РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ)
реклама
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ) На правах рукописи ПАК СУН ЮН ОРГАНИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА Специальность 10. 01. 01-10 – Русская литература АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Санкт – Петербург 2007 Работа выполнена в Отделе новой русской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН Научный руководитель: доктор филологических наук Грякалова Наталия Юрьевна Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Зобнин Юрий Владимирович кандидат филологических наук, доцент Титаренко Светлана Дмитриевна Ведущая организация: Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена Защита состоится « 24 » декабря 2007 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.208.01 Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пушкинского Дома. Автореферат разослан « » ноября 2007 г. Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат филологических наук С. А. Семячко Общая характеристика работы Рассматривая проблему поэтики с точки зрения мировоззрения поэта, возможно найти такое устойчивое определение, которое будет характерно для всего его творчества в целом. Для Мандельштама этот устойчивый элемент мировоззрения может быть определен как органичность. На этом органическом мировоззрении основаны все поэтические размышления Мандельштама – от проблем «бытия», «творчества» до проблемы поэтического слова. Исследователи творчества Мандельштама неоднократно обращали внимание на то особое место, какое занимает в нем органицизм, не в последнюю очередь потому, что сам поэт определял акмеизм как «органическую школу». В настоящее время исследование органицизма как устойчивого компонента мандельштамовской поэтики дифференцировано по отдельным направлениям, где оно подчинено общему подходу: изучению архитектурности / архитектоники (М. Л. Гаспаров, М. Рубинс, R. Przybylski и др.), индивидуальной поэтики и поэтологии акмеизма в целом (Н. Ю. Грякалова, Л. Г. Кихней, И. Л. Багратион-Мухаранели и др.), биологических интересов поэта (Б. М. Гаспаров, J. G. Harris, F. Nethercott, N. Pollak) или вписано в органико-экологическую парадигму (А. Генис). Однако до сих пор не существует посвященной этому аспекту работы, которая носила бы обобщающий характер. Необходимостью рассмотрения проблемы органической поэтики Мандельштама в ее многоаспектности обусловливается актуальность настоящего диссертационного исследования. Цель работы состоит в выявлении и определении критериев «органической поэтики» и рассмотрении сквозь ее призму разных этапов творчества Мандельштама в единстве целого. 3 Научная новизна работы определяется своеобразием подхода к поэтике Мандельштама. Рассмотрение поэтики Мандельштама сквозь призму «органицизма» позволяет соединить в единое целое исследования генетических и творческих взаимоотношений между акмеизмом и поэтикой Мандельштама, теории поэтического слова и интертекстуальности, семантико-синтетической поэтики и концепции времени, которые, как правило, рассматриваются изолированно друг от друга. Материалом исследования являются поэтические и прозаические тексты (художественные и нехудожественные) всех периодов творчества О. Мандельштама, произведения других акмеистов, а также, в рамках сопоставительного и интертекстуального анализа, – работы А. Бергсона (главным образом, «Творческая эволюция»). Методологическую основу исследования составили сравнительно- типологический, историко-философский и историко-литературный подходы; при анализе конкретных текстов – структурно-семантический и интертекстуальный методы. Практическая значимость наблюдений и выводов данного исследования состоит в возможности их использования в учебном процессе при изучении поэтических традиций XX века, в семинарах и лекционных курсах по поэтике О. Мандельштама, а также по истории русской поэзии и литературы XX века. Апробация работы. Основные положения работы были изложены на заседании Отдела Новой русской литературы ИРЛИ и в научных статьях по теме диссертации. Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы (334 наименования). 