Письмо 25 – 1927

Письмо 25 – 1927
Лондон
Сердечному другу и нашему учителю *** пусть свеча его светит вечно
… А что написал ты, что не понимаешь новых слов Торы, которые написал
я тебе, все же должны были они быть понятны тебе, и когда выпрямится твой
путь, поймешь их наверное, ибо потому я и написал их тебе.
А то, что разъяснил ты фразу «злодеяния становятся у него как заслуги»,
что в момент возврата своего к Творцу, видит он ясно, что Творец вынудил его
грешить за [прошлые] грехи его, и вместе с тем всей душой отдался он
исправлениям, так словно бы были это грехи по воле его, и тем самым
злодеяния становятся заслугами и т.д. Все еще не попал ты в цель, ибо в
конечном итоге делаешь ты из принуждений заслуги, но не из злодеяний. И
еще сильнее сбился ты с дороги в толковании греха Адама Ришона, и навязал
ты душе его изгнание из-за принуждения, как сказано выше, и сделал ты
принуждение как заблуждение. А что объяснил ты, что нет разницы,
запачкался ли ребенок сам или из-за действий отца, в итоге грязный он, и
должен идти мыться – удивляюсь я, как вышла грязь из чистоты?
А последние слова твои искренни – что из-за того что вошел ты в чужое
место, и из-за твоего обычая набрасываться на чужие стада1, потому не понял
ты слов моих, которые метят точно лишь в тебя и ради тебя одного. Дай то Бог,
чтобы слов этих было довольно тебе, чтобы не пас ты более в чужих садах.
Ведь написано в Зоаре: «Нельзя человеку смотреть, куда ему не нужно».
А что написал ты, что я прячу слова между строк и т.д., сказано: «Нужды
твои, народ мой Исраэль, многочисленны» и т.д. Ибо нет часа, подобного
другому, и тем более «те, кто ходят вокруг входа, туда и обратно, а врата не
открываются», – нет конца изменениям их состояний. И когда пишу я слово
Торы или устно говорю его, чтобы давало оно пропитание по крайней мере
несколько месяцев, т.е. чтобы было понятно в хорошие моменты в течение
этого времени, но что сделаю я, коль скоро хороших моментов мало, или
пустого больше, чем сплошного, и слова мои забываются?
И это наверное, что человеческим пытливым умом, никак нельзя
рассматривать слова мои, ибо произнесены они и составлены из букв сердца.
А по поводу твоего сравнения, будто вошел ты и не мог выйти, ибо устал
ты производить это, скажу я тебе в общем, что тот, кто возвращается из любви,
удостаивается абсолютного слияния. Т.е., высшей ступени. А тот, кто готов к
греху, находится в самом низу. И это две наиболее удаленные точки всего
этого мироздания.
На первый взгляд, точнее было бы сказать о «возврате», что должно это
было называться «совершенством», но это, чтобы показать, что все уготовано
заранее, и каждая душа уже находится во всем своем свете и благе, и
вечности. Лишь из-за хлеба стыда вышла душа в тайне сокращений, пока не
Песнь песней. 1:7. Скажи мне, возлюбленный души моей, где пасешь ты, где делаешь привал со
стадом твоим в полдень? Зачем мне (скитаться) под покрывалом возле стад товарищей твоих? Здесь
«набрасывается», а не «оборачивается».
1
облачается она в грязное тело, и лишь благодаря ему возвращается она к
своему корню до сокращения, с выигрышем от всего этого ужасного пути,
который она проделала, и в общем выигрыш этот – это истинное слияние. Т.е.
избавилась она от хлеба стыда, поскольку ее получающее кли обратилось в
отдающее кли, и сравнялась ее форма с Творцом ее. И уже говорил я много по
этому поводу
И отсюда пойми. Если это падение для подъема, считается это подъемом, а
не падением, а на самом деле само падение – это подъем, ибо буквы молитвы
сами наполняются светом, и в короткой молитве сократится свет, ибо не будет
хватать букв. Ведь сказали мудрецы: «Если бы не согрешил Исраэль, были бы
даны им только пять книг Торы и книга Йеошуа». И вглядись в это.
И на что это похоже? На большого богача, у которого был единственный
сын, малый летами. Однажды богач должен был уехать далеко на долгие годы.
И испугался богач, что сын его растранжирит его имущество на плохое дело.
Поэтому набрался он мудрости и обменял имущество свое на драгоценные
камни и жемчуга и золото. И построил он большое и глубокое подземелье
глубоко в земле, и поместил туда все золото, и драгоценные камни, и жемчуга,
и сына своего он тоже поместил туда.
