И. П. Курдыбайло ПЛАТОНИЧЕСКИЕ ИМПЛИКАЦИИ В ОПИСАНИИ ЗЕМНОГО РАЯ В «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ

И. П. Курдыбайло
ПЛАТОНИЧЕСКИЕ ИМПЛИКАЦИИ
В ОПИСАНИИ ЗЕМНОГО РАЯ
В «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ
Земной рай на вершине чистилища в «Божественной комедии» Данте представляет собой своеобразную богословскую «находку», явленную отчетливой поэтической
картиной, неизвестной в такой стройности и детализации ни богословам, ни пророкам
и боговидцам предшествующих веков. Что это — поэтический вымысел, откровение
или философская конструкция? Попытаемся показать несколько типологических черт,
указывающих на вероятный источник поэтики Данте в описании земного рая.
Тот первобытный рай, что описан в Книге Бытия, мог представляться такой
метафизической константой, которая оставалась бы в мире, несмотря на все события земной истории, начиная со Всемирного потопа. В Ветхом Завете слова «рай»
и «Эдем» после потопа упоминаются либо как воспоминание о первом рае, где
пребывали Адам и Ева, либо в обозначении «сад Господень» как указание на некую
запредельную чувственному миру реальность. Прекрасный сад вступает внутрь метафорических сравнений Песни Песней1, необыкновенной красоты Едем, сад Божий
предстает в пророчестве Иезекииля2, у пророка Исаии рай упоминается дважды
и лишь как образ в сравнениях3. Общая тенденция Ветхого Завета — удаление рая
сладости от человеческой ойкумены, вынесение его, с одной стороны, в область
прошлого, где первозданный рай оставался образцом совершенства, утерянного
падшим человечеством, и, с другой стороны, перенесение его в неприступную
область Божия бытия, которую созерцают пророки, которая открывается Богом
по одной Его воле.
В Новом Завете слово παράδεισος упоминается, например, в обетовании Христа
благоразумному разбойнику: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю4,
в словах ап. Павла о том, как он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова5, в сло1
2
3
4
5
Песн. 4: 12, 4: 15–16, 5: 1, 6: 2, 8: 13.
Иез. 28: 13–14, 31: 3–9, а также 36: 35.
Ис. 51: 3, 58: 11.
Лук. 23: 43.
2 Кор. 12: 4.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 3
235
вах книги Откровения о древе жизни, которое посреди рая Божия6. Подробно проработанная в Ветхом Завете образность эдемского сада, ассоциирующаяся со словом «рай»,
избегается в Новом Завете7, и чаще говорится о лоне Авраамовом, о Царстве Небесном,
о брачном пире или о действии, лишенном всякой наглядной образности вообще, например: войти в радость господина своего8. Как видим, в новозаветном понимании рай,
во-первых, всецело переносится в область небесного бытия, и, во-вторых, в речи о нем
сохраняется дистанция от всякой чувственной образности, связанной с раем первобытным, ветхозаветным. Рай небесный — неизреченно прекраснее всего, что когда-либо
видел человек на земле: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце
человеку, что приготовил Бог любящим Его9. В святоотеческой традиции формируется
устойчивое толкование ветхозаветных видений горнего Иерусалима, сада Господня как
относящихся к тому небесному раю, о котором прикровенно говорит Новый Завет.
Однако, как в позднеиудейской апокрифической литературе, так и в христианском
мифомышлении возникает умозаключение такого рода: раз рай был в самом начале
истории человечества и раз явлением рая эта история заканчивается, то должен же
он где-то существовать в промежуточное время? Так формируется представление
о том, что в историческое время рай существует невидимо либо где-то в недосягаемых областях земли (где-то «на востоке»), «либо на небе, а точнее, на третьем небе»10.
Земное расположение рая более характерно для средневекового христианского фольклора, а небесное — свойственно некоторым мистическим течениям позднеиудейской
традиции. Для последних характерна вера в то, что души праведников после смерти
пребывают в этом неведомом раю11, тогда как грешники снисходят в Шеол — вопреки
традиционной доктрине иудаизма и святоотеческого понимания загробной участи
людей, умерших прежде Воскресения Христа.
Если для средневекового христианского мифомышления рай и может мыслиться
существующим на земле в историческое время, то только как некое «промежуточное»
состояние на пути к состоянию конечному, «эсхатологическому». В любом случае рай
мыслится единственным в каждый момент исторического времени, как в мифопоэтических его представлениях, так и с точки зрения догматического учения христианства.
Вполне отвечает последнему и изображение небесного рая Данте.
Однако в «Божественной комедии» вместе с небесным раем одновременно существует и рай земной, локализованный на вершине Чистилища12. Это тем более
загадочно, поскольку Чистилище находится уже не в историческом времени, а за порогом вечности. Разумеется, так представленный земной рай — не целиком изобретение Данте. Многие средневековые произведения, упоминающие чистилище, вместе
с тем указывают и нахождение земного рая в нем13. Образуется он как особое место,
6
Откр. 2:7.
Аверинцев С. С. София — Логос. Словарь. К.: Дух і літера, 2006. С. 375.
