для «Критики» и «Телекритики» 02-02

для «Критики» и «Телекритики» 02-02-2007
Рефлексии об очевидном
Мы действительно не самая комфортабельная страна. Жить здесь трудно, политики –
негодяи или дураки, перспективы туманны. Только вот количество беженцев у нас растет.
В той стране, которая называлась СССР, была некая научная дисциплина, называвшаяся
«научный коммунизм». Эта особо приближенная к руководству страны наука о
бестелесном и бездуховном умерла вместе с породившей ее страной. А ее адепты, до тех
пор годами демонстрировавшие несокрушимую твердость убеждений и столь же
несокрушимую веру, мгновенно нашли для себя новые ниши, уже в капиталистическом
бытии, столь ненавистном им прежде. Теперь они – политологи, банкиры,
предприниматели… А некоторые, особо циничные, ведут свои страны к светлому
капиталистическому будущему в качестве министров и парламентариев.
Ранее мне казалось, что подобное «научное творчество» – удел лишь моей страны. Я был
уверен, что западная, в частности, американская наука в этом смысле чиста и
безукоризненна. Сегодня я знаю правду, горькую правду о том, что имитаторы и
фальсификаторы сладко и спокойно живут не только в Украине. Они есть и в США.
Основание моего утверждения – статья господина Jeffrey Burds от 2 мая 2006 г. на сайте
Transitions Online «Ukraine: The Meaning of Persecution». Статья – об антисемитизме.
Больная тема. С ней нужно обращаться аккуратно. И честно.
Вера не требует обоснований, ей нужны только иллюстрации и санкции. Именно этим
вера отличается от знания. Ученый, исследователь – ищет и узнает. Верующий в
подобных аргументах не нуждается. Его аргументы иные, они заранее предсказуемы,
банальны.
Таковы аргументы господина Burds. То, что для него «наука» – для меня моя собственная
повседневная жизнь. Жизнь в конкретной стране, ставшей для господина Burds темой
спекулятивного «исследования». Дискуссия с подобными «исследователями» невозможна,
поскольку она напоминала бы спор, ведущийся с двух берегов реки, которую нельзя
переплыть.
В политическом лагере ВС 389/35, где я провел семь долгих лет «на перевоспитании», был
свой небольшой клуб антисемитов. Парочка бывших нацистских полицаев-карателей,
тихо, но заметно сходящий с ума литовец-партизан («лесной брат»), заканчивающий свой
25-летний срок заключения, трое тривиальных «стукачей» из беглых советских солдат…
Все они периодически собирались в кружок перед бараком, горячо обсуждали какие-то
свои параноидально-примитивные «новости». Их никогда не разгоняла лагадминистрация,
им позволялось кучковаться и громко материть вездесущий сионизм. Все их «клубные
дискуссии» всегда активно посещал и вдохновлял Изя Школьник, еврей из Винницы,
грязный физически и грязный морально, озлобленный человечек. Особой ненавистью Изя
Школьник пылал к евреям-«самолетчикам», отбывавшим свои сроки в той же зоне. Его
лицо искажалось гримасой ненависти, рот изрыгал потоки матерной брани, если в поле
его зрения попадал кто-то из них, «других» евреев. К слову, сегодня Изя Школьник
спокойно живет в Израиле. Рядом с теми, кто был объектом его столь горячих чувств.
У меня не было иллюзий по поводу собственной страны. Я отчетливо понимал, что такое
советский государственный антисемитизм. Я знал, какие потоки ненависти и отчуждения
камуфлируются в СССР термином «международный сионизм». В этом смысле Изя
Школьник был удивительным артефактом, не более того. Для меня он стоял в одном ряду
с другими советскими евреями, ранее терзавшими население страны, руководствуясь так
называемой «классовой моралью».
Там, в зоне, я чувствовал, осознавал себя евреем. Таким же, как Школьник, как Генрих
Ягода, как палач-психиатр Даниил Лунц…
Прошли годы. Рухнул под тяжестью собственных проблем Советский Союз. Быстро и както очень тихо выехали многочисленные евреи-«отказники», выезд за границу перестал
быть вожделенной несбыточной мечтой сотен тысяч советских граждан, перестали
глушить «Свободу» и «Би-Би-Си»… Увы, постсоветская жизнь не была ни сладкой, ни
уверенной,
экономические
проблемы
душили
тяжкими
разочарованиями,
безнадежностью, отсутствием жизненных перспектив…
Так началась экономическая эмиграция. Люди бежали из голодной, разрушенной страны.
