1 Филологические науки. 2001. № 1. С. 64–72 С. Г. Воркачев

Филологические науки. 2001. № 1. С. 64–72
С. Г. Воркачев
Лингвокультурология, языковая личность, концепт:
становление антропоцентрической парадигмы в языкознании
Язык во все времена оставался наиболее яркой идентифицирующей характеристикой этноса, еще Пифагор «для познания нравов какого ни есть народа» советовал прежде всего изучить его язык. Столь же неоспорима связь языка с культурой,
орудием и ипостасью которой он является 1 или же, в более сильной, гностической
формулировке, отраженной в Евангелии от Иоанна, он несет в себе источник всего
сущего («В начале было слово…»), в том числе и самого человека. Тем не менее,
макролингвистическая проблематика (язык vs общество/культура/ личность), интерес к которой достиг своего апогея в трудах В. фон Гумбольдта, Г. Штейнталя, К.
Фосслера и А. А. Потебни, в первой половине ХХ века была оттеснена на второй
план достижениями структурализма, ограничивавшегося исследованием языка «в
себе и для себя». Однако уже с конца прошлого века в рамках изменения научной
парадигмы гуманитарного знания маятник начинает двигаться в обратную сторону,
и на место господствующей сциентистской, системно-структурной и статической
парадигме приходит парадигма антропоцентрическая, функциональная, когнитивная
и динамическая, возвратившая человеку статус «меры всех вещей» и вернувшая его
в центр мироздания. На новом витке спирали познания фокус исследовательского
внимания закономерно смещается с изученного уже центра на проблемную периферию и закрепляется на стыке областей научного знания: возникают этнопсихология,
психолингвистика, когнитивная психология, социолингвистика, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, внутри которых процесс междисциплинарного синтеза и
симбиоза продолжается, приводя к вычленению, например, внутри последней этнопсихолингвистики, этносемантики и даже этнофразеологии.
Лингвокультурология – на сегодняшний день пожалуй самое молодое ответвление этнолингвистики2 или же, если воспользоваться «химической» метафорой, это
новейшее молекулярное соединение в границах последней, отличное от всех прочих
своим «атомарным составом» и валентностными связями: соотношением «долей»
лингвистики и культурологии и их иерархией. В задачи этой научной дисциплины
входит изучение и описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса,
языка и народного менталитета, она создана, по прогнозу Бенвениста, «на основе
триады – язык, культура, человеческая личность»3 и представляет лингвокультуру
как линзу, через которую исследователь может увидеть материальную и духовную
самобытность этноса – Folksgeist В.фон Гумбольдта и Г. Штейнталя.
Зрелость и право на самостоятельное существование любой научной дисциплины определяются наличием и степенью сформированости её категориального
аппарата – системы базовых терминов. Как представляется, основу категориального
аппарата лингвокультурологии составляют понятия языковой личности и концепта,
2
гносеологическое становление которых еще, судя по всему, полностью не завершено.
Представления о личности в языковом сознании – «наивной» философии и
психологии носителей русского языка, отраженные в толковых словарях, в значительной мере шире и неопределеннее соответствующих научных понятий и сводятся, в принципе, к представлениям об индивиде как «совокупности свойств, присущих данному человеку»4 и «человеке как носителе каких-нибудь свойств»5. В них
отсутствует, прежде всего, указание на социально значимый характер этих свойств,
на то, что личность – это человек, взятый в его отношении к обществу, член общества.
Qualis homo, talis ejus est oratio (Фабий Квинтилиан) – язык самым непосредственным образом связан с выражением личностных качеств человека, а в грамматической системе многих естественных языков (славянских, армянском, испанском,
румынском, старофранцузском) закреплено отношение к личности в той или иной её
ипостаси6. Тем не менее, понятие «языковой личности» возникает лишь в последние
десятилетия в лоне антропологической лингвистики, где оно, естественно, занимает
центральное место и даже дает имя новой научной дисциплине – «лингвистической
персоналогии»7. И если язык – это «зеркало человеческого духа» (Г. В. Лейбниц), то
отражается в нем прежде всего человеческая личность, концепт которой входит в
число констант культуры8.
