Безвластие - Место встречи: диалог

Эдуард Борисович Вайнштейн.
Моим внукам Зёнчику и Сенечке
И сыну Александру завещаю и прошу, ПОМНИТЕ
ЗЁНЯ
Война началась для всех неожиданно, и полусонный город с
пустынными улицами наполнился вдруг красноармейцами. В гимназическом
сквере лежали на траве в ожидании отправки на фронт мобилизованные.
Среди них был и мой отец. Он только возвратился из лагеря, где отсидел пять
лет как «враг народа». А потом город опустел. Всю партийную верхушку и
ценных специалистов эвакуировали, а все запасы продовольствия согласно
приказу Верховного Главнокомандующего «Ни грамма продовольствия
врагу» - уничтожили. Зерно из элеватора спустили в Днепр, а то что лежало в
буртах сожгли. Город остался без власти и тогда жители города решили сами
себя обеспечить продовольствием. Три дня шёл грабёж. Грабили два
консервных завода, Маслозавод, кондитерскую фабрику имени Войкова,
макаронную фабрику. Все улицы были заполнены народом. Тащили всё, что
только могли. На кондитерской фабрике обнаружили цементный бассейн с
жидкой карамелью
1
Безвластие
Рис. с натуры художника Попенко
Первые успели набрать в коробки и банки, которые нашли на фабрике.
Потом толпа сзади подперла и многие попадали в бассейн, где и нашли свою
смерть. На четвёртый день город как вымер. Жарко пыльно и пусто. К концу
дня со стороны Николаева послышался рокот мотоциклов. Это в город вошёл
батальон дивизии СС «Лейб штандарт Адольф Гитлер» под командованием
гауптмана Курта Майера.
В начале немцы вели себя довольно таки лояльно, хотя сразу же на
центральной улице, напротив кинотеатра «Спартак», на месте афиши
установили виселицу. и повесили там тех коммунистов из городскою
управления, которые не успели эвакуироваться
..Сначала ле было ни грабежей, ни расстрелов. Мой дед как раз перед
эт и м зарезал свинью и, когда немцы вошли к нам во двор он накрыл стол.
Зная идиш, который очень похож на немецкий язык дед мог с ним общаться.
Когда немцы ушли из нашего дома он сказал своей жене: «Вот видишь
Надичка, я жил при царизме, жил при военном коммунизм проживём и при
этих»
И действительно, до революции дед своими золотыми руками
краснодеревщика отделывал кабинет генерал губернатора и директора
гимназии. Благодаря этому трое его детей получили гимназическое
образование, не смотря на знаменитые два процента больше которых
запрещалось принимать еврейских детей в гимназии.
При военном коммунизме он строил сортиры и делал деревянные
подошвы для колодок, в которых ходили тогда херсонские обыватели, Позже
брал любые столярные работы. Делал каблуки для Гособувной фабрики.
Он был простой мастеровой. В паспорте он значился, как Зельман
Фроимович. При заключении договоров на работу его называли Зиновий
Фёдорович, а все остальные от мала до велика все звали - Зёня или Зёнчик.
Как будто сейчас перед глазами стоит его плотная, слегка сутулая фигура
мастерового с постоянной доброй слегка ироничной улыбкой на лице. Он
идет, шаркая ногами по залитой заходящим солнцем улице, в сером в
полоску, измятом хлопчатобумажном костюме. Лацканы пиджака закручены
в трубочки. В одной руке деревянный ящик с инструментом, в другой
2
«гейша» набитая продуктами с базара. На ногах сапоги с обрезанными
голенищами.
«Зёня, дай конфету!» кричат мальчишки и он останавливается, достаёт из
карманов пиджака леденцы, раздаёт крикунам и идёт дальше и так каждый
день.. На углу Комсомольской и Торгового переулка, где он жил с бабушкой
и детьми, во дворе стояла сложенная из кирпича и обмазанная глиной печка
где дед жарил любимое блюдо херсонских мастеровых которое называют
«бигус», а в Херсоне «солянка» Это свиное солёное сало тушёное вместе с
кислой капустой. И дед там же со своими дружками мастеровыми пил водку
и закусывал солянкой. Бабушка, которая происходила из почтенного,
раввинского рода Одесских Фельдманов, проходя мимо этой мазанки,
плевалась и что-то ворчала себе под нос. Но дед только улыбался. Вообще он
никогда не скандалил.
Когда в 40 году бабушка умерла от рака, дед решил жениться на
молодой. Не знаю где он познакомился с молодой и красивой женщиной из
хорошей семьи. Ее отец был управляющим у Фальцфейна, а потом у
помещика Скадовского. После революции её отец больной ютился в
развалюхе на окраине Скадовска. Однажды весь Скадовск переполошила
следующая картина. По улицам ехал фаэтон, в котором восседал мой дед в
новом «кустюме» Рубашка с пристежным воротом и манжетами была одета
наизнанку. Непонятно как он умудрился пристегнуть всё это к рубашке
После ареста папы я стал жить у деда. За двухэтажным дома, где мы
жили, по улице Ленина, стоял верстак, где дед работал. Под верстаком, в
стружках, спал вечно пьяный подмастерье деда Федька, которого дед не
выгонял только по доброте душевной, и даже давал на опохмеление души
Немцы потихоньку обосновывались в городе. Объявили обязательное
четырёх классное образование, Правда все школы заняли под казармы и
госпиталя, а детей учили в случайных помещениях. Учили потому, что рабы
должны уметь читать и писать. Но вот наступил чёрный для херсонских
евреев день. В газете «Голос Днепра» появилось объявление, в котором , с
немецкой пунктуальностью расписывалось, кого считать евреем, и где носить
знаки, отличающие еврея от человека, а заодно были мишенями. Такие же
объявления, на немецком и украинском языках, были наклеены на стенах
домов
3
РАСПОРЯЖЕНИЕ
об отличии знаками жидов и лиц частично жидовского
происхождения
Распоряжение военного коменданта г. Херсона
§1
Каждый жид или лицо частично жидовского
происхождение, которые пребывают в области Херсонского
комиссариата»". 1жсн носить особый знак.