От нищенских пенсий, от невиданного прежде отсутствия работы, от невозможности дать
детям бесплатное образование. Легче всего было бежать евреям, их принимали в первую
очередь. Любых. Бывшие институтские парторги и старые чекисты соседствовали с
беспартийными физиками и учителями, рабочими и врачами. Еврейское население
Украины, несмотря на это массовое бегство, не уменьшалось, ибо в официальное,
провозглашенное еврейство возвращались и те многочисленные советские граждане,
которые за немалые деньги (взятки) в 60-е и 70-е годы прошлого века сумели стать
«украинцами» и «русскими» по паспорту. Один такой экзотический случай имел место
даже в украинском парламенте.
Страна, Украина, своих граждан насильно не держала. Свобода перемещения стала
очевидной. Нужно было решить лишь одну маленькую проблему – доказать
принимающей стороне факт преследования тебя в Украине из антисемитских
побуждений. Бывшие советские люди, всей своей жизнью приученные к лицемерию и
неискренности, «доказывали» легко и непринужденно. Даже с вдохновением. Очень уж
хотелось попасть в эту сказочно богатую и социально-гарантированную Америку.
Привычный черно-белый мир разрушался. В СССР, а затем и в странах бывшего СССР не
стало политзаключенных. Исчез устрашающий советский КГБ. Психиатры перестали
«лечить» политические убеждения. Из тяжкого подполья вышли всевозможные
«незарегистрированные» религиозные общины. Границу страны стали пересекать не
только всевозможные «секретные» инженеры, но и сами работники спецслужб, прежде –
напрочь привязанные к собственной Системе.
С другой стороны, в странах Запада к тому времени сложились активные группы и
движения, боровшиеся активно и достаточно эффективно за соблюдение прав человека
тоталитарным СССР. Именно им, этим активным женщинам и мужчинам в свободных
странах, обязаны мы, советские политзаключенные, тем, что остались живы. Они, чужие и
далекие, все те страшные годы помнили о нас, боролись за нас.
Как и мы в СССР, они были счастливы. Рухнул деспотический режим. Но для многих из
них, наших неизвестных защитников, неожиданно остановилось время. Как и мы, бывшие
советские политзаключенные, они вынуждены были задать себе неожиданный вопрос:
«Как жить дальше?». Исчезла необходимость повседневной привычной деятельности.
Прежней, правозащитной деятельности, которую кремлевские идеологи называли
«антисоветской». Некоторые, удовлетворившись ощущением победы над «империей зла»,
навсегда отошли от общественной активности. Некоторые нашли себя в продолжении
помощи нам, уже свободным, но еще не научившимся жить в свободе. Для меня самый
яркий пример – молодой голландец Роберт Ван Ворен, вслух сказавший: «Раньше я
боролся с вашей страшной психиатрической системой, ее политическими
злоупотреблениями. Сегодня я хочу помочь вам войти в мировое психиатрическое
сообщество, освоить его ценности, его стандарты…»
Были и другие, растерявшиеся в новой ситуации. Один из них, немолодой английский
учитель, отдавший не менее 15-ти лет своей активной жизни защите прав на выезд в
Израиль для советских евреев, продолжил поиск евреев-жертв уже в горбачевском СССР
и нашел в одной из украинских тюрем узника-еврея, отбывающего четвертый срок
заключения отнюдь не по политическим мотивам… Спустя три года наступило прозрение,
подонок-рецидивист был назван таковым, но бесконечно больно и тоскливо было
английскому старику просить прощения у всех тех, кто и ранее видел явное и пытался
остановить его…
В мой первый визит в Париж я был приглашен в дом милой дамы из знаменитого тогда
«Комитета 15», активно защищавшей в свое время и меня. И ей, и мне несказанно приятна
была эта встреча. Мы много говорили, она показывала посвященные мне документы, а
потом спросила: «Доктор Глузман, у меня к Вам просьба. В соседней комнате ждет от
меня помощи женщина. Она из Киева, ее муж, как она утверждает, сейчас находится в
психиатрической больнице вашего города из-за его политических убеждений. Она просит
меня помочь ей и ее дочери легально остаться во Франции. Прошу Вас поговорите с ней,
дайте мне совет…». Мы вышли в соседнюю комнату. Дальнейшее описывать не буду. Это
был для меня первый опыт общения с человеком, пытающимся спекулировать на чужой
трагедии.
Это была новая волна эмиграции. Постсоветской, экономически мотивированной
эмиграции. Уже – из независимого украинского государства. Достаточно регулярно я
получал официальные запросы чиновников и адвокатов из разных стран, каждый из
которых касался конкретного гражданина моей страны, пытавшегося получить
официальный статус на Западе. Кстати, больше всего запросы шли из Нидерландов…
Меня просили пояснить, преследуют ли в моей стране в судебном порядке геев и
лесбиянок; возбуждают ли уголовные дела против украинцев, после длительного, без
разрешения властей отсутствия в Украине возвращающихся на родину; существует ли в
моей стране возможность получить лечение в связи с тем или иным заболеванием;
преследуют ли в стране психиатры людей, имеющих нетрадиционные для Украины
религиозные убеждения и т.д. и т.п. Я понимал: волна эмиграции нарастает! Но не было
никогда вопроса на эту, сакраментальную тему: преследуют ли евреев в Украине?
