Элла Дюкова ФОЛЬКЛОР В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ ИСТОРИКО-БИОГРАФИЧЕСКОЙ ПЬЕСЫ В. КОРОТКЕВИЧА «КАСТУСЬ КАЛИНОВСКИЙ» Владимир Короткевич первым в белорусской литературе в весьма широком объеме обратился к истории Беларуси. Углубляясь в историческую тему, писатель практически работал во всех литературных родах – эпосе, лирике, драме и даже в особо востребованном массовым читателем жанре детектива. Правда конкретного факта, рассмотренного В. Короткевичем на историческом, общественном и бытовом, личностном срезах, подтверждается научной литературой о той эпохе, которую писатель художественно переосмыслил. Короткевич-писатель был конкретен и достоверен как истинный ученый-исследователь. Об этом свидетельствует сопоставление его творчества с документальными хрониками, соотнесение произведений с научной исторической литературой. Среди произведений В. Короткевича на историческую тему выделим его драматургию (около 10 пьес, в том числе незавершенных). Как своеобразная трилогия воспринимаются его пьесы «Колокола Витебска», «Кастусь Калиновский», «Мать урагана». Эти произведения захватывают и покоряют мощной реализацией идеи национальной свободы и независимости. Остановимся на пьесе, посвященной личности Кастуся Калиновского. Еще в начале 1950-х гг. В. Короткевич задумал написать произведение, посвященное восстанию 1863–1864 гг. Исключительное внимание автора к событиям того времени объясняется их значимостью в истории Беларуси. а также тем, что в семье писателя сохранилась память об их родственнике Тамаше Гриневече, одном из руководителей восстания на Могилевщине. Авторский замысел включал создание нескольких книг, посвященных времени накануне восстания в Литве и Беларуси, непосредственно событиям самого восстания, а также показу его разгрома. Многолетнее глубокое изучение этого периода дало писателю возможность создать на интереснейшем материале широкомасштабный исторический роман «Колосья под серпом твоим», пьесу «Кастусь Калиновский», либретто к одноименному балету. Окончание работы над пьесой «Кастусь Калиновский» совпало с юбилейной датой – столетием со времени восстания. Исключительно тонкий мастер, В. Короткевич отличался еще и огромной эрудицией. Оригинальная авторская манера письма вырабатывалась на основе творческого осмысления опыта классиков мировой литературы. В частности, текст пьесы «Кастусь Калиновский» позволяет нам сделать совершенно определенные выводы о том, что белорусский писатель, работая над темой восстания, учился историзму мышления у Александра Пушкина и Тараса Шевченко, объемности и колоритности в создании отдельных характеров – у Франсуа Рабле и Генриха Сенкевича, ассоциативной образности – у Леси Украинки и Яна Райниса. Особый характер приобретает концепция историзма, когда речь идет о литературном произведении исторического жанра, в котором поднимается проблема народности, а в центре внимания находится национальная идея. Как отмечают теоретики литературы, в таких художественных текстах воплощение историзма и народности находится в тесной взаимосвязи с обращением к фольклору: возникновение такого единства «обусловлено потребностью осознать свою национальную культурную самобытность, стремлением понять особенности и своеобразие национального характера, литературы, искусства, языка народа» [1, 1143]. В. Короткевич понимал всю сложность поставленной задачи. И видел ее не только в создании полнокровного художественного образа исторической личности, руководителя восстания, снискавшего славу легендарного народного героя, но и в воспроизведении самого народа, который поднялся на защиту самого себя, своих человеческих прав, родной земли. Мы уже отметили, что историзму мышления В. Короткевич учился у Т. Шевченко и А. Пушкина. Великий поэт Украины стремился воспитать у своих соотечественников чувство национального самоуважения, создавая и формируя величественный миф об Украине. Участие в общественной жизни украинцев во время учебы в Киевском университете, в годы работы школьным учителем в местах, которые были важны для национальной исторической памяти (там происходили знаменательные героические сражения, опетые Т. Шевченко), наконец, изучение творчества Кобзаря – все это помогло В. Короткевичу постигнуть украинскую идею в ее реальном и философском наполнениях. Очевидно, именно в таком же ключе, как и творчество Т. Шевченко, необходимо рассматривать и названную выше драматическую трилогию В. Короткевича. Показывая народные волнения на разных территориях родной земли, писатель формировал концепцию художественного образа нации. Нет