Последний патрон

Последний патрон
Дмитрий СКУРИХИН
Хорошо в майские дни пройтись по школьным коридорам. И не только потому,
что грозная экзаменационная пора еще не наступила и не только потому, что в
мае много выходных, а быть может еще и потому, что в эти дни солнце брызжет
весенним настроением, словно не было зимней летаргии, и потому, что птицы
поют особые победные песни. Хорошо, также, просто посидеть у окна, с
блаженным ничегонеделанием глядя на школьный двор. Почему не
побездельничать, если весна?
Аркадьич сидел в пустой мастерской, беззлобно шлифуя очередной
инструмент. Шла репетиция последнего звонка и поэтому его милостиво
освободили от последнего урока, предложив «чем- нибудь заняться полезным».
Он и занимался полезным, одновременно размышляя о планах на вечер.
Аркадьич был не старым еще мужиком, но одиноким и слегка неухоженным.
Отработав пятнадцать лет на вредном производстве и получив необходимую
выслугу лет, он перешел работать в школу - сначала мастером производственного
обучения (учил детей слесарить), а потом и вовсе превратился в учителя
технологии, окончив необходимые курсы. Он был одинок, трезв и сосредоточен.
До намеченной вечерней рыбалки оставалось время, и он, словно наводя
ревизию в инструментальном шкафу, перебирал в памяти необходимые припасы,
которые должно было взять с собой. Вещевой мешок всегда готов, висит на
крючке в прихожей. В мешке туристический коврик, фонарик, коробка с запасом
для снастей, перочинный ножик. В холодильнике лежат завернутый в фольгу
кусок сала и баночка с наживкой. В столе - донные снасти, запас свинцовых грузов
и… патрон.
Аркадьич улыбнулся, вспоминая историю с этим патроном. В принципе он
любил оружие, но нарушать закон из-за хранения боевого патрона от автомата
Калашникова ему тоже не особенно хотелось.
Однажды зимой, перед уроком, он застал в мастерской двух «друзейразбойников»: Герца и Лимонова, за очень интересным занятием - те пытались
при помощи плоскогубцев вытащить пулю из неизвестно где взятого патрона.
- Герц, ко мне, Лимонов – стоять! - прикрикнул учитель, увидев, что страшно
побелевший Герц сунул незаконный предмет в задний карман брюк.
Аркадьич не любил беспричинно наказывать учеников, пытался находить
выверенные жизнью решения в сложных ситуациях, собственно за что его и
уважали пацаны. Однако данный случай был вопиющим и требовал
немедленного силового вмешательства.
Мальчишка мялся на месте, видимо, ожидая помощи от товарища, но тот
словно окаменел и таращился на учителя, как на привидение.
- Герц, подойди ко мне и отдай то, что прячешь, - голос Аркадьича звенел.
- Василий Аркадьевич… Пожалуйста… Не надо… Я сам потом выброшу! - Герц
почти рыдал, не приближаясь к учителю. - Отец меня убьет, он охранником в
колонии работает, его за этот патрон посадят.
Аркадьич, понимая, что простого выхода из положения нет, решил прояснить
ситуацию:
- Ты, Герц, не понимаешь главного. Что твой отец дурак и мелкий несун, мне
понятно. Но как же ты, здоровый лоб, догадался принести такую штуку в школу?
Ты что не понимаешь, что сейчас был на волоске от смерти - выстрелил бы в себя
и умер. Это всем статья - и мне, и директору, и классной твоей тоже. А отцу - горе,
об этом ты подумал?
Герц, не скрываясь, плакал, Лимонов тоже начал подшвыркивать носом, и
Аркадьич решил, что будет с них и беседы. Конечно, о таких происшествиях
требовалось сообщать дежурному завучу. Конечно, следовало отобрать патрон и
поместить его в сейф до выяснения обстоятельств. Конечно, следовало раздуть это
дело до милицейского разбирательства. Но не таков был Аркадьич.
- Вот что, сопляки. Если я еще раз услышу про ваше идиотское поведение сдам патрон куда следует. Я давно уже говорил: своей башки нет - считай калека,
и я буду смотреть за вами, поскольку родители не смотрят, тогда уж берегитесь.
Тебя, Герц, в колонию, а тебя, Лимонов, – в спецшколу. Я не шучу. А сейчас
отдавайте патрон и пошли вон.
Когда дверь с шумом захлопнулась, Аркадьич осмотрел конфискованное и
пришел к выводу, что его следует от греха утопить в реке. «Этот чертов патрон
будет последним в моей жизни, – подумал Аркадьич. - Ну а пацаненки на всю
жизнь запомнят, что такое игры с оружием». На том дело и кончилось.
Сейчас он вспоминал эту историю с особым чувством еще и потому, что в тот
день он впервые как следует познакомился с Аней. Ну, не Аней, конечно, - Анной
Александровной, заместителем директора, но именно тогда он мысленно впервые
назвал ее Аней.
