Трактовка понятий «государство», «гражданин» и «гражданские

Трактовка понятий «государство», «гражданин» и «гражданские права» в
социально-политическом лексиконе образованного российского подданного первой
четверти XIX века
В современной российской и зарубежной историографии по истории общественнополитической мысли внимание исследователей все чаще привлекают субъективные и
коллективные представления, стереотипы и мифологемы, формировавшие мировосприятие
человека в прошлом, его отношение к различным процессам и явлениям окружающего мира.
Однако, в большинстве случаев авторы при изучении политических взглядов исторических
персонажей, либо уделяют внимание только тем элементам мировоззрения, которые
соответствуют заранее известному и «общепринятому» в историографии набору признаков,
характерных для какой-либо идеологии, либо пытаются конструировать свое определение и
признаки либерализма, консерватизма, социализма и т.п.
Выход из сложившегося положения, на мой взгляд, возможен в том случае, если
произойдет смена исследовательской парадигмы при изучении истории общественнополитической мысли в целом. Необходимо отказаться от установки на поиск каких-либо
универсальных критериев, с помощью которых можно было бы четко классифицировать
политические установки, и пытаться посредством сравнительно-контекстуального анализа
источников реконструировать артикулируемые людьми стереотипы, опасения и надежды,
влиявшие на восприятие различных политических идей. В данном контексте важно
отслеживать какие термины и понятия современники изучаемой исторической эпохи
употребляли при выражении своего отношения к различным явлениям общественной жизни.
Методологической основой исследований в рамках предложенного подхода может стать
инструментарий «истории понятий» (Begriffsgeschichte) как одного из направлений в
современной историографии, основоположником которого был немецкий историк Р. Козеллек.
В данном контексте особое внимание следует уделять так называемым «узловым понятиям»,
т.е. таким, которые формируют новые или корректируют уже сложившиеся представления о
месте личности в историческом процессе, сущности и функциях государства, границах свободы
гражданина в социуме и др.
Содержательно «узловые понятия» всегда находятся между «областью опыта» и
«горизонтом ожиданий», и, следовательно, отражают, с одной стороны, знания о уже
существовавших правовых нормах, повседневной практике и результатах определенных
действий, а с другой, – надежды или тревоги, связанные с перспективами развития каких-либо
общественных процессов. Применительно к истории России первой четверти XIX в. можно
предположить, что привычные значения основных социально-политических понятий («область
опыта») во второй половине XVIII – первой четверти XIX вв. были зафиксированы, прежде
всего, в действовавшем российском законодательстве, материалах делопроизводства,
различных словарях и учебных пособиях для учебных заведений низшей и средней ступени,
дневниковых записях и частной переписке. Именно посредством этого комплекса текстов
происходила, с одной стороны, трансляция позиции государства по различным социальноэкономическим и политическим вопросам и воспроизводство устоявшихся трактовок,
считавшихся необходимыми для жизни подрастающего поколения российских подданных, а с
другой стороны, фиксация в сознании современников привычных значений социальнополитических понятий. «Горизонт ожиданий» был представлен в текстах различных проектов
реформ, программных документах многочисленных тайных, вольных и «официозных» обществ,
2
научных трудах и публикациях статей в российских журналах, а также в переведенных на
русский язык произведениях европейских либеральных мыслителей.
Сложность проведения конкретно-исторических исследований с использованием
инструментария «истории понятий» связана с необходимостью выработки критериев для
отбора из всего множества слов именно «основных социально-политических понятий». В
качестве таких критериев, на мой взгляд, должны быть: 1). Концептуальная нагруженность
каждого понятия, т.е. его смысловое содержание должно быть связано с какими-либо
социально-политическими или экономическими концепциями, с помощью которых
современники обосновывали необходимость обращения к прошлому опыту, либо описывали
идеальные модели общественного переустройства в ближайшем будущем; 2). Общеизвестность
и многократность употребления понятия в текстах источников различной видовой
принадлежности; 3). Понятие должно быть элементом системы понятий, используемой для
описания окружающей социально-политической реальности и решения наиболее актуальных
экономических и социально-политических проблем.
В соответствии с указанными критериями, применительно к истории России первой
четверти XIX в., систему основных социально-политических понятий образуют понятия
«государство», «гражданин», «права», «закон», «конституция», «собственность», «свобода»,
«рабство», «революция», «просвещение». Содержательно все они были тесно взаимосвязаны и
достаточно часто употреблялись в рамках социально-политического и экономического
дискурсов на страницах российских газет и журналов, учебных пособий и научных трактатов,
мемуарах и личной переписке, законодательстве и материалах официального делопроизводства.
