Протокол № 50 (26 января 2012 г.) Обсуждение § 54, 55 - Мы остановились в прошлый раз на различных свидетельствах способности присутствия быть самим собой. - Я так понял, что предстоит найти то место или тот способ, каким присутствие само от себя требует этого свидетельства. В предыдущем параграфе это слово выделено курсивом. - С одной стороны, описаны предпосылки возможности свидетельства как такового, с другой – встаёт вопрос о свидетельстве самого присутствия. - И просыпающаяся совесть есть как раз свидетельство собственного бытия самого присутствия. - И надо ещё прояснить совесть как феномен присутствия. Ведь обычно этим понятием оперирует этика, богословие или психология. - Наука описывает совесть как предмет, а не как событие бытия присутствия, то, что само себя показывает. - Но выглядит, на первый взгляд, странным само появление на горизонте фундаментальной онтологии этого, вроде бы, чисто этического феномена. - Очень тесно связано с феноменом совести то, что автор называет выбиранием выбора, что возвращает нас к онтологической проблеме наброскового характера бытия присутствия. - Давайте, кстати, вспомним, какова структура присутствия (рисует на доске): Dasein in-sein (бытие-в, подразумевается бытие-в-мире) zu-sein (бытие-к, или брошенность, набросок) mit-sein (бытие-с, бытие-при, или падение) Каждый раз при появлении новой темы мысли Хайдеггер возвращается к этим фундаментальным характеристикам «da». Структура бытия присутствия носит характер размыкания. И такой феномен, как совесть, тоже способ размыкания. Тема совести возвращает нас к феномену падения. Ведь совесть неизбежно обращается к бессовестному состоянию присутствия, иначе её обнаружение не имеет смысла. Это состояние, в котором об «умении присутствия быть» «всегда уже решено» (268). - В состоянии падения стирается, затушёвывается набросковый характер бытия присутствия, оттесняется выбор. - Всё «решено» – это снимает с меня необходимость и бремя решать. - Но при этом «приход» совести, возвращающий присутствие к себе самому, не случаен, так как совесть никуда и не «уходит», она «спрятана» в размыкающейся структуре самого присутствия. - Она всегда «здесь», как и смерть. - При этом всеобщность смерти очевидна, а вот о совести так сразу не скажешь. Фундаментальный характер возвращения присутствия из «людей» к себе приходится доказывать. Мне не очень понятно, почему зов совести автор связывает напрямую с речью. Для меня это выражение всегда было метафорой. - Но мы помним, что саму речь Хайдеггер понимает не лингвистически. Для него речь исходно вовсе не «текст», а способ размыкания бытия, его артикуляция. Зов совести – это артикуляция (членение) определённых обстоятельств [падения]. Совесть – феномен равноисходный с речью, пониманием, настроением. Но отличие его в том, что зов совести не просто рядом с этими феноменами разомкнутости вот, а охватывает это «da» «исходнее в виду собственного бытия присутствия» (270). Те же, ранее разобранные характеристики присутствия обнаруживали его разомкнутость как раз «в виду несобственного бытия». - Этот голос совести как бы расслаивает, удваивает присутствие, которое застаёт себя в состоянии падения: фактическое присутствие и зовущее к иному. - Можно, наверное, сказать, что переход из растворённости в мире и чужом, ничьём решении к бремени выбора сам собой не произойдёт. И оклик совести выполняет функцию подсказки. Ведь совесть в русском языке – это весть, истина. - Но при этом то самое раздвоение присутствия объясняет то, что происходит нечто вроде совещания [это вряд ли]. - Раздвоение объясняется самим устройством бытия присутствия, которое постоянно находится в «людях» и спорадически возвращается к своему уединению, услышав зов собственно себя самого. - Само заступание к смерти как возможности быть целым есть раздвоение. Я, почувствовавший «змеи сердечной угрызенья», сужу себя, но «строк печальных не смываю». Это не весть как информация, а весть как раскрытие собственного бытия, его укол [или, как говорит Марсель, ожог]. - Совесть нельзя раскопать в ходе анализа. Она сама себя обнаружит. - Но не в «сознании», а как реальный укол собственного бытия. - Это реальное биографическое событие. - И всё же никуда не деться от этического характера совести. - Автора интересует не этически понятая совесть, [не лингвистически понятая речь], а онтологические основания этики [и лингвистики]. - Именно поэтому Хайдеггер считает необходимым отмежеваться от этики, психологии и т. д., что проблема погранична. - Быть самим собой – это не отворачиваться от очень неприятных, трудных вещей: ужас, смерть, совесть, вина. Вот поэтому непрерывно находиться «на свету совести» нестерпимо и совесть – событие спорадическое. - При этом наше состояние растворённости в чужом, ничьём решении – это не какой-то «проступок», а устройство самого присутствия, которое находит себя неизбежно в мире. - Нет ли в этом совпадения фундаментальной онтологии и богословской трактовки виновности как первородного греха всего мирского? - И вера заложена глубже этических предписаний, являясь основой их исполнения. - Кьеркегор разграничивал этическое и религиозное как более низкую и более высокую стадии развития личности, а Бахтин, по свидетельству Г. Гачева, считал, что понятие совести опирается на понятие Бога. Так что религиозная плоскость сама, конечно, ближе к онтологии, чем этическая, более исходна. Но Хайдеггер не хочет смешивать философию и теологию. - Слушание зова совести противостоит прислушиванию к «людям». Это второе должно быть «сломлено», прервано, а значит, требуется какое-то другое слушание. - Внешний слух и внутренний. Первый внимает всему, что принято и обычно. - И это внимание к тому, «как у людей», как раз не слышит себя. У Л. Толстого о Нехлюдове сказано: он «перестал верить себе, а стал верить другим» (Воскресение, 1, XIII). - Бессовестное, виновное состояние моего бытия исходно. - Это невозможность быть своим «вот». - Но я бы тут поставил ударение на слово «своим», так как присутствие всегда есть «вот». Само присутствие есть разомкнутость. - Ещё один важный момент зова совести – непосредственность, «позванность без посредников» (271). Что имеется в виду, когда говорится о посредниках? – В mit-sein – это mit-. - Впервые здесь появляется тема вины (неразлучно связанная с феноменом совести). Автор убеждает нас в том, что стать самим собой без открытия своей виновности невозможно. Я ни в чём не виноват и ни за что не отвечаю в анонимности своего бытия, где всё решено за меня. Совесть призывает к ответу, то есть к взваливанию на себя бремени ответственности, к признанию себя виновным [Эдип], иными словами – к свободе. - Вся эта проблематика глубоко оценочна. - Да. Но при этом Хайдеггер всё время пытается отмежеваться от оценочности как суда над чем-то наличным, фактичным, идя к тому, что является фундаментом этих оценок.