поздняя лирика е - Российский государственный гуманитарный

На правах рукописи
БОДРОВА АЛИНА СЕРГЕЕВНА
ПОЗДНЯЯ ЛИРИКА Е. А. БОРАТЫНСКОГО:
источниковедческий и текстологический аспекты
Специальность 10.01.01 — Русская литература
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Москва — 2010
Работа выполнена в Институте высших гуманитарных исследований
им. Е.М. Мелетинского РГГУ
Научный руководитель:
доктор филологических наук, профессор Песков Алексей Михайлович
Научный консультант:
кандидат филологических наук, доцент Мазур Наталия Николаевна
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор Зыкова Галина Владимировна
кандидат филологических наук, доцент Лямина Екатерина Эдуардовна
Ведущая организация:
Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН
Защита состоится «14» октября 2010 года в 15 часов на заседании совета
по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993
Москва, Миусская пл., д. 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета
Автореферат разослан «13» сентября 2010 года
Ученый секретарь совета,
кандидат филологических наук, доцент
В.Я. Малкина
Общая характеристика работы
Настоящая работа посвящена источниковедческому анализу поздней
лирики Е. А. Боратынского и рассмотрению текстологических и эдиционных проблем, возникающих в связи с этим кругом текстов. Предмет исследования — история формирования комплекса рукописных и печатных
источников, легших в основу корпуса лирических текстов позднего Боратынского. Объект изучения — лирика Боратынского 1830—1840-х годов,
ее творческая история, издательская практика и эволюция текстологических подходов.
Хронологические рамки работы. Под условным именованием
«поздняя лирика Боратынского» мы будем понимать круг текстов, которые
были написаны или окончательно отделаны в последнее десятилетие жизни поэта (1835—1844 гг.) и потому не вошли в издание «Стихотворений
Евгения Баратынского» (Ч. 1—2. М., 1835), подводившее итог его лирическому творчеству предшествовавшего периода. Таким образом, поздняя
лирика Боратынского — это прежде всего стихотворения, составившие его
последнюю поэтическую книгу «Сумерки» (М., 1842), а также тексты
1835—1842 гг., не вошедшие в этот сборник или написанные после его выхода (1842—1844 гг.). Важно отметить, однако, что в обозначенный корпус
«поздних» текстов входит и ряд стихотворений, замысел которых относится к более раннему времени: включенное в «Сумерки» стихотворение «Новинское» в первой своей редакции было создано в середине 1820-х гг., а не
напечатанная при жизни поэта октава «Небо Италии, небо Торквата…» в
одном из альбомов жены поэта датирована 1830—1832 гг. Помимо этого,
специфика работы Боратынского над своими стихотворениями (постоянная переработка, практически полное отсутствие авторских датировок), а
также малая сохранность автографов его поздних текстов в большинстве
случаев не позволяют надежно датировать их создание иначе, чем по времени первой публикации (terminus ante quem). Очевидно, что особенно затруднительными оказываются датировки текстов, не напечатанных при
жизни поэта, так как существенная часть этих стихотворений дошла до нас
лишь в посмертных копиях, сделанных вдовой поэта Анастасией (Настасьей) Львовной Боратынской, а ряд вариантов представлен только в издании «Сочинений Е. А. Баратынского», выпущенном сыном поэта Львом
Евгеньевичем в 1869 г. Названные обстоятельства обусловливают расширение хронологических рамок исследования, которые определяются, с од-
3
ной стороны, датировкой ранней редакции стихотворения «Новинское»
(середина 1820-х гг.), а с другой — временем работы Л. Е. Боратынского
над посмертным изданием 1869 г.
Степень научной разработки проблемы. Лирическое творчество
Боратынского последних лет, хотя и не отмеченное сочувственным вниманием современников, уже более века вызывает неугасающий интерес интерпретаторов и исследователей, начиная с 1890-х гг. (С. А. Андреевский,
В. Я. Брюсов, И. И. Коневской). Особое внимание традиционно уделяется
исследованию поздней поэтики Боратынского (работы Е. Н. Купреяновой,
В. В. Гиппиуса, Л. Я. Гинзбург, И. М. Семенко, Б. О. Кормана, Г. Хетсо,
И. Л. Альми, С. Г. Бочарова, Ю. М. Лотмана, Р. Фигута, Т. Коваленко и
др.), выявлению интертекстуальных связей и иноязычных источников
(В. Ляпунов, С. Сандлер, И. А. Пильщиков, Н. Н. Мазур), изучению сборника «Сумерки» как композиционного и семантического единства
(И. Л. Альми, Р. Фигут, М. Н. Дарвин, И. С. Булкина и др.). При этом фактическая история формирования корпуса поздней лирики и текстологическая специфика известных источников стихотворений последних лет до
сих пор остаются практически не изученными: не вполне прояснены обстоятельства работы Боратынского над поздними текстами вообще и сборником «Сумерки» в частности, остается неустановленной история складывания рукописного семейного корпуса, мало изучены первые посмертные
публикации стихотворений Боратынского. Таким образом, историколитературные исследования и интерпретации зачастую оказываются лишены надежного фактического основания, необходимого для разработки
последующих уровней.
Корпус поздней лирики Боратынского до сих пор не получил развернутого и обстоятельного текстологического и источниковедческого описания. Существующие на сегодняшний день исследования, положенные в
основу авторитетных научных изданий поэта1, хотя и содержат ценный и
Полн. собр. соч. Е. А. Боратынского / Под ред. и с примеч. М. Л. Гофмана. Издание
Разряда изящной словесности Императорской Академии Наук. СПб., 1914. Т. Ι; 1915.
Т. ΙΙ. (Изд. 1914—1915); Баратынский. Полн. собр. стихотворений / Ред., коммент. и
биографич. статья Е. Купреяновой и И. Медведевой. Вступ. статья Д. Мирского.
[Л.], 1936. Т. Ι—ΙΙ. Библиотека поэта. Большая серия (Изд. 1936); Баратынский Е. А.
Полн. собр. стихотворений / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Е. Н. Купреяновой.
Л., 1957. Библиотека поэта. Большая серия. (Изд. 1957); Баратынский Е. А. Стихотворения; Поэмы / Издание подгот. Л. Г. Фризман. М., 1982. Литературные памятники
(Изд. 1982); Баратынский Е. А. Полн. собр. стихотворений / Вступ. статья
И. М. Тойбина. Сост., подгот. текста и примеч. В. М. Сергеева. Л., 1989. Библиотека
1
4
важный материал, в силу разных причин не могут служить надежным и
полноценным источником сведений о текстологической истории поздних
сочинений Боратынского.
Первое Академическое издание произведений поэта, подготовленное
М. Л. Гофманом (Изд. 1914—1915), стало важным достижением в изучении наследия Боратынского, но, тем не менее, сразу после своего выхода
оно
вызвало
суровую
критику
рецензентов
(Н. О. Лернера,
П. П. Филипповича), а затем, уже в конце 1920-х гг., принципиальные возражения
первых
теоретиков
отечественной
текстологии,
Б. В. Томашевского и Г. О. Винокура. Главные претензии к изданию Гофмана были связаны с избранным им принципом первоначальных чтений, а
не позднейших редакций, который, помимо прочего, был реализован весьма непоследовательно, что часто приводило к контаминации текстов, не
всегда оговоренной в примечаниях. Даже очевидные заслуги Гофмана,
введшего в научный оборот существенное число новых текстов и множество рукописей из семейного архива (в частности, цензурную копию сборника «Сумерки» и альбомные списки Н. Л. Боратынской), теряют в своей
значимости из-за неточностей и ошибок в описании использованных источников.