И позвал он своих верных слуг и приказал им охранять своего сына, чтобы
не вышел он из подземелья, пока не исполнится ему двадцать лет. И каждый
день чтобы опускали ему всяких яств и питья, но ни в коем случае не опускали
ему огня или свечей. И чтобы проверяли стены, чтобы не было никакой
трещины, дабы не прошли там лучи солнца. А для здоровья чтобы выводили
его из подземелья каждый день на один час и гуляли с ним в окрестностях
города, но под надежной охраной, чтобы не сбежал он, а когда исполнится ему
двадцать лет, тогда дадите ему свечи и откроете ему окно, и дадите ему выйти.
Понятно, что горю сына не было предела, и в особенности, когда гулял он
снаружи, и видел, что вся молодежь ест и пьет, и радуется на улице, без
охраны и без отмерянного времени, а он отдан в тюрьму, и считанные моменты
света есть у него, а если бы он попытался сбежать, били бы его нещадно. И
еще больше опечален и подавлен он, когда слышит, что его собственный отец
устроил ему эту печаль, ибо слуги они отца его, выполняющие приказ отца.
Конечно, думает он, что отец его самый жестокий из всех жестоких, какие были
до него, ибо кто слышал о подобном.
В день, когда исполнилось ему двадцать лет, спустили слуги ему одну
свечу, как приказал отец, взял юноша свечу и начал оглядываться, и вот, что
видит он, – мешки, полные золота и всяких царских драгоценностей.
Лишь тогда понял он отца, что воистину милостив он, а все, что делал он,
делал он лишь на благо его, и сразу понял он, что слуги, конечно же, позволят
ему свободно выйти из подземелья, и так и сделал, вышел из подземелья, и нет
уже охраны, нет жестоких слуг, а богат он, богаче всех богачей страны.
И на самом деле, нет здесь никакой новости, ибо ясно изначально, что
большим богачом был он всю жизнь, но по ощущению был он бедным и нищим,
всю жизнь задавленным до предела, а сейчас в один момент обрел огромное
состояние, и взлетел «из глубокой ямы на высокую крышу». И кто сможет
понять эту притчу? Кто понимает, что «злодеяния» – это-то и есть глубокое
подземелье под надежной охраной, чтобы было не сбежать оттуда. И удивлюсь
я, если понимаешь ты это.
И отсюда ясно, что подземелье и надежная охрана, все это – это
«заслуги», и милосердие отца по отношению к его сыну, без которого никоим
образом не было бы у него ситуации, чтобы стал он богатым, как отец. Но
«злодеяния» – это «настоящие злодеяния». А не «заблуждения». И не «насилие
свыше2». И до того как снова стал он богатым, господствует упомянутое
чувство, полностью и в полном смысле, но после того как снова разбогател,
видит, что все это – милосердие отца, а совсем не жестокость, не дай Бог.
И надо понять, что все отношение любви между отцом и его единственным
сыном зависит от признания сыном милосердия отца в том, что касается
подземелья, темноты и надежной охраны, ибо большую заботу и глубокую
мудрость видит сын в этом милосердии отца.
И в святой книге Зоар тоже говорится об этом, и сказано, что
удостоившемуся ответа раскрывается святая Шхина, как мягкосердечная мать,
которая не видела сына своего долгие дни, и производили они большие и
многие действия, чтобы увидеть друг друга, и оба подвергались из-за этого
великим опасностям и т.д. и в итоге пришла к ним эта свобода, которую ждали
они с нетерпением, и удостоились они увидеть друг друга, и тогда мать падает
в его объятия и целует его и утешает и увещевает весь день и всю ночь, и
рассказывает ему о тоске и опасностях в пути, которые испытывала она до сего
дня, и как была она с ним всегда, и не двигалась Шхина, а страдала она с ним
повсюду, только он не мог видеть этого.
И так говорит Зоар, что говорит она ему: здесь ночевали мы, здесь напали
на нас разбойники. И спаслись мы от них, здесь прятались мы в яме глубокой и
т.д. И какой глупец не поймет великую любовь и приятность, и наслаждение,
которая вырывается и исходит из этих утешительных рассказов.
И на самом деле, до того как встретились они лицом к лицу было в этом
ощущение страданий, тяжелее смерти, но в тайне язвы (нэга), поскольку
буква «айн» идет в конце очищения (или сочетания), однако в момент рассказа
об утешительных вещах, когда «айн» в начале очищения (или сочетания букв),
конечно, – наслаждение (онэг), но это две точки, которые светят, только по
нахождению их проявления в одном мире. И обернись и представь себе3 отца и
сына, которые ждали друг друга в великом нетерпении, на протяжении дней и
лет, и в итоге увиделись, но сын немой и глухой, и не могут они совершенно
наслаждаться друг с другом, и получается, что главное в любви – в
наслаждениях, щедро даруемых как будто царской рукой.
Йегуда Лейб
Букв. «насилие со стороны речи», идиома, означающее «со стороны Творца», т.е. «свыше».
Песнь песней. 2:17. Пока не повеял день и не побежали тени, обернись, будь подобен газели или
молодому оленю на расселинах гор.
2
3