НЕ СПИСЫВАТЬ НА ПРИРОДУ О «ЦИКЛИЧНОСТИ» У ДИКИХ КОПЫТНЫХ Алексей ДАНИЛКИН В № 12 журнала за прошлый год была опубликована статья Елены Симонович, Виктора Сидельникова, Владимира Плохенко под звучным названием «Цикличность – всеобщее явление». Как следует из названия и текста статьи, авторы считают многолетнюю цикличность динамики населения животных всеобщим и прогнозируемым явлением, но пока не могут гарантировать с точностью года срок наступления ближайшего максимума. «Ошибка в один год вполне вероятна в 10-летнем цикле, также при 3–4-х летнем. …Знание цикличности в динамике может быть полезным, так как может избавить от поисков причин уменьшения численности того или иного вида в конкретном охотничьем хозяйстве». В фазе депрессии будут бесполезны все усилия, направленные на увеличение поголовья животных. Итак, уважаемые охотоведы, егеря и охотники, не ищите причин сокращения численности зверей в ваших охотничьих хозяйствах и не пытайтесь что-либо предпринять для их сохранения – у вас все равно ничего не получится, поскольку существует «цикличность»! К сожалению, так же мыслят и многие другие исследователи и практики, полагая, что у копытных, например, также как и у мелких млекопитающих, есть естественная цикличность численности, связанная с солнечной активностью, глобальными изменениями климата, продуктивности фитоценозов, сукцессиями и проявляемая, судя по литературным источникам, через 90–100 (120), 80–90, 40– 60, 38±13, 35–40, 30–36, 22, 18–21, 16, 14–18, 11–12, 10–15, 5–8 и 3–5 лет. Что же ждет охотничьих животных в «циклическом» будущем? По долгосрочному прогнозу ведущих ученых «Центрохотконтроля» МСХ РФ, с 2007– 2010 годов ожидается новое резкое сокращение численности многих видов. «По оценке, основанной на анализе вековой динамики продуктивности биогеоценозов, численность лося в 2020-е годы в России только за счет естественных причин может уменьшиться до 200–300 тыс. голов», а в центральных областях европейской части достигнет «векового минимума» в 2014–2015 гг. «К 2023 году 2 общее поголовье охотничьих животных в России только за счет естественных причин может сократиться в 3–4 раза» (Ломанов, 1995, 1996, 2007; Ломанов, Ломанова, 1996). Прогноз, мягко говоря, неутешительный. Очередное масштабное сокращение населения диких копытных неминуемо привело бы к резкому сокращению охотничьей добычи, дальнейшей деградации охотничьего хозяйства, к существенному уменьшению численности крупных хищников из-за недостатка кормовой базы и к возможному исчезновению некоторых редких видов, включая тигра и леопарда. Что же предпринять в такой безнадежной циклической ситуации? Давайте попытаемся сначала понять – всеобще ли явление, называемое цикличностью, в динамике популяций охотничьих зверей? Как верно подметил А.А. Максимов (1984), по этой проблеме есть три точки зрения ученых: «1) отрицающая наличие цикличности в животных популяциях, 2) признающая цикличность, но возражающая против роли в этом солнечной активности, 3) признающая цикличность и значение в ней солнечной активности». Я последовательно принимал каждую из них в обратном порядке: по окончании пушно-мехового техникума, как и каждый охотовед, свято верил в наличие цикличности, связанной с солнечной активностью; лекции профессоров Н.П. Наумова и И.А. Шилова на биологическом факультете Московского государственного университета значительно поколебали мою веру в могущество «солнечных пятен» и климата, а собственные 40-летние исследования и вовсе привели к отрицанию цикличности в динамике населения промысловых видов копытных. Глобальные изменения климата и продуктивности растительности, несомненно, могут так или иначе влиять на условия обитания животных и на их численность. Известна определенная цикличность многолетней динамики населения грызунов, зайцеобразных и других млекопитающих. Однако убедительных доказательств, показывающих четкую цикличность и