§2
Согласно этому распоряжению считается: а)жидом, тот,
кто происходит от двух, жидовских по национальности
сторон.
в) за лицо частично жидовского происхождения тот, кто
происходит от одной по национальности родительской
стороны.
4
§3
Знак представляет собой круг, сделанный из ткани,
желтого цвета, в 5 см. ширины.
§4
Этот знак надлежит носить: а) на правой стороне груди,
в) на середине спины, на верхней одежде так, чтобы его
было хорошо видно
§5
От обязательного, ношения знака соответственно с этим
распоряжением освобождаются дети возрастом до 3 лет.
§6
Кто
будет
проявлять
противодействие
этому
распоряжению,
или
другим
распоряжениям
или
постановлениям, выданным с целью проведения данного
распоряжения, будет наказываться арестом или денежным
штрафом. Вместо заключения может применяться
направление на принудительные работы..
§7'
Данное розперяжение вступает в силу со дня его
опубликования!
Херсон, 2 января 1942 года,
Областной Комиссар БЕРЕНС
Дедушкина молодая жена со слезами пришивала эти позорны знаки, а
соседи спрашивали- «почему Вы мальчишке не нашивает звёзды?»
«Это мой ребёнок и к еврейству никакого отношения не имеет. С той
поры, я её называл мамой, и она действительно была мне матерью.
В один из холодных февральских дней, дедушка лежал больной в
постели. Вдруг дверь, без стука распахнулась и в комнату вошёл дедов
подмастерье Федька, от него разило спиртным. Немецкая военная форма
второго срока, без погон сидела на нём как на огородном пугале. На рукаве
была белая повязка. С ним вошли две вооружённых немца
5
Федька указал пальцем на дедушку и сказал «Юда!». Немец, молча,
указал дедушке на дверь.
- Федя, как же ты...
- Молчи, жидовская морда. Мало вы нашей крови попили.
Дедушка, молча, поднялся с постели, и медленно. старчески шаркая
ногами
пошел к выходу. И я увидел совсем другого человека. Это уже был не
весёлый, всегда улыбающийся Зёня. Передо мной был дряхлый старец с
потухшим взглядом. Он подошёл к нам с матерью. Поцеловал нас, и ушёл
навстречу своей гибели.
Гетто в Херсоне устроили сразу за базаром. С четырёх улиц (,бывших
форштадтских), ограничив с востока и запада улицами Рабочей
Виселица на Суворовской улице
и Карла Маркса были выселены все жители в еврейские квартиры, а в
опустевшие жилища набили еврейскими семьями.
6
Хмурым, морозным утром 1942 года в сторону гетто уныло потянулась
цепочка унылых и сгорбленных стариков женщин, детей. Взрослых мужчин
не было. Мужчины были на фронте.
Моего дедушку тоже отправили в гетто. Из гетто его уводили на работы
в городе. Иногда он умел договориться с охранником и его приводили домой.
Дедушка был молчалив и уже больше не улыбался.
Потом дедушка долго не приходил, и мы решили пойти в гетто. Когда
мы пришли туда, то увидели только опустевшие дома. Охраны тоже не было.
Мы пошли в направлении базара и услыхали вопль множества людей.
В конце базара стоял каменный сарай для скота. К одной из стен этого
сарая немцы сгоняли последних обитателей гетто. Вокруг стояли
вооруженные немцы и травили собаками тех, кто был внутри оцепления.
Люди кричали, плакали, стонали, проклинали. Многие читали предсмертную
молитву «Шма Исраэль - Адонаи элогейну, Адонаи эхад» (Слушай Израиль
Господь благословен, Господь един)
Вся толпа была пропитана ужасом .смерти. В разрыв оцепления
подходили крытые грузовые машины и туда битком набивали, подталкивая
прикладами и травя собаками этих страдальцев, и увозили неизвестно куда.
И вдруг в этой толпе я увидел своего дедушку. На дедушке не было лица
только одни глаза наполненные ужасом и болью. Его губы шептали имя
своего единственного внука. Я закричал «Дедушка!!!» Но люди которые
стояли вокруг тут же меня спрятали в толпе.
С той поры, я постоянно вспоминаю дедушкины глаза и его немой вопль.
После этого меня прятал в селе Львово друг деда Касьяненко Сергей
Ефимович, монашечка из разрушенного большевиками Алешковского
монастыря матушка Евдокия, мама и благодаря им я выжил.
И когда сегодня говорят, что не было холокоста, меня охватывает гнев и
возмущение. Да холокоста не было.(холокост по гречески – всесожжение) но
было и просто убийство. Вы господа с учёным видом копаетесь в костях и
пепле Освенцима и при помощи компьютеров пытаетесь доказать, что
сожгли фашисты не 6 миллионов евреев, потому, что вас это не коснулось..
Имеет ли это какое то принципиальное значение. Ведь память остаётся. Это
моя память и
. -«Пепел Клааса стучит в моё сердце!.»
7
СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО
(Воспоминания о М.И. Горлове)
Закатилось «солнце планеты». Ушёл от нас «гениальный вождь
учитель всего прогрессивного человечества, лучший друг детей?
физкультурников». Наиболее истово верующие отрыдались и... ничего не
случилось. Жизнь пошла своим чередом.
Постепенно в нашу провинцию проникли первые лучи оттепели
кинотеатрах прошёл кинофильм «Летят журавли» и люди увидели, война
была не только героическая, победоносная и освободитель] Появились
опальные «Звезда» и «Ленинград». «Литературная газета «Комсомолка»
стали безумно интересными. И все вдруг узнали, что кроме Фадеева,
Шолохова, Константина Симонова, еще есть Ильф и Петров, Бабель и
другие писатели и поэты. У многих на стенах вместо портретов Сталина и
прочих вождей появились портреты Хемингуэя.