4 Основное содержание работы Во Введении формулируются актуальность, цели и задачи исследования, обосновывается его научная новизна и определяются структура и практическая значимость работы. Первая глава диссертационного исследования «К истории термина «органицизм»» включает в себя два раздела. В качестве необходимой предпосылки исследования рассмотрены основные этапы развития в эстетикофилософских и критических направлениях разных эпох концепции «органицизма», давно и прочно занявшей свое место в философии и эстетике Западной Европы и России. Первый раздел «Органицизм на Западе: от античности до наших дней» посвящен «органицистскому» дискурсу на Западе. Органическое сравнение, впервые появившееся в диалоге Платона, регулярно, хотя и эпизодически, становилось предметом обсуждения в истории философии и эстетики. В XVII веке органическая аналогия вместе с идеями, основанными на холизме, т. е. идеалистической философии целостности, рассматривалась в философии Лейбница, а потом в трансцендентальном идеализме Канта и натурфилософии XVIII века. Впоследствии та же тема привлекала внимание романтиков конца XVIII – начала XIX вв., особенно Гете и Кольриджа. В XX веке дискурс об органической аналогии вновь оживляется: в 1930–1940-е годы представителями «новой критики», а в конце XX века критиками экологического направления. Второй раздел «Органицизм в России» состоит из двух параграфов. В первом параграфе «Органицизм в литературной критике середины XIX – начала XХ веков» рассматривается развитие идей «органицизма» в России. Как известно, термин «органическая критика» был предложен А. А. Григорьевым в 5 полемике с «историческим» (Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский) и «эстетическим» (А. В. Дружинин, П. В. Анненков) направлениями в русской критике 1850-х гг. Однако задолго до А. А. Григорьева, еще в 1841 г., идею образной органики развивал В. Г. Белинский (явления «живые и непосредственно произрождающиеся»), на формирование эстетических идей которого повлияли немецкие философы конца XVIII – начала XIX вв. (Кант, Гердер, Шиллер, Фихте, Шеллинг и Гегель). Впоследствии органическая критика оказала существенное влияние на ряд русских гуманитариев конца XIX – начала XX вв. – В. С. Соловьева, В. В. Розанова, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, Н. О. Лосского, А. Ф. Лосева и др. В свою очередь, их идеи мироопределения как единства целого оказали большое влияние на базовые ценности русской культуры конца XIX – начала XX вв. и вызвали внимание к органике и живой природе в литературе и искусстве русского модернизма. Во втором параграфе «Органическое мировоззрение О. Мандельштама» определяются общие черты органицизма в поэтическом творчестве и в философско-эстетических размышлениях поэта как раннего, так и зрелого периода. В творчестве Мандельштама органицизм отчетливо выражается в двух аспектах: во-первых, в концепции слова, в которой слово и (поэтическое) произведение уподобляются живому организму, во-вторых, в концепции синтеза, в которой проблема «целого и частей» определяет гармоничность всего творчества поэта. Вторая глава диссертации ««Под знаком А. Бергсона». Формирование и развитие органической поэтики О. Мандельштама» состоит из трех разделов. Методами сопоставительного и интертекстуального анализа выявлена близость ряда фундаментальных положений и концептов, сформулированных 6 французским философом-интуитивистом Анри Бергсоном, основным проблемным компонентам творчества Мандельштама: проблемам «бытия», «времени» и «творчества». На протяжении всего творческого пути такие понятия «философии жизни» Бергсона, как «длительность», «интуиция», «жизненный порыв» остаются для Мандельштама основополагающими в его поэтологии и художественном – «органическом» – мироощущении. В первом разделе «Проблема бытия: физиологическое и экзистенциальное понимание бытия у раннего Мандельштама» показана роль философии Бергсона в процессе творческого самоопределения поэта и разрешения им проблемы идентичности. При этом основное внимание уделяется трактату «Творческая эволюция» (на знакомство с ним Мандельштам неоднократно указывал), где обсуждается