синхронность в динамике населения копытных и ее прямую зависимость от солнечной активности, температуры, влажности и, в конечном счете, от трофического фактора, пока никем не представлено. В глобальном масштабе отрезок времени (около 50 лет), в течение которого известна «абсолютная» численность этих зверей, чрезмерно короток, и слишком много тесно взаимосвязанных между собой природных и антропогенных факторов, среди которых весьма сложно вычленить 3 влияние именно трофоклиматического фактора. Более того, в последние столетия этот важный в целом фактор не был первостепенным в динамике населения промысловых копытных. Перечисленный выше диапазон «твердо установленных» разными авторами временных интервалов (циклов) динамики численности копытных далеко не полон, но, как видим, и он непомерно широк, что, с одной стороны, свидетельствует об отсутствии согласия в стане приверженцев трофоклиматической теории динамики, а с другой – позволяет им легко манипулировать почти безразмерными (перекрывающимися) «циклами». Внимательный анализ показывает, что все «столетние» циклические построения спекулятивны, поскольку основаны исключительно на косвенных литературных сведениях об относительной численности копытных в локальных районах и легко опровергаются сведениями об иной численности из других районов по другим источникам. Попытка Н.Ф. Реймерса (1972) увязать периоды высокой численности лося с 80-летними циклами солнечной активности за пять столетий, как справедливо заметил В.М. Глушков (2001), не увенчалась успехом – максимумы поголовья приходятся как на минимумы, так и на максимумы солнечной активности. Н.Ф. Реймерсу не удалось также связать колебания численности этого вида с так называемыми брикнеровыми 35-летними климатическими периодами. Выделение у копытных «коротких» (10–15, 5–8 и 3–5 лет) циклов динамики населения по аналогии с циклами мелких млекопитающих и вовсе абсурдно. У мышевидных грызунов, размножающихся круглогодично, потенциальные возможности воспроизводства настолько велики, что за один репродуктивный сезон происходит увеличение численности в десятки раз. Популяции достигают пика за 3–4 года, после чего возникают проблемы с кормом и в действие вступают авторегуляторные процессы. Этим обычно и объясняется наличие популяционных циклов. Однако ведущая роль трофического фактора в формировании и коротких, и более продолжительных циклов у мелких млекопитающих не очевидна, поскольку существуют и другие не менее значимые экзогенные и эндогенные факторы регуляции численности. Более того, с накоплением многолетних данных многими учеными ставится под сомнение и само существование у многих видов четкой ритмичности чередования пиков и спадов и закономерной цикличности. Даже у белки (модельного циклического охотничьего вида) циклы проявляются далеко не всегда. В Мещерской низменности, например, определенной ритмики 4 популяционной динамики этого вида нет с 1984 года, причем затянувшаяся депрессия происходит на фоне улучшения условий обитания: мягких зим и более высокого плодоношения сосны, ели и дуба (Онуфреня, 2007). Дикие копытные не могут размножаться с такой фантастической скоростью, как грызуны. Они становятся половозрелыми лишь через 1–3 года после рождения, рожают только раз в году и далеко не каждый год, приносят чаще 1–2 детенышей, изредка (кабан) больше. При сравнительно низкой скорости размножения и очень высокой смертности, в том числе и в связи с постоянной охотой на них, до достижения пика численности копытным, даже в заповедниках, обычно требуются десятилетия, что никак не увязывается с выделением у них «коротких» циклов. С.А. Северцов (1941) совершенно справедливо относил копытных к животным с устойчивой численностью. Один из основных аргументов сторонников циклической трофоклиматической гипотезы – «синхронность» колебаний численности одного вида охотничьих животных в разных частях ареала и разных видов со сходными требованиями к среде обитания в одной местности. И.