Из рук в руки передавалась повесть «Не хлебом единым». А потом в
журнале «Москва» с благословения Твардовского вышел «Один день из
жизни Ивана Денисовича». Чистые руки выкормышей «железного Феликса
слегка разжались на горле интеллигенции.
Все щеголяли цитатами из Ильфа и Петрова. Бурно расцвёл жанр
политического анекдота. Люди учились не пользоваться соцновояза
говорить нормальным языком.
Всем захотелось читать. Информационный аппетит прорезался тех, кто
раньше не брал в руки даже газет. В Москве при переполнен залах
проходили поэтические вечера, на которых блистали; неизвестные до
тех пор нервный Евтушенко,
страстный Безыменский меланхоличная с
«лёгкой шизой» Белла Ахмадулина.
8
Все срочно бросились покупать книги. Книга вошла в моду и стала
дефицитом. Миллионные тиражи расходились мгновенно. Народ СССР
стал «самым читающим народом мира». В Херсоне на площади Свободы в
результате объединения двух маленьких магазинчиков - «Политическая
книга» и «Военная книга» на Суворовской - открылся огромный Дом
книги. Времена, когда можно было подписаться на собрания сочинений
через неделю после объявления подписки, канули в прошлое. Теперь это
был увлекательный многоступенчатый процесс.
Возле «Дома книги» началась новая жизнь, подчиненная суровым и
непреклонным законам очереди. Тут был организован комитет
добровольцев, которые взяли управление очередью в свои руки. Комитет
возглавлял Юра Радин - худой и скандальный, обладавший опытом участия
в «БСМ» (бригада содействия милиции).
О подписке на какое-либо «собрание сочинений» узнавали из газеты
«Книжное обозрение», и начиналась процедура создания очереди.
Появлялась тетрадь, в которую записывались фамилии и присваивались
личные номера.
«Не больше одного номера на одну фамилию, не больше одной подписки
на один номер, на всех перекличках быть непременно!». Никакие отговорки и
оправдательные документы не признавались. Отсутствующих моментально
вычеркивали из списков и номера подвигались вперёд. Проверки
проводились в 12 часов ночи и в 6 часов утра. После оглашения правил, у
магазина оставались ночные дежурные (из стоящих впереди) - дабы не
9
организовалась вторая очередь. Всё «действо» продолжалось в течение 3х 4х дней. Однажды я чуть свет пришёл на очередную перекличку. Собиралась
толпа, в основном, состоящая из мам и бабушек, заботящихся повышении
интеллектуального уровня своих отпрысков. И, естественно толпа «базарных
жучков». Над толпой стоял лёгкий шумок. Говори/ том, что где «давали» и
что будут «давать». Особняком стояла небольшая группа херсонских
книголюбов. У этих разговоры были только о книга
Моё внимание привлёк стоящий отдельно и не участвовавши разговорах
высокий худой человек в большой чёрной драповой кепке и рабочей
телогрейке. Шея его была укутана вафельным полотенцем. Л со слегка
раскосыми глазами украшала роскошная Моисеева 6opi Мощный лоб говорил
о недюжинном уме. Он угрюмо стоял, особняком смешиваясь с толпой. На
лице его читалась отстранённость от всей э базарной суеты.
Я, заинтересовавшись, подошёл к нему с каким-то незначителы
вопросом. Он довольно вежливо ответил и у нас завязался разговор,
заговорили о Куприне, и он мне задал вопрос: «А какое произведение
Куприна вам больше всего нравится?». Я, не задумываясь, ответ «Суламифь»
и «Гранатовый браслет». Он улыбнулся и сказал: «А я люблю рассказ
«Добрый доктор». Тут началась перекличка и наш разговор прервался. После
переклички все разошлись по домам, прижимая к груди с вожделенный
первый том подписки.
После этого я попытался узнать у херсонских книголюбов об э' человеке.
Мне рассказали, что это инженер судоремонтного зав Михаил Иванович
Горлов страстный и знающий библиофил, по натуре редкий скандалист,
антисемит и упрямец. Рассказали, как он коло переплётчика Кралича за
«зарезанную» (обрезанную больше чем над процессе переплета) книгу этой
же книгой по голове. И я подумал: «Ч то тут не так, ведь в случайном нашем
разговоре он назвал своим любимым самый добрый святочный рассказ
Куприна».
Наступила осень, а с ней и простуда. Первое средство от этой беды
парная. Решил я сходить в старую городскую баню на Пограничной. Захожу в
парильню и неожиданно узнаю в раскаленной ширококостной! худущей
фигуре с багровой распаренной лысиной и сосульками боре - на верхней
полке моего нового знакомого. Поздоровались, разговорились. После бани он
пригласил меня к себе. Благо, что я Михаил Иванович почти рядом. Время
пролетело незаметно в очень приятной беседе, со «шкаликом» и крепчайшим
чаем. Говорили обо всём - о книгах, о политике, о людях. Беседа затянулась
далеко за полночь. Ушёл я переполненный восторгом от встречи с таким
необыкновенным человеком. До этого знакомства у меня не было подобных
друзей. Знание книг и литературы, меткость суждений, живая, чуть
глуховатая, речь - всё это очаровало меня, тогда ещё очень молодого
человека.
10
Впоследствии, много вечеров мы провели с ним за дружескими беседами
с неизменным крепчайшим чаем и «чекушечкой». Он очень гордился своим
инженерным дипломом и своим наставником -знаменитым Крыловым,
автором «Теории устойчивости и непотопляемости судов». Говорил: «Я,
простой черемисин, учился у такого знаменитого учёного!».
