Могут ли на самом деле “мозги в бочке” говорить... вариация к вопросу о релевантности контраргумента Патнема.
реклама
Могут ли на самом деле “мозги в бочке” говорить о мозгах: еще одна критическая вариация к вопросу о релевантности контраргумента Патнема. Батанов Н. ПСТГУ Целю данной статьи является попытка критического анализа получившего широкую известность аргумента против скептицизма относительно существования внешнего мира, представленного американским аналитическим философом Х. Патнемом. Объектом критики Патнема стал скептический аргумент, который может быть условно назван “Мозги в бочке”. Данный аргумент, наряду с его, пожалуй, наиболее знаменитым предшественником — декартовским “Злым гением”1, представляет собой мысленный эксперимент, иллюстрирующий существенную проблематичность позиции реализма в отношении вещей внешнего мира, то что Кант в свое время назвал “скандалом в философии”. Суть аргумента в следующем: представим себе что мы — мозги, помещенные в бочки с питательным раствором, при этом все наши мозговые процессы контролируются сверхмощными компьютерами. Машины посредством сложных комбинаций и стимулов моделируют наши мозговые состояния таким образом, что весь наш феноменальный опыт по своей форме в точности идентичен опыту, который мог бы иметь место, если бы соответствующие мозговые состояния оформлялись в результате обычного процесса восприятия. Природа восприятия в обоих случаях остается одной и той же в том смысле, что само событие формирования первичных феноменальных данностей в целостные предметные образы происходит в мозгу в результате определенного рода электро-импульсных стимуляций. Различие заключается в характере каузальной связи между субъектом восприятия и его феноменальным опытом с одной стороны и реальностью, стоящей за этим опытом — с другой; а также в истинностных значениях идентичных утверждений относительно онтологической интерпретации изоморфных феноменальных данностей субъектов «бочкового» и реального миров. Так, в реальном мире опыт индивида, как правило, каузально связан с воздействием соответствующих реальных, более или менее адекватно отраженных в восприятии, предметов на различные группы анализаторов данного индивида. Напротив, в мире мозгов в бочке конечным предметным звеном каузальной цепи во всех ситуациях восприятия является компьютер, который в данном случае оказывается единственной внешней причиной, определяющей весь феноменальный опыт субъекта. Поэтому жители реального мира способны делать истинные утверждения относительно реального положения дел на основании имеющихся у них ментальных репрезентаций, чего совершенно лишены мозги в бочке. Например, если обычный человек кидает в стену 1 См. Декарт Р. Метафизические размышления // Декарт Р. Избранные произведения. Луцк: Вежа, 1998. теннисный мяч, а затем описывает событие столкновения меча и стены как “событие взаимодействия двух независимо от моего сознания существующих материальных тел”, его описание, скорее всего, следует признать истинным. В то же время, очевидно, что идентичное описание, которое мог бы дать в феноменально идентичной ситуации мозг в бочке будет ложным. Возражение, выдвигаемое Патнемом2 против представленной скептиком возможности, весьма радикально и вместе с тем необыкновенно изящно. Оно основано на анализе условий истинности предложения “Мы — мозги в бочках”. Патнем справедливо отмечает, что представленное предложение может быть истинным только и если только входящие в его состав референциально значимые термины “мозги” и “бочки” указывают на реальные мозги и реальные бочки. Теперь предположим, что данное предложение истинно, следовательно, мы являемся мозгами в бочках. Однако, очевидно, что если мы действительно мозги в бочках, нам следует допустить, что мы никогда не имели никакого каузального взаимодействия с настоящими мозгами и бочками, но только с галлюцинациями собственного сознания, некоторые из которых мы называли мозгами, а другие бочками. Теперь возникает вопрос, могут ли ментальные репрезентации мозгов в бочках указывать на реальные мозги и реальные бочки, при условии, что какая бы то ни было каузальная связь между этими вещами (реальными сущностями и ментальными репрезентациями или феноменальными данностями) отсутствует. На этот вопрос Патнем отвечает твердым “нет”. По его мнению, противоположный взгляд основан на присущем многим примитивным народам убеждении, что знак: имя или образ, — обладает какой-то внутренней, мистической связью со своим референтом. Подобные верования лежат в основе таких архаичных практик, как до сих пор сохраняющаяся у некоторых племен традиция скрывать свое настоящее имя, из-за боязни, что колдун может наслать на человека порчу, воздействуя