южном и юго-восточном направлениях. Позднее шведы неоднократно нарушали «вечный мир» (например, в 1348 и 1411 годах), вторгаясь в новгородские пределы, но терпели поражения. Больше ни пяди чужой земли им захватить не удалось — новгородско-шведская граница осталась нерушимой. В начале XIII века у западных границ Новгородской земли появился еще один сильный и коварный враг — немецкие крестоносцы. Они ставили перед собой задачу покорения прибалтийских племен ливов, леттов, куронов, эстов, чтобы затем перейти к захвату русских земель. Официальной целью немцев в Прибалтике был крестовый поход против населявших край язычников, которых они хотели обратить в католичество. Такие походы совершались по приказанию римских пап. Немецкие рыцари, участвовавшие в походах, стремились захватить чужие земли и подчинить своей воле их жителей. Немцы называли страну, которую им предстояло завоевать, Ливонией, по названию одного из населявших ее племен — ливов. В конце XII века католические проповедники начали миссионерскую деятельность в Ливонии. Когда проповедь словом не принесла успеха, было решено начать «проповедь» христианства огнем и мечом. В 1198 году по призыву из Рима начался крестовый поход, в результате которого часть ливов была насильно окрещена. Однако как только крестоносцы отправились на кораблях обратно в Германию, ливы стали прогонять католических священников. Чтобы окончательно покорить Прибалтику, немцы основали несколько укрепленных замков. Главным из них был заложенный в 1201 году в устье Даугавы замок Рига. Покорял и христианизировал край духовно-рыцарский орден Меченосцев. В 1237 году он слился с действовавшим в Пруссии Тевтонским орденом и стал называться Тевтонским орденом в Ливонии. В современной литературе принято именовать эту организацию Ливонским орденом. К началу 20-х годов XIII века крестоносцам удалось овладеть большей частью Ливонии: в Эстонии их продвижение на восток столкнулось с новгородскими интересами: жители юго-восточной части ее с XI века платили дань Новгороду. Новгородцы совершили несколько походов в Прибалтику, чтобы воспрепятствовать продвижению крестоносцев (в 1210, 1212, 1217, 1221 и в 1223 годах). Несмотря на успех ряда военных экспедиций, остановить продвижение крестоносцев новгородцы тогда были не в силах: немецкие рыцари основывали укрепленные замки, у Новгорода после захвата в 1224 году меченосцами центра новгородских владений — города Юрьева опорных пунктов не было. Тем не менее уже в те годы по немецкому рыцарству в Прибалтике был нанесен ряд чувствительных ударов. В 1234 году князь Ярослав Всеволодович е новгородскими и переяславскими полками вторгся в Ливонию и под Юрьевом, на реке Эмбах, нанес тяжелое поражение немецкому войску. Согласно заключенному договору Юрьев остался в руках немцев, которые обязались выплачивать дань за владение им Новгороду. Через три года началось татаро-монгольское нашествие на Русь, и Новгород был вынужден примириться с утратой Прибалтики. Ливонский орден, завоевав прибалтийские земли, продолжал свой «натиск на Восток», в русские земли. Обстановка тому благоприятствовала. Руси был нанесен тяжелейший удар монголами. По-видимому, согласно предварительной договоренности ливонские немцы напали на Русь в 1240 году, одновременно со шведами. Им удалось овладеть Изборском, а затем и Псковом. Над северо-западной Русью нависла страшная опасность — немцы намеревались захватить Новгород и другие русские города. Захватчики вторглись в землю води, платившей дань Новгороду. На холме в Копорье, как они всегда поступали, намереваясь прочно обосноваться на той или иной территории, построили крепость. Были захвачены села Тесово, Луга. Передовые рыцарские отряды появились в 30 верстах от Новгорода. В критическом положении ликвидировать опасность удалось благодаря исключительному героизму новгородских воинов и полководческому дарованию Александра Невского. Несколькими сильными ударами Александр Невский выбил крестоносцев из Копорья и Пскова. Решающая битва состоялась на льду Чудского озера 5 апреля 1242 года. Основные силы Ливонского ордена встретились здесь с русским войском, составленным из новгородцев и владимиро-суздальских полков. Ледовое побоище принесло славу Александру Невскому и русскому оружию. В ожесточенной битве построенная клином («свиньей») тяжеловооруженная рыцарская конница при помощи фланговых ударов русских войск была разгромлена. Часть крестоносцев успела бежать. Большинство их было убито и захвачено в плен. Не меньшее значение, чем Ледовое побоище, имела Раковорская битва. Однако в отличие от сражения на Чудском озере она известна гораздо меньше, несмотря на то что летописец, прекрасно осведомленный о победах Александра Невского, описывая ту битву, отметил: «...бысть страшно побоище, яко не видели ни отци, ни деди». Сражение произошло в 1269 году. В предыдущем году новгородцы совершили поход против датчан, которые захватили северо-восточную Эстонию и построили там замок Раковор (нынешний Раквере). Во время военных действий новгородские воины опустошили окрестности Раковора, но самого замка взять не сумели. Поэтому в начале 1269 года решили повторить поход. Были собраны большие силы. Кроме новгородского ополчения в походе участвовали псковские полки во главе с князем Довмонтом, переяславские полки князя Дмитрия Александровича (сына Александра Невского). Великий князь Ярослав Ярославич прислал на помощь своих сыновей Михаила и Святослава с дружинами. Пришли и другие князья. Таким образом, походу, организованному новгородцами, был придан характер объединенного военного предприятия княжеств северо-восточной и северо-западной Руси. Подготовка к нему осуществлялась с особой тщательностью. По словам летописца, новгородцы «изыскаша мастеры порочные и начаша чинити порокы во владычни дворе», то есть приглашенные мастера стали строить стенобитные орудия («пороки») на Епископском дворе. Велась и дипломатическая подготовка. Был заключен договор с ливонскими немцами, по которому новгородцы обязались не вторгаться в земли ливонцев, а те в свою очередь поклялись не мешать Новгороду воевать с датчанами. Войска новгородцев и их союзников, разделившись на три отряда, вторглись в пределы завоеванной датчанами территории. 23 января они подошли к Раковору. Там выяснилось, что ливонцы нарушили договор и во главе с магистром Отто фон Роденштейном выступили всеми силами на помощь датчанам. Несмотря на то что русские не ожидали такого вероломства, они не уклонились от сражения. Битва 18 февраля во многом напоминала Ледовое побоище. Немцы выстроились традиционным клином. Прямо против острия клина стояло новгородское ополчение. На левом фланге находился полк во главе с князем Михаилом Ярославичем, на правом фланге — псковичи и войска князей Дмитрия и Святослава. Рыцари, верные своей излюбленной тактике, решили во что бы то ни стало пробиться сквозь новгородское войско. Но новгородцы стояли насмерть. Они не дрогнули, несмотря на гибель посадника Михаила Федоровича и многих других предводителей ополченцев. Разбив фланговые прикрытия противника, псковичи и другие полки ударили с двух сторон во фланги «железной свиньи». Не выдержав двойного удара, рыцари смешались и обратились в бегство. Русские гнались за ними семь верст, усыпая дорогу таким количеством неприятельских трупов, что кони спотыкались о них и не могли продвигаться