Михаил Николаевич ТУХАЧЕВСКИЙ

Июнь 1937-го и мы
Апрель 1937 года. Лондон живет лихорадочными приготовлениями к коронации Георга VI. На торжества в британскую столицу начинают съезжаться
обладатели самых громких титулов и фамилий со всего света. В Москве тоже
готовится делегация. Ее глава – не политик, даже не член правительства, но его
имя знает вся Европа. Маршал Тухачевский – полководец, крупный военный
теоретик, знаток иностранных языков и тонкий ценитель искусств.
Волнуется маршал. Европейские дворы должны увидеть достойного
представителя новой России. Нет в Советском Союзе более перспективного военачальника, чем Тухачевский. Он обласкан в Кремле, избран в состав ЦК правящей партии, одним из первых отмечен маршальскими звездами. А ведь ему
только сорок четыре года от роду.
Но как же переменчива людская судьба! 21 апреля 1937 г. нарком внутренних дел Н.И. Ежов направил спецсообщение И.В. Сталину, В.М. Молотову
и К.Е. Ворошилову (как наркому обороны) о том, что германские разведывательные органы готовят покушение на Тухачевского и потому поездку следует
отменить.
Так и сделали. Но не мнимого покушения на Тухачевского боялись ежовцы, а того, что он может ускользнуть у них из рук. Ибо в недрах НКВД уже
разрабатывалась одна из самых гнусных в нашей истории провокаций. В августе 1936 г. были арестованы заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа В.М. Примаков и военный атташе при полпредстве
СССР в Великобритании В.К. Путна, у которых органы НКВД сумели выбить
показания о том, что в высших военных кругах созрел заговор во главе с Тухачевским, якобы связанным с Л.Д. Троцким.
Показания относительно вражеской деятельности Тухачевского, а также
командующего войсками Белорусского военного округа И.П. Уборевича,
начальника Военной академии им. Фрунзе А.И. Корка, председателя Осоавиахима Р.П. Эйдемана и других крупных военачальников были получены в
двадцатых числах апреля 1937 г. также от некоторых других арестованных военнослужащих. Правда, они носили общий характер и противоречили друг другу, но следователей это не смутило. По указанию Сталина начались аресты.
Бывший офицер императорской армии, Тухачевский в годы гражданской
войны прославился как победитель адмирала Колчака и генерала Деникина.
Новой власти он ревностно послужил и летом 1921 г. в качестве командующего
войсками Тамбовской губернии. Под его руководством осуществлялись жестокие карательные акции в отношении крестьян – участников антоновского мятежа. Для очистки тамбовских лесов от повстанцев применялось химическое
оружие. В практику борьбы с антоновщиной, поддерживаемой местным населением, было введено взятие заложников, предание огню деревень.
«Для внушения… уважения к силе Советской власти и Красной Армии, –
указывал Тухачевский в собственноручно составленной инструкции, – необхо-
2
димо провести следующие меры: 1) никогда не делать невыполнимых угроз; 2)
раз сделанные угрозы неуклонно до жестокости проводить в жизнь до конца; 3)
переселять в отдаленные края РСФСР семьи несдающихся бандитов; 4) имущество этих семейств конфисковывать и распределять между советски настроенными крестьянами – это внесет расслоение в крестьянство, и на это может опереться Советская власть». То есть: разделяй и властвуй – старый, как мир,
принцип, которым отнюдь не брезговали и большевики.
Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» высшую справедливость
увидел в том, что возмездие за войну с собственным народом пришло со стороны именно тех сил, которым Михаил Николаевич служил столь преданно: «Если на молодого Тухачевского, когда он победно возвращался с подавления разоренных тамбовских крестьян, не нашлось на вокзале еще одной Маруси Спиридоновой, чтоб уложить его пулею в лоб, – это сделал недоучившийся грузинский семинарист через 16 лет».
Но с чисто военной стороны Тухачевский, бесспорно, был, выражаясь
словами маршала Г.К. Жукова, «гигантом военной мысли, звездой первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии». В 1925 г. он
стал одним из основных руководителей Красной Армии, заняв пост начальника
Штаба РККА, а в 1931 г. получил назначение на пост заместителя наркома обороны и начальника вооружения РККА. Будучи глубоко убежденным в том, что
в современной войне победа немыслима без высокой технической оснащенности войск, он методично внедрял эту мысль в сознание руководства страны.
Делать это было весьма сложно, учитывая, что «повод» армии крепко взяли в
свои руки бывшие первоконники во главе с Ворошиловым.
И тем не менее военачальник упорно боролся за всемерную моторизацию
и механизацию Вооруженных сил, сумев увлечь своими планами Сталина и заручиться его поддержкой. С начала 30-х годов приступили к формированию
количественно и качественно новых Вооруженных Сил, в которых приоритет
получали новые рода войск – авиация, механизированные и воздушнодесантные войска.
