КОЛОНИЗАЦИЯ КАК ФАКТОР РЕГИОНАЛИЗАЦИИ РУССКОЙ

Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 11 (149).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 11. С. 73–76.
Г. М. Казакова
КОЛОНИЗАЦИЯ КАК ФАКТОР РЕГИОНАЛИЗАЦИИ
РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
В статье рассматривается значение колонизации в культурогенезе регионов Российского
государства; анализируются проблемы русской колонизации в диалектике взаимодействия
центростремительных и центробежных тенденций, централизованного и децентрализованного / локалистского / регионального начал.
Ключевые слова: русская колонизация, российская культура, социокультурное пространство, культурогенез, Россия как «мир-империя», регионализация, региональные миры.
«История России есть история страны, которая колонизуется», – писал В. О. Ключевский1. И это не только «основной факт русской
истории», но и могучая сила регионализации
русской культуры. Культурные ландшафты
региональной структуры России представляют собой тексты ее национальной истории.
По образному выражению, это есть ничто
иное как «застывшая в пространстве волна колонизации»2. Обращение к проблемам
истории регионализации России неизбежно
ведет к осмыслению специфики российского пространства вообще, что является до сих
пор предметом серьезных научных дискуссий
(В. С. Ключевский, М. К. Любавский, С. Соловьев, Н. Бердяев, А. Ахиезер, В. Кондаков,
В. Марков и др.). По выражению А. Ахиезера,
российское пространство явилось и является
«предметом беспокойства русской культуры»,
чье исключительное значение в истории страны стало мощным фактором, возбуждающим
мысль в России3. Изначально оно складывалось как колонизируемое, чей внутренний
ресурс был исчерпан лишь во времена упадка
советской системы.
Долгое время в отечественной науке доминировала позиция, когда внимание исследователей привлекал лишь один аспект колонизации – централизация, складывание единого
государства, бюрократическая унификация его
земель. На наш взгляд, необходимо рассматривать колонизацию в диалектике взаимодействия
центростремительных и центробежных тенденций, централизованного и децентрализованного / локалистского / регионального начала.
Безусловно, колонизация России была моментом включения новых земель / регионов
в централизованную имперскую сферу. Особенность становления российского имперского пространства была в том, что экспансия Московской Руси, а позднее Российского
государства, явилась не столько следствием
завоевательных планов Кремля, сколько стихийным расширением вопреки желанию властей, которые были вынуждены переносить
границы, чтобы снова включить в состав государства ушедших за его пределы подданных.
Государство с войсками и крепостями двигалось вслед за бегущими от него подданными,
словно в погоню. Недаром хозяйства последних в «диком поле» долгое время назывались
«ухожьями» – от слова «уходить»4. Российская
империя требовала регионального измерения
как сложно организованное государственное
пространство. За решением первоначальных
военно-политических задач имперской политики неизбежно следовали задачи административного обустройства и последовательной
интеграции региона в имперское пространство. Культурогенез российских регионов был
связан с властным освоением и присвоением
локального пространства с помощью административных и судебных институтов, единой
денежной системы, коммуникаций, налогов,
государственного языка, православия, а также
верноподданничества русскому царю, который был верховным «хозяином» земли. Империя как большая геополитическая общность
(«мир-империя», в определении Ф. Броделя и
И. Валлерстайна) явилась историческим способом преодоления мировой локальности,
установления внутреннего мира и межрегиональных экономических и культурных связей,
зачастую силой. В империи стихийно или сознательно присутствовал известный баланс
унификаторских тенденций и сохранявшегося
длительное время традиционного многообразия социально-экономических укладов, управленческих и культурных форм5.
