КАНОН. Иконописное искусство, как часть Церковного Предания, канонично по своему определению. Но именно эту каноничность некоторые исследователи ставят иконе в вину. Ф.Буслаев, например, писал: «Русское искусство намеренно наложило на себя узы коснения и застоя, и вместо того, чтобы питать воображение, держало его целые столетия в заповедном кругу однообразно повторяющихся иконописных сюжетов из Библии и житий святых, и если не впало оно в совершенную апатию, то потому только, что находило для себя жизненный источник в религиозном благочестии». /17:120/ Эту же закоснелость видит в православном искусстве В.Н.Лазарев: «Оберегая традиционное наследие прошлого, Восточная Церковь представляет собой огромную статическую систему, призванную давать верующим покой и умиротворение в формах строго фиксированного ритуала. Эти два основных момента восточного христианства - пассивная созерцательность и культ, направленный на созерцание трансцендентного мира - нашли себе особенно яркое выражение в византийской религиозности»./9:16/ Православное искусство действительно никогда не»питало воображения» художника, но, напротив, запретом отсекало всякие прелестные видения, способные ввести человека в соблазн объяснять необъяснимое. Канон всегда был и есть действенность Православной Традиции, а Традиция действительно охраняла человека от о-пасности выхода из паствы Господней. Католический богослов Иозеф Рацингер пишет об этом: «Духовная ситуация в прошлом была такова, что понятие «традиция» описывало программирующую матрицу. Традиция охраняла, и человек мог положиться на нее. Он полагал, что находится в безопасности и стоит на правильных позициях лишь тогда, когда может сослаться на традицию». /Й.Рацингер «Введение в христианство».Брюссель: Жизнь с Богом,1988,С.22) Критики иконы, не понимая творческой сущности Церковного Предания вообще считают икону иллюстрацией богословских доводов. Тот же Ф.Буслаев : «...Богословские интересы, предварив художественную технику, отодвигали ее на второй план и тем способствовали коснению русского искусства» /18:395/ Но, как и Канон Священного Писания, который был составлен около 170 гг., т.е. позже собственно написания боговдохновенных текстов , так и иконе потребовалась апология уже после того как она устоялась: начавшееся в 8 веке при императоре Льве иконоборческое движение привело к тому, что Церковь была вынуждена сформулировать свое понимание иконы и каноническое отношение к ней. Иконописный канон складывался постепенно, в течение веков, вырастая из богословского понимания образа, поэтому канон не мыслился как внешние рамки, ограничивающие свободу иконописца. А скорее - как стержень, благодаря которому существует икона как художественное произведение»./Яз.64:16/ Очень хорошо это «каноническое коснение» определил Максимилиан Волошин : «Необходимо это долгов, постепенное накопление одной черты на другую, миллионы лет кропотливой работы от поколения к поколению чтобы создать себе настоящее тело. Необходима та тупоумная консервативность, которая только в перспективе тысячелетий оказывается гениальностью... Разве индивидуализм - этот тонкий культурный цветок - может вырасти вне того плодотворного и насыщенного перегноя, который называется традицией?» /Вол.25:259/ Но это - относительно светского искусства. Церковная же Традиция лишена этой «тупоумной консервативности» потому, что затрагивает самое «тонкое» в человеке - его духовную жизнь. Каноны, которые управляют жизнью Церкви в ее «земном аспекте», неотделимы от христианских догматов. Это не юридические установления в собственном смысле, а применение догматов Церкви, ее откровенного предания, ко всем областям практической жизни общества. Верность апостольскому Преданию, исповедание веры, жизнь, творчество - все ограждается каноном. Вне канона нет и церковного образа и не может быть. /14:355/ КАНОН - по его церковно-юридическому смыслу - слово греческое, по буквальному смыслу означающее прямую палку, служащую для опоры, а ровно измерения, проведения прямой линии, позднее, в более переносном значении, -имеет смысл правила, руководстве иной, как нравственной , так и юридической нормы, в каковом смысле оно употребляется в церковной терминологии, появляясь впервые в посланиях Апостола Павла. Сущность канона - «оставить след», «задать характер», что первоначально понималась традицией как «должность», «сан» - имея в виду кем приходится человек Богу - рабом (кто боится ада), наемником (кто взыскует рая) или сыном (тот, кто хранит Христа в сердце своем и исполняет Волю Его). Понятно, в Чьих руках находится канон - этот «прямой прут или палка» kanon, который