ПАРАМОН ЮРОДИВЫЙ. ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА. Из памятной книжки. Парамон юродивый. — 03, 1877, № 4, стр. 491-521. Подпись: Г. Иванов. III. Парамон юродивый. — Из старого и нового. (Отрывки, очерки, наброски). СПб., 1879, стр. 107 — 141. Растеряевские типы и сцены. VI. Парамон–юродивый. (Из воспоминаний пропащего). — УІ, т. I, стр. 271–298. 615 Растеряевские типы и сцены. VI. Парамон юродивый. (Из детских лет одного «пропащего»). — УІІ и УІІІ, т. I, стр. 174 — 192. Печатается по тексту УІІІ, со следующими исправлениями: Стр. 118, строка 19: невиновностью — вместо: невинностью. Исправлено по ОЗ, ИСН, УІ — УІІ. Стр. 119, строка 33: почтения — вместо: почитания. Исправлено по контексту. Опущено также подстрочное примечание (в УІ, УІІ, УІІІ), теряющее смысл при разрушении цикла «Растеряевские типы и сцены»: «Настоящий рассказ написан гораздо позже “Растеряевой улицы”. Я помещаю его однако в конце этих ранних очерков потому, что в нем я попытался изобразить самые существенные свойства “растеряевщины”, с которыми она и вступила “в новую жизнь” (“Разоренье”)». Согласно позднейшим воспоминаниям родственника Успенского, Д. Г. Соколова (литературный псевдоним — Дм. Васин), рассказ «Парамон юродивый» ПАРАМОН ЮРОДИВЫЙ. ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА основан на детских воспоминаниях писателя; прототипом Парамона явился некий юродивый Еремей, которого мемуарист характеризует следующим образом: «Еремей (Парамон) был религиозный фанатик. Мне и Гл<ебу> И<ванови>чу пришлось однажды мыться с ним в домашней бане и здесь–то мы увидели воочию врезавшиеся в его тело вериги. Полез он на полок, рассчитывая попарить свое зудевшее от поту и грязи тело, но железные вериги до того накалились, что он прямо так–таки и загремел сверху по ступеням полка и в изнеможении упал на пол, прося поливать его холодною водою, что, конечно, и было нами исполнено... Сверх вериг он носил еще власяницу (длинную рубашку, сотканную из черного конского волоса). Его действительно арестовала полиция, и с тех пор мы его не видали» (Дм Васин, Глеб Иванович Успенский. Биографическая заметка — «Русское богатство», 1894, № 6, стр. 55). Сам Д. Г. Соколов также попытался, — почти одновременно с Успенским, — художественно охарактеризовать Еремея–Парамона (см. очерк «Юродивый» в его книге «Рассказы и очерки», СПб., 1877), причем изобразил его ханжой–пройдохой, дурачившим окружавших своим юродством и бездельно проживавшим на чужой счет. О существовании в доме деда писателя, Г. Ф. Соколова, «беседки, где спасался Парамон юродивый», упоминает в своих воспоминаниях также И. И. Успенский («Глеб Успенский», Летописи Государственного литературного музея, кн. 4. М., 1939, стр. 347). Печатая рассказ в 03, Успенский представлял его как начало целого цикла: объясняя читателям причины, побудившие его опубликовать «признание одного пожилого человека» («несмотря на то, что ПАРАМОН ЮРОДИВЫЙ. ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА мелочи наших дней, составляющие цель ведения этой книжки, не имеют 616 с этим эпизодом далекого прошлого почти ни малейшей связи, не сотни, а тысячи раз я вспоминал именно этот стародавний эпизод, и вспоминал именно по поводу этих современных мелочей»), писатель сообщал, что «некоторые из этих “современных” заметок» он думает «привести ниже: не найдет ли сам читатель между старым и новым какой–нибудь связи?» Однако публикуя, два года спустя, отдельным изданием «Из памятной, книжки», Успенский не включил в ее состав «Парамона юродивого», — очевидно убедившись в том, что связь «между старым и новым» (арест Парамона за нежелание подчиняться полицейским предписаниям) весьма слаба и трудно ощутима. Поэтому рассказ был включен в сборную книжку — «Из старого и нового». Новое приуроченье — к циклу «Растеряевские типы и сцены» — было сделано писателем при подготовке первого собрания своих сочинений; это приуроченье сохранилось и в последующих двух изданиях.. Стр. 106, строка 20. «своей дремоты превозмочь не может». — Перефразировка стихов из «Полтавы» Пушкина (песнь 2–я): Своей, дремоты превозмочь не хочет воздух. ____ 617