8
Соотв., Лук. 16:22, Мф. 22: 2–14, Мф. 25: 21.
9
1 Кор. 2: 9.
10
Библейская энциклопедия Брокгауза. Ст. «Рай».
11
Там же.
12
Алигьери Данте. Божественная комедия. Новая жизнь / Пер. М. Л. Лозинского и А. М. Эфроса. М.: НФ «Пушкинская библиотека», ООО «Издательство АСТ», 2003. Песнь XXVII, 124 и далее.
13
Материалы см. в кн.: Ж. ле Гофф. Рождение чистилища. М., 2009. С. 7, 203, 290, 303, 328, 359,
401, 434 и 443.
7
236
в котором находятся души, уже прошедшие необходимое очищение и готовящиеся
перейти в рай небесный. Их пребывание не вполне вечное, но и не временное; их онтологический статус трудноопределим. До Данте «земной рай» может быть и просто
эпитетом чистилища14, и особым местом, где по Воскресении Христа остаются только
пророки Енох и Илия15, восхищенные телесно от земли в ветхозаветное время. Для
Фомы Аквинского «земной рай принадлежит к этому свету и не является одной
из обителей потустороннего мира»16 — так отношение чистилища и земного рая оказывается еще более проблематичным. Данте же впервые дал четкое определение его
локуса в метафизическом пространстве.
Поскольку из предшествующей Данте исторической традиции реконструировать непротиворечивое представление о земном рае едва ли возможно, обратимся
ко внутреннему строю «Комедии». Она наследует ареопагитическую иерархичность
онтологии. Однако сам принцип иерархии может быть по-разному осмыслен. Для
средневекового понимания, как и для мысли самих Ареопагитик, все бытийные ступени в равной степени суть творения Божии, и различаются они лишь своим чином,
порядком, в котором они наполнены Божиим светом и Его благодатью. Но возможно
и иное прочтение, где каждая низшая ступень представляется порождением высшей,
отчего она онтологически менее совершенна, но зато несет на себе явственный отпечаток сферы, ее породившей. Такова логика неоплатонической бытийной иерархии.
Именно в этом втором прочтении можно было бы объяснить одновременное существование небесного и земного рая в «Комедии».
Небесный рай настолько совершенен, настолько исполнен бытия, что не может
не уделять своего света, своего онтологического преизбытка низшим ступеням,
и потому возникновение низшей, но подобной небесному раю ступени почти что
необходимо. И поскольку небесный рай предельно тонок и невеществен, то и первый, ближайший образ его не может лежать в чувственном мире, его место —
ближайшее к раю, т. е. на вершине Чистилища. Земной рай выступает умаленным
подобием неба и как промежуточная ступень обеспечивает преемство и связность
между соседними бытийными ступенями. Это логика не христианских богословов,
а неоплатоников17.
Платонические импликации, разумеется, не свидетельство того, что Данте следовал неоплатонической доктрине или даже вообще был с нею хорошо знаком. Дело
в том, что сама концепция небесной иерархии рождается в лоне христианского платонизма, пользуется терминами античной философии, и при малейшей утрате остроты
понимания сути христианского благовестия с легкостью может принимать формы,
чуждые ее духу. Вполне возможно, что Данте соединяет ветхозаветное и новозаветное представления о рае, так что получается одновременное существование земного
рая, описывающегося как сад, с небесным, невыразимым в своей благости и красоте.
Но и в таком соединении земной рай будет менее совершенным выражением небесного. Заметим, что в небесном раю Данте помещает и ветхозаветных праведников,
и новозаветных святых. Иными словами, рай небесный мыслится в совершенстве
и полноте, объемля и Ветхий, и Новый Завет.
14
15
16
17
Ж. ле Гофф. Рождение чистилища. С. 290.
Там же, С. 328, 434.
Там же, С. 403.
Напр., ср.: Плотин. Эннеады II.9.3.
237
Таким образом, проблема двойственности рая у Данте может осмысляться в таком понимании бытийной иерархии мироздания, которое отходит от традиционной
(раннесредневековой) интерпретации Ареопагитик. Следовательно, можно заключить,
что формальный характер миросозерцания поэта складывается в согласии со средневековыми богословскими парадигмами, но внутренние интуиции, руководящие образным выражением известных истин, не укладываются в рамки средневековой мысли,
отличаются наличием элементов неоплатонической метафизики — осознанных или
нет. И образ земного рая в «Комедии» Данте служит одной из ярких иллюстраций
этого положения.
Л И Т Е РАТ У РА
1. Аверинцев С. С. София Логос. Словарь. К.: Дух і літера, 2006.
2. Библейская энциклопедия Брокгауза.
3. Данте Алигьери. Божественная комедия. Новая жизнь / Пер. М. Л. Лозинского
и А. М. Эфроса. М.: НФ «Пушкинская библиотека», ООО «Издательство АСТ», 2003
4. Ле Гофф Ж. Рождение Чистилища. М., 2009.
5. Плотин. Вторая эннеада / Пер. с древнегреч. и вступ. ст. Т. Г. Сидаша. СПб.: Изд. Олега
Абышко, 2004.