дальше. Между тем отряд немецких латников врезался в русский обоз, и погоня была остановлена. Наступали ранние февральские сумерки, и военные действия пришлось прекратить. Наутро русские неприятеля поблизости не обнаружили. Три дня, как сказано в летописи, победители «стояли на костях», но разбитое рыцарское войско не вернулось. Так в тяжелой борьбе новгородским воинам снова удалось победить основные силы ливонских немцев. Раковорская битва надолго осталась в памяти новгородцев. И хотя позднее Ливонский орден не раз угрожал северо-западным русским землям, его самый сильный натиск был остановлен. Русь не стала добычей немецкого рыцарства. Рассказ о военных предприятиях древних новгородцев был бы неполным, если бы мы не упомянул! ушкуйников. Слово «ушкуйники» в новгородских источниках почти не встречается. Так жители Поволжья называли новгородцев, отправлявшихся за добычей на легких гребных судах — ушкуях. Кроме ушкуев для походов использовались и более крупные суда — «насады». Походы ушкуйников, в которых участвовало иногда до полутора-двух тысяч воинов на многих десятках кораблей, отличались от обычных военных походов новгородцев тем, что они совершались «без новгородского слова». Это означало, что их участники — удалые новгородские молодцы — действовали на свой страх и риск. Вече не посылало их в поход и не несло ответственности за их действия. В Новгороде всегда было довольно «охочих» людей, которые не прочь были попытать счастья разбогатеть за счет лихих набегов. Дружины ушкуйников составлялись, как правило, из молодых людей. Во главе добровольцев стоял смелый и опытный руководитель вроде былинного Василия Буслаева, нередко из богатой и знатной боярской семьи. Для московских летописцев слова «ушкуйники» и «разбойники» были равнозначными. И действительно, основным занятием ушкуйников было ограбление купеческих караванов и прибрежных городов. Наибольший размах ушкуйничество приняло во второй половине XIV века. В то время главным направлением их походов стало юго-восточное: Поволжье и Прикамье. Хорошо вооруженные новгородские ушкуйники внезапными набегами наводили страх на купцов и горожан поволжских городов. Один из самых крупных походов ушкуйники совершили в 1366 году. На 150 ушкуях новгородские удальцы во главе с боярами Василием Федоровичем, Есифом Варфоломеевичем и Александром Абакумовичем сначала прошлись по Волге, грабя купеческие караваны восточных купцов (татар, армян, арабов), а затем напали на русский город Нижний Новгород и разграбили его. После этого направились на Каму и «повоевали» города Волжской Булгарии. Вдоволь навоевавшись, с богатой добычей, ушкуйники, как сказано в летописи, «приехаша вси здрави в Новгород». Однако этим дело не кончилось. В своих походах ушкуйники обычно грабили подряд всех попавшихся купцов, не разбирая, татарин он или русский. Разница состояла лишь в том, что татар при этом часто убивали, а русских, обобрав до нитки, отпускали. Так поступили ушкуйники и в походе 1366 года, чем вызвали гнев молодого великого московского князя Дмитрия Ивановича (будущего победителя татар на Куликовом поле). Великий князь заявил новгородцам: «Зачем ходили на Волгу и пограбили моих гостей?» — и готов был начать военные действия против Новгорода. Только в следующем году был заключен мир. Однако походы ушкуйников не прекратились. Уже в 1371 году они вновь взяли и ограбили Кострому. Впрочем, не все ушкуйнические набеги заканчивались благополучно для их участников. Летописи подробно описывают поход новгородских удальцов во главе с неким Прокопом в 1375 году. Не менее полутора тысяч ушкуйников на 70 судах отправились по Волге. После настоящего сражения с костромичами, в котором новгородцы, несмотря на то что их было меньше, одержали победу, Кострома была разграблена. Добра оказалось так много, что ушкуйники взяли на свои корабли только «лучшее и легчайшее, а прочее тяжкое излишнее множайше в Волгу вметаша и глубине предаша, а иное огнем пожго-ша». Много жителей Костромы, мужчин и женщин, было взято в плен. Так же поступили ушкуйники и в Нижнем Новгороде. Вслед за разгромом Нижнего Новгорода ушкуйники отправились в город Булгар, где продали пленных в рабство. После этого двинулись вниз по Волге к столице Золотой Орды — городу Сараю. По пути «гости христианские грабючи, а бесермен (купцов-мусульман.— В. А.) бьючи». Астраханский хан Салчей сумел хитростью перебить всех участников похода и завладеть их добычей. Последний поход ушкуйников летопись зафиксировала в 1409 году. «Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода Василий Федорович Андреев Падение республиканского строя В XIV—XV столетиях одним из наиболее важных социально-политических явлений, происходивших в тогдашней Европе, был процесс объединения этнически однородных территорий и создания национальных государств (Франция, Испания). В Восточной Европе образовалось единое Польское государство. Одновременно шел процесс объединения русских земель. С начала XIV века началось возвышение Москвы. Потомки младшего сына Александра Невского, Даниила Александровича, постепенно расширяя свои владения, превратили одно из самых незначительных княжеств северо-восточной Руси — Московское — в крупное государственное образование, ставшее центром объединения Руси. Объединительная политика московских князей была выражением прогрессивной исторической тенденции к образованию единого Русского государства. Только сильное единое государство могло сбросить татаро-монгольское иго, столетиями тормозившее историческое развитие русского народа. В битве на реке Воже, на поле Куликовом, в других сражениях с татарами Москва завоевала высокий авторитет защитницы общерусских интересов. В XIV веке Москва становится центром русского православия; здесь расположилась резиденция митрополитов «всея Руси», что сыграло чрезвычайно важную роль в борьбе Москвы за первенствующее положение среди других русских земель. К середине XV века московские князья подчинили себе большую часть княжеств северовосточной Руси. В начале 1460-х годов их власть признала Псковская республика (правда, на некоторое время сохранив республиканские государственные институты). В 1464 году в состав владений Москвы перешло Ярославское княжество, а спустя десять лет — Ростовское. На повестке дня стояло решение важнейшей задачи в исторически прогрессивном деле образования единого Русского государства — ликвидация самостоятельности Великого Новгорода. Соперницей Москвы в объединении русских земель была Литва. Воспользовавшись феодальной раздробленностью Руси и тяжелыми последствиями татарского нашествия, литовские князья Гедимин, Ольгерд и Витовт включили в состав своих владений многие западные и южные русские княжества: Киевское, Волынское, Витебское, Полоцкое, Минское, Смоленское и другие. Русское население в том государстве было преобладающим, поэтому его следует называть Литовско-Русским княжеством. Вплоть до конца XVI века даже большинство государственных документов составлялись там на белорусском языке. В 1385 году было положено начало государственному объединению Литвы и соседней Польши. Согласно Кревскои унии литовский великий князь Ягайло стал одновременно и польским королем. Через два года литовское население официально приняло католичество (русские подданные Литвы остались православными). Литва в глазах русских людей уже не могла рассчитывать на роль