Он был лаконичен и категоричен в своих суждениях. Однажды я пришёл
к нему и увидел на столе книгу, о которой тогда много говорили «Воспоминания и размышления» маршала Жукова. Я спросил, какого он
мнения об авторе. Ответ был как выстрел: «Дундук!» и показал на
фотографию в книге, где маршал на даче сидит на скамейке, спинка которой
выше его головы. Михаил Иванович спросил меня: «Как вы думаете, зачем
такая высокая спинка?». Я в недоумении пожал плечами. «А что бы снайпер
не попал в бесценную маршальскую голову» - был ответ.
Однажды Михаил Иванович вытащил из своих загашников тоненькую
книжечку в четверть листа писчей бумаги, отпечатанную на машинке в
простом картонном переплёте. Хитро улыбаясь, изрёк: «Барков. «Лука
Мудищев» и рассказал о том, как ему со своими друзьями студентами
Ленинградского кораблестроительного института удалось переписать в
Русском музее поэму Баркова, которая экспонировалась в витрине под
стеклом. Они сделали просто - разделили всю поэму на строчки, и каждый
выучил свои строчки наизусть. Потом пришли в общежитие и записали.
Рассказывал Михаил Иванович о борьбе за честь своей покойной жены учительницы младших классов, которую травили в школе за то, что она не
поставила надлежащую оценку недорослю одного из обкомовских
чиновников. Показывал целую папку писем во все партийные инстанции, на
которые получал одни отписки. Писал даже после её смерти, но, увы...
Как-то он мне сказал: «Эдуард, надеюсь. Вы будете идти за моим
гробом». Но не довелось. Вскорости он разделил свою прекрасную
библиотеку и, оставив сыну, часть книг, уехал к дочери в Киев. От него я
получил всего одно письмо. В нем была горькая фраза: «Прав был Ж.Ж.
Руссо, который отдавал своих с Терезой детей в сиротские приюты крайней
мере, из них выходили хорошие мастеровые». А вскорости меня дошли слухи
о том, что Михаил Иванович вышел из дому за молоком и по дороге
скончался.
Не пришлось мне идти за гробом.
Мир праху его...
ПРАЗДНИК
В городе сонная тишина. Дворники шаркают метлами. Где-то далеко
слышен грохот колёс по булыжной мостовой. Все дома центральных улицах
свежевыкрашенны в один цвет: немудреные эстетические потребности
11
управдомов не отличаются разнообразием. I дома покрашены какой-то серорозовой краской, как говорят в Херес «цвета детской радости». Над воротами
развешены красные флаги.
В предрассветной тишине раздаются крики: «Молочко! Свежее
молочко!» Во дворах появляются розовощекие молодухи из пригородных сёл
- Чернобаевки, Степановки и Антоновки с жестяными бидонами коромыслах.
Заспанные, полуодетые хозяйки в бигуди выбегают с бидончиками за
молоком. И опять тишина.
Сегодня не надо рано вставать на работу.
Сегодня праздник 1 мая.
Всё, что нужно к празднику, уже готово. Холодец стоит в коридоре застывает, винегрет в больших эмалированных мисках ждёт лишь заправки
постным маслом, жареная рыба горками громоздится на тарелках. Осталось
только сбегать на базар за молоденькой, краснобокой, хрустящей редиской,
которая появляется на базаре именно к. Первому маю. Редиску в каждом доме
едят по-своему. Одни делают из неё салат, нарезав тонкими кружочками с
луком, основательно заправив пахучим подсолнечным маслом и уксусом .
Другие, срезав корешок, оставляют с другой стороны зелёный хвостик и
макают её в соль. Третьи, срезав корешок, намазывают редиску селянским
коровьим маслом.
Мужчины просыпались позднее. Побрившись и щедро вспрыснув себя
одеколоном «Шипр» или «Кармен» торжественно надевали на себя
«кустюмы», которые одевали три раза в год: на Новый год, Первое мая и
Октябрьскую. «Кустюмы» были добротные - работы херсонской фабрики
«Большевичка» или «заказные» - темно-синие из бостона или шевиота, или
серые из коверкота. Особым шиком считались широченные брюки «клёш».
Надевались галстуки, завязанные раз и навсегда. На лацканах пиджаков у
многих были приколоты ордена, медали и все значки, которые когда-либо
выдавались. А в петлицах — красная ленточка. Самой модной обувью были
сандалии телесного цвета, работы местных сапожников. На головах
- кепки «восьмиклинки» или «лондонки». У некоторых на голове
шляпы. Головные уборы покупались на Суворовской в магазине «Головные
уборы», где торговал оставшийся ещё с дореволюционных времён старый
сморщенный еврей:
- Наденьте эту кепочку себе на головку. Потом, критически скривив
губы:
- Нет, таки эта Вам не подойдёт, зайдите через пару дней, получим
новый товар и там будет.
И действительно через пару дней было.
Женщины в перманенте, с накрашенными губами и маникюром,
благоухающие «Красной Москвой» или «Серебристым ландышем»,
12
принаряжались и все чинно выходили из домов, степенно двигаясь к месту
сбора.
Возле судостроительного завода, где работало много приезжих
специалистов из Горького и Питера и возле текстильного комбината, в
основном, ивановские и орехово-зуевские, слышался "железный" российский
акцент.
Возле базара собирались работники коммунхоза и ремесленник
работники артелей «Металлист», «Червона светопись», парикмахеры
сапожники, портные, фотографы, часовые мастера, ювелиры, работники
базара. Здесь же собирались и работники торговли. В большинстве коренные
херсонцы. Здесь звучал традиционный херсонский русско - украинскоеврейский жаргон и можно было стать свидетелем подобной сцены:
- Иван, идём по стакану вина, - искушал сапожник Давид своего
приятеля.
- А у тебя есть гельды на кешене (деньги в кармане), а то Дора мэнэ
вчера всё витрусила ад груш (до копейки).
- Найдётся для гарного человека.
И оба отправлялись к буфету, пока женщины, собравшись кучкой,
трещали, обсуждая всех и вся.
Вдоль тротуаров по всему городу были расставлены стол! выездных
буфетов, торгующих на разлив дешёвым креплёным вином и немудреной
закуской.