проблема времени, содержатся размышления об эволюционной теории, а процессы развития органического мира уподоблены творческому процессу. В стихотворениях Мандельштама доакмеистического периода достаточно частотные образы порыв, ткань, нить, художник интертекстуально связаны с «Творческой эволюцией». Среди них особо выделяется образ «узора», соединяющий слово, отождествленное с бытием, и процесс творчества. В «Творческой эволюции» эволюционной теории и образ «узора» отношений повторяется между бытием в и объяснении небытием. В стихотворениях «На бледно-голубой эмали…» (1909), «Дыхание» (1909) образ «узора» имеет орнаментальный и экзистенциальный смысл. «Узор», предстающий в этих стихотворениях как искусство и творчество, в то же время связан с атрибутами тела («мое дыхание, мое тепло»). В дальнейшем «узор» как метафора «творчества» превращается в «ткань» или «ковер» (в цикле 7 «Восьмистишия», в «Разговоре о Данте» и др.). Мандельштам, рисуя «узор» как доказательство бытия, противостоящее небытию и смерти, декларирует любовь к бытию как программное положение новой акмеистической поэтики в статьеманифесте «Утро акмеизма» (1912): «Существовать – высшее самолюбие художника. Он не хочет другого рая, кроме бытия» (II, 320) 1 ; «Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя» (II, 324). В акмеистический период поэт более серьезно размышляет над проблемой «бытия – небытия» и активно начинает поиск своей идентичности. Для поэта образ «камня», присутствующий в стихотворениях «Паденье – неизменный спутник страха…» (1912), «Айя-София» (1912), «Notre Dame» (1912), «Адмиралтейство» (1913) важен именно потому, что строительная деятельность помогает понять проблему «бытия-небытия»: «Строить – значит бороться с пустотой, гипнотизировать пространство» (II, 323). И хотя Мандельштам прямо не называет имя французского философа, идея борьбы с «пустотой-небытием» восходит к «Творческой эволюции» Бергсона. Создавая свою поэтическую систему, Мандельштам довольно произвольно цитировал работы Бергсона, инкорпорируя неточные цитаты, свободный пересказ отдельных фрагментов в свои статьи программного характера. В «Утре акмеизма», говоря об элементах акмеистической поэтики, Мандельштам активно обращается к «Творческой эволюции». Помимо проблемы «бытия-небытия», закона тождества и других ключевых понятий – «эволюция», «прогресс», «форма», «машина», у Бергсона позаимствована и «органическая» точка зрения, ставшая центральным стержнем этой статьи и играющая большую роль в последующем творчестве Здесь и далее все цитаты приводятся по изданию: Мандельштам О. Э. Собр. соч.: В 3 т. Вашингтон, 1967–1971. В скобках указываются том (римскими цифрами) и страницы (арабскими). 1 8 поэта. В результате Мандельштама чтения появляется «Творческой дифференциация эволюции» понятий в творчестве «органическое» / «неорганическое», а концепция органицизма становится основой его поэтики. Постепенно Мандельштам отходит от первоначальных размышлений об органицизме, базировавшихся на философии Бергсона, и развивает собственное представление об «эллинистической природе языка», опираясь на бергсоновское «учение о системе явлений». В статье «О природе слова», в которой прямо упомянуто имя Бергсона, Мандельштам широко использует различные концептуальные положения «Творческой эволюции» («принцип единства в вихре перемен и безостановочном потоке явлений», отказ от «эволюционной теории» и «теории прогресса», образ «машины», «представления об отношениях внешних друг другу вещей» и т. д.). С помощью этих концепций (концептов) поэт объясняет «единство» русского языка и русской литературы, «эллинистическую природу русского языка», проблему «словесного представления» и органическую поэтику. В известном смысле, статья «О природе слова» является мандельштамовским пересказом «Творческой эволюции». Второй раздел «Проблема времени: органическая целостность мировой культуры в текущем времени» состоит из двух параграфов. В первом параграфе «Проблема длительности: длительность культурытрадиции как потенциал творчества» рассматривается роль бергсоновской концепции «длительности» в культурологических построениях Мандельштама, в которых важное место занимает идея динамичности. Концепция «длительности» (durée), развитая Бергсоном в «Непосредственных данных сознания» и «Творческой эволюции», является стержнем всего его учения. 