центра объединения Русского государства. Один за другим русские удельные князья и бояре стали «отъезжать» в Москву и поступать на службу к великому московскому князю. Тем не менее литовские великие князья продолжали претендовать на первенствующую роль на Руси. Это не раз приводило к их столкновениям с Москвой, которая в конечном итоге отобрала значительную часть русских земель, входивших в состав Литвы. И Москва, и Литва старались подчинить себе Новгород. Новгородцы, оказавшиеся между двух огней, признавали верховную власть московского великого князя, но неоднократно приглашали в качестве служилых князей (наемных военачальников) литовцев, давая им «в кормление» северные и западные территории Новгородской земли. Особенно серьезной стала угроза со стороны Литвы в конце XIV — первой трети XV века, когда великим литовским князем был Витовт. По словам новгородского летописца, князь «помыслил тако: хотел пленити русскую землю, и Новгород, и Псков». Трижды, в 1399—1400-м, в 1412— 1414-м и в 1426—1428 годах Новгород и Литва находились в состоянии войны. В первых двух случаях путем сложных дипломатических маневров новгородскому правительству удалось заключить мир «по старине», не доводя дело до военных действий. В третий раз, в 1428 году, войско Ви-товта совместно с отрядом союзника, тверского великого князя, вторглось в пределы Новгородской земли и осадило крепость Порхов. Оказавшись в тот момент без союзников, Новгород на военные действия не пошел, а вынужден был просить мира. Новгородское посольство во главе с архиепископом Евфимием I заключило под Порховом мир, уплатив за него 10 тысяч рублей (из них 5 тысяч дали жители Порхова). Таким образом, Литва не смогла захватить даже части западных новгородских земель. На рубеже XIV—XV столетий Новгород конфликтовал с Москвой из-за одной из самых богатых новгородских волостей, Двинской земли, на которую претендовала Москва. В 1397 году жители Двинской земли подняли восстание против Новгорода, дав присягу на верность великому московскому князю Василию Дмитриевичу. Новгородцы в ответ на это собрали большое ополчение и поклялись всем быть заодно, пока не возвратят Двинскую землю. Жители города призывали: «Лучши, братие, нам изомрети за святую Софию, нежели в обиде быти от своего князя великого!» Поход новгородского войска на Двину весной 1398 года был стремительным и успешным. Сначала новгородцы пошли на Устюг, чтобы лишить мятежных двинян помощи с юга. Затем осадили главный укрепленный пункт Двинской земли — городок Орлец (неподалеку от Холмогор). Около месяца продолжалась осада. Орлец пал. После этого новгородцы сурово покарали сторонников Москвы. Руководители восстания были приведены в Новгород и там казнены. Борьба с Москвой за Двину на этом не закончилась. В 1401 и 1417 годах столкновения продолжались. Однако новгородцам удалось сохранить свои северные владения. В 30—40-х годах XV столетия на время упрочилось положение Новгородской республики. И в Литве, и в Москве эти годы прошли во внутренних усобицах, не дававших возможности великим князьям вмешиваться в новгородские дела. Только один раз, в 1441 году, московский великий князь вторгся с войсками в новгородские пределы, но, получив выкуп (8 тысяч рублей), согласился на мир. В Московском княжестве в 1430—1440-х годах шла ожесточенная борьба за великокняжеский престол между внуком Дмитрия Донского Василием Васильевичем и его дядей Юрием Дмитриевичем (сыном Донского) с сыновьями Василием Юрьевичем Косым и Дмитрием Юрьевичем Шемякой. В длительной феодальной войне поначалу торжествовали Юрий и его сыновья. Василий был лишен великокняжеского престола и даже ослеплен (отсюда его прозвище — Темный). Но в конечном итоге победа оказалась на стороне Василия Темного, которого поддержали московское боярство, духовенство, служилые люди. Новгород придерживался в этой войне позиции нейтралитета, дружественной по отношению к Юрию Дмитриевичу и его сыновьям. Новгородские войска непосредственного участия в военных действиях не принимали. Однако лишившийся престола Василий Васильевич не нашел здесь поддержки. В апреле 1434 года он около месяца провел на Городище, но помощи от новгородцев не добился. В то же время, котда Дмитрий Шемяка нуждался в надежном местопребывании для своей семьи, он послал ее именно в Новгород, куда после краха своих попыток вокняжиться в Москве в 1450 году бежал и сам. Новгород принял Шемяку с почетом. Здесь он умер и был похоронен в Юрьевом монастыре. Василий Темный, разгромив всех своих противников и окончательно утвердившись на великокняжеском престоле, не забыл позиции Новгорода в феодальной войне. С целью покарать новгородцев зимой 1456 года с большим войском он вступил в Новгородскую землю. Решающая битва произошла под Русой (ныне Старая Русса) 3 февраля 1456 года. Новгородцы были наголову разгромлены, несмотря на то что в сражении участвовали не главные силы московского войска, а лишь один из отрядов во главе с воеводами князем Оболенским-Стригой и Федором Басенком. Поначалу новгородская рать имела некоторый успех. При первом «соступе» она даже обратила в бегство москвичей и их союзников — татар. Подоспевшая другая часть московского войска нанесла удар во фланг и тыл новгородцев. Зная, что новгородские доспехи очень крепки, москвичи стали стрелять из луков по коням, и тогда новгородцы «валяхуся под кони свои, не могуще здержати их». Смешавшееся новгородское войско обратилось в бегство. Во время битвы и погони были убиты и взяты в плен многие видные республиканские деятели, посадники и тысяцкие. После нескольких недель военных действий новгородцы направили к Василию Темному в Яжелбицы, где находилась его ставка, представительное посольство. Война показала военную слабость Новгорода, ополчение которого, даже усиленное дружинами служилых князей, не смогло противостоять небольшому, но искусному и закаленному в боях войску Василия II. Все чаще и чаще новгородское правительство, не полагаясь на свою военную силу, предпочитало в случае, конфликтов откупаться. Республика была для этого достаточно богата благодаря дани, поступавшей из новгородских колоний, и развитию заморской торговли. По Яжелбицкому договору новгородцы обязались уплатить великому князю большую по тем временам контрибуцию в 10 тысяч рублей. Помимо выплаты контрибуции новгородцы согласно договору обязывались прекратить всякие отношения с врагами Василия Темного Иваном Шемячичем (сыном Шемяки) и князем Иваном Можайским. В договоре содержатся статьи, смысл которых не вполне понятен: «А вечным грамотам не быти» и «А печати быти князей великих». Известный советский историк Виктор Николаевич Вернадский полагал, что первая из приведенных статей означает отмену (или ограничение) значения новгородского веча как высшей судебной инстанции. Вторая статья, в дополнение к первой, подчеркивает право великих князей утверждать своей печатью судебные приговоры. Яжелбицкий договор, содержавший ряд ограничительных условий для новгородских порядков, усилил антимосковские настроения в Новгороде. Летописец, рассказывая о «мирной» поездке в Новгород Василия Васильевича Темного с младшими сыновьями в 1460 году, упомянул о готовившемся покушении. Когда великий князь приехал, «новгородцы же, ударив в вечье колокол и собравшися ко святей Софеи, свещашася все великого князя убити». Против этого намерения выступил архиепископ Иона, который, обращаясь к новгородцам, сказал: «О безумнии людие! Если вы великого князя убьете, что вы приобрящете? Но большую язву Новгороду доспеете; сын его большей князь Иван се послышит ваше злотворение, а се часа того рать испросивши у царя (у татарского хана.