Недостатки дореволюционного Академического издания Боратынского должны были исправить собрания сочинений поэта, готовившиеся в
середине 1930-х гг.: во-первых, «Полное собрание стихотворений» Боратынского
под
редакцией
И. Н. Медведевой-Томашевской
и
Е. Н. Купреяновой в большой серии «Библиотеки поэта» (Изд. 1936) и, вовторых, издание, готовившееся Ю. Н. Верховским в издательстве «Academia», которое так и не увидело света (сохранились подготовительные
материалы и гранки комментариев к I тому). Оба эти издания, в соответствии с эдиционными установками своего времени, были ориентированы
на принципы последней авторской воли и «художественно подлинного»
(Б. В. Томашевский) текста, что означало выбор в пользу позднейших редакций и восстановление по рукописям всех изменений и купюр, где можно было предполагать влияние цензуры. В основу изданий была положена
обстоятельная работа с архивными источниками, однако подробное их
описание в примечаниях Ю. Н. Верховского так и не стало предметом обпоэта. Большая серия (Изд. 1989); Баратынский Е. А. Полн. собр. стихотворений.
Вступ. статьи Е. В. Невзглядовой и Л. Г. Фризмана. Сост., подгот. текста и примеч.
Л. Г. Фризмана. СПб., 2000. Новая Библиотека поэта (Изд. 2000).
5
щего достояния, а в комментариях к двухтомнику «Библиотеки поэта» сведения о рукописях были минимальны, разночтения копий из семейного архива были учтены в незначительной степени (в том числе из-за ограниченного объема примечаний), не говоря уже о том, что история происхождения рукописей вовсе не получила освещения (помимо описания цензурной
тетради) и не учитывалась при текстологических решениях. Двухтомник
1936 г. послужил основой для 2-го издания «Полного собрания стихотворений» Боратынского в «Библиотеке поэта» (Изд. 1957), подготовленного
единолично Е. Н. Купреяновой, которое отличалось от первого издания
хронологическим расположением текстов — за исключением «Сумерек»
— и частными текстологическими решениями: так, например, в состав
стихотворений последнего сборника была включена эпиграмма «<Коттерии>».
Попыткой расширить источниковую основу научного издания сочинений Боратынского стал вышедший в 1982 г. сборник, подготовленный
Л. Г. Фризманом в серии «Литературные памятники». Редактор ставил перед собой задачу представить по возможности все варианты и разночтения
печатных и рукописных источников, для чего был предусмотрен специальный раздел «Другие редакции и варианты» (Изд. 1982. С. 379—494);
особое внимание было уделено и текстологическим проблемам — в издании была помещена редакторская статья «Проблемы текстологии Баратынского» (Изд. 1982. С. 558—572), где критически рассматривалась сложившаяся эдиционная практика: в частности, был отмечен ряд непоследовательных редакторских решений в Изд. 1957. Однако работа самого
Л. Г. Фризмана, несмотря на введенные им новые источники, не выдерживает критики — прежде всего в текстологическом отношении: подготовленные им тексты и примечания изобилуют неточностями, некорректными
указаниями и просто ошибками (эти недочеты были не исправлены, а усугублены в позднейшем издании стихотворений Боратынского, выпущенном
тем же исследователем в «Новой Библиотеке поэта» — Изд. 20002).
Принципиальным достижением в эдиционной практике изданий Боратынского явился выход в 2002 г. двух томов «Полного собрания сочинений и писем Е. А. Боратынского» (Т. 1: Стихотворения 1818—1822 годов;
Т. 2. Ч. 1: Стихотворения 1823—1834 годов), осуществленного под руководством А. М. Пескова. Важнейшими редакторскими принципами собраСм. обстоятельную рецензию на Изд. 2000, где освещены многочисленные недостатки
Изд. 1982: Пильщиков И. А. [Рецензия на книгу]: Баратынский Е. А. Полное собрание
стихотворений / Вступ. статьи Е. В. Невзглядовой и Л. Г. Фризмана. СПб, 2000, 528 с.
(Новая Библиотека поэта) // Philologica. 1999/2000. Т. 6. № 14/16. С. 377—390.
2
6
ния, отличающими его от предшественников, стали установка на представление «исторически подлинного», по формулировке Б. В. Томашевского, текста (исходя из этого принципа, в издании полностью печатаются как поздние, так и ранние редакции) и последовательный учет всех прижизненных
публикаций, автографов и авторитетных копий из семейного архива, а
также посмертных публикаций в тех случаях, когда рукописные источники
оказались утрачены. Ориентация на исчерпывающее описание всех вариантов и разночтений по различным источникам обусловила специальное
внимание к изучению истории рукописей и публикаций, необходимых для
установления иерархии источников и адекватного выбора основного текста, чего в предшествующей научной традиции сделано не было.
В 2005 г. началась планомерная исследовательская работа над Третьим томом «Полного собрания сочинений и писем», основную часть которого составляет поздняя лирика Боратынского: стихотворения, помещенные в сборнике «Сумерки», а также не вошедшие в него сочинения последних лет. Подготовка текстов, включенных в названный корпус, требовала значительных источниковедческих разысканий и — в силу специфики
источниковой базы — поиска новых текстологических решений. Эти
разыскания стали импульсом к настоящей диссертационной работе.
Цель исследования — критический анализ источниковой базы
поздней лирики Боратынского, обоснование выбора основного текста стихотворений 1835—1844 гг. и установление иерархии их редакций и вариантов в издании академического типа.
Поставленная цель определяет ряд конкретных задач, решаемых в
работе:
1. Выявление, определение статуса и систематизированное описание
корпуса имеющихся источников:
а) установление хронологии источников;
б) определение иерархии источников и их квалификация по степени авторитетности (авторизованности): первичные авторизованные источники (автографы, авторизованные копии, прижизненные публикации); первичные неавторизованные источники
(копии, происходящие из семейного или дружеского круга); вторичные источники (посмертные публикации, основанные на рукописях из фамильного архива).
2. Реконструкция фактических обстоятельств создания и публикации
поздних произведений Боратынского.
7
3. Описание текстологических подходов, реализованных в научных
изданиях Боратынского XX в., и выбор текстологических решений
применительно к корпусу поздней лирики Боратынского для новейших изданий академического типа.
Решение этих задач последовательно осуществляется применительно
к различным этапам в истории публикаций рассматриваемого корпуса, которые выделяются как по хронологическому принципу, так и в соответствии с типом источников, положенных в основу разных прижизненных и
посмертных публикаций, что позволяет с достаточной полнотой учесть все
обстоятельства этих публикаций и детально обосновать предлагаемые текстологические решения. Сообразно с этим, поставленные задачи решаются
для следующих подкорпусов источников: 1) стихотворения, вошедшие в
сборник «Сумерки» — публиковавшиеся прежде и впервые напечатанные
в его составе, 2) тексты, не включенные в поэтическую книгу, но опубликованные при жизни поэта или сохранившиеся в автографах или авторизованных копиях, 3) стихотворения, дошедшие только в посмертных копиях
из семейного архива, и их позднейшие публикации.
