МОЙ БРАТ СОШУ СИГЕРУ ОЯМА World Oyama Karate «Hondu

МОЙ БРАТ СОШУ СИГЕРУ ОЯМА
World Oyama Karate
«Hondu Newsletter»
Issue 42 — March, 2016
By Founder Saiko Shihan Y. Oyama
Автор: Сайко-Шихан Я. Ояма.
Подстрочный перевод с англ.: сэмпай Р. Адгезалов.
Художественный перевод: инструктор Федерации Кобудо СП-б П. Гросс.
Рецензент: Шихан В. Кариус.
Мой брат Сошу Сигеру Ояма ушел из жизни 14 февраля 2016 года. В тот день рано утром
зазвонил мой телефон. Это было очень странно, потому что в такое время, да еще в воскресенье мне
никто никогда не звонил. Это была Патриция — супруга Сошу. Сказать, что она была сильно
расстроена, сообщив мне печальную новость, все равно, что ничего не сказать. Признаюсь, сперва я
лишился дара речи. Грусть сковала меня, но я успокоился и постарался успокоить Патрицию. Из
разговора с ней я понял, что в районе прошлой полуночи моему брату внезапно стало трудно
дышать. Вскоре к дому приехала карета скорой помощи, врачи сообщили о необходимости срочной
госпитализации моего брата, но... было слишком поздно... вскоре его дыхание остановилось...
Похороны были совсем не пафосными. Присутствовали только члены семьи, а 4 марта прошли
поминки. Мы так решили только потому, что оказалось очень много людей из разных уголков
планеты — включая Японию, Европу, Средний Восток, Южную Америку, Канаду и США, которые
выразили искреннее желание приехать к нам, проститься с Сошу и отдать прощальную дань
уважения его мастерству. Сначала было решено провести поминальную службу с 18:00 до 20:00, но
из-за очень большого наплыва людей ее продлили — поминки шли в общей сложности с 17:00 до
21:00.
В пятницу 4 марта я проснулся в 4:30 утра. Сенсей Карл по моей просьбе отвез меня в
аэропорт. Следует отметить, что в это время года Алабама уже практически вся в цвету, но не в тот
злополучный день — когда мой самолет коснулся шасси взлетно-посадочной полосы аэропорта ЛаГуардия, все, что я смог увидеть, так это только снег!.. Зал для похорон вмещал, к сожалению, всего
лишь сто шестьдесят человек. В связи с этим мы запланировали четыре службы по одному часу —
чтобы каждый желающий имел возможность лично присутствовать на прощании с учителем. К 16:00,
когда прибыл Тэд — сын Сошу, люди уже толпились снаружи. Шихан Сакатака, Шихан Дай Сайто и
я прибыли к 16:30. Весь вестибюль был полон цветов. До похорон люди спрашивали, куда присылать
их, на что мы отвечали благодарностью и просили цветов больше не слать. Причина проста — если
бы каждый скорбящий вместе с нами человек прислал по одному букету, то в зале для прощаний не
осталось бы места людям. Однако цветы все равно несли и несли.
На похоронах присутствовали бывшие ученики Сошу, прибывшие со всех концов света. Это
были те люди, которых он тренировал двадцать, тридцать, сорок и более лет назад. Молодые и
старые, бывалые, совсем юные ученики и даже представители других стилей — здесь были все, кого
в лице моего брата объединило карате. Нам с Тэдом пришлось четырежды выступать с
поминальными речами на каждой из служб. И мы каждый раз с гордостью смотрели в глаза
присутствующим...
***
Последний раз я виделся с братом в начале лета 2014 года. В том же самом году ушел из
жизни мой близкий друг детства — это событие подтолкнуло меня увидеться со своей семьей и
старыми друзьями. Ведь если пока мы все еще здоровы, мы можем общаться, есть и пить вместе, да и
просто наслаждаться общением друг с другом.
Я позвонил брату в Нью-Йорк — хотел сообщить о том, что собираюсь навестить его. Этот
звонок сильно взволновал моего брата. Затем я позвонил его сыну, своему племяннику Тэду —
сообщил, что с ним тоже хочу увидеться.