— В, А.) и пойдет на вы и вывоюют всю землю вашу». Эта речь убедила новгородцев, отказавшихся от покушения на великого князя. Зато на великокняжеского воеводу, победителя новгородского войска при Русе Федора Басенка напали, когда он возвращался однажды вечером с пира на Городище. Сам воевода остался цел. Покушавшимся удалось убить только его слугу. Приведенные факты ясно говорят о том, что в Новгороде было немало противников Москвы. В 1462 году на московский великокняжеский престол вступил сын Василия Васильевича Темного Иван III. Во времена его правления в основном завершилось объединение русских земель вокруг Москвы и образование единого Русского государства. Было свергнуто татаромонгольское иго. Иван III проявил себя дальновидным и осторожным политиком, умело использовавшим для достижения своих целей и различные дипломатические приемы, и силу. К концу 60-х годов XV столетия стало очевидным, что время самостоятельного существования Новгородской республики подходит к концу. Слава «Господина Государя Великого Новгорода» явно клонилась к закату. И хотя по-прежнему власть республики простиралась на колоссальные территории от Кольского полуострова на севере до Торжка на юге и от устья Невы далеко на восток, положение ее было непрочным. На северо-восточные новгородские владения активно наступала Москва, а с запада и юго-запада Новгороду угрожали Ливония и Литва. Великий Новгород уже не был той грозной военной силой, которая в XII — XIV столетиях не раз наносила сокрушительные поражения немцам и шведам, а также дружинам наиболее сильных русских князей. В прошлом остались дерзкие походы новгородских ушкуйников на север, на Волгу и Каму. Вместо веры в доблесть и силу новгородского войска появилась вера во всемогущество новгородского рубля. С помощью денег новгородцы откупались от вторжений неприятельских ратей. Ослабление Новгорода в середине XV века во многом связано с острой внутриполитической борьбой. Мы уже знаем, что стержнем политической жизни республики в течение столетий было соперничество боярских группировок в борьбе за власть в государстве. И в критический для республики момент среди бояр не было единства. Когда выяснилось, что Москва готовится к уничтожению вечевых порядков, встал вопрос: как быть дальше? Для правящей верхушки Новгородского государства это был вопрос, от решения которого она зависела экономически и политически. В случае успеха Москвы боярство лишалось не только власти, но и своих земель, которые могли быть «отписаны на государево имя» или розданы московским служилым людям. Казалось, тут бы боярам и объединиться для общего дела. Но этого не случилось. На политической сцене Новгорода появляется литовская партия во главе с Марфой Борецкои. Соперниками этой партии были сторонники московского великого князя. Борецкие и их окружение добивались признания за литовским великим князем тех верховных прав над Великим Новгородом, что принадлежали его московскому коллеге. Они надеялись таким способом сохранить и республику, и свои вотчины, а на случай посягательств Москвы заручиться литовской помощью. Бояре, придерживавшиеся московской ориентации, рассчитывали в случае победы Москвы остаться владельцами своих земель в качестве ее союзников. Нетрудно заметить, что обе боярские партии во главу угла ставили свои классовые, землевладельческие интересы. А какой была позиция простых новгородцев? В этом разобраться непросто. Источники, особенно московского происхождения, дают противоречивые сведения. С одной стороны, в среде рядовых новгородцев еще сохранялась приверженность вечевым порядкам, подчас дававшим возможность открыто выступать на вече против ненавистного боярина. Надо учитывать также многовековую традицию республиканского строя. Простые жители Новгорода привыкли оказывать непосредственное (как им казалось) влияние на формирование государственной политики. С другой стороны, в среду непривилегированного населения города уже начала проникать идея о необходимости единовластия, о том, что только сильная власть способна справиться с боярским самовластием, установить в стране порядок и справедливость. Недаром некоторые «черные» люди Новгорода обращались к Ивану III, видя в нем своего сильного покровителя, с жалобами на бояр. Необходимо иметь в виду, что новгородские низы не имели какой-либо собственной, отличной от боярской, политической организации. Тесно связанные со «своими» уличанскими, кончанскими боярами, они, как правило, придерживались политической ориентации, соответствовавшей ориентации боярской группировки. Во времена борьбы за сохранение политической самостоятельности Новгородской республики большая часть простых новгородцев, верная вечевым традициям, поддерживала противников Москвы. Наиболее колоритной фигурой общественной жизни Новгорода той поры была знаменитая Марфа Бо-рецкая, или Марфа Посадница. Писатели прошлого столетия нередко идеализировали Марфу, изображая ее как демократку, отдававшую все для сохранения и укрепления республиканского строя. «Вольность и Марфа одно знаменовали в великом граде», — писал в повести «Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» Карамзин. На памятнике Тысячелетию России в Новгороде скульптор изобразил Марфу оплакивающей разбитый вечевой колокол. Разумеется, приверженность Борецкои вечевым порядкам никакого сомнения не вызывает. Однако в основе этой приверженности лежала не просто идея свободы, а в первую очередь классовые интересы — боязнь потерять политическую власть и богатство. Именно эти интересы привели литовскую партию к прямому предательству общерусских интересов, к соглашению с Литвой и даже к попытке союза с заклятым врагом Руси — Ливонским орденом. Марфа Борецкая — одна из очень немногих женщин средневековой Руси, о которых рассказывают летописи. Она единственная из них, сумевшая стать видной политической деятельницей Новгородской республики, где на протяжении всей ее многовековой истории государственные дела были привилегией мужчин. Впрочем, Борецкая никакой официальной должности в республике не занимала — тогда это было невозможно, а ее прозвище Посадница означает лишь то, что она была вдовой новгородского посадника. Очень мало известно о жизненном пути Марфы. Происходила она, по некоторым данным, из новгородской боярской семьи Лошинских. Родилась Марфа, скорее всего, в первой четверти XV века, поскольку в 1478 году у нее был взрослый внук. Мужем Марфы был Исак Андреевич Борецкий, новгородский степенный посадник 1430—1450-х годов. У Борецких было два сына: старший Дмитрий и младший Федор. Двор Борецких стоял на левом берегу Волхова, в Неревском конце города, неподалеку от детинца. Сюда стекались громадные доходы с многочисленных вотчин боярской семьи, расположенных в различных районах Новгородской земли от побережья Белого моря до нынешней Калининской области. Тысячи сел, соляные варницы, другие промысловые угодья имелись в составе владений Борецких, которые являлись одной из богатейших, если не самой богатой, семей новгородской аристократии. Огромные богатства Борецких были основой их политического могущества. В 1460-х годах, после