Аркадьич не очень интересовался женщинами и раньше, до развода, не
придавая значения амурным чувствам, и потом, в одиночестве, не томясь
отсутствием дорогого тепла. Но Аня была совсем другой - она притягивала взгляд,
заставляла думать о себе и являлась в мечтах как добрая и ласковая фея.
Иногда он видел, как они вместе гуляют по берегу реки, или жарят шашлыки,
или занимаются… Ну, в общем и целом, люди они, конечно, взрослые - почему бы
двум взрослым людям не заниматься? Однако Аркадьич гнал от себя завершение
этих мыслей и не предпринимал активных действий. Просто очень часто в тех или
иных ситуациях он представлял, что Аня рядом и говорит так-то или советует тото или вообще плачет, от того что Аркадьич умер.
Он часто с непонятной сладостью представлял себе этот момент - он лежит,
прекрасный и великий, после только что совершенного подвига в последнем
приступе жизни, а она, она рыдает, целуя его жесткие губы и призывая на помощь
скорую помощь или МЧС. Но тут чудо: он не умирает, а наоборот, чудесным
образом выздоравливает и женится на Ане.
Или так. Она идет по улице и на нее нападают беспредельщики. Она кричит от
ужаса и зовет на помощь его: «Васенька! Любимый!!! Почему ты не со мной!» Как
же не с тобой, моя милая, - вот он я, налетаю как ураган и всех валю, а потом ты со
слезами умиления целуешь меня и шепчешь: «Мой спаситель, мой лучший!
Почему ты раньше не подходил, ведь я давно люблю тебя».
Как на грех на улице зазвенел тренировочный последний звонок, и сладостные
мысли убежали в безнадежное никуда.
Прошла неделя, и наступил знаменательный день - 25 мая. Последний звонок
в школе почти то же самое, что 1 сентября для первоклашек, а если в качестве
критерия оценки принять количество пролитых слез, то этот день, пожалуй,
вышел бы в лидеры.
Аркадьич открыл дверь обычно закрытого эвакуационного выхода, чтобы
наблюдать все действо с высокого крыльца своей мастерской. Ему нравилось
смотреть, как салют из воздушных шаров улетает навстречу призрачному счастью.
Он так увлекся, что не услышал, как в мастерскую проникли незваные гости.
- Слушай, Герц, ты точно псих - если Аркадьич поймает, нам трындец! прошептал более пугливый Лимонов.
- Расслабься, Лимонка. Сейчас все на линейке, музыка играет, и никто ничего
не услышит. Ты подумай сам: мы сейчас зажимаем патрон в тиски и бьем
молоточком по капсюлю. Пуля вылетает и шлепается о фанеру - мы ее забираем и
даем деру.
- А что, если она доску пробьет или стену? - поинтересовался Лимонов. - Тогда
Аркадьич все поймет и убьет нас на фиг.
- Ну ты дурак, Лимонка. Физику учил? Пуля разгоняется в стволе под
действием раскаленных газов. В стволе, понимаешь. А где ты тут видишь ствол?Герц победно взглянул на трусившего Лимонова и принялся за работу. - Видишь
резиновый экран перед тисами? Дай бог, если его проберет. А уж про фанеру и
говорить нечего.
Он крепко зажал патрон, так, что тот даже слегка расплющился, потом взял
молоток и оценил взглядом траекторию - выходило, что пуля могла попасть и в
дверь - но та всегда была заперта и не использовалась - да и расстояние в три
метра давало гарантию безопасности.
Аркадьич еще раз глянул в небо - шары уносило куда-то в аэростатные выси.
«Сегодня! - решил он. – Сегодня я подойду к Ане и приглашу ее в кафе». Он так
размечтался, что открыл дверь на автопилоте, не замечая ничего вокруг. Хлопок,
который совпал с открыванием двери, его очень удивил - было светло и никакая
лампочка не могла… Собственно что не могла? Какая лампочка и почему так
свистит в ушах? Он увидел что-то белое - то ли потолок, то ли чье-то до боли
знакомое лицо.
«Скорую!
Скорую
быстрее!!!»
прокричал
знакомый
голос.
«Ура! - это Аня! - подумал Аркадьич. - Все-таки сны бывают вещими!».
Из зажатого в тисах патрона шел легкий пороховой дымок. Патрон мог
гордиться: он сделал свою работу отлично, несмотря на сложные обстоятельства и
отсутствие перспектив. «Вот так должен поступить каждый, - думал патрон. - Как
не прессует жизнь, нужно найти силы для выстрела. И если живешь правильной
уставной жизнью - шанс для выстрела представится». Ему было немного горько
оттого, что заряд кончился и больше выстрелить не удастся. «Я был последним из
настоящих патронов!» - подумала стреляная гильза и испустила последний вздох,
похожий на струйку дыма, которая тут же растаяла, унося боевое естество туда,
откуда не возвращаются.