Структура диссертации отражает намеченную рубрикацию: работа
состоит из Введения, трех глав, в свою очередь разбитых на тематические
разделы, Заключения и Списка использованных источников и литературы.
Материал исследования. Цели и задачи работы обусловливают широкий круг как печатных, так и рукописных материалов, положенных в ее
основу. Изучены публикации 1835—1841 гг. в периодических изданиях,
последний сборник поэта «Сумерки» (1842), тексты, опубликованные посмертно в журналах и сборниках 1840—1850-х гг. Специально рассмотрено
редкое и почти забытое издание переводов стихотворений Боратынского
на французский язык — «Recueil de poésies d’Eugène Baratinsky» (Cette,
1858), изучено первое посмертное собрание — «Сочинения
Е. А. Баратынского» (М., 1869), учтены и проанализированы текстологические решения всех наиболее авторитетных изданий поэзии Боратынского.
Важнейшее значение для настоящего исследования имеют архивные
материалы, связанные с наследием поэта. В диссертации подробно рассмотрены и описаны рукописи из семейных фондов Боратынских (ПД.
Ф. 33; РГАЛИ. Ф. 51), особое внимание уделено корпусу копий в альбомах
и тетрадях жены поэта Настасьи Львовны (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38, 40, 41,
42). Привлекаются материалы неизданной семейной переписки Боратынских и их родственников — Путят и Рачинских (ПД. Ф. 33; РГАЛИ. Ф. 394,
8
Ф. 427), их корреспонденция с издателями и библиографами (переписка с
П. А. Плетневым,
письма
Л. Е. Боратынского
М. Н. Лонгинову,
П. И. Бартеневу). Цензурная история сборника «Сумерки» восстановлена
на основании материалов архива цензурного ведомства (ЦИАМ. Ф. 31;
РГИА. Ф. 772, 777), использованы источники из библиотеки цензурного
комитета (ОРК НБ СПбГУ). В диссертации учтены также подготовительные материалы к Академическому изданию под редакцией М. Л. Гофмана
(ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 73, 74), неизданные комментарии к несостоявшемуся
собранию сочинений Боратынского, которое готовил в середине 1930-х гг.
Ю. Н. Верховский (Научный архив музея-усадьбы «Мураново». Б 35/86
КП), а также сведения из его переписки с И. Н. Медведевой-Томашевской
(ОР РГБ. Ф. 645).
Методологической основой диссертации послужили теоретические
работы отечественных текстологов: Б. В. Томашевского, Г. О. Винокура,
Б. М. Эйхенбаума, С. А. Рейсера и др. Существенное значение для выбора
методики исследования имел многолетний опыт текстологической практики академических изданий русской классической поэзии и — прежде всего
— сочинений А. С. Пушкина (в том числе редакторские решения первых
томов новейшего Академического собрания). Материал и цель диссертации определили также внимание к методологическим позициям, сформулированным в ходе недавних дискуссий о текстологических и эдиционных
принципах изданий русской классики, — прежде всего в статьях
М. И. Шапира. Предпринятые в работе текстологические реконструкции
истории заполнения цензурной тетради и альбомов Н. Л. Боратынской
опирались на опыт описания рабочих тетрадей Пушкина (специальные
статьи Р. В. Иезуитовой, Т. И. Краснобородько, Я. Л. Левкович, В. Д. Рака,
С. А. Фомичева) и альбомов пушкинской поры (В. Э. Вацуро).
Научная новизна исследования: проблемы источниковедения и текстологии поздней лирики Боратынского впервые рассматриваются комплексно и систематически, с опорой на широкий круг материалов, значительная часть которых ранее не была введена в научный оборот.
Актуальность работы обеспечивается связью с современным научным контекстом: в последние десятилетия в связи с подготовкой новых
академических изданий русских классиков (А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь,
И. А. Гончаров, А. А. Блок и др.) углубилась научная рефлексия в этой
сфере, обострились источниковедческие и текстологические дискуссии, в
ходе которых не раз возникал вопрос о необходимости пересмотра суще-
9
ственного числа устоявшихся эдиционных принципов и фундированного
обоснования текстологических решений с учетом фактов истории текста и
его бытования.
Научно-практическая значимость исследования выражается в
возможности использовать его результаты для подготовки текстов и текстологических примечаний к Третьему тому новейшего «Полного собрания сочинений и писем» Боратынского. Фактические уточнения и отдельные наблюдения также могут быть учтены при переиздании «Летописи
жизни и творчества Е. А. Боратынского», а общие выводы — в лекционных курсах и на семинарских занятиях по истории русской литературы
первой половины XIX в., текстологии и источниковедению.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Сложившаяся традиция издания корпуса поздней лирики Боратынского (сборник «Сумерки» и стихотворения 1835—1844 гг., не
вошедшие в сборник или написанные после его выхода) требует существенного пересмотра и уточнения на основе как вновь открытых,
так и давно известных, но заново верифицированных источников.
2. Следуя принципу «исторической достоверности», в качестве
основного источника текстов, вошедших в сборник «Сумерки» (1842),
следует принять печатный текст книги. Сохранившаяся в семейном
архиве так называемая «цензурная тетрадь» отражает более ранний
этап работы над сборником (что подтверждается документами из архива Московского цензурного комитета), а более поздняя авторская
правка при нынешнем состоянии источниковой базы не может быть
последовательно и надежно реконструирована.
3. В основу важнейших посмертных публикаций Боратынского,
сыгравших существенную роль в сохранении и популяризации его
наследия («XV стихотворений Е. А. Баратынского» [«Современник»,
1854], «Сочинения Е. А. Баратынского» [М., 1869]), легли копии стихотворных текстов, сделанные Н. Л. Боратынской и сохраненные в
семейном архиве.
4. Для научного издания поздней лирики Боратынского материалы семейного архива должны рассматриваться, за неимением автографов, как приоритетные источники текста. В то же время, необходимо учитывать, что при создании «семейных списков» тексты Боратынского местами подвергались осознанной редактуре, а иногда не-
10
произвольной порче, и поэтому в отношении корпуса семейных копий
должны быть применены строгие критические процедуры (в частности, устанавливается, что авторство пяти французских переложений,
которые традиционно считались «автопереводами» стихов Боратынского, следует по всей видимости приписать Н. Л. Боратынской).
Апробация результатов работы. Основные результаты исследования были представлены в докладах автора на заседании Центра текстологии и стиховедения (ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН, 21 января 2010 г.),
Международных научных конференциях молодых филологов в Тарту
(Тартуский университет, Эстония, 25—27 апреля 2008 г., 23—25 апреля
2010 г.), III, IV и VI Международных летних школах на Карельском перешейке
(Санкт-Петербург,
2006,
2007
и
2009 гг.),
семинаре
«Б. М. Эйхенбаум. Литературный быт, литературная репутация, литературное поведение» под руководством Д. П. Бака (РГГУ, 19 сентября
2008 г., 27 марта 2009 г.), Лотмановском семинаре (Тартуский университет, Эстония, 27 февраля — 1 марта 2009 г.), XVII Лотмановских чтениях
(РГГУ, 17—19 декабря 2009 г.), конференции «Памятные книжные даты в
контексте культуры» (ГУ ВШЭ, 26—28 декабря 2009 г.). По теме диссертации опубликован ряд работ.