Ярким иллюстрацией существования смысловой взаимосвязи, например, может служить
понятия «государство», «гражданин» и «гражданские права».
Понятия «государство» и «гражданин» на рубеже XVIII – нач. XIX в. были важной
составной частью социально-политического лексикона образованного российского подданного.
Очевидным считалось утверждение о наличии у «государства» функций обеспечения внешней
безопасности страны, установления законов и осуществления судопроизводства, определения
целей и средств реализации денежно-эмиссионной и налоговой политики. Не менее
бесспорным был тезис об обязанности «гражданина» выплачивать установленные
«государством» налоги и повинности. Все эти традиционные представления, отчетливо
зафиксированные в различных текстах российских авторов последней трети XVIII в.,
продолжали циркулировать в кругах образованного российского общества и в первой четверти
XIX в. Однако, в царствование императора Александра I произошло дополнение привычных
значений понятий «государство» и «гражданин».
Расширение смыслового значения первого из них сопровождалось, прежде всего,
корректировкой представлений о целях современного «благоустроенного государства»:
одновременно с указанными выше функциями, главной его целью провозглашалось
обеспечение личной безопасности и «гражданских прав» подданных. Подобная трактовка целей
государства полностью соответствовала основным положениям работ известных в России
либеральных европейских мыслителей. Однако близость декламируемых целей
«благоустроенного государства» российскими и европейскими авторами не означала полного
совпадения в трактовках ими таких сложносоставных понятий, как «права гражданские»,
«гражданская свобода» и «политическая свобода».
В большинстве текстов к числу «гражданских прав», основанных на естественном «праве
человека на существование», российские авторы относили «право на безопасность лица и
3
имущества. Еще одним элементом комплекса «гражданских прав» объявлялись право личности
на «свободу мыслить и рассуждать». Конечно, речь шла не о праве на открытую критику
существующего строя или отдельных распоряжений верховной власти, а всего лишь о праве
человека на получение объективной информации о положении в стране и возможности
публично высказывать свои предложения по развитию российской экономики. Таким образом
право на «свободу рассуждать о правительстве» не подразумевало, что «гражданин» в случае
несогласия с деятельностью властей, имел право проводить антиправительственную агитацию
или вступать в тайные общества с целью изменения существующего строя. Напротив,
реализация данного права способствовала бы установлению своеобразного диалога власти и
образованной части российского общества, а следовательно, своевременному предупреждению
социальных конфликтов.
Органично связанным с правом граждан на «свободу мысли» считалось право на
«свободу вероисповедания». В общем виде сравнительный анализ упоминаний о данном
«праве» показал двойственность позиций. С одной стороны, «свобода вероисповедания»
считалась глубоко личным и не зависимым от государства делом, что соответствовало
традиционному отношению к религиозным чувствам отдельного индивида, как к праву на
внутреннюю, духовную свободу. Однако, в то же время, неоднократно звучали аргументы,
доказывавшие необходимость наличия у государства в целях сохранения «взаимной свободы
граждан» и «общественного спокойствия» возможности устанавливать ограничения на
распространение какой-либо религии. Не менее сложным было отношение современников к
«свободе печати», которая так же, как «свобода мысли» и «свобода вероисповедания»,
рассматривалась в качестве составной части комплекса «гражданских прав».
С позиции образованного российского подданного, все перечисленные выше «права»
составляли относительно устойчивый комплекс «гражданских прав», официальное
провозглашение которых было бы позитивно воспринято населением. Для того чтобы
убедиться в этом, целесообразно сопоставить проекты «Всемилостивейшей жалованной
грамоты, российскому народу жалуемой» А. Р. Воронцова, «Государственной уставной
грамоты Российской империи» Н. Н. Новосильцова, «Конституции» Н. Муравьева и «Русской
правды» П. И. Пестеля. Несмотря на существенные различия в позициях по целому ряду
вопросов, авторы проектов называли примерно один и тот же перечень «гражданских прав».
Наличие подобной общности в трактовке содержания «гражданских прав» как в
правительственных проектах, так и в конституционных проектах, созданных представителями
радикально настроенных «тайных обществ», позволяет утверждать о распространении в
образованных кругах российского общества устойчивого стереотипа о том, что «гражданские
права» являлись неотъемлемой частью общественных ожиданий, а их провозглашение
возможно только по инициативе сверху от имени государственной власти.