Так далеко одному ехать было затруднительно, я поговорил с женой, она согласилась меня
сопровождать с небольшой оговоркой.
1
— Хорошо, поеду с тобой, — сказала она, — но при одном условии…
— При каком? — удивился я.
— Хочу посмотреть какой-нибудь бродвейский мюзикл.
Честно говоря, мне всегда больше нравилось кино, как-то так сложилось, что пьесы и
мюзиклы — не для меня, однако я посчитал условие супруги вполне приемлемым и без колебаний
согласился.
Наш отель на Манхэттене был крохотным по тамошним меркам, а вот цена за номер
зашкаливала. Я созвонился с братом и объяснил ему, где мы остановились — чтобы он мог приехать
и повидаться со мной.
— Не уверен, что смогу это сделать, — ответил он.
Я не мог в это поверить. Хотя… брат тут же сказал, что не сможет ко мне выбраться из-за
болей в спине и коленях.
— Что ж, тогда я сам приеду к тебе, — сказал я.
— Нет-нет, я бы приехал, — послышалось ответ, — но не могу вести машину в таком
состоянии.
Я сбросил номер, созвонился с Шиханом Сакатака, попросил его забрать Сошу и привезти ко
мне. Первая встреча после долгой разлуки произвела на меня неизгладимое впечатление. Сошу
всегда излучал силу. Его энергетика была настолько сильна, что любой сразу чувствовал ее — одного
случайного взгляда на моего брата хватало. Но в тот мой приезд он вдруг сильно состарился и
здорово похудел. Я даже едва не расплакался.
Потом мы отправились в расположенный неподалеку от отеля японский ресторан. Там мы ели
гёдза и эдамаме, известные европейцам как жареные пельмени и зеленые соевые бобы. Сошу всегда
был ценителем крепкого ликера, но тогда он пригублял только подогретое саке. Мы же с Шиханом
Сакатака пили только пиво. Трапеза, как сейчас помню, постепенно возвращала былой дух моему
брату. Он, как и прежде, вновь выглядел здоровым и сильным — тут и я почувствовал себя лучше.
Душевная беседа старых друзей и единомышленников и приятная пища — как известно — творят
чудеса.
После трапезы Шихан Сакатака согласился отвезти моего брата домой. Пока мы Сошу шли к
машине, я сказал ему, что всем нам нужно следить за собой — мы по-прежнему все еще в обойме,
потому и молоды.
После возвращения в Алабаму, мы с Сошу старались больше не терять связь. Летом 2015 года
ему сделали операцию на сердце. Тэд и Патриция рассказали мне об этом по телефону. Оказывается,
брат пролежал под скальпелем хирурга больше семи часов. В такие минуты люди обычно
нервничают, но я держался как мог, хотя, недобрые мысли все равно не покидали меня, и я готовился
к самому худшему. Сошу оказался сильным человеком — выжил… Врачи не поверили этому. Дело в
том, что старики довольно часто умирают прямо на операционном столе. Осторожность и мастерство
врачей тогда спасли Сошу, с которым в качестве сиделки находилась Патриция. Тэд, хоть и был
тогда загружен серьезной работой, всегда находил в своем графике окно, чтобы навестить отца.
Через несколько дней после операции Сошу уже мог есть яблочное пюре.
— Это замечательно, — радовался Тэд, — значит, силы к тебе еще вернутся.
— Яблочное пюре — это, конечно, хорошо, — с грустью отвечал Сошу, — но я бы лучше съел
сашими и выпил подогретое саке!
Тэд и Патриция засмеялись, но тут же сочли нужным напомнить моему брату о том, что
алкоголь в любом виде в послеоперационный период ему строго-настрого запрещен.
