Литература. 9Б класс Учитель: Берладин Л.М. Тема: Тема поэта

Литература. 9Б класс
Учитель: Берладин Л.М.
Тема: Тема поэта и поэзии в лирике М.Ю.Лермонтова. «Пророк» М.Лермонтова и
А.Пушкина. Урок – лекция.
В лирике Лермонтова мы находим основные темы русской поэзии XIX века: поэзии, природы,
любви. Но за ними скрывается другая тема — заветная, та, которую внушала Лермонтову его
«идея-страсть». Об этом писал П. Бицилли: «Всю его "[Лермонтова] недолгую жизнь его занимали,
собственно говоря, две темы: - тема смерти и тема «другого мира» Все его произведения так или
иначе группируются вокруг этих двух центров, где его внутренний мир отразился с наибольшей
отчетливостью, простотой и наглядностью». Две темы утверждает Бицилли. Мы возразим: одна;
ведь тема смерти прямо следует из темы «другого мира»'
Тема поэзии
В поздней лирике Лермонтова звучит настойчивый призыв, обращенный к поэту: «Не пиши
стихов» («Не верь себе...», «Журналист, читатель и писатель»). Как же понимать отказ от
поэтической речи при той миссии, что берет на себя лирический герой Лермонтова, — поэтапророка, поэта-визионера? Так ведь поэт молчит вовсе не потому, что слаб, а потому, что слишком
причастен небу и бездне. В стихотворении «Журналист, читатель и писатель» указаны два
возможных источника поэтического вдохновения. Светлое начало творчества — от Бога:
Восходит чудное светило
В душе проснувшейся едва:
На мысли, дышащие силой,
Как жемчуг нижутся слова...
Тогда с отвагою свободной
Поэт на будущность глядит,
И мир мечтою благородной
Пред ним очищен и обмыт.
Есть в душе поэта и другое начало — от демона:
Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи,
На сердце — жадная тоска;
Дрожа, холодная рука
Подушку жаркую объемлет;
Невольный страх власы подъемлет;
Но к какому бы полюсу ни стремился поэт — «над бездной адскою блуждая» или провозглашая
стих, подобный «божьему духу», он все равно несовместим с веком, с «сегодняшней» толпой:
Его чело меж облаков,
Он двух стихий жилец угрюмый,
И, кроме бури да громов,
Он никому не вверит думы
Поэт мог и должен был служить народу былого времени — «богатырям» в сравнении с «нынешним
племенем»:
Бывало, мерный звук твоих могучих слов Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Но сделать свой божественный дар «игрушкой золотой» или выставить его на продажу —
постыдно для избранника высших сил:
Пускай толпа растопчет мой венец:
Венец певца, венец терновый!..
Пускай! Я им не дорожил.
Что остается поэту? Мирный уход из «этого» мира и присоединение к хору светил: «И звезды
слушают меня, // Лучами радостно играя». Или безнадежная, но славная война с поколением,
обществом, миром людей; обличение и месть — посредством «железного стиха, облитого горечью
и злостью», поэтического «клинка, покрытого ржавчиной презренья».
Тема природы
В романтической поэтике описание природы, климата и погоды — всегда, есть выражение
внутреннего состояния лирического героя. Его страсти исключительны; вот им ищутся
соответствия в мире природы. Безудержным порывам романтического «я» должно соответствовать
стихийное в природе (море — лучше в шторм, ветер — лучше ураган, водопады и вулканы), его
взлетам — высокое в природе (горы, небо), падениям — страшное (пропасти). Исключительность
поэта подчеркивается необычностью природы: поэтому из пейзажной лирики исключается все
будничное и привычное. Зато весьма желательна экзотика — то, что Пушкин называл «роскошью
природы»; для России экзотика— это Кавказ.
Картины природы, описываемые ранним Лермонтовым, вполне соответствуют романтическому
канону; только его горы еще выше, а моря — еще глубже, чем было принято. Душевное состояние
лермонтовского лирического героя выражает себя не просто в масштабном, а именно в
космическом видении природы: «Кой-где во тьме вертелись и мелькали // Светящиеся точки, // А
меж них земля вертелась наша» («Ночь II»). Поэтому и горы у него вполне могут перекрыть
звездное небо:
Иль дивы, словом роковым,
Стеной умели так высоко
Громады скал нагромоздить,
Чтоб путь на север заградить
Звездам, кочующим с востока?