смерти Исака Андреевича, посадником становится его сын Дмитрий Исакович. Марфа, оставшись вдовой, имела немалую власть над детьми и большое влияние среди населения Новгорода. Несомненно, она была женщиной умной, энергичной, властной, что при богатстве и знатности поставило ее во главе сильной и многочисленной политической группировки. Партия сторонников Литвы действовала очень активно и вербовала приверженцев. Дом Марфы Борец-кой стал главным штабом, а его хозяйка душой партии: Марфа принимала гостей, настраивая их соответствующим образом, давала пиры для участников своей группировки. На одном из таких пиров побывал основатель Соловецкого монастыря Зосима, после смерти причисленный церковью «к лику святых». Подробности пребывания в Новгороде мы узнаем из его «жития». Одной из целей поездки будущего «святого» в столицу были притеснения, чинимые монастырю слугами Борецких, владения которых находились в непосредственной близости от монастыря. Однако высокомерная Марфа отказалась разговаривать с Зосимой, приказав холопам гнать его со двора. Позднее, узнав об иноческих «подвигах» Зосимы, она одумалась и пригласила его на пир. Согласно житийной легенде, преподобный просидел весь пир молча, отказался от еды и даже заплакал, ибо привиделось ему ужасное: некоторые из сидевших за столом бояр были... без голов. Это оказались те, кого позднее казнил Иван III. Борецкие и их сторонники действовали не только убеждением, но и подкупом. Архиепископский ключник Пимен, желавший при помощи литовской партии занять место архиепископа, выдавал деньги из владычной казны, на которые нанимали «худых мужиков вечников», готовых на все за хорошую плату. На общегородском вече эти люди кричали: «Хотим за короля!» — и бросали камни в противников Борецких. Несмотря на сопротивление сторонников Москвы, вече приняло решение направить послов к польскому королю и великому литовскому князю Казимиру IV. В составе новгородского посольства, побывавшего в Литве зимой 1470/71 года, находился и посадник Дмитрий Исакович Борецкий. Еще раньше, 8 ноября 1470 года, в Новгород прибыл из Литвы потомок киевских князей православный Михаил Олелькович, который был принят в качестве новгородского князя. В московских источниках есть не очень вразумительные сведения о том, что Марфа Борецкая якобы собиралась замуж то ли за Михаила Олельковича, то ли за одного из литовских панов его свиты. Впрочем, это маловероятно, принимая во внимание возраст Борецкой. Михаил Олелькович пробыл в Новгороде около четырех месяцев, а затем вернулся в Литву. К тому времени был заключен договор с Казимиром IV. Договор предоставлял литовскому великому князю примерно такие же права в Новгороде, как те, что «по старине» принадлежали раньше московским князьям. Новгород признавал Казимира вправе посылать своего наместника, перечислялись доходы в пользу князя с новгородских волостей, а также право суда. За это, согласно договору, Казимир IV обязывался «всести на конь за Великий Новгород и со всею своею радою литовскою против великого князя (московского.— В. А.) и боронити Великий Новгород». Особо оговаривались церковные дела. Казимир не должен был пытаться цвести католичество в Новгороде. Запрещалось строить здесь католические храмы, а наместник великого литовского князя должен был быть православного вероисповедания. Договор означал полный разрыв с Москвой и переход под власть католической Литвы, хотя и при сохранении традиционного православия. Тридцатилетний московский великий князь Иван Васильевич III, получив известие о договоре Новгорода с Казимиром IV, понял, что настал удобный момент для решительных действий, для давно готовившегося похода на Новгород. В марте 1471 года на большом совещании у Ивана III при участии удельных князей, митрополита и епископов было решено начать военные действия и наказать новгородцев, отступивших от истинной веры к еретическому «латинству» (католичеству). ...Широкое наступление против Новгорода было предпринято в июне. Еще раньше московская рать была послана на Двину с целью присоединения к Москве этой новгородской колонии. В июне московские войска перешли южные границы Новгородской земли, опустошая приграничные районы. Обычно в такое время московские да и иные полки в поход на Новгород не ходили. Окруженный множеством болот и рек, он был неприступен весной, летом и осенью. Однако в 1471 году лето было засушливым, не выпало ни одного дождя, многие болота и реки пересохли. Это создавало исключительно благоприятные возможности для действий великокняжеских войск. Уже 24 июня они заняли Русу. Новгород оказался в изоляции. Великий литовсгаш князь, занятый сложными внутри- и внешнеполитическими проблемами Польши и Литвы, обещанной помощи не прислал. Не откликнулись на просьбу о помощи и псковичи. Более того, после долгих колебаний они по приказанию Ивана III выступили против Новгорода. В самом Новгороде, где было немало сторонников московского великого князя, разгорелась острая борьба, в которой победу одержала партия Борецких. Выступая в защиту традиционных новгородских порядков, при помощи политической демагогии они сумели увлечь за собой значительную часть населения города. Было собрано очень большое по тем временам ополчение (по некоторым источникам, 30—40 тысяч воинов). Тех, кто не желал воевать с москвичами, силой гнали на войну. Новгородское войско, несмотря на многочисленность, было недостаточно боеспособным. Помимо того, что в нем были ратники, не хотевшие воевать, имелось много не обученных военному делу ремесленников, впервые севших на боевых коней. Слабость новгородского войска не замедлила сказаться в решительных сражениях. 7 июля в бою у Ко-ростыни новгородские полки потерпели первое поражение. Главная битва произошла на реке Шелони 14 июля. Уже первая атака быстрой московской конницы опрокинула боевые порядки плохо организованного новгородского ополчения. В одной из летописей этот момент описан очень кратко и точно: «Новгородцы же мало бившися и побегоша». Бегство было всеобщим. Многие новгородцы бросали оружие, чтобы кони быстрее скакали. Другие прыгали с коней и пытались укрыться в лесу. Во время сражения, а также при преследовании бегущих великокняжеские воины перебили и взяли в плен множество новгородцев. Победа войск Ивана III была полной. Только жалкие остатки ополчения вернулись в Новгород. Был захвачен обоз новгородского войска, в котором, между прочим, оказался список договора Новгорода с Казимиром IV. Текст договора особенно разгневал Ивана III. Для литовской партии шелонский разгром означал крах политических планов. Для Марфы Борецкой он обернулся еще и глубоким личным горем: был захвачен в плен, а затем казнен ее сын посадник Дмитрий. Летопись так сообщает об этом: «Посадников приведоша к великому князю, он же разъярився за их измену и повеле казнити их: кнутьем бити и главы отсечи». По обычаю, существовавшему в средневековой Руси, Марфа вместе с младшим сыном Федором составили так называемую «данную» грамоту. По ней Борецкие передали Соловецкому монастырю два участка земли на побережье Белого моря; в ответ монахи должны были молиться за упокой души Дмитрия Исаковича. Битва на Шелони предопределила дальнейшую судьбу Великого Новгорода. Однако Иван III не торопился окончательно ликвидировать новгородскую самостоятельность. Он полагал, что решительная ломка вечевых традиций может вызвать восстание в городе, и счел за благо уничтожить республику постепенно. 