Затем наступил длительный период реабилитации — на протяжении нескольких месяцев
Сошу восстанавливался и набирался сил. Впрочем, при всех должных мерах предосторожности
какую-то инфекцию он все равно умудрился подцепить. И вот еще одна операция... она длилась
четыре часа. Я опять приготовился к самому худшему. Но Сошу снова выстоял. Хирург признался в
том, что в его возрасте это просто невероятно. Нам ничего не оставалось делать, как пошутить, мол,
Сошу не простой парень.
В тот период мы с ним общались по телефону. Хотя, зачастую мне приходилось оставлять
сообщения на автоответчике, объем записей на котором нередко был переполненным. В любом
случае я испытывал наслаждение от одной только мысли о том, что Сошу, действительно, крепкий,
потому силы до сих пор не покинули его.
Вообще, строго говоря, мне есть, что вспомнить о брате. Каждое воспоминание по-своему
ценно. А вот о чем бы я хотел рассказать именно сейчас, ума не приложу. Впрочем, наверное, с
2
воспоминаний о его физической силе и еще о духовной чистоте. Тут, пожалуй, уместно
процитировать старинную японскую пословицу, начинающуюся с фразы: «Бу-Ва-Сугата-Нари»
Слово «Сугата» в моей стране имеет множество значений, в данном случае речь идет о том, что
зачастую достаточно одного беглого взгляда на человека, чтобы понять насколько он силен.
Возвращаясь к воспоминаниям, не без гордости отмечу следующее: всякий раз, когда кто-либо видел
моего брата, он инстинктивно опускал взгляд — такое случалось постоянно. Думаю, дело в той
энергетике, которую он постоянно излучал.
Мы часто выходили с показательными выступлениями на Чемпионатах Мира, Японии и
Европы. Много раз синхронно с катанами, иногда демонстрировали работу с тонфами и бо, или же
выполняли ката без оружия. Когда выступление проходило идеально — без единой ошибки, мы
ничего не говорили, но после ухода с татами — в раздевалке — лишь улыбались друг другу. В тех же
случаях, когда допускались ошибки, например, синхронная работа не клеилась, то после покидания
ковра мы могли просто пожать плечами, как бы говоря друг другу в унисон: «Да, мы чуть-чуть
ошиблись, ну и пусть...»
Когда бы ни входил Сошу на публику во время семинаров — не важно, на пятьсот человек
или на тысячу! — все сразу замолкали. Казалось, зрители в одно мгновение переставали дышать —
все внимание было обращено на брата. Скажу больше, ему даже не нужно было ничего говорить, он
мог просто выйти к зрителям и окинуть их взглядом. Все умолкали и вокруг начинала царить
гробовая тишина. Люди молчаливо смотрели на него в надежде запомнить все, что бы он им не
продемонстрировал.
Когда Сошу начинал тренировки, не важно, были это основы карате, ката или кумите,
присутствующие повторяли за ним каждое — пусть даже самое незначительное — движение. Все
вокруг замирало, словно он произносил никому неведомые заклинания, а затем внимание
присутствующих автоматически переключалось на его руки. Признаюсь, я никогда в жизни не видел
никого с подобной энергетикой и харизмой. В доги, обвитый черным поясом, он смотрелся просто
идеально. Если бы Леонардо Да Винчи увидел Сошу, то написал бы картину «Идеал каратеки»
Окружающий мир и бытие для учеников переставали существовать, когда мой брат выходил к
ним во время занятий. Работа, семья, плохое настроение... все тут же забывалось… Ученики
фокусировали все свое внимание на Сошу, его словах и действиях. На тренировках он мог заставить
любого приложить максимум усилий.
— Ну же, сильней! Вы можете лучше, еще лучше, еще и еще! — воодушевленно кричал им
мой брат.
Если у кого-то все хорошо получалось, он обязательно при всех объявлял об этом. Сошу был
одинаково щедр, как на кнут, так и на пряник. Главная его заслуга — он вселял в людей уверенность
в том, что они могут достичь всего, чего только их душам будет угодно.
В конце занятий ученики выходили из транса.
— Я действительно все это сделал?!.. — удивлялся каждый из них. — Хм-м, и правда. Ничего
себе!