Пристальное внимание Тухачевский уделял прогнозированию характера
будущей войны, разработке военной доктрины государства. Вместе с другими
военными мыслителями (В.К. Триандафилловым, А.И. Егоровым, Г.С. Иссерсоном) он внес большой вклад в теорию глубокой операции и боя – одного из
наибольших достижений советской военной мысли межвоенного периода. Его
руке принадлежат работы по различным проблемам стратегии, оперативного
искусства, тактики, обучения и воспитания войск, военной истории.
Тухачевский много занимался оснащением войск современным оружием.
Еще и сегодня подчас звучат отголоски обвинений 30-х годов, будто он в этой
роли только «вредил». Да, определенные просчеты в военно-технической области у него были. Но нельзя забывать, что именно в его бытность начальником
вооружений РККА конструктором М.И. Кошкиным создана знаменитая «тридцатьчетверка» (Т-34) – лучший средний танк второй мировой войны. Тухачев-
3
ский поддержал инженера П.К. Ощепкова – изобретателя установки для радиообнаружения самолетов. При нем началась разработка системы дозаправки самолетов в воздухе, что было огромным «заглядом» в будущее.
Усилия Тухачевского и его единомышленников по созданию в СССР
современной армии оборвались в одночасье. 10 мая 1937 г. по решению Политбюро ЦК ВКП(б) он был направлен командовать Приволжским военным округом. Перед отъездом в Куйбышев маршал в последний раз был в Кремле у Сталина. Никаких следов о существе их разговора в архивах не осталось. О чем бы
они ни говорили, вождь наверняка знал, какая судьба уготована его собеседнику, ибо уже 22 мая Тухачевский был арестован.
Участие в заговоре он вначале отрицал. Но цена его признаний была для
инициаторов «дела» слишком высока, чтобы долго ждать. Во главе следствия
встал сам Ежов. К маршалу были применены меры не только психологического
давления. Надо ли удивляться, что через неделю от подвергавшегося сильным
побоям подследственного были получены признательные показания. Для осуждения Тухачевского их оказалось достаточно, хотя никакими другими доказательствами вменяемой ему измены следствие не располагало.
С судом затягивать не стали. Дело рассматривал чрезвычайный орган –
Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе председателя Военной коллегии В.В. Ульриха, заместителя наркома обороны Я.И.
Алксниса, начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова, командующих
военными округами: Московским – С.М. Буденного, Белорусским – И.П. Белова, Ленинградским – П.Е. Дыбенко, Северо-Кавказским – Н.Д. Каширина, а
также командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией В.К.
Блюхера. Одни легендарные герои судили других легендарных, так и не поняв
всего коварного сталинского замысла. Вождь повязывал новоявленных «судей»
кровью боевых друзей, чтобы, породив в народе глубокое подозрение к высшим военным, через непродолжительное время с еще большей легкостью послать их самих на эшафот. Из восьми членов присутствия 1937 год пережили
лишь трое.
Дело по обвинению Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка, Примакова
и других военачальников рассматривалось в течение одного дня – 11 июня 1937
г., при этом заседание носило закрытый характер. Вдова командарма 1 ранга
Белова вспоминала, каким вернулся с заседания суда ее муж. Не закусывая, он
буквально проглотил содержимое бутылки коньяка и прошептал ей: «Они все
сидели как мертвые. В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбритые, но совершенно нежизненные, понимаешь? Я даже усомнился – они ли
это?».
Расстрельный приговор был оглашен в 23 часа 35 минут 11 июня 1937 г.,
а привели его в исполнение уже на следующий день.
Когда над страной разразилась июньская гроза сорок первого года, многие почувствовали, как не хватает во главе наших войск павших в годы сталин-
4
ских репрессий. Ведь не будем забывать: тот же Тухачевский был всего на три
года старше Жукова или Рокоссовского, но насколько опытнее.
Сегодня общественное сознание по данному вопросу очень поляризовано:
от проклятий в адрес Сталина и его окружения, по сути разрушивших накануне
тяжких испытаний одну из лучших армий мира, до одобрений в тот же адрес за
то, что вождь провел операцию «Очищение», позволившую избавиться от балласта в военных верхах и выдвинуть новую генерацию военачальников. Интересно, что в последнем выводе солидаризируются, казалось бы, принципиальные противники – перебежчик Резун и легендарный фронтовой разведчик писатель Владимир Карпов.