Культурная динамика регионов России как
периферийных территориальных общностей
в силу их специфики (времени вхождения в
74
состав империи, географических и природноклиматических факторов, различной удаленности от имперского центра, этнического и
конфессионального состава населения, уровня
социально-экономического развития, влияния
внешнеполитического окружения) стала представлять собой разные варианты протекания
имперских процессов. Культурогенез регионов предполагал кристаллизацию временем и
историей их индивидуальности (хозяйственнопроизводственной, социокультурной, этноконфессиональной), что закреплялось особой
региональной идентификацией. Каждый регион представлял собой Россию, но какую-то
«иную». В. В. Алексеев дает социокультурную
оценку колонизации не столько как санкционированным Петербургом или Москвой приращениям имперской территории, сколько как
создание совершенно новых региональных «миров» (от мистического Беловодья до экзотической манчжурской «Желто-России» и Русской
Америки) и перспективных геополитических
проектов: «Можно сказать, что переваливший
через Уральский хребет русский колонизационный поток одновременно открыл процесс
трансляции определенных социокультурных
моделей и установок в обратном направлении
– в Европейскую Россию»6. При таком подходе регионы России рассматриваются не столько как пространственные и ресурсно-силовые
факторы «прирастания» российского могущества, как этапы или вехи экспансии европейской цивилизации (в «перекодированном» русском варианте) на мировую периферию, но как
относительно самостоятельные сущности
исторической России. Вслед за Ф. Броделем7,
по примеру Франции, мы могли бы повторить,
что единой России не существовало, и следует
говорить о «многих Россиях»: собственно России (Центральной), «России Урала», «России
Сибири», «России Дальнего Востока» и т. д.
Процессы культурной динамики регионов имели несколько слоев: зачастую регион,
имея свою историческую пространственновременную протяженность, распадался на
новые регионы. Так, например, вплоть до н.
XX в. шел процесс регионального деления
«большой» Сибири от Урала до Тихого океана и выделения из ее состава Урала, Западной
и Восточной Сибири, Дальнего Востока и т. д.
При этом возникающие в России конфигурации ее региональной структуры не исчезали
в историческом процессе, а наслаивались в
многослойный массив и откладывались в ее
исторической памяти.
Г. М. Казакова
Приращения государства регионами имели несущие основы, которые не обязательно
имели форму ядра, но могли быть линейными,
обусловленные торговыми путями как средствами коммуникации. Так, в Древней Руси
была Т-образная модель формирования региональной сетки, где вертикалью была ось северюг (путь «из варяг в греки»), а горизонталью
– южная граница Руси со Степью. Со времен
Московской Руси модель державостроительства была крестообразной: экспансия развивалась в четыре стороны, примерно совпадающими со сторонами света8.
Отличительными особенностями российской колонизации как ресурса регионализации
социокультурного пространства России явились следующие:
1. В отличие от западных мировых держав
Россия представляла собой цельный территориальный монолит. Поскольку процесс колонизации был значительно растянут во времени,
то это не создавало колоний западноевропейского типа, а расширяло целостный континентальный массив государственной территории.
Н. Я. Данилевский утверждал, что направляющиеся из центра страны колонизационные потоки, как правило, «образуют не новые центры
русской жизни, а только расширяют единый
нераздельный круг ее»9. Он решительно отвергал завоевательный характер российского
государственного пространства: «Россия не
мала, но большую часть ее пространства занял
русский народ путем свободного расселения,
а не государственного завоевания. Надел, доставшийся русскому народу, составляет вполне
естественную область, – столь же естественную, как, например, Франция, только в огромных размерах, – область, резко означенную со
всех сторон (за некоторым исключением западной) морями и горами. Область эта перерезывается на два отдела Уральским хребтом,
который, как известно, в своей средней части
так полог, что не составляет естественной географической перегородки»10.
2. Безусловно, хотя добровольное присоединение доминировало в процессах расширения
Российского государства, некоторые народы
оказали сопротивление интеграции. Ряд регионов не без трений принимали власть России
и длительное время питали сепаратистские
настроения. Но, по сравнению с крупными западными метрополиями (Англия, Португалия,
Франция и др.) российская колонизационная
политика отличалась «дремотностью», своеобразной лояльностью, когда земли скорее
Колонизация как фактор регионали-зации русской культуры
лишь маркировались, а не перекраивались на
новый лад. И если в американских колониях
отношения с местным населением с некоторой долей условности можно представить как
«резервацию» и «конфликт», то в России присоединение огромных территорий осуществлялось как «диалог» метрополии и колонизируемых народов. Так, например, Ф. Ф. Вигель,
проехавший через Сибирь в 1805 г. в составе
посольства графа Ю. А. Головина в Китай, писал, что активная британская политика в американских колониях сослужила плохую службу в метрополии, и Англия не только утратила
эти колонии, но и обрела в их лице опасных
соперников. Другое дело – Россия, убеждал Ф.