Во время занятий Сошу не давал ученикам никаких поблажек. У них не было ни единого
шанса избежать необходимой для достижения положительного результата концентрации внимания,
которую он требовал от каждого. Но после занятий Сошу внезапно становился добросердечным и
очень вежливым — ученики не верили, что этот милый собеседник и тот требовательный каратека,
могучий и придирчивый Гранд Мастер, который то и дело покрикивал на них во время тренировок,
один и тот же человек. Думаю, любовь окружающих к моему брату заключалась в неуловимой
магии, превращающий Сошу-тренера в Сошу-товарища.
Мой брат воспитал очень много чемпионов Мира, Японии, Европы, Канады, Северной и
Южной Америки. Люди со всех уголков света стучали в его дверь, в надежде стать учениками. В
душе каждого мой брат сумел посеять семя Каратэ. Он взращивал эти семена, обильно поливая их
потом и кровью, он проводил поединки с учениками до тех пор, пока семя в каждом не пускало
корни и не превращалось в крепкое дерево, способное выдержать безумную силу штормов, ураганов
и торнадо. Мне иногда кажется, что он распространил свое влияние на весь мир, поэтому его
наследие будет жить вечно — в учениках, учениках его учеников и так далее.
Сошу посадил семя карате и во мне. Тогда мне шел четырнадцатый год от роду, наш старший
брат, Хироши, показал мне Ката Пинан, а еще базовые удары руками и ногами. К сожалению, мы с
ним занимались не регулярно. Скорее, это была простая детская забава. Так продолжалось до
пятнадцати лет — пока я жил с мамой.
3
Родители развелись, когда мне было восемь. Я не горел желанием жить с отцом, поэтому
сбежал к маме. Японцы — наша семья, в том числе — в то время жили очень бедно. Мама работала
на двух работах и даже подрабатывала на третьей — чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
Она вставала рано утром, готовила мне одновременно и завтрак, и обед, и ужин, прежде чем отдаться
на весь оставшийся день работе. Мама часто отсутствовала дома до глубокой ночи. В 1957 году мне
стукнуло пятнадцать. В ту пору только богатые семьи — наша к таковым, к сожалению, не
относилась — могли позволить себе телевизоры. У нас было только небольшое радио, но оно
работало довольно-таки плохо. Поэтому я старался оставаться после школы на улице как можно
дольше. Частенько пропускал занятия ради гулянок.
Потом со школьными друзьями сколотил банду. Мы всегда попадали в неприятности. Но все
это было ребячеством до тех пор, пока к нам не явился бывалый подросток. Он входил в состав более
серьезной банды, главарь которой давно разделил наш городок на подконтрольные его сообществу
территории — нам было предложено следить за одной из них. На ней располагалась местная
достопримечательность, так называемая зона Пачинко…
Часть нашей территории включала в себя зону игровых автоматов Пачинко (Патинко).
Данный вид проведения досуга был и остается достаточно популярным в Японии — вы можете
выяснить больше подробностей об этой игре в интернете. Лучший способ описать ее приблизительно
такой: нужно направить шарики с помощью специального устройства, влияющего на их скорость, в
выигрышные лузы на игровом поле Пачинко. На нем находится много различных преград, влияющих
на траекторию движения шарика, что делает игру Пачинко непредсказуемой. Официальные выплаты
производятся призами, а не деньгами. Их обмен на деньги незаконен, но подобный процесс можно
наблюдать в непосредственно близости от любой игровой зоны Пачинко.
Как-то ранним утром я стоял недалеко от нашей игровой зоны. Да не один стоял, а с дружком,
который был младше меня на три года. Балбес балбесом, исключенный из старшей школы. Если мне
не изменяет память, то игровое место мы с ним называли Лас-Вегасом. Так вот, стояли мы, значит,
там до тех пор, пока приятель мой не проголодался. Неподалеку находилась продуктовая лавка —
туда мы и направились, гонимые голодом. Точнее, направился я, приятель же остался возле Пачинко,
мало ли что там может произойти. Все бы ничего, но у меня и у приятеля, карманы оказались
совершенно пустыми, то есть, в них не было ни гроша. Вдруг, глядь, откуда ни возьмись топают два
парня. Хорошо одетые, манерные — не иначе, как бандиты, вроде нас. В тот момент в мою
неокрепшую голову пришла одна единственная мысль о защите нашей территории — чужие парни
все-таки, да еще бандиты.