совершает характерное действие harakter - то есть собственно «царапает», «метит», «клеймит», сотворяет ту «особенность», то «отличительное свойство», которое от-личает человеческую ипостась, отдельного человека. Сущность ousia людей едина - все сотворены по образу Божию, ТО есть имеют свободную волю как богоподобие, и это - первоначальный канон, то «правило, норма и образец», свободное движение которого и есть личность. Образ Божий копируется в каждом, как копируется икона. Стило и лекало этого канона - ИМЯ - в движении свободной воли личности оставляет следы характера - те «черты, знаки, метки, чеканы», совокупность которых составляет судьбу личности. Свобода «характера» пролегает по заданной именем духовной сущности личности, путь которой может колебаться от святости до богооставленности. Святость, в данном случае, есть ни что иное, как следование «характеру» Бога, то есть быть Его «со-на-следником» - следовать спасительным «следам» Его Личности, искать подобия Божия, преподобляться: «Он (Христос) сделался начатком воскресения, и представил Себя путем и образом, и примером, для того, чтобы и мы, ПОЙДЯ ПО ЕГО СЛЕДАМ, сделались по усыновлению тем, что именно Он есть по естеству: сынами и наследниками Божиими и СОНАСЛЕДНИКАМИ Его» - читаем у св.Иоанна Дамаскина /2:298/ Спасительность канона - «Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1-е Петр.2,21) - то, что он есть «правило Христа» и в нем оставлены следы к Царствию и возможность к усилию со наследия: «Царствие небесное силою берется.» Но канон имеет и «след Адама», именно поэтому св.Григорий Палама употребляет выражение «старая чеканка», говоря о греховной природе человека.(53:156) Этимология, как замечает св.Анастасий Синаит, определена кругом действия. А действие слова «канон» пролегает между «старой чеканкой греха» и «сонаследием Богу», поэтому «канон» может быть oi kanones т.е. «рукояткой щита с внутренней стороны», держась которой спасаешься нападений зла, может быть и «ткацким челноком», который, уподобляясь Христу, нерукотворно ткет «завесу, то есть плоть Свою» (Евр.10:20), используя для этого канон, как «нить, тянущуюся сверху; отвес», смысл которого поясняет св.Дионисий Ареопагит: «Итак, в своих молитвах к Троице мы должны вознестись духом до высочайшего созерцания божественно благих лучей, как если бы, например, к нам спустилась прикрепленная к небосводу лучезарная цепь , а мы, попеременно цепляясь за нее обеими руками, считали бы ее спускаемой благодаря нашим усилиям, тогда как вдействительности не мы ее притягивали, распростертую сверху донизу, но сами ею притягиваемся к высочайшему сиянию лучезарного света»./Ар. 37:31/ Образ веревки, протянутой с неба хорошо поясняет смысл канона. Климент Римский поминает ветхозаветную Раав (Иисус Навин 2 или 11), которой посланные от царя дали знак, «чтобы она свесила из дома своего красную веревку, и тем показали, что всем верующим и уповающим на Бога будет искупление кровию Господа» (Климент Р, гл.12 С.50) Об этом же пишет и Иустин Философ (в «Разговоре с Трифоном иудеем»): « Ибо и знак красной веревки, который дали в Иерихоне блуднице Раав посланные Иисусом Навином соглядатаи, приказавши ей, привязать веревку к окну, через которое она спустила их, чтобы скрыть от врагов также представлял символ крови Христа, посредством которой у всех народов бывшие прежде блудниками и беззаконииками получают спасение, принявши оставление грехов и уже не согрешая больше». (Иуст.§111 С.311) Смотри как употребляет этот образ Святитель Илия Минятий: «Благость Божия, говорит Апостол, влечет тебя к покаянию; она есть как бы некая вервь, один конец которой Бог держит в руке Своей», а другой - привязано сердце твое, Бог держит ее, ибо желает, насколько возможно, чтобы ты не убежал от Него, не хочет потерять тебя, ждет твоего обращения и спасения. «Живу Азъ! Не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему» (Иез.ЗЗ,11) Согрешая, ты удаляешься от Бога - Он распускает вервь и предоставляет тебе свободу. Сегодня ты очень удалился, завтра больше, - а Бог оставляет тебя на твою волю, долготерпит. Ты удаляешься и блуждаешь, как погибшая овца, на развращенном пути погибели: - вдали от Церкви, от пречистых Тайн, вдали от самого себя и еще дальше от Бога. А Бог все еще держит вервь и по временам привлекает тебя к себе». /94:128/ Да вспомним, что и само русское слово «вера» этимологически древнему индоевропейскому вярню varatra что означало восходит к «веревка», т.