Не будем строить предположения, лучше сошлемся на мнение людей,
пришедших на смену расстрелянным в июне 1937 г. и хорошо разбиравшихся в
сути вопроса. Очень высоко оценивал Михаила Николаевича маршал Жуков
(характерно, что цензура вплоть до начала 90-х годов не позволяла приводить
эту оценку): «Умный, широко образованный профессиональный военный, он
великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических вопросах. М.Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших вооруженных сил в современных войнах и умел творчески подойти к любой проблеме… Вспоминая в первые дни Великой Отечественной войны М.Н. Тухачевского, мы всегда отдавали должное его умственной прозорливости и ограниченности тех, кто не видел дальше своего носа, вследствие чего наше руководство не сумело своевременно создать мощные бронетанковые войска и создавало их уже в процессе войны».
Более критично отзывался о полководце маршал И.С. Конев. Он говорил,
что Тухачевский – человек даровитый, сильный, волевой, теоретически хорошо
подкованный. К его недостаткам Конев относил «известный налет авантюризма, который проявился еще в польской кампании, в сражении под Варшавой».
Тем не менее, Иван Степанович видел Тухачевского на одном из высших командных постов во время Великой Отечественной войны, в отличие от Блюхера, Якира, а уже тем более Белова или Дыбенко. К слову, самым крупным военным деятелем из числа осужденных 11 июня 1937 г. Конев считал командарма
1 ранга И.П. Уборевича, который «был человеком с незаурядным военным дарованием, в его лице наша армия понесла самую тяжелую потерю, ибо этот человек мог и успешно командовать фронтом, и вообще быть на одной из ведущих ролей в армии во время войны».
Много споров в сегодняшней литературе и о том, был ли на самом деле
«военно-фашистский заговор»? Здесь не место подробно разбирать все доводы
за и против. Скажем лишь, что, несмотря на громкость процесса, обвинение не
располагало ни единой уликой, кроме признательных показаний самих подсудимых. Много вопросов рождает также молниеносность судебного заседания.
Считать заговор мистификацией побуждают и обстоятельства, открывшиеся позднее. Будь он в действительности, власти должны были подвергнуть
аресту и наказанию всех военачальников, в отношении которых были получены
5
уличающие их показания. Но – ничуть не бывало. Многие не только продолжали служить, но и существенно продвигались по карьерной лестнице. Так, Б.М.
Шапошников стал начальником Генерального штаба, С.М. Буденный – первым
заместителем наркома обороны, а С.К. Тимошенко и вовсе наркомом. А уж показания на них были просто смертельные. Например, из ряда военачальников
выбили показания, уличавшие Буденного в том, что он был одним из руководителей антисоветской организации правых в РККА и возглавлял антисоветские
формирования в коннице Красной Армии и среди казачества. Разве такая информация не должна была заставить органы внутренних дел действовать?
Но о ней вспомнили только с началом войны, когда положение на фронте
стало катастрофическим. Кому-то поставили лыко в строку. Так, бывший до
войны начальником Генштаба генерал армии К.А. Мерецков был арестован, после чего два месяца, по собственному выражению Мерецкова, его «дубасили»
так, что «я почувствовал, что теряю рассудок». Помогло заступничество наркома обороны маршала Тимошенко, у которого Кирилл Афанасьевич был заместителем, и Мерецкова, в конце концов, освободили. А командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова после пыток вместе с ближайшими
подчиненными обвинили в трусости, бездействии, сдаче оружия противнику
без боя, развале фронта, после чего расстреляли.
А на кого-то компромат лишь подняли и положили поближе. Для наркома
внутренних дел Л.П. Берии 3-е управление НКО СССР заготовило справки на
маршалов Тимошенко, Буденного, Кулика, ряд других высокопоставленных военных, и они – справки – ждали своего часа, если бы верховной власти потребовались новые кандидаты для примерной кары.
Сталин должен был быть самоубийцей, чтобы, имея такую информацию,
допустить пребывание этих лиц на высших командных постах. Только одно обстоятельство может объяснить его бездействие – то, что он с самого начала
знал о мистификации заговора. А компромат был нужен ему, чтобы заставлять
маршалов и генералов служить не только за совесть, но и за страх.
То, что и сегодня, спустя 70 лет, мы не в состоянии дать однозначного ответа на вопрос, что на самом деле произошло в мае–июне 1937 г., свидетельствует, по меньшей мере, о двух фактах. Первое: нынешняя демократическая
власть по настоящему не отмежевалась от своего тоталитарного предшественника, поставившего страну в июне 1941 года на грань национальной катастрофы (июню же 41-го предшествовал июнь 37-го). Один лишь довод: до сих пор
даже профессиональным историкам недоступны большинство архивных документов о тех событиях, что позволяет нашим оппонентам трактовать их, исходя
из политической целесообразности или корыстных интересов.
И второе: по меньшей мере часть нашего общества все еще живет категориями гражданской войны и готово при определенной ситуации, не дай, конечно, Бог, как и в 37-м, кричать: «Распни его!». Вот это-то по-настоящему прискорбно.
Юрий Рубцов
6