Когда они приблизились к входу в Пачинко, я напрочь забыл о голоде и стал пристально за
ними наблюдать. Сейчас с высоты прожитых лет я понимаю, насколько в тот момент комично
смотрелся — нагловатый пацаненок, который мнит из себя крутого парня. То есть, вид мой мог сколь
угодно раздражать и смешить, но уж точно не пугать. Незнакомцы тем временем прошли мимо и
даже не заметили меня. Недоросль, то есть, я жутко взбесилась. Ей нужно было срочно хоть чтонибудь предпринять.
Прислонившись лбом к витрине Пачинко, я принялся внимательно наблюдать за незнакомыми
парнями. Те проигрывали автоматам по выстреливанию шариков — злились и жестикулировали, как
заводные. Честно говоря, я испытывал настоящее наслаждение от увиденного:
— Даже игровые автоматы на нашей стороне!
Когда незнакомцы снова оказались на улице, я снова принялся за ними пристально наблюдать.
Они уж как-то очень быстро переглянулись, неожиданно схватили меня и оттащили к велопарковке,
находящейся во дворе Пачинко. Я впервые в жизни очень испугался за свою жизнь. Потом один из
парней схватил мое левое плечо правой рукой, сказал приятелю, чтобы тот постоял на шухере —
второй молча закурил и лишил двор Пачинко своего присутствия. Нужно было действовать — один
не двое все-таки. Я ударил этого негодяя кулаком в лицо. Из рассеченной брови потекла кровь. Если
вы смотрели фильмы со сценами замедленного действия, то вы меня поймете — тут было все, как в
кино. Парень рухнул навзничь, как подкошенный. Я даже успел разглядеть, сигарету, медленно
выпадающую из раскрытого от удивления рта второго парня.
Первый незнакомец по-прежнему лежал на земле, второй… А вот второй… второй
стремительно ко мне приближался. Пытаясь скрыться от возмездия, я рванул в сторону, побежал, что
было сил, но что-то сковало все мои мышцы, и вместо хорошего спринта я поплелся, едва
переставляя ноги.
4
Каким-то чудом я оказался рядом со своим другом. После рассказа о случившемся мы
ринулись к старшим, как называют бандиты своих кураторов — сами-то мы побоялись осмотреть
«поле боя». Оно, к слову, оказалось совершенно пустым. Хотя, на асфальте все еще виднелись следы
крови. Старшие спросили:
— Ты, действительно, так поступил?
— Да. Но мне ничего не оставалось делать — или он меня, или я его, — последовал мой
незамедлительный ответ.
Несколько следующих дней после той памятной драки я все еще находился под адреналином.
Потом пришел в себя и на пару месяцев благополучно забыл о произошедшем. Но приключения мои
на этом, увы, не закончились — поздней осень в нашем почтовом ящике оказался странный
коричневый конверт. В строке «Получатель» стояло мое имя. Как потом оказалось, содержимое
конверта было составлено в полицейском участке. Стражи закона просили меня явиться к ним для
того, чтобы я ответил им на пару вопросов.
— Наверное, это какая-то ошибка... — процедил я, разорвал конверт и выбросил в мусорный
бак, находящийся в квартале, соседствующим с нашим.
Но лиха беда начало! Примерно через месяц в нашем почтовом ящике оказался второй
коричневый конверт из полицейского участка. Поразмыслив над всеми своими поступками,
совершенными за последние полгода, я так и не вспомнил ни одного, за который меня могли бы даже
чисто теоретически пригласить на беседу в полицию. Второй конверт я тоже изорвал в клочья и
бросил в реку.