никакого сомнения, что в пьесе «Кастусь Калиновский» проявился также творческий опыт А. Пушкина. Короткевич неоднократно в тексте произведения и прямо, и косвенно упоминает имя русского писателя. В частности, аллюзии, связанные с творчеством А. Пушкина, возникают при цитатах из «Евгения Онегина», аналогиях, отсылаюших к его герою графу Нулину, намеках на Пугачевский бунт. Отдельные сюжетные ходы – сцена с юродивым – вызывают ассоциации с пушкинским «Борисом Годуновым». Как известно, драма А. Пушкина посвящена русскому царю, однако главной действующей исторической силой в ней выступает народ. Нельзя не признать, что и в пьесе белорусского писателя народ показан как великая историческая сила. Мастерство В. Короткевича в том, что он великолепно индивидуализирует образы и персонажи представителей народа и в то же время создает его выразительный собирательный образ. При этом необходимо отметить, что писателю удается показать рост сознания простых людей, народные массы изображаются в развитии. В круг действующих лиц пьесы В. Короткевич поставил и народ, и положительные образы помещиков, и представителей прогрессивной интеллигенции, причем автору удается показать их как сознательных участников восстания. Все это еще раз подтверждает высказанную мысль о том, что В. Короткевич работал над созданием образа белорусской нации. В коцепции историзма писателя можно определить несколько слагаемых народности. Прежде всего это язык художественного произведения. В нем мастерски использованы разные лексические пласты, в зависимости от изображаемого материала меняется и стиль – от низкого до высокого, от разговорного до официального, от бытового до высоко патетического и романтического. Драматург широко использует все возможности, которые дает ему обращение к белорусскому народному творчеству. Речевые партии представителей крестьян насыщены пословицами и поговорками. В. Короткевич выбирает те фразеологизмы, в которых раскрывается народная мораль, образность мышления, остроумие и смекалка простого белоруса. Ассоциативность мышления героев вырастает из их жизненного опыта, поэтому художественно оправдано то, что крестьяне у В. Короткевича, используя иносказаие, исходят из окружающих их в жизни реалий. О врагах они говорят «злодзей нясыты», «чамарка панская», о недотепах – «чакуха драўляная» [2, 11] и т. д. Среди качеств, по которым узнают «своего» человека, называют прежде всего следующие: «наш», «смелы», «сабой прыемны», «гаворыць па-нашаму», «ветлівы», «мужык ад чобатаў да гаворкі»... Многие сравнения свидетельствуют о наблюдательности и знании родной природы («рукі лётаюць, як стрыжы над ракой», «раса як слёзы»). По-народному метко характеризуя свое бесправное положение, крестьяне лаконично и вполне исчерпывающе описывают плачевное состояние образования в крае. О грамотности народа власть не считала нужным заботиться, образование не финансировалось. На вопрос К. Калиновского, есть ли в деревне школа, один из его собеседников отвечает: «Раней на стайні была. Цяпер – у воласці. Порткі ў руках трымае». Нельзя не отметить, что писатель использует все оттенки народного юмора. Всегда к месту звучит в произведении, по его собственному выражению, и «страшная ирония» («Ты «за нас», як воўк за авечую шкуру»), и легкая сатира («Нішто сабе сокал… Над пешым арлом і варона з калом…», «Тварык бяленькі, ды на вуме мяленькі»), и горький сарказм («сустрэнецеся ў ката на дыбе»). В отдельных случаях, когда это оправдано сюжетными коллизиями (сцены с участием народа), – юмор героев несколько грубоват, но зачастую доброжелателен и жизнерадостен. Именно эти речевые особенности роднят таких героев, как Чертов Батька и пан Заруба. И именно способность шутить – смело, искрометно, весело, беззаботно – спасает пану Зарубе жизнь, раскрывая в нем человека отважного, готового встать на сторону простого народа. Юмор воспринимается как одна из основополагающих черт национального характера. «Жартуйце, хлопцы, жартуйце… Каб не вершы, не жарты – ета ж проста нам усім перавешацца трэба было б… самім… не чакаючы мураўёўскай ласкі…»[2, 61], – обращается к народу Кастусь Калиновский. Народность характера главного героя также раскрывается при помощи фольклорных элеменов. Так, его монологи не грешат голой публицистичностью. Речь руководителя восстания живая, образная, понятная народу, писатель насыщает ее также пословицами и поговорками («Як кацёл смехам віруе», «громакіпячая бочка» и др.) и делает это с чувством художественной меры. Встречаются в пьесе и анекдоты, но такой своеобразный интеллектуальный юмористический