Основное содержание работы
Во Введении дано обоснование актуальности темы, описана разработанность проблемы, классифицированы источники исследования, определены его предмет, объект и хронологические рамки, научная значимость
работы, изложены методологические основы и структура диссертации.
В Первой главе («История и предыстория сборника „Сумерки“
(1835—1842)») анализируются текстологические проблемы, связанные с
итоговым поэтическим сборником Боратынского и историей отдельных
текстов, в него вошедших. Обращение к первым публикациям стихотворений «Сумерек» позволяет уточнить датировки ранних редакций, а творческая и цензурная история сборника, реконструированная в этой главе, дает
основание существенно пересмотреть сложившуюся эдиционную практику
в отношении выбора основного текста.
В первом разделе («Тексты „Сумерек“ до „Сумерек“: история
первых публикаций (1835—1841)») рассматривается история ранних редакций стихотворений, впоследствии составивших итоговый сборник Бо-
11
ратынского «Сумерки» (1842). Подавляющее большинство вошедших в него текстов (22 из 26) были предварительно напечатаны в московских и петербургских журналах и альманахах («Московский наблюдатель», «Современник», «Отечественные записки», альманах «Утренняя заря на 1840
год»), зачастую — в редакциях, существенно отличающихся от вариантов
«Сумерек». В связи с этим особое внимание уделяется описанию текстологической специфики первых публикаций, а также немногочисленных сохранившихся автографов, которые до сих пор не становились предметом
пристального внимания.
Критический анализ этих источников заставляет специально обратиться к проблеме датировки различных редакций стихотворений, вошедших в «Сумерки». Датировка большинства произведений Боратынского
сопряжена со значительными трудностями: малая сохранность творческих
рукописей, скудость и хронологическая неопределенность эпистолярных
свидетельств приводят к тому, что датировки зачастую могут быть основаны только на содержательном анализе и интерпретации текста. В случае со
стихотворениями, не напечатанными при жизни поэта, такой принцип датировки остается единственно возможным, однако применительно к текстам «Сумерек» важным представляется разграничить датировки интерпретационные (ср., например, датировку эпиграммы «Увы! Творец непервых сил!..» 1838 г., принятую во всех изданиях Боратынского, начиная с
Изд. 1957: ее основание — предположение Б. Я. Бухштаба об адресованности эпиграммы И. И. Лажечникову, что, однако же, было недавно убедительно оспорено Н. Н. Мазур3) и датировки строго фактические, основанные на эпистолярных свидетельствах (таков случай «Осени», посланной
П. А. Вяземскому, и «Антологических стихотворений», отправленных
П. А. Плетневу для публикации в «Современнике») или на времени поступления журналов в цензуру. Это разграничение представляется продуктивным для Третьего тома «Полного собрания сочинений и писем»:
строго фактические датировки могут быть помещены вслед за текстами и
пояснены в притекстовых текстологических примечаниях, а уточняющие
интерпретационные датировки — вынесены в историко-литературные
комментарии.
Бухштаб Б. Я. Адресат эпиграммы Баратынского // Труды Ленинградского гос. библиотечного института им. Н. К. Крупской. Т. 1. Л., 1956. С. 233—235; Мазур Н. Еще раз
об адресате эпиграммы Баратынского «Увы! Творец непервых сил!..» // Тыняновский
сборник. Вып. 11: Девятые Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М., 2002.
С. 286—287.
3
12
Во втором разделе («От „Сна зимней ночи“ к „Сумеркам“: история последнего сборника (1842)») реконструируются издательские и цензурные обстоятельства подготовки сборника «Сумерки» и устанавливается
история текста вошедших в него стихотворений.
Основную работу Боратынского над поэтической книгой, задуманной еще перед поездкой в Петербург в феврале 1840 г., следует датировать
зимой 1841—1842 гг. Уже 10 января 1842 г. первоначальный вариант
сборника под заглавием «Сон зимней ночи» поступил в московскую цензуру, а 14 января был отдан на рассмотрение прославившемуся своей придирчивостью стороннему цензору В. П. Флерову. Эта рукопись — так
называемая «цензурная тетрадь», сохранившаяся в семейном архиве Боратынских (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 43), — была введена в научный оборот
Ю. Н. Верховским и М. Л. Гофманом и неоднократно использовалась издателями сочинений поэта для восстановления «доцензурных» чтений, однако до сих пор не становилась объектом подробного изучения.
В цензурной тетради содержится немало запретительных помет Флерова, чье недовольство вызвали отдельные строки и выражения в текстах
«Последнего поэта», «Недоноска», «Тщетно, меж бурною жизнью и хладною смертью, философ…», «Бокала», «Толпе тревожный день приветен…», «Рифмы», а также стихотворения «Были бури, непогоды…» и
«Еще как Патриарх не древен я…» целиком. При переработке сборника
Боратынский внес изменения в некоторые из отмеченных Флеровым текстов («Недоносок», «Тщетно, меж бурною жизнью и хладною смертью,
философ…», «Были бури, непогоды…»), что последующие издатели
(И. Н. Медведева, Е. Н. Купреянова, Ю. Н. Верховский, К. В. Пигарев,
Л. Г. Фризман, В. М. Сергеев) недвусмысленно трактовали как уступку
цензуре, подлежащую отмене в «художественно подлинном» тексте.
Эти решения, однако, не учитывали места цензурной рукописи в издательской истории «Сумерек». Как справедливо указывала еще
Е. Н. Купреянова, основываясь на отсутствии в рукописи цензурного разрешения, цензурная тетрадь отражает лишь начальный этап работы над
сборником, который в январе 1842 г. цензурного одобрения не получил и
«несомненно вторично представлялся в цензуру в другой копии, до нас не
дошедшей» (Изд. 1936. Т. I. С. 355). К сожалению, этот вывод исследовательницы не отразился на текстологических решениях Изд. 1936 и не был
учтен в последующих изданиях, а между тем он подтверждается ново-
13
найденными документами из архива Московского цензурного комитета и
имеет важнейшее значение для выбора основного текста «Сумерек».
Как свидетельствуют документы цензурного комитета (ЦИАМ.
Ф. 31. Оп. 1. № 14; Оп. 5. № 168), сборник представлялся на рассмотрение
цензуры дважды: в первый раз — в январе 1842 г. под заглавием «Сон
зимней ночи» (именно тогда в цензуру была отдана дошедшая до нас тетрадь), а во второй — в марте того же года уже под названием «Сумерки».
При повторном рассмотрении сборник цензуровал уже не строгий Флеров,
а давний знакомый Боратынского, И. М. Снегирев, который, как показывает сопоставление цензурной тетради с окончательным печатным вариантом, пропустил большинство отмеченных Флеровым мест без изменения.