Время шло. Новые конверты в нашем почтовом ящике больше не обнаруживались. На том я и
успокоился. Оказалось, зря... Как-то ноябрьским вечером, когда вся моя семья уже готовилась ко сну,
в дверь нашей малогабаритной квартиры постучали. Открыла мама. За порогом стояли два угрюмых
молодых человека в отутюженных костюмах. Один из них заглянул внутрь и тут же натолкнулся
рыскающим взглядом на меня.
— Извините, что вам нужно? — спросила мама.
— Добрый вечер. Простите, не это ли ваш сын Ясухико Ояма?
— Да, это он. А что?
После этих слов молодые люди показали маме полицейские жетоны.
— Мы отправляли по этому адресу два письма с просьбой к Ясухико о том, чтобы он явился к
нам. Но ответов мы так и не дождались, — разъяснил ситуацию человек с рыскающим взглядом. Нам
нужно с ним побеседовать.
— Впервые слышу о каких-то письмах... — удивленно проговорила мама.
— Понимаем. Именно поэтому просим явиться завтра вас обоих.
— Зачем?
— Узнаете завтра, — на том полицейские распрощались с нами и удалились восвояси.
— Я хочу знать, что ты натворил, — взволнованно прошептала мама.
Мне нечего было ей сказать...
Утром следующего дня мы с мамой оказались в небольшой комнатке, сильно напоминающей
те, которые я до этого видел только в кинофильмах. Вскоре к нам присоединились два детектива. С
ними мы виделись вчера вечером. Один — с рыскающим взглядом — сел за стол напротив нас,
второй — удалился в дальний угол.
Нам предложили ознакомиться с двумя фотоснимками. На них были запечатлены какие-то
люди.
— Ты их знаешь? — обратился ко мне сидящий за столом детектив.
— Нет. Впервые вижу, — ответил я.
— Есть сведения, что это не так.
— Да нет, честно вам говорю — никогда их не видел.
— Как знаешь… — продолжил детектив с рыскающим взглядом. — На днях их арестовали за
грабеж. Сейчас они в КПЗ.
Он приблизил ко мне один из фотоснимков.
— Видишь шрам на лице вот у этого? — он ткнул пальцем на одного из незнакомцев с
фотографии. — Когда мы поинтересовались, кто его так расписал, он ответил, что на них напали
люди из другой банды.
5
Память в мгновение ока вернулась ко мне. Боже мой! Следующие минут пятнадцать я
распылялся перед полицейскими рассказом о том, что они схватили меня возле Пачинко, хотели
избить и мне пришлось защищаться.
— Простите великодушно, господа полицейские, — вмешалась мама. — Но нет ли у вас более
серьезных занятий, чем травмировать неокрепшую психику обычного подростка? К примеру,
розыска и поимки настоящих преступников.
— Мамочка, успокойтесь, — вежливо проговорил полицейский с рыскающим взглядом. —
Мы не хотели и не хотим причинить вашему сыну знал. Просто хотим предупредить его о серьезной
опасности. Видите ли, лидер группировки, в которую входит Ясухико, доложу вам, очень... очень
плохой парень.
— Я ценю ваше беспокойство, но это не повод дергать по таким делам всю нашу семью.
Лучше ловите настоящих бандитов!
— Мэм, вы абсолютно правы. Но дело в том, что в нашу компетенцию входит не только ловля
преступников, но и предотвращение любых преступлений. За детьми и подростками мы тоже
обязаны присматривать — это наш служебный долг, мэм!
Через несколько минут мы покинули полицейский участок.
— У тебя слишком много свободного времени, Ясухико! — резюмировала мама. И ведь она
была права — время тогда я, действительно, не ценил.
Так к моему воспитанию подключился Сошу Сигеру Ояма. Мама с присущей ей строгостью
попросила его вылепить что-нибудь путное из драгоценного младшего брата. Он взялся за это
нелегкое дело. Хотя, к тренировкам мы приступили не с первых минут моей новой жизни. Сперва
брат решил накормить меня лапшой с клецками. А это событие, надо сказать, случалось в нашей
небогатой семье один, максимум — два раза в год.