Так сказывалась одержимость Лермонтова «иным миром»: его горы стремятся быть ближе к миру
ангелов, его пропасти — ближе к «адской бездне».
Юный поэт был, «как дома, в мире <...> призраков, которые создает воображение в полусвете зари,
в тумане» (П. Бицилли); он старался сравнивать материальное с духовным, индивидуальное с
общим, близкое с отдаленным «горные хребты, причудливые, как мечты». Однако в зрелых
стихотворениях Лермонтова гигантские и призрачные картины все более уступают место, казалось
бы, обычному среднерусскому пейзажу. В шуточном стихотворении из альбома С. Н. Карамзиной
поэт утверждает, что и погода в его лирике прояснилась:
Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.
Но красоты их безобразной
Я скоро таинство постиг,
И мне наскучил их несвязный
И оглушающий язык.
Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор....
Означает ли это, что Лермонтов в конце концов отказался от своей «идеи-страсти»? От жажды
видеть в каждом явлении природы «загробный, поту-светлый «х» (В. Розанов)? Вовсе нет: так он
ищет новый путь к «иному миру». Ищет те же отблески потустороннего — но уже не только в
«отвлечении от земли, забывчивости земли» (В. Розанов), а и в самих земных предметах и
приметах.
Поэт перебирает в памяти привычные образы природы: «желтеющая нива», «свежий лес»,
«малиновая слива», «зеленый листок», «ландыш серебристый», «студеный ключ» («Когда
волнуется желтеющая нива...») — и вдруг видит бога в небесах! Английский романтик У. Блейк
учил «видеть небо в диком цветке», другому английскому романтику У. Вордсворту простой цветок
внушал «мысли, слишком глубокие для слез». Подобно им, поздний Лермонтов увидел новыми
глазами неприметный ландыш. Его мистическое зрение в последние годы жизни становилось все
тоньше. Наконец, и при виде ландыша он смог устремиться думой в надлунный мир.
Тема любви
Русский философ В. Соловьев указал на «миражность» как на важнейший признак любовной
лирики Лермонтова:
«Заметьте, что в этих произведениях почти никогда не выражается любовь • настоящей, в тот
момент, когда она захватывает душу и наполняет жизнь». И вывел отсюда решающую черту
лермонтовского творчества в целом — «способность переступать в чувстве и созерцании через
границы обычного порядка явлений я схватывать запредельную сторону жизни и жизненных
отношений».
То есть: не любви ищет поэт, а «иное» в любви. Отрицание — вот реакция поэта на чувство,
живущее в нем «сейчас»: «Она [любовь], как чумное пятно...», «Все, что любит меня, то погибнуть
должно», «Мне грустно, потому что я тебя люблю», «Нет, не тебя так пылко я люблю». Условие
истинной любви — отсутствие возлюбленной; роднит не близость, а даль: «дальний отзвук дальних
гор», «бледный призрак лучших лет». Любить стоит только невозможное — тот идеал, что в
прошлом («огонь угаснувших очей»), или тот идеал, что в будущем («бесплотное виденье»).
Идеал поэту является в снах. Во сне любовь оживает, пробуждение убивает ее. Мистическая
тавтология грезы завораживает лирического героя: он видит во сне деву, подобную сну («Я видел
деву; как последний сон // Души, на небо призванной, она // Сидела тут пленительна, грустна»), по
смерти ему будут сниться сны о снах («...но если я не позабуду // в этом сне любви печальный
сон»). А в завершении темы «из одного сна выходит, по крайней мере, три» (В. Соловьев о
стихотворении «Сон», май—июль 1941): поэту снится, что он умирает и видит во сне любимую,
видящую сон о нем, умирающем.
Не о земной страсти грезит поэт, но о любви абсолютной — той, которая может исполниться лишь
в посмертном сне:
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея
О любви мне сладкий голос пел...
Поэтому еще здесь, на этой земле, сновидческий взгляд поэта силится различить в облике смертной
женщины — ангельские знаки: «Ты ангелом будешь», «Глядит — и небеса играют // В ее
божественных глазах». А когда эти глаза обманывают, душа поэта бунтует; лишенная идеала, она
предается демону («Мой демон»: «Покажет образ совершенства, // И вдруг отнимет навсегда») — и
эта личная катастрофа приравнивается к катастрофе мирового значения.