е. спасительная связь с Богом. Таким образом, канон - эта та необходимая опора для духовного восхождения и его спасительное направление. Канон - это вектор передачи традиции. Как Писание не передает некое учение Христа, но притчей, катафатически несет Весть о Личности Христа, так и икона «и то же, что небесное видение, и не то же»: это - линия, обводящая видение». /Флор.7:17/ Есть неизбежный зазор между тем, что Церковь познает сама в себе, и тем, что ее люди проповедуют вовне. /55:116/ Граница, отделяющая Церковь от «внешней мудрости» и есть канон. Для иконы, как церковного искусства, канон является той метафизической техникой впадения в религиозное творчество, которая показывает НАПРАВЛЕНИЕ ПО ОБРЕТЕНИЮ, явлению иконы (а все иконы - явленные, считает П.А. Флоренский). Именно как сокровищница живой памяти, и наряду со святоотеческой письменностью и литургическим преданием, канон есть, по выражению С.Н.Булгакова, соборное вдохновение художника, анамнесис его религиозной мысли. Некоторые исследователи, подобно Ф. Буслаеву, видят в каноничности иконы лишь слепое копирование: «Икона предназначалась для молитвы, и так же, как молитва, не должна была она подвергаться изменению по личному произволу; от иконы требовали не новых совершенств, а воспроизведения древности того идеала, на котором основывается авторитет Церкви» /18:354/ Но идеал этот - Личность Христа, а воспроизведение его - преподобление в святости. Невозможно скопировать дары Духа Святого, данные не тебе лично. Ортодоксальность невозможна без личного мистического опыта, а каноничность православного искусства нисколько не умаляет индивидуальности художника. /Язык.64:107) Канон только и возможен при максимальном раскрытии индивидуальности. Канон есть раскрытие замысла Божьего о твари, есть основание всякой ин- дивидуальности; посему следование канону есть очищение индивидуальности: выпрямление пути «характера-отметины стилом» от греховных уклонений, образ(рез)ование личности, когда мы следуем онтологическим метам замысла Бога о нас. Апостол Павел к Тимофею: «Держись образца верного учения» (2 Тим. 1,13). Образец здесь - upotiposis: набросок, эскиз, общее начертание. Это слово прилагалось к картинам, над которыми еще предстоит работать, к скульптурам, еще не вполне явившим замысел скульптора о себе, к литературным записям, формулирующим лишь самую общую идею задуманного произведения. /ср.55:57/ Что же касательно копирования, то оно присутствовало в Церкви с самого начала. Храм православный есть продолжение, но и преодоление скинии ветхозаветной. Матфей при написании своего Евангелия явно следует канону Торы, ее композиции, но этим несет Новую Весть о Христе. Сам Христос проповедью блаженств вторит пророку Исайе (ср. Ис. 61,1-2), но этим возвещает о новом положении вещей - свершившемся блаженстве для нищих, плачущих... Об этом копировании святые Отцы говорят, что только тогда ты станешь настоящим христианином, когда псалмы Давида станут ТВОИМИ песнями Богу. В иконописи копирование совершает знаменщик, который острым лекалом графьей знаменит икону, врезает в левкас иконы, обводит неглубокой бороздкойотметиной канонический рисунок «знамя» иконы. Или же скопировав «лицом к лицу» т.е. через кальку (на «отлип» или на «припорох»), знаменит темной линией, «обводящей видение» С.Н.Булгаков: «копирование есть художественно-творческий акт, в КОТОРОМ КОПИРУЮЩИЙ воспроизводит в себе, оживляет и вместе вживается в творчество мастера». (22:282) Если мы посмотрим прежние списки с известных икон, то заметим, что иконопись никогда не шла по пути пустого копирования. Благодатный дар Духа Святого нельзя скопировать. Да. есть канон, но для иконописца это лишь богословская схема, которая может наполниться, ожить благодатью, а может и греховно отелесеть. Дары Святого Духа всегда глубоко личностны, уникальны, неповторимы. Каждая икона это и уникальное произведение и ТА ЖЕ САМАЯ, потому что обращает нас к Единому Богу. Любовь к копированию старых икон, неподкрепленная стяжанием Духа Святого, и любовь к реализму, как пантеистическому любованию натурой - это две стороны одной медали вырождения иконы. В сущности консерваторы и новаторы в иконописании всегда слишком были детьми своего времени, вся разница между ними была только в предмете копирования. Для одних святость измерялась древностью и появлялись специально закопченный «черные доски», другие делали из икон царские «парсуны». Эти «самомышления» и «замышления», которые осудил еще Московский Стоглавый Собор, заключаются в отступлении не от копирования, а от вероучебный основ православного» образа. (см.