Ф. Вигель, которая смотрела на Сибирь, например, «как богатая барыня на дальнее поместье». Поэтому Сибирь, «как медведь», сидит
у России на привязи11.
Включение регионов в унитарную систему
России происходило с прагматическим учетом
особенностей вхождения, культурных и политических различий присоединяемых земель.
Подобный образ действий со стороны российского правительства обуславливался прежде
всего желанием сохранить за собой приобретенные земли. В советскую эпоху этот принцип был нарушен, что сделало неизбежными
события «имперского» развала и последующего «парада суверенитетов» 80–90-х гг.
3. Русские переселенцы, будучи оторванными от привычной социокультурной среды, оказавшись в неведомом краю, в иных
природно-климатических условиях, вынужденные существенно скорректировать свою
привычную культуру, обостренно ощущали
свою русскость, очищенную от местных особенностей, столь стойко сохраняемую на их
бывшей родине. Оказавшись вдали от родины,
они спешили закрепить за собой новое пространство, обозначая его привычными именами православных святых, русских героев, а
то и просто перенося старые названия на новые места (Полтавки, Московки, Черниговки
и т. д.)12. При этом само понятие «русскости»
включало в себя клубок разнородностей, когда
между северными и уральскими «русскими»
было гораздо больше различий, чем между
московскими и зарубежными13. Тем не менее,
русские духовно скрепили Российскую империю, являясь «…живыми и убежденными проводниками общей веры в целостность и неделимость нашего отечества от невских берегов
до Памирских вершин, непроходимых хребтов
Тянь-Шаня, пограничных извилин Амура и
75
далекого побережья Тихого океана, где все, – в
Азии, как и в Европе, одна наша русская земля, – одно великое и неотъемлемое достояние
нашего народа», – как писала в 1914 г. издание
«Азиатская Россия»14.
4. Культурная динамика регионов была тесно связана и с процессами модернизации. Так, в
частности петровская модернизация привела к
созданию среди аграрных регионов трех крупных центров промышленного производства
(Промышленный центр, Северо-Запад и Урал),
которые сохраняли свои позиции на протяжении всей крепостной эпохи. Глубинные исторические процессы способствовали отчетливо
определившейся уже ко второй половине XVIII
в. экономической специализации регионов
России: Центрально-Нечерноземного – как ведущего промышленного; Северо-Западного
– промышленного и торгово-промыслового;
Северного – промыслового и скотоводческого;
Центрально-Черноземного и Юго-Западного
– земледельческих; Средне-Волжского – земледельческого и торгово-промыслового; Приуральского – промышленного и скотоводческоземледельческого; Юго-Восточного, Новороссийского, Западного, Сибири и Предкавказья
– скотоводческо-земледельческих15. Причем,
по мере модернизационных процессов в российской экономике, нарастала неравномерность в динамике различных регионов, в том
числе и культурной.
5. Колонизация явилась этапом развития
этнокультурного регионализма Российского
государства, изначально возникшего и развивавшегося как полиэтничного, служившего
«общим домом» для множества народов. Однако степень полиэтнизма менялась от эпохи к
эпохе. В. Н. Стрелецкий определяет допетровскую Россию как целостный цивилизационный ландшафт, а колонизирующуюся Россию
XVIII–XIX вв. – как этнокультурный конгломерат, где доля русского населения значительно варьировалась в разных регионах в разную
эпоху16. На колонизуемых землях продолжалось формирование национальной территории великороссов. В этом контексте регионы
России представляют собой особое духовнопространственное историческое образование,
которое является благодатной почвой для взращивания многообразных форм культурной и
хозяйственной жизнедеятельности, а также
фундаментальным основанием воспроизводства и выживаемости этносов17.
6. Геополитическая структура России является цивилизационным приобретением чело-
76
вечества. Россия посредством многообразного
регионального каркаса выстраивала в истории
в единое коммуникативное межкультурное
поле альтернативные варианты «евразийства»:
российского, тюркского и конфуцианскобуддистского. Российское социокультурное
пространство обеспечило связь двух мировых «центров роста» – Атлантики и Тихого
океана, двух культурных моделей – Запада и
Востока. Геокультурные поля ее разнородных
регионов смягчали эти переходы, облегчали
межкультурный диалог, улучшали культурный обмен, снимали конфликтные аспекты.