Из сопоставления цензурной рукописи и печатной книги также следует, что сам поэт значительно переработал сборник после возвращения
рукописи от цензора — и внесенные им поправки в большинстве своем не
были связаны с претензиями Флерова. Переработка затронула самые разные уровни построения книги: изменилось название сборника («Сумерки»
вместо «Сна зимней ночи»), ряду стихотворений были даны отсутствовавшие в рукописи заглавия («Новинское», «Ропот», «Мудрецу»), был снят
эпиграф к стихотворению «Что за звуки? мимоходом…», некоторые тексты были вовсе исключены («Мою звезду я знаю, знаю…»), а другие изменили свое положение в составе сборника («Благословен святое возвестивший!..», «Всегда и в пурпуре и злате…»). Стилистические поправки были
внесены в стихотворения «Князю Петру Андреевичу Вяземскому», «Последний поэт», «Увы! Творец непервых сил!..», «Недоносок», «Ропот»,
«На что вы дни!..», «Толпе тревожный день приветен…», «Скульптор»,
«Осень» — не считая устранения описок цензурной тетради. При этом
большая часть отчеркнутых Флеровым мест в итоговом тексте сборника
так и не подверглась изменениям.
Совокупность этих обстоятельств не дает веских оснований считать
исправления, сделанные в отмеченных Флеровым текстах, насильственной
уступкой цензорским претензиям. При отсутствии сведений о ходе повторного цензорского чтения сборника невозможно уверенно разделить
вынужденно-цензурную, автоцензурную и творческую правку в окончательном тексте сборника.
Таким образом, критический анализ цензурной истории поэтической
книги Боратынского, подкрепленный новонайденными архивными документами, позволяет заключить, что на статус «исторически подлинного» текста
14
«Сумерек» может претендовать только печатный вариант сборника. Цензурная тетрадь из семейного архива отражает более ранний этап истории
книги, и внесение исправлений в окончательный текст сборника с опорой
на чтения рукописи чревато неоправданной контаминацией разновременных редакций.
В третьем разделе («Поздние редакции: проблема „последней авторской воли“») рассматриваются проблемы позднейших редакций для
текстов, вошедших в «Сумерки», и, соответственно, вопрос о «последней
авторской воле».
Для ряда текстов сборника известны авторитетные источники, фиксирующие авторскую переработку стихотворений. Первым из них должен
быть упомянут экземпляр «Сумерек» с авторскими поправками из мурановского собрания. Принадлежавший свояку и другу Боратынского
Н. В. Путяте, этот экземпляр вошел в хранившуюся в Муранове коллекцию
семьи Тютчевых, из которой перешел к заведовавшему музеем-усадьбой
потомку Тютчева К. В. Пигареву, а затем попал к его наследникам и стал
недоступен исследователям. Тем не менее, поправки поэта могут быть реконструированы по известным публикациям и текстологическим примечаниям предшествующих изданий. Исправления, сделанные Боратынским в
мурановском экземпляре «Сумерек», затронули, во-первых, текст «Последнего поэта» (что отмечалось во всех изданиях, начиная с Изд. 1936),
где было изменено чтение ст. 14, 43—44, 68 и 78, а во-вторых, стихотворение «Недоносок», в котором, как указал Ю. Н. Верховский, имелись карандашные поправки в ст. 19 (омрачивших вместо омрачившись) и ст. 45
(кроюсь вместо прячусь).
Однако правка в мурановском экземпляре не может быть однозначно
названа отражающей «последнюю авторскую волю». Вероятнее всего, ее нужно датировать временем между выходом «Сумерек» и отъездом Боратынских
за границу в сентябре 1843 г., однако нельзя вовсе исключать и возможность,
что правка была внесена во время последнего путешествия поэта, а экземпляр
вернулся к Путяте уже после смерти Боратынского. Между тем во французском автопереводе «Последнего поэта», сделанном зимой 1843—1844 гг. в
Париже, только часть изменений совпадает с мурановским экземпляром, а
часть воспроизводит чтения «Сумерек». Какой из этих текстов отражает «последнюю авторскую волю», достоверно установить невозможно.
Важно учитывать и специфику отношения Боратынского к своим
текстам. Поэт не прекращал их править и переделывать: судя по всему,
15
даже самые поздние из известных нам редакций он не считал законченными и не подлежащими последующей правке. Таким образом, говорить о
последней творческой воле автора применительно к текстам Боратынского
представляется затруднительным: можно лишь выделить хронологически
самые поздние редакции. В таком качестве корректнее всего трактовать
рассмотренные чтения мурановского экземпляра, не внося их в основной
текст, а помещая в числе позднейших вариантов.
Сходный подход эффективен и применительно к «Рифме», которая
уже в первом посмертном издании, подготовленном Л. Е. Боратынским
(Изд. 1869), была напечатана по неизвестному источнику с существенными
отличиями от текста «Сумерек» — главным образом за счет 10-строчной
вставки после ст. 13: «Когда на Греческий амвон <…> Его торжественным
глаголом». Эта расширенная редакция «Рифмы» была введена в основной
текст во всех авторитетных научных изданиях Боратынского, начиная с
Изд. 1914—1915.
Автографов стихотворения не сохранилось, но тот же 10-строчный
фрагмент содержится в одной из копий «Рифмы», записанной
Н. Л. Боратынской в альбом «Souvenir» (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38.
Л. 46 об.): вставка в текст «Сумерек» вписана на нижнем поле с пометой:
«пропущенные стихи ценсурой». При жизни Боратынского стихотворение трижды рассматривалось цензорами: перед публикацией в «Современнике» (1841. Т. 21. № 1), при цензуровании «Сна зимней ночи» Флеровым и «Сумерек» — Снегиревым. Однако ни послуживший источником первой публикации список Н. В. Путяты, найденный в архиве
П. А. Плетнева (ПД. Ф. 234. Оп. 3. № 80. Л. 22—22 об.), ни копия «Рифмы» в цензурной тетради (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 43. Л. 34—35) этого фрагмента не содержат. Следовательно, если верить указанию
Н. Л. Боратынской, эти строки могли быть не пропущены только при повторном цензуровании сборника И. М. Снегиревым. Характерно, однако,
что во французском автопереводе, сделанном зимой 1843—1844 гг., этих
строк нет, как нет их и в окончательном тексте «Сумерек».
Таким образом, у нас нет оснований ни для однозначной датировки
расширенного текста «Рифмы», ни для того, чтобы счесть его проявлением «последней авторской воли». Наиболее корректным текстологическим
решением представляется и здесь выбор печатного текста «Сумерек» в
качестве основного текста и выделение расширенного текста в особую
редакцию.
16
Вся совокупность проведенных разысканий указывает на то, что при
выборе основного текста для изданий академического типа предпочтение
должно быть отдано печатному тексту «Сумерек». Только этот выбор позволяет представить законченный этап авторской работы над текстом и избежать контаминации разновременных редакций.
Во Второй главе работы («Вокруг и после „Сумерек“: (1840—1844»)
рассматривается корпус поздних стихотворений Боратынского, не включенных в «Сумерки» или же написанных после выхода книги, а также французские автопереводы, сделанные зимой 1843—1844 гг. в Париже и составляющие важное дополнение к русскоязычным стихотворным текстам.
