Европейцы попробуют откупиться Не русские против татар, а
реклама
8 сентября, 2015, вторник ПРОШУ СЛОВА! 5 мнения авторов этой полосы могут не совпадать с мнением редакции. окно в европу Европейцы попробуют откупиться Поток беженцев в Европу не иссякает. (Читайте на стр. 2) Сергей Ачильдиев, редактор отдела спецпроектов «НВ» Город и голод Сегодня – День памяти жертв блокады Ленинграда (74-я годовщина её начала). Б аба Миля, наша соседка по коммуналке, всегда, поев, проводила по клеёнке ладонью и, собрав упавшие на стол крошки в горсть, ссыпала их себе в рот. Мне было лет пять, но я на всю жизнь запомнил не только этот жест, но и то, что баба Миля делала так даже в том случае, если никаких крошек и не было. Потом, когда подрос, я обратил внимание, что эта привычка была также у других бабушек. – Это у нас блокадное, – сказала мне, словно извиняясь, одна из них, старая ленинградская интеллигентка, после того как хлебной корочкой дочиста обтёрла тарелку и положила корочку себе в рот. И объяснила: – Конечно, это не ахти как воспитанно, но нас уж до смерти не переделаешь. Однако на самом деле страх голода гнездился в сознании петербуржцев-ленинградцев изначально, с самого основания города. Построенная вдалеке от плодородных земель и основных торговых путей, северная столица ещё в XVIII веке при малейшем неурожае клала зубы на полку. Особенно осенью и весной, когда дороги становились совсем непроезжими. Городские власти даже были вынуждены установить во всех рынках и торговых лавках твёрдые цены на первую половину дня, чтобы малоимущие жители могли закупить себе провизию. И этот порядок просуществовал в столице империи до середины позапрошлого столетия. Вспомните петербургские повести и романы Гоголя, Достоевского, Крестовского, стихотворения и поэмы Некрасова… Голод в них встречается едва ли не чаще, чем дурная питерская погода. Относительно сытыми были вторая половина XIX и начало ХХ века. Но потом грянула петроградская блокада 1918–1921 годов, когда большевики, борясь с «мешочничеством», взяли город в двойное кольцо: на вокзалах, в поездах, на пригородных станциях – всюду чекисты хватали горожан, пытавшихся поменять вещи на продукты, и крестьян-продавцов. В итоге население Петрограда сократилось в три раза, с 2,4 миллиона человек перед Февральской революцией до 722 тысяч в 1920 году. Сохранились свидетельства очевидцев. Вот записи известного экономиста и статистика Станислава Струмилина: «Ни гнилая картошка, ни порченое мясо, ни протухшая колбаса не выбрасываются. Всё идёт в пищу». А вот характерные штрихи из дневника Зинаиды Гиппиус: «На Николаевской улице вчера оказалась редкость: павшая лошадь. Люди, конечно, бросились к ней. И последним достались уже кишки только». Затем наступила передышка – НЭП. Но уже с 1928 года, когда в стране ввели карточную систему, настала полуголодная жизнь. В ту пору мало кто из ленинградцев имел дачный участок или более или менее приличные накопления, а потому большинство сидели лишь на скудном госпайке. «Люди постарше ещё помнили деликатесы, а дети о них уже не знали, – пишет историк Елена Игнатова. – Ленинградка Л.А. Дукельская рассказывала, как родители решили сделать ей подарок – сдали какую-то вещицу в Торгсин и купили пирожное. Вся семья собралась смотреть, как она будет есть пирожное, девочка попробовала и отложила его – хлеб гораздо вкуснее». Нередко случались и голодные смерти: весной 1932го пенсионеров из числа «нетрудовых элементов» лишили хлебных карточек, и чудом уцелевшие последние старики-аристократы тихо, незаметно уходили в мир иной. Ну а потом была вторая блокада, принёсшая такой массовый и страшный голод, какого город ещё не знал. До сих пор ни историки, ни статистики не могут понять, сколько в действительности умерло тогда жителей – около миллиона, миллион или больше?.. Станислав Ткаченко, руководитель магистерской программы «Дипломатия» факультета международных отношений СПбГУ В олна мигрантов, захлестнувшая ЕС, – тяжёлое испытание для европейцев. И я считаю, что предложение определить для всех стран квоту (количество