— Ты очень талантливый спортсмен, — первое, что сказал мне Сошу за трапезой. — У тебя
прекрасная координация, скорость и сила. Готов поспорить на что угодно, ты станешь великим
каратистом.
— Шутишь? — ухмыльнулся я, треская клецки.
— Отнюдь. Карате дается с трудом обычным людям, но я уверен, ты овладеешь им лучше и
быстрее других. У меня черный пояс, я знаю, что говорю.
От удивления я даже перестал жевать.
— Я придется разбивать кирпичи, блоки и все такое?
— Ты это и сейчас можешь!
— А драться мне придется?
— Пару месяцев тренировок и я не уверен, что одолею тебя, — ответил Сошу.
«Быть или не быть?» — думал я, продолжая с наслаждением усердно поглощать еду.
Потом брат сказал, что он будет давать мне по пятьдесят йен каждый месяц на занятия карате.
Вот это да! Деньги сами готовы были прилипать к моим рукам. Такое же чувство, наверное,
испытывают люди, выигравшие лотерею. Я тут же прикинул, что можно купить на такие деньжищи...
Так, хорошо, за двадцать йен я мог купить некое подобие орехового масла и намазать его на хлеб. За
тридцать — положить на него жаренную картошку. Сорок — это уже прожаренный говяжий фарш в
«Копе Пан». За такое блюдо можно со спокойной совестью и пол жизни отдать. Тут сделаю
оговорку, чтобы избежать недоразумений. О еде я сразу подумал только потому, что в те годы я
всегда был голодным и пятьдесят йен, о которых намекнул Сошу, казались мне настоящим раем в
царстве серости, из которого, как тогда казалось, выбраться просто невозможно. Так, думая о
собственном желудке, я согласился брать у Сошу по пятьдесят йен ежемесячно. Карате же, как вы
понимаете, серьезно в мои планы не входило.
Помню, как сейчас, эти первые пятьдесят йен, которые с улыбкой мне дал брат. Правда, она
была хитрая как у былого лиса. За ней много что скрывалось: и Мас Ояма, и додзе, и полное
придирчивых черных поясов татами. Но я, конечно, обо всем перечисленном не думал.
Как-то вечером Сошу повел меня в додзе. Занятие длилось с 17:00 до 21:00. Не помню почему,
но я был одет в дзюдоистское доги. Знающие люди подтвердят — оно намного тяжелее и плотнее,
чем каратешное. В начале занятия все объединились в круг. Меня и еще парочку белых поясов
определили в центр оного, и тут началось... Мы начали бить в разные стороны руками и ногами. Это
действо длилось часа два. Примерно через час я уже изнемогал и готов был убежать, куда глаза
глядят. Но не тут-то было! Мас Ояма стоял напротив меня и дернуться в сторону никакой
6
возможности не было, поэтому у меня не было другого выхода кроме как держаться дальше и
дальше.
На третьем часу занятия мы стали выполнять базовые техники Идо Гейко, за ними — боевые
упражнения Якусоку Кумитэ. Это было забавно. Потом пришло время свободного боя. Я сел в углу и
смотрел, как дерутся старшие пояса. Тот кошмар, который передо мной и остальными атлетами
разыгрывался на ковре, я в те минуты, наверное, даже врагу не пожелал. Дело в том, что раньше в
каратешных поединках было дозволено практически все — удары кулаками в лицо, удары головой,
удары в пах, удары в глаза. Проще говоря, я без излишнего преувеличения побывал в настоящей
кровавой бане. Вот на татами появился мой брат. Он бился с парнем помоложе и выше его. У него
было злобное, прыщавое лицо. Сошу ударил его Шотэй — ладонью — по лицу, и кровь потекла на
пол. Меня затрясло как в лихорадке. «Нет, это точно не для меня», — решил я, прекрасно понимая,
что это только мой первый тренировочный день.
Спустя какое-то время старший черный пояс мистер Ясуда показал на меня и сказал:
— Ясухико, на ковер!