В первом разделе («Вокруг „Сумерек“: тексты, исключенные из
сборника») реконструируется история стихотворений, не вошедших в окончательный текст «Сумерек», но включавшихся в него на подготовительных
этапах. Проведен сравнительный анализ редакций стихотворения «Мою
звезду я знаю, знаю…» — первоначальной, опубликованной в альманахе
В. А. Владиславлева «Утренняя заря на 1840 год», и последующей, вписанной в цензурную тетрадь, но в печатный сборник так и не включенной.
Особое внимание уделено эпиграмме, в издательской традиции получившей заглавие «<Коттерии>». Хотя и «Мою звезду я знаю, знаю…», и
«<Коттерии>» вписаны в цензурную тетрадь (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 43. Л. 9
и 19 об.), первое из них никогда не включалось в тексты «Сумерек», а второе не раз печаталось среди стихотворений сборника (Изд. 1957. С. 183—
184; Изд. 1982. С. 288; Изд. 2000. С. 260), несмотря на то, что первый текст
вписан основным почерком и не имеет никаких помет, а «<Коттерии>» записана явно более поздним, торопливым почерком Н. Л. Боратынской, в
двух редакциях, с исправлениями.
Подобное решение не согласуется с текстологической историей
«Сумерек» в целом и данной эпиграммы в частности. По всей видимости,
эпиграмма — в ранней своей редакции — первоначально была записана на
одном из вырезанных листов цензурной тетради и вызвала претензии цензора Флерова, однако мы не располагаем никакими данными, позволяющими утверждать, что Боратынский собирался включить этот текст в
окончательный состав сборника — в печатные «Сумерки» эпиграмма не
вошла.
Не ясно и время записи двух редакций стихотворения (первоначальной — «Братайтеся к заботливой защите…» — и позднейшей — «Братайтеся к взаимной обороне…») в цензурной тетради. Судя по почерку и чер-
17
нилам, вторая редакция была вписана в иное время, нежели ранний вариант эпиграммы. Временная дистанция между редакциями может быть подтверждена и другими источниками. Обнаруженная копия «<Коттерии>»,
выполненная рукой С. А. Соболевского (ПД. № 16033. Л. 1 об.) и предназначавшаяся, как свидетельствуют пометы П. А. Плетнева, для журнальной публикации вместе со стихотворением «Когда твой голос, о Поэт…»
(Современник. 1843. Т. 32. № 12), равно как и текст автоперевода, датирующийся зимой 1843—1844 гг., текстуально ближе именно к первой из двух
редакций в цензурной тетради. Эти обстоятельства позволяют думать, что
вторая редакция (воспроизведенная, между прочим, 6 копиями из семейного архива) была создана в последние месяцы жизни поэта и вписана в
«цензурную тетрадь» его вдовой уже по возвращении в Россию.
Таким образом, единственным корректным текстологическим решением представляется не включать эпиграмму, как и стихотворение «Мою
звезду я знаю, знаю…», в тексты «Сумерек», а поместить их в числе текстов 1835—1844 гг., не вошедших в сборник.
Во втором разделе («Поздние прижизненные публикации») проанализированы тексты Боратынского, опубликованные им в последние годы
жизни (1839—1844 гг.) и не связанные с «Сумерками» (за исключением дедикационного стихотворения «С книгою: Сумерки С. Н. К.<арамзиной>»).
Специальное внимание уделено истории текста «Обедов» («Я не
люблю хвастливые обеды…»), в первую публикацию которых в альманахе
В. А. Владиславлева «Утренняя заря на 1840 год» вторглась смысловая
ошибка: вместо математически и логически правильного чтения «Не менее
Харит своим числом, // Числа Камен у вас не превышали» было напечатано: «Не менее Камен своим числом, // Числа Харит у вас не превышали».
Эта ошибка была перенесена во все копии Н. Л. Боратынской, а в исправном
виде текст был впервые напечатан — по неизвестному ныне источнику —
только в семейном издании 1900 г.
Рассмотрена история стихотворений «С книгою: Сумерки
С. Н. К.<арамзиной>», «Когда твой голос, о Поэт...», «Пироскаф», «Дядьке
Итальянцу», опубликованных в журнале «Современник», уточнены их датировки.
В научный оборот вводится копия стихотворения «Когда твой голос,
о Поэт…», сделанная рукой С. А. Соболевского и, судя по пометам Плетнева, послужившая источником публикации (ПД. № 16033. Л. 1). Специально проанализированы многочисленные разночтения позднейших копий
18
Н. Л. Боратынской для стихотворения «Дядьке Итальянцу». На основе
изучения известных печатных и рукописных источников обоснован выбор
в качестве основного текста журнальных публикаций, а не копий
Н. Л. Боратынской.
В третьем разделе («Французские „автопереводы“») рассматриваются проблемы атрибуции и эдиционной истории так называемых французских автопереводов, представляющих важную часть литературного
наследия позднего Боратынского.
Согласно семейной переписке и мемуарным свидетельствам
Н. Л. Боратынской и Н. В. Путяты, зимой 1843—1844 гг. в Париже по
просьбе графа А. де Сиркура Боратынский перевел прозой ряд своих стихотворений, но печатать их тогда не позволил. Сделанные поэтом автопереводы сохранились только в копиях из семейного архива: два комплекта
копий рукой Н. Л. Боратынской — в ее альбомах (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38 и
№ 40), явно позднейший список почерком Л. Е. Боратынского в отдельной
тетради (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 54) и копии неустановленной рукой на сшитых листах в архиве Н. В. Путяты (РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 73. Л. 16—
21 об.). Состав и последовательность текстов во всех комплектах одинаковы (туда вошли переводы 15 стихотворений: «Порою ласковую Фею...»,
«Все мысль, да мысль!..», «Старательно мы наблюдаем свет...», «К чему
невольнику мечтания свободы?..», «В дни безграничных увлечений...»,
«Чувствительны мне дружеские пени...», «<Коттерии>», «В дорогу жизни
снаряжая...», «Всегда и в пурпуре и злате...», «На смерть Гете», «На что вы,
дни!..», «Последний поэт», «Толпе тревожный день приветен...», «Предрассудок»), отдельные разночтения отличают только комплект копий из
архива Н. В. Путяты.
Принадлежность этих переводов Боратынскому едва ли может вызывать сомнения, чего нельзя сказать о французских прозаических переложениях еще пяти текстов, также напечатанных М. Л. Гофманом в числе автопереводов: «Бывало, отрок, звонким кликом...», «Где сладкой шепот...»,
«О, верь: ты нежная дороже славы мне...», «Своенравное прозванье...» и
«Когда, дитя и страсти и сомненья...». Эти переводы известны по единственному источнику — рукописи Н. Л. Боратынской (ПД. Ф. 33. Оп. 1.
№ 54. Л. 8—8 об.), отразившей явно авторскую работу над текстом (исправления, подбор вариантов). Эти обстоятельства — авторская правка в
рукописи Н. Л. Боратынской и невключение этих переводов в число «комплектных» — заставляет предполагать, что их автором был не сам Бора-
19
тынский, а его жена. В пользу этого предположения говорит явная адресованность ей четырех из этих текстов, а также тот факт, что сыновья Боратынского в изданиях 1869 и 1884 гг. не включили эти тексты в состав автопереводов. Названные тексты не вошли и в первое отдельное издание
французских переводов стихотворений Боратынского — «Recueil de
poésies d’Eugène Baratinsky» (Cette, 1858), неизвестный составитель которого поместил среди 36 прозаических переложений стихотворений Боратынского 15 названных выше «комплектных» автопереводов, но в случае с
напечатанными там же переложениями стихотворений «Бывало, отрок,
звонким кликом…», «О, верь: ты нежная дороже славы мне…», «Своенравное прозванье…» и «Когда, дитя и страсти и сомненья…» мы находим
иные
переводы,
далекие
от
наличествующих
в
рукописи
Н. Л. Боратынской.