мигрантов, которые они должны будут принять) – это единственный верный путь решения данной проблемы. У Евросоюза есть потенциал для того, чтобы принять беженцев. И даже если в ближайшем будущем придётся приютить не 300 тысяч, а миллион человек, ЕС способен на это без каких-то катастрофических последствий для своих финансов и инфраструктуры. Однако проблема в том, что у разных государств Евросоюза – разные подходы к приёму мигрантов. Так, немцы или итальянцы уже в течение десятилетий занимаются этим вопросом, они выработали методы социальной адаптации и интеграции приезжих в местное общество. А вот в государствах Восточной Европы с низким уровнем жизни и усиливающейся бедностью любым квотам рады точно не будут. Наиболее вероятный сценарий на сегодня таков: европейцы договорятся распределить нынешнюю группу мигрантов, которые уже находятся в пределах ЕС, – это около полумиллиона человек. (Хочу отметить, я сейчас говорю о только о тех мигрантах, которые бегут из Сирии и Ливии и являются беженцами, спасающимися от войны.) Их примут, распределят по странам – а затем, возможно, Евросоюз попробует ужесточить пересечение границы с Грецией (или между Турцией и Болгарией), чтобы избежать нового наплыва сирийцев. Ещё один вариант – открывать лагеря беженцев прямо на территории Сирии или попробовать уговорить на это турок. В любом случае от дальнейших волн миграции ЕС попробует откупиться, ведь в Брюсселе понимают, что цельная Европа в итоге может не выдержать. Пообщайтесь с сегодняшним жителем Эстонии или Словакии, спросите, согласен ли он, чтобы в его страну приехали сотни мигрантов. Он ответит: «Да ни за что на свете, я лучше возьму ружьё и сам буду останавливать их на границе!» И даже если европейцы в ближайшее время всё же договорятся о квотах, то это будет решение, принятое на высшем уровне. А вот на этапе исполнения наверняка возникнут проблемы, которые могут оказаться для Евросоюза непреодолимыми. В этом случае одним из простейших путей может стать отказ Европы от Шенгенской зоны и установка контроля на государственных границах. При таком раскладе если, скажем, в Венгрию распределят 5 тысяч человек, то они там и останутся – поскольку не смогут сбежать обратно в Германию. Ну а худший вариант развития событий – это разворот самого процесса европейской интеграции. И это реально, поскольку многие государства ЕС уже не верят структурам в Брюсселе и не хотят исполнять их приказы. Между тем помимо легальных беженцев есть ещё как минимум четыре группы мигрантов: экологические, экономические, люди, переезжающие для воссоединения семей, и те, кто эмигрирует, чтобы получить образование или работу. И если беженцев ЕС распределит, то в отношении нелегальных мигрантов – например, африканцев, высаживающихся на Канарских островах, – у европейцев есть свои механизмы реагирования. Их либо сразу арестовывают и отсылают обратно, либо они живут какое-то время в лагерях для беженцев, сдают экзамены на знание языка и истории и тогда, возможно, получают вид на жительство. Почему эта миграционная волна обрушилась на Европу именно сейчас? Некоторые эксперты полагают, что эту кашу заварили США – к примеру, они «оплачивают работу проводников, доставляющих мигрантов в Европу». Но доказательств этого нет. Это скорее стройная теория заговора: дескать, Штаты собираются таким образом ослабить ЕС и плотнее привязать его к себе. Но американская бюрократическая машина не так уж гладко работает, да и доставка беженцев в Европу на самом деле – сложная логистическая операция. Вместе с тем на американцах, несомненно, лежит огромная политическая ответственность за происходящее в Европе. Ведь это они инициировали «охоту за Каддафи» в Ливии, они сделали ставку на оппозицию Башару Асаду в Сирии, которая в итоге полностью вышла из-под контроля. Да и террористическое «Исламское государство» во многом – дело рук администрации США. Хотя я думаю, Штаты не задумывались о столь масштабных и губительных последствиях своих действий. Кстати, со стороны европейцев мы уже слышим призывы о помощи – типа «было бы неплохо, если бы Россия