К. Ломанов (2007) считал, что динамика климата на большей части России имеет сходные черты, и «поэтому возможно проводить анализ динамики численности охотничьих животных для территории России в целом». Воспримем его рекомендацию и попробуем найти цикличность и синхронность в динамике населения важнейших видов копытных. Анализ данных Главохоты РСФСР, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учета охотничьих ресурсов показывает (рис. 1), что рост (+) и сокращение (–) численности лося в стране в период с 1950 по 2007 годы чередовались по годам следующим образом: +9, –1, +2, –4, +1, –1, +11, –1, +1, –2, +2, –1, +1, –1 +1, –1, +1, –6, +2, –3, +5; европейской косули с 1961 года: –1, +1, –1, +5, –1, +1, –1, +5, –1, +1, –4, +7, –1, +3, –2, +3, –3, +5; сибирской косули: +3, –7, +2, –1, +3, –1, +1, –1, +2, –1, 0, –1, +9, –4, +1, 0, –4, +1, –1, +2; благородного оленя: +1, – 1, +1, –3, +4, –1, 0, + 3, –2, +1, –1, 0, –2, +1, –2, +3, –1, +2, 0, –1, +1, –1, +1, –1, +1, – 1, +1, –2, +3, 0; северного оленя: +1, –1, +3, –1, +3, –1, +2, –1, +2, –1, +1, –1, +1, – 1, +2, –1, +1, –1, +1, –1, +1, –1, +2, –2, +5, –4, +1, –2, +1; кабана: +1, –2, 0, +13, – 2, +1, –1, +2, –1, +1, –1, +4, –4, +5, 0, +6; сайги с 1950 года: 1, 0, +1, –1, +4, –2, +1, –4, +2, –1, +1, –1, +1, –1, +6, –2, +1, –4, +1, –1, +1, –1, +2, –3, +3, –4, +1, 0 (6 лет). Усмотреть здесь «цикличность» и «синхронность» можно лишь при наличии очень богатого воображения. Интервалы между пиками численности у всех видов 5 неодинаковы, четкой ритмичности чередования пиков и спадов нет ни у одного вида. Динамика численности диких копытных в России, кроме того, асинхронна не только во временном, но и в пространственном отношении. В одно и то же время в отдельных областях их население увеличивается, тогда как в других – уменьшается. В середине 80-х годов из 45 административных областей европейской части РФ, где обитает лось, снижение поголовья наблюдалось в 59% областей, в 15% численность была стабильной и в 26% – происходило ее увеличение. На азиатской части ареала в это же время в половине областей она росла, в трети – была стабильной, а сокращение затронуло лишь 18% областей. Асинхронной динамика населения лося и других копытных была и во многих заповедниках (Филонов, 1988, 1989). Асинхронна она и в разных регионах России в последние десятилетия, что четко отражено во всех ресурсных сводках «Центрохотконтроля». Динамика численности лося в Предуралье резко отличается от таковой на остальной европейской части ареала. В 1999 году при относительной стабилизации населения вида его поголовье увеличилось в Поволжье, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, однако в это же время уменьшилась в Северном, Северо-Западном, Центрально-Черноземном, СевероКавказском и Уральском регионах. В 2001 году при продолжающейся депрессии оно увеличилось в трети областей; в 2006 году, несмотря на общий рост численности, уменьшилось в 18 регионах. Самый весомый аргумент сторонников трофическо-циклической гипотезы – «синхронное» сокращение численности и добычи лося в северо-западных областях России и Фенноскандии (Справка Охотдепартамента РФ «О состоянии и перспективах развития охотничьего хозяйства России», 1997; Тихонов, 1997; Ломанов, 2007), что «подтверждает правильность гипотезы о глобальных влияниях климата на численность». При сходных климатических и кормовых условиях у зарубежных соседей, в отличие от России, не было «революционных катаклизмов 90-х годов», «голодных старорусских и новорусских браконьеров» и «стай озверевших волков», чем можно было бы объяснить падение численности (Рожков и др., 2001). Проверим декларируемое наличие «синхронности» динамики численности лося в соседних регионах: в Финляндии и прилегающих областях России – Ленинградской, Мурманской и Карелии, используя для этого официальные 6 учетные