К.филос.н., доц. Е.В.Бакеева Уральский государственный университет ТВОРЧЕСТВО М.М.БАХТИНА В СВЕТЕ СОВРЕМЕННОЙ ДИЛЕММЫ «ФУНДАМЕНТАЛИЗМ – РЕЛЯТИВИЗМ» Интеллектуальная и духовная ситуация в современной России при всей специфичности характерных для нее социально-экономических, политических, культурных процессов все же оказывается весьма сходной – прежде всего по своим проблемам и предлагаемым вариантам их разрешения – с общемировой. Представляется, что самой животрепещущей и мучительной из этих проблем является проблема фундаментальных оснований человеческого знания и бытия в целом. Специфика нынешнего глобального культурного кризиса, признание наличия которого стало уже общим местом как в отечественной, так и в зарубежной литературе, определяется, как признает большинство ученых, наличием и популярностью в современной ( прежде всего западной) культуре мощного интеллектуального течения, ставящего под вопрос какие бы то ни было основания. Речь идет, разумеется, о так называемом «постмодернизме». Освоение и все более широкое распространение означенного подхода или течения в среде российских гуманитариев, наложившееся на все еще сохраняющуюся ситуацию некоторой растерянности после «отмены» господствующей доктрины делает полемику по поводу оснований, ведущуюся в современной отечественной социальной, философской, методологической мысли, весьма ярким, если не сказать гротескным, примером обсуждения данной проблемы в ее современном варианте. Для последнего оказывается характерной прежде всего нарастающая поляризация подходов к решению проблемы оснований, придающая ее обсуждению весьма ожесточенный характер и ставящая под вопрос принципиальную возможность конструктивного диалога между двумя противоположными подходами, которые можно – с известной долей условности – обозначить как «фундаменталистский» и «релятивистский». Условность этой терминологии определяется прежде всего тем, что в ходе указанной поляризации, с одной стороны, все авторы, отвергающие «деконструктивный» подход к реальности, так или иначе вынуждены дрейфовать в сторону фундаментализма, а, с другой стороны, далеко не каждый борец с «логоцентризмом» и «метафизикой наличного» согласится с обвинениями в релятивизме. Так или иначе современное противостояние, с одной стороны, поборников абсолютных ценностей (неважно, в религиозном или научно-рационалистическом варианте) и, с другой, сторонников освобождения от власти Логоса выглядит сегодня как абсолютно бесперспективное, зашедшее в тупик. На наш взгляд, основной причиной этой тупиковой ситуации является то обстоятельство, что полемика ведется в сугубо теоретической плоскости, в то время как обсуждаемая проблема имеет исключительно практический характер – в том смысле термина «практический», который оформляется в рамках кантовской философии. В этой связи весьма удивительным кажется то обстоятельство, что на фоне означенной полемики в рамках отечественной гуманитарной мысли практически незамеченным и до сих пор почти невостребованным остается блестящий образец осмысления проблемы оснований в практическом ключе – образец, предложенный отечественным же мыслителем М.М.Бахтиным. Мы намеренно не уточняем, о каком Бахтине – т.н. «раннем», «Бахтине-философе», или «позднем», «Бахтине-литературоведе» – идет речь, поскольку, на наш взгляд, принципиальная позиция Бахтина не претерпела сколько-нибудь существенных изменений на протяжении всего творческого пути мыслителя. Суть этой позиции – в решительном отказе от удостоверения оснований знания и ценностей при помощи другого знания. Именно этот отказ и является тем скачком, который мыслитель совершает из теоретического «пространства» высказываний о мире в практическое «пространство» поступков, «в» котором проблема оснований получает совершенно иной смысл. Последние уже не существуют, но рождаются или производятся в акте того «единого и единственного события бытия», которое является центральным пунктом философствования М.М.