11 августа в Коростыни был заключен мирный договор между Иваном III и Новгородом. Согласно договору основные права и вольности Великого Новгорода остались без изменений. Новгород обязывался выплатить великому князю самую значительную за свою историю контрибуцию —16 тысяч рублей. Наиболее существенными из политических статей договора были те, в которых новгородцы обязывались полностью и окончательно порвать с Литвой и не принимать оттуда князей ни на Новгород, ни на пригороды. В дополнение к шелонскому поражению новгородцы были разбиты летом 1471 года и на далекой Двине. В результате они вынуждены были уступить Ивану III ряд территорий, располагавшихся по правому притоку Северной Двины реке Пинеге и по реке Мезени. Несмотря на жестокое поражение, новгородские противники Москвы не сложили оружия. Антимосковские настроения были в Новгороде очень сильны и всячески подогревались Борецкими и их окружением. Московские публицисты того времени яростно обрушивались на Марфу Борецкую за ее действия против великого князя. В своих сочинениях они сравнивают посадницу с самыми отвратительными женскими персонажами ветхозаветной и новозаветной истории: тут и «львица древняя Езавель», и погубившая Самсона «Далила окаянная», и «бесовная Иродиада», из-за происков которой погиб Иоанн Предтеча, и преследовательница Иоанна Златоуста царица Евдокия. Иван III, пристально следивший за развитием событий в Новгороде, счел нужным лично вмешаться. В конце 1475 года он прибыл в Новгород и начал творить «суд и расправу» над своими политическими противниками. Иван III приехал в Новгород как судья, стремясь показать, что только великокняжеская власть способна обеспечить порядок и законность. Одновременно он хотел «обезглавить» литовскую партию под видом справедливого суда над своевольными боярами, на которых имелись жалобы. Великий князь был принят с небывалым почетом. Уже за сто верст от города его встретили архиепископ Феофил с видными руководителями республики, посадниками и тысяцкими. Ивану III были вручены богатые дары. Великий князь остановился в своей резиденции на Городище. Богатейшие новгородские бояре наперебой приглашали его на пиры. Во время пиров боярство стремилось поразить Ивана III своим богатством и силой. Обильные угощения, драгоценные подарки должны были, во-первых, задобрить великого князя, помочь снискать его расположение, а во-вторых, дать ему понять, со сколь могущественными людьми он имеет дело. Иван III охотно участпоип.» и пирах, принимал подношения, давал ответные пиры, но твердо держался намеченной линии поведения. Уже на второй день после прибытия в Новгород, 22 ноября, он стал принимать от новгородцев многочисленные жалобы. Среди жалобщиков были «черные» люди, житьи, некоторые бояре и даже целые улицы. Так, 25 ноября Иван III, по всем правилам ионгородского судопроизводства, в присутствии архиепископа и посадников, разбирал жалобу жителей Славковой и Никитиной улиц на степенного посадника Василия Ананьина, посадника Богдана Есипова и других бояр, которые обвинялись в том, что «наехав... со многими людьми на те две улицы, они многих людей перебили и переграбили», захватив у жителей имущества на тысячу рублей, а «многих до смерти перебили». По приказу Ивана III четверо из обвиняемых были арестованы, а затем в кандалах отправлены в Москву. Среди осужденных бояр оказался сын Марфы Бо-рецкой Федор Исакович. Тем самым обнаружился политический смысл великокняжеского правосудия. Несколько позднее были схвачены боярин Иван Офоносов и его сын Олферий, уже по сугубо политическому обвинению в том, что они хотели «датися за короля», то есть перейти на сторону Казимира IV. Иван III милостиво обошелся с новгородскими боярами — сторонниками Москвы и с теми, на которых возлагал надежду, что они станут ее сторонниками в дальнейшем. Такая политика должна была облегчить борьбу великого князя за окончательную ликвидацию республиканского строя, укрепить позиции доброжелателей Ивана III в Новгороде. Позднее, в феврале 1477 года, Иван III открыто нарушил «старину» в отношениях с Новгородской республикой. Он вызвал к себе в Москву на суд некоторых посадников и бояр, хотя не имел на это формального права — должен был судить новгородца только в пределах Новгородской земли. В 1477 году борьба между противниками и сторонниками Москвы в Новгороде достигла апогея. В марте промосковская боярская группировка отправила послов к Ивану III. Новгородское посольство в составе вечевого дьяка Захария и Подвойского Назара «било челом» великому князю и его сыну, чтобы те называли себя «государями» Великого Новгорода. Прежде в договорах великий князь именовался только «господином», а новгородцы — «мужами вольными». «Государем» Иван III считался по отношению к своим наследственным владениям в северо-восточной Руси. Такое посольство было на руку великому московскому князю (возможно, он инспирировал его сам). Создавалась видимость, что сами новгородцы просят об установлении у них такой же формы правления («государства»), как и в других русских землях, подвластных Ивану III. Однако затея с посольством провалилась. Напротив, она привела к вспышке кровавых междоусобиц в Новгороде. В апреле 1477 года великий князь прислал в Новгород послов, которые должны были по замыслу Ивана III получить от веча общее согласие называть его «государем», но новгородское вече отвергло идею «государства». Послам великого князя было объявлено, что новгородцы «с тем есмя (послов в Москву. — В. А.) не посылывали, и назвали то ложью». Вслед за этим началось избиение сторонников Москвы, отличавшееся исключительной жестокостью. В летописи то и дело говорится о казнях промосковски настроенных жителей Новгорода. На Василия Никифорова, например, было возведено обвинение в том, что он «целовал крест» великому князю (то есть дал клятву верности). Изменника «без милости вземше, и ве-доша его на вече, и камением убиша его». Такое же обвинение предъявили боярину Захарию Овинову, одному из богатейших новгородских землевладельцев. Его вместе с братом Кузьмой казнили на Владычном дворе. Заподозренного в измене боярина Василия Ананьина «на вече иссекли топоры в части», Некоторых бояр, ориентировавшихся на Москву, взяли под стражу. Таким образом, в острой политической борьбе в Новгороде вновь взяла верх партия Марфы Борецкой. Часть из оставшихся на свободе сторонников великого князя бежала в Москву. Новгородское правительство снова начало переговоры с Литвой. До нас текст договора не дошел, но, по всей видимости, Казимир IV обещал свою помощь против Москвы, которую он так и не оказал. Когда стал очевидным разгром сторонников Москвы и исчезла надежда на мирную ликвидацию республики, Иван III предпринял новый военный поход. В ноябре 1477 года большое войско московского великого князя перешло границы Новгородской земли. Не встречая серьезного сопротивления, оно стало разорять новгородские села и городки. В конце месяца войска Ивана III подошли к Новгороду. Многочисленная рать, в которую входили владимирские, суздальские, ярославские полки, войска многих других русских городов, включая Псков, со всех сторон обложила город. Началась осада. Иван III устроил ставку в принадлежавшем боярину Лошинскому селе Троица в Поозерье. Часть войск великого князя была послана «по корм», то есть разорять новгородские