сведения Главохоты РФ, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учета охотничьих ресурсов и данные финских ученых (Нюгрен и др., 2007). На схеме очевиден поразительно бурный рост численности этого вида в Финляндии в те периоды времени, когда соседние российские популяции были стабильными или сокращались. В первой половине 60-х годов ХХ в. финны насчитывали у себя 23–24 тыс. лосей и отстреливали ежегодно 6–8 тыс., в начале XXI в. учитывали около 100–125 тыс. особей и добывали 67–85 тыс. В Ленинградской области в 60-е годы лося было больше (30–36 тыс.), чем в Финляндии, ежегодная добыча достигала 2–4 тыс. В начале XXI в. здесь уцелели 8–10 тыс. особей, легальный отстрел составлял всего 220–400 голов в год. Финны сейчас добывают лосей в 5–8 раз больше, чем мы легально (10–16 тыс.) в огромной России, и почти в 400 раз больше, чем в Ленинградской области! Истинные причины относительной «синхронизации» динамики численности в отдельные годы и «цикличности» убедительно показаны в замечательной работе Т. Нюгрен с соавторами (2007), опубликованной в «Вестнике охотоведения». Финская популяция лося, «нещадно эксплуатируемая в 20-е годы ХХ в.» (то же происходило и в России – А.Д.), была практически сведена на нет. Затем, как и в России, она медленно росла в период охраны и умеренной добычи. Причиной прекращения ее роста в 60-е годы стал не климат, а «жесткие, ориентированные на отстрел взрослых животных, квоты», превышающие годичный прирост. Рост численности продолжился после запрета охоты в 1969– 1971 годах и изменения системы добычи – преимущественный отстрел сеголетков способствовал сохранению репродуктивного ядра популяции, что позволило резко повысить ее продуктивность. В связи со значительным увеличением численности и возросшим ущербом лесу в начале 80-х годов финны провели «первое запланированное сокращение поголовья». В 1980–1994 годах они ежегодно изымали из популяции 43–69 тыс. особей (по расчетам – 56–75% поголовья) на протяжении 15 лет, что не могло не привести к уменьшению численности. Рост поголовья продолжился после «установления на несколько лет щадящих квот» (в 1997 и 1998 годах добыто всего 23 и 30 тыс. особей). «Следствием невиданного роста популяции стало значительное увеличение ущерба, наносимого животными. …Терпение общества иссякло, и в начале XXI столетия были превышены все рекорды по добыче лося» (Нюгрен и др., 2007). Как видим, причиной мнимой синхронизации и цикличности динамики населения лося в отсталой в социальном и охотничьем отношении России и 7 благополучной Финляндии стала интенсивная охота, а не глобальные влияния климата или трофический фактор. Популяционная динамика лося в Швеции и Норвегии в последнее столетие тоже напрямую связана с охотничьим управлением ресурсами. Рост численности наблюдался в периоды жесткой охраны, а сокращение в 80-е годы ХХ в. вызвано интенсивным промыслом (охотники ежегодно изымали более 40–50% поголовья) в связи с необходимостью сохранения лесов. У кабана (не дендрофага), как и у лося, многолетнюю цикличность тоже не удается выявить не только в целом по России, но и в отдельных регионах и в локальных группировках. В разных областях Центрального и Северо-Западного экономического районов устойчивый рост его численности во второй половине ХХ в. был на протяжении от 12 до 30 лет. Заметное уменьшение населения зверей, однако, произошло почти одновременно в 1976–1977 годах из-за неблагоприятных зимовок и затяжных весен, усугубленных эпизоотиями чумы, увеличением численности волка и нерациональным промыслом (Иванова, 1982). В ЦентральноЧерноземном регионе с 1966 по 1995 годы рост и уменьшение численности вида чередовались по годам следующим образом: +12, –1, +1, –3, +3, –2, +1, –1, +2, –4 (Простаков, 1996). В 1999 году в Калининградской области, в Центральном, Центрально-Черноземном и Поволжском экономических районах наблюдался стабильный рост численности, в то время как в Северном, Северо-Западном, Волго-Вятском и Уральском районах – снижение. В Амурской области и Приморском крае поголовье росло, а в Хабаровском крае и Еврейской а.