Учитывая эти обстоятельства, кажется необходимым ограничить
корпус французских автопереводов Боратынского 15 текстами, сохранившимися в составе подборок, уточнив при этом данные об их первой публикации, которая состоялась не в Изд. 1869, как принято считать, а во французской брошюре 1858 г., где, между прочим, впервые было опубликовано
стихотворение «<Коттерии>» — его автоперевод под заглавием «A une
Camaraderie».
Третья глава диссертации («„Память поэту“: история посмертных публикаций») посвящена текстологической истории важнейших посмертных публикаций поздних стихотворений Боратынского, основанных
на материалах семейного архива.
В первом разделе («Копии Н. Л. Боратынской: история заполнения альбомов») описывается рукописный корпус поздних стихотворений
Боратынского, созданный его вдовой, восстанавливается история заполнения альбомов Н. Л. Боратынской, позволяющая уточнить их источниковый
статус. Для существенного числа текстов, не опубликованных при жизни
поэта и сохранившихся только в копиях его вдовы, именно они служат
единственным авторитетным источником текста, который, в свою очередь,
требует критического анализа.
После поспешного возвращения из-за границы в Петербург в самом
конце августа 1844 г. все заботы Н. Л. Боратынской были связаны с сохранением памяти о покойном муже: она настойчиво разыскивает портреты
Боратынского для изготовления бюста, в многочисленных письмах к его
родственникам стремится сообщить неизвестные им стихотворения, а в се-
20
редине сентября, как следует из корреспонденции Н. В. и С. Л. Путят, отправляется в Москву с тем, чтобы «привести в необходимый порядок дела,
а также чтобы собрать все, что она сможет найти из рукописей Евгения,
некоторые неоконченные стихотворения, оставшиеся в Муранове, и
проч.» (ПД. Ф. 33. Оп. 2. № 126. Л. 2). По всей видимости, найденные в
Москве и Муранове бумаги легли в основу того корпуса художественных и
эпистолярных текстов, который Н. Л. Боратынская перенесла в несколько
своих альбомов (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38, 40, 41). О том, что она считала
этот корпус важным дополнением к изданиям сочинений поэта, свидетельствует как устойчивость его состава, так и тот факт, что в него вошли
прежде всего сочинения, не попавшие ни в собрание 1835 г., ни в «Сумерки» (послание «Языков, буйства молодого…», стихотворения «Обеды»,
«Мою звезду я знаю, знаю…» и др.). Руководствуясь идеей дальнейшей
трансляции наследия мужа, Н. Л. Боратынская строго подходила к отбору
высказываний поэта, предназначаемых для «читателя в потомстве»: как
видно при сопоставлении копий писем Боратынского с оригиналами, вдова
не только выпускала в своих копиях значительные фрагменты писем, но и
тщательно вымарывала их в автографах. Свое «сильное чтение» она вносила и в копии стихотворений (ср. ее примечание к «Опять весна, опять
смеется луг…»: «<...> невозможно было разобрать но применились ко
смыслу с теми словами которые были не так связно написаны» — ПД.
Ф. 33. Оп. 1. № 41. Л. 9), что необходимо учитывать, оценивая аутентичность текстов, известных только по ее спискам.
Во втором разделе («„Есть бытие и за могилой“: публикации в
плетневском „Современнике“ (1844)») реконструируются обстоятельства
первых посмертных публикаций Боратынского в «Современнике», где в
течение последних месяцев 1844 г. появились стихотворения «Когда, дитя
и страсти и сомненья…», «Молитва» и «Люблю я вас, богини пенья…»
(Т. 36. № 10, 12). О прямом участии вдовы поэта в появлении этих публикаций свидетельствуют выполненные ее рукой копии этих текстов с издательскими пометами, сохранившиеся в архиве Плетнева (ПД. Ф. 234. Оп. 3.
№ 80. Л. 24, 25), а также ее письмо редактору журнала (Там же. Л. 1—2
об.). Немаловажно отметить, что стихотворения, отобранные вдовой для
публикации, представляют собой тематическую общность: они объединены мотивами мучительности поэтического дара и спасительной веры в
благость «Царя небес», созвучными с убеждениями самой
Н. Л. Боратынской: значимость религиозных чувств для Боратынского она
21
настойчиво подчеркивала в письмах осени 1844 г. и увековечила в надписи
на его надгробии в Александро-Невской Лавре: «В смиреньи сердца надо
верить // И терпеливо ждать конца».
Посылая Плетневу стихотворения мужа, Н. Л. Боратынская вносила
в них собственные поправки (так, ст. 8 стихотворения «Люблю я вас, богини пенья…», во всех копиях читающийся как «Не пробудили бы перуны»,
в списке, посланном Плетневу, исправлен Н. Л. Боратынской на «Не пробудили вновь перуны»), а текст «Молитвы» и вовсе был записан ею по памяти: в обнаруженном нами письме, адресованном брату поэта,
С. А. Боратынскому, она сообщала: «Записываю для вас Евгеньеву молитву, которая никогда не была написана и которую я как-то вспомнила, когда
шла к службе» (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 105. Л. 1 об.). Эти обстоятельства делают особенно затруднительным выбор источника основного текста для
названных стихотворений, однако, исходя из истории создания различных
копий Н. Л. Боратынской, оправданным кажется выбор в пользу наиболее
ранних списков — копий из архива Плетнева.
В третьем разделе («„Русские второстепенные поэты“: история
тургеневской публикации (1854)») исследована история публикации в
1854 г.
в
некрасовском
«Современнике»
«XV
стихотворений
Е. А. Баратынского», напечатанных И. С. Тургеневым — с его краткой
вступительной заметкой и примечаниями. Как известно из писем Тургенева, после знакомства с Н. Л. Боратынской в начале лета 1854 г. он получил
от нее альбом, который и послужил основой для журнальной подборки.
Несмотря на конкретность тургеневских указаний, непосредственный источник публикации 1854 г. до последнего времени оставался невыявленным, а между тем он может быть установлен без всяких сомнений: это хорошо известный исследователям альбом Н. Л. Боратынской, ныне хранящийся в Пушкинском Доме (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 40).
О том, что именно этот альбом оказался летом 1854 г. в руках Тургенева, свидетельствует прежде всего карандашное примечание к посланию
«Дядьке Итальянцу»: сделанное в оригинале рукой Тургенева, оно воспроизведено и в печатном тексте «Современника». Кроме того, в пользу этой
версии говорят совпадающий перечень текстов (отличный от всех остальных альбомов Н. Л. Боратынской), восходящие к записям в альбоме примечания к журнальной публикации (см. пояснение при «Послании к Дельвигу»), характерные разночтения, общие для альбомных копий и текстов в
«Современнике» (в стихотворениях «Дядьке Итальянцу», «К Языкову»),
22
датировка эпиграммы «„Поверьте мне“ — Зоилов журналист…». Отличия
публикации в «Современнике» от альбомных копий немногочисленны, незначительны и, что особенно важно, уникальны по сравнению с другими
известными источниками. Они касаются прежде всего заглавий («Пароход» вместо «Пироскафа», «На смерть Лермонтова» вместо неозаглавленного «Когда твой голос, о поэт…» и др.), которые — как и мелкие текстовые поправки — могут быть отнесены на счет вмешательства Тургенева,
чья любовь к редактуре хорошо известна по другим его издательским
предприятиям.