владения. Новгородское правительство уже 23 ноября отправило посольство во главе с архиепископом к Ивану III. Новгородская правящая верхушка еще надеялась путем переговоров и мелких уступок сохранить вековую «старину» в отношениях с Москвой. Но надежды оказались тщетными. Великий князь был настроен решительно, намереваясь раз и навсегда покончить с новгородской вольницей. Город был переполнен беженцами из разоренных войной районов Новгородской земли. За крепостными стенами столицы республики они искали прибежища и защиты от насилий великокняжеских войск. Новгород не был вполне готов к длительному сопротивлению из-за недостатка съестных припасов. Начался голод. Большое скопление людей вызвало эпидемию, еще более ухудшившую положение новгородцев. Великий князь Иван Васильевич, осведомленный о положении в городе, скорее всего, не желал терять своих воинов при штурме крепости (либо не рассчитывал на успешный штурм) и решил длительной осадой принудить новгородцев к покорности. Кроме того, он приказал своим войскам «пушками бити град», и, как сказано в летописи, «мнози новгородцы по граду избиени были». Бедственное положение Новгорода делало все сговорчивее новгородских послов. Они предложили великому князю ряд новгородских волостей, Великие Луки, Ржеву, но тот отказался и потребовал передачи ему половины земель, принадлежавших святой Софии, половины монастырских земель, всех новоторжских (ныне город Торжок в Калининской области). Суть политических требований состояла в полном уничтожении республиканского строя. Великий князь заявил: «...вечю колоколу не быти, посаднику не быти, а государство всё нам держати». Он потребовал вернуть ему Ярославов двор, где долгое время собиралось вече. Поставленные в безвыходное положение, новгородцы были вынуждены согласиться на это. Новгородские бояре добились лишь обещания Ивана III, что у них не будут отняты вотчины, а их самих не выселят из Новгорода. Иван III обещал также, что не станет наряжать новгородцев на службу за пределами Новгородской земли и не будет вызывать их на суд в Москву. 13 января видные руководители Новгородской республики «целовали крест» великому князю, а спустя два дня к присяге на верность Ивану III были приведены остальные новгородцы. 29 января состоялись торжественный въезд победителя в капитулировавший город и пир, на котором вместе с Иваном III и его приближенными присутствовали отстраненные от власти новгородские бояре и духовенство. Так закончилось существование Новгородской республики. Великий князь назначил для управления городом четырех наместников. На Софийской стороне наместниками стали два князя Оболенских — Иван Васильевич Стрига и его брат Ярослав, на Торговой — наместничали московские бояре Василий Китай и Иван Зиновьев. В их руки была передана вся исполнительная и судебная власть. Послы иностранных государств должны были иметь дело с ними, а не с вечем, архиепископом или посадниками. В начале февраля были арестованы наиболее опасные враги великого князя, среди них Марфа Борецкая с внуком Василием. Имущество взятых под стражу, как это всегда делалось в таких случаях, забрали в великокняжескую казну. 17 февраля Иван III покинул покоренный город, увезя с собой арестованных новгородцев. Но республиканские традиции оказались очень живучими среди значительной части новгородцев. Они возобновили отношения с Казимиром IV, чтобы при помощи Литвы восстановить вечевой строй, хотя бы и на началах вассальной зависимости от литовского великого князя. В начале XVII века в Москве, в архиве Посольского приказа, хранилась (ныне утрачена) грамота новгородского веча, скрепленная 47 свинцовыми печатями, составленная уже после присяги Ивану III в 1478 году. Основное содержание этого документа изложено в описи архива. В грамоте говорилось, что новгородцы намерены «великих князей московских не слушати и под суд к ним и к их боярам не ездити, а судить себя самим». По-видимому, новгородцы не смирились с поражением и ликвидацией независимости и попытались, вопреки присяге, данной великому князю, восстановить республиканские порядки. Причем достигли в этом завидного единодушия. Привешенные к грамоте 47 печатей — это, вероятно, печати всех (или почти всех) должностных лиц прежней республики. Однако грамота, хранившаяся в архиве Посольского приказа, является последним по времени документом, зафиксировавшим вечевое собрание в Новгороде. Известий о более поздних собраниях веча мы не знаем. Попытка новгородцев восстановить республику вызвала новый поход московских войск. Иван III, стремясь принудить к покорности население своей новой вотчины, зимой 1479/80 года прибыл в Новгород. На сей раз он остановился в самом городе, на Славне, во дворе Ефимия Медведнова, и пробыл здесь семь недель. Хотя об этом походе в Новгород известно мало, значение его велико. 19 февраля был обвинен в «крамоле» и арестован архиепископ Феофил — избранный на вече последний осколок разбитой республиканской государственной системы. Великий князь считал его главой антимосковской оппозиции. По словам московского летописца, Феофил не хотел, «чтобы Новгород был за великим князем, но за королем (Казимиром IV.—В. А.) или за иным государем». Архиепископ «держал нелюбие» за то, что Иван III отобрал у него и монастырей половину вотчин. Непокорного владыку отправили в Москву вместе с богатейшей казной, являвшейся одновременно казной республики. Можно предположить, что Иван III намеревался вслед за Феофилом подвергнуть репрессиям и других участников оппозиции, но вынужден был срочно вернуться в столицу, получив из Москвы от сына Ивана известие о мятеже своих братьев Андрея и Бориса. После присоединения к Москве Новгорода, а затем и Твери образовалось обширное и сильное единое Русское государство, о котором К. Маркс писал: «Изумленная Европа, в начале княжения Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, зажатой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на восточных своих окраинах». Крушение вечевого строя не затормозило экономического и культурного развития Новгорода. Он стал одной из самых значительных составных частей могучего государства. В середине XVI века, будучи по количеству жителей третьим городом России (после Москвы и Пскова), Новгород занимал среди них достойное место. Обычно рассказ об истории Новгородской республики исследователи завершали событиями зимы 1477/78 года, о принятии новгородцами присяги Ивану III. Вне поля зрения историков оставались первые десятилетия после присоединения Новгорода к Москве. Между тем, как доказал историк В. Н. Вернадский, специально исследовавший события 80-х и 90-х годов XV столетия, они имели немаловажное значение для укрепления единого Русского государства. Присоединение к Москве Новгородской земли не было каким-то единовременным актом великокняжеского правительства. Налицо была целая система мер, призванных с корнем вырвать республиканские традиции. Одной из таких мер была ликвидация традиции избрания новгородцами своих архиепископов. Последний выборный новгородский архиепископ Феофил находился в заточении в Чудовом монастыре московского кремля. Его заставили подписать «отреченную грамоту», в которой он отказывался от архиепископской кафедры, прося прощения у присутствовавших при акте подписания грамоты митрополита Геронтия и епископов «о своем дерзновении и о своей грубости», заявляя о «ничтожестве своего ума», не позволяющего далее пасти «стадо Христово» в Новгороде. Таким образом, новгородская кафедра стала вакантной. Московское правительство уже не позволило новгородцам самим избрать нового архиерея из новгородских клириков. 