Если не ангельская любовь, то демоническая страсть. Романтик мыслит крайностями. Нет ничего
для него хуже, чем середина; меньше всего он готов смириться с действительностью как таковой, с
голым фактом. Отсюда дилемма: или подняться в небеса на крыльях преображенной любви, или же
мучительно и сладострастно свергнуться в «адскую бездну».
Лучшее оружие против быта — гипербола и «предельная» антитеза: «И целый мир возненавидеть,
// Чтобы тебя любить сильней», «Мгновение вместе мы были, // Но вечность ничто перед ним». Так
рождается миф о любви демона к ангелоподобной женщине: «Ты ангелом будешь, я демоном
стану»,
Над бездной адскою блуждая,
Душа преступная порой
Читает на воротах рая
Узоры надписи святой.
Вообще для творчества Лермонтова характерна такая эволюция — от гиперболы к мифу. В ранний
период гипербола «раздувала» личные чувства до космических размеров. С годами поэт все скупее
в выражении личных чувств; зато сами силы природы становятся в его зрелых балладах
персонажами мифа.
Миф этот — о любви как законе подлунного мира, действующем с непреложностью античного
рока. Мир подлунный разъят на отдельные элементы, обреченные на «войну всех против всех»,
одинокую неподвижность или одинокое 'блуждание. Силой любви один элемент притягивает к
другому; таков закон, единый для всех — что для людей, что для камней: «всеобщность страсти»;
«всепроникнутость любовью, ее драмами, ее злобой, ее мстительностью» (Н. Берковский). Для
всего живого любовь означает смерть: царица Тамара убивает любовников («Тамара»), молодой
грузин мстит сопернику и обманувшей его возлюбленной («Свидание»), три пальмы срублены
теми, кого они так долго ждали («Три пальмы»). Зато и после смерти тела «не выбывают из оборота
опасных и губительных страстей» (Н. Берковский). Мертвец «перенес земные страсти //Туда с
собой» («Любовь мертвеца»); Терек влюблен в свою добычу, убитую из мести казачку, но
вынужден отдать ее Каспию («Дары Терека»).
Но в мире надлунном совсем другой закон — любви как вселенской гармонии. Там «звезда с
звездою говорит» («Выхожу один я на дорогу...»), комета «меняется» с еще не падшим ангелом
«улыбкой ласковой привета» («Демон»), «и месяц, и звезды, и тучи толпой» внимают ангельской
«песне святой». И всякая частица в мире подлунном стремится вырваться из круговорота страстей
и взлететь к над мирной любви.
Ход урока.
Миссия Лермонтова - одна из глубочайших загадок нашей культуры.
Д. Андреев «Роза мира»
I. Реализация домашнего задания.
Чтение стихотворений наизусть. Инверсия.
В русском языке возможны два порядка слов: прямой и обратный (который и называется
инверсией).
Прямым порядком называют такое расположение слов в предложении, при котором отдельные
члены его и части речи занимают определенное место, установленное практикой литературного
языка, а именно: сказуемое следует за подлежащим;
согласованное определение стоит перед определяемым словом, а несогласованное — после него;
управляемое слово стоит за управляющим; распространенное определение стоит рядом с
определяемым словом и т. д.
Однако прямой порядок так часто нарушается, становится обратным (инверсией), что мы порой
просто не замечаем этого («ревности глухой»; «дружбы простодушной»...).
Что же дает инверсия? Она изменяет не основной смысл предложения, а его эмоциональную
выразительность, интонацию.
II. Чтение и разбор стихотворения «Смерть Поэта».
- Определите микротемы в стихотворении.
В стихотворении несколько микротем: «смерть Поэта», «Поэт и светское общество», «Убийцы»,
«Суд».
Как раскрывается каждая из этих микротем?
Почему стихотворение называют публицистическим?
- Какие средства художественной выразительности использует Лермонтов чтобы
охарактеризовать поэта?