Постепенно буфет становился центром мужских устремлен Оркестр
играл «Семь сорок» и «Девочку Надю». Начиналось веселье.
В четверть десятого появлялась машина с наглядной агитацией
начальство. Парторг назначал, кому что нести. Все отказывались, находя
веские причины. Но, наконец, с помощью «кнута и пряника» кое-как
удавалось распределить все флаги, транспаранты и прочее агит-имущество и
колонна начинала строиться. Оркестр играл «Интернационал» «Москву
майскую» И все под звуки оркестра, построившись в не подобие колонны,
начинали двигаться к месту общего сбора - обласной больнице.
Эпицентром праздника являлась трибуна, оббитая красной материей. На
ней стояли работники обкома партии - идейное руководство области. Трибуна
начиналась у обкома профсоюзов (ныне - облает! краеведческий музей) и
заканчивалась на углу улиц Ленина Коммунаров. Напротив обкома партии
(ныне - художественный музей) Сзади, боком к трибуне, в позе
регулировщика уличного движения стоял гипсовый памятник Ленину, и,
казалось, вытянутой рукой указывал направление движения колонны:
«Правильной дорогой идите, товарищи!»
Начинала демонстрацию или «парад», как говорили в Херсоне, колонна
курсантов Херсонского мореходного училища морского флота или, в
просторечье, «централки». Впереди знаменосцы и ассистенты в белых
13
перчатках несли знамя училища. За ними шёл оркестр во главе с дирижёром
одетым в белоснежную капитанскую форму и тамбур мажор с бунчуком.
Оркестр играл «Марш юных нахимовцев». Дальше шло руководство и
преподавательский состав. За ними, побатальонно, чётко печатая шаг,
маршировали загорелые и юные курсанты в белоснежных форменках и
брюках - гордость Херсона и мечта всех городских невест. Попасть на танцы
в «централку» было главной целью всех херсонских девушек. Выпускников
этого училища и сейчас можно встретить во многих портах мира.
Следующая колонна - мореходное училище рыбной промышленности, в
народе именуемое «рыбтюлькой». За знаменем училища шёл оркестр под
руководством дирижёра в полной морской офицерской форме. Правда, те
дирижёры видели море только в Скадовске или Геническе. Оркестр играл
«Варяг».
На трибуне на фоне портретов центрального партийного руководства
красовались упитанные дядьки из областного комитета партии, выкрикивая
лозунги, напечатанные в предпраздничном номере газеты «Правда».
Курсанты отвечали громогласным: «Ура-А-А!!!»
За курсантами училищ шли спортсмены, перепоясанные наискось, как
свадебные сваты, широкими красными лентами, на которых были
пришпилены медали за спортивные победы. В руках - букетики молодой
сирени. В центре колонны медленно двигался оббитый красной материей
грузовик с «живой» пирамидой - воплощением спортивного мастерства.
Колонна двигалась в сопровождении оркестра, который находился сбоку от
трибуны. Громогласное: «Ура-А-А!!!» - и колонну спортсменов сменяла
колонна школьников. В руках у школьников - лозунги, портреты партийного
руководства, плакаты и транспаранты. И то же: «Ура-А-А!!!»
После небольшой передышки пред трибуной вступали гиганты
херсонской
промышленности
Судостроительный
завод
или
Хлопчато¬бумажный Комбинат, в зависимости от успехов, достигнутых в
социалистическом соревновании.
14
Во главе колонны несли знамя предприятия и все флаги союзных
республик. Затем важно шествовало руководство предприятия, а дальше, а
дальше шел, переговариваясь, слегка под хмельком "наш брат" пролетарий.
Проходя мимо трибуны, все громко и весело горланили: «Ура!!! в ответ
на очередной газетный лозунг, звучавший сверху, предвкушая скорое
праздничное застолье. После прохождения колонны собирал: возле своих
грузовиков, которые стояли в переулках и избавлялись плакатов, портретов и
лозунгов. А потом весёлой гурьбой, разбившись компании, с шутками и
смехом расходились по заранее намеченным квартирам и «гуляли» в
складчину.
Через полчаса после окончания демонстрации улицы гор< пустели и
только по Суворовской на служебном мотоцикле проезд местный блюститель
порядка Рома Кац. «Вечный милиционер» с толст брюхом и красным носом
знал всех и всё, что творилось на Суворовской. Из окон квартир неслось:
«Розпрягайте, хлопцi, коней», «Имел бы я златые горы», «Семь сорок» и
другие песни из репертуара херсонцев.
К вечеру люди постепенно начинали выходить на «свеж воздух» на
Суворовскую, где народ гулял «взад и вперёд» - «от аптеки до аптеки». По
одной стороне - шумная молодёжь, по другой - чинно прохаживались люди
15
посолидней. Среди гуляющих довольно часто попадались фигуры под
хмельком. Чересчур буйных милиционер Рома Кац усаживал в свой мотоцикл
и увозил «куда надо». В парке под стар; дубом играл городской оркестр и
некоторые парочки танцевали.
К концу вечера веселье постепенно утихало и город пуст. Только кое-где
слышалась пьяная перебранка загулявших супругов.
Город постепенно засыпал...
ПОХОРОНЫ
Шёл летний снег... Белые лепестки отцветающей акации беззвучно
падали на булыжную мостовую и тротуары. Горячее солнце медлен
поднималось к полудню. По тротуарам возвращались с красного база тяжело
нагруженные хозяйки. В руках - плетёные из рогозы кошёлки] которые
почему то назывались «гейшами» с твердым русским «г», гейш выглядывали
красные помидоры, сизые баклажаны - «синеньки зелёные пупырчатые
огурцы, пучки белой редьки и зелёной uH6yj свежая серебристая днепровская
селедка. У некоторых в руках - курицы со связанными лапками. Хозяйки
тяжело шаркали по камням тротуара отёкшими ногами в растоптанных
шлёпанцах. Изредка раздавался грохот проезжающей «линейки», так в
Херсоне называли платформу на колёсах.