17 июня 1483 года в присутствии Ивана III и | его сына Ивана в Москве состоялись выборы нового архиепископа. По новгородскому обычаю (сохранялась видимость сохранения традиции) на жребиях были написаны три имени московских и, надо полагать, близких к великокняжескому двору людей. Двое из кандидатов в архиепископы были настоятелями кремлевских монастырей Чудова и Спасского, архимандриты Геннадий и Елисей, третий — старец Троице-Сергие-ва монастыря Сергий, который прежде был протопопом Успенского собора в кремле. Во время торжественного богослужения с участием митрополита Геронтия, епископов и архимандритов выпал жребий Сергию, который и был поставлен архиепископом. Новый архиепископ находился на кафедре недолго, меньше года. Прибыв осенью 1483 года в Новгород, он, будучи московским ставленником, пришелся не пс нраву жителям города. «Не хотяше новгородцы поко-ритися ему, что не по их мысли ходит». В Третье? новгородской летописи говорится, что Сергий высокс мерно относился к новгородцам, «от Москвы прииде гражданом яко плененным», Новгородского архиепископа XIV столетия, знаменитого Моисея, он презрительно назвал «смердовичем». По новгородской версии, на Сергия якобы разгневались новгородские святители и стали ему досаждать. Видения довели архиепископа до психической болезни. Он покинул кафедру и постригся в схиму в Хутынском монастыре, а вскоре уехал в Москву, где им была написана грамота с отречением от кафедры ввиду «великой немощи». Сергий столкнулся с оппозицией новгородцев. Не случайно вслед за Сергием вернулась в Москву и «ратная сила», посланная в Новгород и находившаяся там 17 недель явно для поддержки архиепископа. В 1485 году митрополит, несомненно по согласованию с московским правительством, уже без всяких выборов, назначил новгородским архиепископом чудов-ского архимандрита Геннадия Гонозова, того самого, который фигурировал в 1483 году среди кандидатов на место новгородского владыки. Традиция избрания новгородских архиереев, сохранявшаяся более трех столетий, навсегда прекратила существование. В Москве хорошо понимали, что основой могущества некоронованных королей Новгородской республики было феодальное землевладение. Мы уже знаем, как Иван III конфисковал земли владыки и особенно ярых своих противников. В 1484 году настала очередь крупнейших новгородских бояр, среди них и тех, которые не были замечены ни в каких антимосковских действиях. Их вотчины конфисковали, а самих переселили из Новгорода в Подмосковье и поволжские города, где они получили земли из государственного фонда. Многие из бояр, заподозренных в «измене», были арестованы и заключены в тюрьмы в разных городах. Вслед за «выводом» всех наиболее значительных бояр в 1487—1489 годах выселили из Новгорода более семи тысяч других феодалов и богатых купцов. Судя по летописным известиям, эта мера была ответом на очередной антимосковский заговор. Под 1488 годом летопись рассказывает: «Привели из Новгорода боле семи тысяч житьих людей на Москву, понеже хотели убити наместника великого князя Якова Захарьи-ча; иных же думцов много Яков пересек и перевеша». На место выселенных новгородских феодалов были присланы из других земель служилые люди, в поместья которым московское правительство выделило часть конфискованных земель. Таким образом, окончательное присоединение Новгородской земли к Москве заняло почти два десятилетия. Но некоторые рудименты былой самостоятельности еще некоторое время сохранялись. Например, в управлении городом принимали участие старосты пяти концов. Западные соседи Новгорода — Швеция, Ливония и Ганза — поддерживали отношения не с Москвой, а с наместниками великого князя в Новгороде. Мы рассказали о некоторых страницах истории средневекового Новгорода. История эта связана с защитой Руси от иноземных поработителей. Новгород не только обезопасил русский народ в военном отношении, но и отстоял свою самобытную, подлинно национальную культуру, создав потомкам прочный фундамент для дальнейшего развития тысячелетних традиций. Наша задача — сберечь и приумножить их, ибо, как сказал на проходившем в Новгороде IV съезде Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры писатель Леонид Леонов, «жизненно необходимо, чтобы народ понимал свою историческую преемственность в потоке чередующихся времен — из чувства этого и вызревает... вера в свое национальное бессмертие». Основная литература о древнем Новгороде Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV — начало XVI в. Л., Наука, 1971. Андреев В. Ф. Новгородский частный акт XII—XV вв. Л., Наука, 1986. Археологическое изучение Новгорода. М., Наука, 1978. Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л., АН СССР, 1961. Грамоты Великого Новгорода и Пскова /Под ред. С. Н. Ва« лка. М.; Л., АН СССР, 1949. Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV—начало XVI в. Л., Наука, 1975. Каргер М. К. Новгород. 4-е изд. Л., Искусство, 1980. Колчин В. А., Хорошев А. С, Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., Наука, 1981. Конецкий В. Я., Носов Е. Н. Загадки новгородской округи. Л., Лениздат, 1985. Костомаров Н. И. Северорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. Т. I—II. СПб., 1863. Никитский А. И. История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов/Под ред. А. Н. Насонова. М.; Л., 1950. Новгородский исторический сборник. Вып. 1 (11). Л., Наука, 1982. Новгородский исторический сборник. Вып. 2 (12). Л., Наука, 1984. Новгородский край. Материалы научной конференции «Новгород древний — Новгород социалистический. Археология, история, искусство», состоявшейся 13—14 октября 1982 г. и посвященной 50-летию раскопок в Новгороде. Л., Лениздат, 1984. Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М., Наука, 1982. Рыбина Е. А. Археологические очерки истории новгородской торговли X—XIV вв. М., МГУ, 1978. Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII—XVII вв. М., МГУ, 1986. Смирнова Э. С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII — начало XV в. М., Наука, 1976. Смирнова Э. С, Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Живопись Великого Новгорода XV в. М., Наука, 1982. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. Л., ЛГУ, 1974. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., ЛГУ, 1980. Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской республики. М., МГУ, 1980. Хорошкевич А. Л. Торговля Новгорода Великого с Прибалтикой и Западной Европой в XIV—XV вв. АН СССР, 1963. Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., Наука, 1968. Шапиро А. Л. Проблемы социально-экономической истории Руси XIV—XVI вв. Л., ЛГУ, 1977. Шаскольский И. П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке. Л., Наука, 1987. Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII— XIII вв. Л., Наука, 1978. Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. М., Наука, 1981. Янин В. Л. Новгородские посадники. М., МГУ, 1962. Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., Высшая школа, 1977. Янин В. Л. Я послал тебе бересту... 2-е изд. М., МГУ, 1975. Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1977—1983 гг.). М., Наука, 1986.