продукт автор чаще использует в произведении в сценах с участием интеллигенции. К анекдоту обращаются К. Калиновский, пани Янович, и нужно отметить, что в таких случаях анекдоты не выполняют развлекательную функцию, в них писатель закладывает критическое, осуждающее отношение к властьимущим и врагам восстания [2, 23]. Мастерски использует драматург и другие фольклорные жанры для воссоздания народного духа в произведении – песни, колыбельную, причитания и др. Не обошел вниманием В. Короткевич и богатое этнографическое наследие родного народа. Он предполагал, что при постановке пьесы театральное действие будет сопровождаться музыкой, народными танцами. «Белорусскость» сюжета, народность произведения подчеркивается уже тем, что в пьесу вводится танец «Битва», переосмысляется игра (танец и песня) «Метелица», неоднократно звучит мотив «Дороты» и др. При этом исключительно важно, что этнографический материал драмы не орнаментального характера. В. Короткевич использует этнографический элемент не просто для создания колоритного фона, а наполняет идейным содержанием самой пьесы. Так, оригинально включены автором в содержание драмы празднование деревенской свадьбы, языческий обряд «кол». Сцены, в которых раскрывается творческий потенциал народа (имеется в виду и традиционный фольклорный материал, и его конкретное импровизированное исполнение), характеризуются самим писателем как «гениальная мистификация» [2, 50]. Привлеченный этнографический материал выполняет, таким образом, несколько функций: идейную, эстетическую, познавательную. Включенный в композицию драмы, он влияет на сюжетное действие, на ход событий. Как известно, пьеса «Кастусь Калиновский» написана и прозой, и стихами. Устами соратницы главного героя Каролины писатель подводит читателя (и критика) к ответу на вопрос, когда и как появляются в произведении стихи [2, 61]. Высокое чувство любви к Отчизне и нежное чувство любви к женщине настраивают К. Калиновского либо на патетический, либо на лирический лад. Эмоциональная напряженность душевных переживаний, экспрессивность высказываний, лиризм настроения способствуют тому, что в речи героя возникают рифмы – и рождаются стихи. Нет сомнений, что подобного рода причинами объясняется «переход» от прозы к поэзии, осуществляемый в речевых партиях действующих лиц из народа. К романтически возвышенному стилю стихотворного текста автор прибегает в тех эпизодах, где звучат самые сокровенные высказывания. В таком контексте выразительно проступает ориентация на народную песню с ее образной системой. Соответствующий эмоциональный настрой раскрывается с помощью народных постоянных эпитетов: залаты, залацісты, светлы, чысты, зорны, бязмежны, белыя падушкі, бязлітасная зіма, чорныя воды и т. п. Философичность произведения, его интеллектуальное наполнение, романтическая окрыленность идеи требовали введения в произведение образов-символов. И здесь писателю снова приходит на помощь поэтика белорусского фольклора или же школа освоения родного фольклора в произведениях классиков других литератур. Ориентация на целенаправленное использование символики проявляется уже в самом начале драмы, при авторской характеристике действующих лиц. Основные персонажи разделены на три группы – это Сейбіты, Аратыя і Крумкачы. Обращает на себя внимание и то, как названа драма. «Кастусь Каліноўскі. Смерць і неўміручасць» – написал автор, уже в подзаголовке использовав фольклорный прием антитезы. Образами-символами, от конкретноиндивидуального до всесторонне обобщающего, наполнено все произведение. Оригинально обыгрываются в тексте пьесы звездное небо и Галактика, раскрывая чистоту, поэтичность души человека из народа и возвышенную, гуманистическую мечту белорусского интеллигента. Отталкиваясь от фольклорного образа (месяц-чоўнік, ясныя зоры и др.), В. Короткевич создает и свои характеристики-символы. Так, Каролина, которая «любіць сонца» [2, 15], – не сонца, а сланечнік. Очевидно, такой образ показался автору более близким, живым, теплым, менее абстрактным. Мы уже отметили, что ассоциативность образного мышления В. Короткевича сродни тому мастерству, которое явили миру Леся Украинка и Ян Райнис. Фольклорная основа драмы «Кастусь Калиновский» типологически близка фундаментальному народному началу, заложенному в украинской драме-феерии «Лесная песня» и латышской драматической поэме «Огонь и ночь». Леся Украинка сумела наполнить материал древнего волынского фольклора актуальным – для ее и нашего времени – символическим значением, поднять общечеловеческие гуманистические проблемы: любовь, верность и