Л.П.Кучеренко Тит Ливий о политическом строе ранней римской республики (Опыт одного комментария к «Истории от основания Города» Тита Ливия) Обращает на себя внимание тот факт, что в первой декаде своей "Истории" Тит Ливий часто использует выражения, связанные с темой "свободы". В разных местах и по разному поводу Ливий говорит о "свободном римском государстве", о "свободном народе", просто о "свободе". А.И.Немировский считает, что обращение древнего истори[7]ка к этой теме было обусловлено общей направленностью реставраторской политики Августа, которая широко использовалась республиканской терминологией (1). Однако, учитывая неизменный интерес Ливия к этому сюжету, по крайней мере, на протяжении первой декады, можно сделать предположение, что это нечто большее, нежели взятое на вооружение понятие. Можно выделить два аспекта рассуждений Ливия по поводу "свободы" в раннереспубликанском Риме – политический и социальный. В первом случае его размышления о свободе всегда связаны либо с характеристикой возникшего после изгнания царей политического строя, либо с рассказами о попытках восстановления царской власти или узурпации существующей. Особенно пространно его описание переломного для Рима 510 года до н.э. вторую книгу Ливий начинает словами: "Об уже свободном римском народе – его деяниях, мирных и ратных, о годичных должностных лицах и о власти законов, превосходящей человеческую, пойдет дальше мой рассказ" (III, 1, 1). Как видим, понятие "свободный римский народ" Ливий связывает, с одной стороны, с характером властных структур, подчеркивая их срочность и выборность, с другой – с пра- вовым оформлением государственной власти. Дополняет это определение понимание свободы как "общего равноправия" (II,3,3). Таким образом, магистраты, законы, равенство граждан – этими признаками наделяет Ливий свободное общество. Дaлee Ливий считает, что состояние свободы должно соответствовать вполне определенному этапу развития общества. На понимание Ливием необходимости этого соответствия указывает употребленное им выражение "преждевременная свобода" (II,1.3), когда он высказывает предположение относительно того, что было бы, если бы Брут отнял царскую власть не Тарквиния Гордого, а у кого-нибудь из прежних царей. Условие, когда свобода становится возможной, согласно Ливию, следующее: это народ, способный понять и принять перемены (II.1,4), народ, жаждущий свободы (II,1,9); это – согласие граждан (II,1, 5); это – умеренность власти, каковой является консульская (II,1.6). По мнению Ливия, при наличии этих условий вырастает "добрый плод свободы" (II,1,6). Надежность свободы, по мысли Ливия, должна быть гарантирована. Гарантами могут быть как отдельные лица, имеющие определенные полномочия, (к числу таковых Ливий относит консулов и, в первую очередь, Брута, наделяя его эпитетом "страж свободы"), так и все граждане, присягнувшие новому государственному строю. Ливий дваж[8]ды в рассказе о событиях первого года республики говорит о присяге, к которой привел римский народ Брут. Существовала ли присяга на самом деле или это творчество самого Ливия – трудно сказать, но важно отметить, что в тексте присяги, пересказываемой Ливием, также зафиксировано понятие "свободы": "не потерпят в Риме ни царя, ни кого другого, опасного для свободы", (II,2,5). Еще одну гарантию существующего строя Ливий видит в римском сенате. Так, отказ децемвиров от созыва сената расценивается как отход от принципов свободного государства (III,3,8),· Сенату принадлежит ведущая роль в борьбе с притязаниями Тарквиниев на власть (II,3-5). Разумная политика сената в период надвигавшейся опасности со стороны Тарквиниев, заручившихся поддержкой Порсены (передача продажи соли из рук частных лиц государству, освобождение плебеев пошлин и налогов, забота о доставке хлеба), то есть меры, принятые для облегчения положения плебейского сословия с целью достижения согласия, также позволили отстоять свободу (II,15). Сюжет с попыткой Порсены помочь изгнанному роду завершается эпизодом отправки римского посольства к Порсене. В состав посольства вошли "почтеннейшие из сенаторов" (II,15,1). Им удалось убедить Порсену в неосуществимости восстановления в Риме царской власти, поскольку процесс развития республики был уже необратим: "…не во власти царей, но во власти свободы находится римский народ, уже решено, что скорее врагам, нежели царям распахнут они ворота: конец свободы в Городе будет и концом Города – таков общий глас" (II,15,3). В речи послов подчеркивается единодушие римлян в понимании того, что значит свобода для Рима – от этого зависит их благополучие (II, 15,4). Наряду с вопросом о гарантиях свободы Ливий поднимает вопрос и об источниках опасности для нее. Это может быть царская власть, и не только власть как таковая, но даже и само царское имя: "В тягость нам это имя, опасно оно для свободы", - так, якобы, говорили граждане, подстрекаемые против консула Луция Тарквиния Коллатина. Позабыты были заслуги Коллатина в борьбе с царями - чашу весов перевесила его принадлежность к роду Тарквиниев. От него потребовали добровольного удаления из Рима. Сам же Ливий, оценивая этот факт, высказывает сомнение по поводу необходимости принятого решения: "И я не знаю, не перестарались ли тогда, оберегая свободу со всех сторон и во всех мелочах" (II,2,2). Еще более неожиданной, на первый взгляд, является мотивация возможной узурпации свободы со стороны консульской власти. Пока[9]зателен в этом отношении рассказ Ливия о Публии Валерии, консуле 509 г. до н.