Понятие «языковая личность», образовано проекцией в область языкознания
соответствующего междисциплинарного термина, в значении которого преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно
значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих
его качественную определенность. Прежде всего под «языковой личностью» понимается человек как носитель языка, взятый со стороны его способности к речевой
деятельности9, т.е. комплекс психофизических свойств индивида, позволяющий ему
производить и воспринимать речевые произведения – по существу личность речевая. Под «языковой личностью» понимается также совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения, - личность коммуникативная10. И, наконец, под «языковой личностью» может пониматься закрепленный преимущественно в лексической системе базовый национальнокультурный прототип носителя определенного языка, своего рода «семантический
фоторобот», составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных
приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре – личность словарная,
этносемантическая11.
Слово «концепт» в протерминологической функции стало активно употребляться в российской лингвистической литературе с начала 90-х годов; лингвокультурологическое наполнение этой лексемы продолжила статья акад. Д. С. Лихачева12,
опиравшегося в ней на взгляды С. А. Аскольдова-Алексеева13. Пересмотр традиционного логического содержания концепта и его психологизация объясняются в том
числе и потребностями когнитологии, в частности, когнитивной лингвистики, сосредотачивающей внимание на соотнесении лингвистических данных с психологи-
3
ческими, для которой оперирование категорией понятия в классическом, «безобразном» представлении оказалось явно недостаточным14.
Из признания концепта планом содержания языкового знака следует, что он
включает в себя помимо предметной отнесенности всю коммуникативно значимую
информацию. Прежде всего, это указания на место, занимаемое этим знаком в лексической системе языка: его парадигматические, синтагматические и словообразовательные связи – то, что Ф. Соссюр называет «значимостью» и что, в конечном
итоге, отражает лингвистическую ценность внеязыкового объекта, проявляющуюся
в соответствии с законом синонимической аттракции в семантической плотности
той или иной тематической группы. В семантический состав концепта входит также
вся прагматическая информация языкового знака, связанная с его экспрессивной и
иллокутивной функциями, что вполне согласуется с «переживаемостью»15 и «интенсивностью»16 духовных ценностей, к которым он отправляет. Еще одним высоковероятным компонентом семантики языкового концепта является когнитивная память
слова – смысловые характеристики языкового знака, связанные с его исконным
предназначением и системой духовных ценностей носителей языка17. Однако концептологически наиболее существенным здесь оказывается так называемый культурно-этнический компонент, определяющий специфику семантики единиц естественного языка и отражающий «языковую (наивную) картину мира» его носителей.
«Наивная картина мира» как факт обыденного сознания воспроизводится
пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно
этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации)
этого мира национальной языковой личностью18, и поэтому выражение «языковая
картина мира» в достаточной мере условно: образ мира, воссоздаваемый по данным
одной лишь языковой семантики, скорее карикатурен и схематичен, поскольку его
фактура сплетается преимущественно из отличительных признаков, положенных в
основу категоризации и номинации предметов, явлений и их свойств, и для адекватности языковой образ мира корректируется эмпирическими знаниями о действительности, общими для пользователей определенного естественного языка.
Выделение концепта как ментального образования, отмеченного лингвокультурной спецификой, – это закономерный шаг в становлении антропоцентрической
парадигмы гуманитарного, в частности, лингвистического знания. По существу в
концепте безличное и объективистское понятие авторизуется относительно этносемантической личности как закрепленного в семантической системе естественного
языка базового национально-культурного прототипа носителя этого языка. Воссоздание «образа человека по данным языка»19, осуществляемое через этнокультурную авторизацию понятия, в определенной мере сопоставимо с авторизацией высказывания и пропозиции относительно субъекта речи и мысли в теории модальной
рамки высказывания и в неклассических (оценочных) модальных логиках.