Нигде более не наблюдалось в истории столь
продуктивной кооперации и взаимной адаптации разных культурных начал: христианско- и католически-европейского, тюркскомусульманского, конфуцианско-буддистского.
7. Механизм цивилизационного «синтеза» в России обеспечил особую целостность
ее как государственного и социокультурного
образования. Культурная динамика российских регионов осуществлялась в условиях
разницы духовно-ценностного и психологического развития народов, различия конфессиональных форм, неодинаковости историкоцивилизационного генезиса, постоянной
трансформации статусно-иерархического положения включенных в российскую культуру этносов. Но, тем не менее, консолидация
разных региональных сообществ исторически осуществилась не столько на политической основе, сколько на общих социальнокультурных основаниях, общих духовносмысловых ценностях, норм взаимности, на
основных принципах православия и т. д.18 В
свою очередь, региональная поливариантность обеспечивала длительную устойчивость
российского державного образования. Россия
выступает как «цельность отдельностей», без
которой не существует ни она сама, ни ее составные части.
Таким образом, особая роль колонизации
как фактора культурного регионализма в России
исторически и географически закономерна.
Примечания
Ключевский, В. О. Курс русской истории : в 3
т. М. : Мысль, 1987. Т. 1. С.50.
2
Лавренева, О. А. Образ места и его значение
в культуре провинции // Геопанорама русской
культуры : Провинция и ее локальные тексты /
сост. В. В. Абашев, А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян.
М. : Языки славянской культуры, 2004. С. 419.
1
Г. М. Казакова
См.: Ахиезер, А. Российское пространство
как предмет осмысления // Отечеств. зап. 2002.
№ 6. URL : http:// www.strana-oz.ru.
4
Смирнягин, Л. В. Общественная география.
Федерализм. Регионализм : публикации 1989–
2005 гг. М. : Кн., 2005. С.327.
5
См.: Ремнев, А. В. Россия Дальнего Востока.
Имперская география власти XIX – н. XX вв.
: монография. Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та,
2004. С.9.
6
Алексеев, В. В. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике (постановка проблемы) // Регионализм в России. Екатеринбург : УрО РАН, УрГИ, 1999. С.93-94.
7
См.: Бродель, Ф. Что такое Франция ? Кн. 1
Пространство и история. М., 1994. С.26.
8
См.: Нурышев, Г. Н. Регионы современной
России : геополитические детерминанты : монография. СПб., 2005. С.80.
9
Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. Взгляд
на культурные и политические отношения
славянского мира к германо-романскому. М.,
1991. С.486.
10
Там же. С.24.
11
См.: Ремнев, А. В. Россия Дальнего Востока.
Имперская география власти XIX – н. XX вв.
: монография. Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та,
2004. С.43.
12
См.: Там же. С.52.
13
См.: Социальное пространство России : материалы круглого стола // Социс. 1992. № 3. С. 13.
14
См.: Ремнев, А. В. Россия Дальнего Востока.
Имперская география власти XIX – начала
XX вв. : монография. Омск : Изд-во Ом. гос.
ун-та, 2004. С. 41.
15
См.: Алексеев, В. В. Региональное развитие
в контексте модернизации. Екатеринбург : Лувен, 1997. С.112-113.
16
См.: Стрелецкий, В. Н. Этнокультурные
предпосылки колонизации России // Регионализации в развитии России : географические
процессы и проблемы / под ред. А. И. Трейвиша и С. С. Артоболевского. М. : Эдиториал
УРСС, 2001.
17
См.: Уколов, В. Ф. Формирование регионального мегапространства народа / В. Ф. Уколов,
И. К. Быстряков. М., 2001. С.7.
18
См.: Аванесова, Г. А. Социокультурное развитие российских регионов : механизмы самоорганизации и региональная политика / Г. А.
Аванесова, О. Н. Астафьева. М. : Изд-во РАГС,
2001. 314 с.
3