о. – уменьшалось. Относительно устойчивая периодичность, связанная главным образом с урожаем дуба и кедра, проявляется через 5–8 лет лишь на юге Дальнего Востока (Бромлей, 1964), однако существование циклической закономерности динамики этого и других видов копытных в регионе нельзя признать доказанным даже в заповедниках. Такая же ситуация с косулями. В 1999 году, например, при увеличении их численности в большинстве районов, снижение поголовья зафиксировано в Волго-Вятском, Северо-Кавказском и Уральском регионах, а также в Курской и Ульяновской областях. В 2003 году при общем снижении численности вида популяции увеличились в Северо-Западном, Южном и Уральском округах. «Циклической закономерности» не усматривается и в динамике населения сайги. Многолетняя динамика казахстанских группировок в отдельные периоды находится в противофазе по отношению к европейской популяции. Монгольская 8 группировка в 90-е годы ХХ в. увеличивала свою численность в то время, когда другие популяции быстро сокращались. В начале нынешнего века европейская популяция находилась в глубокой депрессии, в то время как бетпакдалинская быстро росла в результате комплексных мер охраны. Более того, говорить о существовании «закономерности» на основании всего двух–трех периодов изменения известной численности животных, по меньшей мере, непрофессионально. Такая асинхронность динамики населения лося и других копытных никоим образом не вписывается в гипотетическую циклическую модель. Тезис о «естественной» цикличности копытных, связанной с изменениями продуктивности растительности, тоже весьма сомнителен. Средняя плотность населения копытных в России в ХХ в. была мизерной и никогда не достигала, за исключением отдельных областей европейской части, такой величины, при которой была бы значительно превышена кормовая емкость угодий. Следовательно, проявлений «закономерной цикличности» численности, связанной с кормовыми ресурсами, быть не могло даже теоретически. Определенная цикличность динамики, связанная с деградацией пастбищ при высокой плотности населения копытных, выявлена лишь для отдельных островных и заповедных популяций. В Лапландском заповеднике, например, период колебаний численности дикого северного оленя, обусловленный скудными зимними кормовыми ресурсами, составляет, видимо, около 35–40 лет (Абатуров, Лопатин, 1999). Тем не менее и здесь популяционная динамика во многом связана с охотничьим и хищническим прессом. Анализ показывает, что резкое снижение численности животных происходит не в засушливые годы, а в особенно многоснежные или гололедные зимы, изредка – после эпизоотий, но чаще «циклы» «рукотворные» – популяции быстро депрессируют в результате неумеренного легального и браконьерского промысла. Депрессия населения лося в России в конце ХХ в., вне всякого сомнения, возникла после рекордной добычи, дополняемой еще большим по масштабу круглогодичным браконьерством и прессом крупных хищников. Во второй половине ХХ в. первое масштабное сокращение населения европейской группировки сайги, достигшей максимума (540 тыс.) в 1958 году, тоже произошло после рекордной охотничьей добычи. Цитирую И. Дремова (1963): «… работники Главохоты, в частности заместитель начальника Главохоты тов. Круторогов, оправдывая создавшееся положение (резкое уменьшение 9 численности – А.