В лингвокультурологических текстах концепты «опредмечиваются», «объективируются», «распредмечиваются», «вбирают в себя обобщенное содержание множества форм выражения», «заполняются смыслами» и пр.20. Предикатная сочетаемость лексемы «концепт» в конечном итоге наводит на мысль о существовании двух
основных когнитивных метафор, двух взаимодополняющих моделей, описывающих
4
отношение концепт-форма его языкового представления: «архетипной» и «инвариантной». В архетипной модели концепт рассматривается как нечто предельно обобщенное, но тем не менее чувственно-образное, скрытое в глубинах сознания, воплощающееся в редуцированной форме в понятии, в представлении, в значении слова 21. В инвариантной модели концепт представляется как предел обобщения (инвариант) плана содержания языковых единиц, покрывающих определенную семантическую область22 . Архетипная модель формирования концептов предполагает их
врожденность, доязыковую готовность к семантизации, инвариантная – их формирование в процессе усвоения языка и освоения внеязыковой действительности субъектом мысли и речи.
Связь концепта с вербальными средствами выражения вообще отмечается
практически во всех лингвокультурологических определениях (Ср.: «знаменательный (сигнификативный) образ, отражающий фрагмент национальной картины мира,
обобщенный в слове»23; «нечто идеальное, представляющее собой единство «языкмысль»24; «любая дискретная единица коллективного сознания, которая отражает
предмет реального или идеального мира и хранится в национальной памяти языка в
вербально обозначенном виде»25), однако единства во мнениях относительно конкретных значимых единиц языка, с которыми соотносится концепт, у «лингвоконцептуалистов» пока не имеется.
Лингвокультурный концепт, как и его средневековый предшественник 26, - семантическое образование высокой степени абстрактности. Однако если первый получен путем отвлечения и последующего гипостазирования свойств и отношений
непосредственно объектов действительности, то второй – продукт абстрагирования
семантических признаков, принадлежащих определенному множеству значимых
языковых единиц. Соотнесение концепта с единицами универсального предметного
кода едва ли согласуется с принадлежностью лингвокультурных концептов к сфере
национального сознания, поскольку УПК идиолектен и формируется в сознании индивидуальной речевой личности. В принципе, концепт можно было бы соотнести с
корневой морфемой, составляющей основу словообразовательного гнезда, но тогда
он останется без имени.
Чаще всего представительство концепта в языке приписывается слову27, а само слово получает статус имени концепта – языкового знака, передающего содержание концепта наиболее полно и адекватно. Однако слово как элемент лексикосемантической системы языка всегда реализуется в составе той или иной лексической парадигмы, что позволяет его интерпретировать как 1) инвариант лексической
парадигмы, образованной ЛСВ этого слова; 2) имя смыслового (синонимического)
ряда, образованного синонимами, соотносимыми с одним из ЛСВ этого слова28. В
любом случае, концепт, как правило, соотносится более чем с одной лексической
единицей, и логическим завершением подобного подхода является его соотнесение с
планом выражения всей совокупности разнородных синонимических (собственно
лексических, фразеологических и афористических) средств, описывающих его в
языке29, т.е. в конечном итоге концепт соотносим с планом выражения лексикосемантической парадигмы.
5
Фреймовой моделью, воспроизводящей в лексической системе отношения
концепта и его реализаций, являются гипонимические, родо-видовые структуры 30,
однако в области таких высокоабстрактных семантических сущностей, как культурные («духовные») концепты, подобные отношения практически не наблюдаются.
Также теоретически отношения концепт-его языковая реализация можно было бы
смоделировать на базе антонимической парадигмы в лексике, фиксирующей «различия внутри одной и той же сущности»31 (радость-горе, счастье-беда, любовьненависть и пр.), однако семантический инвариант, объединяющий эту парадигму –
концепт, как правило, в языке не находит имени и, тем самым, для языкового сознания является малозначимым.
Если исходить из того, что лингвокультурный концепт семантически представляет собой некую абстракцию, обобщающую значения ряда своих языковых реализаций, то конкретная форма этого концепта будет задаваться интервалом абстракции, в границах которого он качественно определен, т.е. объемом лексикосемантической парадигмы, формируемой единицами, передающими этот концепт в
языке или в языках. В первом же приближении выделяются концепты-автохтоны,
абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в
своей семантике и «предметные», и этнокультурные семы, и протоконцепты – «универсальные концепты»32, «ноэмы»33, абстрагируемые от неопределенного числа
языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода. В более или менее «чистом виде» «универсальные концепты» представлены в научном сознании в форме этических терминов
и логических операторов: добро-зло, хорошо-плохо-безразлично и пр. В свою очередь автохтонные концепты могут быть не только внутриязыковыми, моноглоссными, они могут быть абстрагированы от лексических единиц двух и более языков, образующих культурный суперэтнос, – быть полиглоссными, как, например, «предельные понятия» западной и восточной лингвокультур34.