Из глубины улицы послышалось мерное буханье барабана. Хозяйки
останавливались, оборачивались. Некоторые крестились. Вдали показался
медленно двигающийся грузовик с откинутыми бортами. Перед грузовиком
несли венки из хвои и цветов. В кузове на подстилке стояли гроб с
покойником, усыпанный бумажными цветами и деревянное, оббитое красным
материалом надгробие. За грузовиком двое мужчин несли крышку гроба.
Следом шли плачущие родные и близкие. А за ними медленным вальяжным
шагом торжественно двигался городской похоронный оркестр.
Во главе оркестра шёл руководитель трубач Кирюша - невысокий
седоватый суетливый человечек. Далее шел с трубой Нюма Таслицкий высокий и худой. Оба - музыканты из оркестра ресторана «Днепр». Рядом с
баритоном шёл парикмахер Гриша Бухтий. Плотный мужчина с круглым
брюшком и загорелым широким украинским лицом.
Но душой и украшением оркестра, конечно же, была замыкающая пара,
задающая весь ритм шествию - тарелки и барабан. С тарелками шёл тощий
как жердь скрипач городского театра. Лицо его в профиль напоминало
полумесяц, а в фас - очищенный грецкий орех. После каждого удара тарелок
он артистичным округлым жестом относил левую руку «на отлёт».
16
Рядом с ним шел барабанщик - управдом Абрамович. Маленький толстый
человек. На его огромном пузе лежал барабан, который крепился на широкой
брезентовой ленте через спину. Он тоже относил руку «на отлёт», только
правую. В любую погоду Абрамович был одет в старую, прожженную во
многих местах фронтовую шинель.
Оба сверкали на солнце полированными лысинами.
Музыканты шли медленным и торжественно. На лицах профессиональная печаль, слегка разбавленная принятым накануне под
жареную селёдочку и... ожидание обязательных поминок.
Вслед за оркестром двигалась толпа провожающих. Замыкала процессию
стайка вездесущих херсонских пацанов.
Вся эта процессия медленно двигалась под звуки похоронного марша
Шопена в сторону старого городского кладбища
Все чинно двигались вперёд, под звуки оркестра TI переговариваясь
между собой. Барабан замыкал шествие. Внезапно буханье барабана
прекратилось. Остался только лязг тарелок
И вдруг раздался дикий вопль: «Каравул! Люди! Спасите Народ завертел
головами. О покойнике тут же все забыли. И тут взорам всех провожающих
предстала удивительная картина: из-под земли торчала верхняя часть
Абрамовича и верхняя часть барабана, луноподобном лице с вытаращенными
от ужаса глазами выделялся громадный, сизокрасный губчатый нос
Абрамовича. «Винимите меня. Вытяните меня отсюдова!!!» - кричала голова.
Все дружно, забыв о похоронах, бросились возвращать Абрамовича в
первоначальное положение, а заодно и разобраться в случившемся. А
случилось вот что...
Абрамович шел, самозабвенно размахивая колотушкой, ничего видя
перед собой из-за живота с барабаном, и свалился в свежевырытую детскую
17
могилу. Живот и барабан заклинили его, благодаря чему он долетел до дна
могилы.
Покойника быстренько захоронили и все торопливо отправил на
долгожданные поминки, где и вылечили Абрамовича от пережит потрясения
проверенным средством.
А акациевый снег всё падал...
БАЗАР
Краешек солнца только показался над горизонтом, а на входе в реку
Кошевую со стороны Алешек (как тогда называли Цюрупинск) и Голой
Пристани появились большие лодки - «дубивки», наполненные круглыми
плетёными корзинами из которых выглядывали красные помидоры и
баклажананы, так называемые «синенькие», за что цюрупинчан и прозвали
«баклажанниками». На вёслах сидели бабы и гребли мелкими частыми
гребками. Вместо уключин у них были «шкармы» и «штропы». Деревянные
колки и петли из сыромятины. На правилке сидел мужик в
хлопчатобумажном сером в белую полосочку мятом «кустюме», в сапогах и
картузе. В зубах - обязательная цигарка из крепчайшего самосада. Он похозяйски покрикивал на баб и с ленивым видом правил лодкой. «Зелёный
базар» на берегу реки Кошевой у старого наплавного моста, между задним
забором речного порта и железнодорожными лабазами уже жил своей
шумной жизнью. Дубивки уже ожидали перекупки, «звощики» со своими
конями и тачечники.
Лодки подходили к дощатому причалу, терлись друг о друга
деревянными бортами и слегка поскрипывали. Уставшие бабы- гребцы
отдыхали, распустив косынки, и тихо переговаривались между собой.
Мужики выходили на берег и начиналась крикливая торговля. Торговки
кричали резкими базарными голосами на своеобразном херсонском наречии,
состоявшем из русских, украинских и еврейских слов в которых вместо «ы»
звучало «и». На этом фоне выделялись солидные, как булыжники, басовитые
«нэ будэ» или «добрэ». Постепенно овощи перегружались на линейки и
тачки; толпа разбивалась на кучки и двигалась, грохоча коваными колёсами,
по булыжникам Кошевого спуска вверх в город.
Хозяева баркасов, отправлялись в Кузни, где возле старой кузницы
стояла винарня. Там молдаване с лицами, заросшими сизой щетиной, с
маслянистыми чёрными глазами, из громадных бочек наливали в пивные
кружки густое темно красное молдаванское вино, которое оставляло на руках,
губах и одежд
Бабы отправлялись в город «скупляться».
18
К обеду бабы возвращались из города с гостинцами - батонами
«городськой» варёной колбасы, кульками с конфетами "подушечка"
разноцветными петушками из плавленого сахара.