э. "Пошла молва, - так начинает свой рассказ Ливий, - будто он домогается царской власти» (II,7.6). В ход при этом были пущены следующие аргументы: не поспешил с избранием консула на мecто павшего на поле боя Брута, что следует понимать как инкриминирование попытки управлять государством единолично. Второе обвинение заключалось в том, что Публий начал строительство собственного дома на вершине Зелийского холма, что рассматривалось как строительство крепости. Анализируя этот пассаж с точки зрения источников опасности для свободы республики, нужно учитывать, во-первых, то обстоятельство, что консульская власть, которая пришла на смену царской, была схожа с ней. Ливий совершенно справедливо замечает, что и по полноте своей и по внешнему оформлению она напоминает царскую власть (II,I,7-8). Именно поэтому народ так болезненно мог воспринимать любое отклонение от поведенческих норм, вырабатываемых римской гражданской общиной. Во-вторых, здесь так же, как в случае с Тарквинием Коллатином, могла проявиться мелочная опека "свободы". Мотив царской власти и свободы присутствует и в описании Титом Ливием заговора знатной римской молодежи (II,3-5). Но если в рассмотренных выше случаях сословие патрициев в целом выступало против попыток реставрации царской власти (на это указывает употребление обращения "квириты", выражения типа "первейшие" граждане), то заговор молодых патрициев, напротив, ставил своей целью восстановление в Риме царской власти. Сюжет об этом за- говоре интересен еще и тем, что попутно Ливий излагает нечто, похожее на учение о свободе и власти, о законе и беззаконии, но с точки зрения заговорщиков. Основные постулаты этого учения следующие: - царская власть - единственно правильная форма правления; - лишь она одна может устроить всех людей; - закон совместим с царской властью, но он необходим лишь людям слабым. Руководствуясь этими мотивами, патрицианские юноши, преимущественно та их часть, которая была близка изгнанным Тарквиниям, вступила в преступный сговор с царскими послами. Над посягнувшими на свободу была произведена жестокая расправа: юноши были обезглавлены. Таким образом, первые годы существования нового строя показали, что попытки реставрации старой власти были неизбежны и толь[10]ко общими усилиями всего народа можно было отстоять завоевания свободы. Однако и позже, когда республика окрепла, возникала опасность посягательства на свободу. Меняется лишь суть этих выступлений. Они связаны уже с именами отдельных политических деятелей, пытавшихся, согласно Ливию, демагогическими мерами завоевать популярность среди народа и таким путем добиться единоличной власти. Первым, кто попытался это сделать, был Спурий Кассий. Избранный консулом на 476 г., он впервые в истории Рима предложил земельный закон. Оценка закона и действий Спурия Кассия в том виде, в каком излагает ее Ливий, повлекла за собой и суровость приговора: "своими щедротами-де консул обеспечил себе влияние, опасное для свободы" (II,41,2). Еще более определенно высказался коллега Спурия Кассия по консульству, обвинив его в том, что он пролагает путь к царской власти. Парадокс здесь заключается в том, что решение вопроса о земле могло стать гарантией существующего строя, поскольку способствовало поддержанию относительного равенства прав собственности на землю (2). Экономическая независимость могла сделать свободным любого гражданина, а в конечном итоге - всю римскую общину. Аналогичная ситуация возникает и в случае с Манлием Капитолийским. Он также был обвинен в стремлении к царской власти. Разница в том, что в отличие от Спурия Кассия он решал долговой вопрос: либо выплата долга заимодавцу, либо продажей части своего имущества, чтобы иметь возможность расплатиться за должников. Действия Манлия также стали поводом для обвинения. Следует обратить внимание на то, что в случае с Манлием отстаивается свобода не всего римского народа, а лишь свобода плебеев; опасность для нее Манлий видел в консульской власти и диктатуре: нужно растоптать диктатуры и консульства, чтобы римский простой народ смог поднять голову (IV,18,14) (3). Таким образом, в рассказе о Манлии Капитолийском Ливий наряду с политическим улавливает и социальный аспект проблемы. И, наконец, еще один вариант угрозы римской свободе рассматривается Ливием. Всем известный рассказ о деятельности децемвиров пронизывает мысль об утрате римлянами своей свободы. Чтобы усилить это ощущение, Ливий в первую очередь обращает внимание на оформление их власти: каждый из децемвиров кружил себя двенадцатью ликторами. 