Еще одним критерием разграничения лингвокультурных концептов является,
очевидно, их принадлежность к сфере знания/сознания, которую они обслуживают.
Конечно, «национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения»
(А.Чехов), однако есть вполне конкретные лексические единицы, «дальнейшее значение» которых образует содержательную основу этических, психологических, логических и религиозных терминов-«духовных ценностей», которые, безусловно, могут быть этнокультурно отмеченными как в границах одного языка, так и в границах
межъязыковой научной парадигмы – стиля мышления 35.
Итак, в лингвистическом понимании концепта наметилось три основных подхода. Во-первых, в самом широком смысле в число концептов включаются лексемы,
значения которых составляют содержание национального языкового сознания и
формируют «наивную картину мира» носителей языка. Совокупность таких концептов образует концептосферу языка36, в которой концентрируется культура нации.
Определяющим в таком подходе является способ концептуализации мира в лексической семантике, основным исследовательским средством – концептуальная модель,
с помощью которой выделяются базовые компоненты семантики концепта и выявляются устойчивые связи между ними37. В число подобных концептов попадает лю-
6
бая лексическая единица, в значении которой просматривается способ (форма) семантического представления. Во-вторых, в более узком понимании к числу концептов относят семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой
и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры
38
. Совокупность таких концептов не обрзует конфептосферы как некого целостного
и структурированного семантического пространства, но занимает в ней определенную часть – концептуальную область. И, наконец, к числу концептов относят лишь
семантические образования, список которых в достаточной мере ограничен 39 и которые являются ключевыми для понимания национального менталитета как специфического отношения к миру его носителей. Метафизические концепты (душа, истина, свобода, счастье, любовь и пр.) – ментальные сущности высокой либо предельной степени абстрактности, они отправляют к «невидимому миру» духовных
ценностей, смысл которых может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения
содержания абстрактного. Вот, очевидно, почему концепты последнего типа относительно легко «синонимизируются», образуя «концептуализированную область»40,
где устанавливаются семантические ассоциации между метафизическими смыслами
и явлениями предметного мира, отраженными в слове, где сопрягаются духовная и
материальная культуры.
Как представляется, обобщение точек зрения на концепт и его определения в
лингвистике позволяет прийти к следующему заключению: концепт – это единица
коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям),
имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой. Как можно видеть, общим в этом определении и в определениях понятия, представления и
значения остается родовой признак – принадлежность к области идеального, видовые же отличия (форма знания/сознания – логическая/рациональная, психологическая/образная, языковая) нейтрализуются, а их место занимают вербализованнность
и этнокультурная маркированность. По существу, единственным raison d’être терминологизации лексемы «концепт» является потребность в этнокультурной авторизации семантических единиц – соотнесении их с языковой личностью.
Язык, культура и этнос неразрывно между собой связаны и образуют средостение личности – место сопряжения её физического, духовного и социального Я.
Языковая личность и концепт – базовые категории лингвокультурологии, отражающие ментальность и менталитет обобщенного носителя естественного языка и
предоставляющие этой научной дисциплине исследовательский инструмент для
воссоздания прототипического образа «человека говорящего».
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: Толстой Н. И. Этнолингвистика в кругу гуманитарных дисциплин // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М.,
1997. С. 312.
2. См.: Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. С. 217.
7
3. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С.45.
4. Словарь русского языка: В 4 томах. Т. 2. М., 1982. С. 192; Большой толковый слоi
варь русского языка. Санкт-Петербург, 1998. С. 501.
5. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1998. С. 330.
6. См.: Вандриес Ж. Язык: лингвистическое введение в историю. М., 1937. С. 96;
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.,
1997. С. 562.
7. См.: Нерознак В. П. Лингвистическая персоналогия: к определению статуса дисциплины // Язык. Поэтика. Перевод. М., 1996.
8. См.: Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 551.