Существует ли в стране государственный антисемитизм? Об этом не спрашивали. И я
понимаю, почему. Неотмененная поправка Вейника-Джексона свидетельствовала: в
Украине существует государственный антисемитизм, из Украины не выпускают евреев,
желающих репатриироваться на историческую родину в Израиль…
С другой стороны, в Западной Европе этническое еврейство не было основанием для
получения права жить в конкретной стране. И европейские политики и чиновники знали –
в Украине евреев не преследуют.
…В начале 90-х мне домой позвонил неизвестный еврейский активист из США. Он
потребовал от меня активной позиции в следующем. С его слов, на территории США
живет несколько этнических украинцев, в годы второй мировой войны принимавших
участие в акциях Холокоста. Американские власти, опять же с его слов, не желают
преследовать их по разным причинам. Так вот, я, известный украинский гражданин и
правозащитник, должен потребовать от моего правительства добиваться депортации этих
стариков в Украину для суда и наказания… Телефонный разговор был долгим и для меня
мучительным. Плохое знание английского языка, напор моего собеседника, отсутствие
серьезных, объективных аргументов, правовая абсурдность ситуации (я – и правосудие в
США…), все это делало разговор тяжелым, вязким. В конце концов, я не выдержал. На
своем плохом английском сказал следующее: «Я живу в стране, где рядом со мной живут
благополучной жизнью евреи, активно служившие в карательных органах тоталитарного
сталинского режима. Они пытали и казнили своих сограждан, не только украинцев, среди
жертв были и евреи. Они, бывшие палачи, живут рядом со своими жертвами, выжившими
в ГУЛАГе… Никто не судит их, они гордо носят на своей груди ордена и медали,
полученные отнюдь не во время военных действий. И я, Семен Глузман, бывший
советский диссидент и политзаключенный, предлагаю следующее: я буду заниматься
лоббированием предложенной мне проблемы (украинских карателей, живущих в США),
если он, мой собеседник, будет требовать от своих, американских конгрессменов и
госдепартамента лоббировать расследование деятельности советских карателей (в том
числе и этнических евреев) на территории Украины». После непонятного мне
восклицания (или междометия…) мой американский собеседник резко положил трубку.
Больше он не звонил.
Тогда же, в начале 90-х меня пригласили рассказать в Конгрессе США о ситуации с
соблюдением прав человека в Украине. Я подготовил текст, переслал его в Чикаго для
предварительного ознакомления партнерской (тогда) правозащитной американской
организацией. Мне предложили несколько изменить текст: в нем появились жесткие
положения о проявлениях антисемитизма в Украине. Состоялся телефонный разговор, я
категорически отказался менять свой текст. Помогавшая мне в нелегких телефонных
переговорах с Чикаго американка (я находился тогда в Копенгагене по сугубо
профессиональным вопросам) после окончания телефонной дискуссии сказала: «Ты
знаешь, я – американская еврейка. Я обязана сказать тебе: прости мне это. Мне очень
стыдно. Поверь, в моей стране далеко не все такие, как эти, твои правозащитные
партнеры…» Разумеется, я выступил в Конгрессе США с собственным,
неоткорректированным текстом. Мои партнеры присутствовали там. Они не смогли
изменить текст, поэтому они отказались переводить меня. Это было ужасно. Я вынужден
был читать по-английски. Плохо, медленно… Но я читал свой текст!
Это был полезный урок. Я его усвоил. И, несмотря на прекращение финансирования,
категорически отказался продолжать сотрудничество с этой американской организацией.
Один из ее руководителей – бывший секретарь партийной (коммунистической!)
организации в одном из московских институтов в период СССР. Сейчас он учит
«слаборазвитые страны» соблюдению прав человека. Утверждает, что советские власти
долго мучили его в «отказе». Может быть, может быть…
Новая для советских людей ситуация: границы твоей страны открыты для выезда. Нет
необходимости испрашивать разрешение, ты свободен! Проблема в ином – куда ехать?
Попробуйте получить визу в посольствах США и Канады, Великобритании и Германии!
Нас не хотят. Нам внятно поясняют: стройте благополучное демократическое государство
у себя, нам не нужны лишние рты. Что ж, они имеют на это право, это их дом. И в этом их
субъективное право – дать разрешение жить в США залгавшемуся офицеру СБУ
Мельниченко, но не впустить в свою страну водителя троллейбуса или учителя музыки.