9 Концепция «длительности» играет важную роль и в творчестве Мандельштама. С точки зрения кардинальных бергсоновской принципов поэтики длительности дается Мандельштама – интерпретация «повторение» и «цитатность». Концепция «подтекста», на которую обращали внимание многие мандельштамоведы, поддерживает мандельштамовские мысли о культуре, искусстве и истории, а также его понимание акмеизма как «тоски по мировой культуре». Проблематика времени, в частности длительности, неотделимая от понимания культуры как непрерывного процесса, получает в творчестве Мандельштама мировоззренческий статус и философское освещение.2 Второй параграф «Проблема памяти: «усилие памяти» как предпосылка творчества» посвящен рассмотрению функции памяти в творческой работе искусства. По Бергсону, предназначение художников – «вытаскивать» наверх скрытую культурную память («Материя и память»), и Мандельштам в своих произведениях стремится выполнить эту задачу. В творчестве Мандельштама мотив «узнавания» – основной элемент длительности культуры – соединяется с мотивом «памяти» и, следовательно, конкретно указывает на корреляцию между ними. Понятия «память» и «художественное творчество» получают почти синонимическое значение.3 Для Мандельштама длительность культурытрадиции представляет собой потенциал творчества, а «усилие памяти», культурной и личной, является предпосылкой творчества. Поэт, тоскующий «по мировой культуре», принимает бергсоновскую концепцию времени и Седых О. М. Философия времени в творчестве О. Э. Мандельштама // Вопросы философии. 2001. № 5. С. 103. 3 Бенчич Ж. Категория памяти в творчестве Осипа Мандельштама // Russian Literature. 1997. Vol. 42. №. 2. С. 115. 2 10 реализует ее в своем творчестве. В третьем разделе «Проблема творчества: размышления о динамизме поэтики в «Разговоре о Данте»» рассматривается вопрос о роли «бергсонизма» в теоретических размышлениях позднего Мандельштама о проблемах поэтики. Мандельштам, рассуждавший о проблеме творчества в категориях «бытия» и «памяти», в зрелые годы суммирует основные принципы своей поэтики, сверяя их с творчеством Данте. «Разговор о Данте» (1933) – трактат о принципах поэтики, основанной на биологическом знании. Мандельштам пробует применить к построению своей «органической поэтики» такие концепты витализма Бергсона, как «движение», «метаморфоза», «порыв», «обратимость». В «Разговоре о Данте» Мандельштам утверждает органическую и динамическую природу поэтического языка, декларированную им еще в поэтике раннего периода. Основывая свое понимание поэтического творения на бергсоновских концепциях «порыва» и «взрыва», Мандельштам приходит к оригинальному пониманию динамичности поэтики. Третья глава диссертации «Слово как организм», включающая четыре раздела, посвящена анализу теории поэтического слова – стержня мандельштамовского «органицизма». В первом разделе «Русский язык как организм» выявляются роль и значение концепции «слова» в органических размышлениях Мандельштама и своеобразном мандельштамовском эллинизме, основанном на органическом понимании слова. Анализ предваряется экскурсом в историю русской философии языка XX века (труды П. А. Флоренского, А. Ф. Лосева), где аналогия «слово – организм» является принципиальной. В этом контексте получают необходимую полноту и обоснованность мандельштамовские 11 размышления об эллинистической природе слова. С этой точки зрения анализируется статья Мандельштама «О природе слова» с учетом существующих исследований по данному вопросу (статьи В. Терраса, Я. Айзенберга и др.). Эллинистическая природа русского языка для Мандельштама непосредственно связана с его «бытийностью», «присутствием», обозначающими себя через «телесность», «чувственное тепло вещи». Отсюда уподобление слова плоти («русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью») и возникновение метафорического ряда «слово-плоть» – «слово-хлеб», имеющего глубокий смысловой потенциал. В определяемом бытийственностью и Мандельштамом теплотой, эллинизме, обнаруживаются характеризующемся первоначальные характеристики акмеизма – направленность на внешний мир, интерес к окружающему миру и предметам («вещность»), особенно показательные для стихотворений на темы античности и своеобразного ее субститута – Крыма («крымские стихи»). Мандельштамовский эллинизм – это «энтузиазм по отношению к культуре древней Греции». 