помогла решать проблемы с мигрантами». Но, знаете, – не дождутся. Для того чтобы вместе с ЕС поднимать такие сложные вопросы, нам необходимо сотрудничать. А против нас Брюсселем объявлены санкции, которые в переводе с дипломатического означают «экономическая война». Так что давайте сначала заключим мир, а уж потом будем строить совместные планы. дата Не русские против татар, а православные против латинян В этот день 635 лет назад состоялась Куликовская битва. Павел Виноградов, редактор отдела социальных проблем «НВ» П режде всего стоит прояснить крайне запутанную историческую коллизию, именуемую «монголо-татарское иго». В 1237–1241 годах небольшой конный корпус монголов в 30–40 тысяч воинов, возглавляемый внуком Чингис-хана Бату (Батыем), относительно легко прошёл сквозь погрязшую в княжеских междоусобицах Киевскую Русь. Фактически набег Батыя пришёлся на несколько разных стран, часто враждующих друг с другом. На Волге Батый создал государство Золотая Орда, в которую русские княжества не входили. Монголы не оставили на Руси гарнизонов, не установили оккупационного режима, сохранили прежнее правительство и веру, всё подчинение ограничилось выплатой дани. Но с запада Руси грозила сила, победа которой была чревата утратой этнической доминанты, то есть национальной смертью. В 1204 году крестоносцы захватили оплот православия – Константинополь, потом вторглись в Прибалтику, создав плацдарм для наступления на Русь. Тогда и появился святой благоверный великий князь Александр Невский. Его победы на Неве и Чудском озере не могли окончательно отвести от Руси угрозу латинского порабощения. И тогда он сделал то, что не одобрили многие его современники (да и потомки), – обратился за помощью к татарам. Фактически это был военный союз, а дань была платой за военную защиту. Два века в недрах великой Монгольской империи расширялась и крепла Москва, сохранившая этническую доминанту – православную веру. Александр Невский принадлежал к первому поколению новых русских людей, которые стали рождаться в то время на территории разлагающейся Киевской Руси. Именно эти пассионарии, способные отринуть личные интересы ради идеала, практически на пустом месте создали Московское государство. Москва принимала всех: православных литовцев, бежавших от окатоличивания, татар-язычников и христиан-несториан, которым стало неуютно в Орде с тех пор, как ханы приняли ислам. Все они принимали православие, женились на русских девушках и основали многие дворянские роды. Так складывался новый этнос – уже не русичи, а русские. Тем временем в Золотой Орде начались проблемы: Причерноморьем овладел вельможа Мамай, не принадлежавший к роду Чингис-хана. Москва поддержала законного хана Тохтамыша. Однако времена союза с Ордой уходили в прошлое. Московское государство достаточно окрепло, и восточный союзник становился слишком обременительным. Но речь о «свержении ига» пока не шла: сохранялась и даже усилилась опасность с Запада, причём её проводники были теперь и в Орде. Одним из них был как раз Мамай. Его союзниками стали великий князь Литовский Ягайло и генуэзские купцы, на чьи деньги он навербовал войско. Главной целью Мамая было отдать московские земли под протекторат Литвы и самому объединить Золотую Орду под своей властью. Генуэзцы рассчитывали на выгодные концессии в России, что превратило бы её в торговую колонию. Но главным рычагом подчинения Восточной Европы Западу оставалась духовная экспансия католичества. И Сергий Радонежский, игумен Свято-Троицкой обители, благословил тогда Дмитрия Донского не на войну с татарами, а на сопротивление католической экспансии. Таким образом, можно сказать, что на поле Куликово вышли православные против латинян, а не русские против татар. с улыбкой! у экрана Российские космодромы примут… туристов Волчок продолжает кружиться Знаменитая телеигра «Что? Где? Когда?» отметила 40-летие. Сергей Ильченко, доцент кафедры телерадиожурналистики СПбГУ РИСУНОК ОЛЬГИ БЫСТРОВОЙ Н Туристы вскоре смогут отправиться в турпоездку на российские космодромы, заявили недавно в «Роскосмосе». Но для того чтобы