Бахтина в 20-е гг. В конце ХХ и в начале XXI первого столетия оказывается, что этот «событийный» сдвиг в понимании бытия является не экзотической чертой раннего бахтинского творчества, но гениальным предвосхищением тех интеллектуальных и духовных проблем, с которыми столкнулось человечество на рубеже тысячелетий. Жизнь как «ответственное поступление», «единое и единственное событие бытия», «мое не-алиби в бытии», «долженствование», лишенное какого бы то ни было теоретического содержания – все эти бахтинские «категории» являются выражением следующего парадокса: абсолютные основания моего поступка есть, но только в тот момент, когда я ответственно поступаю. Тем самым противостояние Безусловного и обусловленного, мучительное и неразрешимое в пределах теоретической сферы, заменяется иным отношением – отношением воплощения Абсолютного в относительном, конечном. И поскольку речь идет о реальном, действительном воплощении, постольку осуществляется оно всякий раз в «единственном экземпляре», является живым и уникальным событием. Перевод проблемы оснований в практическую плоскость снимает целый ряд вопросов, не нашедших © Е.В. Бакеева, 2004 ответа в рамках «теоретизма»: о соотношении абсолютных ценностей и человеческой ответственности, о возможности и «опорных точках» диалога между различными ценностно-смысловыми системами, наконец, основной, на наш взгляд, вопрос о возможности содержательного ( «положительного») познания оснований мышления и бытия. Опора на «абсолютно-произвольное», «ответственно-произвольное», «абсолютно новое», «творимое в поступке» (1. C.17) не оставляет в рамках подхода Бахтина никаких шансов теоретическому, позитивному (а значит, общеупотребительному) знанию об Абсолютном. А это, в свою очередь, означает, что, во-первых, это знание и нравственная ответственность человека не связаны непосредственно (ведь поступок как «событие бытия» – «ответственно-произволен»!), и, во-вторых, диалог между разными системами ценностей в отсутствие общих оснований не просто возможен, но и является тем «местом», где только и может «обитать» Истина – на пересечении сталкивающихся друг с другом различных «правд» ( тему диалога Бахтин, как известно, развивает в своем более позднем творчестве). Однако сам по себе отказ от всяких попыток теоретического осмысления проблемы оснований и перевод последней в сферу практического требует от субъекта, мыслящего в рамках «теоретизма», невозможной для него жертвы: отказа от самого себя как обладающего определенными и неизменными характеристиками, а значит, и от противостоящего этому субъекту принципиально познаваемого в своих основаниях мира. Иными словами, требует признания принципиальной дискретности теоретического знания, по самой своей природе претендующего на всеобщность и непрерывность. Такое признание, если оно и имело место (помимо Бахтина, можно назвать по меньшей мере еще одного крупного мыслителя начала ХХ в., всерьез признающего дискретность теоретического знания и языка, – Людвига Витгенштейна), все же вплоть до последних десятилетий прошлого столетия обречено было оставаться «незамеченным». И только возникшее и все более широко распространяющееся в рамках мировой философской, методологической, научной мысли конца ХХ в. понимание неустранимой обусловленности всякого знания – как принципиальной его неполноты и «непрозрачности» оснований – вновь позволяет переместить положение о дискретном характере знания с периферии в центр внимания самых различных форм человеческого осмысления реальности. Это, в свою очередь, означает, что коренным образом изменяется само понимание рациональности. Становится все более очевидным, что в качестве основания последней не может выступать какое бы то ни было знание, утратившее свой всеобщий и абсолютный характер. Единственной опорой рациональности все чаще и чаще признается сам ее носитель, субъект, лишенный каких бы то ни было заранее данных ему характеристик и – в силу этого – рассматриваемый в качестве субъекта практического. Самые разные аспекты человеческого бытия начинают требовать от субъекта осуществления выбора между несводимыми друг к другу и противоречащими друг другу системами знания. Признание же принципиальной неполноты (а следовательно, дискретности) всякого знания не позволяет в процессе этого выбора опереться на всеобщее и необходимое «метазнание». В свете этой ситуации замены теоретического основания рациональности практическим – каковым и является свободный и ответственный выбор субъекта – обращение к творчеству М.М.Бахтина оказывается исключительно насущным. Именно «философия поступка» позволяет выйти из тупика противостояния «догматизма» и «безответственности», поскольку утверждает, что обусловленность и неполнота знания (в том числе и этического) не только не освобождает субъекта от нравственной ответственности, но прямо требует ее. __________________________ 1. Бахтин М.М. Работы 20-х годов: Искусство и ответственность. К философии поступка. Автор и герой в эстетической деятельности. Киев, 1994.