Я глянул сперва направо, потом — налево, на других ребят с белыми поясам, затем на потолок
и в конце концов уткнулся плавающим взглядом в пол.
— Эй, ты! — закричал мистер Ясуда. — Я к тебе обращаюсь!
Я встал. Все мое тело окаменело от холодного ужаса, который проник в каждую пору моей
кожи, и неторопливо поплелся вперед.
Мистер Ясуда поставил меня перед высоким, злобным, прыщавым парнем. Я и он — это как
Годзилла и несчастный муравей. Ученики знают, что в подобные минуты не должны даже пытаться
открывать рты, но мой почему-то открылся сам.
— Я не знаю, что делать, — сказал я. — Я же здесь первый раз.
Мистер Ясуда посмотрел на моего брата, и тот совершенно спокойно спросил:
— Ты часто дерешься на улице?
Я молча кивнул.
— Так вот, это — то же самое.
«Видимо он издевается, — решил я. Он обманул меня. Подставил!»
Но было слишком поздно. Сердце мое колотилось в груди, кровь застыла в жилах. Тут
неожиданно послышалось:
— Камаете, хаджиме!
Прыщавый парень сильно ударил меня в лицо. Губа треснула — я почувствовал терпкий вкус
крови на языке. Потом у меня подкосились ноги, и я упал. Годзилла схватил меня за грудки, подняла,
ударила ногой в живот и бросила на татами.
— Ты как? — внезапно спросил он.
Общее время моего первого избиения до сих пор неведомо мне. А прыщавый продолжал
монотонно бить меня по лицу, пинать ногами, валить на пол и опять поднимать. Еще немного и я бы
умер.
После поединка я решил передохнуть в углу додзе, но мистер Ясуда остановил меня.
— Ты еще не закончил, — сказал он. Он поставил меня перед другим парнем — моим братом.
Сошу улыбался. Я запаниковал и почти разрыдался. Сошу ударил меня подобно Годзилле — я
почему-то оказался на четвереньках, напрочь забыл, как дышать и испугался так, что впился ногтями
в пол до такой степени, что вырвал с корнем один из ногтей.
По пути домой мы молчали. Когда мама открыла дверь и увидела мое лицо, то издала
пронзительный вопль:
— Что ты сделал с моим сыном?
— Он в полном порядке. Успокойся, все будет хорошо, — спокойно ответил Сошу.
Я не промолвил ни единого слова и сразу упал в кровать. Я лежал на ней, обливаясь слезами и
думая только о мести. Так, собственно, начался мой путь карате. Мой первый день — это зерно,
посеянное Сошу во мне, именно оно заставило меня приступить к интенсивным тренировкам.
А ведь сперва я очень боялся переступать порог додзе. Мне приходилось ломать себя много
раз. Да, я всегда искал отговорку, чтобы туда не ходить. Да, моим талантам выдумщика могли бы
позавидовать великие мастера литературы, такие как Хемингуэй, Достоевский и Шекспир — это
когда нужно было придумать новый повод пропустить тренировку. Но в конце концов, все
заканчивалось тем, что я оказывался на татами снова и снова. Из-за тренировок по карате у меня
7
почти не осталось времени бесцельно бродить по улицам и встречаться со старыми друзьями. С тех
пор моя жизнь идет в правильном направлении.
Сейчас я все еще тренируюсь сам и вселяю в других настоящий дух боевых искусств. Я
люблю карате! Все началось с моего — одновременно и милого, и злобного демона-ангела — брата
Сошу, с зерна, посеянного им когда-то во мне.
Сейчас главное — продолжать питать зерно моей любови к карате, растить мое дерево любви
к карате так, чтобы оно время тянулось ветвями в высь и впивалось корнями как можно глубже в те
знания, которые Сошу дал мне. Это будет продолжаться так долго, как смогу. Это мой долг перед
Сошу.
Я счастлив чувствовать себя здоровым и способным обучать людей, поэтому я много работаю.
Я люблю моего брата, пусть земля ему будет пухом!
Осу!
Сайко Шихан Ояма.
8