Признание современниками необходимости провозглашения государством «гражданских
прав» было важным, но не единственным условием их реализации. Сравнительный анализ
материалов периодической печати, учебных пособий, различных проектов и записок
современников, показал, что в большинстве текстов наделение «гражданскими правами» было
рассматривалось не как одномоментное действием, а как сложный процесс, для успешного
завершения которого необходимо было наличие как минимум двух условий.
Первым таким условием признавалась необходимость создания эффективного механизма
защиты «гражданских прав» от посягательств со стороны кого бы то ни было. Считалось, что
для его создания важны не абстрактные рассуждения о сущностной природе «прав граждан», а
4
наличие «силы», способной обеспечить личную безопасность «гражданина». В условиях
современного общества такой «силой» должно было выступать государство, способное
превратить «пустую мечту» в реальность посредством учреждения «гражданских законов» и
осуществления постоянного контроля за их исполнением.
Вторым условием реализации «гражданских прав», без которого их законодательное
закрепление не имело бы никакого смысла, называлась наличие у граждан необходимых
нравственных качеств. Следует отметить, что данный тезис не был новым для российской
образованной публики и являлся частью сформировавшегося еще в последней трети XVIII в.
образа «истинного гражданина», который не по принуждению, а силу внутреннего убеждения
«почитает гражданские законы» и проявляет заботу о «согражданах».
В начале XIX в. благодаря многочисленным публикациям о социально-политической
обстановке в различных странах мира, зависимость между «правами» и моральнонравственными качествами «граждан» приобретала более конкретные очертания. В российских
журналах как на уровне практических примеров, так и на уровне теоретических размышлений,
прослеживалась взаимозависимость между нравственными качествами «гражданина» и
«гражданскими правами». В идеале «гражданин» должен быть наделен определенным набором
юридически закрепленных «прав», но для этого он должен был быть, прежде всего, «существом
нравственным» и обладать соответствующими предоставляемым ему правам качествами.
Достаточно информативным источником в этой связи являются проекты создания в
России различных «благотворительных обществ», «домов призрения», «работных домов» и т.п.
заведений. Прежде всего, во всех подобных проектах важным качеством «гражданина»
объявлялось наличие у него чувства «сострадания» и «милосердия». Не менее важным
качеством «гражданина» признавалось стремление человека «быть полезным Отечеству» и
способствовать достижению «общего блага». Практически дословно формулировка этого
качества «гражданина» встречается и в адресованных верховной власти проектах, и в текстах
публичных выступлений российских чиновников1, и в программных документах тайных
обществ.
В общем виде идеальный «гражданин» должен был быть «милосерден», «честен»,
«трудолюбив», «покорен законам божественным и гражданским», «заботливым семьянином» и
человеком стремящимся к «общему благу» и «пользе Отечества»2. На уровне теоретических
рассуждений все эти качества были необходимы и достаточны для обладания человеком
«общими гражданскими правами». Однако, соглашаясь с этим утверждением, большинство
авторов констатировали неравномерность распространения «просвещения» и «нравственных
качеств» в различных сословных группах российского общества. Данное обстоятельство, по их
мнению, обусловливало необходимость установления неравенства при наделении российских
подданных «особыми гражданскими» или «политическими правами».
В первой четверти XIX в. авторы исследуемых текстов отождествляли понятие
«политические права» с «отличительными преимуществами», которые устанавливаются по
«усмотрению Верховного правительства». Такая трактовка, с одной стороны, подразумевала,
что «политические права» не должны быть предоставлены всем жителям страны, но, с другой
стороны, не исключала в перспективе возможности наделения аналогичными правами
Речь, произнесенная при открытии Высочайше утвержденной комиссии для составления учебных пособий
кантонистам, президентом оной инженер-майором графом Сиверсом // Сын Отечества. 1818. Ч. 44. № XI. С. 176.
2
Речь о том, что изучение законов должно быть главным предметом каждого благовоспитанного гражданина //
Вестник Европы. 1804. Ч. XIII. № 1, янв. С. 28–43; Устав Санктпетербургского общества учреждения училищ по
методе взаимного обучения (Беля и Ланкастера) // Сын Отечества. 1819. Ч. 52. № VII. С. 3–10;
1
5
представителей наиболее подготовленных к «общественному служению» сословий. Таким
образом была предложена достаточно стройная схема распределения прав, которая не
противоречила традиционному сословному делению, но, одновременно, подразумевала, что в
будущем возможно расширение количества людей достойных пользоваться «гражданскими» и
«политическим правами».