Удивительная ситуация – тот же Мельниченко спокойно возвращается в Украину с
попыткой сделать парламентскую карьеру, терпит полное фиаско… и никем не
задержанный, не подвергаясь судебному преследованию, предавший свою систему
офицер службы безопасности Украины опять приезжает в США под статус жертвы
политических преследований. Согласитесь, Украина – страна удивительной степени
свободы!
Действительно, в Украине жить непросто. Нет, все еще нет регламентированной законом
социальной жизни, нет уверенности в своем индивидуальном будущем. Да и сам
законодатель состоит в большинстве из юрких проходимцев и разбогатевших в одночасье
миллионеров и миллиардеров, происхождение капиталов которых вызывает весьма
серьезные вопросы. Украина сегодня – это сложная проблема выплеснувшейся из СССР
агрессии, желания простых решений и ожидания скорого, немедленно счастья. И все это –
на фоне отсутствия усвоенной в детстве толерантности и привычки к честному
ежедневному труду.
Существует ли в моей стране антисемитизм? Разумеется. Мы – нормальная страна, как и
Франция, США, Австрия. Бытовой, индивидуальный антисемитизм у нас существует.
Кстати, наряду с антиукраинизмом, со многими другими «анти». Но существует и другое,
трудно объяснимое…
Несколько лет тому назад исполняющий обязанности премьер-министра Украины
этнический еврей Ефим Звягильский был официально объявлен преступником, вором.
Ефим Звягильский бежал в Израиль, жил там… В Украине сменилась властная
ориентация, Звягильского столь же официально назвали невиновным (как и в первый раз –
без суда). И те же украинские граждане избрали Ефима Звягильского в украинский
парламент. Полагаете, ситуация сопровождалась вспышками антисемитизма, ростом
антисемитских настроений?.. Нет. Позволю себе нарушить обещание не полемизировать с
господином Jeffrey Burds. В своем опусе он ссылается на аргументацию мне неизвестного
Бориса Звягильского, однофамильца бывшего украинского премьер-министра. Об истории
с Ефимом Звягильским господин Burds не упоминает. Невыгодно.
Достаточно долго образ противного и влиятельного олигарха формировался в стране
вокруг вполне конкретного, «осязаемого» еврея – Виктора Пинчука, зятя президента
Кучмы. Оппозиционная пресса подливала эмоций, растущая ненависть населения к Кучме
способствовала стигматизации образа его зятя-миллиардера. Полагаете, ситуация
сопровождалась вспышками антисемитизма, ростом антисемитских настроений?.. Нет.
Относительно недавно руководство американского агенства «Джойнт», по-видимому,
скучая от своей однообразной традиционной гуманитарной деятельности, решило
провести в жизнь новую оригинальную, экстраординарную идею – построить в Бабьем
Яру в Киеве еврейский общинный дом. С кафетерием, танцевальными кружками и т.д. и
т.п. Построить прямо на костях и пепле уничтоженных нацистами евреев, цыган,
украинцев, русских… Был скандал. Киевские «профессиональные евреи», целиком
зависящие от финансовой любезности американских доноров, горячо поддержали эту
«гениальную» идею «Джойнта». Целиком поддержал ее в украинских масс-медиа и
местный раввин-американец. Полагаете ситуация сопровождалась вспышками
антисемитизма, ростом антисемитских настроений?.. Нет.
Мы действительно не самая лучшая, не самая комфортабельная страна. Жить здесь
трудно, политики – негодяи или дураки, перспективы туманны. Только вот количество
беженцев у нас растет. И не только из разрушенного Афганистана. Относительный покой
и относительную стабильность получают здесь и бегущие от диктатуры узбеки, и
уставшие от крови чеченцы…
У нас есть все: юные неофашисты, внуки советских солдат, победивших Гитлера;
примитивные и, к счастью, малочитаемые антисемитские публикации, издаваемые
частным университетом МАУП на арабские деньги. Но есть и другое – обилие еврейских
общественных организаций, школ, детских садов, песенных фестивалей и т.д. и т.п.
Моя близкая знакомая, иностранка, более двадцати лет живущая в Украине, как-то
совершенно справедливо заметила: «Украинцы, как и все бывшие советские, очень любят
ездить в Европу и США. То, что видят они там, очень раздражает, они возвращаются
домой с плохими чувствами к собственной стране. А им бы чаще ездить в Азию, в
Африку, увидев жизнь там, они бы гораздо лучше относились к Украине».
Не так давно я был в Азии. Впервые я возвращался домой с теплыми чувствами к своей
стране. Трезво оценивая все ее недостатки.