Эпитеты, метафоры. Гиперболы, сравнения, перифразы и инверсии. Лермонтов сразу прославился
получившим распространение в списках стихотворением "Смерть поэта" (1837). Дважды заявив
про "жажду мести" ("мщенья") своего героя, Лермонтов воплотил, конечно, собственное
представление о двух последних днях жизни Пушкина, но сущность общественного конфликта,
завершившегося гибелью первого гения России, вскрыл со всей определенностью
Непосредственный убийца поэта, упоминаемый один раз, - ничтожество ("что за диво?.."), жалкое
орудие; "Свободы, Гения и Славы палачи" — это многоголовая светская толпа, ) толпа
раболепствующая, для которой был нетерпим сам факт существования совсем другого невольника
— "невольника чести". В четырех словах \первого же стиха концентрируются четыре важнейшие
темы лермонтовского творчества: здесь и смерть (насильственная), и бессмертный поэт, и неволя, и
честь.
Толпа в свою очередь является орудием судьбы, в которой отсутствует разумное начало. Бог не
имеет отношения к этой судьбе. Он будет судить беспристрастным судом виновных. Поэт же
напрямую соотносится с Христом: "...они венец терновый, / Увитый лаврами, надели на него..."
Лаврами увенчивали в Риме выдающихся поэтов. В данном случае подчеркивается злобное
лицемерие палачей Славы: лавры не мешают "иглам тайным" наносить поэту раны, тоже
оказывающиеся тарными,. Автор делает явной подоплеку убийства", дает убийцам социальноисторическую, а не только нравственную характеристику: "надменные потомки / Известной
подлостью прославленных отцов" — это новая, послепетровская знать, сделавшая карьеру в ущерб
знатным родам, обиженным "игрою счастия", т е. опять-таки судьбой, роковыми случаями.
«Подлые» — значит не только морально низкие, но и люди низкого происхождения (здесь —
относительно низкого). Николай I особенно не доверял независимой старинной знати, из которой
вышли многие декабристы. Пушкин гордился своим шестисотлетним дворянством и светскую
«чернь» оценивал весьма сурово. Но — редчайший случай в жанре оплакивания — Лермонтов
упрекает и его, якобы доверившегося "клеветникам ничтожным". Пушкин погиб, однако
противостояние поэта, независимой личности, и подлой толпы с этой смертью не прекратилось.
Автор дважды обращается прямо к гонителям поэта ("Не вы ль сперва так злобно гнали..." и
заключительные 16 строк), говорит о них и в третьем лице. Мы видим продолжение неравного
поединка — одного против всех. Пока Лермонтову он стоил только свободы. Припоминалось это
ему и позднее.
III. Работа с понятием «лирический герой»
Повторение: романтический герой, истоки романтизма.
Характеристика лирического героя стихотворений М.Ю. Лермонтова. Наблюдения удобно
записывать в таблицу, на примере обучения такой форме записи приобретают навыки
систематизации материала.|
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ В ПОЭЗИИ
ЛЕРМОНТОВА
Тезис
Комментарии
- это романтический герой,
отличающийся внутренней
цельностью
- он одинок
- это значит, что он из года в год переходит из произведения в
произведение.
- «Парус», «Воздушный Корабль»,
«Пленный рыцарь», «Гусар».
От одиночества невозможно
избавиться, одинокий герой
противостоит миру, толпе, Богу.
- идеал свободы недостижим, но он готов заплатить за нее
даже жизнью («Мцыри»).
- свобода для лирического
героя абсолютная ценность.
- погружен в безысходное
разочарование
- «И скучно и грустно ...» - мировая
скорбь, вызванная неудовлетворительным устройством мира,
где нет места могучей личности.
- необыкновенно чуток к природе
- в стихах - темы океана, гор, леса,
плавания, одинокого странствия, туч, одинокого листа.
(«Тучи», «Утес», Звезда», «Парус», «Выхожу один я на
- лирический герой всегда ярко
дорогу» и др.)
представляет романтическое
. - чем хуже земная жизнь, тем сильнее устремление к небу, к
двоемирие
потустороннему идеалу, к Богу.
- в реалистической лирике
- власти дается точная социальная характеристика,
(«Бородино», «Смерть поэта», и др.) лирический герой любуется русской природой, характеры
переживает враждебное отношение к героев перестают быть односторонне героическими.
власти
Домашнее задание. Сравнительный анализ стихотворения «Пророк» М.Лермонтова и
А.Пушкина