9. См.: Богин Г. И. Модель языковой личности в её отношении к разновидностям
текстов: АДД. Л., 1984. С. 1; Богин Г.И. Типология понимания текста. Калинин,
1986. С. 3.
10. См.: Сухих С. А., Зеленская В. В. Репрезентативная сущность личности в коммуникативном аспекте реализаций. Краснодар, 1997. С. 64.
11.См.: Карасик В. И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность //
Филология. Краснодар, 1994. С. 2–7; Воркачев С.Г. Безразличие как этносемантическая характеристика личности: опыт сопоставительной паремиологии // ВЯ.
1997. С. 115.
12. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т.52, №1. С. 3–
9.
13. Аскольдов С. А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности
к структуре текста. Антология. М., 1997. С. 276–379.
14. См.: Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике
языка. Воронеж, 1996. С. 12.
15. Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 41.
16. Перелыгина Е.М. Катартическая функция текста: АКД. Тверь, 1993. С. 5.
17. См.: Яковлева Е. С. О понятии «культурная память» в применении к семантике
слова // ВЯ. 1998. №3. С. 45; Апресян Ю. Д. Избранные труды: В 2-х т. Т. 2. М.,
1995. С. 170; Телия В. Н. Указ. соч. С. 230.
18. См.: Wierzbicka A. The case for surface case. Ann Arbor, 1980. P. 50; Вежбицкая А.
Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 434; Почепцов О.Г.
Языковая ментальность: способ представления мира // ВЯ. 1990. № 6. С. 110–
122.
19. Апресян Ю. Д. Избранные труды, т. 2. Интегральное описание языка и системная
лексикография М., 1995. С. 348.
20. См.: Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск, 1996. С. 6; Суродина Н. Р. Лингвокультурологическое поле концепта «пустота» (на материале поэтического языка
московских концептуалистов): АКД. Волгоград, 1999. С. 8; Панченко Н. Н. Средства объективации концепта «обман» (на материале английского русского языков): АКД. Волгоград, 1999. С. 20; Лукин В. А. Концепт истины и слово ИСТИНА в русском языке (Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // ВЯ. 1993. № 4. С. 63.
8
21. См.: Ляпин С. Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Вып. 1.
Архангельск, 1997. С. 21.
22. См.: Лукин В. А. Указ. соч. С. 63.
23. Нерознак В. П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск,
1998. С. 81.
24. Снитко Т. Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах:
АДД. Краснодар, 1999. С. 6.
25. Бабушкин А. П., Жукова М. Г. Перевод реалий в свете проблем когнитивной се
мантики // Проблемы культурной адаптации текста. Воронеж, 1999. С.11.
26. См.: Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм
Абеляра. М., 1995. С. 69, 85, 118–120.
27. См.: Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. С. 77-79; Вежбицкая А.
Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 434–484; Арутюнова
Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 543–640.
28. См.: Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 4; Москвин В. П. Семантическая структура и парадигматические связи полисеманта (на примере слова СУДЬБА). Лексикографический аспект. Волгоград, 1997. С. 67.
29. См.: Панченко Н. Н. Указ. соч. С. 6.
30. См.: Бабушкин А. П. Указ. соч. С. 50–53.
31. Новиков Л. А. Семантика русского языка. М., 1982. С. 244.
32. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языка. М., 1999. С. 53,
291.
33. Хегер К. Ноэма как tertium comparationis при сравнении языков // ВЯ. 1990. №1.
С. 6.
34. См.: Снитко Т. Н. Указ. соч.
35. См.: Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 28–32; Скидан О. П. Математический концепт
и его категориальная структура // Концепты. Вып. 1. Архангельск, 1997. С. 37–
38.
36. См.: Лихачев Д. С. Указ. соч.
37. См.: Михальчук И. П. Концептуальные модели в семантической реконструкции
(индоевропейское понятие «закон») // ИАН СЛЯ. 1997. Т.56, №4. С. 29.
38. См.: Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 40.
39. См.: Снитко Т. Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах.
Пятигорск, 1999. С. 46.
40. См.: Степанов Ю.С., Проскурин С. Г. Смена «культурных парадигм» и её внутренние механизмы // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993.
С. 25–26; Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 69.