Охота к перемене мест или запрос на свободу?

11.04.11
Эксперт МГИМО: Алексей Богатуров, д.полит.н., профессор
Охота к перемене мест или запрос на свободу?
Одна из главных интриг-загадок арабских революций — их идеология. Немало
западных коллег (возможно, в легком дурмане грез о нефтяной гармонии) стремятся
увидеть в событиях знаки доказательства того, что арабы, как американцы и русские,
хотят свободы и демократии. Им вторит часть русских коллег и политиков.
Другие эксперты и государственные мужи в России и на Западе пытаются быть
осмотрительнее: картины падения диктаторов приятны, но хорошо бы знать, кто идет
им на смену. Опыт гражданской войны в Таджикистане кое-чему должен был бы научить.
В начале 1990-х годов таджикская просвещенная интеллигенция была в первых рядах тех,
кто свергал советский строй. Но спустя пару месяцев таджикских либералов грубо прогнали
из стана победителей, а верховодить революционными массами стали муллы с автоматами.
Исламская демократическая оппозиция в Алжире, Египте и пуще того — в Ливии и Йемене?
Даже теоретически такое сложно себе представить где-нибудь за пределами
университетских кварталов Каира. Оппозиция имеется, несомненны ее исламские верования.
Но это не указывает на либеральный или демократический характер антиправительственных
бунтов. В США лишь к концу марта 2011 года признали наличие следа «Аль-Каиды»
в ливийских событиях. До этого политики игнорировали вероятность экстремистского гена
в региональных процессах. И это несмотря на то, что изрядная группа американских
аналитиков с самого начала на это указывала, пытаясь оценить возможные последствия
переворотов на Арабском Востоке для безопасности Израиля.
Какая идея определяет брожения арабов? Претендовать на лидерство могли бы три —
свобода, справедливость и ислам. Но взаимосвязь свободы и несвободы на Востоке
понимается иначе, чем на Западе. Западное понимание свободы индивидуалистично, и его
огрубленным выражением является электоральный принцип «один человек — один голос».
На Востоке свобода человека подчинена интересу группы (рода, племени, страны), и люди
голосуют вместе — общиной, семьей, деревней.
Похоже, идея справедливости при таком миропонимании должна быть арабам ближе, чем
идея свободы. Тем более что события на Арабском Востоке вписываются в мировую социальнополитическую протестную тенденцию, которая весь прошедший год проявляла себя в ЕС,
США и России. Вроде бы убедительно. Убедительно, но недостаточно. Потому что идея
справедливости в западноевропейском, русском и американском понимании — идея левая.
А ничего похожего на привычную левизну в арабских бунтах не проступает. Незаметно
желания обогатить бедных за счет богатых или поговорить о равенстве (мужчин и женщин,
например, или мусульман, христиан, иудеев и атеистов).
Может быть, речь идет о соединении левой идеи с исламом? Так уже было. С подобным
экспериментировали баасисты в Ираке и Сирии. Да и Насер в Египте в 1960-х годах
маневрировал в том же направлении. От всего этого арабы отказались в 1980–1990-х годах.
Остается предположить, что бунтовщиками движет радикальный политический ислам без
1/2
примеси левизны — это как раз и есть хомейнизм, несмотря на свое шиитское
происхождение, вполне пригодный, как показал опыт Афганистана, для избирательного
освоения суннитами. Перспектива не вдохновляющая.
И все же грызет сомнение: уже очень все это умно и сложно. А что, если ни одна из трех идей
отношения к бунтам на Арабском Востоке просто не имеет? В Египте, Тунисе, Йемене, Сирии
и, конечно, в Ливии происходит обычный генерационный конфликт — сшибка поколений.
Молодые сторонники национальных деспотий искренне воспламенились желанием получить
наконец блага от приобщения к власти, которая 30 лет в каждой стране не давала пробиться
наверх никому из низов. Ни в одном случае революций не выдвигалось единых собственно
политических лозунгов! Бунтующие единогласно требовали только одного — смены старого
вождя. По остальным вопросам признаков единомыслия не было.
Демократические лозунги, придуманные сторонними наблюдателями, подхвачены более
смышленой частью бунтовщиков, которая поняла, что под это можно получить военную
и финансовую помощь Запада.
Арабам на самом деле хочется новых лидеров. Потому что молодые вожди приведут с собой
новые команды сторонников, войти в ряды которых хочется всем, кто требует ухода деспотовстариков — Каддафи, Мубарака, Салеха. Это необязательно означает, что бунтовщики хотят
отказаться от деспотии вообще. Хуже того — это может означать, что они хотят сохранить
деспотию, придав ей более выраженные черты этнонациональной самобытности и архаики.
В хорошем случае военные в Египте двинутся «путем Мубарака без Мубарака». В худшем —
Арабскому Востоку может угрожать «хомейнизация без Хомейни». Если бы Каддафи сохранил
власть и у него достало бы ума провести в стране реформы — такая формула политической
трансформации выглядит идеологически не слишком красивой, но прагматически она вполне
рациональна для всех заболевших революциями арабских стран. Драматизм момента в том,
что почти весь ближневосточный деспотизм закостенел настолько, что надеяться на его
способность к самореформированию почти невозможно. Вынужденный характер арабских
революций, их незрелость, ситуативность и взаимно индуцированных характер заставляют
думать о том, что актуальной задачей трансформации в арабском мире может быть
не разрушение деспотий, а их обновление.
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Источник: «Независимая газета»
Постоянный адрес материала: http://www.mgimo.ru/news/experts/document185167.phtml
2/2
Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)