на него посредством магических манипуляций с его настоящим именем. Концепции, в основании которых лежит подобный взгляд на отношения именования, Патнем называет магическими теориями референции, и его основной тезис состоит в том, что «магические теории референции ошибочны»3. (В пользу этого утверждения он приводит немало доказательств, рассмотрение которых не является предметом рассмотрения в рамках данной статьи). Таким образом, присущие мозгам в бочках ментальные репрезентации, каузально никак не связанные с реально существующими вещами, сами по себе не могут на них указывать. Следовательно, ментальные образы, называемые бочковыми людьми “мозгами” и “бочками”, не могут указывать на реальные мозги и реальные бочки. Итак, поскольку мозги в бочках всегда 2 Патнем Х. Разум, истина и история. М., 2002. 3 Там же. С. 31 имели дело только с образами и никогда с самими вещами, сделанное ими утверждение “Мы — мозги в бочках” a priori не указывает на реальные мозги и бочки, следовательно, оно ложно. Получается, что если предположить, что предложение “мы — мозги в бочках” истинно, то оно ложно, следовательно, оно необходимо ложно. Если это верно, данное предложение следует отнести утверждений, парадигмальными к разряду примерами парадоксальных которых служат, самоопровергающихся в частности, такие высказывания как: “Я лгу”(парадокс лжеца), “существует класс всех классов не включающих самих себя в качестве своего подкласса”(парадокс Рассела)4 и др. Впрочем... верно ли это? Чтобы понять значение предмета, рассмотрению которого посвящена настоящая статья, необходимо помнить, что скептический аргумент и контраргумент Патнема представляют большой интерес не столько сами по себе, сколько в качестве репрезентаций двух конфликтующих воззрений на природу и функционирование языка, двух альтернативных теорий значения и референции. Не будем специально останавливаться на обсуждении этих концепций — все это хорошо известно и неоднократно исследовалось в зарубежной и отечественной философской литературе. Вместо этого, в данной работе мы ограничимся критическим рассмотрением Патнемовского довода против “Мозгов в бочке”. (I*) Рассмотрим предложение: «Возможно, существуют виды вещей с которыми я не имею никакой каузальной связи». Это предложение может быть истинным только в том случае, если суждение: (I)"Существует класс (видов) вещей с которыми я никак каузально не связан" не является априори ложным (или бессмысленным). Для этого предложение (I) должно действительно содержать указание на виды вещей, каузальная связь с которыми у говорящего отсутствует, в том случае, если такие вещи действительно существуют. Однако тезис Патнема, лежащий в основе его контраргумента, как раз и говорит, что это невозможно: "Мы не можем указывать на вещи, каузальная связь с которыми отсутствует". Следовательно, предложение (I) является самопротиворечивым: оно ложно, если оно истинно, следовательно оно необходимо ложно. Очевидно, я никак каузально не связан с вещами, входящими в экстенсионал произнесенного мной выражения (i) "виды вещей, с которыми я никак каузально не связан", следовательно, выражение (i) не может указывать на вещи с которыми я никак не связан каузально, если таковые действительно существуют, следовательно, выражение (i) априори не может указывать на те вещи о которых оно говорит, следовательно, является бессмысленным. Если это верно, то предложение (I), которым выражен основной тезис каузальной теории, включающее выражение (i), либо априори ложно, либо бессмысленно. Еще проще: Если 4 См.: Рассел Б. Введение в математическую философию // Рассел Б. Избранные работы. Новосибирск, 2007. истинен тезис, что мои слова не указывают на вещи, с которыми я никак каузально не связан, то входящее в этот тезис выражение: "вещи с которыми я никак каузально не связан", априори не указывает на вещи, о которых оно говорит. Следовательно, данный тезис является парадоксальным. Если это верно, то аргумент Патнема ложен в своем основании. В ответ на это возможно следующее возражение: (1) Имеется существенное различие между суждением: “существуют вещи, с которыми я не имел каузальной связи”, и суждением: “мы мозги в бочке”. Первое имеет своей целью указание не на конкретный объект или вид вещей, а в принципе на любой объект, “с которым я не имел каузальной связи”. Второе стремится осуществить референцию к вполне конкретным мозгам и конкретным бочкам. В связи с этим, просто следует уточнить, что Патнемовский тезис (о невозможности указания на вещи, каузальная связь с которыми отсутствует) относится исключительно к референциальным выражениям второго вида. Таким образом, возражение (I*) легко парируется. На мой взгляд, различение (1) следует