Мужики, пошатываясь, выходили из винарни. Рассаживались по
шаландам и отплывали к другому месту у речной пристани. Там шал;
подходили к причалу и начинали собирать пассажиров, выкрик зычными,
грубыми голосами: «Алешки! Алешки! Алешки!», «на Голу Голу! На Голу!»
Набрав пассажиров, отчаливали, отправлялись по домам в Цюрупинск и
Голую Пристань.
А шумливая толпа перекупок, шла каждая следом за с товаром. Всё это
двигалось по Подпольной к боковому входу в базар, ближе к базару, тем
больше слышен был базарный шум и выкрики торговцев:
- Кому воды холодной з лёдом?! - кричали звонкими голо мальчишки и
девчонки, торгующие холодной водой.
- Ножи, ножницы, мясорубки - точим! - кричали точильщик, высекая
из точильных кругов снопы золотых искр.
-Лудить, паять, каструли, вёдра, чиним - пачиняем!!!
19
Всё это перекрывает своим мощным базарным контральто торговка
пирожками:
- Ничто так не украшает ни мужчину, ни женщину, как горячий
пирожок с мясом!
- Табачок - крепачёк, сам сеял, сам курю, сам о нем говорю. Закуривай,
пробуй!
- Девочки! Перец, лаврушка, ванелька! Кому, девочки?! Зеленщицы с
Забалки и Военки, сидя за прилавками, перебирали - ‘ руками, одетыми в
перчатки без пальцев, и вязали в пучки свой остро пахнувший товар, зазывая
знакомых хозяек:
- Мадам Петриченко, Вы ж у меня брали тот раз петрушечку, и сейчас
свежайшая, только с грядки!
- Мадам Фогель, роскошный сендерей, так и проситься в бульон! У
центрального входа рядом расположены два каменных
павильона - рыбный и молочный. Здесь базарный крик и суета
превращаются в глухой ропот. В молочном павильоне хозяйки из
пригородных сёл стоят в белых передниках за цементными прилавками. На
прилавках бидоны с молоком, сыр, золотистое масло в округлых
продолговатых лепёшках - «фунтах», брынза в мисках с саломуром, сметана.
Вежливое предложение отведать топлёного молочка от своей коровки.
Рядом рыбный павильон. Здесь, на цементных прилавках с
углублениями, лежат золотистые, толстые, как поросята «коропа», щуки с
хищными мордами; подпрыгивают живучие карасики, серебряная с чёрной
спинкой днепровская селёдка - любимая еда херсонцев в жареном виде с
белой редькой. В зелёной ряске о чем-то шепчутся раки. Рядом стоят
продавцы с дедовскими канторами и безменами в руках, на которых
взвешивается товар. На плечах у прохаживающих торговцев связки вяленой
тарани и чехони.
За павильонами целый ряд деревянных будок. Здесь краснорожие
мясники в покрытых кровавыми пятнами передниках, ловко орудуя ножами и
топорами, разделывают свиные и коровьи туши. Работа «нервеная»,
требующая постоянной поддержки в виде «гранчака» с «беленькой». На
электроплитке постоянно стоит кастрюля с кипящим бульоном из языка.
Неизменная закуска...
В углу базара продавали птичек и мелких домашних животных.
Голубятники, в основном, обитатели Военки и Забалки, составляли
отдельную группу, в которой шли непонятные для непосвящённых
разговоры. Здесь все были равны без различия положения и возраста.
Смотришь, стоит солидный мужчина и с уважением выслушивает
рассуждения какого-то сопливого пацана.
Отдельно стоит большая группа ржущих мужиков. Проходящие
женщины, заглядывают через головы стоящих в центр круга, плюются и
20
торопливо отходят под гогот стоящих. В центре круга, на земле сидит чёрная
крольчиха, а над ней «трудится» большой серый кролик, усердно производя
новое потомство. Толпа подбадривает производителя криками.Такая
показательная случка кроликов - своеобразная реклама товара.
А дальше идут деревянные прилавки, на которых переливай: всеми
цветами горы овощей.
В центре базара - деревянные будки, в которых крестьяне продавали
вино. Будки образовывали запутанный лабиринт, в котором; блуждали, а
порой и спали подвыпившие любители «зелёного змия». В будках, за
стаканом молодого вина, сидели крестьяне, приехавшие базар, и обсуждали
свои дела. Тачечники и возчики заканчивали свой трудовой день. И нередко
бывало так, что возчик еле добирался своей линейки, а дальше лошади сами
знали дорогу домой.
К обеду базар начинал постепенно затихать, а когда солнце склонялось к
западу, то и вовсе пустел. Только из будок доносились пьяные крики
загулявших выпивох.
Уборщики, шаркая метлами, убирали мусор. Базар готовился к
следующему дню
«СТРАШНАЯ МЕСТЬ»
Когда-то в Херсоне, на углу Суворовской и Спартаковского переулка
была кондитерская. Потом дом разрушили, и на том месте был пустырь, пока
(в 1953 году) не решили праздновать300летие поглощения Украины
Российской империей. По этому поводу Ленинград подарил Херсону
небольшой бронзовый бюст Суворова (работы известного скульптора
Рукавишникова). На месте развалин расчистили маленький сквер. Очевидно,
городской архитектор, обладая хорошим вкусом, рассудил, что бюст
предназначен для кабинета, и простор ему ни к чему. Получился уютный
скверик, закрытый с двух сторон стенами прилегающих домов. Этот скверик
в дни футбольных матчей, был местом сбора херсонских футбольных
болельщиков. Все оживлённо обсуждали перипетии игры. Эмоциональный
репортаж из Москвы Вадима Синявского звучал из громкоговорителя.
Возгласы «судью на мыло!!!» и подобные звучали над толпой. В этом же
сквере собирались Херсонские «лабухи» (музыканты.) на так называемую
«скулёжку»
Теперь бюст Суворова, по канцелярской логике городского головы
(которого по иностранному называют мэром) перетащили на средину
Суворовской напротив дома Суворова. Злые языки поговаривают, что кому то
21
понадобилось это место. Как бы то ни было, а на месте сквера уже полным
ходом идёт стройка.