подробнее Усп. 15:345) Итак, правилам и канонам церковное искусство подчинялось, а точнее - направлялось ими на протяжении всего существования и, как это с достаточной наглядностью и очевидностью показывает само это искусство, нисколько от этого не пострадало. От художественного канона, который содержится в самих памятниках иконного искусства, нужно отличать так называемый ПОДЛИННИК, в котором указывается с какими чертами надо писать различных святых. Последний имеет скорее значение духовной цензуры для икон. /Булг. 42:173/ Содержание этих подлинников вырабатывалось не церковной властью, а теми же художниками. Они представляют собой сборники рисунков, схематических образцов, так сказать пособий и материалов, которыми пользовались в разное время иконописцы. Эти схемы не имеют отношения к художественности произведения. Их роль чисто документальная и информационная. И конечно, ни подлинники, ни древние образцы, никак не могут ограничить творческой свободы художника. /Усп.15:325/ В теле Церкви неразрывно слиты воедино ТАИНСТВО, ИСПОВЕДАНИЕ ПРАВОЙ ВЕРЫ и КАНОНИЧЕСКИЙ СТРОЙ. Там, где исповедание веры нарушено, искажен и церковный строй, искажено и понятие образа и сам образ. А именно в образе наиболее убедительно выражается, потому что наглядно показывается, не только истина, но и всякое ее искажение. Икону спасает канон, как сокровищница живой памяти Церкви, как соборное ее вдохновение. Им передается прежде всего онтологическая реальность, та новизна экзистенциальной ситуации человека, которая связана с появлением Богочеловека и Богочеловечества. Последние тысячу лет, по словам Леонида Успенского /15:328/, Россия богословствовала по преимуществу не словом, а образом, так сказать, экзистенциально. И раз есть Троица Рублева, значит есть Бог - Раз факт благодатности Церкви дан нам опытно и неопровержимо - то законны и ее происхождение и ее установления. ( Кур. 55:59) 13. к КАНОНУ. Средневековый художник смотрит на вещь «sub speciea eternitatis” (с точки зрения вечности), отказываясь от передачи собственной субъективности её восприятия. (27:249) 14. Иконописец же, имея точку зрения и отчета не в самом себе всегда ориентирован не на психологический, а на онтологический реализм. (27:250) 30. 82-е Правило полагает начало тому, что мы называем иконописным каноном, то есть известному критерию литургичности образа, подобно тому, как в области словесной канон определяет литургичность того или иного текста. Иконописный канон есть известный принцип, позволяющий судить, является ли данный образ иконой или нет. Он устанавливает соответствие иконы Священному Писанию и определяет, в чем заключается это соответствие, то есть подлинность передачи Божественного Откровения в исторической реальности и тем способом, который мы называем символическим реализмом. (67:66) 12. Через богослужение и икону Божественное Откровение становится достоянием верующих. Образ становится уже не только символическим выражением истины, но более или менее адекватном представлением о ней, и в этом смысле критерий, определяющий соответствие иконы церковному Преданию, должен быть тот же, который мы применяем по отношению к священным и богослужебным текста, т.е. каноничность. Это значит, что икона не только по своему содержанию, но и по характеру своего раскрытия должна строго соответствовать догматам веры, Священному Писанию и Преданий. В иконе недопустим произвольный полет фантазии художника, как это наблюдается в религиозной живописи. Православная Церковь никогда не допускала написания икон на основе фантазии или воображения художника, потому что это означало бы сознательный и полный разрыв с прообразом. Тогда имя, которое носит икона, не соответствовало бы лицу, на ней изображенному, и это была бы явная ложь. (30:191-192) 18.К Канону. Соединенные с Богом избранники Божии достигают состояния совершенного человека, «в меру полного возраста Христова», по выражению апостола Павла (Еф.4:13). Однако если это уподобление Христу является конечным состоянием, к которому может прийти человек, то путь, приводящий к этому состоянию, не есть путь подражания Христу. Действительно, путь Христа - Личности Божественной был путем нисхождения к тварному, был принятием нашей природы; путь же тварных личностей, наоборот, должен быть путем подъема, восхождения к Божественной природе, путем соединения с нетварной благодатью, сообщаемой Духом Святым. Мистика подражания Христу, которую мы наблюдаем на Западе, чужда духовной жизни Восточной Церкви, обычно определяющей Себя как жизнь в о Христе. Эта жизнь в единстве Тела Христова сообщает человеческим личностям необходимые условия для стяжания благодати Святого Духа, то есть для их участия в самой жизни Пресвятой Троицы, участия в высочайшем совершенстве, которое есть любовь. (51:162)