4 Одухотворение предметов в эллинизме, согласно художественной концепции Мандельштама, ведет к одухотворенности и органике самого языка. С проблемой «слова-организма» тесно связано несколько устойчивых мотивов в произведениях Мандельштама раннего и среднего периодов. Уподобляя русский язык организму, поэт развивает свои представления об органике художественного слова с помощью метафор «слово-камень», «словодерево» и «слово-птица». Рубинс М. «Пластическая радость красоты»: Экфрасис в творчестве акмеистов и европейская традиция. СПб., 2003. С. 120. 4 12 Во втором разделе «Слово-камень: архитектурная сущность слова» проанализирован центральный образ «камня», соответствующий общему принципу архитектурности акмеизма. Метафора «слова-камня» наиболее последовательно представлена в «архитектурных стихотворениях» и статьях акмеистического периода. В стихотворениях «Я ненавижу свет…» (1912) и «Паденье – неизменный спутник страха» (1912) Мандельштам, намекая на темы «готики» и «архитектуры», придает положительное значение образу «камня», имевшему отрицательное значение («безжизненность») в его ранних произведениях. Размышляя о «физиологии готики» и «организме», Мандельштам-акмеист уподобляет литературно-художественное произведение архитектуре и развивает идею «гармонии между целым и частями» и проблему «единства». В стихотворениях 1912–1913 годов «Айя-София», «Notre Dame» и «Адмиралтейство» поэт непосредственно демонстрирует любовь к архитектуре / архитектонике. В органических размышлениях Мандельштама значительное место занимает аналогия «слова-камня», поскольку поэт видит в этом образе динамичность и целостность. «Камень» ассоциируется с бытием, так как несет в себе возможность трансформации-перевоплощения. Эта мысль подчеркнута в программной статье «Утро акмеизма», где развернуто «понимание поэзии как словесного строительства “во имя трех измерений”», доказывается «любовь к организму и организации». 5 В этом контексте проясняется основная общая идея отношений между «архитектурностью» и «организмом», сосуществующая в стихотворении «Notre Dame» (1912) и статьях «Франсуа Виллон» (1910) и «Утро акмеизма» (1912). 5 Тоддес Е. Поэтическая идеология // Литературное обозрение. 1991. № 3. С. 32. 13 В третьем разделе «Слово-дерево: растительно-жизненная сущность слова» прослеживаются развитие мотивов, входящих в семантическое поле «дерево – растение», фокусируется внимание на сущности метафор «словосемя», «слово-зерно», «слово-виноград-вино» и выявляется их смысловой статус в мандельштамовской культурософии. В стихотворении «Уничтожает пламень…» (1914) поэт заявляет об отказе петь о камне, имеющем «недобрую тяжесть». Теперь для Мандельштама, считающего самым важным в жизни саму жизненность, главным мотивом становится «дерево», связанное с жизнью изначально. Аналогия роста растения и организма с произведением – общее место органической концепции. Поэты – последователи органицизма принимают как прототипическую метафору «слово = растение», «слово = дерево». Для понимания мандельштамовской метафоры «слова-дерева» необходимо отметить, что в семантику «дерева-растения» включены многие центральные мотивы мандельштамовской поэтики. Например, к этому семантическому полю принадлежат лист (листья), узор, семя, зерно, ветвь, трава, роза, виноград и т. д. Поэтому у Мандельштама семантика «дерева-растения» многопланова и не очень устойчива, но именно в семантике «дерева-растения» может быть обнаружена растительно-жизненная сущность слова, присутствующая в размышлениях поэта на темы органики. Метафоры «семени» и «зерна», традиционно служащие прототипом для органических построений, связаны с творчеством и возможностью развития культуры как длительности (стихотворения «Феодосия» (1920), «Люблю под сводами седыя тишины…» (1921), статья «Пушкин и Скрябин»). Метафоры «слова-винограда» и «поэзии-винограда» присутствуют в 14 стихотворениях «Грифельная ода» (1923), «Батюшков» (1932), «К немецкой речи» (1932), «Стихи о русской поэзии» (1932). Наконец, в рамках органических размышлений о поэтическом слове нельзя не учитывать и такие метафоры, как «слово-плоть», «слово-хлеб» (отсюда «слово-колобок», «слово-поэзия-дрожжи»). Эти метафоры, отсылая к евангельским источникам, заключают в себе также физиологические и растительные ассоциации. В четвертом разделе «Слово-птица: «психейная» сущность слова» метафора «слова-птицы» анализируется с точки зрения семантической поэтики. Диапазон семантики слова «птица» у Мандельштама весьма широк – от сохранения архетипических значении и символов до их модификации и создания новых смыслов. Автор диссертации анализирует стихотворения, в которых встречается мотив «птицы», выделяя три этапа в зависимости от наиболее характерных значений, которые принимает этот мотив: стихотворения раннего периода (1908–1915), среднего (1917–1920-е гг.) и позднего (1930-е гг.). Образ «птицы» в ранних стихотворениях не столько означает выражение поэтической вольности в противопоставлении ограничению закона тождества, сколько связан со страхом бесформенности, безобразности («Мой тихий сон, мой сон ежеминутный…», 1908; «Скудный луч холодной мерою…», 1911).6 Но в этих стихотворениях, хотя и не в явном виде, выражена также аналогия «слова-птицы»: слово сравнивается с «испуганной птицей» или с «серой птицей» и «раненой птицей». В стихотворениях 1920-х гг. Мандельштам активно использует образ Kim Hee-Sook. «Слово – птица – Психея» О. Мандельштама // Russian Studies. (Seoul). 2004. Vol. 14. № 2. P. 36. 6 15 «птицы», связанный с античной мифологией, при этом в центре внимания поэта оказывается смысл метафоры «слова-птицы». Ряд стихотворений о «птицах» может служить хорошим примером «поэтики ассоциаций» и «органической поэтики». С помощью метафорического смысла «слова-Психеи», являющегося квинтэссенцией органической концепции слова Мандельштама, возникает ассоциация между такими концептами, как «Психея-душа» и «птица-душа». По мысли Мандельштама, Психея, означающая в древнегреческой традиции «душу» и «дух», одухотворяет природу, и, следовательно, благодаря свободным свойствам души/духа «природа-Психея» присутствует в свободном состоянии и способна к метаморфозам. К тому же образ Психеи объясняет мандельштамовское понимание произвольности и неожиданности слова («Слово и культура»). Далее прослеживаются изменения, происходящие в поэтике Мандельштама: в поздний период центральное место постепенно занимают «нетождество слова с вещью» и «произвольность слова», отраженные в метафоре «слова-Психеи». Эти же представления получат итоговое развитие в «семантической поэтике» «Разговора о Данте» (1933). Взаимоотношения между понятиями «слово-Психея (душа / дыхание)» – «птица» – «жизнь» обсуждаются в стихотворениях 1920-х гг. «Когда Психеяжизнь спускается к теням…» и «Ласточка», сквозными темами которых являются проблема воплощения поэтического слова, проблема забвения, проблема узнавания забытого слова в творческом процессе. Образ «птицы» в стихотворениях 1930-х гг. почти не сохраняет метафорическое значение «слова-птицы», характерное для стихотворений 1920х гг. Однако в «Стихах о неизвестном солдате» (1937) «ласточка», по 16 выражению М. Л. Гаспарова, «как обычно, связующее звено между мирами живых и мертвых»,7 символизирует «разучившуюся поэзию». В творчестве Мандельштама, стремившегося до предела развивать смысловой диапазон слова и придавать словам неузуальные смысловые возможности, образ «ласточки» приобретает разные значения: словарнопредметное, образно-метафорическое и аллегорическое, понятийно-типическое, мифологическое и т. д., но этот полисемичный ряд далеко не исчерпывает всех смысловых потенций мандельштамовского слова. Четвертая глава диссертации «Органицизм как синтез», состоящая из двух разделов, посвящена рассмотрению синтетической поэтики Мандельштама. При этом отмечено, что в его творчестве понятие «синтез» не ограничено