. В один из летних дней в скверике собрались на «скулёжку» музыканты.
Среди них были и два ученика Херсонского музыкального училища. Один из
них крепыш с блестящими весёлыми глазами - Олег. Второй по кличке Лось.
Оба с похмельными головами и абсолютно пустыми карманами.
- Зажилил бабки Кирюша...
- Из него теперь клещами не вытащишь.
- Пять жмуров отлабали (похорон отыграли), а бабок нема.
- Давай сходим к нему. Може выдавим?
- Давай
И не теряя времени, двинули к организатору всех похорон в Херсоне
трубачу Кирюше. Любимой поговоркой, которого была: «Мёртвая душа живые деньги». Опустившись на Краснофлотскую, подошли к дому где жил
Кирюша. Постучали в окрашенную потрескавшейся коричневой краской
дверь. За дверью - тишина. Постучали громче и настойчивей. Из-за двери
послышалось какое-то шуршание, затем тихий толос спросил:
- Хто там?
- Открывай Кирюша - это мы
- А шо вам нада?
- Поговорить...
Заскрипел засов и дверь приоткрылась. Лось дёрнул дверь на себя, и они
вошли.
-Гони бабки Кирюша, за пять жмуров.
-Нима в квартире ни гроша. Дора последние забрала - ушла на
базар. Отдам с первой халиды (халтуры)
-Давай сейчас, или будем бить.
-Хоть убейте - нету.
Кулак Лося упёрся в мягкий живот Кирюши.
-Ладно, осталось немного за квартиру уплатить.
И Кирилл двинулся к буфету, который стоял у окна. Но вместо того, что
бы достать деньги, он высунулся в открытое окно и закричал писклявым
дискантом: «Каравул!!! Люди!!! Грабют!!! Убивают!!!»
Наша парочка жаждавшая получить свои кровные кубарем скатилась
вниз, и побежали в сторону порта и там сидя на лавочке у морпорта
выработали план мести.
На следующий день в 11 часов утра у многоквартирного дог на Морской
стали собираться музыканты со своими инструмента Пришёл Абрамович с
барабаном, Бухтий со своим тромбоном, Таслицкий с трубой и остальные.
22
Музыканты тихо переговаривались между собой. А время потихоньку
двигалось к полудню. Ничего ни напоминало о том, что здесь будут
похороны
«Шо то жмуровозки (катафалка) не видать. Пойду, узнаю» -сказал
Абрамович и вошёл в подъезд. Постучал в первую попавшуюся дверь. На
стук вышел пузатый дядька в шлёпанцах, синих спортивных штанах с
пузырями на коленях и в линялой майке
-Когда будем выносить - спросил Абрамович.
-А, что мусор уже приехал?
-…
Музыканты ещё потоптались на месте и, видя, что халтуры уже не будет,
начали потихоньку разбредаться.
Наша парочка шутников стояла за углом и до слёз хохотала, держась за
животики.
А устроили они всё это следующим образом. В городе почти не было
частных телефонов. Обо всех похоронах в Херсоне звони только по одному
телефону, который установили одному старому еврею - инвалиду войны.
Вот по этому телефону и позвонил Лось.
Эту историю рассказал один из участников, Михаилу Жванецкому и тот
сделал из неё одесский рассказ, который читает с успехом перед публикой.
ПАМЯТНИК
Этот случай рассказал мне один из моих приятелей, житель райцентра
Чаплинка Херсонской области. Приближался великий юбилей - именины
вождя мировой революции. В честь этого, районное руководство решило
водрузить в центре посёлка памятник вождю. Не мудрствуя лукаво, заказали
памятник из гипса на ближайшей фабрике по производству гипсовых
изделий. Где то в начале апреля привезли фрагменты памятника и
приступили к монтажу. Приняв для начала малую толику, все дружно
принялись собирать монумент. И..вдруг голова вождя неожиданно
выскользнула из рук монтажников и раскололась на множество осколков.
Ремонту голова не подлежала и решили срочно слать гонцов на фабрику за
новой головой. Нагрузили наши ходокн райкомовский ГАЗик дарами полей и
отправились за головой. Привезли голову накануне именин и ночью
водрузили на место.
С утра у памятника, накрытого белой попоной стали неспеша собираться
заспанные обитатели Чаплинки. Затем раздался нестройный рёв пионерских
горнов и барабанов. Как будто на посёлок напало племя команчей, а затем на
временной трибуне появилось партийное и хозяйственное руководство.
Представитель из области произнёс речь и полотно покрывающее
монумент поползло вниз. Взорам всех присутствующих открылся 'Ильич
23
стремящийся навстречу враждебным вихрям. На голове у вождя мирового
пролетариата была легендарная кепка. В указующей руке вождя тоже была
кепка....
ХАМКА
Сразу после войны в Херсоне пустили автобус. Он носил номер один и
ходил от сквера Карла Маркса до завода «Стеклотара» Автобус был старый и
дребезжал всем, чем только можно было дребезжать.
Однажды мне нужно было поехать в район Военки, и я сел в этот
автобус. В автобусе стояла странная тишина. Как после дождя, когда
неизвестно будет ещё дождь или уже выглянет солнышко. Кондуктор сидела
потная и раскрасневшаяся.
Дайте мне, пожалуйста, билет сказал я кондукторше.
- Обождите, я смотрю.
- На что же Вы смотрите?
Это был тот вопрос, который кондукторша ждала с нетерпением. На мой
вопрос Она встала со своего места и протянула указующий перст на
женщину, сидящую впереди изрекла
-На эту хамку!!!
И торжествующе оглянулась вокруг. Это был финальный аккорд в
симфонии скандала, который разразился до моего при хода. После этого
обстановка в автобусе разрядилась. Послышались разговоры, шум, смех.
Автобус следовал по маршруту…
24