О.А. Казакевич (Москва) «Я ХОТЕЛА НАПИСАТЬ КНИГУ…»:

О.А. Казакевич (Москва)
«Я ХОТЕЛА НАПИСАТЬ КНИГУ…»:
ПОЛЕВОЙ ЛИНГВИСТ КАК ФИКСАТОР И ТРАНСЛЯТОР УХОДЯЩЕЙ КУЛЬТУРЫ
Доклад подготовлен под впечатлением и по материалам экспедиции к туруханским
селькупам и эвенкам, проводившейся летом 2014 г. при поддержке РГНФ[26].
Мы работали в селькупском поселке Фарково и эвенкийском поселке Советская Речка
(Совречка). Основным языком общения и в Фаркове, и Советской Речке, да и на
стойбищах сегодня является русский, этнические языки используются редко, в основном
представителями старшего поколения. Из 229 фарковских селькупов хорошо владеют
своим этническим языком человек 15-20, младшим из них под 60. Хорошо владеющих
эвенкийским среди 119 эвенков Совречки и стойбищ наберется человек 40, младшим из
них около 30.
Наша экспедиция была полна символов, зачастую мрачноватых. Если оставить в
стороне торчащие из бетонного фундамента покосившиеся столбы торжественно
заложенного в 2007 г. нового здания фарковской средней школы, которое, похоже,
изначально было обречено на недострой, а сейчас как нельзя лучше символизирует «наше
непростое время», то великая трагедия исчезновения языка неожиданно предстала перед
нами в образе смертельно больного информанта, одного из последних знатоков местного
фольклора среди туруханских селькупов.
Больной был слаб, но когда его отпускала боль, был рад скоротать время, рассказывая
нам сказки, которые слышал в детстве и, в отличие от многих своих сверстников,
запомнил на всю жизнь. Сказки эти он слышал от своего воспитателя в школе-интернате.
В 1950-1960-е годы в фарковской школе-интернате был замечательный воспитатель Илья
Кукушкин, судя по фамилии, человек с кетскими корнями, но прекрасно говоривший поселькупски, знавший множество сказок и любивший эти сказки рассказывать. Вопреки
тогдашнему общему направлению педагогической мысли, предписывавшему учителям и
ученикам избегать в школах и интернатах Севера разговоров на каком-либо языке, кроме
русского, Илья Кукушкин разговаривал со своими воспитанниками по-селькупски, а по
вечерам перед сном рассказывал им удивительные сказки на том же селькупском языке. В
те далекие годы большинство учеников селькупским еще владели. Вот эти-то сказки «от
Ильи Кукушкина» мы и записывали прошлым летом от его бывшего ученика и на
видеокамеру, и на цифровой диктофон. Тексты на умирающем языке от умирающего
рассказчика – вот уж по истине символ исчезновения языка!
Но пора рассказать о лингвистических удачах экспедиции, которыми мы обязаны
двум замечательным женщинам, 60-летней селькупке из Фаркова и 50-летней эвенкийке
из Совречки. Каждая из них хорошо владеет своим этническим языком, хотя в последние
годы использует его нечасто. Согласившись на рассказ, каждая в течение нескольких дней
обдумывала, о чем нам рассказать.
Эвенкийский рассказ – это история семьи, глава которой сначала (при царском
режиме) был князцом, а потом (в первые годы советской власти) председателем родового
совета эвенков Тазовской тундры. Детские воспоминания рассказчицы перемежаются
историями, услышанными от старших родственников. Главный герой рассказа – дед,
кочевавший по тундре со своими оленями, построивший себе вдали от поселка большой
деревянный дом на берегу реки, помогавший родичам, учивший жизни молодежь и
баловавший свою любимую внучку.
Селькупский рассказ продолжался два с половиной часа. Рассказчица сообщила, что
выбрала эпизоды своей жизни, которые ей чем-то запомнились и которые представляются
ей важными. Начала она со своих первых детских воспоминаний о том, как со своими
родителями кочевала с оленями по тайге. Детально описываются места кочевок, соседи по
стойбищу, прежде всего старики, знающие как поступить в любой нестандартной
ситуации, повседневный быт туруханских селькупов полувековой давности. Среди
прочего, в рассказе есть подробное описание медвежьего праздника, участницей которого
оказалась рассказчица. Существуют подробные описания медвежьего праздника у разных
сибирских народов – культ медведя был широко распространен по всей Сибири, – а вот
подробного описания медвежьего праздника у селькупов, насколько мне известно, до сих
пор зафиксировано не было.
На следующий день после записи я случайно услышала разговор нашей селькупской
рассказчицы с ее подругой. «Я давно хотела написать книгу, - сказала она, но теперь вот
все им рассказала, это записано и никуда не денется».
Когда-то рассказы пожилых людей о прожитой жизни, предания семьи или рода дети
и молодые люди слушали и запоминали, а потом, взрослея, передавали дальше во времени
своим детям и внукам, а те своим. «Слушай внимательно и запоминай», – так говорили
детям и подросткам в сибирских поселках и на далеких стойбищах в тайге и тундре еще
полвека назад. И всегда находились те, кто запоминали. Кое-кто и сейчас еще помнит и
готов рассказать, только вот не стало слушателей, особенно для рассказов на языке
предков. Прервалась связь времен, внуки не понимают языка дедов, говорят только порусски. Когда мы просим наших информантов рассказать под запись что-нибудь на их
этнических языках, мы тем самым создаем коммуникативную ситуацию для
использования этих языков, заменяя собою (и своей видео- и звукозаписывающей
аппаратурой) слушателей. Выходит, что сегодня соединение звеньев временной цепи и
вместе с тем ответственность за обеспечение дальнейшей трансляции услышанного и
записанного ложится на лингвистов. Эту роль лингвистов нередко осознают и сами
информанты.
Казакевич Ольга Анатольевна,
к. филол. н., зав.лаб., НИВЦ МГУ