проблемой «гармонии частей и целого», как и проблемой «целостных связей», но связано также с проблемой «синтеза чувстввосприятий». В первом разделе ««Всего живого ненарушаемая связь»: Идея синтеза и проблема часть / целое» показано, что стремление Мандельштама к синтезу, лежащее в основе его мировоззрения, является импульсом к размышлениям о проблемах «органического взаимоотношения между частями и целым» и «значимости процесса в творчестве», имеющими сходство с пониманием критериев новой парадигмы, сформулированных физиком и экологом Ф. Капра. Художественное произведение конструируется с помощью органической гармонии между частями и целым, которая основана на идее «органической целости» Вселенной. В мыслях Мандельштама, для которого большое значение имела идея «перетворения с помощью творческого изменения», гармония 7 Гаспаров М. Л. Примечания // Мандельштам О. Стихотворения. Проза. М., 2001. С. 808. 17 между частями и целым мира (или произведения) есть не однонаправленная, а взаимонаправляющая и взаимосвязанная гармония между частями и целым. В «органической» пластике целое является не суммой частей, а своеобразным единством закономерно изменившихся частей. 8 Как правило, стихотворение считается структурой, синтезирующей и переконструирующей все смысловые элементы, и, следовательно, оформляющей новые семантические пучки. 9 В случае Мандельштама эта идея распространяется на все творчество. Таким образом, подчеркивается в данном разделе, проблема «интертекстуальности», проблема «автоцитатности» и проблема «семантической поэтики» получают дополнительную значимость в рамках исследования целостного творчества поэта. В творчестве Мандельштама концепция «синтеза» не ограничена размышлениями только о произведениях («поэзия, как целое»), а объяснима в более широком контексте – как составная часть мировоззрения-миропонимания поэта. Мандельштамовские идеи синтеза и всеединства, имеющие сходство с размышлениями философов А. Бергсона и А. Уайтхеда, поэта Т. С. Элиота, воплощены в мотивах «связи», «нити», «системы» («Мне стало страшно жизнь отжить…», 1910; «Я вижу каменное небо…», 1909–1910; «Я вздрагиваю от холода…», 1912, 1937; «... Я помню берег вековой…», 1910; «Концерт на вокзале», 1921; «Век», 1923; статьи «Пушкин и Скрябин», «О природе слова»). Второй раздел «Синтез чувств-восприятий в повести «Египетская марка»», состоящий из двух параграфов, посвящен анализу произведения, в котором репрезентированы «синтетические» пристрастия автора. Причем Povelihina A. Возврат к природе. «Органическое» направление в русском авангарде XX века // Studia Slavica Finlandensia. T. 16-1. Helsinki, 1999. С. 20. 9 См.: Culler J. Structuralist Poetics. Ithaca; New York, 1975. P. 163. 8 18 синтез разных видов искусства и синтез чувств-восприятий дан в синтезе с поиском нового метода письма. В первом параграфе «Физиолого-органический код и многогранность точки зрения на мир» речь идет о сознательной ориентации автора повести на физиолого-органический код в конструировании новой художественной картины мира. При этом именно многогранность точки зрения, обретаемая благодаря физиолого-органическому коду, определяет специфику содержания и формальной организации «Египетской марки». Органический прием Мандельштама заключается в подчеркивании телесности, созданной чувственным восприятием бытия человеком или не-человеком. Процесс писания, осознаваемый через рефлексию по поводу своего телесного существования и опыт переживания своей «органики», особенно зрительного восприятия, формирует монтажно-мозаичную структуру вне сюжетной стройности или хронологической линейности и напоминает киносценарий. В поэтике Мандельштама описание мира через чувственное восприятие является важнейшим авторским приемом. В «Египетской марке» чаще всего чувственное восприятие представлено зрительными ассоциациями. Причем мир изображается не только с точки зрения человека, но, что важно подчеркнуть, и с мир «птичьим точки зрения других существ, например, птиц. Автор видит оком», следовательно, рисует его субъективно: импрессионистично, фрагментарно, неканонично. В организованной таким образом творческой