120 вооруженных людей - это уже небольшой[11] военный отряд. Угроза репрессий нависла над всеми, кто пытался упомянуть о свободе (III,36,5). Однако вскоре недоброжелательство децемвиров было пepeнeceнo только на плебеев. Патриции, в целом не одобрявшие политику комиссии, не встали на их сторону, считая, что от- части по вине плебеев у власти оказалась коллегия децемвиров. Кстати, в рассказе о деятельности децемвиров вновь активная роль отводится патрицианской молодежи, которая была вовлечена ими в "творимые беззакония и которая предпочла свою вольницу всеобщей свободе" (III,37,8). Таким образом, узурпация власти децемвирами стала возможной в силу отсутствия согласия как между сословиями, так и внутри них самих. Ливий усиливает впечатление безысходности словами: "поборников у нее (свободы Л.K.) не было, да и не предвиделось". И лишь внешняя опасность – угроза со стороны сразу двух народов: сабинян и эквов - сделала возможной изменение ситуации. Надежда на восстановление свободы появилась в связи с бойкотом сенаторами призыва децемвиров явиться на собрание и решением плебеев воспротивиться набору. Согласованность действий имела успех. Валерий Потит на заседании сената поставил вопрос о положении государства, а Марк Гораций прямо обвинил· децемвиров в том, что они уподобили свою власть царской. Было объявлено и о намерении обратиться за помощью к плебеям. Важно отметить еще и то обстоятельство, что в стремлении вернуть свободу возобладала здравая мысль обойтись без кровопролития, хотя плебеи настаивали на казни децемвиров как непременном условием прекращения ими сецессии. По этому поводу высказались Валерий и Гораций, посланные на переговоры с плебеями: свободное общество, к которому стремятся плебеи, должно решать вопросы не жестокими мерами, а с помощью должностных лиц и (III,53 ,10). В описываемых Ливием событиях время от времени возникает сюжет о свободе римских плебеев. И в этом случае также имеются свои гарантии и свои источники опасности. Если гарантом плебейской свободы можно считать власть народных трибунов, то опасность ей видится в первую очередь со стороны консульской власти. Первым выступил открыто против консулов народный трибун 462 г. до н.э. Гай Терентилий Гарса. Ливий пишет, что Гарса "особенно ополчился против консульской власти, которую объявил ненужной и нетерпимой в свободном обществе" (III,9,2). Народный трибун указывает на то, что нет принципиального отличия консульской власти от царской (там же, 3). Более того, поскольку консульская должность коллегиальна, то вместо одного государя римским народом теперь правят[12] два "и власть их безгранична и безмерна: своевольные и нео6узданныe, они карами внушают плебеям страх перед законом" (там же, 4). И далее Гарсиа предлагает меры по ослаблению консульской власти, считая, что консулы должны пользоваться только теми правами, которыми наделит их народ (там же, 5). Противопоставление свободе плебеев римских магистратур консульской власти и диктатуры звучит и в речи другого народного трибуна – Авла Вергиния, защищавшего плебеев от нападок молодого патриции Цезона Квинкия (III,11). Таким образом, с точки зрения народных трибунов, консульская власть была несовместима с понятием "свободное гражданское общество". Опасность свободе плебеев нapoдные трибуны усматривали и со стороны отдельных патрицианских родов. Известно, что наиболее враждебным плебеям· античная традиция представляет род Клавдиев, "Имя Клавдиев куда враждебней вашей свободе, чем даже имя Тарквиниев", утверждает один из народных трибунов (XI,34,6). В качестве заключительной оценки можно сказать следующее. Ливий вполне целенаправленно и очень органично вводит тему "свободы", в свою "Историю". Перед ним стояла задача создания величественного образа Города, которая не могла быть решена без обращения к этой теме. Ибо только свободное государство, каковым был Рим, могло выстоять в ходе всех внутренних, и внешних перипетий. Можно утверждать также, что тема "свободы" изложена с точки зрения различных ее аспектов и достаточно последовательно. Следовательно, это·не просто использование термина республиканской эпохи. Ливий высказал личное отношение к политическому строю, основанному, на принципах свободы. Но, несомненно также и то, что Ливий ограниченно трактует эти принципы как повиновение законам и магистратам. --------------------------------------(1) Н е м и р о в с к и й А. И. Рождeниe Клио: У истоков исторической мысли. - Воронеж, 1986. - С.223. (2) См.: Античная Греция. - М., 1983. - Т.1. - С.23-24. (3) Вполне правильным представляется замечание Е.М.Штаерман о том, что царская власть у плебса могла ассоциироваться с защитой его свободы от притеснения знатными и богатыми (Культура древнего Рима. - М., 1985. - T.1. - С.27). [13]