Подобные ожидания, пусть и не в такой явной форме, просматриваются и в
программных документах тайных обществ. Даже в проектах, провозглашавших полную отмену
сословного строя и равенство всех граждан, наделение «политическими правами» было
возможно только в том случае, если претендент соответствовал целому ряду условий.
Практически во всех конституционных проектах право быть избранным в представительные
органы правления или занимать какие-либо выборные должности было ограничено
имущественным цензом и предполагало «непорочное поведение» гражданина. В
«Конституции» Н. Муравьева, например, понятие «гражданство» отождествлялось с «правом
участвовать в общественном управлении», но при этом вводилась дифференциация
избирательных прав граждан на пассивное и активное. Необходимыми условиями для
получения «политических прав» в полном объеме, помимо возраста, «постоянного
местопребывания», «здравия ума», «личной по имению независимости» и «исправности
платежа общественных повинностей», должны были быть достаточно высокий имущественный
ценз и «непорочность пред лицом закона». Таким образом, все перечисленные выше условия, за
исключением возраста и ценза оседлости, отражали все тот же идеальный образ «истинного
гражданина», обладавшего трудолюбием, честностью, уважением к закону, о котором писали
М. Сперанский, Н. Новосильцов, А. Воронцов и др. авторы проектов, различных учебных
пособий и публицистических работ.
Таким образом, в начале XIX в. перспектива «укрепления силы закона» и
провозглашения «гражданских прав» была неотъемлемой частью социально-политических
ожиданий представителей образованной части российского общества. В полном соответствии с
европейскими идейными основами признавалась необходимость законодательного закрепления
прав граждан на личную безопасность, неприкосновенность собственности, свободу мысли,
слова и вероисповедания. Однако в процессе осмысления либеральных европейских теорий и
практического опыта произошел синтез традиционного и заимствованного значения понятия
«гражданин», обусловивший формирование представлений о том, кто, по каким критериям и в
каком объеме мог быть наделен «гражданскими» и «политическими правами». Своеобразие
этих представлений заключалось в установлении логических и ассоциативных связей
либеральных концептов «гражданин» и «гражданские права» с ориентировавшими на
патерналистские ценности принципами.
Во-первых, в текстах российских авторов категория «гражданские права» содержательно
была связана с «правом», как системой юридических отношений, и, одновременно, с целым
комплексом морально-этических качеств «истинного гражданина». Дополнительным
подтверждением существования взаимосвязи «права» и «нравственности» был хорошо
известный современникам тезис о том, что «законы» каждой страны должны соответствовать
«нравам народов» её населяющих. В результате, бесспорным и безусловно справедливым был
признан принцип постепенного, последовательного наделения российских подданных
«гражданскими» и «политическими правами» в соответствии с присущими каждому сословию
«нравственными качествами». С позиции образованного российского подданного, подобная
логика не противоречила теоретическому равенству «общих гражданских прав». При этом
6
авторы отмечали, что в сложившихся условиях «политические права» следует рассматривать
лишь как «отличительные преимущества и выгоды» наиболее просвещенной части российского
общества.
Во-вторых, обязательным условием, необходимым для реализации «гражданских прав»,
было признано существование сильного и «благоустроенного государства», которое главной
своей целью считало бы обеспечение личной и имущественной безопасности своих «граждан».
В данном контексте категория «права» оказывалась взаимосвязанной не только с «нравами», но
и с «силой», способной предотвратить нарушение законных прав граждан и осуществлять
функцию независимого арбитра в конфликтах между частными лицами. Одновременно с этим
государство было признано единственным субъектом, способным адекватно оценить
нравственные качества «граждан», осуществить необходимую дифференциацию «гражданских»
и «политических прав», а также установить «справедливые законы». Наличие у государства
всех перечисленных выше возможностей, по мнению современников, предопределяло правило,
в соответствии с которым инициатива предоставления российским подданным каких-либо
«прав» и «свобод» может исходить только от государства. Все это в совокупности оказало
большое влияние на процесс выработки общих подходов к решению крестьянского вопроса и
дальнейшей политической модернизации.