самоотверженность, искусство и долг, прагматическое, этическое и эстетическое и многие другие. Ян Райнис, используя народные эпческие сюжеты о сражениях латышских племен с прусскими завоевателями в ХІІІ ст., в ярких символических образах показал борьбу Огня (света) и сил Ночи (тьмы). Символический образ Беларуси из пьесы В. Короткевича по своему художественному использованию напоминает райнисовский образ Лаймдоты, а князь Тьмы из либретто «Кастусь Калиновский» родственен хитрому и коварному латышскому Черному Рыцарю. Прекрасные пейзажные зарисовки из «Лесной песни», проникнутые фольклорным лиризмом, выполненные по многочисленным образцам поэтических олицетворений, вдохновляли В. Короткевича. Он не только знал и любил произведения Леси Украинки (об этом свидетельствует, в частности, его эссе, посвященное писательнице, под названием «Saksifraga» – цветок, прорастающий сквозь скалу), он обожествлял ее как человека и как творца. Эти обстоятельства позволяют предположить, что имя главной героини драмы «Кастусь Калиновский» Каролина возникло как своеобразная метатеза к Украин(к)а. В пьесе В. Короткевича несколько раз встречается взятый из арсенала художественных приемов украинской поэтессы образсимвол слово-кинжал: «Хай будзе слова, як няма кінжала» [2, 57]. Как писатель В. Короткевич, конечно же, верил в могущественную силу родного слова. Но что особенно показательно, он включил в характеристику своей героини Каролины все те же качества, которые ценил в Лесе Украинке: патриотизм, мужество, самоотверженность, силу духа, умение любить, нежность… Нет сомнения, что как подсказка к осмыслению образа Каролины выступает опять-таки позаимствованный у Леси Украинки образ, олицетворяющий идею справедливой борьбы – кинжал: «Павязе ў горад Мінск гэтыя шрыфты Караліна, па мянушцы Крывавы Кінжал…» [2, 62]. Интеллектуализация драматургического материала происходит в пьесе «Кастусь Калиновский» за счет обращения к общемировой культуре, при этом В. Короткевич прежде всего апеллирует к народным познаниям, в частности к моральным основам Библии. В тексте пьесы звучит имя Христа, упоминается библейский образ Хама, устами Юродивого разгром восстания сравнивается с Голгофой… Для углубления народности автор вводит в произведение персонажей из народных низов: кроме Юродивого, это нищенка Плакальщица и мальчик Ян. Они вызывают ассоциации с украинскими кобзарем, слепым, но внутренне видящим человеком-философом, и его поводырем, в роли которого обычно выступает ребенок-сирота. Образ этой традиционной для народной украинской культуры пары у В. Короткевича по-своему трансформируется. Плакальщица не рассказывает, как кобзарь, о героическом прошлом народа, она оплакивает народное горе. В то же время, Плакальщица наделена даром предвидения. В последней картине пьесы ее устами автор высказывает веру в будущие победы: «Глядзіце ж толькі, каты, глядзіце… Лятуць між хмар рыцары… Мячы іхнія – маланкі, вочы іх – стрэлы смертаносныя… Белыя коні… Залатыя коні… Гоняцца за ноччу…» [2, 95]. Борьба за справедливость – это трагедия, которая, по Короткевичу, очищает душу. Поражение в восстании не должно сломить народ: народный дух воспрянет вновь! Немой мальчик Ян, свидетель и участник событий, в конце пьесы обретает дар речи. И устами ребенка глаголет истина: «Нямы крычыць. Лямант страшэннага абурэння і злосці ляціць над людзьмі. Аблічча Яна – нібыта аблічча анёла гневу. Крычыць нямы. І раптам з рота яго… – Не-е-е… у-сё яшчэ… Не-е ўсё! Не-е ўсё!!!» [2, 96]. Показательны для понимания концепции народности в произведении и последние строки. Верой в светлое будущее заканчивается монолог К. Калиновского: «Ты будзеш паміраць. Ды толькі ведай, Бяссмертны ты, як фенікс, мой народ…». В заключительной ремарке драматург, продолжая идейную линию героя, выражает авторскую позицию в осмыслении описанных событий: «І, нібыта ў адказ на словы, вырастаюць з зямлі, побач з постаццю Каліноўскага, іншыя постаці… Яны збліжаюцца моўчкі, сурова, І вось яны – адно. Адна маса, адлітая з расплаўленай медзі… Яны вырастаюць, яны высяцца над зямлёй…» [2, 96]. Один из первых вариантов пьесы носил название «Руна Кастуся». Руна – скандинавская фольклорная песня. Обращение к ней – форма глубокого внедрения в народную память. Целью Владимира Короткевича был также поиск форм пробуждения народной памяти – исторической, этнической, национальной, активное приобщение читателя к духовным ценностям родного народа. ЛИТЕРАТУРА 1. Джанумов С. Фольклоризм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. 2. Караткевіч У. Збор твораў: У 8-мi т. Мн., 1990. Т. 8.