системе картина мира совершенно изменяется: вещи (визитка Парнока, рояль, растительные образы – хвойная ветка, полено, салат и др.) и абстрактные понятия (время, память, страх, скандал) превращаются в живые существа, животные очеловечиваются, а человек, наоборот, 19 опредмечивается. Таким образом, разрушается прежняя субъектно-объектная иерархия и создается новая картина мира. Высказывание Мандельштама «Но иногда опущенное веко видит больше, чем глаз» (II, 33) иллюстрирует его размышления о связи и равенстве всех пяти чувств. Для Мандельштама «видеть» имеет то же значение, что и «говорить», и эти два действия означают процесс творчества. В «Путешествии в Армению» (1933) об этом пишется так: «Видеть, слышать и понимать – все эти значения сливались когда-то в одном семантическом пучке» (II, 144). В эссе о Данте также представлена единая перспектива разных чувственных восприятий. Сравнивая веко с «глазными губами», Мандельштам соединяет действие «видеть», предшествующее «творить», с действием «творить». Нетрудно заметить, что «губы» в этом случае символизируют самое творчество. Во втором параграфе «Синтез разных видов искусств: «письмо как процесс»» тема творчества рассматривается в процессуальном аспекте и в соотнесении с другими видами искусств (рисование, музыка, портняжничество), что задано системой авторских уподоблений. Мандельштам намеренно пользуется частым повтором таких мотивов, как «птицы» и «птичье перо», символизирующих «творчество», для того, чтобы показать, что повесть «Египетская марка» – «текст в процессе». 10 Автор диссертации, уподоблений, пытаясь реконструировать авторскую логику творческих акцентирует внимание на визуальных аспектах повести, связывая тему «писания» с другими графическими искусствами (темы пера как орудия письма, «арабесок», метафорические уподобления: «щебетать или петь Isenberg Ch. Mandelstam’s “Egipetskaia marka”: As a Work in Progress // Столетие Мандельштама (Материалы симпозиума). Tenafly, 1994. P. 229. 10 20 природу» = «рисовать природу», писания и рисования – кройке). В итоге писание, портняжничество и рисование начинают существовать в одной категории творчества Писатель становится и портным, и художником, поскольку все они объединены в едином креативном процессе – придании формы материи. В Заключении подводятся основные итоги исследования. В результате предпринятого исследования было показано, что основой мировоззрения и творческого мышления Мандельштама является органицизм как системный принцип. Он находит свое выражение в двух аспектах: во-первых, в концепции слова, в которой слово и (поэтическое) произведение уподобляются живому организму, во-вторых, в концепции синтеза, в которой проблема «целого и частей» определяет гармоничность всего творчества поэта. Мандельштам, на заре творческой жизни воспринявший окружающий мир через бергсоновскую органическую идею, до конца своих дней сохранял свое органическое мировоззрение. В соответствующем ключе он размышлял о разных проблемах – от проблемы «бытия» до проблемы «творчества». Таким образом, понятие «органицизм» применительно к творчеству Мандельштама можно распространить не только на область слова-искусства и все области культуры, но и на область размышлений о бытии и жизни. Органицизм является для Мандельштама базовым философско-эстетическо-творческим принципом, и поэтому поэтика Мандельштама может определяться как органическая поэтика. 21 Основные положения диссертации изложены в статьях: 1. Соподчиненность порыва и текста (идеи А. Бергсона в «Разговоре о Данте» О. Мандельштама) // Известия российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. Аспирантские тетради. 2007. № 11 (32). С. 157–164. 2. Время – длительность – память в творчестве О. Мандельштама // Credo New. (Санкт-Петербург). 2007. № 2 (50). С. 209–221. 3. Проблема бытия – небытия в раннем творчестве О. Мандельштама (к рецепции философии А. Бергсона) // Русская литература. 2007. № 3. С. 181–186. 4. Лиризм в «Балаганчике» Александра Блока // Литература и театр: Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 90-летию со дня рождения Льва Адольфовича Финка. Самара, 2006. С. 243 –248. 22