Д.), заявляют, что они сознательно, в интересах развития местного животноводства и нужд сельского хозяйства, стремятся снизить, довести до минимума численность основного поголовья сайгаков». Второй пик численности был 70-е годы. Животные снова стали наносить определенный вред сельскому хозяйству. Дальнейшие события, приведшие к очередной депрессии европейской популяции сайги, наглядно показаны охотоведом А. Максимуком (1982): «Некоторые республиканские организации предложили объявить сайгака «сорным видом» и начать компанию по его уничтожению на пастбищах сельскохозяйственных животных. Учитывая тревожную ситуацию, было решено провести редукционный промысел сайгаков и привести их численность в соответствие с емкостью угодий» (450–500 тыс. животных). В промысловый сезон 1978 года Астраханский и вновь созданный Калмыцкий госпромхозы добыли в общей сложности 200 тыс. сайгаков, на 40 тыс. больше, чем в предыдущем сезоне. Пришлось применить одновременно два способа добычи сайгаков – ночной, из-под фар и метод кольцевого нагона (с использованием мотоциклов). Но даже при таких мерах интенсификации промысел затянулся до декабря, когда у сайгаков обычно уже начинается гон. Популяция пришла к гону в неудовлетворительном состоянии, что отразилось на ее половозрастной структуре и воспроизводстве. Весной 1979 года было учтено 360 тыс. сайгаков». Очередная депрессия населения сайги в конце ХХ в. тоже вызвана, главным образом, массовым истреблением взрослых самцов из-за дорогостоящих рогов, что негативно отразилось на уровне воспроизводства, а также значительным увеличением численности волка, который существенно сдерживает рост малочисленных группировок. Периоды стабилизации и роста численности копытных в ХХ в., как показывает анализ, тоже связаны не с климатом и «трофикой», а с улучшением охраны животных, уменьшением добычи и сокращением численности волка. Совершенно очевидно, что у разных видов диких копытных и в разных регионах многолетние временные интервалы между пиками численности непостоянны и неодинаковы. Нет как таковой и синхронизации динамики в связи с изменениями климата и продуктивности фитоценозов. Существуют лишь общие тенденции сокращения или увеличения населения в отдельные периоды времени, определяемые комплексом биотических и абиотических факторов, среди которых 10 нередко доминирует антропогенное воздействие (легальная и нелегальная охота в частности), сопряженное с воздействием хищников. Депрессии численности охотничьих животных, как правило, результат неумелого управления ресурсами. Строго цикличен и синхронен этот процесс лишь в одном случае – ежегодно в весенне-летний период население значительно увеличивается за счет новорожденных и также неизменно сокращается к следующей весне из-за существенной смертности, особенно высокой у сеголетков. Циклическая трофоклиматическая гипотеза динамики населения охотничьих животных не универсальна, во многом ошибочна и вредна для охотничьего хозяйства. Численность диких копытных, вне всякого сомнения, можно сохранить и увеличить в любом охотничьем хозяйстве в любой период времени при условии разумного использования ресурсов, сохранения репродуктивного ядра группировок и предотвращения огромных потерь от браконьеров, хищников и в многоснежные зимы. Динамика населения важнейших охотничьих видов копытных в России. По сведениям Главохоты РСФСР, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учета охотничьих ресурсов Асинхронность динамики населения лося в областях России, расположенных в близком широтном диапазоне. По сведениям Главохоты РСФСР, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учетов охотничьих ресурсов Динамика численности лося в Финляндии (1) и соседних областях России (5): Ленинградской (2), Мурманской (4) и Карелии (3) По сведениям Т. Нюгрен с соавторами (2007), Главохоты РСФСР, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учета охотничьих ресурсов России Численность (1) и добыча (2) лося в Финляндии 11 3 – доля сеголеток в добыче, 4 – ориентировочный расчетный уровень воспроизводства. 1997–2000 гг. – экстраполяция численности. По сведениям Т. Нюгрен с соавторами (2007) Численность (1) и легальная добыча (2) лося в России По сведениям Главохоты РСФСР, Охотдепартамента РФ и Государственной службы учетов охотничьих ресурсов