Таким образом, публикация в «Современнике» является в текстологическом отношении сугубо вторичным источником, к тому же отмеченным редакторскими поправками, и при установлении критического текста
учитываться не должна.
В четвертом разделе («Канонизация семейного корпуса: издание
1869 г.») рассматривается первое посмертное издание, подготовленное сыном поэта, Львом Евгеньевичем Боратынским, к 25-летию со дня смерти
отца: «Сочинения Евгения Абрамовича Баратынского» (М., 1869). Это собрание, учитывавшее, среди прочего, утраченные к настоящему времени
рукописи из семейного архива, нередко выступало (вместе с изданием
1884 г., где были исправлены некоторые погрешности первого издания)
источником основного текста для многих позднейших научных изданий.
При этом обстоятельства подготовки издания 1869 г., круг положенных в
его основу источников и текстологические установки редактора оставались
вовсе не изученными. В настоящем разделе они реконструированы на основании подготовительных материалов к изданию и обширной переписки
Л. Е. Боратынского с его консультантами в этом предприятии —
М. Н. Лонгиновым, Н. В. Путятой, П. И. Бартеневым.
Как позволяют судить письма Л. Е. Боратынского Лонгинову, собрание сочинений планировалось еще в 1860 г., и первоначально Лев Евгеньевич предполагал ввести жанровое разделение произведений, ссылаясь на
план третьего издания стихотворений, задуманного Боратынским в Неаполе. Так, уже на этом раннем этапе проявились важнейшие установки сына
поэта: соблюдение последней авторской воли и ориентация на семейное
предание, особенно сказавшаяся в датировках писем и во включенных в
издание «Материалах для биографии Е. А. Баратынского».
Биографическая статья, составленная Л. Е. Боратынским, неоднократно
использовалась как авторитетный источник, однако ее критический анализ
23
показал, что автор черпал свои основные сведения из записей, списков и писем в альбомах вдовы поэта, не отличающихся большой точностью (ср. сообщение о «нежеланном» поэтическом дебюте, датировку поездки Боратынского в Петербург и писем оттуда 1839 годом и др.). Копии
Н. Л. Боратынской в ее альбомах и тетрадях послужили для Изд. 1869 также важнейшим источником текстов стихотворений и поэм (даже в тех случаях, когда для них существовали иные авторитетные источники). Эти
списки Л. Е. Боратынский, по-видимому, считал отражением последней
авторской воли, которую, по его убеждению, должно было продемонстрировать его издание. Стремлением представить «последние изменения, сделанные <…> автором» (РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 93. Л. 29) объясняется и
установка на воспроизведение в основном корпусе поправок Боратынского
на «Стихотворениях» 1835 г. и «Сумерках». Однако установки
Л. Е. Боратынского не были последовательно реализованы в собрании
1869 г. — как из-за вмешательства Н. В. Путяты и П. И. Бартенева, не принимавших иногда чересчур категоричных решений Льва Евгеньевича, так
и из-за типографских погрешностей, в изобилии вкравшихся в это издание.
Непоследовательность конкретных текстологических решений в
Изд. 1869 существенно затрудняет обращение к нему и последующим семейным переизданиям 1884 и 1900 гг. как к авторитетным источникам текстов. Значительно большим весом в эдиционной практике должны обладать положенные в основу этого издания рукописные материалы из семейного архива и прежде всего копии в альбомах Н. Л. Боратынской.
В Заключении подводятся итоги работы и намечаются перспективы
дальнейшего исследования поставленных проблем.
Существующая эдиционная традиция поздней лирики Боратынского
в настоящей работе пересмотрена и уточнена на основании систематического изучения всех известных публикаций и рукописей и подробного исследования их текстологический специфики.
Наиболее корректным источником основного текста для «Сумерек»
при нынешнем состоянии источниковой базы должен быть признан печатный сборник — как единственный вариант, системно представляющий законченную авторскую редакцию. Исправления, вносившиеся в основной
текст «Сумерек» с опорой на цензурную тетрадь и/или позднюю авторскую правку, приводят к контаминации редакций: цензурная тетрадь фиксирует начальный и промежуточный этап работы над сборником, а рас-
24
хождения между различными версиями поздней правки не позволяют
надежно установить последнюю авторскую волю.
При выборе основного текста для поздних стихотворений Боратынского, опубликованных им при жизни, но не вошедших в «Сумерки», приоритет
должен быть отдан журнальным публикациям, а не копиям из семейного архива, в большинстве своем созданным Н. Л. Боратынской уже после смерти
мужа и не свободным от ее редакторского вмешательства.
Применительно к текстам, не напечатанным при жизни Боратынского и сохранившимся только в списках из семейного архива, копии вдовы
поэта, напротив, следует признать более авторитетным источником, чем
посмертные публикации в «Современнике» 1844 и 1854 гг., в сборнике
«Вчера и сегодня» (1846 г.) и в издании «Сочинений Е. А. Баратынского»
1869 г. Как удалось установить, все эти публикации основывались на копиях Н. Л. Боратынской, но были искажены редакторскими поправками и
опечатками.
Проведенный текстологический анализ и источниковедческое изучение корпуса поздней лирики Боратынского дают надежное основание для
последовательного и непротиворечивого выбора основного текста, установления иерархии редакций и вариантов, а также для развернутого текстологического комментария в академических изданиях сочинений поэта.
Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях:
1. К истории посмертных публикаций Баратынского // Русская литература. 2010. № 1. С. 130—142 (1,1 а.л.).
2. И. С. Тургенев — издатель Баратынского, или Русские второстепенные поэты в 1854 году // Тыняновский сборник. Выпуск 13. XII—XIII—
XIV Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М.: Водолей, 2009.
С. 119—147 (в соавторстве с М. Б. Велижевым; авторский вклад — 1,1 а.л.
[разделы I и III — С. 119—124, 129—133, 136—141, 142—143]).
3. О книжных замыслах и чуткой цензуре: издательская судьба «Сумерек» Е. А. Боратынского (по материалам Московского цензурного комитета) // Лесная текстология: труды III летней школы на Карельской пере-
25
шейке пор текстологии и источниковедению русской литературы / Под
ред. А. Кобринского. СПб.: ИПЦ СПГУТД, 2007. С. 40—46 (0,5 а.л.).
4. О Стерне и красках воображения: История одного эпиграфа («Пиры»
Е. А. Баратынского) // Русская филология. 19. Сборник научных работ молодых филологов. Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2008. С. 41—45 (0,25 а.л.).
5. К истории литературных отношений позднего Баратынского: Баратынский и Лермонтов // Русская филология. 20. Сборник научных работ молодых филологов. Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2009. С. 51—55 (0,25 а.л.).
26