признать совершенно справедливым, более того оно вносит существенные разъяснения, весьма важные для рассматриваемой нами проблематики. Оно показывает, что каузальная связь необходима не для всех случаев референции, а только в том случае, если говорящий желает указать на конкретную вещь или естественный вид. С другой стороны, существует и другой способ референции без каузальной связи — в том случае если субъекта указания интересует референция не к какойто конкретной вещи, а к классу вещей, подпадающих под некоторое заданное общее описание. Проведенное различение позволяет предположить, что существует способ показать, каким образом соответствующие термины мозгов в бочке могут указать на реальные мозги и реальные бочки так, чтобы их высказывание “мы мозги в бочке” было истинным. В качестве примера можно предложить следующий пошаговый алгоритм высказываний мозга в бочке который призван проиллюстрировать, каким образом последний может попытаться осуществить референцию к реальным мозгам и бочкам: 1. «Класс вещей в своем существовании независимых от моего сознания» — В качестве общего описания это предложение, помимо прочего, указывает также и на собственный мозг бочкового субъекта и на бочку в которой этот мозг пребывает. Явно неубедительно в ответ на это прозвучало бы возражение, что фраза: «вещи, существующие независимо от моего сознания», произнесенная мозгом в бочке, в отличие от таковой в устах обычного человека, не может указывать на объекты реальности, по причине отсутствия у первого необходимых каузальных связей с такого рода объектами. Так что выражение «объект реальности» или «вещи, существующие независимо от моего сознания» должны иметь разные значения в обычном русском и бочковом русском языках. Однако, такого рода возражение фактически «самоустраняется» если мы попытаемся дать осмысленный ответ на вопрос о происхождении понятия «независимой от сознания (объективной) реальности» в сознании обычных людей и мозгов в бочках. Либо это понятие обязано своему появлению соответствующей структуре опыта, либо является одной из априорных (предшествующих всякому опыту) форм мышления. Но мозги в бочках и обычные люди, очевидно, обладают идентичными структурами опыта, а также идентичными формами мышления. Следовательно, присущие тем и другим понятия «объективной реальности», «вещи существующей независимо от сознания» и т.п., также эквивалентны. Но это, в частности, должно означать, что соответствующие языковые сегменты, выражающие эти понятия, имеют одно и тоже значение как в бочковом, так и в реальном мирах. 2. «Объект, продуцирующий весь мой опыт» — с помощью такого или подобного этому предложения мозг в бочке задает описание, которому ближайшим образом соответствует только один объект из класса вещей, чье существование не зависит от сознания бочкового индивида, а именно, его реальный мозг. Таким образом, референция установлена. Можем ли мы быть вполне удовлетворены приведенной моделью указания? И да и нет: да, поскольку таким образом мозг в бочке, очевидно, устанавливает референцию к своему настоящему мозгу; нет, поскольку для того, чтобы осуществить референцию к своему реальному мозгу, бочковой субъект должен иметь иметь адекватную концепцию того, что из себя представляют реальные мозги, иными словами он должен иметь представление о том, чем земные мозги отличаются от земных же бочек, компьютеров, и т.д. Но как раз этого-то представленная модель еще не обеспечивает. Исходя из нее мозгу в бочке всего лишь удалось указать на некую реально существующую вещь, которая продуцирует его сознание, однако, это еще не дает ему никаких оснований полагать, что он знает, что именно представляет собой данная вещь. Сторонний наблюдатель, сам пребывая в реальном мире, конечно, может, исходя из данных собственного опыта, и на своем языке идентифицировать объект указания бочкового человека в качестве мозга, а не электронного гомункула, способного поддерживать сознательные процессы, однако сам мозг в бочке, очевидно, лишен такой возможности. Он не может знать, чем именно является производительная причина его сознания, и рассмотренная выше модель еще не дает ему никаких концептуальных ресурсов для того, чтобы он мог это определить. Таким образом, вышепредставленную аргументацию нельзя считать доказательством того, что высказывание бочкового субъекта: «Весь мой опыт каузально обусловлен мозгом в бочке» — имеет смысл, но только того, что имеет смысл (логически оправдано) его высказывание «Весь мой опыт каузально обусловлен объектом, существующим независимо от сознания какого-либо субъекта». Для того, чтобы осмысленность первого предложения не вызывала сомнений, необходимо показать, как мозг в бочке может извлечь из своего