принимать гостей, на том же Байконуре сначала предстоит построить несколько гостиниц – пока их только две, и обе они перед стартами забиты под завязку. Что же касается Восточного, то там пока что пытаются успеть ввести космодром в строй до конца года. ынче мало кто помнит, как это всё начиналось в эфире Центрального телевидения в середине 1970-х годов. Сначала была просто телевикторина, которая разыгрывалась между двумя семьями. И вёл её вовсе не Владимир Ворошилов, придумавший формат, а Александр Масляков. Это только через несколько лет название игры, состоящее из трёх самых популярных вопросов на свете, стало известным. Особенно после того, как её неугомонный автор соединил вместе две вещи: волчок и минуту обсуждения. Вот тогда-то всё и случилось. На эту, по сути, детскую уловку клюнула вся страна, полюбившая тех юношей и девушек, которые усаживались за игровой стол, не зная ни вопросов, ни ответов. Ограниченные временем, понукаемые строгим ведущим (он всегда оставался за кадром), опираясь только на свой ум и знания, вступая в жаркую дискуссию, они искали и – самое главное – находили ответы. Видеть своими глазами процесс рождения истины – невероятно увлекательно. Программа объединила целую страну в интеллектуальном порыве к знаниям, когда ум стал значить больше, чем положение в социальной иерархии, верность идеалам марксизмаленинизма и наличие связей. Теперь умные дяди и тёти, исследуя феномен «ЧГК», солидно заявляют, что именно этот проект наглядно демонстрировал интегрирующую функцию СМИ. Когда не стало большой страны, она всё равно, по сути, существовала – в том международном движении, которое породила эта игра по всем тем странам, где оказался наш народ. Менялась жизнь вокруг, менялась цивилизация, но неизменными оставались кружение волчка, ожидание вопроса и та самая минута на обсуждение, которая всегда была слишком короткой. Даже тогда, когда в «ЧГК» стали играть на деньги, ценилась не победа, но участие. А если вдруг случалось поражение в финальной игре, то вся страна, и уж точно весь Петербург, как это было лет двадцать назад с той самой командой Алексея Блинова, воспринимала проигрыш «знатоков» как трагедию. И вот триумф благородства – следующая команда отказалась от своего права играть в прямом эфире ради проигравших. Помню, как все в чёрном они вышли на матч-реванш. Было полное ощущение, что игра будет не на жизнь, а на смерть! И они выиграли тот самый драматичный матч своей жизни. Это не фигура речи, это истинное ощущение. Сам его испытал, когда был капитаном команды преподавателей нашего факультета на первом чемпионате по «ЧГК». Сладкий миг, когда твой ответ оказывается верным! И какая горечь на грани отчаяния, когда он не совпадает. Кажется, что мир рушится и твой разум уже никому не нужен. Но нет. Наступает следующий раунд – и игра, а стало быть, и жизнь продолжается. Одно из преимуществ «ЧГК» перед всеми остальными викторинами и телеиграми в том, что здесь играют вместе шесть разных личностей, но выигрывает Команда, то есть коллектив. И, быть может, долгая и успешная жизнь детища Ворошилова объясняется ещё и тем, что оно наглядно демонстрировало то, что «один человек не может ни черта». Только вместе с другими. Общение – вот ради чего стремятся попасть в клуб знатоков поклонники игры и то, что тянет нас к экрану, когда в очередной раз звучат выученные наизусть музыкальные позывные. «Что наша жизнь?» – «Игра!» – такой эпиграф долго звучал в программе. А ещё преимущество этой игры в том, что она… слишком умная. О чём не раз говорили зарубежные продюсеры Наталье Стеценко, подруге и наследнице Ворошилова, представляющей «ЧГК» на международных телерынках. Ну и пусть! Нам эта игра нравится. И мы до сих пор жадно ищем вместе со «знатоками» ответ на вопрос, вместе с ними огорчаемся, когда правильный ответ не находится. Хотя по здравой логике должно быть наоборот: мы, телезрители, должны болеть за тех, кто задаёт вопросы, а не за тех, кто на них отвечает. Но «ЧГК» – это русская игра, и потому в ней всегда поддерживают тех, кому трудно, но кто продолжает бороться.