виртуального эмпирического опыта концепцию, на основании которой он мог бы иметь адекватное представление относительно того, что из себя представляют земные мозги. Итак, каким образом бочковой субъект, говоря, что он мозг в бочке, может иметь адекватное представление о том, что из себя представляют земные мозги? На самом деле, частично мы уже дали ответ на этот вопрос, когда говорили о том, что мозги в бочках и обычные люди имеют не просто феноменально, но шире — интенсионально идентичные эпистемологические возможности. Это значит, что мозговые и земные субъекты имеют идентичные возможности не только на уровне эмпирического опыта но, что более важно, также и на уровне понимания различных способов и форм концептуализации эмпирических данностей. Следовательно, мозги в бочках обладают всеми необходимыми ресурсами, чтобы располагать идентичным пониманием реальности, каузальных связей того, что значит существовать в реальном мире и что значит быть мозгом в бочке. Мозги в бочках, если они понимают (полагают), что живут в иллюзорном мире, могут концептуализировать свой эмпирический опыт, прибегая к «языку вещей» разве что в методологических целях, подобно тому, как скептик в отношении прошлого может истолковывать историческое повествование в русле инструментализма. Однако, для целей нашего исследования важнее то, что мозги в бочках могут, ничуть не в меньшей степени чем обычные люди понимать, что значит говорить на «языке вещей» в мире, где выражения этого языка могли бы быть истинными, т.е в реальном мире. Проще говоря, концептуально, ничто не препятствует бочковым людям понимать любые предложения земных людей настолько хорошо, насколько последние сами в состоянии их понимать. В частности, это означает, что земные и бочковые люди могут располагать идентичной лингвистической компетенцией и равным пониманием условий истинности любых предложений земного и «бочкового» языка. Таким образом, любые определения мозгов, которые в состоянии понять земные люди, могут быть столь же адекватно восприняты бочковыми учеными. В связи с этим, у нас есть все основания полагать, что мозги в бочке могут говорить о вещах, обуславливающих их сознания, как о мозгах в том же смысле, в котором о них могут говорить идентичным образом обычные люди. В некотором смысле, вопрос о том, каким образом мозги в бочках могут составить себе адекватное представление о реальных мозгах, походит на вопрос, каким образом многие из нас, обычных людей, которые никогда не имели опыта прямого каузального взаимодействия с мозгами, могут иметь о них адекватное представление, составленное на основе прочитанных книг, рисунков, или учебных видеофильмов. Тем не менее, о человеке, который не имея опыта каузального взаимодействия с мозгами, прочитал о них в учебнике мы скорее всего склонны были бы сказать, что он получил некоторое представление о том, что такое мозги. Конечно, рисованные образы мозга в различных проекциях в учебнике по анатомии, которую рассматривает студент медакадемии, готовясь к экзамену, каузально связаны с настоящими мозгами. Но ведь и виртуальные образы мозгов в мире мозга в бочке также косвенно каузально связаны с реальными мозгами: ведь кто-то, запрограммировал компьютер воспроизводить эмпирический опыт бочковых людей (в том числе и касательно мозгов), так, чтобы этот опыт был качественно идентичен любому эмпирическому опыту, который только могли получить обычные люди в реальном мире. Таким образом, если представленная здесь аргументация корректна, доводы Патнема относительно того, что если мы мозги в бочках, то наше высказывание «мы — мозги в бочках» априори ложно, ошибочны. На самом деле, концептуально ничто не препятствует тому, чтобы данное предложение могло оказаться истинным. Любое определение мозга, данное земным ученым и бочковым ученым, может иметь один и тот же смысл, например, если земной ученый дает определение: «мозг — это скопление нервных клеток», а дотошный студент станет приставать к нему с просьбами объяснить, что такое «нервная клетка», профессор может приводить дальнейшие словесные объяснения, а может подвести студента к микроскопу направленному на искомый естественный образец и сказать «загляни в него и увидишь». Очевидно, бочковой ученый в ответ на схожий вопрос бочкового же студента, не сможет, по примеру своего земного коллеги, указать ему на реальный образец нервной клетки. Вместо этого он подведет его к виртуальному микроскопу, направленному на виртуальный же образец нервной клетки и может сказать что-то типа: «Заглянув в этот микроскоп ты, конечно, не увидишь реальной нервной клетки. Все, что ты сможешь увидеть — это точную виртуальную копию нервной клетки. Ведь мы с тобой всего лишь мозги в бочках».
